Лиза
— Лиз, ну, давай еще сказку! Ну, пожалуйста!
— Давай уже спать, — устало тру глаза, потом вспоминаю про макияж и чертыхаюсь.
— Ты же потом со мной спать будешь?
— Ну, если ты меня опять на пол толкать не будешь, то с тобой.
— Елизавета! — мама заглядывает в комнату. — Быстрее, Леонид уже приехал! Мира, спать!
Я целую сестру и выхожу за мамой, которая волнуется так, словно я не на очередное свидание иду, а как минимум выхожу замуж.
— Ну, посмотри, что с твоей подводкой? Опять глаза терла! Сколько можно говорить?
— Спать охота, просто. Может, отменим сегодня?
— Нечего было за книжками своими сидеть! Я уже говорила тебе, мужики умных не любят. Главное, что?
— Быть воздушной и милой, как зефир.
— Вот именно! А главное, недоступной! Никаких поцелуев, никаких за ручку! Помни…
— Постель только после свадьбы!
— Умница, — она берет мое лицо. — Ты же помнишь, что это все только ради нас всех!
— Я все помню, мамуль! Дай я глаз накрашу, а то вдруг именно эта линия на верхнем веке решит мою судьбу?
— Не паясничай. Все, давай. И все-таки, надень юбку покороче. Ту, розовую в горошек.
— Мам, там холодно же! Ноябрь, блин…
— Ничего, в машине согреешься, — отправляет она меня в ванную, где я собственно и поправляю идеальный макияж и провожу по локонам пальцами пару раз, словно они могли испортиться за несколько минут. Потом иду к шкафу, переодеваю юбку по завету мамы и, наконец, оказываюсь в прихожей.
Прикидываю, через сколько Леониду станет со мной скучно, и он отвезет меня домой.
Полчаса полюбуется на красу неземную, а потом, может, попытается поговорить, а когда поймет, что я дура дурой, а трахаться с ним не собираюсь, то отвезет домой. Сценарий-то стандартный. Но мама упорно верит, что один из этих мажорчиков, сыновей ее клиентов из салона красоты, с радостью на мне женится.
Да-да, прямо штабелями падают, бросая в меня обручальные кольца. Вот бы одно попало мне в голову, и я бы заснула на пару лет!
В коридоре натягиваю легкое пальтишко, которое совсем не сочетается с промозглой питерской погодой, и туфли на шпильке. На улице дождь столбом уже пару дней, но кого это волнует?
— Давай, давай, не заставляй кавалера ждать!
Хочу взять шарф, но мама отбирает.
— И пальто не застегивай!
Она уже открывает наш горе замок на двери. Вернее, дергает, потому что он вечно заедает. И когда, наконец, он поддается под негромкий мамин мат, мы слышим оглушительный грохот. Тут кричит Мира:
— Что случилось!?
— Спи! — орет мама, а мы с ней выбегаем в коридор.
Из соседней квартиры, где всегда обитали бомжи — Петрович и Саныч, доносятся отборные ругательства. А потом один из бомжей просто вываливается вместе с дверью на лестничную площадку.
Мама вскрикивает, а я во все глаза смотрю на вышедшего оттуда типа.
Ого!
Мужчина. Причем не мальчик, с которыми я хожу на свидание. Тут другое. Что-то на опасном и очень волнующем языке. От одного его вида по коже мурашки, а коленки дрожат. И дело даже не во внешности, хотя он бесспорно хорош, тут дело в его уверенности, в том, как он носит свои широкие плечи, увитые венами руки. Я таких только в кино видела.
На нем кожанка, джинсы, взлохмаченные волосы и синяки на лице. Но это его не портит. Кажется, подобный экземпляр вообще ничего испортить не может.
Я не сразу замечаю в его руке еще одного бомжа, которого он так легко откидывает от себя, словно он ничего не весит. Он, наверное, и меня легко на руки поднимет, к себе прижмет. Так… Лиза, ты чего вообще?
— Вон пошли.
— Эй! — орет Петрович. — Ты, блядь, кто такой, мудила? Это наша хата!
Мужчина вежливо улыбается. Но от его оскала холодок по спине, он лезвие у горла держит.
Я взгляд оторвать не могу от руки, что лезет под кожанку и достает оттуда… Матерь божья! Настоящий пистолет!
Соседи, мама и я ахаем.
Да, я помню, что мы живем в Петербурге, но увидеть оружие вот так, в живую действительно страшно!
Мужчина не обращает на нас внимания, просто вдавливает ствол в дряхлую щеку Петровича. У того глаза в кучку, а Саныч и вовсе к лестнице ползет.
— Я считаю до трех, и ты съебываешься, иначе эти милые дамы и господа будут оттирать твои мозги с лестничной площадки. Но мы же не хотим этого, — Петрович мотает головой. — Мы все-таки живем в культурной столице.
Культурной, ага! От его вежливости так и сквозит презрением. Причем ко всем.
— Но это моя квартира! От бабки досталась.
— А сегодня ты ее продал за чекашку. Так что теперь она моя.
— Милиция!
— Ну, во-первых, полиция, а во-вторых, она уже едет, чтобы выяснить, почему на территории столь приличного дома находятся столь отвратительные создания! Ведь правда, дорогие соседи? — он улыбается бабе Нине, а потом снова бомжам. — Нужно выносить мусор, а вы, господа, мусор!
— А ты чего совсем не ешь?
— Да я не голодная, — смотрю на свой салатик. Нужно за фигурой следить. Пока замуж не вышла. — Так что ты там рассказывал?
«Делай вид, что тебе интересно, улыбайся больше!» — я помню.
— Да говорю, тачку мне новую заказали. Додж Чероки. Триста лошадей. Из Америки идет.
— Кто? Лошади?
«Играй в тупую,» — я помню.
Он даже смеется, хлопая меня по коленке, оставляя пальцы на ней же и лежать. Мне неприятно, но нужно терпеть.
— Ты такая забавная малышка. Машина из Америки идет. Покатаю потом тебя. Ты, кстати, была в Штатах? — вряд ли его действительно интересует ответ на мой вопрос. — Там охуенно. Я даже думаю, что после учебы туда жить перееду. А знаешь, какие там бары? Наши даже рядом не стояли. Любые вещества, на любой вкус.
Он все говорил, говорил, а я чувствовала, что засыпаю, но усиленно делала лицо крайне заинтересованным, кивала в нужных местах, смеялась, когда он считал, что сказал что-то забавное.
Черт, сколько прошло? Только сорок минут. Убиться просто.
— Торопишься?
Ну, вот! Заметил же.
— Нет, что ты. Я твоя на всю ночь.
Прозвучало, конечно, двояко, но парень приободрился, собрался, за руку меня взял. Как его… Леня. Точно!
— Тогда, может, ко мне? Покажу тебе свою коллекцию фильмов. Знаешь, какой у меня домашний кинотеатр, а диван какой удобный?
— Ой, домой мне нельзя.
— Чего это? А как же «моя на всю ночь»?
— Ну, я в том смысле, — тут надо глупо засмеяться. Вот так. Ха-ха-ха! — Что готова гулять с тобой хоть всю ночь, но домой не поеду. Я же приличная девушка!
И ресницами. Ресницами. Активнее хлопаем.
— Ну, понятно. Ладно, погнали покатаемся, — он даже не доедает, просит счет, а я уже готова идти. Мне вообще это пафосное место не нравится. Вместе проходим к гардеробу, но он берет свою куртку и просто накидывает ее, даже не помогая мне. Вот тебе и «воспитанный мальчик Леня». Надеваю пальто и иду за ним. Под дождь в машину. Там он даже двигатель не заводит, сразу начинает лапать меня, губами своими пухлыми лезть к шее.
— Лень, ну, я же сказала… Мы просто погуляем!
— Да что ты мне тут целку строишь? Сейчас отсосешь мне, и я, может быть, предложу тебе стать своей телочкой. Хочешь быть моей телочкой? — грубеет он, пальцами под юбчонку лезет, колготки рвет. Бью его по наглой роже.
— Я же не корова! А телочки — это коровы!
— Ну, и пошла отсюда! Я чего, думаешь, возиться с тобой буду?! — он открывает дверь и почти выталкивает меня на улицу. Еле успеваю сумку свою забрать.
Секунда, и машина уносится, оставляя меня кашлять от выхлопного газа. Сволочь.
Забегаю под козырек ресторана, достаю телефон и смотрю на свой счет. Нужно на работу устраиваться, а не этой фигней страдать, но как об этом маме сказать, она столько для нас с сестрой сделала!
Специально на счету ни копейки, чтобы богатые можорчики подвозили. Мол, позвони, один точно клюнет.
Да и кому я позвоню в такое время? Разве что в такси.
Звоню маме.
— Что ты наделала?
— Он уехал, оставил меня одну в ресторане.
— Что ты натворила?
— Да почему я-то? Я сказала, что не поеду к нему, а он лапать меня начал!
— Могла бы как-то сгладить углы, сказать, что сейчас не готова. Дать себя поцеловать!
— Мам! Денег на такси пришли, я замерзла, дома поорешь. Заболею, провалится твой очередной план по покорению богатого мира.
— Ты еще поговори мне! Всю жизнь на вас положила, а ты смеешь пререкаться?! — орет она, но телефон пиликает входящим сообщением. Пятьсот рублей прислала. Ну, спасибо.
Тут же вызываю такси, правда, последнее место, куда бы я хотела ехать – это дом. Но там Мира ждет. Не спит, скорее всего. Всегда засыпает, только когда я рядом.
А если бы не она, поехала бы к Кристине. Та всегда мне рада.
Ладно, домой так домой.
Правда, от дома я уже далеко, и пятьсот рублей хватает до соседней улицы, поэтому приходится прилично пройти пешком и молиться, чтобы завтра я не заболела или как минимум не заразила Миру. После того как она сломала позвоночник, для нее любой вирус фатален. Это сразу больница, это сразу расходы. Мама и так еле-еле тянет нас всех. Еще пара таких свиданий, и я взбунтуюсь и тоже пойду к ней в салон работать.
А что, я все умею! Все курсы прошла, правда нелегально, но все же.
Дохожу, наконец, до подъезда. Лифт опять не але. Так что бреду по лестнице, надеясь не напороться на битое стекло, которое словно специально не убирают.
Вдруг, иначе не скажешь, слышу странные звуки. До моего этажа еще два лестничных пролета. А звуки такие… Как объяснить — влажные, что ли.
Словно кто-то мокрой тряпкой по стене хлещет.
— Давай-давай, дыши, — удерживает Матвей голову соседки, продолжая напористо толкаться ей в рот. Почти агрессивно.
От хриплых вибраций его голоса, внизу живота отчаянно потянуло, а щеки запекло, словно кто-то надавал мне несколько пощечин. Мне так хотелось закрыть глаза, но чем быстрее ходили ходуном бедра нового соседа, тем шире открывались мои глаза.
— Вот так, дрянь, глотай, глотай, — я поняла, что соседке такое обращение не нравится, она пыталась вырваться, но Матвей крепко держал ее голову и после нескольких сильных рывков замер, стискивая зубы в коротком гортанном стоне.
Он тут же толкнул ее от себя, продолжая бесстыже стоять со стоящим колом членом.
Пожалуй, я не настолько смелая, потому что вот так прямо смотреть на это влажное чудовище не смогла. Глаза прикрыла, продолжая стоять на онемевших ногах и зажимать ладонями лицо.
— Вы просто хам, — слышу хрип Тамары Михайловны. — Я просто хотела обсудить с вами время ремонтных работ, которые вы собрались проводить.
Матвей откровенно заржал, а я зажмурилась сильнее. Он просто ужасный. Ужасный!
— Я напишу на вас заявление! — ну, Господи, зачем она унижается!
— Напиши, но сначала расскажи, как трясла своими сисяндрами и ширинку мне расстегивала. Да пиздуй уже к своему мужу. Ремонт будет в рамках закона. Будние дни с девяти до пяти.
— Вот так бы сразу!
— Всегда приятно иметь с вами дело.
Она гордо вышагивает наверх, несколько раз хрустит стеклом. Но выдохнуть я могу только, когда она хлопает дверью. Интересно, она поцелует мужа, ляжет с ним в постель? Но больше интересно, будет ли она мне читать морали, когда я в следующий раз поздно приду?
— Пс, ушла грымза.
Я открываю глаза и почти падаю, потому что его узкое, напряженное лицо прямо над моим. Он успевает схватить меня за руку, удержать. Запястье словно горячим воском покрывает, кожа горит, немеет. А я продолжаю пялиться. Просто смотрю в красивое лицо, отмечая, что даже в тусклом свете видно, какие синие у него глаза, какие четко очерченные губы и широкий нос. Ноздри, которые активно раздуваются, как у коня перед бегом.
Как только я ловлю равновесие, дергаю рукой, чтобы, наконец, прервать контакт и добраться до дома.
— Тамара Михайловна не грымза, — все-таки выступаю я в защиту соседки. Наверняка он ее заставил. Шантажировал чем-то.
— Думаешь? А кто? Блядь, которая изменяет мужу?
— Наверняка вы ее заставили. Она бы не стала… – поднимаюсь по лестнице, обхожу его на таком расстоянии, словно он разносчик вируса. Но стоит мне дойти до лестницы, как дорогу мне преграждает Матвей… Дмитриевич, во! Я тут же оказываюсь заложницей мускусного запаха и терпкого одеколона. Этот запах просто с ног сшибает, заставляет дышать часто, порывисто. А может, это все безволосая грудь, на которой так четко выделяются мышцы, словно их вылепил скульптор? Я все-таки поднимаю глаза, совершая еще одну ошибку, демонстрируя, что совершенно не могу быть равнодушна к его внешности. Ну, да, он из тех, кого сложно пропустить на улице. Хорошо, что я уже знаю, что он говнюк. Это ведь поможет выглядеть, хотя бы притвориться спокойной.
Хорошо, хоть удава своего спрятал. Хотя вообще непонятно, как такое может поместиться в узкие штаны или тем более маленький рот Тамары Михайловны?
Тем более мой. Зачем я вообще об этом думаю? Зачем он так смотрит, словно кожу сдирая, обжигая мужской энергетикой, словно горящей кочергой?
— Серьезно думаешь, что мне нужно кого-то шантажировать?
Да, тут даже соврать не получится. Хотя можно сказать правду. С ним мне не надо притворяться тупой.
— Ваш внешний вид сам по себе орудие шантажа.
Он вздергивает левую густую бровь, теперь смотря на меня не только как на кусок мяса.
— Поясни.
Дурак, что ли?
— Вы шантажируете ее шансом никогда не стать предметом интереса такого мужчины, как вы. Не каждая женщина готова будет отказаться от такого.
Матвей усмехается, а я успеваю под его рукой прошмыгнуть.
— Любая женщина?
— В нашем подъезде таких много. Так что вам будет, чем заняться, пока вы занимаетесь ремонтом. Тетя Маша с пятого этажа давно одинока. А тетя Лена с первого этажа — молодая мать — одиночка. Кстати, баба Зина из тринадцатой давно без зубов, так что минет с ней будет незабываемым, — говорю и, наконец, добираюсь до двери, когда слышу в спину его смех. Блин, он медом растекается по венам, забираясь в самые потайные уголки нервных окончаний. От него пальцы дрожат, и я никак не могу попасть ключом в замок. В итоге роняю его. Вся связка, как назло, скачет по лестнице прямо в ноги сексуального мерзавца.
— А что насчет Лизы из четырнадцатой? — поднимает он связку, вертит на длинном пальце, медленно, но верно, поднимаясь на девять ступеней. Как кот крадется, готовый вот-вот сцапать когтями мышку.
Тяну руку, чтобы взять ключи, он толкает меня тяжелым бедром, становясь рядом у двери. Я облизываю в миг пересохшие губы. Остро ощущаю не только разницу в росте, но и разницу в весовой категории. Смотрю на бицепс, сжимая кулаки в отчаянном желании потрогать, настолько ли он твердый, как выглядит.
Матвей
— Ну, что скажешь? – иду за Миланикой, смотря как она крошит мусор своими шпильками.
— Не знаю, Матвей, не знаю. Квартира, конечно, хорошая, большая. Но боюсь даже ремонт в ней не поможет продать ее за приличную сумму, — тормозит она у окна, что выходит во двор — колодец, каких здесь дофига и больше. Зачем-то вспоминаю, что совсем недавно видел пигалицу. Третий раз за неделю видел ее ряженой, как шлюшка. Она гордо садилась в машину к очередному хахалю. И чего морду воротит — непонятно. Непонятно, спит с ними или пока только почву готовит для будущей работы в рядах представительниц самой древней профессии.
— Матвей!
— А, че? Понял. А в чем проблема-то? Ты, вроде, как славишься тем, что и говно продать можешь, как брюлик, — хотя если уж честно, она больше славится богатой фантазией, как добыть у мужика сперму, а риелторство, скорее, хобби.
— Ну, — она подходит ближе, пальчиком по пуговицам рубашки проводит, цепляет одну и расстегивает, касаясь кожи.
Забавно, но это возбуждает меньше, чем то, как тогда смотрела на меня малышка Лиза. Сверху вниз огромными глазищами. — Понимаешь, тут дом-то старинный, но вид у него не ахти. Дверь в подъезд уже на соплях держится, да и лифт не работает, а уж о состоянии подъезда и говорить нечего.
Ее юркие пальчики уже на ремне, расстегивают, не встречая сопротивление. А я что, дебил, от секса с такой соской отказываться?
— В общем вложения ты считаешь не стоят того?
— Считаю, что поимеешь ты минимум. Так что лучше поимей меня, — она уже повернулась ко мне своей прокаченной задницей и выгнулась кошкой, я, недолго думая, чувствуя, как возбуждаюсь, поднимаю юбку выше, обнажая кружевные резинки чулков и полное отсутствие белья.
— Ты, я смотрю, хорошо готовилась к нашей встрече. Да и назначила ее на позднее время.
— Ты же знаешь, как я люблю наши встречи!
— Так пизда чешется, что готова трахаться на грязной шконке посреди строительного мусора, — кидаю ее на матрас, а она смеется и снимает с себя с себя рубашку, открывая глазу идеально сделанные сиськи. Сдергиваю с себя свою рубашку, вешая на открытую створку окна.
— И мою повесь, будь так добр.
— О, сучка, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда я добрый, — хватаю рубашку, а Миланику к матрасу за шею прижимаю. Она, как по команде, ноги раздвигает, чуть поднимается на локтях и шепчет на ухо, вылизывая его.
— Ну, повесь рубашку. Пожалуууйста. Не пойду же я по улице, как шлюшка!
— Ну, а кто ты? Пусть все видят.
— Мерзавец. Вот обижусь сейчас и уйду.
— По собственной воле? — смешная, словно не сама на встречу навязалась, когда узнала про мое новое приобретение. — Я бы на это посмотрел.
Она вздыхает, тянется ко мне губами накаченными, а я со смешком поднимаюсь.
— Матвей!
— Я рубашку пошел вешать, что не ясно?
А стоило подойти к окну, как замечаю пигалицу, неровно шагающую по брусчатке, которой усыпан двор. Ноги свои на этих шпильках сломает. Она вдруг запинается и падает, прямо в лужу. Но вместо того, чтобы встать, остается сидеть на месте. Ну, и что за хуйня?
Бросаю рубашку Миланики на пол, сдирая свою с окна и на выход иду.
— Матвей! Ты куда?! — орет мне в спину Миланика.
— Скоро вернусь! — кричу в ответ, дверь даже не закрывая. Все равно, там ничего ценного.
Спускаюсь по лестнице, на ходу рубашку надевая, толкаю шаткую дверь на улицу, тут же находя взглядом Лизу.
Тут же подхожу и из лужи ее вынимаю.
— Что? — она не понимает, дергаться начинает. — Отпустите!
— Ну, и чего ты в луже сидишь?
— Не ваше дело! Отпустите, говорю.
— Пошли домой.
— Не хочу я домой! Отвалите, — она все-таки вырывается, на меня волком смотрит.
— Кто обидел? Очередной мажорчик? Вместо ресторана в шаурмечную повел?
— Да как вам в голову такое пришло?! — взрывается она.
— А из-за чего еще тебе расстраиваться?
— Да пошли вы, знаете куда? — она хочет обойти меня, но я удерживаю ее руку, ледяную настолько, что обжигает.
Дождь просто в пух и прах уничтожил ее идеальную прическу, оставил от макияжа не слишком приятные разводы, а пальто превратил в тряпку. Но при все при этом, она, все равно, хороша. От натуральных пухлых губ до огромных глаз, в которых плещется ярость и обида.
— Поехали, — тяну ее в сторону арки, она упирается, но не слишком.
— Куда?! Мне домой надо!
— Покажешь, кто тебя обидел, обсохнешь, а потом уже домой пойдешь.
— Ну, и зачем вам это? — тормозит она уже возле машины, обнимает себя за плечи, невольно собирая в кучку небольшие сиськи. Мозг рядом с этой девчонкой вообще работает наполовину только, а желание нагнуть ее — выходит за все границы разумного. Она же, скорее всего, целка, ищет выгодного принца, а мне нахуй не нужна эта возня.
Лиза
— У меня и расческа есть, — вздрагиваю от его голоса, пока убираю волосы от лица и делаю пучок. Без резинки долго он не продержится, но и так, вроде, нормально.
— Не надо, — скашиваю взгляд на четкий профиль, сглатывая слюну. Я дышу через раз, боюсь сделать глоток его невероятно мужского запаха. Не душка дорогущего одеколона, а чего-то приглушенного, как свет, терпкого, как горячий шоколад, что разливается по стенке горла, причиняя невыносимое удовольствие. Я была права, одно его присутствие — шантаж для женщины. Для опытной, для которой такой мужчина может стать последним шансом, и для меня, для которой такой мужчина может стать лишь погибелью.
Мне рядом с ним неуютно. За последнюю неделю я видела его от силы пару раз издалека, и меня это полностью устраивало. Как и мою маму, которая вдруг начала просить меня держаться подальше от нового соседа. И я, наверное, впервые с ней полностью согласна.
Он как дьявол, который налепил на себя чье-то красивое лицо, делая вид, что хороший. Вот даже сейчас, к чему этот рыцарский порыв? Хотя он и сам не скрывает своего интереса, но как же я устала, что интерес ко мне остается только в одной плоскости!
— Будешь так смотреть, все мои благородные планы полетят к чертям.
Я тут же вспыхиваю. Я вообще на парней никогда не пялюсь. С другой стороны. Он же не парень. Мужчина! Очень-очень опасный мужчина. Мне даже спрашивать не надо, и так понятно, что такой, скорее всего, игрок, и любит жить на вечном адреналине. Каждый его день, как прыжок с парашютом. Не хочется однажды задохнуться в ткани, которой он меня накроет.
Лучше посмотрю прямо или на приборную панель. Хорошая машина. Дорогая и надежная. Совсем не то, что у мальчишек. Там понты одни и страх, что с машиной что-то случится, вечные выкрики тем, кто по их мнению, ездит как «Гондон». Матвей… как его, ездит иначе. Быстро, но уверенно. Никаких игр в шашки, никаких дерганий, от которых порой и ремень не спасает.
Мы затормозили на светофоре, и Матвей переключил передачу. Я снова засмотрелась на его руки. Чуть смугловатые, словно сдобренные загаром, с виднеющимися венами. Длинные пальцы держали рычаг переключения, а когда машина плавно тронулась, переместились на руль. По телу прошла дрожь. Я невольно потерла запястье, на котором, кажется, оставался еще след от его сильных пальцев. Кожа звенела, а горло пересыхало. Я невольно вцепляюсь в сумочку, словно находящийся там перцовый баллончик может помочь от острой нехватки воздуха. Ну, с другой стороны, брызни я себе им в лицо, мне точно будет не до инстинктов, что вопят рядом с этим экспонатом мужского совершенства.
— Не замерзла? — он скашивает взгляд, а я понимаю, что расстегнула пальто, и теперь он может видеть мою блузку, а под ней ноющие соски.
— Замерзла, — говорю, но тут же замечаю нужное здание. — Вот здесь. Если вы еще не передумали.
— Защитить девушку в беде? Разве можно передумать?
— Смотря, какую преследуете цель.
— Поясни.
— Если вы после этого поступка надеетесь забраться ко мне в трусы…
— Если я захочу, я в любом случае заберусь, так что не обольщайся, что сможешь мне отказать, — хмыкает этот наглец и выходит из машины. Направляется прямо ко входу, откуда долбит музыка.
Я ежусь. Совсем не от холода.
Зря я вообще с Мишкой встретилась. Но он так красиво маме на уши присел, цветы подарил, что она буквально выставила меня за дверь на свидание. Он казался нормальным. Мы вспоминали смешные случаи из будней спортивной школы. Я думала, пообщаемся по-дружески, а потом появились его друзья по команде. Кто ж знал, что парни так долго обиду внутри держат? И чего ждал два года?
Я не смогу тут сидеть. Мне надо знать, что там происходит!
Выхожу из машины и мигом в ресторан захожу. Он, кстати, принадлежит Мишкиной семье, как оказалось.
Застываю на пороге. Чего я ждала? Что он с ними драться будет? С чемпионами района по кикбоксингу? Но я точно не ждала, что он сядет с ними за стол и посадит одну из девочек себе на колени. Я даже знаю ее. Она из команды моего тренера, от которого мне пришлось уйти.
— О, Лизка, заходи! — Миша Хворостов поднимается и с пьяной улыбкой ко мне идет. — Рассказываю тут твоему дяде, что ты все неправильно поняла!
Дяде?
Неправильно поняла?
— Что именно я не поняла?
— Ну, что пошутили мы над тобой, как ты тогда надо мной.
У меня щеки тут же гореть начинают.
Это все сволочь сосед! Зачем я согласилась приехать? В очередной раз стать предметом насмешек?
— А в чем шутка-то была? — спрашивает Матвей, а рот заполняет закускам. Спасибо, что не пьет.
Мишка накрывает мое плечо своей рукой, но я тут же скидываю ее. Оглядываю ресторан, только официанты возле бара. Больше никого.
— Так она сказала, что переспит со мной прямо в раздевалке, когда мы в спортивную школу вместе ходили.
— А ты и поверил?
— А чего не поверить? О ней знаешь, какие слухи ходили?
— Заткнись! — толкаю его, а он только усмехается. Зло так. Словно обиженный мальчишка.
Лиза
— А ты почему сегодня дома? — заходит мама в нашу комнату, пока Мира читает, а я пытаюсь сосредоточиться на английском, который мне никак не дается. Скоро сессия, но маме плевать. Она считает мою учебу бесполезным занятием. — Лиза!
— Мам, ну, если я один день с ним не встречусь, то ничего страшного не будет!
— Ага, ничего страшного! Ты знаешь, сколько охотниц за твоим Мишей?
Моим. Как быстро он стал моим? За эту неделю, что я бегала к нему на свидания? Нет, я не спорю, вспомнить старые деньки, когда мы все вместе и на чемпионаты ездили и просто спортивные будни, было интересно, но как же я устала слушать о том, как он замечательный! От него самого. От Кристины. От матери. Спасибо, что хоть Мира молчит.
— Мам, никуда он не денется! Давай я пару дней помурыжу его, как раз к учебе подготовлюсь.
— За твою учебу плачу я, значит, мне решать.
— Да как я сессию-то сдам?
— А день тебе на что? Ты все равно ни черта не делаешь!
— Да как же, я же с Мирой по врачам!
— Все, не спорь! Времени у тебя было предостаточно, собирайся. Я слышала, как он тебе звонил.
— Ты еще и подслушиваешь?
— Пока ты живешь в моем доме и ешь мой хлеб, буду подслушивать, сколько хочу.
Я в очередной раз подчиняюсь. Через силу и стиснутые зубы, но все-таки иду приводить себя в порядок, бросив Мише сообщение, что, все же, смогу с ним встретиться. Никаких смайликов. Может, он как-то поймет, что я в не лучшем настроении?
Но Миша никого, кроме себя, не видит, и тут же радостно соглашается, посылая мне миллион сердечек.
Я кривлюсь, быстро наношу неброский макияж, надеваю короткое платье, но зачем-то запихиваю учебник по английскому и рабочую тетрадь в свой рюкзак.
— Ты надолго? — Мира на грани слез, а я ее обнимаю. Ну, что за плаксивая девчонка. — Мне так стыдно, что я сегодня потратила твое время.
— Ты глупости-то не говори! Мы зато как здорово с тобой прокатились. Врач нам много хорошего сказал.
— Но ходить я, все равно, пока не смогу.
— Не надо отчаиваться! Я же еще на курсы онлайн записалась по массажу. Так что буду сама тебе делать.
— А деньги?
— Мама даст. Да и вообще, я, может, скоро замуж за Мишу выйду, и тогда в деньгах мы не будем нуждаться.
— Думаешь, выйдешь?
— Ну, мама уверена, а мне стоит немного… — ладно, это не для детских ушей. — Короче. Перестань реветь! Это, все равно, никогда никому не помогало.
— А если ты выйдешь замуж, ты уедешь?
— Я возьму тебя с собой, малыш. Не переживай, — обнимаю ее крепко-крепко, а она меня в ответ. Ухожу, махнув рукой. Надеваю свои тонкие босоножки и пальто. Прощаюсь с матерью, что сощуренным взглядом осматривает мой внешний вид.
— Дай ему себя поцеловать.
— Ну, мам! — ладно, у него всю эту неделю лицо было распухшим, но скоро меня это не спасет.
— Что, мам? Я же знаю, что ты недотрогу из себя строишь. Надо все-таки показать мужику, что он может от тебя получить не только красивую мордашку. Все, иди.
Я лишь мельком замечаю, что она и сама накрасилась. Кого интересно ждет? Или сама куда-то собирается?
Выхожу в подъезд и невольно улыбаюсь. За эту неделю он преобразился. Сосед взялся за ремонт с большим энтузиазмом, хотя сам тут не появляется. Я только хочу нажать кнопку уже работающего лифта, когда мне приходит смс. Открываю и улыбка становится шире.
Миша сегодня не может со мной встретится. Очень извиняется и обещает подарить подарок, а я прыгаю, как маленькая. Он не может! Вот же лучший подарок.
Бросаю взгляд на свою дверь и спокойно вхожу в лифт, но выхожу на этаже выше. А там сразу на крышу, где есть ниша, в которой можно спокойно позаниматься. И никто не помешает. Только вот английский этот. Непонятно, зачем он вообще нужен в институте сервиса. Я же никуда из России уезжать не собираюсь!
Втягиваю ароматы осеннего Питера, когда вдруг чувствую среди них табачный, с запахом ментола. Почему-то по телу проходит горячая волна, а буквы на странице расплываются.
Я знаю этот запах. Даже смешанный с питерскими он вызывает внутри что-то очень яркое и волнующее. Живот тут же крутит от неясного страха, а голова поднимается с большим трудом.
Матвей стоит, оперевшись на парапет крыши. Вот только разглядывает не красоты питерские, а меня. Мне казалось, за неделю его образ стерся из головы, но я ошиблась. Вон он здесь, псих, толкнувший меня в объятия другого. Мне бы уйти, даже не смотреть на него, но я продолжаю сидеть, стиснув колени, и вглядываться в маленькие изменения, которые могли произойти с ним за неделю. Он побрился. И куртка у него сегодня не кожаная, а пуховик. Мерзнет, что ли? Хотя джинсы те же. А вот лицо. На нем появилось пару синяков. При сумерках их почти не видно.
— Привет, пигалица.
— Добрый день, — молчание с ним казалось фатальным, и я начала болтать. — Вы сделали отличный ремонт. В подъезде стало очень светло, и лифт работает. А еще у нас перестали ночевать бомжи. В общем…
— Какие люди и без охраны, — выхожу из лифта, цепляя глазом бордовое платье, еле-еле прикрытое шалью. Мать Лизы все еще хороша. У нас таких в борделе даже любят. Сочные задницы, бездонное межножье. — Добрый вечер!
— Маргарита Сергеевна, — пиздец, почему бабы, приходящие за сексом, думают, что своим появлением делают мне одолжение?
— Так-так, — подхожу ближе, но не трогаю. Не хочется. Хотя она уже вся в горячке, грудь третьего размера колбасит, пальцами края шали теребит. Сама не знает, чего хочет. — Так чем обязан, Маргарита Сергеевна?
— Вообще-то я хотела лишь сказать, чтобы вы держались от моей дочери подальше, — она задирает свой острый носик, наверное, единственное, что связывает ее с Лизой. Хотя, постойте, чего она пизданула?
— А что такое? Не гожусь в зятья?
— Конечно, нет, моя Лиза приличная девочка, а вы криминальный элемент…
— Обо мне уже в новостях передавали?
— Этого не требуется. Вполне ясно, что забирать чужие квартиры могут только весьма криминальные элементы, — она проходится влажным взглядом по моему телу. В нем совсем ничего от взгляда ее дочери, от той тихой, сладкой страсти, что плещется в расширившихся зрачках. Лишь похоть, в которой я купаюсь последние семь лет своей жизни.
— Кстати, хотите посмотреть, как продвигается ремонт? — вставляю ключ в замок двери, именно так, что касаюсь живота этой дряни. Она его тут же втягивает, но что интересно — не отодвигается, не оскорбляется предложением, которое, естественно, несет в себе секс. — Ну, так что? — поворачиваю к ней голову.
— Ну, что, раз вы настаиваете, то посмотреть можно.
Я только открываю дверь, как она делает шаг вперед, но я преграждаю ей дорогу.
— То есть в зятья не гожусь, а в любовники вполне?
— Да как вы, как вы смеете такое, — она по сторонам смотрит, часто дышит, а мне хочется ее развернуть и пинком по заднице по лестнице отправить. Но во мне еще сохранились мизерные остатки уважения к женскому полу.
— Считайте, что я пошутил, а вы неправильно поняли. До свидания, Маргарита Сергеевна.
Тут же закрываю перед ее носом дверь, а самому ржать охота от выражения ее лица. Судя по звукам, лифт, в котором поднимается Лиза, как раз остановился на ее этаже, а следом послышался звонкий топот каблуков.
Цирк, не иначе.
Прохожу по бардаку, который сегодня устроили рабочие, но в комнату, в которой я в прошлый раз ночевал, они пока не заходили. Забавно, но мне нравится ночевать вот так, на полу, на одном матрасе. Вспоминается время, когда меня только под крыло взял Захар, почти заменив мне отца, брата. Для него минимализм был привычным. Он только откинулся в то время и, собственно, поставил условие, что если я с ним, то так же, как и он, начинаю с ним с самого низа. Пришлось согласиться.
Ложусь на матрас и закуриваю, смотря в потолок. Там сверху квартира Лизы. Чем она интересно занимается? Обо мне думает? Или перед матерью стелется? Непонятно, как вообще такую суку можно слушаться?
Телефон пиликает сообщением, и я читаю.
Мила – глубокая глотка: «Ты подонок! Ты мне так и не перезвонил! Неделю морозишься, скотина!».
Она пишет стабильно несколько сообщений в день. По ней можно часы сверять. Но дрочить я не люблю, так что можно и ответить, сегодня нужно отвлечься от Лизы — подлизы.
Перезваниваю, делая новую затяжку.
— Привет, конфетка.
— О, ты взял трубку? Чем обязана? — и столько сахара в ее голосе, совсем не вяжется с той стервой, что поливает меня говном в смс.
— Приехать к тебе хочу. Ты не против?
— Я? — она повышает голос, но прекрасно понимает, что все и всегда зависит только от моего желания. — Я не против, чтобы ты приехал и извинился за то, что меня бросил!
— Ты могла меня дождаться.
— Я… — она умолкает, очевидно, даже не думая о таком варианте.
— Я приехал через два часа, а тебя не было. Я очень обижен, так что извиняться будешь ты.
— Матвей…
— Приеду, когда смогу, надеюсь в этот раз ты меня дождешься.
Поднялся и поехал в клуб, не могу здесь долго находиться, пора, пожалуй, отпустить прошлое, Захара, которого больше нет, и вести не его бизнес, а строить свой, тем более, что бывший однокурсник Наиль предлагает реальную тему.
И только я поднимаюсь, как стены пустой квартиры оглушает трель звонка. Пиздец, как громко. Иду открыть и с удивлением замечаю молодую мамашу, что живет этажом ниже. Серьезно, блять?
— Добрый день, Матвей Дмитриевич.
— Вообще-то уже вечер, а мне пора на работу, — прохожу мимо нее, а она не сдается.
— А вы когда будете дома?
— А чего дома, можем, прям, в подъезде трахнуться, вы же для этого пришли?
— Что? Да как вы, — она озирается по сторонам, тоже боясь, что ее кто-то заметит в моей компании. — В подъезде нас могут увидеть.
— А у меня без этого не встает. Чао, — прощаюсь и спешу спуститься из этого дурно пахнущего женской похотью подъезда. Даже в моем борделе оно не такое лицемерное.
Лиза
Я пытаюсь оторвать челюсть с пола, но у меня плохо выходит. Я словно динозавра увидела. Не-ет, я, конечно, знала, что Миланика Петровна любить водить мужиков домой, но мне почему-то казалось, что Крис преувеличивает. Теперь мне неудобно вдвойне. Потому что я напросилась в гости, чтобы хоть немного отдохнуть от мамы, которая, возможно, будет без слов хвастаться победой на любовном фронте. В итоге я хотела сбежать от одного, но по факту вернулась к тому же. Мысль, что сейчас мать моей подруги будет трахать мой возможный любовник, просто невыносима! Каламбур какой-то.
— Кристина, почему ты еще не одета?
— Ну, я же не знала, что тебе так не терпится потрахаться, что ты вернешься за сорок минут. Ты сказала, час.
Миланика Петровна неловко смеется, а потом идет на дочь, а та отступает в свою спальню. Она мне даже не сказала поторопиться, мы уже и чай успели попить. Планировали в клуб, но не спешили, а теперь, наверное, надо.
Как же неудобно-то! Как голая перед ним стою, хотя на мне все то же платье, колготки. Я иду в его сторону, потому что рядом с ним шкаф, где мое пальто.
Без шпилек рядом с ним даже как-то неудобно. Я ему совсем по плечо.
— Ты, получается, не пошла домой? — его голос, как неожиданные брызги дождя. Сначала бодрят, а потом обжигают. Я еще не дотянулась до пальто, только руку подняла, теперь она дрожит.
Глаза в глаза. Мои распахнутые, его с прищуром. И молчание, такое тягучее в тишине коридора на фоне криков за дверью.
— Не хотела видеть маму со следами твоих губ.
— Я не целовал твою маму.
— Зато будешь целовать маму моей подруги. Как так вообще получилось? — наверное, этот простой вопрос дал мне в себя прийти, не трястись рядом с ним, а наоборот, включить непрошибаемость. Если еще три часа назад у меня были мысли, что наши уроки могут выйти далеко за рамки приличий, то теперь я даже уроков не хочу.
— Ну, квартиру в вашем доме посоветовала мне именно Мила. А она о ней узнала от твоей подруги. Так?
— Угу, — тоже мне совпадение. — Только я не говорила, что эту квартиру продают.
— Но ты же наверняка сказала, что ее жители мешают всему подъезду.
Блин.
— Ясно. Ладно, — достаю-таки пальто, но он у меня-таки его отбирает и растягивает в руках. Я закатываю глаза. — Джентльмен. Кобель. Учитель. Прямо, на все руки мастер.
Он помогает мне одеться. Резко разворачивает, сам застегивает пальто, а мне реветь хочется. Блин, ну, чего он свалился на мою голову?
Не могу на него смотреть, приходится пялиться на черный замочек курки, в которую он меня недавно заворачивал. Грел. А теперь будет греть маму Кристины. Такие ему женщины нравятся, да? Доступные?
— Ну, хватит! — отбираю последнюю пуговицу и демонстративно застегиваю сама. — Раздевайтесь. Вам сегодня предстоит жаркая ночь.
— Смешная ты, Лиззка. Еще не было ничего, а ты уже права качаешь.
— Ничего я не качаю, — возмущаюсь я, сажусь, чтобы надеть батальоны. — Просто желаю вам удачи.
— Удачи? Я собрался потрахаться, к чему мне удача?
— Ну, знаете, в вашем возрасте всякое бывает. А вдруг не встанет?
Хочу двинуть к двери, но он меня удерживает, к себе поворачивает.
— А тебе бы очень хотелось, чтобы у меня вставал только на тебя?
Он прижимается так близко, так давит внизу живота чем-то большим и твердым, что у меня горло перехватывает, и я, как рыба, воздух ловлю ртом. Хочу отвернуться, но он не дает. Поднимает руку и за подбородок держит.
Ну, где там Кристина? Сколько можно лаяться?
— Отвечай.
— Ничего я не хочу. Я вообще замуж, может, скоро выйду, и работоспособность вашего полового органа последнее, что должно меня интересовать.
— Точно, — теперь он меня чуть толкает. — Замуж. За Мишеньку. Кстати, где он? Почему ты не с ним на свидании?
— Он занят. Мы встретимся завтра.
— Ну, понятно. Трахает какую-то телку.
— Не все же такие, как вы!
— Все, малыш. Мужики либо трахают телок, если им позволяет внешность и деньги, или мечтают трахать. А есть те, кто женятся на тех, кого хотят трахать. Вот это твой вариант.
— Да пошли вы.
— Повторяешься, — слышу уже за дверью, хлопая ею. Спускаюсь на первый этаж, обнимая себя за плечи. Зря я поехала. Зря напросилась.
Может, домой махнуть?
Но не успеваю сформировать мысль или заказать такси. Взбешенный дьяволенок по имени Кристина уже спустилась ко мне и возмущенно сопела рядом. Мы с ней так давно вместе, что нам не требуется даже говорить. Молчание с ней тоже прекрасно. Пока я занималась гимнастикой, она училась, не покладая рук, и боролась с жестокостью подростков. Я пыталась привить в ней интерес к тренировкам, но она отказалась. Сказала, что в таком виде она видит к себе истинное отношение, видит людей насквозь.
— Ну, и где это такси?
— Эм, я, чет, не уверена, что нас пустят в такое пафосное место, — застыла Крис, пока Матвей открывал мне двери.
— Это было необязательно.
— Пользуйся. Спустя несколько лет в своей профессии ты будешь мечтать, чтобы к тебе хоть раз отнеслись уважительно.
— Вряд ли ты знаешь, что такое уважение к женщине.
— Ни одна пока его не заслужила.
— Эй! Голубки! Я говорю, нас сюда не пустят! — бесится Крис, и я отворачиваюсь. Сама впериваюсь в яркие огни клуба «Мираж». Если вы не слышали про этот клуб, то точно не были в Питере. Три этажа пафоса и запаха денег, которые тут тратятся с огромной скоростью. Алкоголь, наркотики. Это явно не все удовольствия, что может предоставить это заведение. И оно точно последнее, куда бы я даже подумала прийти.
— Не волнуйтесь, Кристина. Пропустят, — он толкает меня в поясницу, и я шагаю вперед. Тут же за мой локоть берется Крис, зло шепчет:
— Ты собираешься мне хоть что-то объяснить?
— Как только пойму, что происходит, — смотрю я на вереницу девушек и парней, которые очень хотят попасть в клуб. Большая часть из них одеты так, словно пришли на смотрины. И если бы моя мама их увидела, поняла, что, собственно, у меня мало шансов найти себе мужа в такой среде. Чтобы соответствовать богатому мужу, нужно немало в себя вложить, а моему платью уже четыре года, оно покупалось в одном из магазинов под брендом «Много одежды», мои ботильоны там же, хотя и посвежее. Единственная дорогая вещь на мне — это кашемировое пальто, которое я купила, когда мы с моей командой ездили во Францию на чемпионат.
— Нет, ты посмотри на них, как за колбасой стоят, — смеется Крис, которая, очевидно, решила, что сюда мы точно попасть не сможем.
— Ну, вы не далеки от правды. Нам не сюда, — он продолжает держать руку на моей талии, что я ощущаю даже сквозь несколько слоев ткани. Пальцы то и дело ее поглаживали. А мурашки по телу разбегались, кусались сволочи. Хотелось повернуться, в глаза посмотреть, понять, что он придумал, что собирается делать, и как его эти поглаживания с Мишей связаны.
— Может, хватит?
— Что? — дергается Крис, но я поднимаю взгляд на Матвея. Он даже не думает опускать руку.
— Что? Я просто направляю, — усмехается он и наклоняется ниже. — Разве не об этом ты меня просила?
Вздыхаю рвано. Как же он достал! Постоянно все перекручивает и каждый раз в свою пользу.
— Матвей Дмитриевич, — не сразу понимаю, куда мы пришли. Получается, обошли здание с другой стороны. Тут тоже вход, но судя по всему, для вип персон. — Не думали, что вы вернетесь.
— А что? Уже погром успели устроить?
— Ну, так, был небольшой конфликт, но мы быстро его уладили, дебоширов отправили в отделение.
— Понял, принял. Работайте, — он шагает вперед, и перед ним амбалы расступаются, а я пытаюсь понять.
— Это что? Твой клуб?
— О, как. Стоило мне заиметь клуб, как мы перешли на ты?
— Нет - нет, просто я удивилась, — торможу в холле, Крис тоже осматривается. Пока я пытаюсь придумать, как уладить недоразумение, Матвей поворачивается к Крис.
— Давайте поухаживаю.
— Кого вам пришлось убить, чтобы такой построить? Вы бандит, да? — спрашивает Крис, а у меня все внутри сжимается, потому что одно дело выгнать бомжей из квартиры, угрожать и избить мажоров, но совсем другое — управлять такой криминальной махиной. Я даже слышала, что тут содержится свой бордель. Наверное, я немного недооценила Матвея… Дмитриевича.
— А если да?
— Вы не похожи на бандита. Скорее, на жигало, который стрясает деньги с красивых взрослых женщин.
— Бандиты бывают разные. Тупые сидят за решеткой, а умные… наслаждаются жизнью. Лиз, что ты в свое пальто вцепилась, вон Крис уже готова веселиться. Верно? Вы же потанцевать хотели?
— Хотели, — почти шепчу, все-таки, давая снять с себя пальто. — А может, я домой?
— Поздняк, — толкает он меня в светящийся коридор, из которого мы попадаем в омут света, сигаретного дыма и шумной музыки. Тут так громко, что кажется, ушные перепонки скоро лопнут.
— Это первый этаж, а что еще на двух?
— Наверху караоке ресторана, а вниз тебе лучше пока не соваться, — я поднимаю голову, а он смотрит прям на меня, и это его «пока», прямо, по нервам резануло.
— Там бордель, да? Ты сутенер?
Он молчит и снова грубо толкает меня вперед. Тут же подходит официантка в короткой юбке и провожает нас подальше от танцевальной зоны, где орут какую-то песню.
— Принеси девочкам меню, а мне кофе сделай.
— Хорошо, Матвей Дмитриевич.
— Ты с ней тоже спал? — не могу удержаться я, пока он садит нас за столик. Для Крис тоже стул отодвигает. Она только фыркает, а я жду ответа.
— Я сплю не со всеми, Лизок. Кстати, я не зря выбрал это место. Взгляни туда.
Он откидывается на спинку кресла и указывает длинным пальцем мимо танцпола на противоположные диванчики, стоящие кругом.
— Куда прешь! — толкаю охеревшего быка, который толкнул меня в толпе, пока я взглядом провожал Мишу и его ношу. Сука, как хочется что-нибудь сломать!
Адреналин бьет по вискам, в грудь, словно взбешенный огромный дальнобойщик в берцах.
— Эй, Мот, ты чего?! — узнаю сквозь красную пелену Наиля. Блядь, чуть не вмазал. — Нихуя тебя кроет! Пойдем сядем.
— Ага, — все, на что меня хватает.
— Ты обкурился?
Вот хороший вопрос. В какой момент я обкурился? Когда предложил Лизе приревновать Мишу, а может, когда посадил к себе на колени официантку? А может, когда ответил на неумелый поцелуй?
Неумелый. Но блядь, он меня вставил так, что я чуть прилюдно ее не трахнул. Член стоял так, словно я в первый раз сиськи увидел.
— Мот! — машет перед моим лицом Наиль, а я моргаю.
— Не курил я. Да и трезвый давно. А ты чего еще тут?
— Домой собирался, тебя увидел. Ты разве не к телке поехал?
— Поехал, — блядь, я ведь даже не потрахался сегодня. Но вижу официантку, которая была коварно скинута с колен. Смотрю в ее сторону. Как улыбается, как облизывает тонкие губы. У Лизки пухлые. Наверняка будут отлично смотреться на моем члене. Да чего уж, она просто создана для моего члена. Можно прямо сейчас поехать к ней, затащить к себе и взять ее так, что она тут же забудет о боли порванной целки. Может быть, даже вылизать ее до дна!
Подношу пальцы к носу. Блядь, как же пахнет-то! А на вкус, как манго. Сладко, терпко, ни с чем не сравнить!
Прямо сейчас поехать, послать этого Мишу и сделать ее своей?!
Нет уж.
Не надо мне никаких целок.
С ними связываться, себе дороже. Лучше вот такие, доступные, всегда готовые.
Подзываю к себе. Пора избавиться от мыслей об одной маленькой сучке. А клин, известно, клином выбивают.
— Эй, ты! — толкают меня в плечо, и я поднимаю голову. Пышка, дочка Милы. Они, кстати, вообще не похожи. На первый взгляд. — Ну, и где Лиза?
— Ее жених домой повез, ты прощелкала.
— Ну, капец. Мы вообще-то не разделяемся в таких местах.
— Не мои проблемы, — поднимаюсь и иду к официантке, которая мне уже несет виски. Все знают, что я пью. А все ли знают, как люблю трахаться?
— Пошли, пончик, так и быть, отвезу тебя домой, — слышу за спиной и забираю бокал с подноса официантки. Зиля, — читаю на бейджике. Смешное имя. Но в общем-то какая разница?
— Ты, прямо, умница послушная, знаешь что я люблю пить.
— Я знаю, что вы любите, — опускает она взгляд в притворной покорности, а мне дико Лизу хочется увидеть точно в такой же смиренной позе. Тащу девку в випку, толкаю к дивану и встаю рядом.
— Ну, покажи, раз знаешь,
Она торопится, наверное, думает, что уйду, а ей так и не достанется конфетки. Довольно быстро расправляется с ремнем, ширинкой. Даже не утруждаю себя снять штаны, просто достаю хер и толкаю к тонким жадным губам. При одной мысли, сколько членов там перебывало, становится немного тошно. Но стоит ей взять в рот, как я торможу свою внезапную брезгливость. Закрываю глаза и берусь за высокую гульку. Кожа тут же чувствует разницу. Волосы сухие, словно солома, а у Лизки шелковистые, наверняка не тронутые краской.
Бля… как хочется, чтобы именно она в рот сейчас брала! Так же неумело касалась губами. Водила ими по головке, сводя меня с ума.
Толкаюсь в горло сучке все чаще. Хочется быстрее это закончить и слить возбуждение, словно в унитаз.
Это, блядь, ненормально!
Раньше меня минет всегда вставлял, а теперь я думаю, каково это, когда девка делает минет впервые. Как неуверенно гладит ладошкой.
У меня была такая, я думал, целка, но оказалось ее нанял отец, чтобы я, наконец, в свои пятнадцать с девственностью расстался. Я, блядь, влюбился, а он потом ее на моих глазах трахал, еще и присоединиться предложил. А я ведь присоединился. Трахал шлюху, как бешеный, давая понять, что старик просто чмо по сравнению со мной, во вкус вошел. Она потом еще долго за мной ходила. И мне понравилось, что она тоже в меня влюбилась.
— Раз любишь, то обслужишь моих друганов, милая.
— Друганов?
— Да, сделай это для меня.
Она сделала. Сосала по кругу, а смотрела на меня. С любовью, блядь.
Официантка, конечно, сосет дерьмово, у меня уже член готов спать лечь, а я ведь неделю не трахался. Даже смотреть на ее щенячий карий взгляд тошно. Отталкиваю ее, поворачиваю костлявой задницей. Задираю мини-юбку, щупаю. Даже мяса нет. Кость, да и только.
У Лизки есть, что пощупать. Задница такая, что впору кончить просто от трения.
Мысли о моей гимнастке возбуждают. Достаю из кармана презерватив, разрываю упаковку и сразу раскатываю по члену резину. Плюю на ладонь и смачиваю вход. Колючий. Девочка даже не знает, что такое эпиляция. Но если она трахается в клубе, то явно не парится на этот счет.
Толкаюсь внутрь, не чувствуя почти ничего.
— Доча, пора собираться, — я даже отвернулась от своего старенького ноута, в котором реферат печатала. Мне кажется, приснилось, что мама настолько со мной нежна! А может, все дело в том, что сегодня Миша ведет меня на день рождения друга, где я официально буду представлена как невеста? — Я уже все приготовила, заканчивай.
Я смотрю на Миру, что прерывает свое рисование.
— Чего это она? Ты уже замуж вышла?
— Почти, — хмыкаю я, сохраняя текст, закрываю ноут и встаю.
— Ты со мной только ложись, когда вернешься.
— Обязательно, малыш. Еще загляну перед выходом.
— Поскорее бы это кончилось.
— Я тоже этого хочу.
Может, так и будет.
Миша, прям, настроен серьезно.
Теперь он звонит мне с утра, днем, вечером. Даже подарил последнюю модель айфона. Я, правда, почему-то так и не смогла заставить себя его открыть. Просто спрятала подальше, а маме не сказала.
Сегодня очередное свидание, и, наверное, нужно дать ему себя поцеловать или даже потрогать, потому что эти игры в «А давай после свадьбы» могут сработать с сексом, но очень странно отказываться целоваться.
Да и поводов почти не осталось. Сначала у него заживала губа, хотя той телке в клубе это вообще не мешало.
Потом у меня болел зуб.
Потом мы слишком долго гуляли, и у меня заболело горло. В общем поводы для отказа закончились, а желание так и не появилось.
Я просто не могла.
Не могла дать себя поцеловать в губы.
Мне казалось, что одно касание, и сотрется тот поцелуй, о котором я думаю всю последнюю неделю. Он не появлялся в нашем доме ровно столько же.
Каждый день, пока я вожу Миру в больницу или собираюсь на свидание, думаю только о том, почему?
Неужели из-за меня?
При этом ремонтные работы идут весьма активно. В его квартире постоянно кто-то сверлит, шумит, орет, когда я прохожу мимо двери, но ни разу не появился он сам.
Меня уже так и подмывает наведаться в тот клуб, хозяином которого он является.
Но я помню, что сказала Кристина.
Он ушел с той самой официанткой, которую я согнала с колен в порыве горячки.
Глупая обида жжет грудь изнутри. Он мне ничего не должен, я вообще его сама поцеловала, можно сказать, изнасиловала языком, но как же обидно, что он так просто забыл меня и пошел целовать другую!
Ну, и ладно. Такой человек точно на мне никогда не женится и не будет таскать букеты роз, как Миша. И точно бы не был таким терпеливым, как Миша. Наверняка даже не дал бы мне отвернуться, просто посадил бы к себе на колени и принялся толкаться языком в мой рот, пока подо мной росло твердое естество, готовое вот-вот проткнуть меня насквозь. И я бы не смогла устоять. Стоит только вспомнить его длинные пальцы в себе, как между ног болезненно ноет, а это только фантазии!
А зачем брать замуж, если девушка готова отдаться до брака?
Вот о чем я думаю.
Мама просто счастлива. Помогает мне с макияжем и прической, воркует чего-то, рассказывает о смешной клиентке, а я не слушаю. Смотрю на свое лицо в зеркале прихожей, оно же трюмо, и не могу справиться с дурацкой мыслью, что иду по какой-то чужой дороге, навязанной, хотя и легкой. И стоит повернуть голову, как я увижу ту дорогу, что нужно. Да, она не покрыта асфальтом, да, там ямы и холмы, но она моя! Та, по которой я должна пройти.
Ладно, пора собираться.
Надеваю купленное мамой платье, оно струится по телу, как вода. Блестит, словно сшитое для выступления. Мама улыбается. Наверное, впервые за долгие-долгие годы. Она всегда была раздражительной, а еще очень амбициозной.
Она привела меня в гимнастику в четыре года и увидела потенциал, повод реализовать собственные мечты. Меня никто не спрашивал, я просто выросла с мыслью, что должна заниматься и слушать маму.
Она начала платить за индивидуальные тренировки. Делала из меня звезду. Радовалась победам и всегда ругала за поражения. Выискивала ошибки, даже если я занимала первое место.
Потом родилась Мира, и ее ждала та же участь. Она хотела сделать из нас чемпионок, а сделала инвалидов.
Мне повезло больше, я справилась, только осталась с больной спиной.
Мире повезло меньше, она сломала позвоночник. И теперь я обязана выйти замуж и обеспечить их с матерью, потому что она вложила в нас слишком много, потому что продала дом за городом, чтобы были деньги на индивидуальные тренировки, она вложила в нас душу, а мы не оправдали ее ожиданий.
Надеюсь, теперь оправдаю.
Она делает мне красоту на голове, словно действительно готовит к выступлению. Наносит макияж. Потом поворачивает к себе лицом. Внимательно осматривает свою работу.
— Не поведи меня.
— Постараюсь.
— Ты же знаешь, что нужно сделать, чтобы привязать его к себе окончательно?
— Он меня замуж позвал, куда уж ближе?