Горло пересохло и саднит от боли. Несколько ночей я рыдала в камере следственного изолятора, кричала и требовала отпустить меня, потому что я невиновна.
Моя вина лишь в одном – пришла в офис совсем не в подходящее время и застукала мужа с другой.
Павел отреагировал не так, как это делает изменивший человек – он сразу перешёл к угрозам, а уже на следующий день на моих запястьях застегнули ледяные металлические браслеты.
И суд так быстро назначили, аж можно диву даться. И далась бы, не знай я, что всё это оплатили, как и мой приговор.
Глаза болят от слёз. Наверное, они ужасно распухли, но я не смотрелась в зеркало. Плевать, как выгляжу, ведь слушать меня всё равно никто не станет. Только адвокат пытается доказать мою правоту, приводит аргументы, старается сделать хоть что-то, но его не слушают.
Судья ухмыляется, лихорадочно подсчитывая в голове, куда потратит деньги моего мужа. Скоро бывшего. Я очень надеюсь, что тянуть он не станет и сам же поторопится развестись со мной. Пусть с ней семью строит теперь, а мне такое «добро» и близко не нужно.
Если бы ещё неделю назад кто-то сказал, что Золотарев изменяет мне и посадит на скамью подсудимых, я бы плюнула в рожу, но не сейчас. Пропустив через себя эту уничтожающую, болезненную правду, я думаю, как выкручиваться.
Судья удаляется для вынесения приговора. Муж окидывает меня взглядом довольной твари. Он гордится, как умно провернул всё, свесив свои ошибки на неугодную жену. Идеальные черты его лица искажаются омерзительной ухмылкой, которую хочется стереть смачной оплеухой, но я держусь. Меня к нему близко не подпустят, да и наматывать себе срок побольше желанием не горю. Мне ведь не дадут срок? Меня выпустят же?
- Екатерина, мы будем обжаловать решение, каким бы оно сейчас ни было, - говорит адвокат, пытаясь успокоить меня. – Ваша мама слишком дорога мне, и я сделаю всё, чтобы добиться хотя бы условного срока для вас.
Адвокат – мамин приятель. Вроде бы у них наклёвывается что-то большее, но пока загадывать рано. Поможет ли мне мужчина? Он пару дней назад говорил, что докажет мою невиновность, а теперь уже перешёл к условному сроку.
Смеяться хочется, но я держусь.
Полицейские предлагают выйти из зала, но я отрицательно мотаю головой.
Меня держат даже сейчас в наручниках, словно я людей терзала и убивала, а не прохожу по делу о мошенничестве, которого не совершала. Что у них было? Какие доказательства? Вероятно, какие-то муженьку удалось представить, раз теперь я на скамье подсудимых… должно же быть что-то кроме взятки?
- Как тебе твоя новая роль, Мышка? – спрашивает муж, приблизившись ко мне.
От него несёт табаком и мятой. Противное сочетание, у меня от него желудок сжимается. Отвожу взгляд в сторону, игнорируя присутствие мужчины. Если не сдержусь и расцарапаю ему рожу, судья точно не погладит меня по головке.
Пусть любуется моей беспомощностью, ведь настанет день, когда я поднимусь с колен. И я не оставлю ему ни единого шанса. Моя месть будет слишком жестокой. Я уничтожу этого человека за моё разбитое сердце. За позор, которому подверг меня. За каждую ухмылку. Заставлю его страдать.
- А ведь могла бы просто подписать все необходимые бумаги, тихонечко развестись со мной и не доводить до абсурда.
Могла бы? Да он мне пять минут на раздумья дал всего… А потом заявились полицейские. Подписать бумаги, где я отказываюсь от своей доли в бизнесе и от совместно нажитого имущества? А рожа у него не треснет? Нет… я бы на такое не пошла. Уж слишком многое было поднято моими руками. И ими же будет уничтожено.
Бывший выходит, а я так и остаюсь в зале, жду своего приговора, хоть и не надеюсь услышать что-то хорошее. Вскоре все возвращаются на свои места, и судья озвучивает решение. Его слова пригвождают меня, выбивают весь воздух из лёгких.
- Золоторева Екатерина Васильевна приговаривается к пяти годам лишения свободы.
Пять лет молодости?..
Потерять столько времени только потому, что зажравшаяся тварь устала от семейной жизни?
Нет…
Нет!
И нет!
Не бывать этому!
Я выйду раньше.
Обязательно выйду.
Адвокат говорит что-то, пытается меня успокоить, обещает обжаловать это решение и добиться более мягкой меры пресечения, а я встаю с места, покачиваюсь и смотрю на довольную физиономию Павла. Его зелёные глаза буквально искрятся от наслаждения. Нравится любоваться моим бессилием? Пусть запомнит этот момент, ведь больше он меня такой не увидит.
- Вы можете сказать своё последнее слово, - подталкивает судья.
Последнее слово? Ах да… я совсем забыла об этом.
- Конечно. Я скажу. Все мы знаем, что это заседание было представлением под предводительством одного богатого Карабаса. Так вот… Берегись, предатель! Рано или поздно я выйду. И я отомщу тебе. Видит Бог, твоя жизнь не будет сказкой, а сон не покажется райским отдыхом. Жди бумеранг, ведь когда ты бросаешь его, он прилетает назад и больно бьёт тебя по шее.
Адвокат спешит заставить меня замолчать, вокруг происходит что-то непонятное, и меня утаскивают в камеру. Я помню лишь то, что теряю там сознание, а прихожу в себя в сырой комнате, смутно похожей на больничную палату. Запах медикаментов и крыс перемешивается воедино, вызывая тошнотворный приступ. Меня тошнит, но я ничего не ела несколько дней, поэтому позывы ни к чему не приводят.
Передать послание на волю оказывается не так уж и просто, потому что во встрече с адвокатом мне отказывают. Судья здорово постарался отработать денежки, полученные от моего благоверного. Ведут себя со мной, как с серийной убийцей, иначе и не скажешь.
- Сегодня твой последний обед здесь. Скоро за забор с колючками тебя повезут, - входит ко мне врач. Уж не знаю, правильно ли называю её, и как врачи в тюрьме зовутся, но и узнавать не хочу. Пять лет проводить здесь я не собираюсь.
Я кошусь на пустые тарелки. Аппетит у меня разыгрался что надо. Желудок жалобно стонет от одной только мысли, что уже всё закончилось. Я не наелась, но добавку мне никто не даст. Хоть раньше я бы на такое месиво и не посмотрела, а сейчас готова есть что угодно.
- Пожалуйста, помогите мне передать послание одному человеку, - с мольбой в голосе обращаюсь к женщине я, надеясь, что её холодность напускная.
- Ишь чего удумала. Мне своя голова дорога, чтобы помогать преступникам. Даже не думай, что стану пособничать в побеге.
- Это не побег. Встретиться с адвокатом мне не позволяют, но я должна хотя бы передать записку. Прошу вас.
- С чего это ты уверена, что он тебе помогать станет?
Женщина недовольно морщится, но выглядит заинтересованной.
- Однажды он, как и я, незаслуженно пострадал от моего мужа. Просто поверьте мне, я ни в чём не виновата, ни в каких махинациях не участвовала, а настоящий преступник сейчас радуется своей свободе и безнаказанности. Понимаю, что вы подобные речи можете каждый день слышать, но я действительно не обманываю. Муж решил упрятать меня за решётку, чтобы строить новую семью с любовницей…
Кажется, мои слова производят нужный эффект, потому что женщина поджимает губы, ведёт плечом и вроде как собирается согласиться, но покидает палату, так ничего не ответив мне.
- Проклятие!
Ругаюсь себе под нос, откидываюсь на подушку и закрываю глаза.
Это оказалось куда сложнее, чем я думала.
Но мне нельзя рожать в тюрьме. Какое будущее ждет ребёнка? Смогу ли я выносить здорового малыша и родить здесь без надлежащего врачебного ухода?
Меня трясёт от мысли, что после рождения Павел заберёт малыша и вырастит в нём ненависть к матери. Нет-нет! Так всё попросту не может закончиться.
- На вот, пиши скорее, да только не вздумай чего противозаконного указать в своей писюльке. Я перечитаю и только тогда решу, буду ли передавать записку адресату. А кому передать-то нужно? – быстро говорит врач, войдя в палату. Она нервно протягивает мне ручку и лист бумаги, который я разрываю на две части.
- Кирьянову Вадиму. Я н-напишу адрес. Спасибо вам большое.
Хватаю ручку трясущимися пальцами и пишу едва разборчивым почерком.
«Вадим, мне нужна твоя помощь, а тебе – моя. Я знаю больше, чем говорила однажды, ты был прав. Прошу тебя, помоги мне выбраться из тюрьмы, и я окажусь полезной для тебя. Катрин Золоторева».
Вроде бы я ничего о мести не написала, поэтому забраковать моё послание женщина не сможет. Надеюсь, она передаст его Вадиму, а он сумеет вытащить меня. Поймёт ли он, что именно я хотела передать в этой записке? Остаётся надеяться, что да.
На втором клочке бумаги пишу адрес.
- Передайте это ему, а когда он поможет мне доказать невиновность, я щедро вознагражу вас. Только, молю, не выбрасывайте эту записку. Это вопрос жизни и смерти.
Женщина прячет обе бумажки в карман, хмыкает, что она с преступниками не связывается вообще-то, а меня считает именно такой, и всё-таки сделает всё возможное.
Время тянется ужасно медленно, но вот уже полицейские входят в палату, застёгивают на моих запястьях наручники и ведут меня к машине.
Найдёт ли меня Кирьянов?
Получит ли моё послание?
Я знаю, что выйти на меня ему не составит труда, если он захочет этого. Наверняка меня он не может терпеть точно так же, как и моего мужа. В своё время Павел нажил себе немало врагов, но я понятия не имею, к кому ещё можно обратиться. Больше всего он боится именно Кирьянова, и на эту точку я должна надавить.
Вадима муж называл дьяволом во плоти, радовался, что сумел переиграть некогда лучшего друга, а теперь заклятого врага. Кирьянов безжалостен, он не спускает с рук и обиды, и мне приходится рассчитывать на эту сторону его характера, надеясь, что он поможет мне хотя бы выбраться отсюда.
Паша всё рассчитал, но даже предположить не мог, что упёк за решётку беременную жену, которая вернётся за своим. И тогда меня уже ничто не сможет остановить.
- Шевели ногами, не вышагивай, как по подиуму! – толкает меня в спину полицейский.
Резко оборачиваюсь в его сторону и смериваю презрительным взглядом. Ведёт себя так, словно я ему хвост отдавила. Что они за звери такие? Почему настолько ожесточённые? Наверное, мне следует благодарить небеса за то, что прохожу не по статье за убийство? Тогда они вообще растерзали бы меня?
- А куколка ничего такая. Жаль, что уже покидает нас, - останавливается рядом с нами мужчина в форме.
Те двое, что вели меня, тут же отдают честь. Он выше по званию? Да и без того видно холёный весь, красивый, ручки явно не испачканы. Вот только на безымянном пальце правой руки блестит обручальное кольцо, и на меня накатывает волна отвращения.
- Вадим Николаевич, к вам пришла какая-то женщина, говорит, что у неё для вас послание. Выглядит странно она, - уведомляет меня секретарша, чуть морща свой маленький аккуратный носик.
Склоняю голову набок, думаю – следует ли принимать странные послания от странно выглядящей женщины?
Что там за послание такое интересное?
- Линочка, если никаких важных встреч в ближайший час у нас не предвидится, то можешь впустить её. Любопытно, кто вдруг решил передать послание.
Каждое слово проговариваю чётко, постукивая подушечками пальцев по столешнице.
Воздух в кабинете стоит какой-то спёртый. Вроде бы и окно распахнуто, а дышать нечем. Денёк сегодня знойный такой?
- И… Закрой окно, пожалуйста. Я включу кондиционер.
Цокая шпильками и вальяжно покачивая бёдрами, секретарша проходит к окну, а я не могу не оценить её фигурку. Она выглядит слишком сочно, аппетитно, но у меня есть маленькое табу на собственных сотрудников, даже если всё по взаимному согласию. А тут оно слишком взаимное, вон как старается.
Лина думает, что я не замечаю, но я вижу, как она старается для меня.
И всё равно игнорирую. Продолжу это делать, потому что изменять собственным правилам я не привык.
- Уверены, что будете разговаривать с ней? Она мне не сообщила, о каком таком послании речь, говорит слишком личное и передаст только Кирьянову Вадиму!
На последних словах секретарша закатывает глаза и щёлкает языком, выражая своё недовольство.
Если там что-то действительно стоящее моего внимания, то следует узнать.
- Да. Когда-то я делал то, в чём не был уверен?
Лина ёжится под моим серьёзным взглядом.
Терпеть не могу, когда мои действия подвергают сомнениям.
Секретарша выходит, а через несколько мгновений дверь снова открывается, и на пороге появляется женщина. Что в ней странного – не знаю. Вполне себе обычная. Она улыбается, приветствует меня – видно, волнуется.
- Здравствуйте! Меня попросили передать вам послание. Надеюсь, оно попадёт в руки адресату, так как мне не сказали, как должен выглядеть получатель. Это очень значимый вопрос, жизни и смерти. Вы точно Вадим Кирьянов?
- Вам паспорт показать? – с раздражением хмыкаю я.
Не люблю столь странные вопросы. Пришли ко мне с каким-то там делом, а ведут себя так, словно это мне одному больше всех надо. И кто интересно послал ко мне незнакомку? Кто-то сильно нуждающийся в моей личной поддержке? Забавно. Надеюсь, не любовница какая-то решила сообщить мне таким образом, что стал или стану отцом?
- Нет, что вы. В общем, вот.
Женщина достаёт из кармана смятую бумажку и протягивает мне.
- Вы только не серчайте, если что не так и не говорите о нашей встрече. Мне проблемы на работе не нужны.
Как забавно!..
Этот клочок бумаги должен заинтересовать меня? Скептически хмыкаю, развернув бумагу. Читаю послание, написанное корявым почерком, и внутри всё холодеет.
«Вадим, мне нужна твоя помощь, а тебе – моя. Я знаю больше, чем говорила однажды, ты был прав. Прошу тебя, помоги мне выбраться из тюрьмы, и я окажусь полезной для тебя. Катрин Золоторева».
Катрин Золоторева…
Когда-то она говорила, что умирать будет, но ко мне за помощью не обратится.
Неужели настал тот самый час расплаты?
Кашляю, поперхнувшись собственной слюной, и перевожу взгляд на женщину, стоящую передо мной.
Чего она ждёт?
Хочет получить денег за свою работу?
Щурюсь, глядя на неё, и сминаю листок.
- Пусть разбирается сама. Я не собираюсь бежать на помощь невесть кому, - холодно отчеканиваю я.
А сердце предательски колет напоминанием, что она не невесть кто…
Она вскружила мне голову, вырвала сердце из груди и всё-таки вышла за моего лучшего друга. Девочка, которую я считал своей, которой болел и не смог вытравить её даже спустя годы. Отболело? Да! Но маниакальное желание прямо сейчас сорваться и помочь ей ползёт наружу.
- Моё дело - передать, а ваше уже - решать, что делать с информацией. Я сама не знаю, зачем впуталась во всё это. Девчонку жалко стало, она такая подавленная. Беременная она, а ей пять лет дали. Говорит, что преступления не совершала, но кто его знает. Ладно. Вы простите, я пойду. У меня дел много.
Женщина приближается к двери.
Закидываю записку в мусорное ведро и голосом останавливаю свою вестницу.
- Подождите. Вы в любом случае доставили послание, и мне хотелось бы вознаградить вас. Налички у меня немного, но что есть при себе.
Достаю из кармана пару красненьких купюр. Женщина смотрит на меня, поджимает губы и отрицательно качает головой.
- Вы лучше девчонке помогите, если она не виновна, а на жизнь я себе заработаю, не бедствую. Спасибо.
С этими словами женщина выходит, оставляя меня в полнейшем недоумении. Это что сейчас было? Ей показалось, что я даю мало? Да любой курьер пыхтел бы за такие деньги от зависти.
- Золоторева, поднимайся! – злым голосом рычит надзирательница.
Её голос резонирует, ударяется эхом о стены камеры. Моя соседка морщится от недовольства, отворачивается к стене и ворчит, что из-за меня прервала такой хороший сон. Но я-то здесь при чём?
Встаю и медленно бреду к открывшейся двери клетки.
Состояние оставляет желать лучшего.
Тошнота накатывает, а приторный запах парфюма надзирательницы щекочет носовые пазухи, и я едва сдерживаюсь, чтобы не попрощаться с остатками ужина, оставшимися в желудке. Если там что-то осталось. Едой здесь не балуют.
- Что случилось? – спрашиваю пересохшим, едва двигающимся языком.
Хочется пить.
Губы растрескались и ужасно болят. В уголке справа запёкшаяся кровь после вчерашней встречи с той, что считает себя главной. Меня не били, но толкнули знатно, я ударилась об угол стола в столовой. Такое себе знакомство с остальными. Соседка шепнула, что могу и в душе «случайно» поскользнуться, если кому-то что-то не понравится. Пыточная какая-то! Если хочешь выжить в тюрьме – угождай тем, кто занял место «вожака стаи». Или займи его сам. Только для последнего я точно не приспособлена, да и для первого тоже. Никогда не плясала под чью-то дудочку. Надеюсь, Вадим откликнется на мою мольбу о помощи и вытащит меня отсюда.
- Пришли к тебе гости, - морщит губы надзирательница.
Сердце бешено колотится, а уголёк надежды разгорается в самое настоящее пламя. Неужели Кирьянову так скоро передали записку, и он пришёл, чтобы забрать меня? Кажется, что в это мгновение я получаю глоток живительной влаги. Я не иду, а буквально лечу следом за надзирательницей, но стоит войти в комнату для встреч – как уж они тут называются, не имею и малейшего представления, - как от радости не остаётся и следа.
Павел.
Какого лешего он сюда заявился?
Отвращение заполоняет каждую клеточку моей истерзанной души, и я уже хочу развернуться, сбежать, только бы не видеть его, но надзирательница смеривает ледяным взглядом, фыркает что-то и запирает за собой дверь, уведомив, что у нас не больше пятнадцати минут.
- Катя! – бросается ко мне Павел, но я отшатываюсь от него.
Предатель!
Как он посмел заявиться сюда?
Ещё и говорит таким жалобным голосом, словно он ничего плохого не сделал.
У-у гадёныш!..
Дать бы хорошенько между глаз, чтобы искры из тех посыпались.
- Что тебе надо? Пришёл позлорадствовать?
- Кать, ты многого не понимаешь и не знаешь. Я пришёл, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. До сего момента мне приходилось играть роль. Это всё сложно объяснить, а поверить ещё тяжелее, понимаю, но так нужно было, чтобы защитить тебя. Нас. Катюш, я вляпался в крупные неприятности, поэтому мне пришлось сделать то, что они сказали. Думаю, это месть Кирьянова. Неуверен, но кажется, что всё так. Катенька, родная! Что с тобой сделали? У тебя кровь!
Хмурюсь, глядя на человека, ещё недавно смеявшегося мне в глаза. Быстро же он переобулся. Только мне слабо верится, что изменился. Говорит, играл тогда? Почему мне кажется, что играет он как раз сейчас? Не сильно искренним выглядит Паша. Да и вообще не видела бы его совсем. Пусть проваливает.
- Я не хочу с тобой разговаривать. Не корчи из себя заботливого мужа. Я видела, как ты извивался на той бабе, а потом… Ничего лучше не нашёл, чтобы посадить меня? А теперь отмыться хочешь? Ты или крестик сними, родной, или трусы надень, а то не сочетается как-то твоя ангельская сущность с дьявольской личиной.
Приближаюсь к двери, тарабаню в неё и говорю, что хочу выйти.
- Катя, ты не понимаешь! Я должен был всё это сделать! У нас не так много времени. Прошу тебя, доверься мне! Поставь необходимые подписи в бумагах, и я вытащу тебя в ближайшее время.
А-а! Вон в чём дело?!
Ну, теперь мне хотя бы понятно, что заставило муженька резко сменить траекторию движения. Он попросту хочет получить проклятые подписи. Сейчас, ага!.. Бегу, распинаюсь.
- В тебе нет совсем ничего святого, - отрицательно мотаю головой я. – Не поставила никакие подписи до этого, а теперь тем более не поставлю, Золоторев!
- Кать, да ты не понимаешь совсем! Если ты этого не сделаешь, они доберутся до тебя! Они не только меня в покое не оставят. Как только я улажу все вопросы, я добьюсь твоего освобождения! Доверься мне, Кать! Молю тебя. Я всё подробно объясню потом!
Паша хватает за руку, но его прикосновения не приносят ничего, кроме сильнейшего отвращения. Меня воротит от таких, казалось бы, невинных касаний. Тошнит.
Вырываю руку и зло зыркаю на муженька.
- Не смей трогать меня! И если уж появился тут… не знаю, сообщили ли тебе, но ты не только жену посадил за решётку, Золоторев, но и своего ребёнка, не успевшего даже родиться. Но мы справимся без тебя, так и знай. И моё последнее слово на суде не забывай – я вернусь, чтобы отомстить тебе!
Мужчина бледнеет.
В его взгляде вспыхивает сильнейшая боль.
Шах и мат, Золоторев?
В ушах гудит. Пошевелиться невозможно. Веки слишком тяжёлые, и у меня не получается разомкнуть их. Вокруг тишина. Я не слышу ни единого шороха, чтобы сообразить, где нахожусь. Лишь чьё-то размеренное дыхание время от времени пробивается в сознание. Точно не моё. Кто-то есть рядом?..
Открываю рот, чтобы спросить, но губы едва шевелятся, а язык вообще отказывается двигаться. Мои попытки заговорить с присутствующим рядом человеком заканчиваются неудачей.
- Всё хорошо, Катрин. Ты дома. Всё будет хорошо, - успокаивающе произносит ласкающий слух голос, и я вздрагиваю.
Шершавые пальцы сжимают мою ладонь, пробирает от ужаса, и глаза всё-таки поддаются, распахиваются, глядя на мужчину, сидящего рядом.
Вадим…
Он изменился не сильно, но всё-таки перемены в его внешности случились.
Несмотря на туманную завесу, стоящую перед глазами, я вижу морщинки в уголках карих глаз мужчины. Его скулы заострились и выделяются сильнее, чем раньше. Мальчишеская наивность, коей он так часто обманывал девушек, исчезла полностью, теперь выдавая серьёзность своего обладателя. Густые волосы цвета тёмного каштана аккуратно уложены на голове. Кирьянов одет в деловой костюм, но все пуговицы на его пиджаке расстегнуты.
Держа меня за руку, Вадим улыбается, а мне хочется разорвать это прикосновение, но приходится стиснуть зубы и терпеть.
- Ты, - выдавливаю я из себя хрипящим голосом.
- Я… А ты ожидала увидеть кого-то иного, Катрин?
- Всё-таки ты нашёл меня, - бормочу сквозь боль и чувствую, как слёзы жгут глаза.
Неужели мои страдания закончились? Но почему так плохо сейчас? Состояние оставляет желать лучшего. Да я ведь почти не чувствую собственное тело!.. Уф!
- Нашёл. Кто ищет, тот всегда найдёт. Мне передали твою записку. Ты же не думала, что я брошу тебя. Правда? Ты знала, что я откликнусь, что бы ни произошло. И я откликнулся на зов помощи, Катрин. Я пришёл, чтобы спасти тебя. Я здесь. Рядом с тобой. Обо всём остальном поговорим, когда действие препарата сойдёт на «нет». Ты сейчас едва соображаешь.
- Ребёнок? – взволнованно спрашиваю я.
Сердце колотится быстрее.
Мне ввели что-то…
Не навредило ли это малышу?
- С ним всё будет нормально. Врачи специально подобрали препарат и дозировку так, чтобы не навредить твоему ребёнку. Та женщина, что принесла записку, сказала о твоей беременности. Я ведь не идиот, чтобы убивать малыша. Ребёнок не виновен в том, что его папаша – монстр.
Кирьянов отпускает мою руку, встаёт со стула, на котором до этого сидел и стягивает с плеч пиджак. Его рубашка слишком тонкая, ткань слегка просвечивает, прилипая к накаченному мужскому телу. Сглатываю тугой ком, стоящий в горле, и отвожу взгляд, чтобы Вадим не надумал себе невесть чего.
Однако он даже не смотрел на меня всё это время. Приблизившись к окну, Вадим устремляет взор вдаль.
Я понимаю, что сейчас нахожусь не в больнице, а в его доме.
Следующая мысль, посетившая сознание, окончательно оглушает, сводит с ума, и заставляет сердце быстрее гнать кровь по жилам.
- Они сказали, что я умерла.
- Это было необходимо, чтобы вытащить тебя из тюрьмы. Ты же не думаешь, что нам так просто удалось бы организовать твой побег? Доказать невиновность ещё сложнее.
- Что же ты натворил, Кирьянов?
Потихонечку тело возвращается в норму. Язык уже двигается нормально, я могу шевелить руками и ногами, но присесть пока не получается.
- Он получит всё по наследству и добьётся желаемого.
- Твой недоделанный муженёк? – Вадим усмехается, обернувшись в мою сторону. – Он ничего не получит, Катрин. Ты вновь подвергаешь мои действия сомнениям – обидненько. Обратилась ко мне за помощью, но не веришь, что я способен помочь тебе?
- Н-но…
- Разумеется, для него и своих родственников ты будешь числиться заключённой. Иначе как бы я объяснял, куда делось тело? Это было необходимо, чтобы вынести тебя из клетки, огороженной колючей проволокой.
- И что дальше?
Я хотела сбежать, но как теперь доказывать свою невиновность?
Как мне не попасться?
Превращусь в пленницу дома Кирьянова?
Я ведь не смогу даже покинуть его…
Потому что меня увидят и отправят обратно в тюрьму, а за побег припаяют срок поболее.
Нет!..
Мне нельзя обратно.
Стискиваю зубы, слыша их хруст. Силы вернулись, и у меня получается присесть, прислонившись к спинке кровати.
- А дальше мы будем думать, как оправдать тебя и закопать твоего мужа. Разве не этого ты хотела?
Кирьянов улыбается.
Он похож на довольного кота, которого только что почесали за ушком.
- Обратившись ко мне за помощью, ты пообещала помочь потопить его. Помнишь? И мы сделаем это… Но ты же понимаешь, что у всего есть цена? И теперь придётся заплатить за моё радушие, Катрин… Но ты не переживай, я не попрошу больше, чем ты сможешь дать мне.
Катрин в порядке.
Теперь она в моём доме и в ближайшее время не выберется за его пределы. Я буду оберегать её и больше никому не позволю довести её до такого состояния, в коем она предстала передо мной.
Как только Золоторев допустил, чтобы эта хрупкая беззащитная девчонка оказалась за решёткой?
Её чуть не сломали там.
Пришлось немало заплатить строгой надзирательнице, чтобы пошла у меня на поводу. И не только ей, но я заплатил бы ещё больше, если бы это потребовалось. Теперь для своих сокамерниц Катя мертва, для охраны - мертва, но жива для всех остальных. Будь моя воля, сделал бы всё иначе.
Увидев её такую ослабленную, с едва уловимым пульсом, чуть с ума не сошёл и даже разнёс врачей. Всё-таки эта девчонка прочно засела мне в голову. Надо бы что-то делать с этим. А что? Как вычеркнуть своё навязчивое желание?
Мысленно возвращаюсь в тот день, когда впервые увидел её. Мы с Пашкой договорились встретиться в клубе, где обсуждали дело, которое начали вместе. Он предупредил, что заглянёт на огонёк не один, и попросил меня сильно не паясничать, потому что с этой девчонкой у него «всё серьёзно».
- Знакомься с моей Катенькой, Вадим.
- Катрин, значит… - я окинул девушку многозначительным взглядом. В своём платье с зауженной талией и воздушными рукавами, спущенными на плечи, она напоминала чем-то официантку из немецкого паба. Ей совсем не подходило имя «Катя». Я сразу понял, что она – Катрин. Кажется, и ей понравилось, ведь девушка смущённо улыбнулась в ответ на мои слова.
- Вадим, ну просил же тебя, - зашипел Пашка, а я только пожал плечами.
Я же даже не включил ещё своё очарование в тот момент. А хотелось.
С того дня Катрин превратилась в мою навязчивую идею. Что уж греха таить? Я прилагал усилия, чтобы увести девушку лучшего друга, но она оказалась мне не по зубам. Неприступный крепкий орешек, о который Кирьянов чуть не сломал все зубы.
И вот теперь она здесь.
Одна в целом мире.
Я ещё многое не успел узнать о её жизни, о заключении и суде, но догадываюсь, что муженёк её сработал чисто, чтобы шансов оправдаться у Кати не осталось. Даже адвоката подсунул ей «правильного».
- Сегодня ей точно сладко не будет. Сокамерницы будут учить вашу Катрин жизни, поэтому советую подумать, готовы заплатить нужную сумму сейчас или будете ждать, пока она пройдёт все круги ада, - хохотнула надзирательница, когда я спросил, не великовата ли запрошенная ею сумма.
Эта женщина потеряет своё место, когда в ней отпадёт необходимость. Вылетит как пробка, раз позволяет так жестить с новенькими. Я всех разнесу и поставлю на место, как только перестану нуждаться в их услугах. Пока она нужна мне, чтобы прикрывать Катю от ненужных визитёров. И она справится со своей задачей – в этом я уверен.
На столе стоит ужин, заказанный в ресторане. Я отпустил всю прислугу, работающую в доме, чтобы избежать лишних вопросов и скрыть появление Катрин в моём доме. Не уверен, что верну их в ближайшее время. Смотрю на салаты, мясные стейки, но что-то аппетита нет.
- Ты угадал с размером.
Медленно оборачиваюсь.
Катрин стоит в дверном проёме.
Такая лёгкая и красивая в этом воздушном платье до колен нежного сиреневого оттенка. Я попросил что-то волшебное, сам одежду не выбирал, не до того было, но продавец в магазине угадала. Впрочем, даже в мешковине Катрин выглядела бы настоящей принцессой.
- Рад, что тебе понравилось. Садись. Поужинаем и поговорим обо всём. Тебе ведь наверняка не терпится покинуть мой дом?
- Ну почему же? Здесь уютно. Это место лучше камеры, поэтому сбегать я точно не хочу.
Всегда прямолинейная…
Это ещё одна причина, почему Катрин покорила меня и не покидала мою голову всё это время. Она билась в моих жилах, растекалась по ним ядом и отравляла моё существование, когда отказалась помогать в наказании Золоторева, подставившего меня. Её понять можно – защищала своего никчёмного муженька. Кем я был для неё? Всего лишь ненадёжный друг, готовый увести невесту, а потом и жену у Пашки…
- Приятные новости. Ты, наверное, толком ничего не ела все эти дни?
Катрин улыбается.
- А ты зришь в корень. Знаешь, там и без того не сильно балуют едой, а если твоим сокамерницам что-то не понравилось…
- Они тебя трогали? Причиняли тебе боль?
Смотрю на припухшую губу Катрин. В уголке была запекшаяся кровь. Я обработал раны и ссадины на её лице, пока женщина находилась без сознания. Это был особенный, интимный момент, о котором ей совсем необязательно знать. Я сделал это сам, потому что желал позаботиться о ней.
- Пальцем? Уж не знаю, чем они меня трогали, а если ты о ссадинах на лице… Неосторожно упала в столовой, ударилась об угол. Такое в тех местах нормальная практика, как мне сказали.
- Кто это сделал? Не скрывай ничего, Катрин… Ты знаешь, я ведь всё равно докопаюсь.
- Не стану. Её прозвище – Багира. Уж чем-то я ей не понравилась, а её прихвостни с удовольствием выполняют все её просьбы в кавычках, только бы не попасть в ряды неугодных. Их можно понять, ведь не каждый захочет чистить чужую обувь языком.
Рассказываю Кирьянову всё, что мне известно об обходных путях, которыми пользовался Паша, в том числе и о его махинациях с общим бизнесом бывших друзей, которые муженёк выставил банкротством, чтобы пригрести всё в свои загребущие руки.
- Всю эту информацию я уже получил, - постукивая подушечками пальцев по столешнице, заключает Вадим. – Давно получил. Я знал, как именно Золоторев подставил меня. И я мог уже давно использовать это против него, если быть до конца откровенным.
Получил?
Но почему тогда не использовал против Паши?
Он не хотел мстить?
Или продумывал какой-то изощрённый план?
Почему Кирьянов бросился спасать меня из тюрьмы, если никакой пользы от меня ему всё равно не было?
- Лучше расскажи мне в деталях, как так получилось, что ты оказалась за решёткой?
Вопрос пробирает до мозга костей.
Я пока сама толком не поняла, как так вышло, ведь свои подписи на бумагах, за которые меня якобы посадили, я никогда не ставила. Золоторев сфабриковал дело против меня – это факт, но каким образом ему удалось всё обставить так, чтобы обвинить меня?
- Он заплатил судье, поэтому никакие доказательства не потребовались?
- Так не делается, - качает головой Вадим. – Что-то всё равно должно было иметь веские основания. Судья не мог вынести приговор на пустом месте, даже за большие деньги. Мы должны понять, какие доказательства твоей вины собрал Павел. Возможно, ты всё-таки ставила подписи, которые не должна была, Катрин?
Катрин…
Меня пробирает каждый раз, когда Вадим так обращается ко мне, но в то же время приятно слышать, как звучит моё имя.
Катрин…
Когда он впервые назвал меня так, я почувствовала себя сильнее. Я была не слабая, беззащитная Катенька, а сильная, независимая Катрин. Такой я и хочу остаться. Теперь только сильная, независимая женщина, движущаяся к своей цели. Больше в моей жизни нет места слабости.
- Я не ставила никаких подписей. Каждую бумагу я внимательно читала, прежде чем подписать её. В махинациях Паши я никогда не принимала участия и сотню раз пыталась отговорить его идти против тебя.
На губах Кирьянова появляется тень улыбки, но она быстро исчезает. Эта тема слишком болезненная для него. Тогда Вадима самого чуть не посадили. Пашка отчего-то был сильно зол на своего друга, говорил, что он заслужил такой участи, а я старалась не вдаваться в подробности, ведь муж и без того ревновал меня к своему другу. Хоть я и не давала повода.
Никогда не давала повода…
Паша тоже не давал, а изменил мне…
- Катрин?
Поднимаю взгляд, вытираю губы салфеткой. За разговорами и размышлениями я съела так много всего, что теперь живот болит. Не следовало мне так набрасываться на еду после тюремной «диеты», но как-то даже не заметила, как поглощала всё, что стояло рядом.
- Прости… я задумалась. Ты спрашивал о чём-то?
- Да… Впрочем, неважно всё это сейчас. Тебе нужно отдохнуть. Я постараюсь добыть информацию по твоему делу, чтобы понимать, на что нам давить, доказывая твою невиновность. Завтра я отвезу тебя в медицинский центр, где тебя осмотрят врачи, чтобы убедиться, что организм не даёт сбоев, и беременность протекает хорошо.
- Он изменил мне… Эта женщина, с которой я застукала Пашу, кого-то смутно напоминала мне, но не могу понять, кого. Я точно видела её раньше, а сейчас думаю, но ничего не приходит в голову. А ещё он приходил в тюрьму, требовал поставить подписи, что я отказываюсь от своей доли в бизнесе, от той части, что он оформил на меня… Я не стала ничего подписывать. Паша сказал, что пытается защитить меня, и вытащит из тюрьмы сразу же, как только разберётся с угрожающими мне людьми. Это всё бред, знаю. Я ничего не подписывала, но он ведь может подделать бумаги?.. А если он снова явится в тюрьму, чтобы встретиться со мной и надавить?
Вадим потирает переносицу.
По его виду понимаю, что мужчина не спал добрую часть ночи: выглядит слишком уставшим. За окном уже темно, и нам бы лучше лечь спать, ведь в такую туманную голову ни единая дельная мысль точно не придёт.
- Я заплатил достаточно, чтобы придумали, как оправдать невозможность вашей с ним встречи. Об этом ты можешь даже не переживать, а что по поводу его слов о недоброжелателях… мне слабо верится в такое стечение обстоятельств, и всё-таки мы проверим всё. Если есть кто-то, он легко мог добраться до тебя в тюрьме. Глупо прятать человека за решёткой, чтобы защитить его. Кажется, там навредить кому угодно легче простого, учитывая, сколько крыс только и смотрит, где бы отхватить кусок повкуснее.
Понимаю. Я и сама не поверила, что он упёк меня за решётку, якобы ради защиты. Не бывает такого. Паша просто хотел обелиться. Вляпался в крупные неприятности, нашёл себе другую и просто хотел избавиться от меня.
Вспоминаю, как исказилось лицо мужчины, когда я сообщила ему о беременности. Перекорёжило беднягу. Да только я во все эти невинные слёзки не верю.
- Ты наелась? В холодильнике ещё есть десерт… Знаешь, а меня прям заинтриговало, какую вишенку на торте ты приготовила для меня в благодарность за мою помощь… Поцелуй будет дольше десяти секунд?
С утра я собираюсь вызвать клининг, но вхожу в столовую, где всё чуть ли не сверкает от чистоты, и понимаю, что это будет лишним.
Катрин всё-таки убралась, хоть я и просил её не делать этого.
Совестно, что не помог, но я едва доволочил ноги до кровати. Как рухнул на неё и отключился, уже и не помню толком. Сутки напряжения, а потом я убедился, что с «моим наваждением» всё в порядке, и накатила слабость.
- Доброе утро! – входит на кухню Катрин.
Она уже собралась и выглядит очень даже аппетитно.
У меня даже времени подумать, как лучше организовать операцию по снятию с неё всех обвинений, не было. Давно я так быстро не засыпал. Раньше меня часто мучила бессонница, приходилось принимать снотворные, да и те в последнее время совсем не помогали, а тут – заснул сам.
- Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?
Включаю кофемашину, пытаясь вспомнить, заправлял ли её вчера?.. Вроде ошибку не выдаёт, значит, всё нормально. Должно быть.
- Я в порядке. Спасибо за беспокойство. Когда мы поедем в больницу? Мне нужно как-то замаскироваться?
- Достаточно будет надеть солнцезащитные очки на всякий случай, но вряд ли мы встретимся в больнице с кем-то знакомым тебе.
- Всякое может быть, - ведёт плечиком Катрин.
Она такая хрупкая. Кажется, что сделает неверное движение и сломается, и мне хочется поддержать её, но лучше держаться на расстоянии.
Я не собираюсь привязываться к кому-либо.
Хватило уже всех этих собачьих преданностей и разбитых сердец.
Больше я никого не впущу в свою душу и не позволю завладеть ею.
- Я выпью кофе. Ладно? Мало что соображаю, пока не заправлюсь доброй порцией кофеина. Привычка.
- Дурная привычка, я бы сказала.
А Катрин прямолинейна. Она не юлит и не пытается очаровать меня своей ангельской невинностью. Мне нравится это. Сейчас днём с огнём не сыскать вот таких прямых женщин, которые знают, чего хотят получить от жизни и добиваются своего.
- Какая есть. Лучше пить что покрепче или накуриваться всякой дрянью?
- Я этого не говорила.
Катрин подходит к чайнику, но я останавливаю её покашливанием.
- Прости, но тебе сейчас лучше ничем не заряжаться. У тебя возьмут кровь, поэтому нужно приехать на голодный желудок.
- Точно. Я даже как-то не подумала об этом. Вадим, я долго не могла заснуть и размышляла над произошедшим… В деле замешан главбух Золоторева. Я тогда не вдавалась в детали обвинения, но точно помню, что адвокат говорил о бухгалтере, за которого я якобы подписывала бумаги.
- Мы разберёмся. Уже сегодня я получу нужные бумаги. Будем смотреть, в чём там тебя обвинили.
Кофемашина заканчивает приготовление ароматного напитка, я забираю стакан и делаю глоток. Морщусь, потому что поторопился и ожёг губы.
- У меня времени подумать не было, прости… Всё-таки я бессонницей не мучаюсь.
Ага!
Нашёл чем хвастаться – первый раз за долгое время заснул без таблеток.
- Ты не переживай. Я не стал бы вытаскивать тебя, чтобы потом выбросить на произвол судьбы. Докажем мы твою невиновность, а муженька твоего поставим на колени. Что по поводу покупки твоей доли… сколько ты хочешь получить? Квартира в центре и гарант нового имени на всякий случай – устроят? Или тебе хочется получить наличку?
- Вполне. Наличка на первое время тоже потребуется, но я не жадная, много просить не стану.
Катрин делает несколько жадных глотков воды, налив полный стакан из кулера.
- Ты наслаждайся кофе, а я подготовлюсь к поездке в больницу. Ладно?
Куда уж там готовиться? Мне кажется, она всегда в боевой готовности, ведь даже измученная, после проклятой клетки, выглядела как богиня.
- Без проблем.
Девушка уходит, а я остаюсь один на один с гнетущими душу мыслями. Впервые я в растерянности и понятия не имею, как поступить лучше. Можно переплюнуть моего врага, дать больше взятку, чем дал он, и мы оправдаем Катрин, но это не самый лучший вариант. Мне хочется добиться справедливости и наказать всех виновных за то, что она пережила в тюрьме.
Выпиваю кофе, привожу себя в порядок, и мы едем в медицинский центр. По пути каждый из нас думает о своём. И мои мысли не самые светлые, потому что рядом с такой аппетитной женщиной можно размышлять только об одном. Я здоровый мужчина, в самом расцвете сил – по словам Карлсона, - так что постыдным то, что мелькает в голове, не считаю. Хоть и стараюсь уж сильно не распаляться, не хватало ещё выдержку потерять.
На стойке администратора я называю имя знакомого врача, с которым договорился о полном обследовании Катрин, и миловидная девушка с личиком-сердечком и ресничками, как у Дюймовочки – ну просто хлопай и взлетай, - отправляет нас в нужный кабинет.
Мимо проходит женщина, гордо вздёрнув подбородок, толкает плечом Катрин, и та всхлипывает. Я бы объяснил свинье, как следует вести себя в обществе, но вижу, что моя спутница трясётся, поэтому переключаю всё внимание на неё, внимательно запомнив физиономию, которую однажды хочется снова встретить… Чтобы научить правилам приличия. Даже не извинилась!
Глупая девчонка! Она даже не понимает, против кого идёт! Думает, своей вредностью мне хуже сделает? Понимаю, что у Кати нет совершенно никаких причин доверять мне, после всего, что случилось, но ведь должна быть хоть капля инстинкта самосохранения? Неужели из-за тупого желания отомстить мне она готова потопить себя?
Ещё и отказалась от встреч со мной, а мерзкая надзирательница совсем не хочет денег, раз не притащит её силой?
У меня осталось слишком мало времени. Очень многое на кону. Остаться ни с чем или оказаться закатанным живьём в бетон? По факту я ведь знал, против кого шёл, но недооценивал своего врага. Он получает желаемое. Всегда. Раньше он давал мне фору, позволял обходить его, а теперь прижал к стене, схватил за жабры и не отпускает.
Чувства чужды этому чудовищу.
Мне тоже были чужды, когда проворачивал махинации за его спиной.
Я попался.
Я бы уже давно переписал всё на его доверенного человека, если бы не Катина доля. Без её разрешения я ничего не смогу передать.
Дверь в кабинет открывается.
Я вздрагиваю и поднимаю взгляд.
- Полина, - выдавливаю сквозь плотно сжатые зубы.
Не ожидал увидеть её. Хочется повернуть время вспять и никогда не встречаться с этой дрянью. Я думал, что она на моей стороне, рассчитывал на её помощь, а на деле потопил себя ещё сильнее.
- Я смотрю, ты тут прям активно трудишься над общим делом… Как дела, Золоторев? Получилось взять подписи у дурнушки-жены?
Полина заправляет за ухо локон насыщенного медного цвета, выбившийся из причёски, и смотрит на меня своими изумрудными глазами, наполненными ехидством. Самая настоящая ведьма!
- Она отказалась. Мне нужно ещё немного времени, чтобы убедить её сделать это. Я обязательно надавлю на Катю, но нужно чуть больше времени.
- А его у тебя нет, Золоторев. Если она не хочет подписывать, то проще будет убрать её с пути… Мало ли что может случиться в тюрьме? Поскользнулась, упала, ударилась головой и не пришла в себя? Как тебе такой вариант? Можешь не благодарить.
С кошачьей грацией Полина обходит кресло, стоящее по ту сторону стола, и присаживается, поправляя своё платье.
- Ты же понимаешь, что это не выход? Оформление наследства займёт ещё больше времени, чем мои попытки уговорить Катю. Я сделаю это. Просто нужно чуть больше времени. Договорись с ним. Он к тебе прислушается. Поль, пожалуйста! Он выдвинул слишком маленькие сроки. Со мной говорить он не желает, но тебя обязательно услышит.
- Как ты запел, малыш! Не думаешь, что уже поздно для того, чтобы кусать локти? Хочешь защитить жёнушку, которая сразу же списала тебя со счетов? Она к тебе уже не вернётся, Золоторев… Так какая разница – выживет она или умрёт?
Полина старается мурлыкать, как кошка.
Её прокуренный голос вибрирует на окончаниях, вызывает у меня тошнотворные спазмы. Желудок сводит.
Как я опустился до такого?
Веду разговор с бессердечной тварью, которой чужды человеческие эмоции и чувства. Горько ухмыляюсь, ведь сам недалеко ушёл от неё.
- Есть разница. Катя беременна. Она вынашивает моего ребёнка. Я хочу вытащить её оттуда. Она поймёт и простит меня, когда узнает, что я спал с тобой только с его поручения. Вы обманули меня. Специально решили рассорить нас с Катей? Он обещал, что оставит меня в покое и уничтожит все бумаги, собранные против меня, если пересплю с тобой… А что дальше? Дальше больше, да, Поля? И ты ведь заодно с ним, дрянь такая! Ты убеждала меня, что поможешь, а на деле утопила ещё сильнее. Как тебе теперь спится ночами?
- Воу! Полегче, малыш. Мне не нравится твоя интонация. Совсем не нравится. Пытаешься обвинить меня? Вроде бы тебе было хорошо со мной? Даже по второму кругу не постеснялся пойти. А я, между прочим, может, тоже жду твоего ребёнка? А, Золоторев? Не думал о таком раскладе? Такое ведь вполне себе может быть… Ладно, не боись. Я умею предохраняться. А тебе советую успокоиться. Вон как поджилки трясутся. Бедненький мальчик. Испугался до потери пульса. Твоя Катя – ненужная деталь в нашем пазле. И если не получается исключить её мирным путём, придётся пойти обходным. Можно заплатить хорошим людям, чтобы курочке общипали все пёрышки. Как думаешь, в полуживом состоянии она подпишет бумаги? Нужно сделать это в ближайшее время, потому что ОН хочет получить всё сейчас.
Я понимаю, откуда в нём столько жестокости, хоть и не принимаю.
Даже я не был настолько жесток в своём мошенничестве. Он надавил на самое больное. Мстит мне только за бизнес? Или там что-то большее?
- Только посмейте тронуть её, и я всех вас сдам за угрозы. Вас посадят. И тебя, Поля, в первую очередь. Не смейте прикасаться к Кате. Я получу от неё проклятые подписи. Если потребуется прибегнуть к людям, коих ты называешь хорошими, я сделаю это сам. Только с моего приказа они посмеют применить к ней насилие. Ты меня поняла?
- Смотри, малыш… Часики тикают.
Полина косится на свои миниатюрные наручные часы и ехидно улыбается.
- К слову, он хотел встретиться с тобой и придёт с минуты на минуту, чтобы посмотреть тебе в глаза.
- Он придёт сюда?