1.
О Сэхён выходит из аэропорта Шоуду и делает глубокий вдох. Прохладный утренний воздух ласкает кожу и немного треплет длинные тёмные волосы, словно приветствуя.
«Я вернулась», – думает она, глядя на высокое небо над ещё спящим Пекином.
На часах 4.20 утра, вокруг шум и гам: встречающие радостно обнимают прилетевших из разных мест друзей, родных или просто знакомых, щебечут о чём-то, а таксисты громко пытаются привлечь внимание потенциальных клиентов, зазывая воспользоваться своими услугами. Девушка обходит навязчивых водителей и подходит к такси с установленным счётчиком, который видно через лобовое стекло, и спрашивает у мужчины, сидящего за рулём:
– Довезёте до общежития университета Цинхуа?
– Конечно.
Таксист выходит из машины, помогает загрузить в багажник большой чемодан и сумку, после чего открывает клиентке пассажирскую дверь, а сам садится обратно за руль. Он осторожно выезжает с парковки аэропорта и набирает скорость.
Сэхён прижимается лбом к прохладному стеклу, за окном плывёт привычный Пекин, а у нее в груди сжимается холодный комок. Каждый знакомый ориентир больше не воспоминание о былом счастье, а скорее напоминание - она возвращается туда, откуда бежала.
– Надолго приехали? – вежливо спрашивает таксист, нарушая тишину.
– Да. Буду продолжать обучение в университете. У меня был год академического отпуска, но я всё-таки решила вернуться.
– Это верно! Цинхуа – один из лучших в стране! – таксист весело хлопает по рулю.
– Согласна, – голос Сехён звучит тише, чем она хотела. Девушка тут же отворачивается, надеясь, что этот жест ставит точку в разговоре.
Она снова смотрит в окно, на проносящиеся мимо старые невысокие дома, которые так контрастируют на фоне новых стеклянных многоэтажек, от которых игриво отражается солнце. Девушка скучала по Пекину. Ирония ситуации заставляет Сэхён улыбнуться: как можно тосковать по чужому городу сильнее, чем она когда-то тосковала по родному Сеулу? В китайской столице она оставила своё сердце, когда уезжала, чтобы присмотреть за болеющей мамой и сбежать подальше от того, что случилось в стенах этого университета. Но рана, которую она увозила с собой, не зажила — она лишь покрылась тонкой пленкой повседневности, и возвращение угрожало сорвать ее одним неосторожным движением.
Когда таксист останавливается у знакомого здания, Сэхён глубоко вздыхает и выходит из машины. Она принимает помощь с вещами и расплачивается, а затем поворачивается к общежитию и замирает. Симпатичное здание из красного кирпича внезапно кажется не гостеприимным пристанищем, а молчаливым свидетелем. Свидетелем ее прошлого счастья и того как закончилась история, в которую она слишком верила.
Девушка слегка мотает головой, отгоняя подальше мысли о прошлом и, взяв вещи, заходит в здание. В холле, как и прежде, пахнет старым паркетом, а ещё - немного краской. Видимо, косметический ремонт всё-таки сделали относительно недавно. Свет из окон пробивается, оставляя на стенах красивые тени, а убаюкивающая тишина напоминает о том, как сильно Сэхён устала с дороги. О вежливо улыбается коменданту, рассказывает, что она - студентка, вернувшаяся из академического отпуска, и почему-то это звучит как оправдание. Она протягивает документы и ждёт, пока мужчина, чьи волосы уже тронула седина, заполнит какие-то документы. Закончив с бюрократией через пару минут, комендант даёт ей в руки ключ от комнаты, берёт чемодан Сэхён и ведёт за собой на четвёртый этаж, где, пройдя по длинному коридору, останавливается у коричневой двери.
– Хорошего дня, – желает девушка.
– И вам того же, – отвечает комендант, после чего уходит.
Сэхён замирает на пороге. Комната пуста — ни посторонних запахов, ни чужих вещей на стуле, ни приглушённых звуков. Такая пустота кажется ей благом: она сулит не одиночество, а спасительную тишину, кокон, в котором можно остаться наедине со своими мыслями и снова отвыкнуть от просторной родительской квартиры в Сеуле.
Действуя на автопилоте от накопившейся усталости, девушка достаёт из чемодана всё необходимое для душа и сна. Тёплая вода смывает с кожи пот и ощущение полёта, но не может избавить девушку от лёгкой тревоги, которую она ощущает, думая о том, что ждёт через пару часов.
Вернувшись в комнату, Сэхён натягивает свежее бельё на кровать, плотно задёргивает шторы, отсекая утро, ставит на телефоне будильник. Движения её точные, как будто механические, но когда она оказывается под одеялом, тело расслабляется, а мысли продолжают метаться, пока сон окончательно не настигает девушку. Ей снится что-то приятное и знакомое: голос, смех и тёплые глаза, которые она знала наизусть, но почему-то сон этот беспокойный и тревожный, а кто-то родной ощущается самым чужим на свете.
2.
Гу Лухань ощущает, как у него перехватывает дыхание, когда дверь в аудиторию открывается и заходит О Сэхён - красивая, уверенная, в лёгком платье в цветочек, с распущенными волосами, которые заметно отросли с их последней встречи. Та самая О Сэхён, которую он однажды упустил.
– О, привет! – кричит Лань Тунсяо – девушка Луханя.
Кореянка приветливо машет ей, улыбается своей обворожительной улыбкой, после чего бросает взгляд на Гу и идёт дальше.
– Странно, что она вернулась, правда? Даже мне об этом не сказала!
1.
Лухань просыпается от тишины. Не той, благотворной, что бывает по утрам, а от гнетущей, звенящей пустоты, которая обволакивает со всех сторон. Полгода его жизнь была наполнена смехом Тунсяо, шепотом по утрам, звоном посуды на кухне. Теперь его встречает лишь тишина — безжалостный свидетель его одиночества и вины. Но так правильнее. Лань заслуживает большего, чем тот, кто не может любить её в полную силу.
Гу собирается на пары, едет в переполненном метро и почти чувствует, что всё встало на свои места. Только ощущение какой-то потерянности не покидает его. У входа в университет он видит Сэхён и в душе появляется трепет. Теперь можно любить её. Хань подходит к девушке и, набравшись смелости, говорит:
— Привет, Сэхён.
Она оборачивается, и он видит, как на долю секунды в её глазах вспыхивает что-то тёплое, знакомое, чтобы тут же погаснуть, сменившись вежливой ледяной плёнкой.
— Привет, Лухань.
Её голос звучит ровно и безразлично, будто они едва знакомы. И только сжатые до бела костяшки пальцев, спрятанные в карманах куртки, выдают ту бурю, что разразилась у неё внутри.
Между ними – неловкое молчание, в котором слишком много вины, жалости к самим себе и желания сказать так много, что, кажется, не хватит слов. Они смотрят друг другу в глаза и не могут решиться на что-то большее.
– Как Тунсяо? – спрашивает парень.
– С ней всё в порядке. А ты как?
– Нормально. Ну, увидимся на паре.
– Ага.
Они снова не говорят о важном. Просто безразлично-вежливые фразы и вопросы. Смелости хватает только на это. Это глупо, неправильно и совсем по-детски, как и всё, что когда-либо происходило между ними.
На общее занятие Сэхён приходит вместе с Тунсяо. Они не садятся рядом с Ханем, и он понимает и принимает это. Лань нужно время. Она делает вид, что всё хорошо, но Гу достаточно узнал её, чтобы заметить небольшую припухлость глаз и какую-то тоску во взгляде. Ему безумно жаль, что он не смог стать для девушки опорой. Не смог стать тем самым. Наверное, он недостаточно старался. Но, возможно, если бы Сэхён не вернулась, он смог бы однажды окончательно забыть прекрасную девушку, что всегда была похожа на далёкую и несбыточную мечту, и сделать Лань самой счастливой на свете. Ради неё самой и слишком консервативной семьи, которая никогда не хотела ни думать, ни слышать о том, что Лухань может полюбить кого-то из другой страны.
Тунсяо видит своего теперь уже бывшего парня, слабо улыбается и приветственно кивает ему. Она почти верит в то, что однажды сможет по-дружески общаться с ним. Ей хватит сил задвинуть чувства в самый далёкий уголок души, чтобы в итоге действительно перестать любить. Однажды, но не сейчас. А пока – она садится рядом с Сэхён, кладёт голову ей на плечо и старается не смотреть туда, где сидела раньше. Старается не смотреть на Ханя. Не сегодня. Пока что слишком трудно.
Тунсяо и Лухань весь день сидят в разных концах аудиторий, делая вид, что между ними никогда и ничего не было, но девушка прекрасно помнит, каково это - держать его руку, целовать губы, чувствовать его запах на своём теле. И боль этих воспоминаний режет без наркоза. Но она сжимает руки в кулаки, прячет взгляд и избегает его. Теперь ей хочется сбежать от всех подальше, укрыться где-нибудь и просто пожалеть своё сердце, которое не столько болит, сколько молчит, будто его засыпали песком. И от этого ещё страшнее — не чувствовать боли, а лишь тяжёлую пустоту на её месте.
В перерывах Хань предпочитает прятаться на крыше, предоставляя свободу Сэхён и Тунсяо. Он знает, что виноват во всей этой истории. Знает лучше всех остальных. Он не хочет усложнять никому жизнь, да и ему спокойнее, когда О нет в поле зрения. Он любит её какой-то обречённой, отравляющей любовью, которая не строит мосты, а возводит стены. И, помня её разговор с тем парнем из Кореи, Гу в очередной раз отступает. Он мастерски умеет спасаться бегством – сначала от правды, потом от Тунсяо, а теперь и от Сэхён. Возможно, это единственное, что у него действительно получается.
Сэхён знает, где найти Луханя, но даёт ему время — время, необходимое всем троим, чтобы зашить свои раны. В перерывах она не отходит от Тунсяо, становясь для неё живым напоминанием, что боль — не вечна. Она ловит на себе её потерянный взгляд и в ответ сжимает ладонь — крепко, чтобы подруга не разлетелась на осколки. О не чувствует себя обязанной. Она чувствует жгучую, до тошноты знакомую боль подруги. Ведь она-то знала досконально, каково это — ощущать, что мир рухнул, а на руинах осталось только пустота по имени Лухань.
Так проходит почти неделя. Хань продолжает прятаться, они лишь бросают неловкие приветствия с Сэхён и Тунсяо и стараются не взаимодействовать больше необходимого, пока в какой-то момент Лань не хватает подругу за локоть, останавливая посреди коридора.
– Сэхён, когда вы поговорите? Хань выглядит как побитый щенок, а ты бросаешь на него тоскливые взгляды раз в 30 секунд. Если ты переживаешь обо мне – не надо. Я правда в порядке. Уж точно лучше, чем вы оба.
– Тунсяо, я… я не знаю, что сказать ему, правда. У меня всё ещё ничего не решено с Чунхёком и… я просто запуталась.
– Просто иди к нему. Слова сами найдутся. Вы же скучаете друг по другу.
Сэхён крепко обнимает подругу, чувствуя, как та на секунду замирает, а потом с силой отвечает на объятие, словно черпая из него силы. В этот момент О с ясностью понимает, что их объятие — это и благословение, и акт невероятной щедрости, на которую способна только Лань.