Глава 1

Декабрь 1999

Джулия

Пересадка на рейс Мюнхен — Лондон задержалась. Мало того, что время отлёта перенесли на два часа, так ещё мой паспорт мучительно долго рассматривают на таможенном контроле. Я до последнего не верю в то, что меня выпустят из России, и поэтому сейчас, в Германии, измученное операциями и тяжбами сердце вновь колотится в груди раненной птицей.

«Спокойно, дорогая! Ты летишь на собственную свадьбу, — успокаиваю я себя. — Скоро станешь леди Фаррелл и начнёшь жизнь с белого листа. Компромат на твою развесёлую юность сгорел в камине. Нужно было всё-таки взять немного пепла и кинуть в шампанское на Новый год. Всего-то месяц остался, а там и до арок, увитых розами, рукой подать. Мой львёнок во фраке и я, вся в белом, у алтаря…». Рослый, тощий немец с бесцветными глазами и нездорового серого цвета кожей, напоследок щупая меня взглядом, шлёпает печать на страничку и возвращает документ.

Я окончательно успокаиваюсь только, когда самолёт набирает высоту и берёт курс на Лондон. Чем дальше Россия, тем ровнее бьётся моё сердце: то ли приглушённый свет в салоне успокаивает, то ли болтовня Роберта отвлекает от грустных мыслей. Я склоняю голову на его плечо и не замечаю, как отключаюсь под ровный гул мотора, смешанный с рычащими английскими согласными. Последнюю ночь перед отлётом из Петербурга, я не спала: вспоминала как познакомилась с Робертом и старалась допетрить, как у меня и взбалмошного английского репортера оказались и общие друзья, и общие враги? Какое шестое чувство привело его в лес, когда я, удирая от Сергея и себя самой, чуть не погибла во время грозы. Меня мучал вопрос, смогла бы я простить Саню, свою первую любовь, если бы не встретила Роберта. И тут же возникал другой вопрос, а как бы я нашла Саню, не встреть я Фарреллов? О том, как будут делить моё внимание отец и сын Фарреллы, я пока не задумывалась. Эдвард, наверняка, не просто так выложил целое состояние за мою свободу. Те три дня, когда он решил сделать меня не то любовницей, не то женой из памяти вряд ли сотрутся, но и ангелы имеют право на ошибку.

— Джу, кофе будешь? — слышу сквозь сон.

Открываю глаза, и, взяв ладонь Роберта, прижимаю к щеке. Его длинные пальцы подушечками нежно поглаживают мою кожу.

— Как сладко спится на твоем плече, — глажу короткий ёжик его каштановых волос и утопаю в синих озёрах бездонных глаз.

— Хочу тебя, — шепчет он. — Впервые в жизни так рвусь домой. Даже не верится, что больше никто не встрянет между нами.

— Сплюнь, — невольно улыбаюсь, подумав об Эдварде.

— Что?

— Примета такая. Выпусти меня прогуляться.

Я пробираюсь мимо Роберта и Эдварда и иду в хвост самолета.

Меня бросает в холодный пот, а ноги подкашиваются, когда боковым зрением я замечаю человека, которого узнаю из тысячи и хочу видеть сейчас меньше всего. Стараясь не привлекать его внимания, я поправляю волосы, прикрывая лицо рукой и, дойдя до конца коридора, юркаю в туалет. Холодная стена помогает унять дрожь.

— Твою ж налево! Только Конни мне не хватало для полного счастья!

Закрываю глаза и вспоминаю раннее июньское утро того дня, когда Саня меня бросил. Я бесцельно бродила по набережной. Когда свели мосты, я уже четко представляла, что сделаю. Дойдя до середины моста Лейтенанта Шмидта, я перебралась через перила и бросилась в воду. Черная бездна холодной Невы поглотила меня. Словно тысячи иголок впились в тело. Я почувствовала, как судорога сводит ноги. Вода заливала уши, нос, рот. Я начала задыхаться и сознание замутилось.

— Bist du wach, du Verruckte?[1] — кто-то давил мне на грудную клетку и прокуренным голосом ругался на языке, похожем на немецкий. Я открыла глаза и увидела незнакомое загорелое лицо мужчины.

Меня трясло от холода.

—English! A little! [2]— выдала я чечётку зубами.

Незнакомец помог мне подняться в узком проходе и поманил за собой. Я огляделась и прислушалась. Покачивает будь здоров. Яхта что ли? Вошла следом за незнакомцем в небольшую уютную каюту, отделанную красным деревом.

— You wait right here[3], — бросил он через плечо и вышел.

Я стояла посредине, не решаясь сесть и смогла рассмотреть незнакомца как следует, лишь когда он вернулся с рубашкой и пледом. Высокий, статный, ухоженный, болтает не по-нашему. Немец! Каре седых волос и морщины на лице говорили о том, что ему уже как минимум за пятьдесят, но подтянутая фигура и манера одеваться выдавали неугомонный характер.

— Take that wet dress off[4], — он сунул мне вещи в руки и стянул с себя мокрую майку. —Я не очень знать русский. Разодевайся!

Незнакомец повернулся и, продемонстрировав красивый рельеф загорелой спины, перечерченный глубоким шрамом на правой лопатке, вышел.

Я села на пол и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Впервые за эту ночь сидела и наматывала сопли на кулак. Не услышала даже, как вернулся мой спаситель. Выплакав все слёзы, я растянулась на ковре и продолжала беззвучно всхлипывать. Когда наконец затихла, немец окликнул меня. Диким зверем глянула я на него и села, поджав под себя ледяные пятки. Мужчина наблюдал за мной, сидя на диване с сигаретой и рюмкой коньяка.

— Ты зачем спас меня? — непонятная злость к спасителю проснулась во мне. — Я не хочу больше жить!

— Ты глупая девочка, — его голос мягко окутывал моё сознание, а голубые, ясные, как у ребёнка, глаза изучали меня, — но очень красивая. Даже сейчас.

Глава 2

Джулия

— Что это было в аэропорту? — лечу по трассе, упиваясь послушностью автомобиля и идеально ровной дорогой. — Я имею в виду журналистов.

Роберт закрывает глаза ладонью, и ямочки выступают на его щеках.

— Нас с тобой точно штрафанут! Отвезу как-нибудь тебя на побережье, погоняешь.

— Уговорил. — Неохотно сбавляю скорость. — Рассказывай.

— Рассказывать, собственно, нечего. Это светская хроника. Мы с отцом в зоне их внимания. У нас очень трепетно относятся к отпрыскам знатных фамилий, ну и сфера нашей деятельности также вызывает определенный интерес. Хотя встречали они не нас, скорее какую-нибудь звезду. А мы, можно сказать, подвернулись под руку. Завтра наше фото появится в прессе, — совсем мальчишеская улыбка озарила лицо Роберта. — Я буду потерян для общества как перспективный жених. А тебе вкусная плюшка.

— За что?

— За выдержку, — Роберт опережает навигатор: — На развилке направо, дорогая.

— Чувствую, здесь нам тоже скучать не придется.

— Не переживай, английские леди контролируют свои гормоны, в отличие от горячих русских парней.

За английских леди я переживаю меньше всего. Вслух я этого не произношу.

— Слушай, я впервые в Лондоне, а ты мне голову морочишь своими бабами. Лучше расскажи, куда мы едем?

— Простите, ваше высочество, — Роберт кашляет в кулак, достаёт очки из бардачка и напускает на себя серьёзный вид. — Моё жилище весьма скромное, но зато расположено в самом красивом районе Лондона — Белгрейвия. Это в Вестминстере. Рядом Челси, Букингемский дворец и Гайд-парк.

— Букингемский дворец, — поддеваю я Роберта. — Что-то слышала. Там у тебя тоже родственники?

Роберт треплет меня за ухо:

— Дразнишься? Между прочим, первый дом в районе был куплен графом Эссексом, после чего приобретать недвижимость на Белгрейвии стало модным.

— Роб, ты следуешь моде? — Я не могу сдержать улыбки. Мой жених — англичанин от макушки до шнурков на ботинках.

— Нет, дорогая! Я так устаю в командировках, что в Лондоне мне хочется тишины и покоя, а этот район отвечает всем моим требованиям. Тем более теперь, когда у меня появилась ты.

— Квартира рядом с Букингемским дворцом — дорогое удовольствие.

— У нас всё недешево, любимая. — Роберт снова лезет в бардачок и достаёт связку ключей.

***

Я любуюсь Лондоном из окна. Величавый двухэтажный красный автобус неспешно катит по правой полосе. Мой взгляд притягивают заалевшие вдалеке три телефонные будки. Строгие дома высятся по обе стороны дороги, а прохожие, кутаясь в куртки и пальто, спешат по своим делам. Конечно, родной Питер навсегда останется в моём сердце, но этот город, так же как когда-то Роберт, с первого взгляда кажется мне старым добрым знакомым. Хочется остановиться, выйти из машины и закричать: «Я люблю тебя!» Чуть не проехав на красный свет, я стряхиваю с себя наваждение, переключаюсь на дорогу и вслушиваюсь в рассказ моего синеглазого экскурсовода. Роберт тем временем уже вещает о Вестминстерском аббатстве и здании Парламента. Табличка Итон-Сквер на решётке ограды парка оповещает, что мы прибыли домой.

— Тормози. — Роберт выключает навигатор.

Узкая улочка тянется вдоль четырехэтажного дома с арочными окнами и белыми колоннами. Первый этаж, выкрашен в пастельно-кремовые тона и мило контрастирует с кирпичной кладкой остальной части здания. Парк с деревьями, растерявшими листву, смотрится величественно строго. Выхожу из машины и застываю в изумлении:

— Ты здесь живешь?

— А что, у тебя и на Итон-Сквер есть знакомые? — поддевает меня Роберт и, забрав из безвольно раскрывшейся ладони брелок от машины, вкладывает туда связку ключей от квартиры.

— Я думала это музей.

— Скромное обаяние буржуазии, не более того, — иронизирует Роберт и достаёт вещи из багажника. — Вперед принцесса!

Под козырьком с колоннами к двум арочным дверям из черного дерева с витражными стеклами ведут четыре отполированные мраморные ступени. По бокам крыльца чёрные прямоугольные кадки с туями, наверху козырька фонарь на цепи, а на стене отливает бронзой домофон.

— Открывай быстрее, Джу!

— Здесь так красиво! — Я оглядываюсь на парк. — А окна сюда выходят?

— Я тебя сейчас покусаю! Открывай! — Роберт коленом слегка подталкивает меня к двери.

Я подношу пластиковый кружок к домофону и отворяю дверь, пропустив вперед Роберта, увешанного сумками и чемоданами.

В светлом холле располагается стойка портье, пара диванчиков, лифт и лестница из мрамора, выстланная бордовым ковром.

— Здравствуйте, мистер Фаррелл! — Высокий рыжеволосый молодой человек лет тридцати бросает быстрый цепкий взгляд на меня и спешит навстречу Роберту. — Вам помочь?

— Буду премного благодарен, Рич, — он передаёт чемоданы портье.

Зеркальный лифт неслышно принимает нас в своё нутро, плывёт вверх и выпускает на третьем этаже. Рич катит чемоданы до дверей квартиры и откланявшись, уходит. Роберт забирает ключи из моей вспотевшей ладони, открывает замок и пропускает вперед. Я вхожу в просторный коридор размером с мою комнату в Питере. На натертом до блеска паркетном полу посередине лежит пёстрый ковер, на серо-голубых стенах белеют продолговатые светильники. Не считая встроенного шкафа, из мебели здесь стоит узкий чёрный стол с двумя высокими настольными лампами под гофрированными темно-синими абажурами и два прямоугольных табурета на витиеватых ножках с цветастыми подушками, в тон ковру. Громоздкий обитый кожей стул в углу выглядит музейным экспонатом из древнего замка.

Глава 3

Роберт.

Когда Джу засыпает, я иду в кабинет и включаю компьютер. Любимое кожаное кресло привычно скрипит под моим задом. Напевая под нос, я, не торопясь, просматриваю почту. Писем за неделю накопилось много, и я терпеливо отделяю зёрна от плевел. В одном из сообщений неизвестный адресант пишет, что я позволил себе перейти границы дозволенного на чужой земле, и за это меня и известных мне людей ожидает расплата. Перечитываю высокопарное послание несколько раз и задумываюсь, откуда прилетела угроза. В груди моей всё клокочет от негодования. Часы показывают полночь, но я всё-таки набираю номер Самурая. Отвечает он сразу. По звукам разгульной музыки понимаю, что не разбудил друга.

— Британец, здорово! — радостно басит Самурай в трубку. — Как долетели?

— Нужно поговорить.

— Тогда погоди... — Музыка стихает, и Дмитрий возвращается к телефону. — Что случилось?

— Мне пришло идиотское послание от неизвестного рептилоида, — рву с места в карьер. — Думаю, оно касается и вас. Только не пойму, откуда ноги растут. У вас все в порядке?

— Да, мы с Саней только недавно в Москву из Питера приехали. Что за письмо?

Пересказываю близко к тексту.

— Судя по слогу, восточные братья и Рябой мобилизовались, — растягивает слова Дмитрий. — Вот ведь… — тут он смачно выражается и добавляет: — Созвонимся, брат! Будь настороже.

— На связи.

Я отправляю письмо адвокату в Петербург, с просьбой доложить, как идут дела. Затем рассылаю несколько сообщений по работе и выключаю компьютер. «Что же это? — шлёпаю босыми пятками на кухню. — Рябой вышел на тропу войны или снова прошлое Джу? Бедная девочка, она столько пережила за последнее время. Только бы удар не пришёлся по ней!

Достаю из холодильника минералку и пью прямо из бутылки. Ледяная влага остужает горло и бодрит разум. Вдыхаю ночной воздух родного города, распахнув окно. Внизу темнеет парк, где я так люблю бегать по утрам.

— Как меня достали разборки! — Сжимаю кулаки. — А не вызвать ли правда Саню телохранителем для Джу. Я не смогу всё время быть рядом. Не тащить же жену по горячим точкам.

Возвращаюсь в комнату и ныряю под одеяло. Джу улыбается во сне.

— Я люблю тебя, — шепчу сонно, и крепко обняв ее, засыпаю.

***

Роберт

Будильник звонит вялой, дремотной трелью. Нащупываю его и прихлопываю ладонью крышку часов. Смотрю в окно. Тучи затянули небо и заливают стекла дождём. "Как же хорошо может быть дома!" — провожу ладонью по атласной коже Джу. Следов, оставленных плёткой ее бывшего жениха, уже почти не видно на спине.

— Любимая, я соскучился.

Джу, не открывая глаз, перебирается ко мне на плечо.

— С первым лондонским дождем, Джу!

Она сползает вниз и проводит языком по моей груди.

— Вот это заявление с утра, — восторженно рычу.

Джу покрывает жаркими поцелуями мой живот и спускается ещё ниже. Мужская плоть бурно восстаёт навстречу её губам, приветствуя такое начало дня. Я не решался просить Джу о такой ласке, ведь с нашей первой близости прошло всего пять дней. Если бы она не устроила побег из больницы, я бы и девственности лишил ее только сегодня. Какая же она умница. Подвываю от удовольствия и, запустив руки в мягкие золотистые волосы, прижимаю её лицом к своему животу, чтобы еще немного продлить блаженство.

— Иди ко мне, — усаживаю Джу на себя верхом, ощущая дрожь горячего женского тела. — Как же у тебя там узко.

Джу закидывает руки за голову и еще совсем неумело двигается на мне. Не в силах отвести глаз от прыгающих мячиков её груди с молочно-шоколадными сосками. Тяну к ним руки, и твёрдые горошины скользят по моим ладоням. Джу замирает и со стоном обрушивается на меня.

— Люблю... — шепчет она.

В мгновение ока я оказываюсь сверху. Заглушаю слова Джу поцелуем, и вклиниваюсь между узкими бедрами. Раз за разом наполняю ее собой, ощущая жар тесного влажного лона. Джу подаётся мне навстречу и стонет в рот. Двигаюсь жёстко, быстро и, потеряв контроль, изливаюсь в неё.

— Каждый миг может стать последним, — шепчет Джу, — спеши любить.

У меня перехватывает дыхание, сажусь и удивленно смотрю на неё.

— Почему ты так говоришь?

Она пристраивается за моей спиной и мнёт мне плечи.

— Ты разговаривал сегодня во сне.

— И… что я говорил?

— Каждый миг может стать последним.

Поворачиваю к ней голову.

— И это все?

— Остальное относилось ко мне, — нежная улыбка трогает её раскрасневшиеся от поцелуев губы, — позволь не повторять.

— Я хотя бы был скромен в своих желаниях?

— Румянец тебе к лицу, — она обвивает мою шею руками.

— Ты не ответила.

— О, какой зануда! Разве истинная любовь может быть неприличной?

Глава 4

Джулия

Критично оглядываю своё отражение в зеркале. Белый цвет мне к лицу. Такая сразу нежная кошечка. Улыбаюсь, поправляя плечики в джемпере. Из шкатулки достаю перламутровые серьги и нитку жемчуга. Примеряю. Идеально. Теперь и на королевский приём не стыдно. Любимый парфюм с ароматом черной смородины и иланг-иланга окутывает меня лёгким облаком. На цыпочках бегу к кабинету Роберта. Он так и не оделся. Сидит в одних джинсах в кожаном кресле за рабочим столом, уставившись на разобранный пистолет.

— Зачем тебе ствол?

Оружие никак не вписывается в канву размеренного лондонского утра.

— Ствол? — Роберт поднимает на меня насмешливый взгляд. — Если бы русский не был вторым языком, мне пришлось бы туго. Откуда такой жаргон, любимая?

Подхожу к столу и не спеша собираю оружие. Роберт с интересом наблюдает за моими руками, и, когда я вручаю ему собранный пистолет, резюмирует:

— Для медицинского работника у тебя слишком обширные познания и возможности. — Он откидывается на спинку кресла и усаживает меня к себе на колени. — Что ты еще умеешь? Скажи сразу, не мучай. Стрелять из лука верхом на лошади? Водить реактивный самолет? Прыгать с него без парашюта?

— Глотать вилки без предварительной кулинарной обработки. Тебе придётся отвечать. Я спросила первая.

Меня по-прежнему тревожат московские разборки Роберта. Он так увлекся моими проблемами, что задвинул свои на задний план. Враги у нас, как и друзья, общие. Мой разлюбезный бывший жених вёл переговоры о поставке наркотиков с неким Рябым. А ведь это от его людей мы скрывались в Москве через служебный выход гостиницы.

— Всё в порядке, Джу. — Пожимает плечами Роберт. По глазам вижу, что врёт. — Просто я люблю оружие. Имею право на его ношение.

— Не хочешь говорить? Твое право.

Собираюсь вычерпать ему чайной ложкой мозг на тему доверия, но в последний момент оттормаживаю себя. Я теперь под его защитой, хватит корчить из себя Джеймса Бонда. Прошли те времена, когда мне подобное приносило доход и удовольствие. Буду трепетной и ласковой ланью. Или кем из животных он меня сегодня видит.

Роберт закрывает глаза, одной рукой прижимая меня к себе, а другой пробирается под юбку.

— Всё хорошо, дорогая, — повторяет он, аккуратно пробираясь пальцами вверх.

Переходит границу ажурной резинки чулок и от прикосновения его тёплых пальцев я довольно мурлычу.

— Не думай ни о чем, — шепчет Роберт, — прошу тебя.

Губы ласкают губы, а пальцы кружат вокруг сокровенного, обозначенного краем кружевного белья. Мои тревоги разлетаются, как напуганные птахи, и я отдаюсь ласкам, думая только о поцелуях и трепетных прикосновениях рук Роберта.

Макияж безвозвратно утрачен.

— Львёнок, мы собирались погулять сегодня.

— Серьёзно? — Роберт гладит меня по волосам и морщит лоб, делая вид, что пытается вспомнить. — Что-то с памятью в последнее время. Встань, пожалуйста, я хочу показать тебе кое-что.

Роберт вставляет пистолет в кобуру на ремне. На бордовой стене висит тяжёлая деревянная рама. На её внутренней стороне поблёскивает чёрным лаком искусно вырезанный барельеф. Средневековая карта внутри рамы придаёт кабинету романтики великих географических открытий. Роберт кладёт мою ладонь на нижний угол рамы, внутри выпуклого узора раздался щелчок, и она вместе с картой плывёт вверх. Позади неопрятная кирпичная стена с вмонтированным в неё металлическим сейфом, алчно поблескивающим хромированной ручкой.

— Я сегодня изменил код на 190999JR, это дата нашей встречи.

Набрав шифр, Роберт снимает с крючка на стенке комплект ключей и вручает мне.

— Держи, маленькая хозяйка большого дома.

— Спасибо.

Зачем он показал мне сейф? Меня не оставляет тревога. Странные слова Роберта, сказанные во сне, настроение, пистолет, демонстрация сейфа, шифр — всё это как звенья одной цепи. Я не обратила бы на этом внимание, но интуиция подсказывает, что есть все основания подозревать: над Робертом нависла серьезная угроза.

— Ты в белом похожа на ангела! — Он закрывает сейф, возвращает карту на место. Подхватывает меня на руки и несёт в гостиную. — Тебе пошли бы большие пушистые крылья.

— И как бы ты меня обнимал? — обнимаю его за шею.

— Любви крылья никогда не мешают, — Роберт касается кончиком носа моей щеки и усаживает на диван. — Какая ты привлекательная! Ещё немного, и я отнесу тебя в постель.

Я провожу ладонями по обнаженному животу Роберта.

— Какой ты пушистый.

— Как фавн?

Я чуть отстраняюсь и, взглянув на него оценивающе, декламируюа:

Но кто там, близ пещеры,

В густой траве лежит?

На жертвенник Венеры

С досадой он глядит;

Нагнулась меж цветами

Косматая нога;

Над грустными очами

Нависли два рога.

То Фавн, угрюмый житель

Глава 5

Джулия

Анна открывает нам сама. Я безошибочно понимаю, что это она. Сложно определить возраст красивой ухоженной леди. Выглядит она прекрасно. Добрый открытый взгляд самодостаточной женщины, идеальная осанка, ухоженные руки с маникюром, неброский макияж и гордо посаженная голова с венцом красиво уложенных седых волос.

— Прошу вас, — бабушка Анна улыбается и, отступив на шаг назад, делает изящный жест рукой.

Но Роберт лихо врывается в её личное пространство, повесив наши пальто на вешалку. Он крепко обнимает бабушку и, приподняв, кружит с ней по небольшой, но уютной прихожей с золоченым зеркалом в пол на выкрашенной в изумрудный цвет стене.

— Привет, родная! — он ставит бабушку на пол и подводит к ней меня. — Познакомься, это — моя Джулия. Джу, познакомься, это миссис Хант, моя бабушка Анна.

— Здравствуй, очень-очень интересно познакомиться, — бабушка скользит по мне взглядом. — Неужели я дожила до этого дня?

— Добрый день, — улыбаюсь и протягиваю ей цветы, — Очень рада. Роберт о вас много рассказывал.

Мне приятно, что бабушка говорит по-русски. Она протягивает мне руку. Тёплая и мягкая ладонь Анны будто излучает радушие.

— Раздевайтесь и проходите, — Анна треплет Роберта по щеке. — Я скучала по тебе, бродяга!

— Абигель, — зовёт она, обернувшись в сторону одной из комнат.

Из соседней двери выходит невысокая, румяная, крепкого телосложения женщина лет пятидесяти в нарядном фартуке. Светлая улыбка озаряет её лицо при виде Роберта.

— Добрый день, Роберт! — она кивает мне. — Здравствуйте мисс.

Абигель вопросительно смотрит на Анну. Та бегло отдаёт ей распоряжения на английском языке по поводу обеда и входит в комнату.

— Я первый раз знакомлю девушку с бабушкой, — шепчет мне Роберт, ведя следом за Анной в комнату. — Смущаюсь, как школьник.

Я ободряюще улыбаюсь ему.

— Значит, мы оба чувствуем сейчас одно и тоже.

— Как всегда, — он целует мне кончики пальцев. — Одно дыхание на двоих.

В гостиной правит всем популярный в девятнадцатом веке ампир. Алые стены с барельефами на тему античных сюжетов, тяжёлая позолоченная люстра на цепи, бархатная красная обивка мебели из красного дерева, консольные канделябры на полках — удивительным образом прекрасно сочетаются в просторной комнате.

— Вымойте руки и садитесь, дети мои, — миссис Хант указывает в сторону небольшой двери под лестницей, что ведёт на второй этаж, — сейчас подадут на стол.

Мы занимаем свои места, бабушка смотрит на меня и довольно смеётся. Смех ее негромкий, но мелодичный как колокольчик заставляет улыбнуться и меня.

— Всегда ждала этого и в то же время боялась, — из уголков зеленых глаз Анны лучиками разбегаются морщинки. — Я вчера замучила Эдварда расспросами. Но ничто не может заменить личного знакомства. Вы просто очаровательны.

— Миссис Хант, — я еще в машине расстроилась, что не подумала в России о подарке для любимой бабушки Роберта, но сейчас, увидев в одном из углов целый иконостас, приободрилась. — Я немного волнуюсь, потому что Роберт говорил, что вы самый близкий для него человек. У нас в Петербурге, на Васильевском острове есть одна знаменательная часовенка, и я, зная, что ваша семья в свое время эмигрировала из этого города, решила привезти вам оттуда святыню.

С этими словами я достаю из сумки и вручаю бабушке небольшую красивую рукописную икону блаженной Ксении Петербургской и флакон с маслом для помазывания, освящённый на мощах. Анна, встав, прижимает руки к груди, и в ее глазах я вижу слезы.

— Детка, как я тебе благодарна, — Анна извлекает из рукава платья платок и вытирает уголки глаз.

Взяв в руки святыню, она целует её и, положив на стол, порывисто обнимает меня. Роберт сидит с открытым ртом. Я довольно улыбаюсь.

— Джу у тебя замечательная, — кивает Анна внуку, бережно берёт икону и устанавливает её на комоде, рядом с образом Спасителя.

— Будем дружить, — кивает она мне, вернувшись к столу.

Поглощая, тающую во рту, запеченную с веточкой тимьяна форель, я слушаю, как Роберт рассказывает Анне про наше знакомство, ловко обходя щекотливые моменты. Я с удивлением открываю любимого мужчину еще с одной, новой для меня стороны. Он напоминает мне мальчишку, вернувшегося домой повзрослевшим после летних каникул. Анна одобрительно кивает, вставляет реплики, а Роберт по-юношески горячо несётся вперёд в своем рассказе. Когда подают чай, он берёт её за руку:

— Бабушка, нам с Джу нужна твоя помощь, — Роберт смотрит на Анну хорошо знакомым мне взглядом.

— Ах ты, плутишка, — бабушка накрывает его руку своей ладонью, — ведь знаешь, что я таю от такого твоего взгляда. Попроси ты меня сейчас раскрасить Биг Бен в ромашку, я тотчас отправлюсь в магазин за красками и кистями. Когда ты предлагал Юле руку и сердце, наверное, также смотрел? Беспроигрышный вариант. Проси, что хочешь!

— Помоги нам организовать венчание. Ты же ходишь в храм на площади. Всех там знаешь, — Роберт склоняет голову набок.

Анна хлопает в ладоши.

Глава 6

Джулия

— Что за чудо? — охнула я, увидев впереди замок-сказку, усыпанный по фасаду мириадами огней.

— Это «Харродс», детка, — Роберт расплывается в довольной улыбке и тормозит у тротуара. — Самый большой универмаг в мире. Сравнить с ним можно, пожалуй, только нью-йоркский «Мейси».

— Никаких сравнений! От этой основательной феерии так и веет историей старой доброй Англии.

Роберт помогает мне выйти из машины и пускается в любимые разглагольствования:

— По поводу его возраста ты права. Генри Чарльз Харрод основал его в 1849 году…

Он провожает меня до салона красоты. По сторонам галереи призывно подмигивают вывески и манят ярким светом бутики Valentino, Escada, Nina Ricci, Chloé, всех не перечесть. Мне вдруг вспоминается принцесса Диана:

— Постой-ка, а не один ли из хозяев этой громадины погиб вместе с вашей леди Ди пару лет назад в Париже, — останавливаюсь я, озарённая догадкой.

— Если быть точным, то его сын, — Роберт обнимает меня и касается губами моего виска. — Мы пришли. Желаю хорошо провести время. Я сейчас куплю тебе новую сим-карту и оставлю у администратора салона. Когда закончишь, активируй её и позвони.

Роберт достаёт ручку и блокнот. Выводит красивым почерком на листке свой английский номер, подумав, добавляет номер Эдварда. Я убираю листок в сумку, стараясь не думать о том, на какой случай написан второй номер. Роберт будто страшится этого вопроса и облегченно вздыхает.

Администратор за стойкой обращается ко мне с очаровательной улыбкой. Я удерживаю Роберта за рукав и умоляюще смотрю на него.

— Нужно ещё зайти, купить тебе разговорник, — подмигивает он мне и объясняет администратору, что нужно сотворить с моими головой и телом, чтобы я осталась довольна.

***

Роберт

Я приобретаю сим-карту и, оставив ее в салоне, выхожу на улицу. Прыгаю в машину, уже хочу отъехать, когда раздаётся звонок от Самурая.

— Привет, брат! Я тебе жизнью обязан. — Он говорит возбужденно и сбивчиво, сдабривая повествование отборной бранью. Сегодня утром Самурай хотел забраться в свой внедорожник, но вспомнил предупреждение друга и заглянул куда только можно, перед тем как сесть за руль. Оторопел, когда обнаружил взрывное устройство. Сразу вызвал полицию и только-только освободился от написания и подписания официальных бумаг.

— Хреново! С Малышом все в порядке? — выстукиваю пальцами турецкий марш Моцарта, соображая, откуда у недругов из России взялся адрес моей почты. Ведь им я пользуюсь относительно недавно.

— Да не выходит Саня на связь, — в сердцах басит Самурай. — Сейчас еду к нему. Надеюсь, он просто отсыпается после вчерашнего. Из Питера Малой гнал без остановки, а вечером в Москве нарезался в зюзю.

— Давай, — я мысленно молил Бога, чтобы ничего не случилось с Малышом. — Как узнаешь, что с ним — позвони.

С тяжелым сердцем я еду в издательство. На рекламной стойке при входе подхватываю бесплатную глянцевую газету. К счастью, Селены, моей бывшей любовницы, не оказывается на месте. С ней я порвал в свой прошлый прилёт, когда чуть не потерял Джу. Ожидая главного редактора, я машинально листаю страницы, пестреющие фоторепортажами столичной жизни. На одной из них вижу наши фотографии с Джу и, невзирая на тяжелые мысли, мои губы расплываются в улыбке. Любимая женщина смотрит в объектив уже знакомым мне взглядом. Доли секунды ей хватило, чтобы из нежной беззащитной девочки превратится в тигрицу. Как быстро она включила защиту. Ну что же, это даже неплохо. Она умеет держать себя в руках. Наверное, впервые в жизни я с интересом прочитал комментарий под собственной фотографией: «Английский писатель Роберт Фаррелл, единственный сын заслуженного учёного и врача Эдварда Фаррелла, привёз невесту из России. Похоже, Англия потеряла еще одного завидного жениха. Если это не блеф, то вскоре мы станем свидетелями пышного свадебного торжества…»

— Вроде всё прилично. Можно показать её высочеству.

Я прячу газету в папку, достаю телефон и набрал номер Сани, выслушиваю в очередной раз, что абонент недоступен. Лишь бы с ним ничего не случилось. Ради Джу.

Поток мыслей прерывает звонок, приглашающий меня в кабинет. Через час я покидаю издательство, унося с собой подписанный договор о публикации своей книги.

Медленно петляю по улицам родного города. Наконец приходит сообщение от Самурая: «Если что-то и случится с этим чучелом, то только сотрясение мозга. У него финский праздник Похмеляйнен». Я облегченно выдыхаю и, кинув трубку на соседнее сиденье, посильнее надавливаю на газ. То, что взрывчатку подложили в Москве, не исключает возможности провокации в Лондоне.

Припарковавшись у Харродс, я отправляюсь по магазинам. Джу еще не освободилась. Никогда раньше не думал, что буду с таким интересом ходить по женским магазинам. С одной стороны, понимаю, что возлюбленная, возможно, сама хочет делать покупки, но с другой, испытываю неимоверное удовольствие, подбирая для нее вещи.

Спускаюсь на первый этаж за продуктами, отправив Джу эсэмеску с запросом списка. Качу тележку между стеллажами и закидываю туда все её «хотелки». Сложнее всего оказывается найти соду.

Телефон бренчит в кармане, когда я уже расплачиваюсь на кассе.

— Лечу, любимая!

Глава 7

Джулия

Я просыпаюсь около восьми. Выбираюсь из постели, стараясь не потревожить сон Роберта. На цыпочках бегу в душ, растираюсь махровым полотенцем, хлопаю по щекам порозовевшее от холодной воды лицо. Я вчера задумала испечь к завтраку яблочный пирог. На кухне, предвкушая удивление Роберта, смешиваю муку, яйца, масло и молоко. Недостающий ванилин заменяю цедрой лимона. Взбитое тесто переливаю в стеклянную форму и поверх укладываю солнышком дольки яблока. Разобравшись с мудрёной духовкой, выставляю режим и температуру.

Включаю телевизор и, услышав с экрана английскую речь, поёживаюсь от мысли, что меня сегодня ожидает своего рода экзамен. Из иностранных языков я сносно знаю только итальянский. Студенткой я познакомилась с художниками из Милана. Благодаря дружбе с ними, полюбила их язык и часами болтала по телефону то с Раминой, то с Винченсо, то с Федерико. Последний звонил мне на протяжении года чуть ли не каждый день. В отличии от итальянского языка, Федерико мне скоро надоел, и я прекратила с ним отношения, как только он свернул с дружеской тропы в любовные заросли. Английский до сих пор оставался для меня только мечтой. Я немного учила «инглиш» самостоятельно, помогло общение с Конни. Русским он толком не овладел, поэтому наш разудалый тандем выработал своеобразный «пиджин», который мог понять любой иностранец, но только не англичанин.

Я щёлкнула кнопкой на пульте, и песня моего любимого «Depeche Mode» с экрана врывается в кухню. Накрывая на стол, я пританцовываю и в самый кульминационный момент песни не выдерживаю. Прыгаю на стул, выдаю па, совершенно противопоказанное мне Эдвардом после недавней операции. Охаю, лечу вниз и приземляюсь у самого пола в объятья Роберта.

— Браво, любимая! Неплохое начало дня! Но боюсь, что тебе всё-таки надо быть осторожной! — он сидит на коленях и прижимает меня к груди.

Я, виновато уткнувшись лицом ему в плечо, кусаю губу от боли. Что-то внутри будто надорвалось.

— Ты в порядке? Это хорошо я оказался рядом.

— А как ты оказался рядом?

— Я наблюдал за тобой, — Роберт баюкает меня как ребенка. — Никогда не видел столь виртуозного приготовления трапезы. Это твои ритуальные пляски вызвали такой волшебный аромат яблочного пирога с корицей? Тебе бабушка рассказала о моих предпочтениях?

— Нет, конечно, — я выпутываюсь из объятий, седлаю бёдра Роберта и заглядываю ему в глаза. — Я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

— Как ты побледнела, — он касается ладонью моей щеки. — Пойдём на диван. Даже дома не можешь жить спокойно. Если ты думаешь, что твой уход из постели остался незамеченным, то глубоко заблуждаешься. Просто я решил предоставить тебе в это утро полную свободу действий. Хотя велико было желание потискаться спозаранку в постели.

Роберт относит меня в гостиную на диван.

— Я наблюдал за тобой, когда ты взлетела наверх. И у меня словно щелкнуло внутри. Показывай, где болит.

Я с улыбкой наблюдаю, как Роберт обеспокоенно ощупывает меня.

— Нормально всё, — я провожу ладонью по его колючей щеке, — руки-ноги целы. Сегодня Эдвард осмотрит меня и подлатает, если что.

— Ты говоришь о себе как о кукле, — укоризненно качает Роберт головой. — Нельзя так небрежно относиться к своему здоровью.

Я смеюсь и, подавшись вперед, прищуриваю глаза.

— А я и есть любимая кукла его высочества. Разве не так?

— Я этого не сказал, — кипятится Роберт. — Ты…

Я атакую его горячим поцелуем, и он затыкается. Руки Роберта жадно скользят по моему телу, его губы прокладывают дорожку из поцелуев к груди, животу, спустились еще ниже, и время теряет счёт.

С кухни доносится мелодичное звяканье колокольчика.

— Львёнок, мы рискуем остаться без пирога!

Роберт нависает надо мной довольный как лев, сожравший антилопу.

За завтраком я вновь возвращаюсь мыслями к предстоящему знакомству с будущей родней.

— Любимая, ты снова где-то далеко. Скажи мне, что тебя беспокоит?

— Нестабильность в Гондурасе.

У Роберта округляются глаза.

— Что там произошло? — он хмурит лоб. — Насколько мне известно, по Тегусигальпе в прошлом октябре промчался сильный ураган Митч. а что теперь? Неурожай бананов или кофе?

Теперь моя очередь удивляться:

— Ты никогда не перестанешь поражать меня своей осведомленностью во всех вопросах. Считай, что ты меня успокоил. Честно говоря, не знаю даже, что такое Тегусигальпа.

Уголки губ Роберта дёргаются, и ямочки проступают на щеках.

— Ты произнесла это так серьезно, что я, и правда, поверил. Опять провела меня?

— Я несколько волнуюсь из-за предстоящей встречи.

— Ой, ладно тебе, — отрезает он кусочек пирога, засовывает в рот и с наслаждением жуёт. — вот уж не думал, что моя смелая девочка спасует в такой ситуации. Там же будет Эдвард, рыцарь печального образа. Он так соскучился по тебе, что вылил на меня ушат проклятий за то, что я так долго не везу тебя на смотрины. На остальных не обращай внимания. Мило улыбайся, и всё будет хорошо.

Глава 8

Эдвард

«Я не видел тебя целую вечность, не слышал давно голоса с хрипотцой, не вдыхал аромат тела, гибкого, юного, изученного мною снаружи и изнутри. Детально до клеточки. С каждым днём тоска охватывает меня с новой силой, и вот я уже не могу думать ни о чём кроме нашей встречи.

Как дурак, стоял я вчера под проливным дождем, спрятавшись в тени деревьев парка на Итон-Сквер и смотрел на тёмные проёмы окон вашей квартиры. Меня пригнало туда одиночество. Оно стало невыносимым с тех пор, как Роберт принёс тебя без сознания ко мне на стол. Ради этого стоило ехать в Россию. Как я ругаю себя, что не отвоевал тебя у всего мира сразу и навсегда. Сколько бед можно было бы избежать. Кроме одной. Ты счастлива только с моим сыном.

А я хочу каждую минуту дня проводить с тобой. Засыпаю и думаю о тебе, вижу сны, в которых мы вместе делим дом и постель.

В моих ночных видениях я покрываю поцелуями твою атласную, чуть смуглую кожу. Ласкаю упругие груди, целую, втягивая их вершинки в рот, и они становятся твёрдыми от моих прикосновений. А губы! Во сне я провожу языком по твоим умопомрачительным губам и проникаю языком в приоткрытый рот. Я помню твой вкус. Счастье или нет, но мне было дано познать его.

Просыпаюсь с мыслями о тебе, и стон вырывается из моей груди от понимания того, как сладко ты спишь сейчас в чужих объятьях.

Моя любовь — моя боль. Это страдание послано мне во искупление грехов.

Меньше часа осталось до встречи с тобой. Я верю, что снова увижу неподдельное желание в зелёном омуте твоих глаз. Они следят за мной, стоит мне появиться в поле твоего зрения. То с легким испугом, то с насмешкой, но всегда внимательно и с пониманием. Мне не дано понять как одним своим присутствием ты заставляешь мою кровь вскипать от желания.

Если бы ты знала какая ненависть меня охватывает порой, когда мы не вместе. Да, я иногда ненавижу тебя за всю ту боль, что терплю благодаря твоему выбору в пользу другого мужчины. Проклинаю свою зависимость.

Ненавижу те дни, что ты проводишь вдали от меня. Смеёшься, даришь свои улыбки другому, грустишь, принимаешь ванну, пьешь чай… Нет, не чай. Ты любишь несладкий кофе с молоком, высокие каблуки и джипы. Я знаю тебя как никто. Ты никогда и никому, даже моему сыну, не открываешь свою душу. Там живет дикий зверь. Хищный и осторожный. Но ты не любишь выпускать его наружу. Он тяготит тебя, ведь за свою короткую жизнь ты так долго выкармливала в себе его, чтобы выжить, и он стал однажды сильней тебя.

Я знаю про твою боль, что хранишь от всех в сердце и про твой страх, спрятанный глубоко внутри. Мне хочется укрыть тебя от бед, но это невозможно. Я могу только наблюдать, как ты идёшь по тонкому канату без страховки и быть готовым в любую минуту прийти тебе на помощь.

Если бы ты знала, как я жду тебя. Мне стыдно перед самим собой, но я хочу тебя до безумия. Хотя бы коснуться края твоей одежды, ощутить вновь в своей руке холод твоих вечно ледяных пальцев».

Сквозь приоткрытое окно слышится шум мотора. Я захлопываю дневник в кожаном переплёте, сую его в ящик стола, закрываю на ключ кабинет и спешу спуститься со второго этажа, навстречу дорогим гостям.

В холле уже перед зеркалом топчутся с кислыми минами мои старшие сестры в одинаковых серых платьях. Одна расправляет на плоской груди шёлковый бант, а вторая подлачивает свои седые букли.

— Из русского борделя в приличный дом…

— Вы ещё не унялись? — обрываю их пересуды и, накинув пальто выбегаю на улицу.

***

Джулия

Кованые ворота Фаррелл-холла медленно раскрываются в разные стороны, и машина катит по насыпной дорожке парка. Подстриженные деревья и кусты, даже потеряв листву, выглядят ухоженно и величаво. В невысоких живых изгородях по обеим сторонам попадаются ниши с фонтанами и миниатюрными статуями. Тут и там виднеются невысокие постройки. По дальней аллее мужчина ведёт под уздцы гнедую лошадь, и я с ужасом вспоминаю о костюме для верховой езды в багажнике. Впереди мужчины бегут две собаки, издали похожие на черных терьеров.

— Графство Суррей очаровало меня не меньше Лондона, но сейчас, мне кажется, мы зарулили в гости к самой английской королеве, — меня охватывает приятное волнение, когда я вижу впереди серую громадину, похожую скорее на замок, чем на загородный дом.

— Да, Суррей привлекателен в своем роде, — Роберт отвечает рассеянно после того странного звонка. — Меня в нём устраивает близость к Лондону. Долго не выдерживаю в родовом гнезде. А резиденция королевы в графстве по соседству. Про замок Виндзор в Беркшире слышала что-нибудь? Там еще знаменитый ипподром Роял Эскот.

— Нет, особо не интересовалась. Сыновья Дианы в женихи по возрасту не годились, а принц Чарльз мне как-то совсем не глянулся. Напомаженный и какой-то чахлый.
— А принц Эндрю, Герцог Йоркский? Он до сих пор свободен, как раз только оклемался после развода. Мог бы скрасить одиночество такой очаровательной девочке.
— Ты же знаешь, что я предпочитаю плохих мальчиков, — парирую я.

Роберт треплет меня по коленке.

— Поэтому ты решила рвануть замуж за наркобарона?

— До смерти вспоминать теперь будешь?

— Сплюнь, — Роберт тяжело вздыхает.

— Какой парк, здесь летом бесподобно, наверное, — возвращаю разговор в изначальное русло.

Загрузка...