Внимание! Данная книга предназначена исключительно для читателей старше 18 лет. В тексте присутствует: ненормативная лексика, откровенные сцены, сцены курения и распития алкоголя, сцены насилия. Книга не имеет намерений оскорбить или задеть чьи-либо чувства, взгляды или убеждения. Все события, места, персонажи и диалоги являются вымышленными.
Любые совпадения с реальными людьми или ситуациями случайны. Произведение предназначено исключительно для развлекательного чтения.
Пролог.
Сколько времени прошло с тех пор, как он меня запер? Час? Два? А может, целая вечность? Паника сдавливает горло, а тело отказывается повиноваться. Мозг, словно загнанный зверь, бьется в поисках выхода, но я знаю – бежать некуда. Здесь лишь одна дверь, и она заперта наглухо, с той стороны. Снова обвожу взглядом унылую комнату – ржавая кровать, увенчанная новым, кричаще белым матрасом. И больше ничего. Совсем ничего. Ни умывальника, ни даже жалкой дырки туалета. Мое временное пристанище… Эта мысль, как спасательный круг, ненадолго приглушает мое бешеное сердцебиение.
Я отчаянно хватаюсь за эту соломинку спокойствия, но она тут же рассыпается в пепел отравленной реальностью.
«Нет ничего более постоянного, чем временное».
Черт! Оксана, соберись! Дыши. Глубокий вдох… медленный выдох… Снова вдох…
Воздух застревает в легких ледяной глыбой, когда звук поворота ключа в замке пронзает тишину. Он пришел.
Мой мучитель. Гребанный психопат. Одержимый сталкер.
В дверном проеме возникает его силуэт, темный и зловещий на фоне тусклого коридорного света. Его лицо скрыто в тени, но я чувствую на себе его взгляд – тяжелый, изучающий, липкий. Сердце бешено колотится, готовое вырваться из груди. Он молча смотрит на меня, словно оценивает. В этой тишине слышно лишь мое прерывистое дыхание.
— Время ужина, Оксана Валерьевна,— произносит он своим низким голосом, от которого мурашки рассыпаются по всему телу. Передергиваю плечами, чтобы скинуть с себя это оцепенение.
Он делает шаг вперед, и свет коридора выхватывает часть его лица – надменный взгляд, хищный изгиб губ. В руках у него поднос, на котором стоит тарелка с какой-то едой и стакан воды. Запах еды щекочет ноздри, но отвращение пересиливает голод. Я отворачиваюсь, демонстративно показывая, что не притронусь к его угощению.
— Не будь глупой, Оксаночка. Тебе нужно подкрепиться, — говорит он мягко, но в голосе слышится сталь. — Ты же не хочешь, чтобы я кормил тебя насильно?
Я молчу, сжимая кулаки. Он подходит ближе и ставит поднос на пол у кровати. Его движения неторопливые, уверенные, как у хищника, который загнал жертву в ловушку. Поднимает на меня взгляд и усмехается.
— Я буду рядом, — говорит он, не отрывая взгляда. — Посмотрю, как ты у меня кушаешь.
Не хочу смотреть на этого монстра, но глаза сами натыкаются на его профиль и черты лица. Волевой подбородок, который ходит ходуном, когда он стискивает челюсть. Злиться, еще бы… Мое неповиновение – словно красная тряпка для быка, и это его безусловно раздражает. Глаза, обрамленные густыми, неестественно темными ресницами, прожигают меня насквозь. Он ждет, выжидает, наслаждается моим бессилием. А я просто продолжаю на него смотреть, пытаясь зацепиться хоть за что-то, что поможет мне понять его. Но кроме его внушительных размеров, я ничего не вижу. А ещё эта облегающая черная кофта на нем, которая как вторая кожа, обтягивает его торс.
Черт, не о том сейчас думаешь! Надо бы ему зубы заговорить, усыпить бдительность и свалить в закат. Забрать документы с работы и бежать на все четыре стороны. А не думать о том, какой он аппетитный в своей одежде.
Вот дернул же меня черт пойти работать в эту элитную академию для богатеньких деток. Лучше бы в обычный Шикарский ВУЗ устроилась, упустив при этом свой единственный шанс проявить себя. Ведь не каждому такое предложение с барского плеча падает.
Зато проблем бы этих сейчас не было. Да и заключались они не в том, что я устроилась в Академию, а в том, что Юлька потащила меня в злосчастный бар, под циничным названием «Изоляция».
Отметить, так сказать, данное событие.
Вот и отметила я его с лихвой на свою бедовую голову. В пьяном угаре познакомилась с парнем и переспала с ним, не удосужившись даже поинтересоваться его именем. А когда все свершилось, сбежала от него на такси в свою съемную хату. Досыпать. Кто ж знал, что этот случайный любовник окажется моим студентом, да еще и психопатом в придачу?
Ох, ну и наломала я дров! Как теперь это расхлебывать, ума не приложу. Для начала надо отмотать все назад, понять, какую цель преследует этот товарищ, и уже отсюда предпринимать попытки решения вопроса.
За два месяца до инцидента.
— Ну, поздравляю тебя! — ликует Юля в телефонной трубке, пока я, уставшая, вожусь на кухне, разбирая пакеты с провизией. — Это просто восхитительные новости, которые требуют… нет, просто умоляют о достойном праздновании!
— До начала учебного года осталось всего ничего, пара жалких дней, а ты предлагаешь мне пуститься во все тяжкие? Ты подруга мне или злейший враг, замаскированный под личиной благожелательности?
— Да, конечно, подруга! Просто не каждому выпадает шанс сорвать такой куш – работать в элитном пансионате в этом Шикаре для толстосумов. А тебе удача улыбнулась во весь рот! Это надо обмыть, отпраздновать с размахом, чтобы эта удача не упорхнула, как бабочка.
Я тяжело вздыхаю, откладывая в сторону банку соленых огурцов. В словах подруги есть толика правды, но я все равно не настроена на что-то серьезное. Работа в академии «Святого Якова» - это действительно шанс, о котором я мечтала последние несколько лет. Зарплата, условия, перспективы – все это казалось недостижимым, пока не пришло приглашение на работу. И вот теперь, когда мечта у меня в руках, Юля предлагает мне забыть обо всем и пуститься в загул.
— Ну не знаю, Юль…
— А что ты знаешь?— перебивает она.— Как промывать мозги? Так давай я их промою тебе сама.
— Ладно-ладно, уговорила, чертовка, — сдаюсь я, понимая, что сопротивляться бесполезно, особенно ей. — Но только скромный ужин в каком-нибудь тихом месте. Никаких караоке или танцев до упада. Помни, мне еще предстоит выглядеть свежей и отдохнувшей перед новыми учениками.
— Конечно-конечно, дорогая! — ликует Юля. — Я уже представляю, как мы будем сидеть в уютном ресторанчике, потягивая вино и обсуждая все на свете. А потом… кто знает? Может, и танцы до упада.
Юля, конечно, обещала «скромный ужин». Но где это слышано, чтобы она держала свое слово?
«Изоляция» оказалась не тихим ресторанчиком, а клубом, где музыка гремела так, что в груди дребезжали ребра. Темно-серые стены, напоминающие мокрый асфальт, были подсвечены ярко розовым неоном, а свет софитов резал глаза, выхватывая из темноты лица — то пьяно-блаженные, то напряженно-жадные. А ещё эти клетки с танцовщицами внутри, которые извивались под музыку, будто змеи.
— Ты с ума сошла! — кричу я ей в ухо, едва перекрикивая басы. — Я же просила что-то спокойное!
— А здесь весело! — парирует она, уже пританцовывая. Ее каштановые волосы взлетают в такт музыке, а глаза блестят азартом. — Расслабься, Ксю! Ты же не в библиотеку пришла!
Я хочу возразить, но тут к нам протискивается официант с подносом, уставленным бокалами с чем-то мутно-зеленым. Юля хватает два и сует один мне в руку.
— За тебя! За новую жизнь!
Я колеблюсь, но вид ее сияющей мордашки побеждает. Черт с ним. Один коктейль — не преступление.
Глоток обжигает горло, оставляя послевкусие мяты и чего-то химически-сладкого. Юля тут же тянет меня в толпу, где тела уже слились в единый пульсирующий организм. Я сопротивляюсь ровно три секунды, прежде чем музыка пробивает мою оборону.
И вот я уже танцую.
Танцы — это свобода. Тело движется само, без оглядки на мысли, на правила, на эту вечную внутреннюю цензуру. Я прикрываю глаза, чувствуя, как ритм проникает в кровь, как жар от алкоголя разливается по жилам. Подруга хохочет рядом, её руки взлетают вверх, а я просто следую за ней, позволяя себе наконец расслабиться.
Но свобода — штука коварная.
Зеленый дьявол оказался коварнее, чем я думала. После третьего бокала мир вокруг стал мягким, как вата, а ноги перестали слушаться с той же покорностью, что и мой здравый смысл.
— Юль, мне хватит! — кричу я, но мой голос тонет в рёве басов.
Она что-то отвечает, смеётся, тянет меня за руку куда-то вглубь зала, где темнота сгущается, а люди сливаются в странные, переплетённые силуэты. Голова кружится, и я хватаюсь за барную стойку, чтобы позорно не упасть на пол.
— Принесите ей воды!— просит подруга у бармена.— Что-то ты совсем расклеилась.
Голова гудела, виски пульсировали, как если бы меня ударили чем-то тяжелым. Я прислонилась лбом к прохладному пластику стойки, пытаясь поймать хоть каплю ясности в этом водовороте звуков и запахов – перегара, парфюма, пота и сладкой химии коктейлей. Мир перед глазами расплывался в разные стороны.
Воды... Да, воды... Сейчас она мне жизненно необходима.
Эта мысль пробивалась сквозь ватную пелену алкоголя с трудом.
— Держи, — услышала я, и что-то холодное и мокрое уперлось мне в руку. Стеклянный стакан с прозрачной жидкостью. Я жадно прильнула к нему губами, глотая прохладную воду большими, неровными глотками. Она обжигала горло не меньше коктейлей, но по-другому – чисто, отрезвляюще. Немного.
— Ну что, оживаешь? — Юля стояла рядом, облокотившись на стойку, ее глаза все еще блестели азартом, но в них мелькнула тень заботы. А потом она стала оглядывать зал, как генерал поле боя, выискивая следующую точку атаки веселья. Как вдруг ее брови поползли вверх, а уголки губ растянулись в узнающей улыбке.
— Опа! — воскликнула она, ткнув меня локтем в бок так, что я чуть не выронила стакан. — Гляди-ка, кто пожаловал!
Я с трудом подняла тяжелую голову, следуя за ее взглядом. Свет софитов, пробивавший дымную завесу, выхватил из полумрака у дальнего столика группу парней. Их было четверо или пятеро. В моем состоянии сложно определиться.
Они сидели плотным полукругом, склонив головы друг к другу, явно увлеченные разговором. Один что-то оживленно доказывал, размахивая рукой с зажатым бокалом, другой слушал, задумчиво покручивая в пальцах соломинку, третий откинулся на спинку кресла, но его поза была напряженной, а взгляд – острым, блуждающим по залу.
— Знакомые? — с трудом выдавила я, пытаясь разглядеть лица, но было тщетно. Музыка и дым делали их черты размытыми, словно увиденными сквозь толщу воды.
Оксана


Максим


Это был не поцелуй. Это был некий захват территории. Грубый, требовательный, лишенный всякой нежности. Его рука впилась мне в волосы у затылка, притягивая с силой, от которой заныла шея. А другая сжимала мою талию так, что след его пальцев сто процентом проступит на моей коже в виде синяков. Его язык вторгался в мой рот, навязчивый, властный, лишающий остатков мыслей.
А я... я даже не пыталась сопротивляться. Мое тело, предав разум, ответило с такой же яростной отдачей. Я вцепилась пальцами в его черную футболку, чувствуя под тканью напряженные мышцы. Губами, языком я боролась с ним в этом поцелуе, кусая, отдаваясь, требуя больше.
Звуки клуба, крики, музыка — все слилось в оглушительный гул в ушах. Существовал только он. Его вкус. Его запах кожи, смешанный с дорогим парфюмом. Его неукротимая сила, которой я вдруг отчаянно захотела подчиниться. Паника сменилась пьянящим, запретным возбуждением. Я хотела этого. Хотела его. Здесь и сейчас. Пусть это безумие. Пусть это опасно. Плевать.
Мы оторвались друг от друга, задыхаясь. Его глаза пылали, как угли. Он не сказал ни слова. Просто резким движением схватил меня под руку и потянул за собой, и я подчинилась. Хотя будь я во вменяемом состоянии то пару ласковых этот парень точно услышал в свой адрес.
Шла, спотыкаясь, сквозь толпу, которую он рассекал, как ледокол. Оглянулась мельком — Юля смотрела на нас с открытым ртом и широкими, не то испуганными, не то восхищенными глазами. Я махнула ей свободной рукой — то ли «все в порядке»,то ли «прощай». Какая разница? Мой разум уже был полностью отключен.
Он проволок меня мимо барной стойки, к неприметной, обитой черным бархатом двери в глубине зала. Вытащил карту, приложил к считывателю. Замок тут же щелкнул.
Меня втолкнули внутрь, и дверь за нами захлопнулась, мгновенно заглушив адский грохот клуба до приглушенного гула.
Я оказалась в небольшом, полумрачном помещении. Тяжелые портьеры на окнах, приглушенный свет от настенных бра, кожаный диван и кресла. Он не отпускал моей руки, продолжая крепко держать, словно боялся, что я передумаю и сбегу.
— Ну что, красотка, ищешь развлечения?
— Все может быть,— выдохнула я, стараясь казаться непринужденной. — Но предупреждаю, я очень требовательна к развлечениям!
Высвободив свою руку из его захвата, я тут же скрестила их на груди, стараясь изобразить некую неприступность в своем лице. Получилось не очень убедительно, учитывая то, что коленки предательски дрожали. Парень хмыкнул, и этот звук отозвался мурашками где-то в районе солнечного сплетения. Черт бы его побрал, он знал, что делает!
— О, поверь я знаю, как доставить удовольствие,— прошептал он, приближаясь вплотную.
Он смотрел на меня так пристально, что мне пришлось опустить руки вдоль своего тела, а затем он медленно и с некой осторожностью убрал с одной стороны моей шеи волосы, оголяя ее и наклонился. Повинуясь невидимому зову, я прикрыла глаза. Его губы коснулись моей шеи, обжигая кожу горячим дыханием. На этот раз поцелуй был нежным, дразнящим, словно давая мне время передумать. Но я не собиралась давать заднюю. Я хотела этого. Отчаянно, до боли в животе. Так что подалась навстречу, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.
Его губы скользнули по моей шее, оставляя за собой горячий след. Я вцепилась в его плечи, чувствуя под пальцами жесткую ткань футболки и напряженные мышцы. Парень не торопился, словно наслаждался моментом, и это сводило меня с ума.
Его руки переместились вдоль моей спины к талии, притягивая еще ближе. Я чувствовала каждый изгиб его тела, его силу, его жар. Он целовал мою шею, ключицы, плечи, спускаясь все ниже и ниже. А я стонала, задыхаясь от желания. Мои руки блуждали по его спине, срывая футболку, ощущая под пальцами гладкую, горячую кожу.
Наконец, он оторвался от моего тела и посмотрел в глаза. Взгляд его был таким же голодным, как и мой. Без слов он подхватил меня на руки так, чтобы я могла обхватить его ногами. Платье задралось неприлично высоко, показывая нижнее белье.
Я обвила его шею руками, прижимаясь всем телом. Он в два шага преодолел расстояние к дивану и сел в него так, что я оказалась сверху.
Диван под нами просел, но я даже не обратила на это внимания. Все мое существо сосредоточилось на нем и на том, что выпирало в его штанах.
Его руки скользнули по моим бёдрам, оставляя за собой горячие следы, а губы не переставали исследовать мою шею, переходя к ключицам, к плечам, к чувствительной зоне за ухом. Я задыхалась, пальцы впивались в его волосы, не в силах думать ни о чём, кроме его прикосновений.
— Такая… горячая… — прошептал он хрипло, и его голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, пробежал по моей коже.
Я не ответила — просто притянула его лицо к себе, снова сливаясь в поцелуе, жадном, безрассудном. Его руки раздвинули мои бёдра шире, и я почувствовала, как его пальцы скользнули под тонкую ткань кружевных трусиков, отодвигая их в сторону.
Его пальцы коснулись меня там, где я уже была влажной от желания. Я вскрикнула в его губы, когда он одним уверенным движением раздвинул мои складки, нашел чувствительный бугорок и начал водить по нему кругами — сначала медленно, дразняще, а потом все быстрее, сильнее.
— Хочешь кончить, сладкая?— прошептал он, и его голос звучал как угроза и обещание одновременно.
Я могла только кивнуть, сжимая его плечи, чувствуя, как внутри меня нарастает жар, как мышцы живота напрягаются в предвкушении. Его палец скользнул ниже, вошел в меня легко, без сопротивления, и я застонала, запрокинув голову.
— Ты такая узкая…— он хрипло рассмеялся, добавляя второй палец, растягивая меня, заставляя чувствовать каждый сантиметр.
Я уже не могла думать. Только двигалась в такт его руке, ловя каждый толчок, каждый круговой жест его пальцев. Он знал, что делает — то ускорялся, то замедлялся, доводя меня до самого края, а потом снова оттягивая момент.
— Хочу…— я сама не понимала, чего именно хочу, так как голова шла кругом, а вот парень прекрасно знал, чего желает мое тело.
Я лежала на животе, разбитая, с колотящимся сердцем, тщетно ловя ускользающий воздух. Кожа пылала, мышцы трепетали, а между ног разливалось обжигающее пламя. Но он не дал мне передышки.
Властные руки грубо приподняли меня за бедра, заставляя встать на колени. Я почувствовала, как пальцы впиваются в мою плоть, оставляя багровые отметины.
— Думала, я так просто тебя отпущу? — его хриплый шепот опалил шею горячим дыханием.
Я хотела возразить, но он сорвал с меня белье и ворвался снова — яростно, безжалостно, заполняя до предела. Изо рта вырвался приглушенный стон, пальцы судорожно вцепились в обивку дивана. В ответ лишь короткая усмешка и настойчивые движения.
Резкие, но мучительно медленные.
Каждый толчок обжигал своей глубиной, словно он хотел проникнуть в самую суть, оставить неизгладимый след не только на теле, но и в душе. Задыхаясь, я чувствовала, как внутри все сжимается в тугой узел, как волны сладострастия смешиваются с почти нестерпимым напряжением.
— Вся дрожишь… — он навис надо мной, его горячее тело прижалось к моей спине, губы нежно коснулись плеча. — Но я еще не насытился.
Его руки блуждали везде, как и его горячие поцелуи, которые оставляли яркие засосы на моей шее, от чего я выгибалась сильнее от этого экстаза. Он наращивал темп, толчки становились все резче, все грубее, стирая границы сознания, оставляя лишь обжигающие ощущения.
— Нет… хватит… я больше не выдержу — прошептала я, но голос дрожал, выдавая истинное желание.
В ответ лишь дикий, торжествующий смех, заставивший меня содрогнуться.
— Не лги мне. Реакция твоего тела куда честнее, чем твои слова.
Он вышел почти до конца, заставив застонать от томящей пустоты, а затем вонзился вновь с неистовой силой, вызвав новый крик.
— Вот так… — его пальцы оставили синяки на моих бедрах. — Признайся, тебе и самой это нравится.
Я не могла отрицать. Тело предательски откликалось на каждый его толчок, бедра сами двигались навстречу, а внутри все горело адским пламенем.
Он наклонился, касаясь губами моего уха:
— Кончи для меня еще разок. Сейчас.
Сложно сопротивляться, когда мозг плавиться, а тело горит и требует разрядки. Так что оглушительная волна в очередной раз накрыла меня так, что мир расплылся перед глазами. Я кричала, вцепившись в диван, чувствуя, как этот ненасытный продолжает терзать меня, выжимая последние капли удовольствия.
И только когда я была на грани потери сознания, он вошел до упора с утробным рыком, кончая в меня.
После последней волны наслаждения тело обмякло. Дыхание с трудом возвращалось, в ушах звенело, а перед глазами плясали цветные пятна. Незнакомец тоже тяжело дышал, все еще вдавливая меня в диван своим весом. Я чувствовала его рваное дыхание на своей спине. Каждый мускул болел, словно после изнурительной тренировки. Хотелось просто лежать так, неподвижно, в тишине, пока все не вернется в норму.
Но он не дал мне такой возможности. Освободив меня от своего веса, он бережно перевернул меня на спину, оценивающе оглядывая мое истерзанное тело. В его глазах читалось некое удовлетворение, граничащее с насмешкой. Он провел пальцем по багровым следам на моих бедрах, вызывая невольную дрожь. Я попыталась отвернуться, но он властно перехватил мой подбородок, заставив смотреть ему прямо в глаза.
— Ну что, насладилась? — прошептал он, и в его голосе не было и тени раскаяния. Лишь триумф победителя. Я молчала, не в силах произнести ни слова. В голове стоял гул, мысли путались, но где-то на задворках сознания мерцала единственная здравая мысль: «Да, мне понравилось, но повторять подобного не намерена, так что пора сваливать!»
Словно по волшебству, в этот самый момент зазвонил его телефон. Резкий, настойчивый звук заставил незнакомца вздрогнуть. Он неохотно поднялся, вытащил аппарат из заднего кармана и нахмурился.
— Подожди здесь, — бросил он, проведя костяшками пальцев по моей щеке. Голос стал мягче, но во взгляде все еще читалась опасность. — Я скоро вернусь.
Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Не теряя ни секунды, я рывком села на диване, с трудом приводя себя в порядок. Дрожащими руками кое-как поправила на себе платье, благодаря всевышнего за то, что оно было цело в отличии от моих трусиков. Которые жалкой тряпкой валялись где-то.
В зеркале, во всю стену вип-комнаты, отражалась растрепанная девица с пылающими щеками и размазанной тушью. Я выглядела так, словно пережила торнадо.
«Ну и влипла ты, Оксана!» — пронеслось в голове.
Но сейчас не время для самобичевания. Схватив сумочку, я бросила последний взгляд на проклятый диван и решительно направилась к выходу. Рука предательски дрожала, когда я нажимала на ручку, но дверь беспрепятственно поддалась.
Клуб встретил меня оглушительным грохотом музыки и липким запахом пота и алкоголя. Я протиснулась сквозь толпу, не оглядываясь, не думая ни о чем, кроме как вырваться отсюда. Юли нигде не было видно, да сейчас это было к лучшему. Не хочу объяснять подруге, почему я в таком помятом виде.
Выскочив в прохладный ночной воздух, я судорожно вдохнула, словно утопающий, вынырнувший на поверхность. Шатаясь, побрела вдоль тротуара, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды прохожих. Голова кружилась, ноги предательски подкашивались.
— Такси! — прокричала я первому попавшемуся желтому автомобилю.
Машина затормозила у обочины. Я плюхнулась на заднее сиденье и едва смогла выдавить из себя адрес. Водитель что-то проворчал себе под нос, но я не слушала. Приоткрытое окно впускало свежий ветер, но даже он не мог привести меня в чувство.
«Ну и докатилась. Переспала с первым встречным! Браво, просто браво.»
Всю дорогу до дома я тупо смотрела в окно, наблюдая за бешеным мельканием огней ночного города. В голове, как в центрифуге, крутились обрывки воспоминаний: его взгляд, его руки, его хриплый голос… Бррр!
Меня аж передернуло. Это ж надо было так напиться! Все, пора завязывать с подобными выходками и вернуться в реальность. А этот эпизод… Забыть как страшный сон. Хоть и чертовски сексуальный.
Тусклый свет. Басы долбили в грудь, словно похоронный марш, от которого дрожали кости. Спертый воздух резал ноздри коктейлем дешевого парфюма, пота и безысходности. Обычный вечер в «Изоляции». Ян что-то лопотал о новой партии, Мирон, как зомби, таращился на танцующих в клетках девиц, Тай что-то увлеченно корябал в блокноте – тоска смертная. Зря я вообще сюда заявился. Взгляд скользил по залу, выхватывая привычные типажи: размалеванные девицы в поисках приключений, хищники в шелковых рубашках, жалкие подкаблучники, исподтишка пожирающие чужие декольте. Все до боли знакомо. Все… серо и предсказуемо.
И вдруг… Она.
Как вспышка в кромешной тьме. Разряд тока, пронзивший позвоночник.
Мой взгляд, отчаявшийся найти хоть что-то живое, зацепился за нее у барной стойки.
Невысокая, но… какая грация в каждом движении. Черное платье, простое, облегающее, словно вторая кожа, выгодно подчеркивало каждый изгиб ее тела – точеные ноги, осиную талию, округлость бедер, небольшую, но гордую грудь. Волна белокурых локонов небрежно спадала на лицо, скрывая его от посторонних глаз, но даже в полумраке проступали нежные черты.
Фарфоровая кожа, высокие скулы, чувственные, припухлые губы. И глаза… Когда она запрокинула голову, чтобы сделать глоток воды… Голубые. Бездонные. Как небесная лазурь. В них плескалась усталость, растерянность и… дикая, первозданная искра, мгновенно опалившая меня изнутри.
Она была чужда местным куклам, размалеванным и кричащим, словно павлины.
Она стояла у бара, вся такая… потерянная. Инородная. Как белая ворона в стае галок. Ни грамма вульгарного блеска, ни намека на дешевый гламур. Какая-то… внутренняя чистота, которую нестерпимо хотелось осквернить. Потухший взгляд, но в позе – стальной стержень. Пьяна, да, сильно. Держалась за стойку, как за спасительный якорь. Подруга рядом – хохочущая истеричка, отрывающаяся за двоих. А эта… Эта была из другого теста. Словно ее силой притащили сюда. И эта обреченность, эта уязвимость – они разом развеяли мою тоску, пробуждая болезненный интерес к незнакомке.
Мозг обожгло мыслью: Моя.
Не зная ничего об этой незнакомке, даже ее имени (собственно для меня это было и неважно) я четко понимал, что блондиночка была мне жизненно необходима. Как глоток свежего воздуха, в этом душном и убогом месте для богатых.
Внутри все сжалось в тугой комок, а потом взорвалось адреналином. Проснулся зверь. Тот самый, что обычно спит за маской холодного самоконтроля. Зарычал, потребовал, заставил сфокусироваться только на ней. На ее хрупкой шее, которую хотелось одновременно сдавить и целовать. На том, как платье обтягивает бедра, обжигая воображение.
Я сканировал ее. С головы до ног. Каждый сантиметр. Запоминал изгиб бровей, тень ресниц на щеке, то, как она жадно пила воду, словно утоляла вечную жажду. Она почувствовала мой взгляд. Замерла.
И вдруг бросилась в толпу, танцевать. Сначала неуклюже, словно марионетка, потом… с каким-то отчаянным самозабвением. Ее тело двигалось в такт музыке, выплескивая боль и страсть.
Каждый взмах руки, каждый поворот бедра – это был магнит, неумолимо тянувший меня к ней. Я видел, как на нее смотрят другие. Скользкие, голодные взгляды. И это сводило с ума. Ярость вскипела в груди. Никто не смеет.
Я не выдержал. Не мог больше сдерживаться. Эта потребность была сильнее разума, сильнее осторожности. Я встал. Друзья замолкли, ошеломленные. Я проигнорировал их. Толпа расступалась передо мной, чувствуя волну звериной агрессии, исходившей от меня. Я подошел сзади. Осторожно коснулся ее талии. Тонкий шелк, тепло живой кожи под ним. Она вздрогнула. Обернулась. И наши взгляды встретились.
Вблизи она была еще прекраснее. Испуг в ее глазах смешивался с тем самым дьявольским огнем, что я увидел издалека. И… с любопытством. Она не оттолкнула меня. Не закричала. Она смотрела. И тогда я принял решение: она будет моей.
Я не дал ей опомниться.
Ее губы были мягкими, податливыми, но в них чувствовалась дрожь — то ли от страха, то ли от того же чертового желания, что пульсировало у меня в висках. Она не сопротивлялась. Наоборот, ее пальцы впились в мою футболку, словно боялись, что я исчезну.
И это меня добило. Надо было срочно уводить ее отсюда, пока я способен был контролировать свои действия. И вот тогда я впервые обрадовался свободной VIP-комнате.
Дверь VIP-комнаты захлопнулась, отрезая нас от адского грохота клуба. Тишина здесь была густой, обволакивающей, нарушаемой только нашим прерывистым дыханием. Что и стало точкой невозврата. Да, мы о чем-то разговаривали, но весь диалог прошел мимо меня.
Я не ожидал такого. Не от нее. Не от себя. Так как не в моих правилах брать «первых встречных». Это было низко, грязно, чревато последствиями. А тут... С первой же секунды, как увидел ее у бара, так все мои правила испарились. Зверь проснулся и требовал ее. Только ее.
И я взял. Грубо, без спросу. И она... черт возьми откликнулась. Не просто подчинилась, а горела. Ее губы, ее тело, ее стоны – все кричало о том же голоде, что терзал и меня. Это было... невероятно. Ошеломляюще. Крышесносно.
Когда она села на меня, приняв всю мою длину, я чуть не кончил сразу. Она была идеальна для меня. Узкая, горячая, обжигающая. Я хотел заполнить ее. Полностью. До краев. Не просто войти, а пропитать. Пометить. Сделать своей на этом примитивном, животном уровне, о котором даже думать стыдно, но который сейчас правил балом.
Двух заходов – сначала сверху, потом сзади, чувствуя, как она сжимается в оргазме подо мной – было мало. Катастрофически мало. Зверь рычал внутри, ненасытный. Я хотел больше. Выжать из нее еще один крик, еще одну дрожь, увидеть, как она сломается окончательно подо мной, как эта чистота, что так бесила, превратится в синяки и мои следы.
Я уже переворачивал ее снова, чувствуя, как адреналин и похоть затуманивают последние остатки разума. Мысль о презервативе проскочила, как назойливая муха, и была тут же сметена. Нет. Не сейчас. Не с ней. Я хотел чувствовать ее, кожей к коже, без барьеров. Хотел оставить в ней себя. Грубо, эгоистично, опасно. Потому и кончал в нее, с рыком, впиваясь пальцами в ее бедра, чувствуя, как она содрогается в последней судороге.
Внешняя вид клуба

Внутри клуба

Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в занавеске, ударил прямо в глаза. Я вскинула руку, пытаясь защититься от этого наглого вторжения реальности. В голове гудело, словно в кузнице, а горло пересохло настолько, что глотать было больно.
«Ох уж эти выходные.»
Обрывки воспоминаний – неоновые вспышки, грохот басов, властные руки, жаркие прикосновения – проносились в сознании, заставляя сердце бешено колотиться. Я вжалась в подушку, пытаясь загнать их обратно в темный ящик памяти.
«Забудь. Просто забудь.»
Но забыть не получалось. Тело помнило все – каждую дрожь, каждый стон, каждый синяк, скрытый сейчас под пижамой. И это чувство… жгучего стыда, смешанного с чем-то постыдно-притягательным.
«Черт бы побрал тот коктейль! И Юльку! И себя, дуру!»
Звонок будильника прозвучал как сирена воздушной тревоги. Я выключила его с таким чувством, будто обезвреживала бомбу.
Первый рабочий день в академии «Святого Якова». Мечта, ставшая реальностью. Только почему эта реальность казалась такой тяжелой? Почему вместо радостного предвкушения в груди лежал холодный камень тревоги?
Я заставила себя встать с кровати. Сначала надо было принять душ и остудить голову. Холодная вода обожгла кожу, смывая остатки липкого кошмара, который преследовал меня две ночи подряд, но не смогла смыть внутреннюю дрожь.
Перед зеркалом я долго приводила себя в порядок: тщательный подобранный макияж, чтобы скрыть следы бессонницы и напряжения; строгий костюм – серый жакет, белая блузка, прямая юбка чуть ниже колена. Оружие и доспехи преподавателя. Я смотрела на свое отражение: волосы убраны в тугой пучок, взгляд (надеюсь) собранный и профессиональный.
Самойлова Оксана Валерьевна. Преподаватель психологии. Звучало солидно. Почти убедительно. Если бы не эти синяки под глазами, которые не мог скрыть даже тональный крем.
Дорога до Академии пролетела в тумане. Я машинально смотрела в окно такси, не видя проплывающих мимо особняков. Мозг упорно возвращался к темным глазам, к низкому голосу, к ощущению полной потери контроля.
Интересно кем был тот парень? Надо было раньше задаваться этим вопросом, а сейчас толку от этого ноль. Вряд ли мы когда-нибудь ещё встретимся.
Академия «Святого Якова» предстала во всем своем помпезном великолепии. Серое здание с большими окнами, построенное по последней моде. К главному ходу тянулась аллея из декоративных елочек. Роскошь, дышавшая холодом и деньгами. У ворот уже толпились ученики – или скорее, их родители на дорогих машинах, и сами «студенты», больше похожие на юных аристократов с обложек глянца. На меня смотрели с любопытством, оценивающе, иногда с легким высокомерием. Чужая. Новенькая. «Психологша» из простых смертных.
Торжественная линейка проходила в огромном зале под стеклянным куполом. Я старалась держаться в тени высокой пальмы, чувствуя себя букашкой под микроскопом. Директор, сухопарый господин с лицом аскета и пронзительным взглядом, вещал о традициях, ответственности и светлом будущем, которое ждет выпускников Академии. Его голос, металлический и безэмоциональный, эхом отражался от мраморных стен. Я ловила отдельные фразы, но мысли путались. Как-то я морально не готова была к такому приему.
Потом нас, новых преподавателей, начали представлять. Когда назвали мою фамилию и специальность, я сделала шаг вперед, почувствовав, как сотни глаз уставились на меня. Улыбнулась – натянуто, профессионально. Легкий гул пробежал по рядам студентов. Кто-то хихикнул. «Что, слишком молодо выгляжу для психолога?»
Сжала руки в кулаки за спиной, чувствуя, как предательская краска заливает щеки.
«Держись, Оксана. Ты здесь не для того, чтобы им нравиться.»
После линейки меня окружили коллеги – в основном дамы в возрасте, с усталыми, но доброжелательными лицами. Засыпали вопросами:
— Как вам у нас? Тяжело после университета? Надеюсь, быстро освоитесь.
Я отвечала вежливо, стараясь не выдать ни тени своего внутреннего смятения. Чувствовала себя словно в аквариуме, где каждый жест, каждое слово рассматривается под лупой.
В кабинете психологии – небольшом, но уютном, который мне выделили для занятий – я наконец смогла выдохнуть. Окинула взглядом светлые стены, удобное кресло, шкаф с книгами.
Здесь можно спрятаться. Здесь можно быть собой. Хотя бы немного.
Я машинально разложила свои вещи, пытаясь создать видимость порядка. В голове роились мысли: как найти общий язык с этими надменными отпрысками богатых семей? Как заслужить их уважение? Как, в конце концов, забыть о том постыдном эпизоде, который все время маячил у меня перед глазами?
Мои размышления прервал ненавязчивый стук в дверь. На пороге стоял мужчина – высокий, подтянутый, с короткой стрижкой и пронзительным взглядом.
— Оксана Валерьевна? Я – Лев Николаевич, преподаватель по экономике.— его голос был низким, бархатным, обволакивающим.— Приятно познакомиться с новым преподавателем по психологии. Надеюсь, вы не сбежите от нас, как это сделала Елена Павловна.
Мужчина вошел в кабинет, легко и непринужденно, словно чувствовал себя здесь как дома, а я же удивленно вскинула брови.
— Елена Павловна? А что с ней случилось?— поинтересовалась я, стараясь скрыть замешательство.
— О, это долгая история. Скажем так, не все выдерживают атмосферу нашей Академии, — Лев Николаевич усмехнулся, и в уголках его глаз залегли едва заметные морщинки.— Но не будем о грустном. Если вам понадобится помощь или совет, не стесняйтесь обращаться.
Он протянул мне руку. Его прикосновение было твердым и… неожиданно приятным. Я быстро отвела взгляд, чувствуя, как щеки снова заливает предательский румянец.
— Спасибо, Лев Николаевич. Я буду иметь в виду, — пробормотала я, стараясь говорить спокойно и уверенно.
— А так же хочу вас предостеречь по поводу последних курсов. Будьте бдительны и не давайте им слабину иначе…— мужчина сделал зловещую паузу.— Сожрут с потрохами.
Лев Николаевич вышел так же внезапно, как и появился, оставив после себя не только запах дорогого парфюма, но и ощущение легкой дезориентации. Его слова о последних курсах и предостережение эхом отдавались в голове. Сожрут с потрохами…
В списке значилась группа 54-А. Судя по примечанию – «особо одаренные, требующие индивидуального подхода». «Одаренные» - это звучало как вызов. Индивидуальный подход - как приговор.
Я тяжело вздохнула и открыла файл с программой курса. «Психология личности. Теории и практики». На первой лекции – вводное занятие, знакомство, определение целей и задач. Все просто. Теоретически.
Дверь открылась с нарочитой небрежностью, и в кабинет вошла группа юношей и девушек. Одетые с иголочки, самоуверенные, с пресыщенными взглядами. Золотая молодежь во всей красе.
Они расселись за партами, не здороваясь, с видом хозяев жизни, снисходительно оглядывая меня. Чувствовала себя мышью, попавшей в террариум к змеям. Один из парней, с наглым взглядом и вызывающей ухмылкой, закинул ноги на соседний стул. Другая, с презрительным выражением лица, начала красить губы, глядя на себя в зеркальце.
Я постаралась сохранить невозмутимость.
— Здравствуйте, меня зовут Оксана Валерьевна, я ваш новый преподаватель по психологии.
Тишина. Только тихий шелест страниц и стук каблуков. Никто не удосужился ответить.
— Итак, давайте начнем с знакомства. Где ваш журнал? Кто староста группы?
Одна из девушек, с длинными темными волосами и пронзительным взглядом, медленно оторвалась от телефона.
— У нас нет старосты. И журнал у куратора.
Ее голос был ледяным и пренебрежительным.
— Хорошо. Тогда я сама отмечу присутствующих. Начнем с вас. Имя и фамилия, пожалуйста?
Девушка закатила глаза.
— Зачем вам это? Все равно забудете через пять минут. Но раз так надо, я – Кира Раевская.
— Очень приятно, Кира. Теперь вы…
Я указала на парня с ногами на стуле. Он ухмыльнулся еще шире.
— А меня можете звать просто Богом. Или Зевсом. Как вам больше нравится,— по аудитории прокатился тихий смешок, от чего я медленно, но уверенно почувствовала, как закипаю изнутри.
— Очень остроумно. Но мне все же нужно ваше настоящее имя.
— Ладно, ладно. Не кипятитесь так. Я – Андрей Верховный.
Дальше знакомство пошло по тому же сценарию: надменные взгляды, колкие замечания, подчеркнутое безразличие. Я старалась сохранять спокойствие, задавала вопросы, рассказывала о программе курса, но чувствовала, как теряю контроль над ситуацией.
Они играли со мной, как кошка с мышкой, наслаждаясь моей растерянностью. И я начинала понимать, что имел в виду Лев Николаевич, когда говорил о том, что они могут «сожрать с потрохами». Это была не просто избалованная молодежь. Это были хищники, привыкшие к власти и безнаказанности. И я стала их новой жертвой.
Закончив отмечать всех присутствующих ко мне обратилась девушка с белокурыми локанами, чья грудь вываливалась из тесной рубашки:
— И что дальше? — ее голос был холодным и надменным. — Будете читать нам скучные лекции про Фрейда и комплексы? Мы это уже проходили.
Я глубоко вздохнула, стараясь не поддаваться на провокацию.
— Моя задача — не просто пересказывать учебник, а помочь вам понять себя и других. Психология — это не только теория, но и практика. Мы будем обсуждать реальные проблемы, анализировать ситуации, учиться находить решения.
— Решать проблемы? — усмехнулся другой парень, с темными волосами и пронзительным взглядом. — У нас нет проблем. У нас есть деньги.
— Деньги не решают всех проблем, — возразила я, стараясь говорить спокойно и уверенно. — Они могут обеспечить комфорт, но не могут купить счастье, любовь, понимание.
— Вы такая наивная, — протянула Кира, закатывая глаза. — В нашем мире все продается и покупается. И счастье, и любовь, и понимание. Вопрос только в цене.
В кабинете повисла напряженная тишина. Я чувствовала, как на меня давят десятки оценивающих взглядов. Понимала, что сейчас решается моя судьба в этой Академии. Если я сейчас дам слабину, они меня сожрут. Но если я смогу их заинтересовать, заставить задуматься, у меня появится шанс.
В этот момент бесцеремонно открылась дверь аудитории, в которую вошел парень. Я не сразу обратила на него внимания, борясь с закипающим гневом, но только мои глаза столкнулись с ним — поняла. Это тот самый незнакомец, с которым я переспала в клубе.
Взгляд его был спокоен и уверен, как у человека, привыкшего быть в центре внимания. Он небрежно облокотился на дверной косяк, окидывая взглядом собравшихся.
На нем была с виду простая черная рубашка и джинсы, но в этой простоте чувствовалась какая-то особая, неприкрытая уверенность в себе. И почему-то именно его появление заставило замолчать всю эту самоуверенную стаю.
— О, а вот и наш пропавший принц, — протянула Кира, с каким-то странным смешением восторга и раздражения в голосе. — Думала, ты уже совсем забыл, что у тебя есть какая-то там учеба.
Парень проигнорировал ее слова, продолжая смотреть прямо на меня.
Я же постаралась не выдать своего замешательства, хотя внутри все перевернулось. Кажется, Лев Николаевич был прав – этот семестр будет незабываемым.
Сохраняя профессиональное выражение лица, я слегка кивнула парню в знак приветствия. Он ответил едва заметной улыбкой, от которой по спине пробежали мурашки.
— Прошу прощения за опоздание,— произнес он ровным голосом, обращаясь ко мне.— Пробки. Могу я присоединиться к занятию?
— Конечно,— ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно.— Присаживайся. Мы как раз знакомимся.
Парень прошел вглубь аудитории и сел за свободную парту, не отрывая взгляда от меня. Я постаралась сосредоточиться на остальных студентах, делая вид, что ничего особенного не произошло. Но его присутствие ощущалось в каждой клетке моего тела.
— Итак,— продолжила я, стараясь восстановить нить разговора.— Мы говорили о том, что психология – это не только теория, но и практика. И что деньги не решают всех проблем.
Я специально выделила последнюю фразу, бросив мимолетный взгляд на Киру. Та лишь презрительно скривилась в ответ. Но я заметила, как парень, только что вошедший, слегка приподнял бровь, словно заинтересовавшись.
Через пятнадцать минут листки стали возвращаться ко мне. Мои пальцы автоматически их собирали в одну стопку, чтобы приступить к разбору нашего небольшого эксперимента.
Пересчитав работы, я начала зачитывать проблемы наугад, стараясь голосом передать спокойствие и участие, которого сама не чувствовала, ибо все мысли возвращались к парню, следящему за каждым моим действием.
— Страх не оправдать ожидания родителей…— монотонно произнесла я. Да, знакомо. Не их уровень, конечно, но суть та же.
— Чувство одиночества в толпе людей…— ага, сейчас я знаю об этом все.
— Постоянное сравнение себя с другими…
И вот мои пальцы наткнулись на него. Листок был скомкан чуть сильнее остальных, будто его сжимали в кулаке. Почерк – размашистый, агрессивный, буквы впивались в бумагу. И слова, от которых кровь отхлынула от лица, оставив ледяную пустоту.
«Проблема? Одна блондиночка занялась со мной сексом в клубе и сбежала, как последняя шлюха, не сказав даже своего имени. Теперь я не знаю, что с ней сделать. Она меня дико разозлила. А я не привык, чтобы после того как мной попользуются, от меня сбегали. Особенно после того, как я в них вложился».
В ушах зазвенело. Комната поплыла. Я инстинктивно ухватилась за край стола, чувствуя, как дрожь охватывает все тело. «Вложился». Этот циничный, грубый намек на то, что он кончил в меня… Это было слишком. Слишком личное. Слишком унизительное. Слишком… опасное. Перед глазами опять встали мгновения той ночи.
— Оксана Валерьевна? Вы… в порядке?— чей-то голос, Киры или Андрея, прозвучал откуда-то издалека, сквозь вату в ушах. В нем сквозило не столько участие, сколько любопытство и злорадство. Они почуяли слабину.
Я резко вдохнула, заставив себя поднять голову. Вся группа смотрел на меня. Кира с едва заметной усмешкой. Андрей с нарочитой озабоченностью. Остальные – с любопытством, наблюдающих за мучениями жертвы.
А тот кто вывел меня из строя, преспокойненько сидел, откинувшись на спинку стула. Взгляд был тяжелым, липким, как в дверном проеме той комнаты. В нем читалось все: узнавание, ярость, и… странное, леденящее душу удовлетворение от моей паники.
— Прошу прощения,— мой голос прозвучал хрипло, я сглотнула комок в горле, пытаясь вернуть ему твердость. — Продолжаем разбор.— говорю я, возвращая свое хладнокровие на место. Я не могла бросить этот листок или просто проигнорировать — будет выглядеть подозрительно. Так что остается продержаться до конца пары.
Я перевела взгляд на бумагу, избегая его глаз, но чувство жжения сохраняется на моей коже.
— Следующая проблема…— я намеренно пропустила его текст, выхватив взглядом другой, верхний листок.— …боязнь публичных выступлений.
Я начала говорить что-то об упражнениях на расслабление, о техниках дыхания, но слова казались чужими, пустыми. Весь мой фокус был прикован к тому листку в моей руке, к тому мужчине за партой, который знал мой самый постыдный секрет и теперь публично, пусть и анонимно, угрожал мне.
«Не знаю, что с ней сделать».
Фраза крутилась в голове, обрастая леденящими кровь интерпретациями. Что он задумал? Месть? Унижение? Или что-то… похуже?
Я закончила разбор последней, безобидной проблемы, чувствуя, как пот стекает по спине под блузкой. Взглянула на часы. Спасение.
— Итак, время нашего первого занятия подошло к концу,— объявила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Надеюсь, это упражнение помогло вам задуматься, что даже самые… неожиданные проблемы можно анализировать. До следующей недели.
Обычно в конце пары ученики не спешили уходить, болтали, задавали вопросы. Сейчас они вскакивали мгновенно, как по команде, шумно собирая вещи. Они почувствовали напряжение и спешили унести сплетни. Я отвернулась к столу, делая вид, что раскладываю бумаги, не в силах смотреть, как они уходят. Особенно как уходит он.
Шаги затихли в коридоре. Я осталась одна в неожиданно гулкой тишине кабинета. Руки все еще дрожали. Я плюхнулась в кресло, закрыв лицо ладонями. В голове полнейший хаос.
Что делать? Бежать? Но куда? Увольняться? Бросить работу мечты из-за… из-за этого кошмара? Но если остаться… Он не оставит это просто так. Его «не знаю, что с ней сделать» – это не вопрос, это заявка на действие. На его действие.
Я открыла глаза и невольно взглянула на тот злополучный листок, лежащий поверх стопки. Его слова горели на бумаге. «Дико разозлила» и «Не привык, чтобы от меня сбегали».
И вдруг, сквозь панику, пробилась острая, почти истерическая мысль:
«А что, собственно, он может сделать? Пожаловаться директору, что преподавательница переспала с ним в клубе? Скандал? Но это уничтожит и его репутацию в этой элитной академии. Его родителям это вряд ли понравится. Или… или он хочет чего-то другого? Мести более изощренной?»
Дверь кабинета скрипнула. Я вздрогнула, как от удара током, и резко подняла голову.
На пороге стоял тот, кого я меньше всего хотела сейчас видеть.
Какого черта он не ушел вместе со всеми? Хотя чему я удивляюсь. Было бы странно, если бы он не захотел расставить все точки над i.
Парень стоял, опираясь одним плечом о косяк, повторяя свою позу из начала занятия, и смотрел на меня. Не сканируя, как раньше. Поглощая. В его темных глазах не было ярости сейчас. Было что-то другое. Холодное. Расчетливое. Удовлетворенное. Как у кота, загнавшего мышь в угол.
— Оксана Валерьевна,— его голос был тихим, низким, таким знакомым до мурашек. Он произнес мое имя и отчество с едва уловимым, циничным ударением. — Кажется, вы забыли кое-что.
Он закрыл за собою дверь и медленно подошел к столу. Каждый его шаг отдавался гулко в тишине. Он остановился напротив меня. Я не могла пошевелиться, прикованная к креслу его взглядом. Он протянул руку и легонько ткнул пальцем в тот самый, лежащий сверху листок. Тот самый, с его «проблемой».
— Моя работа,— сказал он просто. Его палец не убирался, лежа на бумаге, будто помечая ее.— Вы же собираетесь ее проверить? Дать совет? Как опытный психолог?
— То, что произошло в клубе, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал твердо, несмотря на ком в горле. — Было ошибкой. Мы оба были не в себе. Давай просто забудем об этом и будем соблюдать субординацию. Я здесь, чтобы преподавать, а не...
— Не обсуждать наши личные дела? — перебил он, наклонившись еще ближе. Его дыхание коснулось моей кожи, и я невольно отпрянула. — Очень удобная позиция для тебя. Но ты забываешь одну важную деталь.
— Какую? — спросила я, хотя боялась услышать ответ.
Он ухмыльнулся, и в его взгляде вспыхнул опасный огонек.
— Не стоит дразнить дикого зверя, он и откусить может что-нибудь.
От его слов по спине пробежали мурашки. Я резко встала, стараясь создать хоть какую-то дистанцию между нами, но он не отступил. Его присутствие заполнило весь кабинет, оставив мне ощущение ловушки.
— Послушай, это безумие, — прошептала я. — Мы не можем продолжать в том же духе. Я твой преподаватель, а ты мой студент. Если кто-то узнает...
— А кто узнает? — порень медленно провел пальцем по краю стола, словно играя со мной. — Думаешь, я собираюсь кричать об этом на весь коридор? Нет. Это будет наш с тобой маленький секрет. Но только при одном условии.
Я судорожно сглотнула, пытаясь хоть немного увлажнить пересохшее горло. Условие? Какое еще к черту условие, если у него на лбу черным по белому написано «Бежать некуда»
Я чувствовала, как теряю контроль над ситуацией, как он медленно, но верно затягивает меня в свои сети.
— Какое условие? — повторила я, стараясь придать голосу уверенности, хотя внутри все дрожало.
Он остановился прямо передо мной, его глаза смотрели прямо в мои, прожигая насквозь. В них я видела и вызов, и насмешку, и какое-то темное, неукротимое желание.
Только его губы слегка разомкнулись, чтобы озвучить ответ на мой вопрос, как звук открывающейся двери прервал нас.
Мы резко отошли друг от друга на приемлемое расстояние, когда в кабинете показался Лев Николаевич.
— Прошу прощения, Оксана Валерьевна. Вы ещё не закончили?
Мужчина окинул нас обоих быстрым, изучающим взглядом, но, к счастью, ничего не сказал. Лишь слегка нахмурил брови, словно почувствовал некую напряженность в воздухе.
— Нет, Лев Николаевич, уже заканчиваю, — ответила я, стараясь говорить как можно более небрежно. — Поговорим о твоей проблеме позже.— эти слова уже были обращены моему студенту.
Лев Николаевич задержался в дверях, его проницательный взгляд скользнул от меня к парню и обратно. Я чувствовала, как под этим взглядом кожа наливается жаром, словно он видит все, что только что произошло здесь.
— Максим, — произнес Лев Николаевич, и его голос, обычно бархатный, теперь звучал как сталь. — Ты задерживаешь преподавателя.
Наконец-то, теперь я знаю его имя.
Максим медленно повернул голову и его губы растянулись в улыбке, лишенной тепла.
— Просто обсуждал важный вопрос, Лев Николаевич. — он сделал паузу, подчеркивая каждое слово. — Очень... личный.
Мое сердце упало. Он играл с огнем, и я знала, что рано или поздно это закончится пожаром.
Мужчина же напротив оставался хладнокровным, скрестив руки на груди, показывая всем своим видом безразличие к сложившейся ситуации.
— В таком случае, предлагаю перенести дискуссию на более подходящее время. У Оксаны Валерьевны, ещё много работы.
Я быстро кивнула, подтверждая слова своего коллеги.
— Конечно перенесем… На более подходящее время.
Максим задержался на секунду, его глаза снова встретились с моими. В них читалось обещание: «Это ещё не конец». Затем он развернулся и вышел, оставив меня наконец в покое.
Только дверь за ним закрылась, как я позволила себе облегченно выдохнуть.
— Он вас беспокоит? — спросил мужчина, чей голос ко мне стал снова мягким и дружелюбным, но в глазах оставалась настороженность.
Я отрицательно покачала головой. Нечего вмешивать постороннего человека в свои проблемы, которые я совершила по глупости.
— Нет, просто... студент с непростым характером.
Лев Николаевич вздохнул, словно разочарованный моим ответом.
— Будьте осторожны с ним. Максим Белов — не тот, кого стоит недооценивать.
Теперь я знаю не только его имя, но ещё и фамилию. Уже неплохо для той, кто считала, что больше никогда не пересечется с мимолетным любовником из клуба.
— Что вы имеете в виду?
Он подошел ближе, понизив голос.
— Его отец очень влиятельный человек, который спонсирует данное заведение. А сам он привык получать то, что хочет. Любой ценой.
— Вот оно что… Спасибо за предупреждение, — прошептала я.
Лев Николаевич кивнул и направился к выходу, но на пороге обернулся.
— Если что-то случится... вы знаете, где меня найти.
После того, как меня оставили одну, я обессиленно опустилась обратно в кресло. Голова гудела от напряжения, а в животе поселился неприятный холодок. А ведь это только начало рабочего дня.
Белов… Максим Белов. Имя звучало как приговор. Теперь все встало на свои места. Влиятельный отец, избалованный сын, привыкший получать все, что захочет. И я, по глупости, оказалась втянута в эту игру.
Нужно было что-то решать. Продолжать преподавать, делая вид, что ничего не произошло, было невозможно. Он не оставит меня в покое. Уволиться? Возможно, это был бы самый разумный выход из сложившейся ситуации. Сбежать, пока еще не поздно. Но гордость не позволяла. Почему я должна бежать? Это моя работа, моя жизнь. Я не сделала ничего плохого.
Открыла ноутбук и принялась лихорадочно искать хоть какую-нибудь информацию о своем студенте. И чем больше я узнавала, тем яснее становилось мое положение. Сказать, что я в дерьмовом положении, означало — ничего не сказать.
Оказывается у Максима есть младший брат — Адиль Белов. Весьма необычное имя для русской семьи, но у богатых свои причуды. Он учится в этом же городе, только в университете. Странно, что братья не захотели быть вместе, обычно принято держаться друг за дружку, а тут вон как… Не ладят что ль? Отец — Белов Владимир Сергеевич — является нефтяным магнатом, помимо всего владелец различных ресторанов, магазинов и дальше по списку. О матери информации никакой нет, но я могу посмотреть о ней в личном архиве.
Какого было мое удивление, когда придя на дурацкую линейку я встречу ЕЕ.
Новый преподаватель. Психолог. Знакомящаяся с коллективом. И это — она, та самая таинственная незнакомка.
Стояла там, вся такая подобранная, строгая, в своем жакете и юбке, волосы убраны в тугой пучок. Смотрела на директора с фальшивым вниманием, но я видел — видимость. Под маской собранности сквозил тот же испуг, что был в ее глазах в клубе, когда она пыталась казаться неприступной. Тот же внутренний стержень и та же проклятая уязвимость.
Кровь ударила в голову. Так вот ты кто. Самойлова Оксана Валерьевна. Не просто случайная телка из клуба, а моя новая училка.
Внутри все ликовало от восторга. Игра стала в тысячу раз интереснее. Скорее всего думала раз сбежала, то мы больше никогда не увидим? Только вот судьба сама привела ее ко мне.
Я наблюдал за ней всю линейку. Как она краснела под оценивающими взглядами. Как старалась казаться уверенной. Смешно. Жалко. Возбуждающе до боли.
Психология стояла первой парой у моей группы. Идеально.
Я специально опоздал. Дать ей время почувствовать себя хозяйкой положения. Позволить этим ничтожествам из моей группы пошутить над ней, поставить ее на место. Учуять ее слабину. Чтобы мое появление стало последним гвоздем в крышку ее спокойствия.
И когда я вошел, это зрелище стоило того. Она пыталась вести свой дурацкий урок, а они травили ее, как стая гончих зайца. На мое удивление она держалась неплохо. Голос дрожал лишь слегка. Лишь глаза выдали панику, но не более. Моя строптивая, девочка.
А потом ее «гениальное» упражнение. Написать свои проблемы. Анонимно. Какая прелесть.
Раз ей так хочется, то я удовлетворю ее любопытство.
Вот и написал свою проблему, которая меня волновала в тот момент.
Мое желание найти и… разобраться.
А после наблюдал, за ее милой реакцией. Как кровь отливает от ее лица. Как пальцы впиваются в край стола. Как ее профессиональная маска трескается и рассыпается в прах. Это было прекрасно. Идеальный момент. Я добился своего. Она была в полном смятении, вся дрожала, как осиновый лист.
И после пары я остался. Чтобы насладиться финалом акта.
Ее попытки отгородиться субординацией, «ошибкой» — просто смешны. Она сама себя загнала в угол. Она здесь преподаватель. Ее репутация, ее карьера — все это теперь разменная монета в моей игре. А я — студент из влиятельной семьи. Кто им поверит — ей или мне? Она это прекрасно понимала. В ее глазах читался именно этот, съедающий ее изнутри, страх.
Я почти добил ее. Почти заставил озвучить то самое «условие», с которым пришел. Условие простого — ты моя. Здесь и сейчас.
Но этот идиот Лев со своим своевременным появлением все испортил. Мужик, вечно сующий нос не в свое дело. Его предупреждающие взгляды, его намеки… Он думает, я не знаю, как он смотрит на нее? Как смотрит на что-то свое, еще не тронутое? Он ошибся. Она уже тронута. Помечена мной. И скоро он это поймет.
Я вышел из кабинета, но не ушел. Прислонился к холодной стене коридора, ждал, когда этот зануда уберется восвояси. Мысли лихорадочно работали. Она здесь. Под моим боком. Бежать ей уже некуда. Теперь можно не спешить. Можно растянуть удовольствие. Можно сломать ее не спеша, наслаждаясь каждой секундой.
Дождавшись, когда дверь кабинета снова откроется, я замер в тени. Лев вышел, нахмуренный, бросил на меня короткий, полный предостережения взгляд и скрылся за поворотом. Вот же пес. Наверняка успел прочитать ей какую-нибудь мораль о недопустимости "связей со студентами". Плевать.
Дверь была приоткрыта, и я услышал, как Оксана глубоко вздыхает. Наблюдал за ней из дверного проема, но не спешил заходить.
Хотел сначала ворваться, но отчего-то передумал. Стало интересно узнать, что планирует моя девочка делать дальше, но та решился с головой уйти в свой ноутбук, не обращая ни на что внимания.
Что она там выискивает в этом ноутбуке? Неужели ищет пути отступления? Глупая. От меня уже не сбежишь.
Я смотрел на нее, затаив дыхание. На изгиб ее шеи, белой и уязвимой, на то, как она прикусывала свои пухлые губы, целиком погрузившись в экран. Каждый ее вздох, каждое микроскопическое движение отзывалось во мне низким, животным гулом. Она была здесь, в нескольких шагах, напуганная, загнанная в ловушку собственной профессией, и абсолютно ничего не подозревающая о том, что я наблюдаю за каждым ее нервным вздрагиванием.
Зверь внутри требовал действия. Войти. Запереть дверь. Прижать ее к этому самому столу, заваленному глупыми бумажками с «проблемами», и показать ей, что такое настоящая проблема. Заставить ее признать, что она моя. С того самого момента в клубе.
Рука сама потянулась к ручке двери, пальцы уже обхватили холодный металл. Но я заставил себя остановиться. Нет. Слишком рано. Сейчас не время.
Взрывной натиск — это для тех, кто не уверен в своей силе. Кто боится проиграть и потому торопится сорвать куш. Я не такой. Я выигрываю не силой, а терпением. Я наслаждаюсь не самой победой, а процессом. Каждой секундой ее страха, каждой каплей ее осознания того, что выхода нет.
Сейчас, ворвавшись туда, я получу лишь ее испуг, ее сопротивление, ее слезы. Возможно, даже крик. Это тоже приятно, но… мимолетно. Как вспышка. Я же хотел растянуть это удовольствие на долгие недели. Месяцы. Хотел, чтобы она сама начала играть по моим правилам, сама искала моих прикосновений, оправдывая себя тем, что «так надо», что «все уже случилось, главное не быть пойманной».
Я видел, как она поежилась, будто почувствовала тяжесть моего взгляда на себе. Она обернулась к двери, и я едва успел отпрянуть вглубь коридора, в тень. Мое сердце колотилось не от страха быть пойманным, а от азарта. От этой порочной близости.
Она не увидела меня. Решила, что показалось. С облегчением выдохнула и снова уткнулась в ноутбук, но теперь ее плечи были напряжены, а спина выпрямлена. Уже хорошо. Уже прогресс. Она чувствует опасность на инстинктивном уровне.
Академия


Я закусила губу до боли, сжимая телефон так, что пальцы задеревенели. В ушах стоял звон от собственной истерики и… ее оглушительного, беспечного молчания.
— Юль, ты меня вообще слушаешь? Он… Мой… студент. Ты это хоть понимаешь? — голос сорвался на визг, и я сама вздрогнула от его звука.
В трубке послышался протяжный, задумчивый вздох, словно она разглядывала маникюр, а не решала мою судьбу.
— И? — наконец произнесла она, и это односложное, равнодушное слово вогнало в меня раскаленную иглу ярости.
— Что ты заладила с этим «и»? Меня уволят! Моя карьера пойдет по наклонной, как только все это вскроется! Я могу лишь надеяться на то, чтобы эти вещи не добрались до моей новой работы. Жаль только в характеристике они так и напишут: «Уволена по причине несоблюдения профессиональной этики и несоблюдения субординации в отношении учащегося»!
Я металась по кухне, задевая локтем холодильник. Картина будущего позора стояла перед глазами такой яркой, что аж затошнило.
— Ксю, успокойся. Ну было и было, что здесь такого? Он же уже взрослый мальчик? Ты же не совратила несовершеннолетнего ребенка, за которого статью пришить могут…
— Юляяя, — простонала я, чувствуя, как подкашиваются ноги, и я оперлась о столешницу. — Мне только этого для счастья не хватало.
— Ну вот видишь! — оживилась она, словно поймала меня на слове. — Никакой уголовщины. Максимум — скандальчик местного разлива. Ну посудачат богатенькие мамочки, ну посмотрит на тебя косо директор… Переживешь. Главное — не ведись на его провокации. Игнорируй его.
— Игнорируй? — фыркнула я с горькой усмешкой. — Ты его не видела. Он не из тех, кого можно проигнорировать. Он… Он как стихийное бедствие. Он сегодня на паре написал… — я замолчала, чувствуя, как по щекам разливается краска стыда. — Он написал про ту ночь. В подробностях. И я ее чуть не зачитала это перед всей группой.
С другой стороны провода на секунду воцарилась тишина. Даже музыка, что обычно фоном играла у Юли, стихла.
— Охренеть, — наконец выдохнула она, и в ее голосе впервые прозвучало нечто, отдаленно напоминающее понимание. — Наглый парень, ничего не скажешь. Ну, это меняет дело.
— Меняет? Ты думаешь? — я чуть не рассмеялась от безысходности.
— Слушай, — ее голос стал серьезным, деловым. — Значит, так. Ты ничего не делала. Ничего не было. Он тебя с кем-то перепутал. Или у него больная фантазия. Или он просто мстит за что-то. Ты — образец порядочности и профессионализма. Ты даже не знаешь, о чем он говорит. Поняла?
— Но это же ложь…
— Это — стратегия! — отрезала она. — Ты думаешь, они все там белые и пушистые? Там каждый второй что-то скрывает и приукрашивает. Просто не дай ему слабины. Держись как скала. Он поймет, что ты несъедобна, и отстанет.
Ее слова звучали так уверенно, так просто. Словно мы говорили не о потенциальном крахе всей моей жизни, а о назойливом поклоннике. Но в ее бесшабашности была капля правды. Одна-единственная, но капля.
Молчание затянулось. Я слышала, как Юля на том конце провода зажигает сигарету и затягивается.
— Ладно, — наконец сдалась я, чувствуя, как адреналин медленно отступает, оставляя после себя ледяную, тоскливую пустоту. — Попробую.
— Вот и умница! — сразу же оживилась она. — А теперь выпей вина, горячей ванны прими и забей. Завтра новый день. И вообще… — в ее голосе снова прокралась привычная ехидная нотка, — а он, кстати, ничего такой? В смысле, внешне?
— Юля! — взвыла я.
— Ладно, ладно, смолкла! Держись, дорогая. Позвони, если что. И… Оксана?
— Что?
Я вздрогнула от резкого стука в дверь. Сердце бешено заколотилось, мгновенно подскочив к горлу.
— Юль, подожди... кто-то пришел, — прошептала я в трубку, затаив дыхание.
— Кто? В такой час? — встревожилась подруга.
Стук повторился. Настойчивый, требовательный. Не почтальон и не соседка.
— Не знаю. Не знаю... Перезвоню.
Я бросила телефон на тумбу, не дожидаясь ответа, и на цыпочках подкралась к двери. Рука дрожала, когда я прильнула к глазку.
За дверью никого не было. Только слабый свет ночника в пустом подъезде.
И тогда я увидела его. Конверт. Белый, без каких-либо опознавательных знаков, лежащий аккурат под дверью.
Сердце упало куда-то в пятки. Медленно, словно в кошмарном сне, я повернула ключ и приоткрыла дверь, озираясь по сторонам. Ни души. Я подняла конверт. Он был тяжеловатым.
Забравшись обратно в квартиру и щелкнув всеми замками, я дрожащими пальцами вскрыла его.
Внутри не было письма. Не было угроз. Только мои кружевные трусики. Те самые, что я потеряла в той роковой VIP-комнате.
К полуразорванной резинке была приколота открытка. Сначала я не обратила на нее внимания, перевернула, и на обороте прочитала послание, написанное размашистым, знакомым почерком:
«Возвращаю оставленный тобой подарок. Не волнуйся, о нем никто кроме меня не знает. P.S. М.Б.»
А потом я решила приглядеться к карточке, которая оказалась не просто обычной открыткой, а фотографией, на которой была я на танцполе известного клуба и целовалась с Максимом.
Меня прошиб холодный пот. Фотография… компромат. Он перешел все границы. Ярость, копившаяся внутри, вырвалась наружу, сметая страх и отчаяние. Я швырнула открытку на стол, схватила телефон и набрала Юлю.
— Этот черт теперь знает, где я живу и прислал мне подарок! — истерически выдохнула я, едва она сняла трубку. — С фотографией! Юль, что мне делать?
— Боже мой… — протянула она, и я впервые услышала в ее голосе настоящий ужас. — Ксю, это уже попахивает шантажом.
— Я знаю! — взвизгнула я. — Что мне делать? Может в полицию обратиться?
— Нет! Ни в коем случае, — отрезала она. — Это только всё усугубит. Подумай, кто поверит преподавателю, у которого роман со студентом? Особенно с таким, как этот твой… богатенький буратино.
Юля замолчала, обдумывая что-то. В трубке слышалось только ее тяжелое дыхание.
Я направился сразу в «Изоляцию», которая встретила меня приглушённым гулом, хотя вечер только начинался. Бармены лениво протирали бокалы, официантки расставляли столики. Взгляд зацепился за белобрысую макушку. Сначала подумал, что Оксана, но приглядевшись понял, что эта одна из местных танцовщиц в короткой мини-юбке, похожая на мою преподшу.
Администратор позвала ее по имени «Василиса», и та быстро ринулась к ней.
Я прошёл дальше, не глядя по сторонам, прямо к служебному лифту, ведущему в офис Яна.
Он сидел за огромным стеклянным столом, уткнувшись в три монитора одновременно, но взгляд его был рассеянным. Увидев меня, лишь кивнул, без удивления. Ян всегда ко всему относился с холодным спокойствием.
— Макс. Не ждал тебя сегодня.
— Мне нужно кое-что, — отрезал я, опускаясь в кресло напротив. — Запись с камер. Танцпол, центральная зона.
Он медленно поднял на меня глаза, как всегда холодный и безразличный. Но это обман. Я слишком хорошо его знаю, чтоб поверить, что ему не стало интересно.
— Охота за доказательствами? Кого-то подловить собираешься?
— Можно и так сказать, — усмехнулся я. — Там одна... интересная ситуация.
Он пожал плечами, его пальцы заскользили по клавиатуре. А вот интерес. Без этого, он бы сейчас не искал мне нужный кадр.
— Время и дата.
— Примерно два часа ночи, позавчера. Ищи по моему лицу.
Он фыркнул, но ничего не сказал. Через несколько минут на центральном мониторе замерцало чёрно-белое изображение танцпола. Люди сливались в единую массу, но вот — я сам, пробиваюсь сквозь толпу. И она. Та, что не даёт мне покоя.
Ян приблизил изображение. Мы стояли в центре зала, её тело прижато к моему, мои руки на её талии. А потом — тот самый поцелуй. Горячий, беспорядочный, полный животной страсти. Даже на бездушной записи это выглядело заряженно. Я сжал кулаки, чувствуя, как кровь приливает к паху. Я снова хотел её. Прямо сейчас.
— Ну, вот твои доказательства, — равнодушно произнёс Ян. — Качать на флешку?
— Да, — кивнул я. — И удали исходник. Ни у кого не должно быть доступа.
Он посмотрел на меня с лёгким удивлением, но кивнул.
— Я удалю, лишь бы ты отстал от меня и не создавал мне лишних проблем.
Пока шла загрузка, он откинулся на спинку кресла, разглядывая застывший кадр на мониторе.
— Ты в своём репертуаре, Макс. Но лицо этой блонды мне знакомо.
Во мне всё напряглось.
— Ты её знаешь?
Ян перевел свой ленивый взгляд с монитора на меня и заметил моё напряжение. Но снова, ни одной эмоции. Будто ему не интересно, но я знаю, что это не так.
— Она сняла одну из моих квартир В том доме на Сеновской. Была такой милой, скромной... — он усмехнулся, — хотя, судя по видео, не совсем.
Пока эти слова вылетали из его рта. Я успел представить, что она могла улыбаться ему. Передернуло всего. Хотелось немедленно сломать Басову челюсть. Вот это меня конечно накрыло. Но я не увидел в его глазах интереса. И это остудило мой пыл.
Предоставленная информация от него была, как благословение свыше. Так вот где она прячется. Не в студенческом общежитии и не в элитном районе, а в простой съёмной квартире.
Я медленно улыбнулся. Всё складывалось идеально.
— Ян, будь другом, — сказал я тихо, но так, чтобы в голосе слышалась сталь. — Дай мне дубликат ключей.
Он поднял бровь.
— Серьёзно, Макс? Вломишься к ней?
— Я не собираюсь вламываться, — солгал я. — Просто наведаюсь с утра. Как добрый сосед. Хочу сделать ей сюрприз.
Он усмехнулся, но открыл ящик стола. Через мгновение холодный металл лег мне в ладонь.
— Только без трупов. Квартира хорошая,— откидывается на спинку своего кресла лениво добавив, когда я уже поднялся.— Но это все не за просто так. Будешь должен.
Я хмыкнул. Ян будет не Ян, если не поимеет выгоду, но отвечать ему не собирался.
Ключ был в моём кармане, а в голове уже созревал план.
Вернувшись домой, я сразу сел за компьютер. Выбрал самый четкий кадр — тот самый, где наши губы слились в поцелуе, а её тело выгибалось навстречу моему. Распечатал его на плотной матовой бумаге. Снимок получился живым, почти дышащим. Идеально.
Затем я открыл нижний ящик своего стола. Там, рядом с документами, лежали они — те самые чёрные кружевные трусики, что она потеряла тогда в VIP-комнате. Я провёл по ним пальцами, вспоминая её запах, её жар, её тихие стоны.
Приколов фотографию к тонкой ткани, я аккуратно положил «подарок» в плотный белый конверт. Не стал подписывать, лишь саму фотографию. Считаю этого вполне достаточно, чтобы осознать кто отправитель.
Следующим пунктом в плане стояла Сеновская.
Запрыгнув на свой байк, я помчался прямиком к Оксане. Холодный ночной воздух обжигал лицо, пока я мчался по улицам города. Адреналин бурлил в крови, смешиваясь с предвкушением.
Я представлял, как она откроет конверт, как её глаза расширятся от удивления и, возможно, страха. Хотел увидеть её растерянность, её смятение. Хотел снова контролировать ситуацию, вернуть себе инициативу.
Район, в котором жила моя беглянка, оказался тихим место с тусклым светом фонарей.
Подъехав к нужному дому, я заглушил мотор и спрыгнул с байка. Закинув конверт во внутренний карман куртки, я направился к подъезду, стараясь не привлекать внимания. Ключ Яна идеально подошёл. Внутри было темно и тихо, лишь вдалеке слышалось приглушённое эхо ночного города.
Квартира нашлась быстро. Ноги словно сами принесли к нужной двери. Не стал медлить. Достал конверт и положил его возле порога, а затем громко постучался и скрылся между лестничными пролетами, чтобы убедиться.
Затаив дыхание, я наблюдал за дверью сверху. Сначала ничего не происходило. Тишина звенела в ушах, заставляя сердце биться чаще. Потом, еле слышно, дверь скрипнула. В узкую щель пробился свет, и я увидел её руку, тянущуюся к конверту. Сердце замерло.
Она втянула конверт внутрь, и дверь снова захлопнулась. Минуты тянулись мучительно долго.
Пять утра. Время, когда даже стены спят. Воздух был холодным, острым, и каждый мой выдох превращался в призрачное облако. Ключ Яна лежал в кармане, холодный и увесистый, как обетование.
Я вошел в подъезд, и тишина обрушилась на меня густая, почти осязаемая. Лифт поднимался с приглушенным звуком, словно стараясь не нарушить покой. Но сердце мое билось ровно и гулко — не от нервов, нет. От предвкушения. От сладкой, терпкой власти. От осознания, что я вот-вот переступлю через все ее хлипкие, наивные границы, а она даже не узнает об этом.
Дубль ключа вошел в замочную скважину бесшумно. Я повернул его, затаив дыхание, всем существом прислушиваясь к малейшему звуку изнутри. Тишина. Лишь мерное, едва слышное тиканье часов где-то в глубине квартиры и собственный кровоток в висках.
Я приоткрыл дверь — медленно, сантиметр за сантиметром, — и замер на пороге. В лицо пахнуло теплым, спертым воздухом, насыщенным ее запахом — сладковатым, цветочным, с ноткой дорогого мыла, свежего белья и чего-то неуловимого, сугубо личного, что сводило с ума. Я сделал шаг внутрь, за спиной бесшумно щелкнул замок. Пол под ногами не издал ни звука.
Квартира была маленькой, уютно-захламленной, вопиюще обычной и оттого еще более интимной. Стеллаж, ломящийся от книг с пожелтевшими корешками. Разбросанные на комоде журналы. Чашка с недопитым чаем на подоконнике. Застывшая на экране ноутбука презентация по психологии. Это было ее логово. Ее самое сокровенное, неприкосновенное пространство. И я стоял в его центре — незваный гость, проникший в самое сердце.
Меня вел не расчет, а чистейший инстинкт. Я знал, где ее спальня. Дверь была приоткрыта, в щель пробивалась узкая полоска слабого, синеватого света от уличного фонаря. Я отодвинул ее еще на несколько сантиметров, и сердце мое замерло, затаилось в груди.
Она спала.
Лежала на боку, закутавшись в одеяло по самые уши, а из-под него выбивалась прядь белокурых волос, растрепанных по подушке. Лицо было скрыто, но я видел контур плеча, изгиб шеи. Она казалась такой хрупкой, беззащитной. Совсем не той строптивой дикаркой, что огрызалась со мной в кабинете.
Я подошел ближе, неслышно ступая по ворсистому ковру. Теперь я мог разглядеть все. Длинные ресницы, отбрасывающие веером темные тени на бледные, почти прозрачные щеки. Приоткрытые, влажные от сна губы, шепчущие что-то несвязное. Она вздохнула глубже, поворочалась, и одеяло сползло, обнажив тонкую серебряную цепочку на шее и край просторной черной майки, скользнув по изгибу ключицы. Дышала ровно, глубоко, полностью отданная власти сна.
Зверь внутри меня заурчал от глубочайшего, почти животного удовлетворения. Вот она. Прямо здесь. В нескольких сантиметрах. Полностью в моей власти. Абсолютно беззащитная. Мысли, темные и липкие, роились в голове. Разбудить ее грубым поцелуем. Прижать к скомканным простыням, зажав рот ладонью, и напомнить, кто здесь хозяин. Увидеть в ее широко распахнутых глазах сначала слепой, животный ужас, а затем — то самое темное, порочное пламя, что горело в них тогда, в душной VIP-комнате, когда она сама обвивала меня ногами и стонала в унисон.
Но я не сделал ни того, ни другого.
Вместо этого я опустился на колени у кровати, просто наблюдая. Впитывая каждую деталь. Как вздрагивают ее веки. Как шевелятся пальцы на руке, свесившейся с края кровати. Как пахнет ее кожа — теплая, сонная, чистая.
Я протянул руку, и кончики моих пальцев едва коснулись той самой пряди волос. Шелковистой, почти невесомой, пахнущей кокосом и чем-то еще, что было просто ею. Она не проснулась, лишь глубже ушла в подушку, издав тихий, сонный, довольный звук, от которого что-то ёкнуло у меня глубоко в груди.
Безумие. Это было чистейшее безумие — сидеть здесь, на коленях на полу, рискуя всем просто чтобы украдкой, как вор, подсмотреть за ее сном. Но другого такого шанса могло и не быть. Увидеть ее без всех этих масок — без защитного панциря преподавателя, без испуга загнанного зверька, без строптивого вызова. Увидеть ту, что свела меня с ума с первого взгляда у барной стойки. Настоящую. Такую, какой ее не видел никто.
Я провел здесь, наверное, целую вечность. Может, полчаса. Время потеряло свою власть, расплылось, как те чернильные кляксы за окном. Я был тенью, призраком, немым свидетелем, нарушившим ее покой, чтобы утолить свой голод. Голод не только по плоти, но и по этой… тишине. По этому обманчивому, мимолетному ощущению, что она принадлежит мне не потому, что я заставил, а потому что… так должно быть. Потому что где-то в искаженной логике моей вселенной она уже была моей.
Наконец, я поднялся. Мышцы задеревенели от неудобной позы. Пора было уходить. Рассвет уже начал размывать черноту за окном, заливая комнату холодным, безжизненным свинцовым светом.
Я не оставил никаких следов. Ни записки, ни другого «подарка», как изначально планировал. Только сам факт моего присутствия здесь, в самой ее крепости, был посланием. Посланием, которое она, возможно, почувствует на каком-то подсознательном уровне.
На прощание я обернулся в дверном проеме. Она снова повернулась, теперь навзничь, и лунный свет упал на все ее лицо — спокойное, умиротворенное, разглаженное сном, без единой морщинки тревоги или напряжения. Совершенное. Мое.
«Сладких снов, Оксана.»— мысленно прошептал я. — «Наслаждайся покоем. Он продлится недолго.»
Бесшумно вышел, закрыв за собой дверь на все замки. Оставив ее одну в ее маленьком, уютном, наивном мире, в который я только что ворвался и который уже никогда не будет прежним.
Может, я, конечно, и спятила, особенно после того, как всю ночь видела эти глаза, прожигающие меня насквозь, но я отчетливо чувствую запах Максима. Как будто он был в моей квартире.
Я лежала, не двигаясь, вцепившись пальцами в край одеяла. Сердце колотилось где-то в горле, судорожно и гулко. Воздух в спальне казался спертым, чужим. Я глубоко вдохнула, пытаясь поймать знакомые ароматы своего дома — запах чая с жасмином, любимых духов, пыли на книгах. Но сквозь них упрямо пробивался другой — терпкий, древесный, что навсегда врезалось в память после той ночи. Его запах.
Это было невозможно. Игра воспаленного сознания, измотанного стрессом и недосыпом.
Я резко села на кровати, озираясь по сторонам. Комната была погружена в предрассветный полумрак, все вещи лежали на своих местах. Дверь в спальню была приоткрыта ровно настолько, насколько я ее оставила. Ничего не тронуто, не переставлено.
Но ощущение было таким ярким, таким реальным, что по коже побежали мурашки. Мне почудилось, что подушка слева, та, на которой я не спала, смята сильнее обычного. Или это тоже показалось?
«Соберись, Оксана!» — приказала я себе мысленно, с силой тряхнув головой. — «Ты сходишь с ума. Это паранойя. Он тебя достал, вот ты и выдумываешь всякие вещи».
С трудом выбравшись из кровати, я направилась в душ, надеясь, что струи горячей воды смоют это гнетущее чувство чужого присутствия, этот навязчивый запах, который, казалось, въелся в стены.
Но даже под шум воды в голове крутилась одна и та же мысль: «А что, если нет? Что, если он и правда был здесь?».
Мысли о том, что он мог стоять рядом, пока я спала, наблюдать за мной, касаться моих вещей, вызывали не просто страх. Что-то темное, щекочущее и пугающее одновременно шевельнулось глубоко внутри. Стыдное возбуждение смешивалось с леденящим ужасом.
Наскоро позавтракав, я практически выбежала из квартиры, захлопнув дверь на все замки. Мне нужно было на работу, в привычную рутину, где я Оксана Валерьевна, преподаватель, а не запуганная жертва какого-то хоррор фильма.
Дорога до Академии прошла в тумане. Я машинально отвечала на приветствия коллег, стараясь не встречаться ни с кем глазами, а первые две пары прошли спустя рукава. Не могла сосредоточиться, постоянно вздрагивала от скрипа двери, ловя себя на том, что жду в каждом шаге за дверью его появления.
После занятий я задержалась в кабинете, проверяя работы студентов. Нужно было чем-то занять себя, лишь бы не возвращаться в пустую квартиру, ставшую вдруг такой чужой и враждебной. Когда за окном окончательно стемнело, я все-таки решилась покинуть рабочие стены.
— Задерживаетесь?— окликнул меня мужской голос, от которого я невольно вскрикнула, испугавшись. Это был Лев Николаевич. Он стоял в дверях моего кабинета, держа в руках пухлую папку с бумагами. Виновато улыбнулся:
— Ой, извините, не хотел вас напугать. Просто смотрю, вы все еще здесь. Какие-то проблемы?
Я постаралась взять себя в руки, сглотнула ком, застрявший в горле.
— Да, нет, все в порядке, — я улыбнулась в ответ, но получилось, скорее всего, жалко. — Просто работы накопилось много. Хотела все закончить, чтобы завтра не думать об этом,— попыталась объясниться, собирая свои вещи в сумку.
Лев Николаевич внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь разглядеть что-то скрытое за моей улыбкой. Его взгляд, обычно теплый и доброжелательный, сейчас казался каким-то изучающим.
— Понимаю. У самого гора дел была. Может, вас подвезти? Уже поздно.
Я благодарно кивнула, понимая, что отказываться было бы глупо. В его компании, пусть даже не слишком приятной, мне будет спокойнее, чем возвращаться одной, с мыслями о том, что кто-то может поджидать меня в подъезде.
Всю дорогу мы ехали в тишине. Мужчина кажется, чувствовал мое состояние и не пытался завязать разговор. Лишь когда машина остановилась у моего дома, он обернулся ко мне.
— Оксана, если вам что-то нужно… Если вам нужна помощь, не стесняйтесь, обращайтесь. — он помолчал, подбирая слова. — Я вижу, что с вами что-то не так.
Я снова попыталась улыбнуться, чтобы скрыть свою нервозность и внутренню беспокойство.
— Спасибо, но все и правда в порядке. Просто устала немного.
Выскользнув из машины, я бросилась к подъезду, ощущая его взгляд на своей спине. Быстро поднявшись в квартиру, я захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Ощущение безопасности, подаренное чужим присутствием, мгновенно испарилось.
Я включила свет во всех комнатах, словно надеясь, что яркий свет изгонит из углов притаившийся страх. Проверила все замки, задвинула шторы. В квартире было тихо, слишком тихо. Звуки вечернего города едва доносились с улицы, словно я находилась в вакууме.
Сварив себе крепкий чай, я уселась в кресло с книгой, но читать не получалось. Буквы расплывались перед глазами, мысли снова и снова возвращались к ночному запаху и к словам коллеги.
«Я вижу, что с вами что-то не так…»
Неужели это так заметно? Неужели я действительно теряю рассудок?
Решение пришло внезапно. Я знаю, кто может мне помочь. Тот, кто знает Максима лучше всех. Его брат, Адиль.
А для тех кто ещё не знаком с братом Максима, оставляю ссылку на историю
"Погружаясь в безумие" от Лены Фарт

Аннотация к книге
💚 Я никогда не встречала в своей жизни человека, не умеющего чувствовать. И я не про основные чувства, которые помогают нам видеть и отличать сладкое от солёного. Я про те чувства, что заставляют сердце стучать быстрее, а кровь в венах бурлить от адреналина, будь то восторг или настоящий ужас. Про те, от которых зрачки расширяются, а по коже бегут мурашки.
Моральные, интеллектуальные, эстетические.
Гнев, страх, радость, грусть…
Адиль Белов – бесчувственный парень, что вмиг превратился в психопата, стоило мне запустить в нём эту цепочку эмоций. И мне стоит избегать его, чтобы не погрузиться в безумие его меняющегося настроения.
Но будет ли в конце этого списка ещё одно чувство? То, от которого рождаются бабочки внутри живота, а за спиной вырастают крылья.
О! Надеюсь, не в мою смену! 💚
Ну вот не дура ли я? Умудрилась уснуть на кресле, не удосужившись даже дойти до кровати. Так ещё и дверь ничем не подперла, как планировала, чтобы развеять свою паранойю о наглом вторжении. Молодец. Сколько вообще времени? Я же будильник не ставила. Начинаю лихорадочно осматриваться по сторонам, чтобы понять не проспала ли я свою работу. Вроде бы нет, так как за окном ещё темно.
Я зажмурилась, пытаясь прогнать остатки тяжелого, беспокойного сна, и потянулась, чувствуя, как затекшие мышцы спины и шеи пронзает боль. Глаза медленно привыкали к полумраку, выхватывая из темноты знакомые очертания книжных полок, торшер, силуэт телевизора...
И... другую тень. Гораздо более крупную, плотную, мужскую.
Сердце не заколотилось — оно просто остановилось. Ледяная волна ужаса сковала легкие, не давая вдохнуть. В кресле напротив, развалившись с непринужденной, хищной грацией, сидел Максим. Его локти лежали на подлокотниках, пальцы были сложены домиком перед губами, а в темных глазах, едва различимых в темноте, плясали отблески уличного фонаря — холодные, изучающие, всевидящие.
Я не успела вскрикнуть. Не успела отпрянуть. Не успела даже осознать весь ужас его присутствия здесь, в моей крепости, которую он уже во второй раз превращал в поле битвы.
Он двинулся с такой скоростью, что я не успела моргнуть. Кресло глухо заскрипело, и в следующее мгновение его тяжелое, горячее тело обрушилось на меня, придавив к мягкой спинке моего кресла. Его ладонь грубо накрыла мой рот, заглушая любой возможный звук.
— Тсс-с-с, моя сладкая, — его низкий, хриплый шепот обжег ухо, влажный и опасный. — Не кричи. Мы же не хотим разбудить соседей.
Я замерла, парализованная страхом. Его вес давил на меня, лишая воздуха, а запах – терпкий, смесь табака и чего-то неуловимо дикого – заполнял все пространство вокруг. Мозг отчаянно пытался найти выход, но тело отказывалось подчиняться, скованное ужасом. Я чувствовала, как дрожат мои губы под его ладонью, как бешено колотится сердце, готовое вырваться из груди.
Его глаза прожигали меня сквозь полумрак, и я поняла, что сопротивление бесполезно. Любое движение спровоцирует только больше боли и страха. Я попыталась сфокусироваться на чем-то, кроме его лица и его давления, но это было невозможно. Комната сузилась до размеров кресла, а в кресле была только я и он – хищник и жертва, играющие в опасную игру.
Он медленно убрал ладонь от моего рта, но не отстранился.
— Хорошая девочка,— прошептал он, и в его голосе слышалось что-то, от чего по спине побежали мурашки – смесь удовлетворения и предвкушения. — Я знал, что ты умная.
Я судорожно глотнула воздух, стараясь восстановить дыхание. В горле пересохло, и мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы выдавить из себя хоть слово.
— Что… что тебе нужно? — прохрипела я, чувствуя, как дрожит подбородок. Его усмешка сверкнула в темноте, как лезвие ножа.
— Неужели ты не догадываешься, моя дорогая? — он наклонился ближе, и я почувствовала его дыхание на своей щеке. — Я же говорил, что рано или поздно ты будешь моей. А попробуешь сбежать от меня, так запру тебя в подвале и будешь сидеть там.
Мои пальцы судорожно вцепились в обивку кресла, единственную опору в этом кошмаре. Каждое его слово, каждое движение обжигало меня, словно каленым железом. Паника, застилавшая разум, начала отступать, уступая место холодной, расчетливой злости. Он думает, что сломил меня? Что я сдамся без боя? Он ошибается.
— Ты больной, — выплюнула я, стараясь придать своему голосу уверенность, которой не чувствовала. — Тебе нужно лечиться. И держаться подальше от меня.
Он рассмеялся, коротко и злобно. Этот смех эхом пронесся по комнате, усиливая ощущение безысходности. Его пальцы, до этого момента покоившиеся на спинке кресла, скользнули вниз, к моему горлу. Легкое, почти нежное касание обернулось железной хваткой.
— Ты такая наивная, — прошипел он, сжимая мою шею. Дышать становилось все труднее. — Думаешь, твои слова имеют здесь какое-то значение? Ты моя, запомни это. И я заберу то, что принадлежит мне по праву.
В глазах начали плясать черные точки. Отчаянно хватая ртом воздух, я попыталась вырваться, но его хватка лишь усилилась. Он приблизил свое лицо к моему, и я увидела в его глазах не только похоть, но и что-то еще – темную, пугающую пустоту. В этот момент я поняла, что он действительно готов на все.
Затем его губы обрушились на меня.
Я отчаянно сопротивлялась, поворачивая голову, пытаясь увернуться от его губ. Безуспешно. Его поцелуй был грубым, властным, лишенным всякой нежности. Это было не проявление любви, а акт захвата, унижения. Вкус его губ – терпкий и горький – вызывал тошноту. Я укусила его, отчаянно надеясь, что это заставит его отстраниться.
Он отпрянул, выругавшись сквозь зубы. На его губе выступила кровь. Ярость вспыхнула в его глазах, делая его лицо еще более зловещим. Он замахнулся, и я зажмурилась, готовясь к удару. Но этого так и не произошло. Вместо этого он схватил мои руки и зафиксировал их над моей головой одной рукой, начиная яростно срывать с меня одежду.
Ткань рвалась под его напором, пуговицы разлетались в стороны. Я бешено дергалась, пытаясь вырваться, но его хватка была стальной. Отчаяние сменилось животным ужасом.
— Остановись… стой… хватит…
Мои крики тонули в его рычании. Он словно обезумел, его глаза горели нездоровым огнем.
— Максим, прошу… Приди в себя!
Его действия становились все более яростными, причиняя боль не только телу, но и душе. Слезы текли по моим щекам, смешиваясь с соленым привкусом крови на губах.
Внезапно, словно услышав мои мольбы, он замер. Его лицо оставалось искаженным яростью и вожделением, но в глубине глаз мелькнуло что-то похожее на проблеск сознания. Он тяжело дышал, его грудь вздымалась и опадала в бешеном ритме. Несколько долгих секунд он смотрел на меня, словно не узнавая, а затем медленно, словно просыпаясь от кошмара, разжал пальцы, освобождая мои руки.
Итак моя идея поговорить с родственниками парня о его поведении переноситься на неопределенный срок по нескольким причинам.
Первый из них — сам Максим. Он каждый день начал приходить ко мне, как к себе домой и нарушать мое личное пространство.
Вторая из них — так же Максим. Не знаю, как ему это удалось, но теперь он посещает только мои лекции с другими группами, до самого вечера.
Я пыталась поговорить на эту тему с директором в учительской, когда случайно с ним пересеклась в коридоре, но тот дал мне четко понять одной фразой: «Займитесь работой и не лезьте не в свое дело, Оксана Валерьевна»
Так и живу, как на пороховой бочке. Любое неверное движение, слово, взгляд – и фитиль может вспыхнуть. Я стараюсь быть приветливой, улыбаться, но внутри все сжалось в тугой комок страха. Каждое утро начинается как по расписанию. В семь часов приходит Белов, приносит мне круассан и приготовленный кофе. Я завтракаю и привожу себя в порядок, а после мы вместе едем в Академию.
Максим словно ждет подвоха. Он настороженно следит за каждым моим шагом, каждым взглядом. Постоянно задаёт вопросы о моих планах, о том, с кем я общаюсь. Это уже не любовь, а какая-то болезненная одержимость. Я чувствую себя птицей в клетке, за которой внимательно наблюдает хищник, выжидая подходящий момент для нападения.
В Академии его присутствие особенно тяготит. Я не могу нормально вести занятия, когда знаю, что он внимательно наблюдает за мной из аудитории. Студенты, конечно, ничего не замечают или делают вид, что не замечают. Но я чувствую их заинтересованные взгляды, перешептывания за спиной. Это создает дополнительное напряжение, которое медленно, но верно сводит меня с ума.
Мне становится все труднее сохранять видимость нормальности. Вечерами, после работы, я буквально валюсь с ног от усталости, но заснуть все равно не могу. В голове постоянно крутятся мысли, как вырваться из этого замкнутого круга. Я перебираю в уме возможные варианты, но ни один из них не кажется достаточно надежны. Обратиться в полицию? Боюсь, что у Максима достаточно связей, чтобы замести следы и выставить меня психопаткой. Попытаться сбежать? Тоже не вариант. Он ясно дал понять, что найдет меня где угодно.
Единственное, что пока удерживает его от необдуманных поступков – это моя ложь о том, что я останусь с ним. Но я понимаю, что долго так продолжаться не может. Рано или поздно он поймет, что я обманываю его, и тогда все станет еще хуже. Надо что-то придумать, но что? В голову не приходит ни одной здравой мысли, кроме одной — ему нужно к врачу. Он опасен не только для меня, но и для самого себя.
Вчера в Академии произошел инцидент. После лекции ко мне подошла староста группы, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Она рассказала, что несколько студентов видели, как Максим поджидал меня у входа в аудиторию, и что он был очень зол. Якобы, кто-то из парней слишком долго со мной разговаривал, задавая вопросы по теме занятия. Меня бросило в холодный пот. Раньше он ограничивался лишь присутствием, а теперь начал ревновать меня даже к студентам.
Черт… Это уже не в какие ворота не лезет. Боже, дай мне сил!
И о чудо, кажется мои молитвы были услышаны, так как спустя две недели мне выдался шанс вернуть свою обыденную жизнь. Ну или я так считала.
На очередном из моих занятии, Максиму раздался телефонный звонок. Обычно он игнорировал, а здесь видимо что-то случилось, раз Белов сорвался и вылетел из аудитории, словно разъяренный бык. В любой другой ситуации, я бы конечно поинтересовалась, но сейчас я была несказанно рада, что могу вдохнуть полной грудью.
— Итак, сейчас вы напишите небольшую самостоятельную работу. Потом положите листки на мой стол и покинете кабинет со звонком. Всем все ясно? А я пока схожу в учительскую…
Я вышла из аудитории, чувствуя легкое головокружение от нахлынувшей свободы. Коридоры Академии казались просторнее и светлее, а воздух – чище и свежее. Направляясь к запасному выходу, чтобы случайно не встретиться с Максимом, я поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Не натянуто и фальшиво, как в последние недели, а искренне и радостно.
Мне срочно нужно было связаться с его отцом и поговорить. Я заранее взяла из личного дела парня все данные, чтобы в любой момент можно было ими воспользоваться. Достаю телефон и на ходу набираю нужный номер.
Гудки тянулись мучительно долго, словно испытывая моё терпение. Наконец, на другом конце провода раздался хриплый мужской голос:
— Слушаю.
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Вас беспокоит психолог Оксана Валерьевна из академии «Святого Якова». Мы можем с Вами встретиться? Это касается вашего сына Максима Белова.
В трубке повисла тишина. Я уже было подумала, что звонок оборвался, но затем мужчина произнес:
— Чтобы мой сын не натворил, я плачу достаточно денег, чтобы на его шалости могли закрыть глаза.
Мои руки похолодели, несмотря на теплый осенний день. Я почувствовала, как надежда на помощь тает, словно утренний туман.
Шалости? Да он сломал мою жизнь! Но я не собиралась сдаваться.
— Дело не в шалостях, — твердо ответила я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Поведение Максима выходит за рамки нормального. Он преследует меня, контролирует, проявляет нездоровую одержимость. Это не шалости, это серьезная проблема, которая требует вмешательства специалистов. Я переживаю за его психическое здоровье и за свою безопасность.
В трубке снова воцарилась тишина, но на этот раз она была иной – напряженной, словно перед грозой. Наконец, мужчина проговорил, уже более серьезным тоном:
— Хорошо. Я выслушаю вас. Когда и где мы встретимся?
Я ощутила слабый проблеск надежды. Возможно, не все потеряно.
— Чем быстрее, тем лучше, — ответила я. — Могу подъехать к вам прямо сейчас.
— Хорошо,— ответил он,— подъезжайте к моему офису через час. Адрес продиктую смс-кой.
Сбросив вызов, я огляделась по сторонам, словно опасаясь, что Максим внезапно появится из ниоткуда. Собравшись с мыслями, я направилась в указанное место, стараясь держаться в тени зданий. Встреча с отцом Белова могла стать моим спасением или, наоборот, усугубить ситуацию. Я не знала, чего ожидать, но отступать было некуда.
Вопрос прозвучал неожиданно и резко. Он не прозвучал как обвинение — скорее, как констатация факта, холодную точность которого проверяют на прочность.
Я опешила, потеряв дар речи. Воздух перестал поступать в легкие. Я почувствовала, как вся кровь отливает от лица, оставляя кожу ледяной и липкой. Пальцы бессильно разжались, и сумочка с глухим стуком упала на персидский ковер.
Он знает. Боже правый, он все знает.
Мозг, словно загнанная в угол мышь, метнулся в поисках лазейки, спасительной лжи, но увы… ничего разумного не приходило в голову.
Владимир Сергеевич не сводил с меня своего пронзительного взгляда. В его глазах не было ни гнева, ни осуждения. Лишь холодная, хищная расчетливость. Он ждал. Словно кот, который уже прижал лапой мышиный хвост и теперь наблюдает за предсмертными судорогами.
Я попыталась сглотнуть, но горло было наглухо перекрыто. Губы онемели, отказываясь складываться в слова. Что я могла ответить? «Нет»? Он бы тут же уличил меня во лжи, и без того шаткое мое положение рухнуло бы окончательно. «Да»? Это было равносильно тому, чтобы подписать себе приговор.
Но он не ждал ответа. Мое молчание, мой испуг стали для него красноречивее любых слов.
Он медленно откинулся на спинку своего кожаного кресла, сложив пальцы домиком.
— Не нужно отвечать, Оксана Валерьевна. Ваше лицо — открытая книга. Очень глупая и очень предсказуемая книга, — его голос был ровным, металлическим. — Вы позволили себя соблазнить. Или, быть может, соблазнили сами. Мой сын молод. Он импульсивен, вспыльчив и... не совсем здоров, как вы сами уже, видимо, успели понять. А вы — его преподаватель. Взрослая женщина, которая по определению должна была бы быть умнее.
Он сделал паузу, давая мне прочувствовать весь вес этих слов. Каждое из них вбивало в меня гвоздь позора и беспомощности.
— Мой сын — неотъемлемая часть имиджа нашей семьи и моей корпорации, которая, к слову, является одним из главных спонсоров вашей любимой Академии. Любой скандал, любое пятно на его репутации — это пятно на мне. И я не позволю, чтобы очередная... — он на мгновение запнулся, подбирая слово, и его взгляд скользнул по мне с легким презрением, — ...авантюристка с психологического факультета разрушила то, что я годами выстраивал.
Я наконец нашла в себе силы пошевелиться. Сдавленный звук вырвался из моей груди.
— Владимир Сергеевич, вы все неправильно поняли... Это он... Максим сам...
— Он — мой сын! — его голос громыхнул, как удар грома, заставив меня вздрогнуть и вжаться в кресло.
Впервые на его лице появилась эмоция — стремительная, яростная вспышка гнева, тут же подавленная железной волей. Он снова овладел собой, но в воздухе еще висело эхо его рыка.
— Он может позволить себе любую слабость. Это его привилегия по праву рождения. Ваша же роль — быть умнее и не поддаваться. Вы не справились. А теперь прибежали сюда с жалобами, наивно полагая, что я буду решать проблемы, которые вы сами же и создали.
Он помолчал, давая мне понять всю глубину моего падения.
— Вот как мы поступим, Оксана Валерьевна. Вы забываете об этой... вашей маленькой слабости. Вы продолжаете работать в Академии и делать вид, что между вами и моим сыном ничего не было. Вы не пытаетесь его избегать, не провоцируете его на новые вспышки и уж тем более не обращаетесь в полицию или к каким-либо другим дуракам. Вы — профессионал. Вы все понимаете и все контролируете. Так?
Это не был вопрос. Это был приказ.
— А он? — прошептала я, чувствуя, как слезы позора застилают глаза. — Он не оставит меня в покое! Он преследует меня, он врывается ко мне домой! Он... он опасен!
Владимир Сергеевич хмыкнул, сухо и безразлично.
— Максим — мальчик увлекающийся. Сейчас вы ему интересны. Когда он наиграется, он вас бросит. Ваша задача — дождаться этого момента, сохранив лицо и не навлекая на нас всех ненужного внимания. Считайте это... дополнительной нагрузкой к вашим профессиональным обязанностям. За которую, разумеется, вы будете щедро вознаграждены.
Он открыл ящик стола, достал чековую книжку и с легкой усмешкой взглянул на меня.
— Или у вас есть другие планы? Может, вы хотите, чтобы детали вашего мимолетного романа со студентом появились в сети? Или чтобы руководство Академии получило анонимное письмо о том, как их новый психолог развлекается на рабочем месте? Уверяю вас, ваша карьера закончится раньше, чем вы успеете сказать «профессиональная этика».
Мир покачнулся. Ловушка захлопнулась. Отец оказался хуже сына. Холоднее, расчетливее, беспощаднее. Он не предлагал помощи. Он покупал мое молчание и мою покорность. Ценой моего же страха.
Я смотрела на него, на этого человека в идеально сидящем костюме, с лицом, высеченным из льда, и понимала, что бежать некуда. Неоткуда ждать спасения. Они оба, отец и сын, разные стороны одной медали. И я застряла между ними.
— Хорошо, — выдавила я, и мой голос прозвучал чужим, надтреснутым. — Я... я все поняла.
Он удовлетворенно кивнул, отложив чековую книжку. Деньги сейчас были бы лишним оскорблением.
— Прекрасно. Рад, что мы поняли друг друга. Теперь, если вы не против, у меня много дел. И помните, Оксана Валерьевна, — его взгляд снова стал острым, как бритва, — никому ни слова. Ни подружкам, ни коллегам. Это только между нами. И для его же блага.
Я молча поднялась с кресла, подобрала с пола сумочку. Ноги были ватными. Я не смотрела на него, боясь, что он увидит в моих глазах не покорность, а животный, бесполезный ужас.
Выйдя из кабинета, я прошла по длинному коридору, не видя ничего перед собой. Голос секретаря, желавшей хорошего дня, прозвучал как из-под воды.
«Он наиграется и бросит».Слова отца звенели в ушах. «Ваша задача — дождаться этого момента».
Но, выходя на холодный осенний воздух, я с жуткой, леденящей душу ясностью осознала одну вещь. Максим не играл. И он не собирался меня бросать. И мой телефон, который сейчас разрывается от его звонков, тому доказательство.