Пролог

Над весенним лесом только-только занимался рассвет. Городские окраины в предрассветных сумерках казались совсем нелюдимыми, пустыми, будто и не живыми вовсе. Лёгкий ветерок периодически проходился и перепрыгивал по макушкам деревьев, даже почти не проникая вглубь, и всё то время, что он отсутствовал, лес не жил, казалось, вообще. Лишь стоял, словно вырезанный из камня; только сонный лепет отдалённых ручейков да переклички с весёлыми, ненавязчивыми разговорами рассветных птичек напоминали о том, что у этого леса есть душа. Своя душа, некий внутренний покой, который он дарил обитателям вокруг. Какой-то особый дух и призрак родства, природы, свежести и удалённости от всей городской суеты…

Именно здесь и расположилась небольшая каменная коробочка — маленький заброшенный домик с одним этажом, кирпичной лестницей, большими дырами под окна и недостроенными стенами на плоской крыше, напоминающие, что здесь должен был быть и второй этаж. Вокруг всё давно обросло высокой травой с непонятными, сухими и особо высокими стеблями с человеческий рост, похожие на камыши, а подле домика этого валялись разного рода доски, некоторые обломанные и полусгнившие, а какие-то — свисающие с крыши.

Вот, в тени травы мелькнул белый кошачий силуэт. Сверкая пронзительными голубыми глазами, худощавый проныра юркнул между двух досок, стоящих друг на друге у самого входа и проник внутрь сооружения, с ухмылкой встречая здесь таких же котов, как и он — грязных, худых, но главное — и́здуши[1] лесных.

— Глюк, ваше благородие! Я с вестями. — С тончайшей иронией проговорил он, переводя взгляд на кота с неаккуратными белыми и черными пятнами по всему телу.

— М-м… С вестями? — С интересом в глазах спросил он, похоже, пропустив мимо ушей его иронию. — И с какими же?

— Я видел, кажется… О, да! Я видел… Я точно видел Ви! — С саркастичной радостью сообщил голубоглазый, хитро улыбаясь.

Глюк заметно напрягся, щуря глаза. Он всегда старался не показывать в полной мере свои эмоции, а то и вовсе их скрывать, но здесь его беспокойство ясно было видно. Да и хвост как-то поджался, усы подрагивали, а пришедший всё это считывал, словно сканер.

— И почему же ты его не привёл к нам? Я что, неясно выражался? Видишь Ви — оглушаешь и бегом бежать сюда, пока не очнётся!

— Да-да, помню конечно! Сколько мы его уже ищем-то… Но поймите, прошу, он был далеко от меня. А он же такой ловкач, вы его знаете! — Всё без умолку тараторил докладывающий. — Я бы не успел добраться до него незамеченным и оглушить. Завязалась бы драка, ваше благородие, я бы пострадал, возможно даже серьезно, а никому из нас это не нужно… Если ваш лучший следила пострадает, то кто же тогда, извините меня, будет нести службу?

— Ага-а… Ладно, ладно. — Глюк задумчиво поскрёб лапой за ухом, отведя глаза в сторону. Его углубившийся взгляд выражал одновременно и досаду, и легкое раздражение. — Хорошо. На этот раз действительно шансы были малы его поймать… Если всё было так, как ты рассказываешь.

— Конечно так, конечно! — Поторопился оправдаться белый. — Я бы не стал тебе врать, Глюк!

— М-м-угу…

Кажется, черно-белый хотел добавить что-то ещё, если судить по интонации, однако его уже перебил один из сидящих на бетонном полу дома котов. До сего момента они просто рассредоточились по площади этого некого «лагеря», тихо переговариваясь каждый со своим другом, пока не услышали слова белого проныры.

— Не стал бы он врать, ага! — Полетело насмешливое высказывание. — И наговаривать на других, умоляя Глюка выгнать их из банды, ты бы тоже не стал, конечно…

— Довольно! — Вдруг рявкнул Глюк, скалясь. — Я вам ясно говорил: не напоминать об этом случае! Я не одобрял и не буду одобрять зацикливание на старых ранах в нашей банде!

— Вы меня извините, но разве то, что мы сейчас делаем, не есть это «зацикливание»? — Хмыкнул высказывавшийся. — Выискивание одного и того же кота месяцами лишь ради расплаты — разве это не «тревожить старые раны»?

Глюк смутился, тут же замолчал и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями и уткнув взгляд в пол. Затем же снова величественно поднял голову с прежним недовольством:

— Мы можем мстить обидчику — и это норма. А можем презирать одного из наших за его прошлое — это разные вещи, Тао! — Черно-белый выпрямился, делая грозную паузу, которую никто не смел нарушить. — Наша цель — найти мерзавца… А не гнобить самих себя!

— Хмпф. А мне казалось, презирать Блица — норма! — Засмеялся тот, кого назвали «Тао».

— В самом деле, Глюк, подумай! — Вставил сидящий рядом с Тао кот, внешне выглядящий точно также, как он, разве что более мускулистый и крепкий. — Эта паршивка уговаривал тебя выгнать одного из наших — разве это не есть «гнобить самих себя»?

— Литост не считается, — саркастично хмыкнул белый, оскалившись в мрачной улыбке.

Не смотря на всю наглость этого высказывания, Тао басовито хохотнул, а его крупный близнец нахмурился и оскалился. Было слышно, как рык застрял у него в горле, когда тот поймал взгляд Глюка. Тот хоть и тоже еле слышно хмыкнул над этой шуткой, но взглядом оставался мрачен. А такая мрачность не сулила ничего хорошего.

— Бли-иц… — Начал он угрожающе низко и медленно, — Я сколько раз говорил, что, пока правлю я, в нашей банде все равны?

— А что я не так сказал? — Невинно захлопал глазками Блиц. Он продолжал придуриваться, продолжал корчить из себя клоуна только для того, чтобы скрыть обиду. А скрывал эмоции он мастерски, даже те обиды, что не прекращались с момента его вступления в банду.

«В самом деле… — Подумал голубоглазый, — Другим вовсе не обязательно знать, что у меня на душе.»

Загрузка...