Баллады и Сказки. Стихи

Шахерезада

Ты отпускаешь меня, да и я не держу –
Иди куда хочешь, и не смотри назад,
Плавают мысли в сдержанном дежавю,
Уйти бы в море, с тобой, капитан Синдбад!

Дома, в глуши, томится весь твой гарем.
Мертвым сочтут, пропавашим который год.
Я буду юнгой, и твой корабельный плен
Сведет на нет тяжесть прежних забот.

Уйти бы в море, а? Капитан Синдбад,
Я умею плести венки из красивых слов.
Хочешь, я сочиню для тебя неземной рассвет,
Пока здесь, на суше, не наломала дров.

Ты отпускаешь меня, да и я не держу –
Плыви куда хочешь, ищи идеальный мир.
Я не могу, скрывшись под паранджу,
Ждать годами, когда вернется кумир.

Уйти бы... К черту, свой снаряжу фрегат.
Да, убегай. В дебри райских земель.
Я озарю кровью лихой закат -
На всех парусах мимо севших на мель кораблей...

Так то вот, милый... Прощай, капитан Синдбад.
В сеть моих сказок пойман, халиф в плену.
У этой притчи будет плохой конец,
Твой корабль сбивается с курса.
                  Камнем идет ко дну.

Я устала ловить обрывки, сплетать суровую нить,
Снова Антропос рвет пряжу твоей судьбы.
Ты ведь не хочешь вниз по течению плыть -
В моем рассказе томится горечь
                  неотвратимой беды.

Поздно просить. Не вяжется хэппи энд.
Ты мог бы давно умереть - тысячу раз.
Сегодня Синдбад, я тороплю рассвет.
И завершаю прерванный свой рассказ.

Тысяче первый, дозволенной речи бред -
Я вдруг запнусь, не подберу слова.
Казните, халиф, я потеряла дар -
Моя любовь, в который раз,
                  в сказке моей умерла...


(с) Nataly Isupova
июль 2008

Искушение

Cегодня луна безумна -

Белело лицо от гнева.

Я бедный простой игумен,

Прекрасная королева.

Мне исповедь ваша камнем,

Легла на больное сердце,

Орган наполняет башню

Звучаньем минорных терций.

Лица я не видел краше,

И мыслей не знал чернее,

А вы, загоревшись блажью,

От мыслей греховных млели.

И медоточивой речи

Внимал я, умом смущенный,

На блюде главу предтечи

И то бы подал покорно.

Истерзанный сладкой пыткой,

Не ведавший жизни вкуса,

Я жертвою пал в попытке

Бороться с ее искусом.

Сегодня луна безумна…

Я выстоял, бог свидетель!

Вы рвали на лютне струны,

И шнур из корсажных петель.

Орган наполнял минором

Истекшее кровью сердце,

Себе я казался вором,

С ключом от заветной дверцы.

Но горек был плод победы -

Белело лицо от гнева,

Вы были в плену Эреба,

Прекрасная королева.

А я, подарив свободу

От сует мирских и плоти,

Я - самый последний грешник,

О душах чужих в заботе.

Я плачу над хладным телом,

И нет избавленья муке,

А ваша улыбка, Белла,

Застыла. Лилейны руки.

Сегодня луна безумна,

Пурпуром окрашен мрамор,

Я бедный простой игумен...

И... как же идет вам траур...

Я был не достоин, Боже,

Ни ваших даров, ни гнева,

Мне исповедь не поможет,

Прекрасная королева.

Искал я спасенье в вере,

И в это слепом смиренье,

Как раб над веслом галеры

Склонялся, страшась прозренья.

Я больше терпеть не в силах,

Как червь мою душу гложет,

Ушел бы вослед за милой -

И рвется стилет из ножен.

Но нет наказанья хуже,

Чем вечно терзаться пыткой,

Что больше в дворцовой стуже,

Не вспыхнет ее улыбка…

Май 2007г.

Баллада о старых парусах

Паруса моей шхуны давно безнадежно черны,

Роджер лыбится с флага шербато-свиретым оскалом,

Море пахнет свободой одной неоткрытой земли,

Пропустив пору юнги, я смело шагнул в капитаны.

Я хватаюсь за шпагу, взвожу револьверный курок,

Я считаю мгновенья до шанса вступить в перестрелку

Я - не воин, я – не дуэлянт, … не стрелок.

Ставит на кон судьба не брильянты – сверканье подделки.

Паруса моей шхуны, когда-то багрянил закат.

Я играл с самой смертью и плел записные интриги,

Я не верил в любовь, был, возможно, излишне богат,

Никогда не прощал, и рядиться не жаждал в вериги.

И под парусом алым хотел бы вернуться к Ассоль,

Я готов был шутить с провиденьем в бессмысленной сказке,

Но на раны ты сыпешь крутую, осколками, соль,

Ты жестока со мной – я сгущаю на парусе краски.

Паруса моей шхуны, когда-то вы были чисты,

Белый шелк надували ветра перед мысом Надежды.

Я был юным. В созвездии южном сияли кресты -

Были мысли чисты, благородны и благостны прежде…

Я под парусом белым недолго ходил по морям,

Мне менять надоело кричаще-цветастые флаги,

Я не мог служить верой правителям и королям,

Даме сердца и той – никогда. Рыцарь кубка и драги.

Паруса моей шхуны... Да, к черту, была бы цела

Моя шхуна, команда, моя голова да удача.

Я давно не вел дел, но ведут за собою дела,

Джентльмены не смотрят назад, и, конечно, не плачут.

Паруса-паруса… И костляво-обугленный флаг.

Тлеют кости на рее, а море ворчит полусонно.

Я не помню в лицо тебя даже, смертельный мой враг,

Но я следую мести, не следуя букве закона.

Паруса моей шхуны. Пора вас давно подлатать.

Вы несли как на крыльях корабль мой от шторма до штиля,

А у той каравеллы такая особая стать,

Ее пушки дырявили борт – паруса решетили…

И, быть может, пора бы и мне завернуть на покой.

К той земле, для которой пока нет пометки на карте.

Только я никогда не вернусь, сколь ни жди, за тобой -

Я себя потерял, смысл игры потерялся в азарте.

Паруса моей шхуны. Почить, одиноким как перст,

Вместо савана – черный дырявый отрез парусины,

В неоткрытой земле на песке покосившийся крест

Оборвал мой полет не в пике, много миль недолет до вершины…

Паруса моей шхуны гниют на свободной земле,

Вот рисует ее карандаш на потрепанной карте...

Не ищите сокровищ, не верьте упрямой молве,

Я богатств не копил, я растратил их где-то на старте…

Октябрь 2007г.

Домовой

В опустевшей выстуженной горнице

Домовой запечный горевал,

За проказы заплативши сторицей –

В новый дом хозяин не позвал.

Молоко давно прокисло в блюдечке,

Черствая краюшка на столе,

И забытые под лавкой удочки,

Половик, испачканный в золе.

Отчего же грусть-тоска сердечная,

Одолела после стольких бед?

И такая скука бесконечная,

Будто съехал и не злой сосед,

Будто умер самый милый родственник,

И пора хвататься за суму…

В опустевшей, выстуженной горнице

Неуютно, тошно одному.

Вот сверчок, и тот залез в коробочку,

И незваным увязался вслед.

Даже кот, что уходил в стороночку,

Уступая вкусный свой обед,

Укатил, не попрощавшись мурканьем,

В бельевой корзинке в новый дом.

И мышонок тихий с серой шкуркою

Юркнул в сани с дедом-бобылем.

И шагов задумчивое шарканье

Не тревожит больше дум и снов,

Нет кукушки, только слышно карканье –

Воронья могильно-хриплый зов.

Сам себе хозяин – и не верится,

Без людей такая ж благодать!

И в овине не мычит, не телится,

Не кудахчет, не мешает спать.

Дом трещит, простуженными сипами

В рамы рвется, как к себе, сквозняк,

Во дворе под сросшимися липами

Снег навален по дверной косяк.

Ничего, еще хлебнете горести,

Прибежите к батьке на поклон,

Лапоть-сани поднесете вскорости:

«Едем с нами в наш просторный дом!»

Отчего же, право, не тропятся,

Не со зла же я озоровал?

На стене висела богородица,

Укоризненный лица овал…

А теперь квадраты закопченные

Вместо красного угла икон,

Люди нынче все пошли ученые –

Только жизнь в откос да кувырком.

Как же так, без глазу-то хозяйского,

Без ухода, оберега, жить?

Как счас помню, я бывал и ласковый…

Ну, случалось, путал в штопке нить,

И с какой-то дури я проказничал –

Бил посуду и гремел в печи,

И бывало, в саже перепачканный,

Танцевал при огоньке свечи.

Эх, пора, видать, и мне в дороженьку,

Соберу сейчас нехитрый скарб.

Не люблю я, братцы, ездить в поезде,

Так далече город, говорят…

Там кругом дома многоквартирные,

Словно пчелы в улье все живут,

Домовые там такие смирные,

В доме чистота, тепло, уют.

Печки нет – кладовка с антресолями,

Ничего, зато какой простор,

Стены сплошь оклеены обоями…

Сам с собой я продолжаю спор…

Там у деда дети, внуки, правнуки,

Что ему тут в хате куковать,

Может, позовут меня на праздники?

Или приглашения не ждать?

Декабрь, 2005 г.

Белая Королева

Королева стоит перед зеркалом,
Представляя себя погребенной
В снежно-белое, скорбное платье.
Была... счастливой, влюбленной -
Все было, но, вот проклятье,
Любовь и власть забрал Господь...
И даже - за что, о, Боже? -
Наследника нет. Супруг предпочел
Королеву жене вельможи.

Недвижим, на ложе застыл король,
Скрутило отравой тело.
Не жалко... Но как не к лицу ей роль
Бывшей, бесправной, белой...
Быть может, это первый министр
Все ж не стерпел позора -
Делить с сюзереном объятья жены,
Хотя ... министр был вором,
Лапу давно запускал в казну,
И не посмел бы, верно...
Король же хотел развязать войну,
Что тоже довольно скверно.

Улыбка его ослепляла дам,
Он весь утопал в их лести,
И комплименты другим расточал,
Забыв о своей невесте...
Да, за спиной шептался двор,
Смешок за смешком ей в след,
Но слова не смела сказать в укор -
Отпор шутникам в ответ.

Престол племянник теперь займет -
Уж не его ль рук дело?
И чахнуть одной из года в год
Вдове под одеждой белой...
И даже самый ничтожный лакей,
На зов не придет. Что же:
Сдаться, и жить, поджидая смерть?
Несправедливо, Боже!

Эка величество перекосило -
Будто ухмылка на роже...
И этот новый придворный шут,
Как две капли с супругом схожий...
Влюблен... Точно, влюблен-влюблен!
Скрывает - но так неловко,
Вот кто достоин быть королем,
А мертвецу -  обновка:
Колпак с бубенцами и пестрый наряд
За все за его измены,
И кто бы ему ни подсыпал яд,
Тихонько сойдет со сцены.

Двор погрузился в печаль и сон,
Кто будет смешить в обед?
Шут отравился вчера вином,
Шута же другого нет...
Король с королевой взгрустнули чуть,
Но с прежней, небрежной статью,
Шутя, велел государь шута
Хоронить в королевском платье.

Октябрь, 2003г.

Галатея

Из огней бессонной ночи
Провалиться в сон дневной -
Я шепчу ли твое имя,
Ты ли слышишь голос мой.

Волшебство роняет тени -
Многоцветный сна ковер
Соткан из любви мгновений
Под гитарный перебор.

Эльфов мотыльковый танец -
В лунном свете круг за круг,
Предзакатный померанец
Заливной окрасил луг.

В колдовстве бессонной ночи
Едва слышный робкий хор,
В долгий ящик холст и кисти -
Сам с собой веду я спор.

Мой очаг роняет искры –
Дым весеннего костра,
Из любви или корысти
Я очнусь для волшебства.

Не для козней и знахарства –
Приворот для баловства.
Я вложу свое коварство
В твои нежные уста…

Снега белого белее
Мраморный твой силуэт,
Я влюбился, Галатея,
Я молюсь на твой портрет.

Я вдохну в тебя сомненья –
Провалившись в сладкий сон,
В предвкушении немея,
И гордыней ослеплен.

Жду – вздохнешь, стряхнешь накидку,
И покинешь постамент,
Тенью неземной улыбки
Принимая комплимент.

Ты останешься ль в убогой
Мастерской? Студийный зал,
Где подчас почти что с богом
Ровней я себя считал...

Или предпочтешь покою
Пышность шумную дворца?
Ты уходишь, Галатея
От влюбленного творца…


февраль 2007г.

Крысолов

Чары флейты влекут нас. В полуночь встревожен маяк,
Топот тысячи лапок волною по городу серою.
Мы уходим за море. А дудочник... - что за дурак!
Для него - эшафот, возведенный за старой таверною.

Там, на пристани, ждут корабли вожаков наших стай.
Набиваемся в трюмы, провизии хватит с избытком,
Из тебя бы флейтист получился б лихой капитан,
Но петля оборвала и песню твою и улыбку…

Твоя флейта сулит нам богатства заморских земель,
Прочь из нор горожан, и долой с зачумленных подполий,
В корабельной романтике, сев на широкую мель,
Мы не жаждем делить с вами юдоль печали и боли.

Наш гонимый народ видит в грезах тропический рай,
Изобильный плодами - и мы устремляемся в гавань.
Ради славы в веках, эй, флейтист, веселее играй!
Гамельн не для тебя, ни к чему возвращаться… Эй, парень!?

Надрывается дудочка, спит обветшалый маяк.
Город тих и безлюден, и статуей окаменелою
Ты стоишь у часовни и ждешь провидения знак -
Твоя серая паства, в тебя без сомнения верует…

Так играй же, флейтист! Почему ты угрюмо молчишь?
Человечья толпа – чем тебе не безмозглое стадо?
Это кажется только, в тумане мерещится лишь…
За наградой, туда возвращаться уж точно не надо.

Будет серое утро, уныло прозрачный рассвет.
Волшебству приговор оглашен и принят к исполнению.
Ради славы в веках, даже смерть не нарушит обет -
Подвиг с местью смешался на память других поколений…

Через месяц, когда в полнолунье вода высока,
Ты поднимешься в город, восстав из подводной могилы -
Твоя флейта взорвется, играя на все голоса,
Неземные, нездешние, в ночь выпуская мотивы.

Чары флейты влекут, будет в полночь встревожен маяк,
Будут спать горожане, своей осененные верою.
Только детские сны посетит очарованный маг -
И по городу снова волна за тобой очумелая…

Обветшал эшафот, город честно очищен от нас.
Наши норы пусты, но и Гамельн не радостен боле.
Мнился гордым фрегатом прогнивший дырявый баркас -
И на всех парусах ваши дети ушли вдаль, за лучшею долей.

Надрывается дудочка, спит обветшалый маяк,
Город тих и безлюден и статуей окаменелою,
Ты встречаешь рассвета последний приветственный знак,
Разрушающий чары, в шторма уходящей галерою.

(c) Nataly Isupova
июль 2008