— Империи нужен ваш дар!
В центре амфитеатра возвышался человек в черной одежде, чье застывшее лицо было будто выточено из куска гранита. Он давно разучился улыбаться.
— У каждого из вас, кто смотрит на меня сейчас. У каждого, кто испуган, вырван из семьи или же, наоборот, пришел сюда добровольно, он есть!
Он обвел взглядом поднимающиеся уступами ряды кресел, и я невольно последовала его примеру. Мне придется провести с этими людьми три года обучения и… Я знала, что не все доживут до выпуска. Академия Торн-а-Тир не прощала ошибок и слабости, не верила слезам. Она превращала вчерашних детей в воинов, безжалостно сдирая с них мягкую кожу и заменяя ее броней.
Рядом со мной беззвучно рыдала, спрятав лицо в белоснежный носовой платок, светловолосая девчонка. Ее длинные волосы вились локонами. Еще вчера утром горничная помогала ей одеться и причесаться, на завтрак изнеженному цветочку подавали тончайшие вафли с паштетом из голубиной печенки; перчатки из атласа и сейчас оберегали руки от цыпок. Вот только очень скоро, буквально через час, ей придется снять перчатки и шагнуть в бездну.
Почувствовав мой взгляд, соседка подняла голову и поглядела на меня, ожидая сочувствия. Я отвернулась.
— Не стану скрывать, что обучение в Академии Торн-а-Тир станет суровым испытанием для каждого из вас. Однако вы и так это знаете! — Голос ректора, мейстера Кронта, усиленный артефактом, приколотым к вороту, достигал самых отдаленных уголков зала. — Кому-то придется проще, кому-то ноша покажется непосильной, но иного пути нет. Раскрытие дара требует ежедневного труда, пота, боли, слез и подчас крови.
Нежная фиалка, сидящая по правую руку от меня, после этих слов вздрогнула и зарыдала еще пуще.
— Заткнись! — прошипел парень, мой сосед слева. — Без тебя тошно!
Если белокурая девчонка принадлежала к высшему сословию, широкоплечий юноша с простым, плоским как блин лицом явно был выходцем из низов. Об этом кричала потертая кожаная куртка, пропахшая дымом и рыбой, обветренная кожа, мозолистые руки, которые сейчас вцепились в подлокотники. Сын рыбака? Скорее всего. Даже не скажешь, что ему недавно исполнилось восемнадцать, как всем нам: он выглядел на все двадцать пять. Однако он был нашим ровесником. Перепуганным мальчишкой, который старательно скрывал свой страх под грубостью.
Интересно, какой у него может быть дар? Разрушать стены одним ударом кулака? Создавать земляных големов? Повелевать ветрами? На самом деле внешний вид никак не мог подсказать, какие способности дремлют в человеке. Судьба весьма причудливо раздавала свои дары. Фиалка вполне могла оказаться сокрушителем, а брутальный сын рыбака — обладать целительской силой. А кем стану я? Я тряхнула головой, выбрасывая из головы бестолковые мысли. Какой смысл гадать? Кем-то стану. Если доживу.
— Меня зовут Веела, — прошептала фиалка. — А тебя?
Она надеялась найти во мне подругу? Зря. Однако отец всегда говорил, что при малейшей возможности надо обзаводиться соратниками, а не врагами. Так выжить проще, а я планировала выжить.
— Ала, — представилась я сокращенным именем. Повернулась к парню, коротко кивнула. — А тебя?
Сильный сын рыбака мог пригодиться на первом испытании, которое начнется вот-вот, как только мейстер Кронт закончит речь.
Парень скривил в усмешке рот.
— Думаешь, понесу тебя на закорках? Не надейся!
— Я не надеюсь, — ответила я без улыбки, без этих обычных девчоночьих ужимок: я попросту не умела кокетничать. — Но в команде проходить испытание легче.
Моя серьезность его убедила, он кивнул и представился:
— Ронан.
Прищурившись, оглядел меня без тени смущения. Да и я не стушевалась под его пристальным взглядом, дала себя рассмотреть.
— Что у тебя с волосами? — нахально спросил он.
Я ждала этого вопроса и не удивилась.
— Это седина.
Знаю, я выглядела необычно со своим цветом волос, он сразу бросался в глаза: в темных прядях сквозили тонкие белые нити. Казалось, что моя голова припорошена пеплом. Пепел. Вот что сделала со мной непрекращающаяся война. Она оставила следы не только в моей душе, но и на моем теле.
Я незаметно пошевелила плечом, разминая его. Утром я крепко-накрепко стянула сустав полосками ткани и надеялась, что на первом испытании нам не придется пробираться по коридорам, цепляясь руками за висящие под потолком кольца.
Каждый год изобретали новые испытания, никто заранее не знал, что нам уготовано. Меня, честно сказать, удивляла такая необходимость. Мы все отобраны. Мы не можем отказаться.
Едва юноше или девушке империи Пантеран исполнялось восемнадцать лет, к каждому из них являлся Ищущий. Люди в серых плащах и капюшонах, скрывающих лицо, приходили детям в кошмарных снах. Матери молились Всеблагому, чтобы у их ненаглядных, выпестованных чад не обнаружилось дара.
Да и можно ли считать даром то, что навсегда вырвет тебя из семьи, заставит страдать, сделает изгоем… Стоило бы назвать дар — проклятием. Так честнее.
— Сейчас в этом зале находится сто сорок два человека. — Ректор подходил к финалу приветственной речи. — Сто пять юношей и тридцать семь девушек. Каждый из вас бесценен. Однако я не могу поручиться, что до конца обучения доберутся все.
Поток одаренных выплеснулся из арки амфитеатра и потек вниз по винтовой лестнице. Мы шли медленно. Будущие студенты академии Торн-а-Тир растерянно озирались, переглядывались. Многие до сих пор не верили, что все происходит с ними на самом деле, а не в кошмарном сне.
От кирпичной кладки тянуло сыростью и морозным холодом. Стояли первые дни жнивеня, сухие и солнечные, и воздух еще пах летом и радостью, но здесь, в древних стенах академии, словно наступила зима. Или, скорее, здесь она не заканчивалась.
У подножия лестницы нас встречали студенты второго курса, подтянутые и суровые парни с деревянными планшетами в руках. Они распределяли нас по группам, чтобы выстроить у одной из десяти дверей, ведущих в лабиринт.
Одаренные без сопротивления подчинялись, вставали на указанные места. Кто-то с ужасом таращился на обитую железными полосами дверь, кто-то пытался завязать разговор, но слова в этом промозглом и пугающем подземелье казались лишними и неправильными.
— Туда! — указал Вееле высокий второкурсник с ежиком короткостриженых волос. Окинул быстрым взглядом меня. — Тебе к той двери.
Фиалка посмотрела на меня и задрожала.
— Мы вместе, — сказала я, за локоть выдергивая ее из толпы. — Это не запрещено правилами.
— Откуда тебе знать, что запрещено, а что нет, — хмыкнул встречающий. — Хорошо, идите вместе.
Я оглянулась, выискивая взглядом Ронана. Раз уж мы решили организовать временный союз, надо держаться вместе до конца. Я незаметно показала ему семь пальцев: я успела посчитать, что нас распределяют к дверям по очереди. Для того, чтобы попасть в нашу группу, Ронану следует пропустить вперед семь человек. Тот кивнул, но без особого энтузиазма. Что же, если он собрался проходить лабиринт в одиночку, — его право. Тем более что Веела в команде — слабое звено. Я злилась на себя, что поддалась сочувствию.
Одаренные сгрудились у двери лабиринта. Пользуясь передышкой, я оглядела себя с ног до головы. Наклонилась, чтобы туже затянуть шнуровку на высоких ботинках с толстой подошвой. Они крепко охватывали ногу и сидели как влитые. Кожаная куртка застегнута под горло, плотная кожа должна защитить от порезов и ударов. Брюки, напротив, сшиты из тонко выделанной, гладкой кожи, чтобы не стеснять движений и не цепляться за камни и ветки. Из косы выбилось несколько прядей, поэтому я заплела из них небольшую косицу и заправила за ухо.
Моя одежда имитировала форму студентов академии Торн-а-Тир. Я знала, к чему готовиться. В отличие от десятков растерянных одаренных. Одни явились в повседневной одежде, другие нарядились, точно собирались на званый ужин, а не на испытание.
Я невесело хмыкнула, оглядев Веелу. На голых ногах атласные балетки с тонкими подошвами. В таких туфельках только в экипаже ездить, а не по подземелью бегать. Длинное платье, зашнурованное на спине, — ясно, что Фиалке помогли его надеть. Распущенные волосы. Это никуда не годится. Если с обувью и одеждой ничего поделать нельзя, надо хотя бы позаботиться о прическе.
— Заплети косу, — скомандовала я, вынимая из кармана куртки полоску ткани: оставила на всякий случай. Вот ей и нашлось применение.
— Я не умею, — пискнула Веела, готовая вновь залиться слезами.
Я потушила в себе вспыхнувшее раздражение. Я сама предложила помощь. Поздно отказываться.
— Повернись!
Мои пальцы быстро разделили белокурые локоны на пряди. Волосы Веелы успели запутаться во время поездки, я дергала и тянула, не обращая внимания на писки: ничего, потерпит. Хуже будет, если она зацепится волосами и сдерет с себя скальп.
Я плела тугую косу и снова злилась. Теперь уже не на Фиалку, а на попечителей Академии. Почему нельзя заранее предупредить насчет одежды? Чтобы сподручнее было нас убивать в первый же день?
Хоть обыватели и боялись зловещей академии Торн-а-Тир, мало кто знал, что на самом деле происходит в ее стенах. Ходили страшные слухи и легенды, но невозможно было понять, где правда, где ложь.
Я знала, чего следует ждать, благодаря отцу, который когда-то окончил Академию с отличием. Дар редко передавался по наследству, это скорее исключение из правил. Мне повезло. Такое себе везение, если честно…
Разобравшись с прической Веелы, я отыскала глазами Ронана. Тот был собран вполне сносно: куртка, брюки, потертые, но удобные высокие сапоги. За плечами рюкзак. Вот от него стоило бы избавиться. Все равно, как только мы выйдем на той стороне, кураторы отберут у нас личные вещи, чтобы вечером сжечь их в огромной печи.
Но, если я скажу об этом сыну рыбака сейчас, он все равно меня не послушает. Поэтому я махнула рукой: рюкзак не сильно помешает, а если станет помехой, Ронан и сам бросит его.
— Чего нам ждать? — прошептала Веела.
Она устала рыдать и бояться, стояла бледная, безвольная и готовая сдаться. Я размахнулась и ударила ее по щеке. Вполсилы, чтобы разозлить и привести в чувство. Фиалка вскрикнула и захлопала синими глазами, прижала ладонь к расплывающемуся на нежной коже следу от удара.
— Вот этого, — жестко сказала я. — Непредсказуемых ударов и боли. Хочешь выжить?
— Д-да…
— Тогда хватит жевать сопли! Если ты упадешь, я тебя не понесу. Если устроишь истерику, успокаивать не стану. Поняла?
Сквозь группу одаренных, замерших у двери, протолкался второкурсник. Он вытянул из-под куртки толстую цепочку, на которой болтался медный ключ — тяжелый, с ладонь величиной. Подумать только, Академия Торн-о-Тир заполнена магией от подвалов до верхних этажей башен, а двери в лабиринт откроют обычным ключом.
Парень — тот самый, короткостриженый, — со скрежетом провернул ключ в замочной скважине, и по ряду ожидающих своей участи одаренных пронесся тихий стон. Я сцепила зубы и не издала ни звука.
— Ну что, птенчики, готовы к тому, чтобы вылететь из гнезда? — усмехнулся он и окинул нас циничным взглядом. — Надеюсь, зайдете сами и никому не придется давать пинка под зад?
— Как бы я тебе пинка под зад не дал, — пробасил один из одаренных — крупный, полный парнишка, самый высокий из нас — и вышел вперед.
— Имя, — приказал второкурсник, занося карандаш над листом, приколотым к планшету.
— Зачем?
— На тот случай, если твою задницу выволокут из лабиринта бездыханной, — хмыкнул тот. — Мне-то без надобности. Пока ты лабиринт не прошел, ты и за человека считаться не можешь, понял, толстяк?
Одаренный скрипнул зубами, но не стал лезть в бутылку, понял, что связываться с второкурсником при исполнении обязанностей себе дороже.
— Атти Галвин.
Острие карандаша накарябало имя. Второкурсник толкнул дверь.
— Иди вперед. Твоя задача — выйти на той стороне.
— Удачи! — пискнула Веела.
Атти слабо улыбнулся ей и шагнул за порог.
— Следующий!
— Я зайду и буду ждать за дверью, — прошептала я Фиалке.
— А так можно? — испугалась она.
— Они не предупреждают, но правилами не запрещено создавать команды. Ронан, тебя тоже дождемся!
Сын рыбака кивнул.
Один за другим одаренные называли свои имена и ныряли в черный зев лабиринта. Из проема веяло ледяным холодом и доносился легкий гнилостный душок. Каждый раз, когда открывалась дверь, Веела переставала дышать и прикладывала к носу измятый платочек. Вот дурочка, право слово. Как она намеревается дышать в лабиринте? Лучше бы ей привыкать уже сейчас.
Второкурсник записал имя щуплого рыжего паренька — Барри Кон — и толкнул створку, чтобы впустить его, когда из глубины лабиринта донесся приглушенный девичий вскрик. Следом отчаянное: «Помогите! Помогите!», оборвавшееся так резко, будто кто-то зажал несчастной рот. Сердце бухнуло и упало куда-то в желудок. А ведь я была готова! Думала, что готова…
Веела из бледной сделалась серой, как застиранная простыня, у Ронана вытянулось лицо. Я укусила себя за щеку изнутри. Я ничем не покажу слабости.
Барри замялся на пороге, озираясь в поисках поддержки, но куратор не стал дожидаться, пока он наберется храбрости, — втолкнул его в лабиринт и закрыл дверь.
— Следующий!
Надо решаться! Буду оттягивать неизбежное — растеряю остатки смелости.
Я ободряюще кивнула Вееле: «Я дождусь тебя» и вышла к двери.
— Алейдис Дейрон, — назвала я имя, с некоторых пор ненавидимое и презираемое. Для того, чтобы произнести его вслух, пришлось собрать все свое мужество. Пожалуй, это будет пострашнее, чем пробираться по темным переходам.
— Полковник Дейрон — твой отец? — изогнул бровь второкурсник. Он так удивился, что даже отступил от привычного протокола.
Я сглотнула пересохшим горлом и ответила:
— Да.
— Предатель… — раздался шепот за спиной, передавая новость дальше по рядам. Если кто-то еще не знал, что Алейдис Дейрон, дочь государственного преступника, в этом году поступает в Академию, — теперь узнают все. — Предатель… Дочь предателя…
Я заставила себя оглянуться, чтобы поглядеть на лица юношей и девушек, с которыми я еще минуту назад стояла плечом к плечу, и прочитала в их глазах презрение, отвращение и страх.
Веела глядела на меня с гримаской ужаса, как на волка, неожиданно сбросившего овечью шкуру. Что же, если она откажется проходить испытание в команде, я принуждать не стану. По непроницаемому лицу Ронана понять, о чем он думает, было невозможно. Либо мое происхождение его не тронуло, либо он хочет меня убить. Скорее последнее. Прямо там, в лабиринте, и придушит. Однако, боюсь, его ждет сюрприз: я не из тех, кто легко продаст свою жизнь.
— Вперед, Алейдис, — криво усмехнулся второкурсник, с показным радушием распахивая дверь. — Сказал бы, что желаю удачи, но… нет!
Я стиснула зубы, расправила плечи и шагнула в бездну.
Перед внутренним взором на миг появилось лицо отца, такое, каким я видела его в нашу последнюю встречу. Каким запомнила. Уставшее, обветренное, с сеточкой морщин в уголках серых глаз. Небритый — щетина соль с перцем, пропахший костром и кровью. Рука на перевязи. Грустная улыбка. Грозный полковник Дейрон не улыбался никому в этом мире, кроме меня. Только я знала, каким нежным и заботливым может быть его взгляд, какими теплыми — руки. Как бы я хотела верить в то, что он не предатель!
Но факты, увы, говорили об обратном.
Я отошла на несколько шагов и прислонилась к стене. Пока в тускло освещенном магическими лампадами коридоре не наблюдалось ничего зловещего. Неприятно пахло, и холод тут же остудил взмокший лоб, но с потолка не сыпались пауки или змеи, принуждая одаренных бежать вперед, не разбирая дороги. Я могла дождаться мою команду.
Моя команда! Я усмехнулась, мысленно проговорив эти слова. Ронан и Веела, едва оказавшись на другой стороне, поспешат откреститься от дочери предателя. Опасно иметь таких друзей, как я.
Распахнулась дверь, я отступила в тень, чтобы не попасться на глаза второкурснику. В лабиринт вошел сын рыбака, прищурился, отыскивая меня взглядом.
— Значит, ждешь?
Я пожала плечами.
— Я обещала. Как там Веела?
— Трясется как овечий хвост, — хмыкнул Ронан. — Но зайдет, куда денется.
Дверь заскрипела, пропуская… Нет, не Фиалку, а незнакомого парня. Я его запомнила по ленте, перехватившей лоб под густой каштановой челкой, чтобы пот не стекал в глаза. Он заметил нас, вернее, сначала наши силуэты, и шарахнулся назад, но пригляделся и с шумом выдохнул.
— Фу, придурки, напугали. Я думал, гулей в лабиринт запустили. Вы чего здесь топчетесь?
— Сам ты гуль, — беззлобно откликнулся Ронан. — Иди давай.
Парень двинулся было вдоль стены, на всякий случай держась подальше от широкоплечего сына рыбака, но притормозил, не успев завернуть за угол.
— Вы вместе пойдете? Разве правилами не запрещено?
— Ты читал правила? — хмуро осведомилась я. — Я — нет. Потому что правил не существует.
Отец рассказывал, что первое испытание проверяет одаренных не только на выносливость. Физическая сила важна, но показать, что ты умеешь работать в команде, нестандартно мыслить, побеждать свои страхи, — намного важнее. Нам ничего не объясняли заранее именно поэтому. Подлый трюк… Но действенный.
— Я с вами, — поспешно сказал парень и протянул ладонь Ронану, приняв его за старшего. — Я Нелвин.
— Иди куда шел, Нелвин! Проваливай, — прорычал мой напарник.
— Пусть остается, — негромко сказала я.
Трое или четверо человек — хорошая команда. Крепкая. Вот пятый стал бы уже лишним. Ронан недовольно крякнул, но Нелвин приободрился.
— Ну что, вперед?
— Ждем, — коротко скомандовала я.
Где же Веела? Она давно должна была появиться. Дверь на этот раз приоткрылась медленно, и я, к своему изумлению, услышала, что короткостриженый куратор пытается подбодрить нежную Фиалку.
— Не хочу тебя толкать. Давай сама. У тебя все шансы выжить.
— Да? — испуганно спросила Веела, не веря и отчаянно надеясь.
И правильно, что не верила. Ее шансы минимальны, и второкурсник об этом тоже знал и, хоть был злобным говнюком, не хотел своими руками запихивать девчонку на верную смерть. К тому же Веела выглядела такой милой и беззащитной.
На балу, на который одаренная никогда не попадет, вокруг нее кружились бы кавалеры, мечтая забить один из танцев в записной книжке. А если не получится пройтись в горделивом каскаде, счастьем станет и то, что хорошенькая блондинка примет из их рук бокал лимонада и благодарно склонит свою очаровательную головку. За таких, как Веела, бились на дуэлях. Но сейчас она сама должна бороться за свою жизнь.
— Ты выживешь, — ответил второкурсник, и я ясно слышала ложь в его голосе.
Веела робко переступила порог. Увидела меня, Ронана и Нелвина, слабо улыбнулась.
— Вперед! — распорядилась я.
Они все, даже грозный на вид сын рыбака, послушались моего приказа. Я первая завернула за угол, они потянулись следом. Мы молчали, вглядываясь в темноту, готовые сорваться с места и бежать куда глаза глядят от любого шороха. Хуже нет — не знать, с чем придется иметь дело.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Нельзя бояться. Сначала убивает страх, а летящее копье, ядовитый туман или укус змеи лишь доводят дело до конца.
Мы добрались до развилки.
— Налево, — сказала я.
— Почему налево? — спросил Нелвин.
Я поморщилась: сейчас не время для пояснений. Времени вообще нет. Неизвестно, когда и откуда придет опасность, а в том, что счет шел на минуты, я не сомневалась. Чем дальше мы успеем продвинуться, тем лучше.
— Так это работает, — отрезала я. — Просто верь мне.
Ронан тыкнул Нелвина кулаком в бок, не сильно, лишь для острастки.
— Слышь, не нуди! Все равно куда-то надо повернуть. Пусть будет налево!
Я шла первой, за собой поставила Веелу, чтобы она, если и отстанет, не потерялась: парни идут замыкающими и подтолкнут. Мы потянулись друг за другом. Показалось или освещение слабеет?
— Держитесь рукой за левую стену: так мы не заплутаем, даже если свет вырубится!
На этот раз послушались без разговоров. Новая развилка.
— Налево! — обрадованно воскликнул Нелвин и, обогнув меня, первым нырнул в проход.
— Да? — оживился Ронан. — Что ты поняла?
— Смотри!
Я сделала пару шагов вперед, но остановила Ронана перед невидимой чертой, за которой начинался ровный пол, ухватив напарника за запястье. Он послушно замер, однако тут же стряхнул мою руку, точно она его обжигала.
Как я могла забыть — я дочь предателя. Ронану неприятны мои прикосновения, как и то, что я нахожусь рядом. Мы заключили временный союз, это не значит, что мы стали приятелями.
— Смотри, — повторила я слегка осипшим голосом. — Вдоль левой стены тянется бороздка — это наша дорога. Вон там…
Я указала пальцем в середину коридора.
— Там должна начинаться вторая бороздка. Как на рисунке. Надо будет перескочить на нее. Веела, ты меня слышишь?
— Так просто? — удивился Ронан. — Легче легкого.
— Когда знаешь — просто, — сказала я, не стала добавлять, что мы могли не заметить подсказки, не обратить на нее внимания, не разглядеть борозды на полу.
— А если сойдем с дороги? — пискнула Фиалка.
Я покачала головой, но подумала, что мой жест может быть незаметен в полумраке, и добавила вслух:
— Я не знаю. Но лучше не сходить. Я пойду первой. Я легкая и быстрая. Если что-то случится… Вы увидите и попробуете меня вытащить.
«Или хотя бы останетесь в живых», — мысленно добавила я.
Я встала у края бороздки и осмотрелась. Стены тонули в сумраке, но, насколько я могла судить, в них не было отверстий, из которых в любой момент вылетят стрелы, или щелей, откуда на головы незадачливых путников обрушатся топоры и секиры. Просто коридор. Просто дорога.
— Ладно… — пробормотала я.
Я пошла по едва заметной бороздке, выдолбленной в каменной полу, будто канатоходец по канату: раскинула руки в стороны и старалась не заступать за край. За мной, пыхтя и отдуваясь, шагал Ронан, ему тяжело было удерживать равновесие.
— Веела, ты идешь? — крикнула я, не оборачиваясь.
— Иду!
Я прошла треть пути и, как и ожидала, увидела вторую бороздку, отстоящую от первой почти на метр. Не критично — можно перепрыгнуть. Главное — постараться попасть ровно на линию.
— Внимание! Впереди вторая дорога, — громко позвала я. — Я сейчас перескочу на нее, отойду на несколько шагов, тогда прыгает Ронан, потом Веела.
Не зря отец гонял меня на тренировках почти наравне с рекрутами-новичками. Честно сказать, от природы я слабая, да еще и тонкая, как тростинка. Никудышный воин, чего греха таить. Но с тех пор, как мне исполнилось десять лет, еще до того, как Ищущий обнаружил во мне дар, отец утром и вечером, невзирая на погоду и мои писки, выгонял меня на полигон. Сейчас я понимала, что синяки, ссадины, ноющие суставы и сбитые костяшки пальцев — ничтожная плата за то, чтобы остаться в живых.
На тренировках я перепрыгивала со столба на столб. Падала в жидкую грязь, вымешенную сотнями сапог, поднималась, карабкалась вверх и прыгала снова.
С линии на линию я перескочила без труда. Прошла вперед, дожидаясь свою команду. Ронан грузно перемахнул с борозды на борозду — его выручил высокий рост и длинные ноги. Веела долго примерялась, раскачивалась то вперед, то назад и с каждой секундой трусила все сильнее.
— Прыгай немедленно! — приказала я.
— Прыгай давай! — «помог» Ронан. — А то уйдем и оставим тебя здесь одну!
Веела взвизгнула и прыгнула. Слишком слабо. Слишком недалеко. Это было заметно сразу. Она приземлилась сначала на ноги, потом, пошатнувшись, упала на колени и уперлась ладонями в гладкий пол.
Пару мгновений ничего не происходило.
«Пронесло? Это ловушка-обманка?» Папа говорил, что бывают и такие: заставляют включать мозги, но не опасны.
Нет, не пронесло. Раздался тяжелый гул, как тогда, когда с гор сходит лавина. Гарнизон, в котором я росла, окружали горы. Зимой частенько можно было услышать этот грозный гул после того, как стихийники направляли лавины в безопасное русло.
Пол рушился! Коридор, по которому мы только что шли, обваливался вниз со все нарастающей скоростью.
— К стене! — крикнула я.
Если я не ошиблась — а я отчаянно надеялась, что права, — у стены должен остаться узкий выступ. Одаренным обязаны предоставить еще один шанс!
Веела возилась на полу, путаясь в длинном платье, всхлипывала. Даже если я захочу — я не успею до нее добежать и оттащить к стене. Бедная Фиалка.
Я прижалась к каменной кладке спиной. Надо отвернуться. Зачем мне помнить последнее мгновение жизни хрупкой и невезучей девушки? Если бы не проклятый дар в ее крови, Веелу ждала бы совсем иная судьба. Сразу было ясно, что она не жилец. Я не удивлена.
А вот Ронан удивил! Он в один шаг оказался рядом с Веелой, схватил ее огромной ручищей за воротник и вздернул на ноги. Отшвырнул в мою сторону, и тут уже я обхватила ее за талию, прижала к себе и к стене. Сын рыбака попятился от выскальзывающих из-под его ног камней. Успел!
Миг — и грохот стих. Мы стояли на карнизе шириной в две ступни Ронана, распластавшись по стене, прижавшись к ней изо всех сил. Внизу у наших ног чернела пропасть, казавшаяся бездонной.
Мы снова шли сумрачными коридорами. Сил оставалось все меньше. Колени тряслись от усталости, а поврежденное плечо болело, хотя я почти не задействовала правую руку.
— Внимательно смотрите по сторонам, — напомнила я. — Ищите ключ. Он может оказаться где угодно.
— Как меня все достало! — в сердцах высказался Ронан. — Сколько можно над нами издеваться?
«О, это они еще даже не начали», — грустно подумала я.
До того, как во мне обнаружился скрытый дар, отец почти ничего не рассказывал о том, как учился в Академии. Потом наступил день, когда Ищущий, чье лицо я так и не смогла рассмотреть под надвинутым на глаза капюшоном, пришел в гарнизон на краю Империи.
— Не волнуйся, Ласточка, дар почти никогда не передается по наследству, — успокаивал меня отец, когда я дрожащими руками плела косу и натягивала меховую безрукавку, чтобы спуститься к крыльцу, у которого ждал посланник Академии.
Они никогда не заходили в дом. Сколько бы времени ни занимал путь, Ищущие ждали у крыльца в любую погоду. Могли простоять неподвижно и сутки, и двое, будто им неведомы были жажда, голод и обычные человеческие потребности. Они не торопились, они знали, что перепуганные юнцы рано или поздно выйдут к ним и протянут им руку.
Тогда Ищущий вынимал из кармана прозрачный кристалл, похожий на горный хрусталь. Такой красивый, такой безопасный на вид.
Острое навершие царапало ладонь, появлялась капелька крови. Если кристалл оставался прозрачным — дара нет, выдыхайте, живите дальше, женитесь, выходите замуж, рожайте детей, забудьте навсегда о жуткой академии Торн-а-Тир. Алый же цвет камня становился приговором, который не подлежал обжалованию.
Я ясно помню, как потекла по прозрачным граням капля моей крови, как внутри кристалла, в самой его сердцевине, вспыхнула красная точка. Я моргнула, думая, что это только отсвет пламени костра: их горело множество по периметру гарнизона, разгоняя промозглый холод и тьму. Но нет, не почудилось: спустя пару биений моего испуганного сердца кристалл полностью налился алым.
Никогда не забуду лицо отца. Каким оно сделалось в то страшное мгновение. Он будто уже меня хоронил…
— Добро пожаловать в Академию Торн-а-Тир, одаренная, — скрипучим голосом произнес Ищущий.
— Там кто-то есть, кто-то крадется за нами! — вскрикнула Веела, вырывая меня из воспоминаний.
Похоже, у нежной Фиалки сдавали нервы. Она указывала за мою спину, в коридор, из которого мы только что вышли. Я обернулась, но ничего не увидела.
— Там ничего нет, успокойся!
Ронан похлопал ее пятерней по плечу, Веела шмыгнула носом и прильнула к сыну рыбака, будто тот мог защитить ее от всех бед. Ронан растерянно захлопал глазами, но потом обнял Фиалку в ответ, утешая.
— Хватит обниматься! — жестко потребовала я. — Сейчас не время и не место! Потом хоть целуйтесь!
Веела залилась румянцем, они с Ронаном отшатнулись друг от друга, уставились в разные стороны. Мне сделалось тошно от самой себя. Я вела себя мерзко и грубо, но, к сожалению, лучше этих двоих понимала, что расслабляться сейчас нельзя, еще ничего не закончилось. Такие передышки делают специально, чтобы одаренные размякли и потеряли бдительность.
Ронан повел Веелу за руку. При других обстоятельствах сын рыбака никогда бы и приблизиться не смог к дочери лендлорда. Но мы больше не были простолюдинами или аристократами: дар уравнял нас — теперь мы карающая длань Империи.
Мы свернули в левый переход, и сейчас уже мне почудился шорох. Я оглянулась и в мерцающем свете лампад успела разглядеть тень рогатой головы и силуэт исполинского роста.
Не верю! Они не могли натравить на первогодков тварь с Изнанки! Мы не сумеем ее одолеть.
— Быстрее! — поторопила я.
— Ноги болят, — пожаловалась Веела.
— Немножко осталось, давайте поднажмем!
Я не стала их пугать, рассказывая о преследовании, и первая прибавила шаг, заставляя и мою команду ускориться.
— Куда спешить? — ворчал Ронан. — Не хватало снова угодить в ловушку!
За спиной раздался явственный стук копыт по камням, а следом шумный выдох, заставивший огонь в лампадах задрожать. Громоздкая рогатая тень выползала из-за угла.
— Т-там!.. — Веела указала пальцем.
— Я вижу! Бежим!
И мы из последних сил понеслись вперед, оскальзываясь на мокрых камнях. Я сворачивала в переходы, показывая путь, и могла только надеяться, что моя стратегия не заведет нас в тупик. Ронан, тяжело отдуваясь, тащил за руку Веелу.
— Ключ! — крикнула она вдруг, указав куда-то вверх.
Мы оказались в круглом зале со сводчатым потолком, в его центре на короткой веревке свисал ключ. Такой, как мы и предполагали: большой, медный, заметный издалека.
Топот за спиной не замедлялся. Счет шел на секунды.
— Ронан, подними меня!
Сын рыбака без лишних разговоров взял меня за талию и, поднатужившись, подкинул вверх, перехватил под бедра.
— Ронан, слезь с меня, — прошипела я.
Достаточно громко, чтобы меня услышали: раздался хохот. Ронан поспешно вскочил на ноги, так торопился, что задел меня локтем по макушке. Не нарочно, но у меня искры посыпались из глаз. Что за неуклюжий парень! Мало мне сегодня шишек и синяков…
Я принялась вставать, но чуть не грохнулась в обморок. Пришлось переждать, опустив голову и уперев ладони в заляпанный грязными ботинками пол.
— Одаренная, немедленно поднимись на ноги и представься, — раздался над самым ухом холодный, режущий, будто кромка ножа, голос.
— Сне́жка, дай ты ей прочухаться, — усмехнулся кто-то. — Видно же, что совсем сопливая и худосочная. Хорошо, что вообще выбралась.
— Никаких поблажек, Ярс, никому. И сколько раз повторять, чтобы ты не смел называть меня Сне́жкой!
Я наконец проморгалась и, пошатываясь, встала. Перед глазами плясали пятна, и окружающий мир казался нереальным. Я увидела ребят из нашей группы, которые зашли в лабиринт раньше и закончили испытание первыми. Вид у новобранцев был ошалевший, будто их пропустили через мясорубку. Никто не ожидал, что в лабиринте придется настолько туго.
В двух шагах от меня обнаружился Нелвин, он пытался отдышаться, прислонившись к стене. Парень потерял где-то свою ленту, и каштановые волосы мокрыми прядями пересекали лоб. Зато живой! Молодец.
— Одаренная! — резанул окрик. — Может, ты соизволишь посмотреть на своего командира?
Папа предупреждал, что нас, новеньких, сразу разобьют на группы, у каждой будет свой эфо́р, командир из числа старшекурсников. Для первогодков он царь и бог, его приказы нельзя оспорить, он волен наказывать или поощрять.
— Не пытайся к нему подлизаться, — говорил отец. — В академии презирают подхалимаж. Однако ценят силу духа. Сразу покажи, на что способна.
Хорошенькое начало знакомства со своим эфором! Вместо того, чтобы назвать имя, я повернулась к командиру спиной и пялилась на помятых одногруппников. Я была дезориентирована и сама не своя от усталости, но вряд ли это меня извиняло.
Я резко развернулась, и меня повело в сторону. Снова раздались смешки. Веселились не измученные первогодки, а парни-третьекурсники, пришедшие поглазеть на новобранцев. С трудом верилось, что эти матерые парнищи старше нас всего на два-три года. Даже широкоплечий Ронан рядом с ними казался угловатым испуганным подростком. Этих парней перековали в горниле, отлили из стали.
И все же сейчас старшекурсники потешались над нами, дурачились, и сразу становилось понятно, что они еще не окончательно растеряли ребячество. Сколько им там лет-то? Двадцать с хвостиком.
Я снова сплоховала: таращилась на высоких, затянутых в кожу парней вместо того, чтобы представиться будущему командиру.
— Одаренная! Ты хочешь стать первой, кто получит штрафные баллы?
Я прикусила щеку. «Да что же такое, Ала, соберись!» И посмотрела в глаза своему эфору.
Тот, кого однокурсник по-дружески назвал Сне́жкой, смотрел на меня грозовыми, льдисто-голубыми глазами, которые удивительным образом гармонировали с угольно-черными короткими волосами. Кожа казалась белой-белой, будто свежевыпавший снег, может, по контрасту с цветом волос, а может, от природы. Во всяком случае сразу стало понятно, почему эфор заслужил свое прозвище.
Мой будущий, а вернее, уже настоящий командир возвышался надо мной на две головы. Нависал несокрушимой скалой и прожигал суровым взглядом.
Пока мы играли в гляделки, распахнулась дверь лабиринта, выпуская еще одного выжившего счастливчика, но мой командир и бровью не повел, продолжая пригвождать меня взглядом к полу.
— Алейдис Дейрон, — представилась я, уверенная, что говорю громко, но голос прозвучал мышиным писком.
Гул разговоров моментально стих. Теперь и старшекурсники уставились на меня, разглядывая, запоминая. Я становилась мишенью под их перекрестными взглядами. Чего мне теперь ждать? Мелких подлостей, вроде пролитого за шиворот супа или неожиданного тычка в спину? Или чего-то посерьезнее, вроде стекла, насыпанного в обувь?
Однако хуже всего оказалось заметить выражение презрения и ненависти, проступившее на лице моего командира. Он взял себя в руки, но я увидела достаточно, чтобы понять: спокойной жизни мне не видать как своих ушей.
— С этих пор: кадет Дейрон, — отчеканил эфор. — Ко мне обращаться «эфор Эйсхард».
И тут же потерял ко мне интерес, кивком призывая Ронана.
Я отползла к стене на негнущихся ногах. Хотелось упасть в постель и лежать без движения час-два, даже жажда и голод отступили на второй план. Еще надо покрепче перевязать плечо, иначе к вечеру так разболится, хоть волком вой.
Немного придя в себя, я принялась осматриваться. Двери то и дело выпускали новых одаренных. Хоть бы в этом году на испытании обошлось без погибших! Но после того, как я услышала из лабиринта полный ужаса крик, я сомневалась, что повезет.
Мои опасения скоро подтвердились. Куратор-второкурсник появился откуда-то из бокового выхода, уважительно кивнул эфору Эйсхарду и протянул ему планшет с именами.
— Твоя группа. Минус один.
— Кто?
— Линелия Амси. Ров с кольями.
Академия Торн-а-Тир располагалась в бывшем форте. Когда-то он защищал границы королевства Антер, но два столетия назад королевство вошло в состав Империи и оборонительное укрепление сделалось ненужным. Несколько лет оно пустовало и потихоньку разрушалось, пока император Максимилиан не основал в нем академию.
Теперь в неприступных стенах форта учат одаренных. Только благодаря дарам человечество пока противостоит смертельной опасности.
Аврелиан V во время публичных выступлений на День Памяти любит повторять, что одаренные — главная достояние Империи, твердит, как он нам благодарен, как ценит каждого и что его подданные могут спать спокойно, пока на страже границ стоят такие люди, как мы. Раздает награды особо отличившимся. Отец тоже получил орден, украшенный рубиновыми каплями, похожими на капли крови: «За заслуги перед Отечеством». Где он теперь? Наверное, так и остался лежать в кабинете отца в разрушенном, сгоревшем гарнизоне…
Форт врастал в землю, уходил вниз на несколько этажей. В укрепленных подвалах содержали тварей Изнанки, нам еще предстояло познакомиться с ними поближе. Сверху бывшее оборонительное сооружение надстроили — в светлых помещениях расположились учебные аудитории и лаборатории.
Все пространство Академии напоминало смятый в комок лист бумаги — как если бы огромную территорию попытались уместить на небольшом пятачке земли, а для этого ее стиснули, свернули в несколько слоев. Дело рук одаренных — пространственников. Они наверняка и над лабиринтом работали, как еще объяснить то, что на сотне метров десятки студентов ни разу не пересеклись.
Пока мы шли, я насчитала в нашем отряде тринадцать человек, включая меня: десять парней и трех девушек. Девушек среди одаренных всегда меньше, чем парней. В нашем отряде их должно было быть четыре, но Линелия Амси погибла.
Третья девушка, высокая, темноволосая, когда я на нее посмотрела, ответила смелым взглядом. Вот только я не заметила в ее глазах тепла или хотя бы любопытства. «Лучше бы тебе сдохнуть поскорее, Дейрон!» — ясно сообщал ее колючий взгляд.
«Как же много у меня доброжелателей, — хмыкнула я про себя. — Не дождетесь!»
Дальше я шла, разглядывая красные кирпичные стены, украшенные литографиями с портретами правящей семьи и картами городов.
Мы поднимались по узким каменным лестницам, шагали по переходам, где едва не задевали головами низкие потолки, снова спускались. Одна я давно бы заблудилась. Поэтому первые недели, пока первогодки привыкают к новой жизни, с ними как курица-наседка носится их эфор. Неудивительно, что здесь новичков прозвали желторотиками. Цыплята и есть.
— Крыло вашего отряда, — сказал командир, останавливаясь перед ответвлением коридора. — Я сам буду забирать вас, отводить на занятия и в столовую.
— Я еще мальцом возил на продажу горшки в соседнюю деревню на ярмарку, — проворчал рыжий одногруппник, как там его — Барри? — И ни разу не заблудился!
— Никого на цепь не приковывают, — сдержанно пояснил эфор Эйсхард. — Но меры предосторожности придуманы не просто так. В прошлом году кадет решил прогуляться на свой страх и риск, не изучив до конца, как работает пространство в Академии. Его нашли…
Он замолчал, а мы с замиранием сердца ждали продолжения.
— В подвалах нижнего уровня, где содержатся самые опасные твари Изнанки.
— Его сожрали? — так живо и плотоядно поинтересовался Атти, что даже у ледяного эфора дрогнули уголки губ в мимолетной улыбке.
Эйсхард выдержал паузу, прежде чем ответить.
— Клетки надежно укреплены магией, но страха он натерпелся.
Мы выдохнули с облегчением: не хотелось бы, случайно свернув за угол, оказаться в клетке с ядовитым стозубом.
— Через месяц-другой вы научитесь видеть правильную дорогу, — туманно пояснил командир. — А пока никаких прогулок! За мной!
Он повел нас по коридору, поглядывая в список и на двери, распределяя комнаты.
— Кадет Дейрон, — наконец, объявил он.
Моя спальня оказалась самой дальней по коридору. Обшарпанная и поцарапанная деревянная дверь повидала на своем веку немало поколений студентов. Медная ручка сияла, отполированная тысячами прикосновений. Я положила на нее ладонь и отчетливо услышала, как щелкнул, открываясь, замок.
Запирающая магия! Я так и знала, что ключи в Академии не нужны. Отец рассказывал, что в Торн-а-Тир магии сосредоточено больше, чем во всей Империи. Это и неудивительно, ведь каждый ее обитатель, будь он кадет или мейстер, — одаренный.
— Полчаса на сборы, — повторил эфор Эйсхард.
Я осталась наедине с командиром: одногруппники разбрелись по комнатам. Эйсхард сузил глаза, разглядывая меня в упор. Теперь, когда мы очутились один на один, эфор перестал контролировать лицо: он был страшно зол. Я невольно отпрянула, вжимаясь спиной в стену, а Эйсхард прекрасно видел, что я растеряна, но вместо того, чтобы оставить меня в покое, наклонился еще ниже, опершись на ладонь в сантиметре от моей головы. Я сглотнула, чувствуя себя слабой перепуганной девчонкой.
— Я тебе не рад, Дейрон, — процедил он.
— Какая жалость! — дерзко ответила я. — Что поделать, придется как-то потерпеть! Всего-то год! Я тоже не слишком счастлива, что моим эфором станет бессердечная ледышка.
Я переступила порог и захлопнула дверь, отсекая себя от враждебного мира. Хотя бы здесь я ненадолго в безопасности!
Вместо привычной кровати на стену цепями крепилась полка, как у заключенных в тюрьмах. Я добрела до нее и села, втиснув между коленей трясущиеся руки. Перед глазами все еще стоял обжигающий холодом взгляд эфора Эйсхарда.
Просто отлично, что сказать! Мои одногруппники меня презирают, командир не скрывает ненависти… А я не провела в Академии еще и дня. Что же дальше?
«Ты справишься, Алейдис, — сказала я себе. — Должна! Ты не доставишь им такого счастья: не отчаешься и не сдашься!»
Я снова по обыкновению укусила себя за щеку. Сегодня я так часто вгрызалась зубами в нежную слизистую, что на ней появилась ранка.
— Ладно, — сказала я вслух. — Плевать!
Я заставила себя встать на ноги и оглядеться. Займусь делами — это верный способ не думать о плохом.
Комнатушка оказалась совсем крошечной и тесной, длинной, будто пенал для карандашей. Я поняла, почему постель подвесили на цепях: полку можно поднять, освобождая место. В торце спальни расположился стол, на нем аккуратной стопкой лежали книги. Я собиралась рассмотреть их как следует и тут увидела стеклянный графин с водой.
Вода! Как же хочется пить! Я бросилась к графину и, игнорируя стакан, сорвала деревянную крышку и напилась прямо из устья. Утолила жажду, и на душе немного полегчало.
Я с интересом присмотрелась к книгам. Потрепанные обложки со стертыми, когда-то позолоченными буквами — учебники прошли через многие руки. Рядом со стопкой лежал лист картона, исписанный каллиграфическим почерком: «Расписание на неделю». Наше обучение начнется завтра, в восемь утра. Первой лекцией стояла история Империи Пантеран», второй — бестиарий.
Учебник, что лежал сверху, тоже назывался «Бестиарий» с подзаголовком «Классификация тварей Изнанки». Я открыла его посередине и уставилась на зубастого уродца, чьи клыки, величиной с ладонь человека, выпирали из нижней челюсти. Тварь чем-то напоминала кабанчика, если бы кабанчик отрастил морду размером с остальное туловище и обзавелся острыми, как ножи, зубами. «Гаргонел» — значилось внизу рисунка. Меня передернуло, и я захлопнула книгу.
Третье занятие туманно описывалось как «Знакомство с Академией». Пойдем на экскурсию?
Рядом со столом в стене был устроен шкаф. Я распахнула створки и поняла, что напрасно обещала Ронану красивую кожаную форму, как у старшекурсников: первогодок ожидала унылая темно-серая одежда из плотной ткани — брюки и удлиненный жилет без рукавов, под который поддевалась хлопковая просторная рубаха, их в шкафу обнаружилось сразу три, на смену.
Внизу, на полке, стояли мягкие тканевые ботинки на ребристой подошве — легкие и удобные. В таких хорошо бегать, но вот испинать противника не получится.
О чем я думаю? Уже готовлюсь к битве не на жизнь, а на смерть? Я покачала головой, удивляясь сама на себя. Кого я собираюсь пинать? Надеюсь, не придется!
Сбоку выдвигался ящичек, я заглянула в него и смутилась: на полке лежало белье, хлопковые короткие панталоны и сорочки. Странно думать о том, что кто-то заранее подготовил мне такие интимные вещи, но, видно, на время обучения в Академии придется забыть о девичьей стыдливости.
Дверца напротив шкафа вела в маленькую уборную. Здесь имелась и металлическая раковина с висящим над ней стареньким зеркалом, покрытым патиной, а в нише оборудовали душ! Я не привыкла к такой роскоши. В гарнизоне приходилось ведрами таскать воду в деревянную кадушку или, чаще всего, пользоваться тазом и кувшином.
Я повернула вентиль, и из отверстий в потолке потекли струи воды. Едва теплой, но кто беспокоится о подобных мелочах! Я скинула пропотевшую одежду прямо на пол, размотала сбившиеся полоски ткани с плеча и шагнула под струи. Задрала лицо. Вода стекала по разгоряченной соленой коже, смывая грусть и страх.
Я растерлась полотенцем докрасна, распустила чуть влажные волосы. Как же хорошо! Не такое ужасное место эта Академия, жить можно!
Сколько прошло времени от отведенного на сборы получаса? Мои внутренние часы — кстати, очень точные, ведь я дочь военного — сообщали, что у меня еще есть время в запасе. Я решила потратить его на то, чтобы заново перебинтовать плечо.
Рана зажила, но до сих пор давала о себе знать. Да и шрам остался уродливый. Целитель сказал, что с отметиной от когтя октопулоса, ничего нельзя поделать — ни одна мазь не поможет. Прямо под ключицей виднелась круглый рубец, величиной с донышко кружки, а от нее вниз по руке, по груди тянулись толстые струпья. Перевивались, похожие на узловатые корни. Отвратительное зрелище! Наверное, другая бы заплакала, в первый раз увидев это уродство, но на тот момент у меня появились более существенные поводы для слез…
Я крепко-накрепко перемотала полосками ткани ноющее плечо — до вечера доживу. Целитель уверял, что однажды боль пройдет, а пока надо стараться не нагружать правую руку. Ага, так я и объясню эфору! Мол, нельзя поднимать ничего тяжелее карандаша. То-то он посмеется.
Форма села идеально. Снова магия. Магия, магия, магия — словно сам воздух в академии пропитан ею.
У меня оставалось минут пять. Я присела на полку, потом легла, вытянулась, разогнула уставшие ноги, закрыла глаза. Папа научил меня восстанавливать силы за короткое время. Нужно расслабиться, дышать глубоко и медленно. Я тысячу раз проделывала подобный трюк и никогда раньше не засыпала.
Наша группа полукругом расположилась у стены Памяти, где на камнях были выбиты имена. Некоторые надписи были старыми, полустертыми, так что буквы стало невозможно разобрать, другие, увы, новыми.
«Линелия Амси» — гласила свежая надпись. И чуть ниже: «Энтон Рубис». Еще один новобранец, не прошедший лабиринт.
Мы, выжившие, в полном молчании и ужасе разглядывали сотни имен. Невозможно поверить, что всё это реальные люди, которые жили, любили, надеялись, но однажды погибли в стенах Академии. Такие же кадеты, как мы! И нас могла ожидать та же участь, если мы не станем достаточно стараться или просто окажемся невезучими, как несчастная Линелия.
Эфор Эйсхард молчал, да что тут скажешь, все понятно без слов.
— Это какой-то бред! — раздался за спиной голос темноволосой одногруппницы. — Зачем так бестолково расходовать человеческие ресурсы! Линелия могла стать целительницей, если бы ей дали шанс! Или… Или кем угодно!
— Когда-нибудь вы поймете, кадет Винс, что это своего рода милосердие, — вскинул голову командир. — А пока поверьте на слово. Раскрытие дара — тяжкий труд, который ждет всех вас. Те, кто не вышел из лабиринта, были слишком слабы! Они все равно бы погибли, только перед этим измучились бы.
Рядом всхлипывала Веела, сжимая в охапке нарядное платье из прошлой жизни, атласные туфельки. Я невольно качнула головой. Если бы не мы с Ронаном, Фиалка не вышла бы из лабиринта. Что же, получается, мы лишь обрекли ее на новые мучения?
Я знала, что в академии Торн-а-Тир придется туго, но чтобы настолько!
Из-за полуоткрытой железной двери вырывался жар: там в подвале днем и ночью работала огромная печь. В ней нашли последний приют несчастные Линелия и Энтон, и сюда же мы принесли свои вещи, чтобы навсегда попрощаться с прошлой жизнью.
Командир Эйсхард указал на пол:
— Сваливайте вещички сюда, да пошустрее.
Кто-то, как Барри, с легкостью избавился от потертой старой куртки и залатанных штанов. Ронан уронил кожанку на растущую груду тряпья, но потом снова взял ее в руки, провел ладонью по воротнику, по ряду пуговиц — ему явно жаль было с ней расставаться. Кто знает, какие воспоминания с ней связаны. Может, он долго и упорно зарабатывал на эту добротную вещь, гордился ею, хвастался перед друзьями? А теперь ее сожгут в печи. Кадет Винс — теперь я знала имя темноволосой злюки — швырнула на пол охотничий костюм. Интересно, кем она была в прошлой жизни?
Я успела привязаться к удобной одежде, но не настолько, чтобы жалеть о ней. Она досталась мне даром, поэтому я без труда от нее отказалась.
Разномастные пестрые вещи лежали, сваленные грудой. Наше прошлое, наши мечты, наша индивидуальность — через несколько минут все будет сожжено в яростном пламени. Одинаковая серая форма обезличила нас. Были раньше Алейдис, Веела, Ронан, Барри и другие, а стали — кадеты.
— Что дальше? — пробурчал Атти. — Ужин наконец-то?
— Было бы неплохо, — согласился с ним Нелвин.
Эфор Эйсхард не стал вдаваться в пояснения, снова повел нас за собой по переходам. Кажется, мы шли наверх. Или вниз? Сложно разобраться. Мои ноги утверждали, что мы спускаемся, а глаза уверяли в обратном. Мои одногруппники ощущали то же самое, растерянно переглядывались и задирали головы, и только командир уверенно шагал вперед, иногда подгоняя зазевавшихся подопечных окриком: «Желторотики, не отставать!»
Он действительно привел нас в столовую. Это стало понятно еще раньше, чем створки дверей гостеприимно распахнулись — по запахам готовящейся пищи, по аромату кофе. Кофе! У меня аж под ложечкой засосало. Как же я люблю этот напиток.
Мы приободрились, зашевелили ногами скорее. Раздались смешки и шуточки. Жизнь предстает совсем в ином свете, не в таком мрачном, когда в воздухе разливаются вкусные запахи!
Но эфор Эйсхард снова остановился, на этот раз у самых дверей в столовую, развернулся и знаками указал, что следует отойти к стене. Мы, ворча себе под нос, повиновались.
— На этой стене будут вывешивать приказы и распоряжения по Академии, — сказал командир, поднял указательный палец и, не глядя, указал себе за спину.
Сейчас белая стена была девственно-чистой, но вдруг прямо на наших глазах на ней выступила черная надпись «Назначение командиров звена».
Один из парней удивленно прочитал ее вслух, и эфор Эйсхард улыбнулся ему ледяной улыбкой.
— В вашей группе три звена: два по четыре человека и одно, где вас будет пятеро. Командиров звена назначал не я.
При этих словах эфор вперил в меня взгляд.
— Их назначали по результатам прохождения первого испытания в лабиринте.
Командир вынул из нагрудного кармана поблескивающие металлом четырехконечные звездочки.
На стене снова проступили буквы, и тот же парнишка, который, видно, любил все проговаривать вслух, зачитал, не дожидаясь слов эфора Эйсхарда:
— Первое звено. Командир — Атти Галвин, подчиненные — Барри Кон, Медея Винс, Бренден Хилл. О, это же я!
— Поздравляю, кадет Галвин, — сказал эфор Эйсхард и кивком пригласил того приблизиться, приколол ему на воротник звезду звеньевого.
Галвину одобрительно захлопали. Удивительно, что этот толстяк, который, похоже, не мог думать ни о чем, кроме еды, удостоился такой чести. Но кто знает, как он показал себя в лабиринте?
Интересно, в чье звено попаду я? Может быть, его командиром станет Ронан. По крайней мере от него я не ждала удара в спину. Или хотела в это верить…
Надпись на стене сменилась.
— Читайте, кадет Хилл, раз уж начали, — усмехнулся эфор.
— Второе звено! — провозгласил Бренден.
Я посмотрела на стену, и мое сердце упало. Этого просто не могло быть. Я не хочу! Мои губы шевелились одновременно с губами кадета Хилла, только он произносил вслух то, что я проговаривала мысленно.
— Командир — Алейдис Дейрон. — Он запнулся, изумленно уставился на меня. Гул голосов стих, ни одного хлопка, ни одного одобрительного выкрика! — П…подчиненные: Ронан Толт, Веела Ансгар, Лесли Лейс.
Пока кадет Хилл зачитывал вслух состав последнего звена, к дверям столовой подошла следующая группа одаренных под предводительством светловолосого эфора. Командир Эйсхард называл его Ярсом, а тот его — Снежкой. Забавное прозвище, неудивительно, что Эйсхард его ненавидит. Куда больше ему бы пошло зваться бездушным куском льда. Или просто Льдом, да. Или гаденышем! Я, поморщившись, потерла место укола.
— Поздравляю, кадет Фридман, — как ни в чем не бывало продолжал он назначать командиров, вручил последнюю звезду и повернулся к нам, усмехнулся краешком рта. — Отправляемся на ужин.
— Да-а! — раздались крики. — Ну наконец-то!
В столовой нас рассадили за столики по звеньям. Тарелки разносили кадеты-второкурсники.
— Какая честь! — ухмыльнулся Лесли, когда стройная симпатичная девушка поставила перед ним тарелку с наваристым супом.
Он откинулся на стуле, заведя руки за голову, и пожирал второкурсницу масленым взглядом.
— Не радуйся, желторотик, — парировала та. — На следующей неделе обязанность дежурить по столовой перейдет к вам. Субординацию еще никто не отменял. Слышал о такой?
Лесли приуныл, но ненадолго. Он подмигнул Вееле.
— Одно радует — со мной в команде такая славная крошка! Мы ведь с тобой подружимся?
Веела покраснела и потупилась. Вот ведь заноза в заднице этот Лейс! Надо срочно поставить его на место, пока он окончательно не распоясался. Я еще не знала, какие обязанности у командира звена, но подозревала, что держать в узде зарвавшихся подчиненных — одна из них.
— Еще одно оскорбительное замечание в сторону Веелы или дежурного, и ты получишь штрафные баллы! — отчеканила я.
На самом деле я понятия не имела, могу ли я назначать штраф. Но если нет, то какой смысл в командовании? Звенья для того и придуманы: эфор просто физически не сумеет уследить за всеми.
Лесли метнул в меня взбешенный взгляд, открыл было рот — явно не для того, чтобы попросить прощения — но прошипел только:
— Недолго тебе осталось командовать, Пепел.
— От меня ты штрафных баллов не получишь, — прогудел Ронан. — Но вот по зубам — запросто!
Неужели сын рыбака решил вступиться за меня? Или, скорее, за пунцовую от смущения Веелу. И все равно приятно ощутить рядом с собой плечо товарища.
— Давайте ужинать! — пискнула Фиалка. — Суп остывает!
В гнетущем молчании мы заработали ложками, тишину нарушало лишь осторожное позвякивание да хлюпанье. Ронан очень старался не сёрпать супом, но получалось у него плохо.
— Какой необычный суп, — сказала Веела, отставив тарелку - она едва ее ополовинила.
Видно, на языке аристократов «необычный» означало «несъедобный», но врожденная деликатность не позволяла дочери родовитого семейства пренебрежительно отзываться о еде. По мне, так суп вполне себе ничего. В гарнизоне мы с отцом питались тем же, что и рекруты: перловкой с тушенкой, щами из кислой капусты. В общем, без изысков.
— А у нас дома, знаете, какие блюда подавали к обеду? — оживилась Веела. — Рассказать?
— Валяй! — дозволил Ронан и выхлебал остатки супа прямо через край тарелки, поднеся ее к губам.
— Папа любит уху из стерляди, а к ней у нас обычно подаются расстегаи, где начинка тоже из рыбы! — начала Веела, ее глаза засияли, когда она погрузилась в воспоминания. — На горячее — мозги под зеленым горошком, утка под рыжиками, телячья голова с черносливом и изюмом.
Ронан сглотнул и жадным взглядом уставился на недоеденный суп Веелы.
— Будешь?
— Не-а, доедай. Так вот. На четвертую перемену подавали в основном жареную дичь: индеек, уток, гусей, рябчиков, куропаток. Куропаток редко, только в охотничий сезон.
Я перестала вслушиваться в слова Фиалки, но была ей благодарна: Вееле удалось создать за нашим столом хрупкий мир. Парни как завороженные смотрели на нее и начисто подмели все, что оставалось на столе. Нам на второе, конечно, телячью голову с черносливом не подали, но рис с мясом тоже оказался вполне неплох.
— А вот и компот! — воскликнула я, когда на стол опустился графин с желтоватой жидкостью.
— Из сухофруктов, — вздохнула Веела. — И никакого десерта.
— Строимся! — рявкнул эфор Эйсхард, когда тарелки и стаканы опустели.
Кадеты поспешили каждый к своей группе. Я снова подумала, что мы похожи на цыплят: бежим, торопимся, суетимся, переминаемся с ноги на ногу, с ожиданием поглядываем на командира, как на маму-курицу. Но он-то скорее напоминал хищного коршуна. Эфор Эйсхард поглядывал на нас свысока, заложив руки за спину: не человек, а мраморное изваяние. Казалось, он мог так простоять целую вечность, не шевельнувшись, ожидая, пока его подопечные угомонятся.
— Сейчас я отведу вас в ваше крыло, завтра подъем в шесть утра. Вы услышите сигнал. Сбор в половине седьмого. До этого времени можете отдыхать.
— Ура-а, — тихонько протянул кто-то.
И я мысленно тоже выдохнула: «Ура!» День казался бесконечным, столько всего пришлось сегодня пережить! Ничего, теперь высплюсь, приду в себя, и плечо перестанет болеть, а завтра начнется новая жизнь.
Меня окружали четыре ведра картошки, передо мной стоял таз с очистками. Я очень старалась орудовать ножом пошустрее, но рана давала о себе знать, поэтому время от времени я, морщась, откладывала нож и разминала ноющее плечо. Дежурные быстро управились с уборкой и ушли, но Мишель, вздохнув, присела рядом и принялась помогать. Поняла, что иначе я и за четыре часа не управлюсь.
— Откуда ты? — спросила она.
Обычный вопрос, который задают всем новобранцам. О чем еще спрашивать? Я же от невинного интереса покрылась мурашками и малодушно ответила:
— Выросла в гарнизоне на границе. Отец был военным.
К счастью, кадета Фай ответ удовлетворил, наверное, она спрашивала лишь из вежливости.
— Слушай, а ты не знаешь, какие обязанности у командира звена?
У Мишель не было звездочки, но ведь она должна знать, чем занимаются командиры? Да и разговор можно удачно увести в сторону от скользкой темы. Девушка только теперь разглядела знак звеньевого у меня на воротнике и удивленно приподняла бровь.
— Да ты не так проста, как я погляжу, птичка-невеличка! А обязанности… Тебе выдадут инструкцию, но там ничего сложного, особенно у первогодков. В основном ты будешь следить, чтобы твои подчиненные в точности исполняли приказы эфора, отвечать за успеваемость, мотивировать и все в таком духе.
— И штрафовать? — уточнила я.
— В том числе, — кивнула Мишель. — Но ты не можешь назначать больше двух баллов штрафа за раз. Кто-то уже влетел?
Я пожала плечами, но предпочла промолчать.
— Самое неприятное: если твои что-то серьезное отчебучат, отвечать тоже тебе. Мол, не уследила. Могут и плетьми выпороть.
— Правда?
Я вскинула взгляд и уставилась на кадета Фай, ожидая, что она сейчас рассмеется и скажет: «Ага, попалась! Поверила!» Но она лишь успокаивающе улыбнулась:
— Такое редко случается. На моей памяти — ни разу.
Ну хоть это радует! Да и что нужно отчебучить, чтобы заслужить порку? И почему за чужой проступок должны наказывать звеньевого? Растеряв слова от негодования, я остервенело чистила картошку. От возмущения даже боль в руке отпустила.
— Ладно тебе, не пыхти! — Мишель шутливо подтолкнула меня плечом, отчего картофелина выпрыгнула из ладони и ускакала под стол. — Ты ведь из желторотиков Тайлера, он за своих бьется насмерть. Эфором он только в этом году стал, но всегда был звеньевым.
— Тайлера? — не поняла я.
— Ну да, Эйсхарда.
О, так у гаденыша есть обычное человеческое имя? Но мне без разницы, мысленно я уже утвердила для него прозвище — Лед.
«За меня он точно биться не будет!» — хотела возразить я, но вовремя прикусила язык. Да и не похож он на человека, который умеет заботиться о ком-то другом. Бессердечный, злобный, мерзкий!..
— Ему сейчас туго приходится, — продолжала Мишель, не заметив моей закушенной губы. К счастью, второкурсница смотрела на картошку, которую ловко чистила: раз-два-три, и клубень летит в ведро с водой.
— Почему? — по инерции спросила я. На самом деле мне плевать, что там за проблемы у гаденыша. Неуд схлопотал? Мизинчик ударил?
— Его семья пострадала в том последнем Прорыве. Три ближайших к границе города полностью разорены. Лифрей, Истэд и…
— И Сул, — шепотом закончила я.
— Вот, ты знаешь. Его родители погибли в Истэде, а сестра пропала без вести. Тайлер все еще надеется, что ее отыщут, но… — Мишель скорбно покачала головой. — Не только у него, конечно, потери в семье, но так, чтобы все умерли!
Я сидела, сгорбившись, не чувствуя рук и ног. Теперь понятно, почему он меня так люто ненавидит. До виновника Прорыва уже не дотянуться — полковник Дейрон в могиле — а вот дочь предателя под рукой! О Всеблагой, вместо учебы меня ожидает ад!
— Ты чего побледнела? У тебя тоже кто-то погиб там?
— Да, — тихо ответила я.
Я почти не обманывала. Правда, отец погиб не во время Прорыва, он был казнен позже на центральной площади перед дворцом.
Картошку мы дочищали в тишине. Мишель, решив, что я грущу, не лезла с расспросами, и я действительно горевала, но еще и не переставая повторяла мысленно один и тот же вопрос, на который никогда не получу ответа: «Отец, зачем? Почему ты это сделал?»
— Ну вот и все!
Кадет Фай бросила в ведро последнюю картофелину и с наслаждением разогнула спину.
— Можешь подождать Снежку у выхода, а я тут доприбираюсь.
— Да я помогу!..
— Иди-иди, птичка-невеличка, я ведь вижу, ты на ходу засыпаешь. Тайлер мог бы и не жестить сегодня, конечно. Что ты натворила?
— Проспала.
— Понятно. Ну, иди отдыхать. Рада была знакомству!
«Нет, не рада, — мысленно поправила я ее. — Просто ты пока не знаешь, с кем познакомилась».
За дверью столовой вместо эфора Эйсхард меня встречал кое-кто другой! Лесли!
Наверное, Лейс каким-то образом вернулся назад, сумев не заблудиться, и теперь подкарауливал меня в опустевшем холле.