Беглая жена генерала драконов

1

Холод.

Он проникал глубоко в душу. Могильный, липкий холод родового склепа, пахнущего сыростью, плесенью и старой кровью. Запах смерти — тяжёлый, сладковатый, с металлическим привкусом, который оседал на языке и забивался в лёгкие. Я знала этот запах. За десять лет работы на «Скорой» я чувствовала его сотни раз — в моргах, в квартирах, где неделями лежали одинокие старики, в подвалах, куда нас вызывали к бездомным. Но здесь он был иным. Древним. Голодным. Словно сам воздух жаждал крови.

Я пыталась вдохнуть, но лёгкие горели огнём. Каждый вдох давался с трудом, словно кто-то набил мне грудь раскалёнными углями. Диафрагма судорожно сокращалась, пытаясь протолкнуть хоть немного воздуха в сжавшиеся альвеолы. Руки и ноги были прикованы к алтарю тяжёлыми железными кандалами.

Шершавый камень царапал голую спину сквозь лохмотья свадебного платья. Несколько часов назад оно было белоснежным, расшитым жемчугом и серебряной нитью. Произведение искусства, достойное герцогини. Теперь от него остались грязные клочья, пропитанные потом и страхом. Корсет впивался в рёбра, не давая дышать. Подол, некогда пышный и длинный, превратился в грязные тряпки, свисающие с алтаря.

Я повернула голову, насколько позволяли оковы. Вокруг алтаря, выстроившись полукругом, стояли фигуры в чёрных балахонах. Их лица скрывали капюшоны, но я чувствовала их взгляды — жадные, нетерпеливые. Они ждали. Ждали моей смерти.

На стенах склепа плясали тени от десятков факелов. Огонь отбрасывал причудливые блики на древние барельефы со сценами жертвоприношений.

Надо мной возвышалось чудовище, которое только что стало моим мужем… и моим палачом. Генерал Валиан де Крест — Железный Герцог, Страж Северных Пределов, командующий Чёрным Легионом. Имён у него было много. Титулов — ещё больше. Но для меня он был просто убийцей.

В неверном свете факелов его лицо казалось неживым. Точёные скулы, прямой нос, тонкие губы, сжатые в жёсткую линию. Красивое лицо. Холодное, как мрамор надгробия. Тёмные волосы, рассыпающиеся по плечам и высокий лоб с едва заметным шрамом. Глаза серые, словно зимнее небо перед бураном, смотрели на меня без малейшего проблеска эмоций.

Ни жалости. Ни гнева. Ни сожаления. Только холодное, как бездна, равнодушие, с которым мясник смотрит на предназначенную для убоя скотину. Я была для него не человеком, а инструментом. Ключом к силе, запечатанной за Вратами. Средством для достижения цели.

Его черный мундир, украшенный серебряным шитьём и орденами, был безупречен. Ни пылинки, ни складки. Даже здесь, в этом проклятом склепе, пропахшем смертью, он выглядел так, словно собирался на императорский приём. На его плечах лежал тяжёлый плащ, подбитый темным мехом.

— Ты выполнила свой долг, Элара, — его голос был ровным, как лезвие ритуального кинжала, занесённого над моей грудью. Никаких эмоций. Никакого колебания. — Твоя кровь откроет Врата.

Кинжал в его руке сверкнул в свете факелов. Древний клинок, выкованный из тёмного металла, покрытый рунами, которые светились тусклым багровым светом. Артефакт. Реликвия рода де Крест, передававшаяся от отца к сыну на протяжении сотен лет.

— Валиан, прошу... — хрип вырвался из моего пересохшего горла. Губы потрескались, язык распух. Ужасно хотелось пить. — Прошу тебя... не надо...

Это была не я. Это кричала прежняя хозяйка тела, захлёбываясь животным ужасом. Элара де Крест, урождённая Морнингстар — наследница древнего рода, насильно выданная замуж ради политического союза. Девочка, которая верила в сказки о любви. Девочка, которая до последнего надеялась, что выйдет замуж за любимого мужчина, а не за монстра, который в итоге ее убьет.

Но боль чувствовала я. Анна Соколова. Врач «Скорой помощи» с десятилетним стажем. Женщина, которая умерла в своём мире то ли от переутомления после суточного дежурства, то ли от инсульта, то ли от разрыва аневризмы, и проснулась в чужом теле с колото-резаным ранением в груди.

Кинжал опустился.

Удар был резким и болезненным. Лезвие с влажным хрустом вошло в плоть, пробивая кожу, мышцы, задевая рёбра. Слава богу, что не в сердце! Профессиональная часть моего сознания отметила: удар пришёлся левее и ниже. Плевральная полость. Возможно, задет край лёгкого. Пневмоторакс. При правильном лечении выживаемость около семидесяти процентов. При отсутствии помощи — смерть в течение нескольких часов от дыхательной недостаточности и кровопотери.

Кровь хлынула горячим потоком, заливая алтарь, мою грудь, его безупречный мундир. Тёмная. Почти чёрная. Странная кровь. Слишком густая, слишком тёмная для обычной человеческой. Что-то с ней было не так.

Валиан выдернул кинжал одним плавным движением. Боль взорвалась в груди новой волной, и я закричала. Или попыталась закричать, но из горла вырвался только булькающий хрип. Кровь заполняла лёгкое, мешая дышать.

— Встретимся на той стороне, — произнёс он, и в его голосе мне почудилась тень чего-то. Сожаления? Насмешки? Или просто скуки?

Он отвернулся, вытирая кровь с рук белоснежным кружевным платком, с вышитым фамильным гербом. Даже в этом жесте была какая-то оскорбительная небрежность. Словно он просто раздавил надоедливое насекомое.

Генерал шагнул к выходу из склепа, и фигуры в балахонах расступились перед ним, склоняя головы в почтительных поклонах. Факелы затрещали, когда он прошёл мимо, словно само пламя боялось его присутствия.

Он оставлял меня в темноте. Оставлял умирать свою новую жену. Наедине с древними богами, чьи каменные лики скалились со стен. Наедине с болью, которая пульсировала в груди, с каждым ударом сердца выталкивая из раны новую порцию тёмной крови.

Последнее, что я запомнила, прежде чем тьма поглотила сознание, — странное ощущение. Будто что-то древнее и голодное проснулось в глубине моей души. Что-то, что питалось болью и кровью. Что-то, что отказывалось умирать.

________________________________________

— Сдохни, тварь чешуйчатая! — я с криком подскочила на кровати, судорожно хватая ртом воздух.

2

— Мы ещё закрыты, — мой голос прозвучал твёрдо, хотя пальцы сами собой сжались на рукояти скальпеля, который я протирала.

Это был хороший скальпель. Стальной, с костяной рукоятью, острый как бритва. Марта подарила его мне на третий месяц обучения, сказав: «Хороший инструмент — продолжение руки. Береги его, и он сбережёт тебя». Я берегла. Точила каждую неделю, протирала маслом, хранила в кожаном чехле. И сейчас держала его так, словно это был меч, а не медицинский инструмент.

В проём скользнул мужчина.

Именно скользнул. Как тень, отделившаяся от стены. Как дым, просочившийся в щель. Как нечто, что не подчиняется обычным законам физики. Ни скрипа половиц под ногами, ни шелеста плаща, ни звука дыхания. Словно он возник из ниоткуда, соткался из утреннего полумрака.

Он разительно отличался от местных обитателей Грейхолда. Здесь, в нижнем городе, люди носили грубую одежду из дешёвой ткани, потёртые кожаные доспехи с заклёпками, тяжёлые сапоги, подбитые гвоздями. От них пахло потом, дешёвым элем, табаком и кровью. Они были громкими, грубыми, живыми.

Этот был другим.

На нём был идеально скроенный чёрный камзол из бархата такого глубокого оттенка, что казался провалом в ночное небо. Серебряная вышивка на манжетах и воротнике складывалась в сложный узор. То ли руны, то ли переплетённые змеи, то ли что-то ещё, от чего глаза начинали слезиться, если смотреть слишком долго. Пуговицы маленькие, чёрные, блестящие. Они были вырезаны из какого-то камня, похожего на оникс, но с красноватыми прожилками внутри.

На плечах лежал плащ из ткани, которую я видела только однажды на портрете императрицы в ратуше в день похорон наследного принца. Шёлк с вплетёнными серебряными нитями, который переливался при каждом движении, создавая иллюзию текущей воды. На такую ткань весь наш Грейхолд работал бы лет десять. И то не хватило бы.

Но пугало не богатство. Богатых людей я видела достаточно и в своём мире, и в этом. Они бывали высокомерными, снисходительными, иногда жестокими. Но они были людьми.

Пугало его лицо.

Бледное. Не просто светлокожее, а именно бледное, как у человека, который не видел солнца годами. Или столетиями. Кожа была гладкой, без единой морщины, без единого изъяна, словно фарфоровая маска. Тонкие, аристократичные черты, высокие скулы, прямой нос, узкие губы, острый подбородок. Красивое лицо. Слишком красивое. Неестественно совершенное.

Волосы чёрные, длинные, убранные назад и перехваченные серебряной заколкой. Они блестели в тусклом свете, как воронье крыло. Ни одного седого волоса. Ни одной выбившейся пряди.

Но хуже всего были глаза.

Цвета стоячей болотной воды. Мутно-зелёные, с желтоватыми искрами в глубине. В них не было жизни. Не было тепла. Не было ничего человеческого. В них была вечность. Холодная, равнодушная, бесконечная. И скука. Скука существа, которое видело слишком много, жило слишком долго и давно разучилось удивляться.

Я знала эти глаза. Не этого конкретного существа, но саму их природу. В памяти Элары, в обрывках её детских кошмаров и запретных книг из родительской библиотеки мелькало слово. Слово, которое произносили шёпотом. Слово, за которое в некоторых провинциях могли сжечь на костре.

Вампир.

— У правил бывают исключения, не так ли, дитя? — его голос был тихим, вкрадчивым, похожим на шорох сухих листьев по каменным плитам кладбища.

Он говорил на имперском, но с акцентом, который я не могла определить. Слишком правильный. Слишком чистый. Так говорили в старых книгах — на языке, который давно изменился, эволюционировал, но который он выучил века назад и не потрудился обновить.

Он сделал шаг к прилавку. Один шаг плавный, бесшумный, словно он не шёл, а плыл над полом. В воздухе отчётливо поплыл сладковатый запах тлена. Так пахнут увядшие лилии на похоронах. Так пахнет земля на свежих могилах. Так пахнет смерть, которая притворяется жизнью.

Мой медицинский мозг автоматически отметил: отсутствие видимого дыхания, неестественная неподвижность между движениями, температура тела явно ниже нормы. От него веяло холодом, как от открытого морозильника.

— Я не лечу благородных господ, — отрезала я, невольно делая шаг назад. Прилавок упёрся мне в поясницу. Отступать было некуда. — Для этого есть храмовые целители в центре. Жрецы Солнечного Пламени в верхнем городе. Придворные маги в замке бургомистра. Здесь лавка для простых людей. Для тех, кто не может себе позволить большего.

Я говорила слишком много и слишком быстро. Нервная болтовня — верный признак страха. Он наверняка это видел. Наверняка чувствовал и запах адреналина, учащённое сердцебиение, капельки пота на висках.

— О, я не болен.

Было бы странно, будь иначе.

Мужчина улыбнулся, обнажив белые ровные зубы. Слишком острые. Клыки были едва заметно длиннее остальных зубов. Не настолько, чтобы бросаться в глаза обычному человеку, но достаточно, чтобы подтвердить мои худшие подозрения.

Улыбка не коснулась его глаз. Они остались такими же мёртвыми.

— Я ищу... редкости, — продолжил он, и в его голосе зазвучали новые нотки. Предвкушение? Голод? — Коллекционирую, можно сказать. Необычные артефакты. Древние тексты. Странных... людей.

Он выделил слово «людей» так, словно сомневался, что оно применимо к тем, кого он ищет.

— Мне сказали, в этой дыре появилась удивительная травница. Маленькая лавка на задворках, между борделем и таверной — не самое респектабельное место, но слухи... О, слухи расползаются далеко. — Он сделал ещё один шаг, и я почувствовала, как шрам на груди вспыхнул ледяным огнём. — Говорят, она вытаскивает с того света тех, на ком сама Смерть уже поставила метку. Говорят, её руки творят чудеса. Говорят, в ней есть что-то... особенное.

Он подошёл вплотную к прилавку. Так близко, что я могла разглядеть каждую деталь его лица. Тонкую сеть вен под бледной кожей, неестественно расширенные зрачки, тёмные полукружья под глазами, которые выдавали существо, привыкшее к ночи.