Белая колбаса любви

Невинная вдова

– Или ты отдашь мне бабки, или я тебя убью, – прогундосили в трубке, а я загрустила.

Во-первых, мне не нравится, когда мне угрожают. Во-вторых, не люблю, когда гундосят. Что за театральщина? Он что, зажал нос прищепкой? Почему шантажисты всегда стараются изменить голос на манер американских сериалов, не хватает только дурацкого акцента. «Я буду Тибя убИвать». Тут я сосредоточилась на слове убивать и еще больше нахмурилась. В трубке продолжали напряженно сопеть: складывалось ощущение, что мне позвонил старый астматик или ненароком выброшенный на берег тюлень.

– Ты чего молчишь? – обиженным голосом отозвался звонивший.

– Может, вы номером ошиблись? – тактично кашлянула я, хотя такого подарка от судьбы и вовсе не ждала. Ясно как Божий день, что звонят именно мне. Вот только какие деньги? Ясно, что не гонорар за мою очередную книгу. За такие смешные деньги сейчас никого не убивают. Скорее уж поверю в убийство по любви, но это вообще нонсенс и вчерашний день. Хотя в своих книгах я как раз про такое пишу, ну так на то они и книги… Видимо, я увлеклась размышлениями, потому что гундосый астматик вконец обозлился:

– Не делай вид, что ничего не знаешь про бабло, что у твоего мужа из сейфа свистнули. Надеюсь, не все успела потратить?

Тут, видимо, ему стало трудно гундосить, он поперхнулся, пустил петуха и перешел на фальцет:

– Сроку тебе неделя на все про все, а вздумаешь чудить – мы тебя из-под земли достанем!

Пока я размышляла, что ответить, звонивший зачем-то добавил «Стерва». Видимо, разозлившись на свой фальцет.

***

Вляпалась я во все это примерно четыре года назад – когда вышла замуж. Теперь-то я год как вдова невинно убиенного (по мнению его соратников по общему делу) Бориса Ржевского, известного в наших краях бизнесмена и общественного деятеля. Впрочем, деятелем он стал с моей легкой руки, потому как мне хотелось вращаться в благородном обществе и совершать благородные поступки. А когда ты жена колбасного короля, то об особом благородстве речи не идет. Хотя… Деньги, колбаса и труд все перетрут. По крайней мере, Борька это повторял неоднократно и всегда довольно крякал, как будто сказал что-то чрезвычайно смешное.

Замуж я вышла не по большой любви (хотя Борис в мою любовь не просто верил, а свято веровал). Впрочем, особо насыщенной мужчинами мою жизнь до замужества вряд ли можно было назвать. Кончено, кое-какие романы, равно как и грешки молодости, у меня были. Но моему муженьку об этом знать было совершенно не обязательно. Охмурить его мне помогла моя подруга Ленка, которая была замужем за приятелем Бориса – Вовкой Саломатиным.

Причем замуж она выходила за обычного студента по кличке Сало, а уж судьба и его способности сделала из Вовки видного человека. Я же милостей от судьбы не ждала, поэтому хотела всего и сразу. К тому времени я как раз закончила университет в областном центре, теперь же жила с мамулей и упорно искала работу. Ужиться с моей мамулей под силу разве что слепоглухонемому капитану дальнего плавания, оттого я и искала либо отдельное жилье, либо мужа. Тогда-то Ленка мне и сосватала «тепленького» Борьку.

В этот период своей жизни он как развелся со своей первой женой Ларисой, застукав ее с тренером по йоге. Это было ужасно банально, а банальностей Борька не любил. Он любил только колбасу. Поэтому сразу же выставил ее вон. Жену, не колбасу. Свою карту я разыграла блестяще, пару раз попавшись ему на глаза в светском обществе нашего небольшого городка, куда я была приглашена той же Ленкой. Завидев Борю, я, скромно потупив глазки, рассуждала об особенностях литературы 18 века, краснела и перекидывала толстенную русую косу за спину.

Глядя на меня, он заметно глупел и по-детски хлопал глазами. А спустя месяц, на дне рождения Ленки, где я мастерски разыгрывала из себя недотрогу и даже сыграла на фортепиано собачий вальс, Борька стал просто ручным и разве что ленивый не предрекал нам скорую свадьбу. Когда я сказала, что замуж мечтаю выйти один раз и навсегда, причем венчаться хочу именно в церкви, в белом платье, символизирующем мою невинность, Борис окончательно поплыл.

Свадьбу сыграли через шесть месяцев, а всего через три года я стала вдовой и обладательницей неплохого двухэтажного особняка в престижном поселке, скромной виллы в Испании, а также некоторого счета в банке. Вот со счетами в банках как раз возникли непредвиденные проблемы. После кончины Бориса выяснилось следующее: на счетах денег кот наплакал. Содержимое сейфа в его кабинете тоже бесследно исчезло, и я даже не пыталась понять, куда именно: себе дороже. Конечно, у меня был свой счет, на нем было кое-что отложено на безбедную старость, но это были совсем не те деньги, что я могла бы получить от судьбы взамен благоверного.

Погиб Борька тоже при чрезвычайно странных обстоятельствах: машину, в которой ехал он и начальник его охраны, взорвали, так что хоронили мы урну с пеплом. Не зная, куда можно пристроить урну, я все же настояла, чтобы ее положили в гроб и похоронили на престижном городском кладбище. Ибо не может приличная вдова скорбеть над каким-то там кувшином.

А вот гранитный памятник во весь рост, уложенный батареями цветов, – совершенно другое дело. В такое место скорбящим вполне допускается нести свою скорбь, что я и делала с завидной регулярностью. Не хватало еще, чтобы меня заподозрили в коварстве или нелюбви к мужу.

После этого ужасного случая прошел уже год, но следствие так и не установило, кто обеспечил Борьке билет на тот свет. Конечно, периодически ему угрожали конкуренты или недруги, особенно после того, как он подался в политику и стал депутатом.

Пелагея и прочие неприятности

Звонок внес в душу смятение, я побегала по кабинету, но не смогла успокоиться и спустилась на первый этаж. Домработница Валентина смотрела сериал, в воздухе пахло жареной курицей и молотым кофе. Словом, ничего не предвещало беды. Я выпила воды, накинула палантин и вышла подышать на крыльцо.

Весна была в самом разгаре, закат радовал красками, в конце участка возился садовник Иваныч, а на лужайке возлегала моя палевая лабрадорша Матильда или просто Мотя. Как таковой прислуги у меня не было: пенсионерка Валентина и ее ровесник Иваныч достались мне в наследство от мужа. За ненадобностью и нехваткой средств больше никого я не держала, периодически ко мне приходила убираться горничная соседей Полесовых, но, в основном, Валентина справлялась и с готовкой, и с уборкой. Иваныч же приходился ей двоюродным братом, и выполнял у меня обязанности и садовника, и охранника, а иногда и водителя. Впрочем, возил он чаще всего себя и Валентину, я же предпочитала ездить за рулем сама.

Подозвав к себе Мотю и покидав ей мячик, я понемногу успокоилась: звонивший вполне мог оказаться придурком, решившим заработать денег на бедной вдове.

– Надо же, не успела вернуться на Родину, и тут такое, бормотала я себе под нос, пиная траву ногой. – Охрану, что ли, нанять? От собаки вон и то толку никакого. Мотя, ты совершенно манкируешь своими охранными обязанностями!

Моя собака любила поглощать конфеты в огромных количествах и периодически притворялась глухой. Любимым ее занятием был сон в обнимку с плюшевым зайчиком, а напугать она могла разве что младенца, но уж точно не шантажиста. Права была мамуля, в этой стране ничего хорошего ждать не приходится. Я решила выкинуть звонок из головы и сосредоточиться на сюжете своей книги, несмотря на не покидавшую меня маету и дурные предчувствия.

Начинаться моя книга должна была бы с красивой фразы «Вечер не предвещал ничего особенного» или «в воздухе совершенно не пахло приключениями». Но вечер как раз предвещал что-то особенное, причем особенно пакостное, да и в воздухе пахло. Только не приключениями, а, не побоюсь этого слова, какашками. Выражаясь на интеллигентный манер – экскрементами. Опустив глаза вниз, их я и обнаружила прямо на коврике перед дверью. И как я их не заметила, когда выходила?

Их природу было сложно установить, ибо с равным успехом они могли принадлежать как человеку, так и четвероногому существу. И это я не имела ввиду соседа Леонида, который иногда, будучи изрядно навеселе, принимал коленно-локтевую позу и тихо отползал в кусты, боясь тяжелой руки (или ноги) своей дражайшей половины Инессы.

«С его деньгами можно себе и не такие фокусы позволить», – мысленно вздохнула я.

Кучка, скорее всего, была делом рук соседки – престарелой бабки Анны Тимофеевны Белоцерковской. Бабушку хозяйничать в особняке слева от меня оставила ее дочка, укатив с мужем на пмж в Италию. Несмотря на благородную фамилию, бабушка отличалась скверным нравом и нелюбовью ко всему, что могло двигаться. Меня она неизменно называла «простигосподи». Конечно, за глаза, но делала это регулярно и с видимым удовольствием. Она вполне могла подкинуть мне под дверь кучу, желая напакостить. Но не сама же она ее сделала? Хотя в этом дурдоме я уже ничему не удивлялась.

Соседи, конечно, мне достались занятные. Любящий закинуть за воротник нефтяник Полесов постоянно скандалил со своей молодой супругой Инессой, не давая заскучать. А бабка Анна Тимофеевна перманентно интриговала против меня и всех окружающих. Началось все с того, что моя псина, которую я завела после кончины Бориса, повадилась гадить под ее кусты черной смородины.

Конечно, у самих Белоцерковских никаких кустов не наблюдалось, ибо не царское это дело, но бабушка, водворившись на территории хозяйкой, быстро вспомнила свое колхозно-пролетарское прошлое и в спешном порядке поселила в саду разнообразные саженцы. Тут же она принялась удобрять их навозом, видимо, ожидая бурного урожая. Моя же ленивая и неповоротливая Мотя каким-то чудесным образом умудрялась каждый день перемахнуть через забор, взрыхлить и удобрить ее посадки, сломав при этом колышки и подпорки.

Тимофеевна рвала и метала, неоднократно высказывая мне претензии, а после перешла к решительным действиям. Каждый день на моем коврике около двери появлялась кучка, заботливо принесенная ею из-под кустов. Отчасти чувствуя свою вину, я не скандалила с мегерой, предпочитая тихо убирать это добро. Хотя, признаюсь, когда однажды Мотя целый день провела взаперти в доме, а кучка все равно появилась на своем законном месте, я задумалась о природе данного вещества. Где Тимофеевна ее откопала, осталось для меня загадкой.

Воевала бабка не только со мной: Полесовы ей тоже чем-то не угодили, потому что называла она его не иначе как вор и алкаш, а Инессу считала недалекой курицей, о чем по секрету сообщала всему свету. Полесовых она невзлюбила с самого начала: изначально ее дочка с мужем претендовали на их участок. Он находился прямо возле леса и не имел соседей сбоку. Но так как Полесов предложил за кусок земли большую сумму, ее дочери пришлось довольствоваться соседями с двух сторон.

А еще Инесса Полесова, по мнению бабки, была жуткой стервой и вертихвосткой, пытавшейся увести из семьи ее зятя. Наверное, поэтому они и смотались за границу, от греха подальше. При всей моей любви к людям, Инесса и впрямь отличалась слишком свободным нравом и открыто строила глазки всем мужчинам от 15 до 80. Хотя осуждать ее я не спешила: какое мне дело до чужой личной жизни?

– Вот старая мегера, – проворчала я, и побрела в дом за совком и пакетом.

Странные гости и плохие новости

Сама же Пелагея с видом казанской сироты пристроилась на краешке дивана и заныла:

– Ой, а вы красавица, я еще на фотках поняла, а теперь и вовсе вижу. Ну до чего есть охота, я же к вам издалека. Я вам барсучий жир привезла, сама топила. И варенье из клюквы. Хотите попробовать?

Тут мне чуть не стошнило, потому что я представила, как Пелагея разделывает барсука, а она продолжила:

– Я вообще хозяйственная, многое могу, и полы мыть, и по хозяйству. Пироги хорошо пеку, мучное вообще. Ой, сестра, осиротели мы….

Тут она вновь заплакала, зашмыгала носом и стала шуршать в своем рюкзаке. Запахло вареными яйцами, а я этот запах на дух не переношу с детства.

– Так, яйца отставить! – рявкнула я, выходя из ступора и забирая у Пелагеи рюкзак. – Что-то у меня голова с утра плохо варит. Сейчас будем завтракать, и ты мне все подробно расскажешь. Только сначала в душ! – скомандовала я.

Пелагея с готовностью сняла с плеча платок, запихала его в рюкзак, и, вздохнув, последовала за мной на второй этаж. По дороге к ванной я хмурилась и приглядывалась к ней с все возрастающей подозрительностью. Повторюсь, на вид гостье можно было дать не больше двадцати пяти, что как-то не вязалось с возрастом Бориса. А уж с его лысиной как-то совсем не вязалась бурная растительность на голове гостьи. Борька покинул нас в возрасте 45 лет, но, конечно, его отец вполне мог… Стоп, какой именно отец? Тот, который родной или… Может, мать? Хотя мать-то уж точно не могла не догадываться о наличии у нее еще одной дочери. Тут я окончательно запуталась и еще больше разозлилась. Пелагея же затормозила возле ванной и насупилась:

– У меня вещи все в машине остались. А после бани надо в чистое переодеться, вы как хотите, а у нас так заведено.

– Вот ванная комната для гостей, там есть халат, тапочки и все необходимое, – пожала я плечами, пропустив мимо ушей информацию о машине. Как оказалось, зря. – Вымоешься и спускайся вниз.

– Ой, спасибо. Вот красота-то, богато живете, – не унималась девица. – А вот мы с мамкой и батей совсем бедно жили, да и жизнь ли это? Батя почти не работал, пил да песни пел, но чаще скандалил. Так мы с мамкой от него запирались, а сами через окно – и к соседям. Мы же на втором этаже жили, так что не страшно. Хорошо хоть брат у меня в люди выбился. Батя, как выпьет, а пил он каждый день, – всегда повторял «Пелагея, вырастешь – поезжай к Борьке, он тебя не бросит!». Я и хотела, да сначала училась, потом работала, потом неудобно как-то было. А тут как узнала, горе-то какое…

Тут взгляд ее упал на картину в холле, на которой Борис был изображен в образе графа в бриджах, и даже восседал на каком-то подобии трона. Выглядело все это сущей нелепицей, но ему нравилось.

– Красотища… – почтительно прошептала сестрица Борьки. – А брат, видать, и вправду в люди выбился, не то что батя…

По всему выходило, что странная тяга к прекрасному им досталась как раз от бати. Я усмехнулась, внимательно поглядев на нее. Никак еще одна наследница объявилась? Мало мне Петьки-иждивенца, так еще и это чудо в перьях. Махнув рукой, я решила оставить ее ценные замечания без ответа и побрела вниз.

Тут в моем кармане зазвонил телефон и уже знакомый голос астматика-шантажиста заявил:

– Ты не забыла про деньги? Готовься раскошелиться, а то хуже будет. Я не шучу.

– А что, если денег у меня нет? – зло прошипела я в трубку, потому что этот умник меня вконец достал.

– Найдешь. И не болтай лишнего, а то головы лишишься! – весело прохрюкал гундосый.

Похоже, звонивший точно лишился рассудка: если я не буду болтать, а еще останусь без головы, про деньги он точно сможет забыть. Кто ж ему скажет, где они?

Тут он, видимо, вспомнил, зачем звонит, и снова противно загнусил:

– И никаких ментов, запомни. А то хуже будет. Разберемся по-тихому.

– Кретин, – ответила я и бросила трубку, но задумалась. Второй звонок не оставлял сомнения, что он всерьез вознамерился получить бабки. Значит, что-то о них знает. Или Борис был ему должен, хотя с чего бы ему иметь дело с таким придурком? Деньги, безусловно, были. Да сплыли. Борьке хорошо, он скончался, а мне теперь решай его проблемы.

Я заметалась по комнате и даже схватила сумку, намереваясь прямиком отправится к Якову, раз уж он был правой рукой мужа. Во всяком случае, о делишках Бориса он знал побольше моего. Но тут я вспомнила про свою гостью, а после и она сама не замедлила явиться из душа, намотав на голову полотенце. Лишившись шара из волос на голове, Пелагея стала казаться весьма симпатичной.

Если бы она еще не так таращила глаза и набрала парочку килограмм, то и вообще была бы очень даже миловидной девицей. Однако сходства с Борькой я в упор не видела, поэтому история про сестру продолжала казаться мне какой-то вымышленной. Борька всегда говорил, что он единственный сын в семье, а тут… Видимо, прочитав мои мысли по глазам, Пелагея скоренько изложила свой историю:

– Батя наш, гад, но не тот, что Борькин второй отец, а мой папаша, Скворцов Илья Иванович, царствие ему небесное, – тут она торопливо перекрестилась, из чего я сделала вывод, что девица она глубоко верующая. Хотя следующее ее высказывание это опровергало:

– Черт старый. Ой, так вот: он мамку Бориса бросил, когда тот только родился, ну и пустился во все тяжкие: пил, гулял, куролесил, а потом мою мамку встретил, это когда ему уже годков под сорок было. Ну, пожили они, потом я родилась, батя вроде как не хотел, но мамка уперлась и я, значит, на свет появилась.

Письмо из ниоткуда

– Так какая сумма тебе нужна? – вывел меня из размышления голос Якова.

– Два миллиона евро, – не моргнув, выпалила я. Конечно, шантажист не указывал сумму, но я решила закинуть удочку, и на всякий случай назвала цифру с запасом.

Яков икнул, налил себе воды из хрустального графина и залпом выпил. После чего стал икать уже безостановочно, чем очень меня разозлил. У меня горе, а он позволяет себе вот так просто икать.

– Меня шантажируют, – слегка понизив голос, пояснила я. – Говорят, Боря задолжал. А кому он мог задолжать? И вообще, вся эта история с пропавшими деньгами меня тревожит. Я уже голову сломала. Ну откуда у него перед смертью могло быть столько денег? Он снял всю наличность со счетов. Допустим, он собирался вложиться в постройку нового цеха для этих, как их, белых колбасок. Где он их хранил? В сейфе, что ли?

Яков откашлялся и внимательно посмотрел на меня, видимо, размышляя, стоит ли посвящать меня в курс дела.

– Соня, дорогая, не хотелось тебя впутывать во все это, но раз уж ты спрашиваешь… Борис действительно планировал вложить все деньги в производство, хотел расширяться и выходить на новые рынки. И с этой целью еще занял огромные суммы у своих приятелей. Ну как приятелей – бандитов, – тут Яша скривился и, понизив голос, добавил:

– Ты понимаешь, да?

– Ничего я не понимаю, какие еще приятели? – насторожилась я.

– Ну, эти дружки его, с криминальным прошлым. Уж сколько раз я ему говорил – не связывайся с ними, одни проблемы наживешь. Так нет, его все тянуло покуражиться. Мол, смотрите, я теперь депутат, такими делами ворочаю, вопросы на государственном уровне решаю. Что он им там пообещал, я не знаю, так что не жди подробностей. Борис в последнее время не очень-то откровенничал. А дружки эти к нему так и ездили через день, рожи такие, что впору удавиться. Но деньги у него появились, и большие. А потом его убили, – шепотом добавил Яков, и нервно дернул плечом:

– Явно что-то не поделили.

– Допустим, – согласилась я, не очень улавливая нить повествования. – Но куда делись деньги?

– А вот тут главная странность, – закивал старый лис. – Я, как позвонили из милиции, что машина взорвалась, сразу же метнулся к нему в кабинет. Проверить, вдруг ошибка какая: сидит себе, может, Борис в кабинете, а там перепутали чего? Сам-то я не видел, как он отъезжал, так что на автопилоте и побежал. А в кабинете сейф пустой, да и дверца открыта!

– Ох…

– Вот те крест! Я еще подумал: странно, неужели Борис все деньги с собой взял? Он, как из кабинета собирался уходить, позвал меня бумаги подписать, и при мне деньги в сейф положил, целый чемодан. У меня даже глаза на лоб полезли. Потом мы из кабинета вместе вышли. Он собирался уезжать, кабинет закрыл. И вроде не возвращался. Так что, скорее всего, те, кто бомбу в машину заложили, деньги и сперли. Дружки эти его, больше некому. Или у тебя есть другая информация?

Тут он покосился на меня, словно ждал ответа на свои вопросы. Как будто у меня они могли быть. Я закатила глаза и потребовала воды, чтобы он от меня отстал, а сама принялась размышлять, почему Яков в первую очередь метнулся к сейфу, а не к валокордину. Хотя тут очевидно: ключи от кабинета у него были, надеялся поживиться деньгами. Если бы в сейфе тогда что-то было, то Якова здесь давно бы уже не было.

Я поежилась, вспомнив рассказы очевидцев: машину наши буквально обуглившейся. И только экспертиза установила, что в машине сидели два человека, а так как мужа и его начальника охраны Зверева видели отъезжающими от завода, все сразу стало на свои места. Хорошо, что я в этот день была в Испании, и опознавать останки Бориса пришлось Петьке. Петьку, конечно, было жалко, но себя еще жальче. Я бы такое точно не вынесла.

– А ты, Сонечка, ты ничего не знаешь про эти деньги? – вывел меня из раздумий голос Яши. – Я не хотел тебя волновать, но раз ты сама пришла… Они бы нам сейчас были очень кстати, тендер-то мы выиграли, а за какой черт нам эти колбаски осваивать? Еще и бывшие дружки Борьки свою долю требовать начнут, они уже не раз являлись, все расспрашивали. Один раз меня даже за ноги в окно пытались повесить, мол, я что-то знаю, но не говорю. Но я в окно не пролез, да и вообще, что я знаю? Я им напел, что мы банкроты, денег у нас нет. А то у них разговор короткий, разбираться не станут. За деньги мать родную готовы… Может, это они тебе и звонили! – вдруг невесть чего испугавшись, подскочил Яков.

Я покрутила пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к словам оппонента. Борькины дружки такими глупостями заниматься не стали бы. Пришли, приставили бы пистолет к голове – и все дела. Звонить и гундосить в трубку – это какое-то ребячество. Хотя, что я о них вообще знаю? Бандиты в книжках и реальные злодеи – две разные вещи, в бандитологии я была явно не сильна. А зря, с таким мужем стоило бы на эту науку приналечь, глядишь, сейчас не попала бы в такое дурацкое положение. Тут я загрустила больше прежнего, потому что поняла: Яков помогать мне не намерен. Более того, он сам выглядел каким-то напуганным и бледным. Не сегодня завтра сляжет с инфарктом.

– Соня… Может, бросим все и уедем? – заныл он. – Хотя бы и в Испанию, к твоей маме. Только ты и я. Я кое-что скопил за время работы на Бориса. Конечно, не бог весть что, но на первое время хватит. Можно продать завод, желающих полно, вон из Москвы вчера опять звонили. Ты же знаешь, я готов жениться…– тут он опять кашлянул и покраснел больше прежнего. Такие переходы от бледности к красноте снова вызвали у меня беспокойство о его здоровье. Не ровен час, помрет, кто будет заводом руководить? Он, конечно, ворует, и вообще гад еще тот, но опытнее его мне сейчас не найти.

Ночное нападение

Ужин прошел в оживленной беседе. В основном солировал Алексей, припоминая забавные истории про времена его дружбы с Борисом. Говорил он много, но как-то вскользь. По всему выходило, что они чуть не лучшие друзья, и его обязанность – быть рядом со скорбящей вдовой, всячески ей помогать и, в случае надобности, жизнь за нее отдать. В этом месте он вкрадчиво посмотрел мне в глаза и со значением добавил:

– У вас же нет проблем, правда?

Гадая, с чего вдруг он интересуется моими проблемами, я невпопад кивала, вяло ковыряла салат и размышляла. То, что Алексей появился у меня не случайно, ясно даже дураку. Еще и Пелагею приплел, чтобы втереться в доверие и поселиться у меня в доме. Только вот что ему надо? Денег у меня нет, да и он не похож на бедного родственника.

Вон часы, поди, стоят, как крыло от Боинга. И одет он соответственно, уж у меня глаз наметан. И Толик этот, хоть и косит под безобидного бравого солдата Швейка, явно не так прост. Еще и в татуировках весь, на костяшках выбито «Толик». И на груди небось русалка или что там бьют бандиты. Ну хоть имя точно его. А вот этого Алексея не худо бы и проверить. Может, он и не Алексей вовсе, а Ипполит. Или Акакий.

Пелагея усиленно налегала на ужин, таращила глаза более обыкновенного и дважды назвала меня сестрой. Я поняла, что в полку моих родственников прибыло, но выяснять что-то в тот вечер желания у меня не было. Гости, видя мое настроение, тактично разбрелись по комнатам и вроде бы вознамерились спать.

Оставшись одна, я сразу же позвонила Ленкиному Вовке. Тот уже был в курсе событий (Ленкина оперативность радовала), поэтому моей просьбе вроде не удивился.

– Вовка, мне нужно узнать, кого я пригрела у себя в доме, – заныла я.

– А спросить у них не судьба?

– Так кто же правду скажет? – вздохнула я.

– Ох, Соня, ты слишком доверчива. Впустила в дом людей, даже не поинтересовавшись, кто они. Может, тебе и правда лучше уехать? У нас сейчас неспокойно, а там хотя бы мама.

– Еще один. А когда у нас будет спокойно? То-то и оно… Я обязательно уеду, вот только от шантажиста избавлюсь. Ну, или он от меня.

– Какого шантажиста? – обалдел Вовка. Ага, про шантажиста Ленка доложить забыла.

– Мне звонят и требуют какие-то деньги. Большие. Ты что-то про это знаешь?

– Вот что, – подумав, сказал Вовка, – давай данные своих гостей, я все узнаю. А завтра подъезжай ко мне на работу в обед, поговорить надо.

Переложив вои заботы на плечи Вовки, я немного успокоилась, приняла душ и стала размышлять, что не худо бы обзавестись охраной. Решив заняться этим вопросом завтра, я лежала и читала книгу, пытаясь попутно придумать сюжет для своей, как в дверь кто-то пошкребся.

– Софа, – печально вздохнула за дверью Пелагея. – Я заснуть не могу. У маменьки твоей часом молитвенника нет? Как-то неспокойно мне, а вдруг ко мне явится дух Бориса?

Я нехотя впустила ее в комнату, скроив страшную гримасу. Гримаса призвана была дать понять Пелагее, что я думаю о нашествии духов. Она ее проигнорировала, пристроилась в кресле и загрустила:

– Эх, был бы жив Борька, вот бы мы зажили. А так… Кому я нужна, считай, что сирота, и тебя вот стеснять не хочется, – тут она увидела на моей тумбочке коробку конфет и ходко потрусила к ним, разом забыв про свои стенания.

– Пелагея, сейчас вроде бы пост, – кашлянула я.

– Оно конечно так, да вот силы воли у меня вообще нет. Но я над этим работаю. Сладкое я люблю без меры, так как в детстве была лишена многих радостей. Мамка на двух работах, а батя все пропивал. Где уж тут сладкое есть?

Я устыдилась своих слов и подвинула ей коробку. Человек так страдал, а я конфет пожалела. Незаметно мы увлеклись разговором, Пелагея, в основном, рассказывала про явление душ усопших родным и особенно напирала на необходимость заказать Борису сорокоуст за упокой. Я заверила ее, что завтра обязательно свожу ее в храм, и зевнула:

– Слушай, Пелагея, а тебе спать не хочется?

– Хочется, только туда я не пойду. Боязно.

– Днем ты там спала, даже храпела, – съязвила я.

–Так это днем, а ночью все потусторонние силы активизируются…

– На кровать не пущу – рыкнула я. – Я ночью ворочаюсь, так что мне место надо. Я даже Мотю выгоняю. – Ладно, если хочешь, ложись на кушетке, - сменила я гнев на милость, видя, как Пелагея обреченно поплелась к выходу. – Ты, конечно, высокая, но кушетка длинная, как раз влезешь. Только не болтай всякую ерунду про духов.

Я дала ей подушку с пледом, и бедная родственница неплохо устроилась в углу комнаты. Оттуда еще какое-то время доносились звуки: Пелагея рассказывала про святого Пантелеймона. Под звук ее голоса я задремала. Снился мне Борис, жующий колбасу и укоризненно смотревший на меня откуда-то свысока, от чего я чувствовала себя крайне неприятно и во сне очень мечтала проснуться. Мои молитвы были услышаны, но приятным мое пробуждение мог назвать разве что чокнутый.

Кто-то сопел мне в лицо.

«Как Мотя оказалась в комнате? – промелькнуло в голове. Я же ее собственноручно выставила за порог. Может, забежала вместе с Пелагеей? Сейчас начнет лизать мне щеки…».

Я машинально ткнула рукой вперед, надеясь попасть по ее наглой морде. И тут… Сон буквально слетел с меня, потому что я держала в руках чей-то нос. Сухой и человеческий. Машинально я ощупала прилагающееся к нему лицо и похолодела: надо мною точно склонился человек, а не собака. А еще на нем была маска или шапочка с прорезями для глаз. Может и колготки, в тот момент здраво размышлять я не могла. Тут до меня дошло, что мои ноги связаны. Видимо, спала я крепко и ничего не почувствовала.

Новый план Пелагеи

В гостиной нахохлившаяся Валентина уже накрывала на стол и тяжело вздыхала:

– Софья Павловна, что же это делается? Надо камеры поставить, а то ведь поубивают. Времена нынче пошли… Наверное, хотел поживиться украшениями вашими или деньги искал? Ничего не пропало? Надо бы в полицию, хотя толку от них…

Она махнула рукой и закручинилась еще больше. Полицию Валентина тоже не любила, потому что при жизни мужа встречаться с ними ей доводилось часто и по очень неприятным поводам.

Алексей и Толик тоже встали рано, за завтраком хмурились, но помалкивали, видимо, не желая снова напоминать мне о пережитом ночном кошмаре. Закончив трапезу, они вышли покурить, прихватив с собой Мотю: видимо, Толик всерьез вознамерился заняться дрессурой. С его слов выходило, что скоро с Мотей можно будет «хоть на зайца, хоть в разведку». Я сомневалась в успехе мероприятия, но гостей надо был чем-то занимать. И это был не самый худший способ убить время. Пелагея пришлепала из спальни вслед за мной, пила чай и о чем-то усиленно размышляла, а после завтрака потянула меня за рукав:

– Софа, я тут ночью хорошенько подумала… Это знак!

О чем она могла думать ночью, для меня был большой вопрос, потому что храпела она так, что мне пришлось искать в письменном столе беруши. На всякий случай я все же проявила интерес:

–Ты о чем?

– Ну, шантаж этот, он же маньяк! Это все неспроста. Мы должны найти убийцу Бориса, он таким образом нам сигнализирует, чтобы мы пошевеливались. Посылает нам испытания, так сказать.

Я поперхнулась круассаном, но Пелагея уверенно продолжила:

-–Ты не бойся, я уже все придумала. Дело проще, чем кажется. Шантажист этот что ищет, деньги?

– Ну, допустим, но…– ход ее мыслей мне не нравился, но перебить ее не представлялось возможным. Глаза ее вдруг загорелись дурным блеском, она даже подскочила, выпятила грудь колесом и стала как-то выше ростом. Хотя куда уж выше.

– Деньги убийца украл, так ведь? Ты сама говорила, что менты так считают. Найдем убийцу – найдем деньги. И шантажист от тебя отстанет. И Борис нам оттуда спасибо скажет, – мотнула она головой вверх. Видимо, целясь в область горних высей. В пустоту, в космос, где в кармическом унынии витают души умерших.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? – залепетала я, разозлившись, что мои сборы в Испанию приходится отложить. По крайней мере, домой Пелагея не собиралась, а выгнать ее на улицу после того, как она мне жизнь спасла, было как-то невежливо.

– А что…

– Ты мне эти шуточки брось, я в детективов играть не собираюсь. Милиция за год ничего не нашла, а у них, между прочим, для этого все средства имеются. А у нас что? Неповоротливая глухая собака и пневматическая винтовка Иваныча? Может, мы в убийцу барсучьим жиром будем кидаться? Нет, – посуровела я под конец монолога, – Борьку не вернешь, а нам с тобой жить и жить. Пусть убийцу полиция ищет, у меня нервы слабые и голова всего одна.

– Много они нашли за год, им бы только хороших людей в супермаркете за шоколадку ловить, – скривилась Пелагея, видимо, опираясь на богатый жизненный опыт. – Пока тебя не пришьют, они и шевелиться не станут.

Немного поерзав на стуле и осознав, что запугать меня не удастся, она решила зайти с другой стороны:

– Вот нет в тебе духа авантюризма, а еще писатель. А ты точно Бориса не убивала? – вдруг спросила она. А то бабка эта, Тимофеевна, вчера мне такое про тебя... Говорит, ты прошмандовка, из-за денег на него клюнула, а потому он тебе надоел, ну ты его и заказала. Она такое в сериале «Сердце Марии» видела. Хороший фильм, надо посмотреть.

Я глянула на Пелагею взглядом Снежной Королевы в изгнании, и она сразу пошла на попятный:

– Ты не думай, я ей не поверила. У тебя глаза добрые. И животных ты любишь, собаку вон завела бесполезную, глухую почти. Значит, человек хороший. И вот Борька, опять же, не красавец был, прости Господи. А ты его полюбила. Значит, душу его рассмотрела.

Тут мне стало стыдно, что кто-то думает обо мне лучше, чем я есть на самом деле, и я скуксилась.

Расценив мое молчание как знак согласия, родня несказанно оживилась:

– Ну, так как? Я столько книжек читала, мы этого шантажиста мигом вычислим. Только этим двоим – ни слова.

Тут она кивнула в сторону Толика с Алексеем, которые вернулись с прогулки и стояли на крыльце.

– Подозрительные они, век воли не видать.

– Нет, забудь про расследования, – покачала я головой. – Я лучше тебя домой отправлю. Вот завтра годовщина пройдет, съездишь на кладбище и прямиком в свою церковную лавку. Там спокойнее. Мне тут не хватало еще о твоей жизни беспокоиться. И этих проходимцев выгоню. Скажу, что в Испанию уезжаю. Не будут же они тут сидеть одни. А если хотят – пусть остаются, мне уже все равно. Поживут да съедут.

– А если шантажист этот серьезно настроен? Он же тебя и в Испании грохнет. А там мама…

– Что же делать? – мысль эта показалась мне не лишенной смысла, и я заволновалась. Не хотелось бы впутывать в это дело маму.

– Набраться духу и вдарить по врагу, – вздохнула Пелагея. – Будем бороться со злом.

Бороться я вовсе не желала и, отправив Пелагею в душ, первым делом позвонила маме. Та ответила только после шестого гудка, причем дышала она тяжело, словно за ней гналась смерть с косой.

Враг атакует...

– Ладно, пока ничего не будем им говорить, но глаз с них спускать нельзя. – решила я и, вздохнув, направила машину к дому.

Дома меня ждал сюрприз. Алексей с Толиком затеяли шашлыки на лужайке. В холодильнике стыло пиво, а сами они выглядели веселыми туристами. Толик в цветастой майке и шортах нанизывал колбаски на шампур, а Алексей, облачившийся в дорогой спортивный костюм, устроился с ноутбуком в беседке.

– Не возражаете, что мы тут немного похозяйничали? Хотели сделать вам сюрприз. Думаю, после вчерашнего нам не помешает немного расслабиться.

– Нет, что вы, чувствуйте себя как дома. Я люблю шашлыки, и, кстати, давно их не ела. Шашлык не терпит женских рук, а мужских в доме нет, – пожала я плечами, решив быть гостеприимной хоть в чем-то.

– Странно, что у такой красивой девушки нет поклонников. Впрочем, это говорит лишь о вашей избирательности, – поспешил он исправить свой неуклюжий комплимент и мило улыбнулся.

– Я вдова, – пришлось нахмуриться, – а еще даже год не прошел. Не знаю, что вам там бабка наплела, только я Бориса не убивала. И даже не заказывала. И вообще…

– Я не это имел в виду, хотя ваша позиция делает вам честь.

Мы еще немного обменялись взаимными книксенами, и я направилась в сторону дома, чтобы переодеться.

Пелагея сунулась к Толику и начала критиковать степень промаринованности мяса, что стало причиной их очередной перепалки. Закончив свой монолог словом «придурок», сказанным, впрочем, вполголоса и по дороге в дом, она отправилась к Валентине помочь с обедом. Я же, прежде чем пойти к себе, дала им задание заняться завтрашним мероприятием: заказать еду, вызвать официантов и продумать, что надо докупить к столу.

Поднявшись на второй этаж, выглянула в боковое окно, залитое солнечными лучами. Иваныч возился в гараже, а Мотя грелась на лужайке, подставив пузо солнышку. Гости жарили мясо и наслаждались жизнью. На какой-то момент я даже развеселилась: ни дать ни взять огромное семейство весело проводит выходные. Осталось удочерить Пелагею и усыновить Толика. Я покачала головой и пошла в свою комнату. Переодевшись в джинсы и толстовку, покрутилась возле зеркала и зачем-то распустила волосы. Потом разозлилась на себя, завязала их в пучок и вышла на улицу.

Свистнув Моте, я направилась в конец участка с намерением прогуляться по лесу, пока жарится мясо. Собака весело трусила за мной, а я подставила лицо весеннему солнцу и даже зажмурилась от удовольствия. И нисколько не удивилась, услышав за собой шаги.

– Решили прогуляться? – Алексей бодро шагал рядом, заложив руки в карманы.

– Погода прекрасная, а я люблю наш лес, – ответила я, пожав плечами. – Весной здесь особенно красиво, чувствуется пробуждение природы.

– Да, места здесь и впрямь красивые, – согласился он и добавил: – Софья, может перейдем на ты?

– Можно, конечно, – серьезно кивнула я. – Тогда расскажи мне, Алексей, как тебе пришла в голову мысль разыскать Пелагею, и чего ты на самом деле добиваешься своим приездом сюда?

– Она успел тебе надоесть? – сделал он вид, что не расслышал вторую часть вопроса.

– Нет, дело не в этом. Хотя она и своеобразная девица, но все же родственница. А еще она мне даже вроде как жизнь спасла, просто странно все это…

– Понимаю, мы появились не в лучший момент твоей жизни. А насчет Пелагеи… Когда я собрался ехать в гости, то вдруг подумал, что тебе очень нужны друзья. Навел справки, ты уж извини. Сказали, что ты живешь одна. А когда два одиноких мужика заявляются в гости к даме, это даже как-то некультурно. Ты могла бы выставить нас за порог…

Тут он проникновенно вздохнул и заявил:

– Борису очень повезло с тобой: ты красавица, к тому же умная, что вообще редкость.

– Жаль, его счастье было недолгим.

– Надеюсь, мы подружимся? – вкрадчиво спросил Алексей. – Я на самом деле хотел бы разобраться, что случилось с Борисом, а еще понять, кто тебе угрожает.

– Только не вздумай за мной приударить, – скроив серьезную мину, заявила я. – А так можно и подружиться, отчего же нет.

– Приударить? И в мыслях не было. Я люблю пышных брюнеток, ты уж извини, – рассмеявшись, развел он руками.

«А еще ты любишь врать», – подумала я, глядя в его чистые и невинные глаза, но вслух сказала что-то смешное, и мы еще полчаса гуляли, мило беседуя ни о чем.

Вечер прошел довольно мирно и, на удивление, почти тихо. Выпив пивка, Толик с Алексеем отправились к Иванычу за пневматической винтовкой и немного постреляли по банкам под радостное повизгивание Моти. После шашлыка на свежем воздухе мы плавно переместились в гостиную, где и поужинали. Толик с Алексеем вспомнили про футбол, Пелагея достала из своего безразмерного рюкзака пяльцы и уселась вышивать, в очередной раз удивив меня разнообразием своих талантов. Я же попробовала поработать, но в голову ничего путного не приходило, поэтому я просто систематизировала свои заметки и навела порядок на столе.

Часов в девять стало понемногу темнеть, и я решила выйти на воздух. Спустившись, констатировала, что домочадцы увлечены телевизором в гостиной, накинула белый палантин и отправилась во двор. Постояла, нюхая вечерний воздух.

Перед этим прошел небольшой дождик, поэтому для меня воздух пах «дождевыми червяками», хотя это запах не был лишен приятности. Мотя отбежала на приличное расстояние и залаяла где-то за забором. Наверное, почуяв котиный дух. Не спеша я зашагала в ту сторону, намереваясь забрать ее домой. Вытянув шею, поняла, что она и впрямь увязалась за рыжим котом, и пока мне удалось ее догнать, оттащить и втолковать ей, что так делать не стоит, прошло минут двадцать.

Годовщина смерти Бориса или вороны слетаются...

Алексей поднял бровь, Толик воззрился на меня как на припадочную:

– При чем здесь менты? Бабка упала и ударилась головой о мокрые ступеньки. Она жива, но, если скорая не приедет… И тут вот еще, какашки в мешочке у нее какие-то, я случайно понюхал. Не мог понять, что у нее в руке зажато…

– Ты бы еще попробовал, – скривилась Пелагея, явно злорадствуя.

Я же была так рада, что бабка оказалась жива, что даже лишилась дара речи. Хотя еще недавно сама готова была ее удавить. Тут я поведала Алексею и Толику о нашей с бабкой фекальной войне, чем вызвала на их лицах легкую оторопь.

Прибывшая скорая поспешно забрала Тимофеевну, задав всего пару вопросов. Общался с ними Алексей, потому что я пребывала в состоянии нестояния.

– Ну что, когда милиция приедет? Что ты им сказал? – встретила я его на пороге, кутаясь в палантин.

– Какая милиция? Тут же все ясно: бабка пришла к тебе на крыльцо с целью нагадить, поскользнулась и упала. Старый человек, сидела бы дома. Или это все-таки ты ее шваркнула и теперь жаждешь покаяться? – веселился он, видимо, тоже испытав облегчение, что Тимофеевна оказала жива.

– Вы все коллективно с ума сошли? Чем мне бабка мешала? Ну, ворчала днями, но за это же по голове не бьют.

– Всякое бывает. Она вот болтала, что ты Борьку убила, какашки опять-таки, тут кто хочешь озвереет… – опять вклинилась Пелагея, а я одарила ее таким взглядом, что болтать ей сразу расхотелось.

Пока Алексей с Толиком вышли покурить, а Валентина звонила бабкиной дочке в Испанию, она вновь ожила:

– Я вот что думаю: права ты, бабку хотели убить. Точно тебе говорю. Точнее, не бабку, а тебя. У тебя белый палантин, а у бабки белая шаль. Вы примерно одного роста. Соображаешь? Темно, кто-то просто перепутал и бабке по башке шваркнул. Она на крыльцо приперлась, чтобы напакостить, а ты как раз отошла. Слава тебе Господи, конечно. Бабку жалко, но все же она мне не родная, хотя так рассуждать, может, и не по-христиански…

– Пелагея, заглохни, и без тебя тошно, – взмолилась я: до меня дошло что размышления мои текли в том же ключе, но озвучить их вслух я не решалась.

– Мамочки! Это что же получается? – пискнула Пелагея и забегала по залу. – Алексей с Толиком вроде дома были, хотя я точно сказать не могу, я в комнату поднималась.

Охая, Валентина спустилась со второго этажа:

– Позвонила, приедут они завтра, первым рейсом. Дочка перепугалась, говорит, забирать ее надо. Это если оклемается. Бабка-то – божий одуванчик, хоть и храбрится. Чего по чужим дворам шарахаться? Вот упала и делов всем наделала.

Как видно, в падении бабки только Пелагея и я усмотрели криминал. Может, оно и к лучшему? Никаких доказательств у нас нет, а пугать дочку Анны Тимофеевны пока не стоило.

– Валентина, ты ничего не слышала? Может, шум какой-то или крики? – спросила я расстроенную домработницу.

– Так нет вроде, хотя Толик покурить выходил, еще спички у меня попросил. Зажигалка у него сломалась. Я его и в окно видела, стоял. И не было никого на крыльце тогда, уж он бы заметил.

Значит, Толик все-таки выходил. Теоретически у него была возможность бабку отоварить, а потом прошмыгнуть назад в дом. Но он стоял на крыльце, неужели с такого близкого расстояния нас можно перепутать? Скорее, кто-то ударил ее сзади, со спины в темноте вполне можно обознаться. Тем более, если спешишь. Думать об этом не хотелось, и я посоветовала себе не паниковать.

Валентина подала чай с ромашкой, мы выпили его в молчании, думая каждый о своем. Только Пелагея разбавляла тишину тяжелыми вздохами и многозначительными взглядами в мою сторону.

На ночь мы снова устроились в одной комнате. Я смирилась с тем, что в ближайшее время избавиться от родственницы мне не светит. Почти всю ночь я крутилась в кровати, практически не сомкнув глаз. Кое-как дождавшись утра, я разбудила Пелагею, и мы отправилась в больницу. Пожилой врач, появившийся в коридоре после утренней планерки, сообщил, что бабка пока без сознания, у нее ушиб головы сзади, но природу его трудно определить.

– Скорее всего, бабушка ударилась затылком о крыльцо, – сообщил врач, убегая. – Будем наблюдать. Пока к ней нельзя. Звоните.

– Нет, Софа, – не удовлетворившись таким ответом, вновь завела свою шарманку Пелагея, когда врач скрылся за дверями палаты. – Бабку точно убить хотели. Точнее, тебя. Наш-то маньяк сбежал, я его пугнула. А вчера он вернулся, чтобы дело доделать. Хорошо хоть бабка вместо тебя подвернулась.

– Да что ему от меня надо – заныла я, всей душою не желая принимать ее версию. – Он же денег хочет, а если деньги, по его логике, у меня, убивать меня совсем ни к чему.

– Так он и не убивать, может, а так, напугать… Чтобы ты поняла, что у него серьезные намерения. Испугалась, начала метаться, деньги перепрятывать. Я такое в одном фильме видела.

– Какое такое?

– Ну, злодей организовал пожар, чтобы хозяева выскочили с самым ценным – с деньгами в чемодане. Потом он их и хлопнул, а деньги…

Тут я ее прервала, потому что в холе больницы неожиданно возникли наши «товарищи» – Толик и Алексей. Были они сосредоточенны и по сторонам не смотрели.

– А этим что тут надо? – нахмурилась я.

Пасынок Петька

– Привет, Софа! – надо отметить, что она выглядела прекрасно. Очевидно, что тренер по йоге много дал ей в плане физической формы, хотя и исчез из ее жизни, как только с ней развелся богатый муж. Впрочем, Лариса не унывала и меняла кавалеров, как перчатки. В этом они чем-то были схожи с моей мамулей, оттого и приятельствовали.

Ларка чмокнула меня в щеку и плюхнулась на диван. По всему было видно, что первая вдова уже с утра приняла на грудь. – Ну что, помянем Бориса? Не кисни, найдешь себе еще мужа. А вообще, все они козлы, так что не спеши!

Я вздохнула, завидуя чужому оптимизму, но промолчала. Хорошо, что обстановка не требовала от меня излишней болтливости. Тут Ларка ткнула пальцем в суетившуюся на кухне Пелагею:

– А это кто? Ну и прическа!

– Подруга, – краснея, соврала я и расстроилась, потому что врать не любила.

– Ты же говорила, будут только свои, – кивая, протянула Лариса.

–Так все свои, только вот соседей позвала, неудобно как-то. Мама не смогла, дела… А подруга неожиданно приехала, мы в детстве в одном дворе жили, вот и заявилась. Не выгонять же ее?

Накануне мы с Пелагеей договорились не посвящать гостей в степень ее родства с Борисом, чтобы не волновать людей и не вносить смуту. Это придумала сама Пелагея, заявив, что она будет на празднике «инкогнито», чтобы понаблюдать со стороны за моим окружением. Похоже, ей очень нравилось напускать на себя таинственности. И вообще, чувствовала она себя во всем этом безумии как рыба в воде. Меня же от всех этих тайн просто воротило.

Тут Ларка заметила Алексея, курившего с Полесовым во дворе, и сразу же метнулась знакомиться. Инесса в жутком мини с недовольным видом сидела в шезлонге и потягивала аперитив, возле нее с бокалом в руке примостился Петька, оживленно жестикулируя. Толик с Иванычем занимались барбекю, Мотя, учуяв мясо, забыла про сон и демонстрировала повышенную активность. В опаздунах сегодня значились Вовка и Яков. Но вскоре подоспели и они.

Пока все собравшиеся бродили по двору, пили и переговаривались, ко мне, поправляя галстук, подошел Яков:

– А что это за тип? – кивнул он в окно на Алексея, который в данный момент развлекал Ленку и Ларису какими-то забавными историями. Лариса хохотала так, что я всерьез стала опасаться, что к ней рот залетит ворона.

– Друг Бориса, – пожала я плечами. – Говорит, что близкий. Приехал навестить могилу почившего и помочь с расследованием. Может, и вправду что-то узнает? Он вроде человек со связями.

– Странно, – пробормотал Яков, потом подозрительно уставился на меня: – Он что, тебя домогался?

– С чего ты взял? – опешила я, трогая его лоб и, на всякий случай, нос. Он был холодный и сухой.

– Ну, ты красивая, вдова, а он молодой и мог наобещать тебе… Софа, нам нужно уехать, до добра вся эта история не доведет. Если он начнет копаться в смерти Бориса… Словом, как бы тебе это боком не вышло… – опять зашептал он, делая попытку поцеловать мне руку.

Тут как раз в гостиной появился объект его негодования и насмешливо уставился на нас.

– Алексей, очень приятно, – сказал он, подавая Яше руку.

Тот руку пожал, побуравил Алексея взглядом и задал ему пару вопросов, надеясь, видимо, уличить гостя во лжи. Отвечал Алексей спокойно и по существу, так что Якову ничего не оставалось, как ретироваться. Тем более нас позвали к столу.

– Поклонник? – приподняв бровь, осведомился Алексей, придвигая мне стул.

– Он директор нашего завода и старый друг семьи. Хотя и семьи-то уже никакой нет. И вообще, что это у всех за манера интересоваться моей личной жизнью? – разозлилась я и залпом выпила свой бокал.

Застолье удалось на славу. Если бы не маячившая перспектива завтра быть убитой, я бы даже могла расслабиться. Решив, что умирать нужно с музыкой, я выступила с пламенной речью в самом начале и приналегла на шампанское. Благо, гости попались словоохотливые, и балаган за столом не умолкал. Пили за Бориса, все говорили добрые слова, особенно старался Яков. В одном месте он даже всплакнул, а Полесов хотел было затянуть «На поле танки грохотали», но Инесса вовремя пнула его ногой под столом.

Лариска много пила и поглядывала на сосредоточенного, но любезного Алексея со значением: произвести впечатление он умел. Полесов же был рад законному поводу выпить и активно тостовал.

Инесса вскоре присоединилась к мужу: перебрала шампанского, раскраснелась, взгляд ее блуждал от Петьки к Алексею, иногда задерживаясь на Толике и Вовке. Но присутствие Ленки ее отрезвляло, поэтому пялилась она, в основном, на свободных мужчин.

Пелагее трудно было молчать, но так как она числилась моей подругой, а не сестрой почившего, то выступать особого повода не было. И все же в конце она взяла слово и примерно полчаса разглагольствовала на тему неупокоенной души, а после прочла стихи собственного сочинения. Надо сказать, сочиняла она неважно. Даже учитывая состояние легкого алкогольного опьянения, я понимала, что рифмовать слово «погиб» со словом «гриб» как-то неэтично.

Я неспешно рассматривала окружающих и пробовала понять, кто из них покушается на мою жизнь.

«Кому нужны деньги? Всем, это факт. Кто может убить за деньги? Тоже любой…» – вздохнула я, подивившись своему настроению. Еще месяц назад я любила весь мир, а теперь даже близкие знакомые казались какими-то алчными и подозрительными.

Еще одна диверсия

Вечер был теплым и довольно милым, вскоре все забыли повод, по которому собрались. Под конец Полесов все же грянул «Очи черные», за что получил тычок от успевшей протрезветь Инессы. Вскоре они отбыли к себе, отказавшись от кофе и пирожных. Остальные засиделись допоздна, провожали их мы с Пелагеей, которая, расчувствовавшись, лобызала всех в щеки и звала чаще бывать в гостях. На прощание Лариса пьяно хмыкнула:

– А это Алексей ничего, везет тебе. И богатый, сразу видно. У него одна рубашка стоит, как весь мой сегодняшний образ. Ты бы не тормозила.

Что она имела в виду, я не стала выяснять, потому что подошел Яков и вызвался ехать с ней на такси до дома. В квартире Ларисы сейчас был ремонт, и она временно жила у Петьки, доводя последнего до нервной икоты.

Ленка с Вовкой отбыли последними, а Петька остался ночевать, сославшись на контры с мамашей. Я же подумала, что если так пойдет и дальше, то скоро в доме не хватит спальных мест.

Пока мы с Пелагеей готовились ко сну, я поведала ей о последнем звонке шантажиста, а также о том, что звонила в милицию. Та разволновалась и принялась пить валерьянку.

– Может, все-таки вернешься в Псков? – робко спросила ее я.

– Я тебя не брошу, не по-христиански это, – твердо заявила она, переходя на пустырник. – И Борька не упокоен.

– Как знаешь, только Борьке еще от одного трупа в семье легче не станет.

При слове труп она загрустила и начала строить догадки одна интереснее другой, попеременно примеряя роли шантажиста на всех сегодняшних гостей. Когда она дошла до пухлого Якова, который, по ее мнению, вполне мог быть маньяком в шапочке, я отключилась. Снился мне, конечно же, Яков в злополучной шапочке, которого мы огрели кочергой по голове, но убежать он так и не смог, потому что не пролез в окно.

***

Посреди ночи я проснулась и почувствовала непреодолимую тягу испить воды. Графин на столе был пуст: Пелагея выпила всю воду, запивая пустырник. Пришлось, мысленно чертыхаясь, натягивать пеньюар, подниматься и топать на первый этаж за живительной влагой.

Выйдя на цыпочках из комнаты, чтобы не разбудить Пелагею, я тут же услышала, как под кем-то скрипит лестница. Интересно, кто это бродит по дому в такой час? Стараясь не шуметь, я подошла к лестнице и увидела, как вниз спускается Петька. Почему-то тоже на цыпочках. Я громко кашлянула, а он зачем-то подпрыгнул.

Рассмотрев меня при свете луны, падавшей из окна, он растерялся, но на ходу сообразил, что идем мы на кухню по одной надобности – за водой. Я не стала спорить, хотя кое-какие сомнения у меня все же были. К примеру, зачем ему фонарик, торчащий из кармана, и ключи от всех комнат? Попив водички, мы, тихо переговариваясь, поднялись наверх, и я уже было собралась юркнуть в свою комнату, как Петька бойко заключил меня в объятия и стал целовать.

Остолбенев от подобной наглости, я все же попыталась оттолкнуть его, но силы были неравными. Какое-то время мы толкались, как дети в песочнице. Именно за этим занятием нас и застал невесть откуда поднимавшийся по лестнице Алексей. Петька вовремя услышал его шаги и быстро припустился к своей комнате, но было уже поздно.

– Какая трогательная сцена единения мачехи и пасынка, – ехидно заметил Алексей, сложив руки на груди. – Ты что, с ним спишь?

– Алексей, ты совсем дурак? Петька перебрал, вот и потянуло на подвиги. Я воды пошла попить, а тут он. Оголтелый. А где это ты был? – тут я подозрительно на него воззрилась, потому что снизу послышались шаги и следом появился Толик в неизменных трусах. И тоже с фонариком в руке. Завидев нас, он ойкнул и сразу же скрылся в комнате.

– Спускались за минералкой, потом вышли покурить, – пожал плечами Алексей. – Ладно, извини, я гость в доме, а сам устроил тебе допрос. Просто хочу разобраться во всей этой истории и, грешным делом, подумал, что вы с пасынком заодно. Спелись на фоне взаимной симпатии и любви к легким деньгам. Потом убрали папашу, а деньги припрятали. А теперь всю эту историю с шантажом ты выдумала, чтобы отвести подозрение. Логично же?

– Может, тебе и логично, только я в этой истории ни при чем. С Петькой не сплю, никого не убивала. И вообще, мечтаю только о том, чтобы меня все, наконец, оставили в покое. Кстати, может ты тоже не Алексей из Пензы? – мстительно добавила я, наблюдая за переменой в его лице, но тут же спохватилась и добавила:

– Погоди, откуда ты знаешь про деньги и шантаж? Я же тебе ничего не рассказывала?

– Справки наводила? – грустно сказал Алексей. – Ну да, я обманул тебя. Точнее, немного исказил действительность. Фирма эта существует, она оформлена на моего отца, он тоже Алексей, так что я Алексей Алексеевич, отец сейчас в Штатах, там у меня брат. Просто род моей деятельности таков, что распространяться о нем особо не хотелось бы. По крайней мере, не сейчас.

– А ты кто? – покосилась я на него с интересом, почему-то внутренне поверив в его историю.

– Я – человек с большими связями и возможностями. И я на самом деле был хорошо знаком с Борисом. Я Алексей, а Толик на самом деле Толик. Все честно. А про шантаж и деньги узнать проще простого, ты это особо не скрываешь, а у меня, как я уже сказал, связи. И к менту твоему, Яшину, мы наведались. Надо было узнать, что они там за год нарыли. Про то, что из сейфа деньги свистнули, только ленивый в вашем городе не говорит. И если тебя на самом деле шантажируют, то тебе лучше довериться мне и рассказать все как есть. Я обязательно тебе помогу. В память о Борисе, – кашлянул он.

Ядовитые сласти

С улицы прибежал Иваныч и сообщил, что пожарные уже приехали, вызвал их сосед напротив, который курил на веранде и чудом заметил огонь. Завыла сирена, местные пожарные прибыли в рекордно короткие сроки, но машина уже представляла собою жалкое зрелище. Ее залили пеной, соседи из ближайших домов собрались вокруг, почесывая затылки и переговариваясь. В это время из кустов напротив дома появился сонный Полесов и, увидев останки недавнего пожара и море пены, остолбенел. Он даже как-то протрезвел и просветлел лицом:

– Моя машина сгорела! – всхлипнул он, хватаясь за сердце, но почему-то справа. Видимо, от волнения.

Тут только до меня дошло, что сгорела вовсе не моя машина, а его. Ну конечно, он же всегда ставил ее с моей стороны! И чего бы моей машине полыхать, она стоит себе в гараже.

Сам Полесов выглядел очумелым и сразу же заявил, что не помнит, как оказался в кустах. Спал он машине, потому что поругался с женой, а ключи от домика для гостей она смыла в унитаз. Ночью ему приспичило по маленькой нужде, и он побрел в кусты, потому что человек интеллигентный. Видимо, там и заснул, что и спасло его от неминуемой смерти в огне.

Все это было как-то нелепо, но, выполнив гражданский долг, народ вяло разбрелся по домам, потому что больше узнать ничего не смогли. Полесов отправился пить корвалол, было слышно, как его разбуженная жена что-то истошно кричала, а он матерился.

Толик потолкался возле прибывшей службы ГАИ и вернулся с информацией

– Сосед говорит, вроде не курил. С чего бы тогда машине полыхать? Хотя пьяный был, наверняка бросил окурок. Вот дела… Хорошо еще, пожарные быстро приехали, а то бы рвануло.

– Это поджог! Кто-то думал, что машина твоя, вот и подожгли, – вдруг запричитала дурниной Пелагея. Она попыталась лишиться чувств, но Валентина стала обмахивать ее салфеткой, и та вновь ожила. Признаться, такое мне даже в голову не пришло, и от неожиданности я даже присела, трясущейся рукой нащупав сзади стул. Петька тоже протрезвел и хмурился, поглядывая на Алексея. Тот о чем-то думал, но делиться с нами своими мыслями не спешил.

– Третье покушение! – не сдавалась Пелагея.

– Соня, на тебя что, кто-то покушался? – ошалело спросил Петька. – В смысле три раза покушался? Ты в милицию обращалась?

– Не бери в голову, Пелагея фантазирует, – вяло начала я, махнув рукой.

– Что менты? – презрительно скривилась Пелагея, – им пока труп не предъявишь… Мы сами с усами.

Тут я незаметно ущипнула ее за руку и потащила на второй этаж, на ходу прощаясь с домашними:

– Ладно, завтра поговорим, а сейчас мы спать! Я просто с ног валюсь. Машина Полесова, вот пусть он с ментами и разбирается. Его, конечно, жалко, но он богатый, еще себе такую купит. И раз уж он не сгорел, то и вовсе не вижу повода для паники. Может, пить меньше станет.

– Ты чего болтаешь? – зашипела я, когда мы оказались в комнате. – Никому нельзя верить, а ты тут вознамерилась всем рассказать, как мы убийцу искать будем да шантажистов выслеживать.

– Ну а что? Пусть боятся! – неизвестно кому погрозила кулаком Пелагея.

– Нас или в психушку сдадут, или голову оторвут, – напомнила я ей и загрустила. Расстаться с головой мне как-то не хотелось. Она мне нравилась. И вообще, я считала, что голова – это мое сильное место.

Уснуть удалось не сразу, но зато основательно. И вот уде наступил прекрасный новый день, возвестив об этом весенними лучами. Если честно, проснулась я оттого, что Пелагея чрезвычайно громко шуршала конфетами.

– Нельзя ли потише? – застонала я, зарываясь в подушку.

– Ты вот дрыхнешь, а между тем, действовать надо, – прошамкала она полным ртом.

– Какие предложения?

Я потянулась, опрометчиво решив, что предложений у нее нет, и она оставит свои глупые идеи. Но не тут-то было.

– Деньги пропали на заводе? Вот оттуда и начнем, – деловито заявила она, доедая пятую конфету. Тут я выхватила коробку у нее из рук и скормила последние конфеты очень кстати подскочившей Моте. После последних событий родственница боялась ночей и заявила, что собака в комнате нам не помешает. Мотя удовлетворенно хрюкнула, а Пелагея обиделась:

– Да не оскудеет рука дающего, – патетически продекламировала она, а я возразила:

– Не корчи рожи, у тебя скоро все зубы выпадут, а зубы нынче дорого стоят. С твоими расследованиями я работать не могу, а значит, лечение оплатить тебе тоже будет затруднительно. Так что умерь свой пыл.

Мы спустились к завтраку. Валентина накрыла на стол, а после отвела меня в сторону:

– Софья Павловна, вы не обижайтесь, но тут такие дела… Может, вам уехать на время к маме? А то у меня душа не на месте. И я бы уехала хоть на две недельки. Поедем с Иванычем к тетке, она давно болеет, зовет повидаться. И отпуск мы не брали уже год. Сегодня вечером и поехали бы, поездом.

Благословив их с Иванычем на отпуск и выдав им деньги, я запечалилась. Чего-то подобного следовало ожидать. Конечно, кому захочется оставаться в доме, когда тут такие дела творятся? Петька с утра был хмур, небрит, пил кофе и много курил.

– Соня, ты не против, если я у тебя на пару дней остановлюсь? У мамаши сейчас кавалер новый, ко мне его притащила. Прикинь? А я там как пятая нога корове.

Привидение с моторчиком

– Так родственница ваша того, траванулась. – почесал он затылок. – Живот у нее в дороге прихватило, я уж и в лесочке ей останавливал. Бедолага. Может, съела чего вчерашнего?

Я ходко потрусила вниз по лестнице и, прислушавшись, постучала в дверь туалета.

– Оставь меня, Соня, – простонала Пелагея. – Видно, смерть моя пришла.

– Пелагея, от поноса еще никто не умирал. Не дури, я дам тебе таблетку, и все пройдет.

Но на душе было неспокойно, и я поспешила вызвать своего лечащего врача. Время до обеда пролетело незаметно. Пелагея не покидала туалет, откуда временами доносились всхлипы и стенания. Прибывший с улицы Иваныч сообщил, что у Моти тоже начался понос, причем, по его выражению, «свистало, как из ведра». Услышав про ведро, Пелагея опять протяжно застонала, а я принялась опять названивать врачу: масштаб трагедии впечатлял.

Подоспевший эскулап произвел осмотр Пелагеи, хотя извлечь ее из туалета было затруднительно. Завернувшись в невесть откуда взявшуюся там штору, она засела в углу и покидать его категорически отказывалась.

Выманив жертву поноса на рулон туалетной бумаги, которая в туалете закончилась, я предала ее в руки медицины. Не найдя в ней никаких других признаков, кроме расстройства желудка, врач развел руками:

– Может, что-то съела. Вот и собачка ваша тоже того… Вспомните, что они обе могли съесть? А вообще, по симптомам похоже на слабительное. Может по ошибке выпила?

Тут моему мысленному взору предстала коробка конфет, и я охнула. Доктор расценил это по-своему:

– Да не волнуйтесь вы так. Теще моей недавно ученики в чай подлили, она в школе работает. Ну и… Та тоже из туалета не вылазила, хотели в больницу везти, а пакостники эти потом с повинной пришли. Так что подруга ваша жить будет, но вот эти препараты пускай пропьет, – тут доктор торопливо выписал рецепт и добавил:

– И собаке можете дать, для верности.

Проводив его до ворот и отправив Иваныча в аптеку, я вернулась в дом и через дверь туалета сообщила о своих подозрениях Пелагее. Она отреагировала неожиданно бурно:

– Это Толик! Это он взял и конфеты напичкал! Знал же, что я сладкое не пропущу… Вот же сволочь, а все почему?

– Почему?

– Потому что я ему в лицо говорю: ты уголовник. А кто же еще? Ты видала, как он чифир пьет? Перед нами корчит из себя культурного: кофий, кофий. А втихаря по полпачки чая в чашку насыплет и гадость эту хлещет. Скоро он нам шахматы из хлеба слепит, вот увидишь!

– Конфеты и кто-то другой мог съесть, – посуровела я, решив устроить Толику взбучку, но тут же одернула себя:

– С чего ты взяла, что это он?

– А и правда… Так, может, это шантажист этот? Проник в комнату, сделал черное дело, надеялся, что ты конфеты съешь – и на тот свет…

– От поноса на тот свет? – с сомнением начала я, но тут Пелагея вновь устремилась к туалету, а я мысленно порадовалась, что блюду фигуру и на конфеты не позарилась.

Выпив привезенных садовником порошков, Пелагея пошла отлеживаться. Мы с Иванычем и Валентиной, прибывшей с рынка, пообедали, после чего они попрощались со мной и поехали на вокзал. Я же снова отправилась в свою комнату.

Как ни странно, на меня нашло вдохновение, и я даже заменила в одном абзаце выражение «быстрый как ветер» как «быстрый как понос». Потому что сегодня доподлинно поняла: понос все-таки быстрее.

Я думала, что Пелагея спит, утомленная борьбой со стихией под названием расстройство желудка. Как оказалось, от истины я была далека. Пелагея уже отошла и вовсю шныряла по дому и двору, собирая информацию. За ней, капая слюной на паркет, весело трусила оклемавшаяся после порошков подруга по несчастью Мотя. В кабинете Бориса Пелагея зачем-то позаимствовала лупу, поэтому в комнате Алексея с Толиком они с моей собакой провели форменный обыск.

– Слабительное не нашла, зато у Толика в сумке лекарство от простатита. Так ему и надо! Хочу тебе доложить, что в паспортах у этих жуликов московская прописка. Никакой провинцией и не пахнет, – доложила она, усаживаясь в кресло.

– Это мы и так выяснили. А что еще ты увидела в паспорте?

Мне хотелось узнать семейное положение гостей. В частности, конечно, Алексея. Но признаться себе в этом я не могла, оттого и не спрашивала прямо.

– А больше ничего, визы-шмизы. По всему видно, что мотаются туда-сюда. Особенно Толик. Может, и правда водитель. Дальнобойщик? А что? Зарабатывают они хорошо, хотя… Все говорят, там на дороге полно прошмандовок, а я это не одобряю!

– Может,Толик женат? И с чего это ты им вдруг заинтересовалась? Сама говорила: он бандюга и гад, слабительное тебе подсыпал. Опять же, мясо плохо маринует, да и простатит у него.

– Оно, конечно, так и есть, только без мужика нынче сложно. Нам бы в нашем деле мужик не помешал. Да и вряд ли это он со слабительным, как-то это все по-дурацки, да? Может, кто другой? – с надеждой воззрилась она на меня.

– Ты определись: то они нам враги, то ты их в союзники хочешь.

– Знать бы, за кого они…

Я горестно вздохнула, потому что знать, кто за кого, хотелось бы и мне. Но кто же нам, горемыкам, правду скажет? Немного подумав, я опять уселась за рукопись.

В погоню за призраком

Сначала я не поняла, что именно вижу. Что-то белое и светящееся медленно двигалось со стороны леса в сторону нашей бани. Тут сзади скрипнула дверь, и я подпрыгнула, взвизгнув: ненавижу, когда ко мне кто-то подкрадывается со спины.

– Ты чего? – удивилась Пелагея, заходя в комнату. Она была в переднике, потому что заменила Валентину на ее кухонном посту и теперь заведовала ужином.

Я сглотнула, потому икнула и нервно мотнула головой в сторону окна. Пелагея быстро метнулась ко мне и, высунувшись по пояс, спросила:

– Чего там? Опять кого-то по голове шмякнули?

– Тьфу на тебя! – разозлилась я. – Посмотри, ты видишь там, возле бани, что-то белое? Это что?

– Не-а, ничего не вижу, хотя нет… Ой, мамочки…

Я снова прильнула к окну, подвинув ее, и мы смогли наблюдать, как белое светящееся пятно медленно огибает баню. Вело оно себя странно: то появляясь, то исчезая. Почему-то выглядело это жутко.

– Дождались. – Пелагея закрыла рот рукой, вид у нее был пришибленный. Впрочем, как всегда.

– Ты о чем? – заволновалась я, потому что определить природу белой субстанции не представлялось возможным. Но чем-то она мне активно не нравилась.

– Так привидение это! Дух, в смысле. Борис пожаловал, нате, выньте, да положите! Наверное, злится, что цветы ему так и не посадила. Или что убийца до сих пор не найден. А я тебе говорила…

– Что ты болтаешь? – накинулась я на нее, непроизвольно переходя на зловещий шепот. – Какие привидения? Это…

Тут я задумалась, какое слово подобрать, а Пелагея задумчиво уставилась в окно:

– Мы часто не хотим замечать сигналы потустороннего мира, а, между тем, он существует.

– Пошли, посмотрим, что это. Может, чья-то собака забежала или кот, –решительно сказала я, хватая ее за передник.

– Ага, и она светится, – снисходительно скривилась Пелагея, но любопытство разбирало и ее, поэтому мы быстро сбежали по лестнице. Выскочив на крыльцо, устремили взгляды в сторону бани.

Темнота стояла такая густая, что рассмотреть что-то было проблематично. Да и боязно. Я свистнула Моте, и она нехотя вышла на крыльцо, покинув теплую лежанку.

– Пошли с нами, Мотя! Ну, гулять! – скомандовала я и храбро зашагала к бане. Мотя прикинулась глухой и уселась на крыльце, но Пелагея ткнула ее в бок, и та потихоньку потрусила следом.

В бане горел свет и работал телевизор, мы постучали и замерли. Минут пять стояла тишина, я уже успела испугаться, но тут раздался Петькин голос:

– Чего надо? Соня, это ты?

– Петя, у тебя все хорошо? Это я!

– Да, парюсь еще, жар хороший. А ты что, хотела присоединиться? – тут он весело хмыкнул, щелкнул замком и высунул в образовавшуюся щель мокрую голову. Увидев рядом со мной Пелагею с выпученными глазами, он поскучнел, а я покраснела:

– Да нет, просто ты паришься долго, вот и решила проверить, все ли у тебя в порядке. Ты ничего странного не слышал. Может, ходил кто, стучал?

Петька заверил нас, что ничего не слышал, и отбыл домываться. Мы немного побродили вокруг бани и, ничего не заметив, вернулись в дом.

– Может, это уже галлюцинации? – с тоской завела я.

– Галлюцинации коллективными не бывают. Я его тоже видела – буркнула Пелагея.

Мы устроились у окна и не спускали глаз с бани в надежде еще раз лицезреть призрак Бориса. Если это, конечно, был он. Точнее, лицезреть его хотела Пелагея, а я просто глазела в темноту, пытаясь найти этому явлению логическое объяснение. Туман, морок…

Мы так увлеклись, что прослушали, как к дому подъехала машина, а вслед за этим на крыльце возникли и наши московские гости.

Встретив их внизу, и я поинтересовалась, где их носило до десяти часов.

– Пытались наладить контакты с местными мафиози, – деловито сообщил Толик, усаживаясь за стол, где их ждал оставленный Пелагеей ужин. – А мафия, как известно, просыпается, когда засыпает город.

Алексей согласно закивал, а я пыталась понять, шутят они или говорят всерьез. Эта парочка начинала действовать мне на нервы.

– А мы привидение видели, – не к месту вклинилась Пелагея. – Борис пришел, годовщина как-никак. Все бродит бедный, неупокоенный. Вот пришел в баню, он же ее страсть как любил! Мне Софа рассказывала.

Я попыталась ее заткнуть, чтобы не смущать гостей, но Остапа уже понесло.

– Раз уж мы заговорили про привидение, расскажи и про конфеты, – начала я вредничать, а Пелагея больно ущипнула меня в бок.

– Какие конфеты? – насторожился Алексей, а Пелагея в общих чертах рассказала ему про наши сегодняшние события, умолчав при этом, что большую часть дня она провела в обнимку с фаянсовым другом. Из ее рассказа выходило, что все конфеты съела ненасытная Мотя, после чего ее хорошенько пронесло.

Привидение и слабительное неожиданно заинтересовало Алексея. Он внимательно выслушал рассказ, обстоятельно расспросил довольную произведенным эффектом Пелагею. Толик был настроен более скептически:

– Кучерявая, ты, часом, не пьяная? Может, конфет с коньяком наелась на пустой желудок, вот тебе и мерещится? Ты бы съела вот котлету, худого человека проще похитить, так что налетай!