Белая ведьма для Ястреба Севера

Глава 1.

Свинцовые волны моря бились о черные скалы Шотландского побережья, выплевывая пену, холодную как смерть, и обломки чужой беды.

Ветер, пропитанный солью, выл в расщелинах, срывая плащ с плеч Арии, словно пытаясь отогнать ее от этого проклятого места.

Она шла по мокрому песку, цепляясь за выступы камней, ее глаза, привыкшие различать малейший оттенок целебной травы в густом вереске, теперь беспокойно скользили по линии прибоя.

Не рыбацкая лодка разбилась сегодня ночью.

Чутье, то самое, за которое деревенские шептались за ее спиной "ведьмин дар", подсказывало – море принесло нечто иное. Нечто опасное.

И тут, она его увидела.

Не мертвое тело. Еще пока нет. Человека. Гиганта, выброшенного словно щепка, в крошечной бухточке, скрытой от глаз деревни. Он лежал лицом вниз в ледяной луже, могучие плечи обтянуты рубахой: мокрой, грубой тканью, похожей на парус. Кровь – темная, почти черная на промокшем песке – растекалась из-под его бока, смешиваясь с соленой водой. Светлые волосы, спутанные водорослями, казались ореолом вокруг головы.

Морской волк.

Викинг.

Враг.

Ария замерла, сердце колотилось как пойманная в силки птица.

Смерть!

Смерть лежала у ее ног, и эта смерть несла с собой другую смерть – ее собственную. Она знала, что скоро здесь окажутся черные, зловещие тени, кружащие над падалью. Вороны. Они уже должны были слететься на этот пир. Их карканье было бы похлеще колокола на церковной колокольне. Оно привело бы сюда мужчин из деревни – озлобленных, напуганных, вечно подозревающих худшее. Они нашли бы труп викинга. А потом нашли бы тропинку, ведущую вглубь прибрежного леса. К ее тайному убежищу. К ее хижине, спрятанной среди древних дубов, где сушились пучки тысячелистника и зверобоя, где в глиняных горшках бродили снадобья от лихорадки и мази для больных суставов. К ее единственному месту силы, ее крепости.

Ее терпели. Скрипя зубами. Старуха Моргван называла ее "дитя фейри", а молодые парни крестились, когда она проходила мимо. Но к ней приходили. Приходили, когда ребенка лихорадка скручивала, когда у кормилицы пропадало молоко, когда рана гноилась. Она была нужна. Но это до тех пор, пока не станет помехой. Труп врага у ее порога – нет, не у порога, у самого входа в ее потайной мир! – это была бы не помеха. Это был бы приговор. "Ведьма укрывала дьявола!" – завопили бы они. И тут же полетели в нее камни, и факелы бы осветили путь на эшафот.

Подлая, ужасная мысль пришла ей в голову. Оставить. Оставить его умирать. Пусть море завершит начатое. Пусть вороны укажут на него потом, когда он будет уже далеко от ее тропы. Это было разумно. Единственно разумно. Она сделала шаг назад, песок хрустнул под ее крепкими сапожками из тюленьей кожи. Глаза ее, цвета штормового моря, метнулись к небу. Пока чисто. Но тени не заставят себя ждать.

Она стояла, разрываясь между страхом и странным, необъяснимым чувством. Жалостью? Нет, не жалостью к врагу. Страхом за себя, за свой хрупкий мир.

Ее пальцы сжали корзину с собранным мхом и кореньями – сегодняшняя добыча казалась теперь ничтожной. Она смотрела на его спину, на глубокую, зияющую рану на боку, из которой сочилась кровь. Он дышал. Слабый, прерывистый хрип. Он еще не мертвец. Но он умирал. Медленно. Мучительно.

И в этот миг, когда ее разум кричал "Беги!", а ноги словно вросли в песок, он пошевелился.

Светловолосый гигант вздрогнул всем телом, как от удара плетью. Словно почувствовал ее взгляд – взгляд добычи, застигнувшей хищника врасплох, но хищник был повержен. Он резко, с нечеловеческим усилием, перевернулся на спину. Грудь вздымалась, из горла вырвался хриплый, звериный стон. И его рука – широкая, сильная, с пальцами, похожими на дубовые сучья, с окровавленными костяшками – молнией метнулась вперед.

Ария вскрикнула от ужаса. Его ладонь мертвой хваткой сомкнулась на ее тонкой лодыжке, поверх мягкой кожи сапога. Боль пронзила ее, как раскаленный гвоздь. Она попыталась дернуться, но его хватка была стальной. Он притягивал ее к себе! В глазах помутнело от страха. Она увидела его лицо.

Грязь, соль, запекшаяся кровь на скуле и виске. Но под этим… Под этим было лицо, высеченное из гранита бурями и битвами. Сильный подбородок с ямочкой, резко очерченные скулы, густые брови, слипшиеся от морской воды. И глаза. Боги Одина! Его глаза!

Они были открыты. Не тусклые, не умирающие. Они горели. Горели яростным, диким, испепеляющим синим пламенем, как самые глубины ледника под полярным солнцем. В них не было страха, только чистая, необузданная воля к жизни, звериная решимость и… боль. Невероятная боль, сквозь которую пробивалась эта нечеловеческая сила. Он смотрел на нее, этот поверженный морской демон, и в его взгляде читался немой вопрос, приказ, угроза – все сразу.

Дыхание Арии перехватило. Она застыла как очарованная. Красота? Нет, это была не красота в привычном смысле. Это была первозданная, дикая мощь, закованная в измученную плоть, сила самой природы, глядящая на нее глазами, в которых отражалось штормовое небо.

Именно в этот миг, когда ее сознание вихрилось между ужасом и странным притяжением, ее взгляд скользнул ниже. На его мощную шею, у самого ключицы, там, где пульс бился дикой дробью под кожей. Что-то там было. Темное. Виднеющееся на обветренной кожей.

Метка!

Не шрам от меча, не царапина. Знак. Четкий, темный, словно выжженный или наколотый. Знакомый… до мурашек. Знакомый до боли в сердце.

Ария вгляделась, забыв на мгновение о страхе, о его хватке, о воронах. Ее собственные глаза расширились. Нет. Не может быть. Это… эта форма… острые углы, переплетение линий… Она видела это тысячу раз…

В маленьком осколке зеркала…

Отец Арии когда увидел эту метку, появившуюся под левой ключицей маленькой Арии, принялся отмывать дочь. Но не вышло. Метка осталась с девочкой. И лишила ее многих детских радостей. Отец боялся, как бы в деревне не прознали про меченую дочь. Их и так недолюбливали.

Глава 2.

Пахнущий дымом, землей и сушеным чабрецом воздух хижины показался Арии вдруг чужим, отяжелевшим от присутствия незваного гостя, от запаха крови. Викинг, огромный и безжизненный, лежал на земляном полу, как поверженный дуб. Каждое его прерывистое, хриплое дыхание отдавалось в ее ушах гулким эхом тревоги. Вороны… Мысль о них пронзила сознание, как ледяная игла. Пока тихо. Но тишина за стенами из дерна и дуба была зловещей, натянутой, как тетива лука перед выстрелом.

“Не здесь,” – прошептала она себе, голос сорвался. – “Не на полу.” Ее убежище, ее святилище знаний, должно было стать его логовом, его больничной палатой. Единственная кровать – узкая, грубо сколоченная из темного дерева, застеленная овчинами – стояла в углу, у очага, где тлели угли, отгоняя сырость. Дотащить его туда казалось задачей для великана.

Ария встала на колени рядом с ним, ее пальцы, обычно такие ловкие и уверенные при сборе кореньев или смешивании снадобий, дрожали. Она коснулась его плеча – горячего, словно раскаленный камень из очага. Он вздрогнул, издав стон, полный такой глубинной боли, что у нее сжалось сердце.

— Помоги мне… – пробормотала она, обращаясь к мужчине, духам трав, к силе земли, к чему угодно, лишь бы найти силы. — Ещё раз… Последний, обещаю…

Ария не знала, слышит ли ее незнакомец, слышат ли ее духи леса. Но тело врага вздрогнуло. Она вцепилась в его мощные плечи, уперлась ногами в твердую землю пола и с нечеловеческим усилием, сопровождаемым ее собственным стоном, поволокла его к кровати. Враг помогал как мог. Упирался сапогами, тянулся к ней руками. Казалось, прошла вечность, прежде чем его плечи оказались на краю деревянного настила. Она втащила его, потом, с последним рывком, приподняла торс и уронила на овчины. Он ахнул от боли, глаза под полуприкрытыми веками мелькнули синим огнем, но сознание не вернулось. Он лежал на ее кровати, занимая ее целиком, дыша жаром и смертью.

Дав себе лишь короткую передышку, девушка осмотрела тело. И поняла, что медлить нельзя. Она впилась пальцами в мокрую рубаху. Ткань была грубой, пропитанной соленой водой, глиной и кровью, прилипла к ране на боку. Снимать это было кощунством, вторжением. Но рана… Она зияла, как пасть темного зверя, края воспаленные, багровые. Без обработки – смерть.

Промыв руки, стиснув зубы, Ария принялась за работу. Она использовала маленький, острый как бритва нож для трав, чтобы разрезать ткань. Каждое движение требовало невероятных усилий – он был тяжел, неподатлив, даже в полубессознательном состоянии его мышцы напрягались инстинктивно. Постепенно обнажалась его грудь – широкая, мощная, покрытая старыми белыми шрамами, переплетающимися, как карта былых битв, и новыми, страшными ссадинами от камней. И главное – та рана. Глубокая, рваная, возможно, от крюка или острого обломка. Гной смешивался со свежей кровью. Запах стал резким, зловещим.

Ария чувствовала, как жар поднимается к ее щекам. Она была знахаркой, видела тела – мужские, женские, старые, молодые. Но это… Это было иное. Первозданная, дикая мужественность, высеченная борьбой и морем. Сила, которая пугала и притягивала одновременно. Ее пальцы коснулись его кожи, обжигающе горячей, и она резко отдёрнула руку, словно обожглась. Смущение. Глупое, неуместное смущение сковало ее на миг. Он был враг. Он был ранен. Он был… носителем знака. Ничего более.

— Работа, Ария, – прошипела она себе. – Только работа.

Теперь надо было избавиться от остатков одежды. От пропитанных кровью и грязью штанов, от грубых сапог. Каждое прикосновение к его телу, к его горячей коже, было пыткой. Она старалась быть быстрой, безжалостно-точной, но ее руки предательски дрожали. Когда он был полностью раздет, Ария отвернулась. Но через мгновение накинула полотенце на мужские бедра и приказала сама себе: “Не думай. Лечи”.

Она бросилась к своим запасам. Полки, плетеные корзины, глиняные горшки – все было заполнено дарами леса и луга. Но его рана требовала самого сильного, самого редкого. Она достала маленький керамический сосуд, запечатанный воском – ”Слезы Луны”. Настойку на корне редчайшего северного корня, собранного в полнолуние. Горсть серебряных монет стоила бы меньше. Она сломала печать. Пахнуло резко, пьяняще, с нотками горечи и чего-то древнего, землистого. Не колеблясь, она пропитала настойкой чистую льняную тряпицу и прижала к ране.

Он взревел.

Не застонал – именно взревел, как раненый медведь. Его тело выгнулось дугой на кровати, могучие мышцы напряглись до предела. Синяя молния его глаз сверкнула в полумраке, дикая, невидящая, полная нечеловеческой боли и ярости. Он рванулся, его рука снова метнулась – не к ней, а в пустоту, сокрушая невидимых врагов.(Промокод к роману "Мрачное Агентство госпожи Агаты"- sGQ6l9s. Убедительная просьба! Воспользоваться только в случае, если ещё не читали книгу. За лайк буду благодарна;)

— Успокойся! Я помогу! – крикнула Ария, отпрыгивая, сердце колотилось где-то в горле.

Но он не слышал. Бред усилился. Он заговорил. Голос был хриплым, прерывистым, слова лились потоком – на ломаном наречии северян, смешанном с чем-то другим, возможно, его родным языком. Она разобрала лишь отдельные слова, но их было достаточно, чтобы она почувствовала сильный страх.

— … Норвиг… проклятый берег… проклятый белый волк… — он выкрикивал угрозы, переходя с одного языка на другой :

— … Должен был первым… тихо…

Его рука сжалась в кулак, ударив по краю кровати. Дерево треснуло.

— …Сёркверк… посланник… Синезубого… смерть – мой дар…

Он закашлялся, его состояние ухудшалось от жара.

— Убить… всех… кто видел…

Убийца. Не просто воин. Палач. Его прислали уничтожить не просто врагов, а свидетелей. Кого? Их деревню?

Чувство ужаса, более сильное, чем страх за себя, сковало Арию. Он приплыл не грабить. Он приплыл убивать. Тихо, незаметно. И его корабль потерпел крушение. И он выжил. И она… она привела этого человека в свой дом. На свою кровать.

Слезы выступили на глазах. Ее пальцы потянулись к кожаному чехлу у пояса. Там лежал ее нож. Не для трав – настоящий, с узким, острым лезвием. Для кореньев, для защиты в лесу… и для сложных решений. Воткнуть. Воткнуть сейчас, пока он слаб, пока в бреду. В сердце. Или в горло. Защитить деревню. Защитить себя. Отомстить за отца, погибшего от таких же. Это выглядело правильным. Рациональным. Единственно верным.

Глава 3

Треск дров в очаге был единственным звуком, нарушающим гнетущую тишину хижины. Каждый язычок пламени отбрасывал на стены из дубовых балок гигантские, пляшущие тени – то сжимающиеся в угрожающие когти, то растягивающиеся в призрачные силуэты. Ария сидела, прижавшись спиной к прохладной стене, подальше от жара очага и еще большего жара, исходившего от кровати. Колени были подтянуты к подбородку, руки обхватывали их так крепко, что ногти впивались в кожу через грубую ткань платья. Слезы высохли, оставив на щеках соленые дорожки и ощущение ледяной пустыни внутри. Страх не ушел. Он лишь переплавился в холодную, тяжелую глыбу, давившую на грудь

Она спасла того, кто приплыл убить ее и всех жителей прибрежной деревушки. Она поцеловала врага. Она истратила драгоценные “Слезы Луны” на палача. И теперь сидела здесь, в своем убежище, которое пахло теперь не только травами и дымом, но и его кровью.

Ее взгляд скользнул к кровати. Он лежал неподвижно, лицо, обращенное к потолку, было бледным под слоем грязи и засохшей крови, но менее искаженным мукой. Дыхание оставалось хриплым, прерывистым, но уже не таким пугающе поверхностным. Повязка на боку, пропитанная настойкой, казалась суше. “Слезы Луны” работали, вытягивая яд заражения, сбивая жар. Но цена… О, цена была не только в серебре. Ценой была ее безопасность, ее душевный покой.

“Почему?” – пронеслось в голове. “Почему она не вонзила нож, когда была возможность? Из-за знака? Из-за мимолетной боли в его голосе, когда он прошептал чужое имя? Из-за того дикого, первобытного притяжения, которое она ощутила, когда его синие глаза, полные безумия и силы, смотрели сквозь нее?”

Она сжала кулаки. Была ли она просто глупой девчонкой, обольщенной красотой и силой врага? Или ее “ведьмин дар”, ее связь с землей и травами, подсказывал что-то большее? Что все случившееся – не случайность? Что в этом человеке скрыта не только смерть, но и надежда?

Внезапно он зашевелился. Не резко. Слабый стон вырвался из его пересохших губ. Голова беспомощно повернулась на бок. Ария замерла, сердце заколотилось с новой силой. Бред? Или пробуждение? Она не двигалась, лишь пристально наблюдала, готовая в любой миг схватить нож, валявшийся теперь на видном месте у очага.

Он открыл глаза.

Не синюю молнию безумия, а тусклый, мутный огонек сознания, пробивающийся сквозь пелену боли и слабости. Он медленно, с трудом повел головой, осматривая низкий потолок, пучки сушеных трав, тени от огня на стенах. Взгляд его, блуждающий и непонимающий, наконец остановился на ней. Синие глубины встретились с серо-зелеными штормовыми водами ее глаз. Ни ярости, ни злобы, лишь глубокая, животная растерянность и усталость.

— Far a bheil mi – прохрипел он, голос был тихим, разбитым, но звучал на его родном языке. — Где я…

Ария не ответила. Не двинулась. Она видела, как в его взгляде медленно проступает осознание – чужое место, чужое лицо. Его рука дрогнула, попыталась подняться к повязке на боку, но не хватило сил. Он снова застонал, на этот раз от беспомощности, и закрыл глаза, как бы отгораживаясь от незнакомого мира.

Не бред. Пробуждение. Истинное, хрупкое, уязвимое. Сердце Арии сжалось. Этот момент был опаснее бреда. Теперь он видел. Теперь он мог запомнить. Теперь он мог решить, что она враг.

Она медленно поднялась. Ноги были ватными. Подошла к столу, где стоял кувшин с чистой родниковой водой и глиняная чашка. Налила. Подошла к кровати, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Он почувствовал ее приближение, снова открыл глаза. Теперь в них читалась не только растерянность, но и тень настороженности, дикого зверя, загнанного в угол.

— Вода, – сказала она твердо, по-своему, на языке ее народа, не ожидая понимания, но вкладывая в слово смысл действия. Она протянула чашку.

Он смотрел на нее, потом на воду, потом снова на нее. Жажда, физическая, невыносимая жажда, боролась в нем с инстинктом недоверия. Его губы, потрескавшиеся и сухие, шевельнулись. Наконец, он кивнул, почти незаметно. Слабое движение головы.

Ария осторожно поднесла чашку к его губам. Он попытался приподняться, опираясь на локоть, но резкая боль в боку заставила его ахнуть и упасть обратно. Лицо исказила гримаса страдания.

— Не двигайся, – приказала она, уже более уверенно. Она села на край кровати, одну руку подвела под его затылок, приподняв голову, другой поднесла чашку. Ее пальцы коснулись его волос – жестких, спутанных, еще пахнущих морем. Кожа его шеи под ее ладонью была обжигающе горячей. Он пил. Сначала осторожно, потом жадно, захлебываясь. Вода стекала по подбородку, смешиваясь с грязью. Она поддерживала его голову, чувствуя под пальцами его мощь.

Когда чашка опустела, он откинулся на подушку из овчин, дыхание стало чуть ровнее. Он смотрел на нее. Растерянность не ушла, но настороженность смягчилась капелькой… чего? Признательности? Любопытства?

— Taing – прошептал он хрипло. — Спасибо…

Ария кивнула. Поставила чашку. Молчание повисло снова, но уже иное. Не враждебное, но натянутое, как струна. Она знала, что должна задать вопрос. Главный вопрос. Но слова застревали в горле. Как спросить о знаке? Как начать разговор с тем, кто приплыл убивать?

Он первым нарушил тишину. Голос его был слаб, но более связен.

— Dè an t-ainm a th ' ort? – спросил он. — Как тебя зовут?

Он спрашивал ее имя. Враг. Убийца. В ее доме.

— Ария, – ответила она просто, не отводя глаз. – А тебя?

Он помолчал, как бы собираясь с силами, с мыслями. Взгляд его на мгновение затуманился, возможно, проваливаясь в воспоминания о кораблекрушении, о боли, о задании, которое провалилось.

— Рейден – наконец произнес он. Имя звучало твердо, как удар топора по дереву.

— Рейден, – повторила она, ощущая странный привкус горечи от этого имени на языке.

Где-то в глубине памяти, в туманных уголках, затерянных среди запаха моря и дыма очага, это имя звучало. Не часто. Тихо. Шепотом. Посетители деревенского паба нет-нет, да и произносили его, глядя куда-то за горизонт, туда, откуда приходят бури и чужие корабли.

Глава 4

Ария замерла. Его прикосновение, даже в бреду, обожгло сильнее жара. Оно было властным, грубым, но и… удерживающим. Не дающим ей отстраниться. Она чувствовала каждую выпуклость его мускулов, каждый шрам на его спине под своей ладонью, биение его сердца – бешено быстрого, но уже не такого хаотичного – под своей грудью. Его дыхание, горячее и тяжелое, обжигало ее шею. Запах его – пота, крови, моря, мужской силы – смешался с запахом трав и ее собственного страха, создавая дурманящую, опасную смесь.

Она лежала неподвижно. Сначала боялась пошевелиться, чтобы не причинить ему боли. Потом поняла, что боится нарушить хрупкое равновесие, в котором ее прохлада боролась с его жаром. Она гладила его спину легкими, успокаивающими движениями, как гладила бы больного зверя, шепча бессвязные слова утешения – и ему, и себе. Минуты превратились в часы. Жар его тела, казалось, не убывал, а лишь перетекал в нее, заставляя ее потеть, кружилась голова. Усталость, нечеловеческое напряжение последних суток, жар и это немыслимое соприкосновение плоти начали брать свое. Веки становились свинцовыми. Борьба с лихорадкой превратилась в их общую, смутную агонию, где границы тел, вражды, страха стирались. Последнее, что она помнила перед тем, как провалиться в бездну истощения – это ритм его сердца под ее щекой, замедляющийся, успокаивающийся, и ощущение, что огонь внутри него… отступает.

Свет. Теплый, золотистый, пробивающийся сквозь щели ставней. И тепло. Не обжигающий жар лихорадки, а глубокое, живое тепло рядом. Ария проснулась постепенно, поймав себя на мысли о странном чувстве защищенности. Потом – тяжесть. Тяжелая, мускулистая рука лежала у нее на талии, прижимая ее спиной к чему-то твердому, горячему и… дышащему.

Память вернулась с ледяной ясностью. Лечение. Жар. Обнаженность. Ее безумное решение. Его бред. Его рука на ее талии…

Она лежала спиной к Рейдану. Его мощное тело было ее ложем, его рука – оковой, его дыхание – теплом на ее затылке. Она была обнажена. Он… он тоже был без одежды. Она чувствовала его. Мужское тело, больше не пылающее смертельным жаром, излучало ровное, сильное тепло спящего здорового зверя.

Ужас и смущение накатили волной, такой сильной, что Арию едва стошнило. Она подавила спазм, зажмурившись. Боги леса и холмов, что она наделала? Она лежала обнаженная в объятиях врага! Викинга! Палача, посланного убить людей! Тепло, которое она сейчас ощущала, было теплом его жизни, спасенной ею ценой… этого.

Ария осторожно попыталась приподнять его руку. Она была невероятно тяжелой. И… не такой уж бессознательной. Рука не убралась, а лишь слегка ослабила хватку.

Ария замерла, не дыша. Потом почувствовала его дыхание у себя на затылке. Оно было ровным, спокойным, но это было не дыхание спящего.

Его рука, лежавшая тяжелым якорем на ее талии, не убралась при ее осторожной попытке. Вместо этого… сдвинулась. Не грубо, а с неожиданной, исследующей медлительностью. Широкие, шершавые от оружия и канатов пальцы Рейдана скользнули по ее коже, ощупывая изгиб бедра. Ария замерла, лед стыда сменился новым, острым ужасом.

“Он не спит. Он чувствует. Он трогает.”

- Не… — начало срываться с ее губ, но слово застряло. Его ладонь легла ей на живот.

Большой палец начал медленный, почти невесомый полукруг чуть ниже пупка. Это было… не насилие. Не грубость. Это был “вопрос”, выжженный на ее коже. Страх обездвижил ее. Никто… никто никогда не прикасался к ней так. С такой… “знающей” медлительностью. Внутри что-то дрогнуло, сжалось горячим узлом низко в животе. Предательское тепло разлилось по жилам, заглушая голос разума, кричавший ”Враг! Убийца!”.

Ее дыхание участилось, став неглубоким и прерывистым. Она почувствовала, как ее тело, вопреки воле, отвечает. Спина непроизвольно выгнулась чуть назад, прижимаясь к его твердому торсу. Мускулы живота дрогнули под его пальцами. Стыд вспыхнул яростнее – стыд не только за наготу, но и за эту дикую, неконтролируемую ответную волну.

Рейдан почувствовал это. Его дыхание у ее затылка стало глубже, горячее. Рука двинулась ниже. Пальцы скользнули вниз, коснувшись обнаженной кожи живота. Шершавая, обожженная солнцем и ветром поверхность его ладони контрастировала с ее гладкостью. Прикосновение стало увереннее, настойчивее. Он провел пальцем, скользнул чуть ниже. К самой границе. К чувствительному изгибу. Его палец нашел самое то место, заставляющее застыть и не двигаться. Ритмично, с легким давлением он принялся водить пальцем. Это было уже не исследование. Это было притязание.

Именно эта настойчивость, этот переход от вопрошания к требованию, разогнал дурманящий туман.

Ария будто очнулась. Мысль ударила, как обухом.

“Он – Ястреб Севера! Его прикосновение – осквернение! Предательство самой себя”.

Дикий ужас смешался с яростью. Она рванулась вперед с силой, как загнанный зверек.

- Нет! — голос сорвался, хриплый и полный отвращения… к нему, к себе. Она отбросила его руку с силой.

Глаза, полные слез ярости и унижения, встретили его взгляд. В его синих глубинах уже не было изумления – лишь холодная, хищная решимость и… что-то похожее на удовлетворение, будто он получил нужный ответ. Ее кожа, где секунду назад горели его пальцы, теперь леденела от стыда и осознания: граница была нарушена. Будто он мог и имел право не только ее жизнь, но и ее тело.

Ария поняла, что поддалась искушению его жара и уснула.

А он не спал. Он наблюдал. Сколько? С того момента, как она проснулась? Или дольше?

Кровь ударила Арии в лицо, залила шею, грудь. Стыд, жгучий и всепоглощающий, смешался с диким страхом. Она почувствовала себя пойманной зверушкой, беспомощной и обнаженной перед хищником.

- Не смей так делать! – вырвалось у нее хриплым шепотом, полным паники.

Рейдан не сопротивлялся. Его рука спокойно лежала на овчине между ними. Но он не отвел взгляда. Его синие глаза, широко открытые, скользили по ее лицу, залитому краской стыда, по ее обнаженным плечам, мелькнувшей в движении груди, прежде чем она судорожно прижала к себе одеяло, пытаясь хоть как-то прикрыться. Его собственное лицо было бледным под заживающими ссадинами, но на скулах тоже выступил легкий румянец. Он не сказал ни слова. Просто смотрел. Смотрел так, словно видел ее впервые. Или видел что-то совершенно невообразимое.