Беременна от мужа-тирана - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Виктория Вишневская (самиздат)

Глава 1

— Савельева!

Услышав свою фамилию, резко оборачиваюсь. По пустому коридору второго этажа быстрым и широким шагом идёт доктор Иванов, дежурный на сегодняшней ночной смене. Взволнованный, запыхавшийся.

Напрягаюсь, отрываясь от заполнения бумаг. И радуюсь. Ненавижу бумажную волокиту! А обход только утром. Ночью вообще скука полная – никому помощь медсестры не нужна. Только если пациенту плохо не станет.

Сергей Александрович останавливается возле стойки и тяжело дышит.

— Поступление, — передаёт мне два заполненных листа. Значит, в приёмном отделении пациент уже был, и помощь ему оказали. Ску-ка. — Лежит в десятой вип-палате.

Ого… К нам редко такие поступают, особенно ночью.

Мельком смотрю на бумажку с первичным осмотром. Причина попадания в наш больничный комплекс – авария.

Теперь понятно.

— Опять какой-то угашенный в хлам мажор?

— Смешно слышать это от богатой девочки, — Сергей Александрович чуть расслабляется, улыбаясь.

Опять он за своё. Меня когда-нибудь перестанут тыкать в это и смеяться? И ведь этот человек знает мою ситуацию, но всё равно шутит.

Видит мой гневный взгляд. И тут же извиняется:

— Прости.

Мигом становится серьёзным.

— Но нет, не мажор. Один бизнесмен. Важная шишка, поэтому за ним следишь ты. Капельница, утка, обработка ран, помощь в переодевании. Сама знаешь всё, короче. Временно становишься его личной сиделкой. Может, нам что перепадёт после его выздоровления.

Кривлюсь от такой честности.

Ну да, он и заплатить хорошо может. На деньги государства не выживешь. Спонсирование – лучший способ.

— Хорошо, — уже отношусь к этому мужику брезгливо. Мне же теперь перед ним верной собачкой скакать.

— Ну, и я отблагодарю. Замолвлю словечко перед главным врачом. Может, он с твоим отцом поговорит.

В секунду расстраиваюсь, услышав слова об отце. У меня недавно был с ним неприятный разговор.

Если коротко, то звучало это примерно так: «Бросай свою ерунду. Скоро ты выходишь замуж за левого типа, и там ты работать уже не будешь. Позорно это».

— Давайте не будем, — настроение падает до нуля, и я уже жалею, что у меня появилась работа. Сидела бы и дальше заполняла бумажки. А тут Иванов. Всё настроение испортил. — Ладно, я пойду.

— Он сейчас спит, отходит. Капельницу ему поставь.

— Хорошо, — киваю, огибаю начальника и направляюсь вниз, на первый этаж, в самые дебри, где царит тишина, покой, и находятся необходимые вип-палаты. Там всё сделано для элиты. Окно открыл – и вот тебе перед глазами парк. А некоторым до него десять этажей вниз ехать в заполненном лифте…

Добираюсь до места, по пути изучая предварительный анамнез.

Нехило он в аварию попал… Ещё и трезвый.

Интересно, он виновник? Ладно, всё равно, лучше не знать такую информацию.

Захожу в палату, откладывая документы на тумбочку. Подхожу к медицинской кровати, проверяю на устойчивость. Чисто машинально, по привычке. Недавно одна такая развалилась, благо без пациента, и я стараюсь проверять.

Поправляю одеяло, невольно скользнув пальцами по спящему и безмятежному лицу. Грудную клетку в мгновение сдавливает, лишая кислорода. И через секунду отпускает. От жадности вбираю больше воздуха, продолжая сверлить выразительные черты взглядом.

Красивый…

Волевой подбородок, скрывающийся за брутальной щетиной с серебристыми волосками. В меру тонкие, чётко очерченные губы. Прямой и чуть вытянутый нос. Не пушистые, но длинные русые ресницы. На секунду кажется, что вот-вот глаза откроются.

Интересно, какого цвета у него глаза?

Ему бы идеально подошли серые…

В голове появляется мужественный, со сталью, взгляд. И дрожь скачет по позвоночнику, отдавая где-то под ложечкой.

Сколько ему лет? Сорок? Или меньше?

Не контролирую свою ладонь. Она сама тянется к острым скулам.

Сердце бьётся сильнее с каждым пройденным сантиметром.

Остаётся каких-то десять сантиметров, как замечаю сведённые к переносице брови.

Пациент открывает глаза, и я сглатываю, не угадав.

Они у него двухцветные, серо-карие. Залипаю, ловлю на себе взгляд, но всё равно не отодвигаюсь, нависнув над мужчиной.

Неожиданная хватка на моём запястье останавливает мою заледеневшую от волнения ладонь.

— Ты что делаешь? — хриплый, вибрирующий голос вгоняет в ступор.

Он же должен был спать…

— Хотела поставить капельницу, — выпаливаю первое, что приходит в голову. Я ведь за этим сюда и пришла!

Внимательно смотрит мне в глаза. Изучает лицо. Скользит ниже, на мой обычный розовый костюм – брюки и рубашку, будто проверяя, кто я такая.

И тут же хочется прикрыться. Я вроде одетая, но ощущаю себя обнажённой.

— И для этого надо трогать моё лицо? — выдержав какую-то минуту, не шевелясь, спокойно произносит, накаляя обстановку своим ледяным взором.

Что-то он не похож на человека, который вечером попал в аварию, сломал рёбра и ударился головой, отчего теперь и напоминает мумию в бинтах. Очень разговорчивый. Неужели уже отошёл, пока лежал в приёмке?

— Я измеряла температуру, — выпрямляюсь, отводя смущённо взгляд. Немного неловко. Я поступила неправильно. Рассматривала и трогала пациента. Но такого красивого… И голос у него оказался таким приятным, что хочется услышать ещё.

Странная реакция.

Впервые такое захватывающее чувство… предвкушения?

Сердце барабанит, как дождь по стёклам. Так же быстро, беспощадно и неконтролируемо.

Щёки начинают гореть, и ощущение, что становятся такого же цвета, как и мой костюм. Благо в палате полутьма, и только светильник тускло освещает просторную комнату.

— Градусники уже не используют в современной медицине? — отчего-то усмехается, явно издеваясь надо мной. И тепло разливается внизу живота…

Да что за реакция такая?!

Не шевелюсь, молчу, смотря куда-то в сторону и делая вид, что меня здесь нет. Мне нечего сказать, а начну защищаться – закопаю себя ещё глубже.

Глава 2

Тишина повисает в комнате, а мужчина никак не отвечает на мои слова. Но руку не отпускает. Продолжает стискивать пальцами. А в какую-то секунду ощущаю, как он поглаживает моё запястье.

Опускаю взгляд вниз. И тут же ощущаю, как наглец притягивает меня к себе. Не успеваю податься вперёд, но и падать на него не собираюсь: два сломанных ребра – это не шутки.

Вовремя выставив руку вперёд, упираюсь ею прямо между его шеей и плечом. Волосы, собранные в длинный конский хвост, свисают с моего плеча, закрывая нас от света из окна и создавая тень на лице мужчины.

— Вы что себе позволяете? — вырывается, несмотря на то что мне нужно быть с ним милой.

Опять молчит, одаривая меня взглядом серых глаз.

— Точно, у вас же сотрясение… — пытаюсь его подковырнуть.

Непрошибаемый. Пялится – и всё.

Не понимаю я его.

Он же ничего мне не сделает?

Такой опыт у меня впервые. Я вообще только недавно закончила медицинский, с трудом, в тайне, поскольку отец заставил идти в юриспруденцию. И практики у меня мало – я всего лишь медицинская сестра, делающая уколы, перевязки и ухаживающая за больными.

А тут…

Я не знаю, как реагировать. Но жутко страшно, несмотря на то что он мне ничего не сделал. И отторжения нет. Наоборот, все органы скручивает.

Захватывающее чувство.

Почему? Не понимаю.

Пугать должен. И делает это, но необычно. По-другому.

Это страх перед неизвестностью.

— Кому-нибудь из моей семьи сообщили, что я здесь? — голос прорезает тишину, и я вздрагиваю.

— Нет, в бланках написано, что родственники извещены не были…

Обязательно ему разговаривать именно так?

Взгляд врезается в его губы. И тут же летит вверх, к его глазам. Он же всё видел!

— Мне… как раз нужно будет узнать контакты ваших родных и сообщить, что вы здесь.

— Нет, — жестко, холодно и бескомпромиссно выдаёт.

Внутри всё леденеет. Даже резинка у меня на волосах не выдерживает, спускаясь по волосам. Они у меня густые, тяжёлые, неудивительно, что в такой позе причёска распустилась, и тёмные локоны ложатся рядом с его лицом.

— Никому сообщать не нужно, — опять доносится из глубин его горла.

Мамочки… Какой же у него глубокий, хриплый голос.

Хочется обмякнуть на мужчине, но я быстро прогоняю эту навязчивую мысль.

Что вообще происходит в моей голове?

— Я вас поняла. Отпустите? Мне нужно поставить капельницу.

Не очень удобная поза для разговора.

И снова эта тишина.

Высвобождаюсь аккуратно.

А его свободная ладонь вдруг поднимается, пальцами проникая в мои волосы.

Так и хочется спросить, что он творит?

— Капельницу? — говорит так, будто высмеивает это слово. Ладонь уже плотно закапывается в причёску, а пальцы давят на затылок. — Секс – лучшее лекарство от любой болезни.

Он надавливает так сильно, что руки подкашиваются. Он сам чуть приподнимается, кривится от боли в сломанных рёбрах и вдруг целует меня.

Целует!

Нагло, беспардонно.

Но так страстно, горячо…

Прикрываю глаза, не ведая, что творю.

Это не первый мой поцелуй. Но такой жадный, взрослый, словно выдержанный, как вино…

Ладонь с запястья пропадает. Опускает меня на спину, тут же залезает под кофту. Мурашки от очередного прикосновения осыпают всё тело. А я сама напрягаюсь. Соски твердеют, внизу живота сладко тянет.

А он уже накрывает грудь пальцами, требовательно сжимая её через кружевной лифчик.

Стойте-стойте!

Что он там сказал?

Секс – лучшее лекарство?

Быстро прерываю поцелуй. С неохотой, но в страхе быстро выпрямляюсь.

— Перестаньте, — грубо осекаю.

Чёрт знает, кто его укусил. Но мужчина, снова кривясь и хватаясь за рёбра, вызывает желание помочь.

— Стойте! Вам нельзя делать резких движений.

Привстаю на носочки, одним коленом упираюсь в кровать. И отрывая вторую ногу от пола, подаюсь вперёд, стараясь дотянуться до регулятора спинки.

Что за дикарь, чёрт!

Внезапно ощущаю стальные руки у себя на талии.

Рывок!

И я уже, тяжело задышав от страха, вновь упираюсь ладонями в спинку кушетки, сидя на мужчине верхом. Ощущения, будто сижу на железе.

Я не знаю, что сказать.

Ярость бурлит в груди, но долбаное желание и притяжение дают отрицательным эмоциям пощёчины.

Возьми себя в руки!

А у него нет границ. Нормы морали. Он хочет тебя использовать, чего ты не позволяла никогда в жизни делать с собой.

Слов нет.

— Я вызову охрану!

— Правда? — опять насмешливо, но в то же время безразлично кидает.

Одним движением хватает мои руки и заводит мне за спину.

Я начинаю думать, что вовсе он и не больной!

Папа нанял его проучить меня за то, что я до сих пор, по его мнению, прохлаждаюсь здесь?

— И завтра же вылетишь отсюда.

Точно от отца!

Да нет, нет! Просто избалованный мужик, который не знает слова «нет».

Как его там зовут?

— Господин Бодров, — чеканю каждое слово, — вы, кажется, сильно ударились и путаете, где эротический сон, а где реальность. Если вы не перестанете, я вколю вам пару кубиков успокоительного.

Не действует!

Вырываюсь, пытаюсь выбраться, но не действует!

Наоборот, делаю ещё хуже. Твёрдая эрекция утыкается мне между ног. Чувствую себя голой, без костюма.

— Позвоню вашим родственникам, — говорю так, словно угрожаю вызвать родителей в школу. — Вы же этого не хотите?

— Номер сначала найди, — подаётся вперёд, оставляя отчётливый след у меня на груди. В том самом прямоугольнике, который не прикрывает форма.

Засос поставил!

— Вы личность известная. Найду. А ещё я вашего брата знаю. Булата, кажется?

Как же мне всё-таки повезло, что я ходила на некоторые светские тусовки с отцом.

И того мужика – точно помню.

Бодров хмурится, явно не ожидая от меня такого.

— Ты кто такая?

Глава 3

Захожу уверенно в палату извращенца, держа в руках поднос с едой. И делаю это, кажется, вовремя.

Бодров сидит на краю кровати, надевая больничную кипенно-белого цвета рубашку. Наблюдает за гуляющими в парке людьми. И что там интересного? Всё белое, надоедливое.

— Куда это вы собрались? — с подозрением щурясь, спрашиваю. Отчего-то у меня плохое предчувствие.

Он оборачивается, мажет по мне взглядом и снова устремляет его в окно. Продолжает застёгивать пуговицы, будто меня здесь нет.

— Будем играть в молчанку?

— Я хочу прогуляться.

Прохожу вглубь комнаты, ставлю поднос с едой ему на тумбочку. Параллельно достаю небольшой столик.

Чуть не зеваю, но сдерживаюсь. Хоть и поспала шесть часов, но этот неудобный диван в ординаторской дал о себе знать. И домой не поедешь – мне теперь здесь жить, пока он не выпишется, кажется.

Надо будет сходить чуть попозже в душ.

— Нельзя, — чеканю и, обернувшись, в два шага подхожу к нему. И не знаю, кто меня дёргает, но встаю между мужских сильных бёдер.

Пальцы рефлекторно тянутся к его пуговицам, чтобы раздеть. И мысленно бью себя по лбу и отдёргиваю руки. Он просто переодевается!

— Постельный режим.

Вот бы толкнуть его в плечи, уложить на лопатки!

— Тем более сначала нужно сменить повязку, — киваю на его голову. — Затем поесть.

Указываю в этот раз на поднос с едой.

— А потом вы ляжете в кровать. Вы слишком бездумно действуете и не заботитесь о своём здоровье. У вас сломаны рёбра после аварии. Больно, наверное, даже под обезболивающим?

Рёбра я себе никогда не ломала. Слава богу.

— Больно, — вдруг проговаривает. — Но потерпеть можно.

Пальцы тянутся к его голове, к повязке. Замечаю, как его ладонь тянется к моей талии. Вижу, но ничего не делаю. Хотя могу сделать шаг назад.

Но…

Чем я думаю?

Что он хочет сделать? Обнять? Притянуть меня и снова сказать «секс – лучшее лекарство»?

— Если собираетесь опять домогаться до меня, то я взяла с собой шприц. Вколю вам пару кубиков снотворного. Сон – лучшее лекарство от всех болезней, а не то, что вы думаете.

Ладони его застывают в полёте. И тут же опускаются обратно на колени, пока я разматываю голову мумии.

— Ты слишком дерзкая для медсестры.

Чёрт, да что не так с его голосом? Я млею, как ненормальная.

Стараюсь не смотреть в его лицо. Только сквозь него или на кровь, просочившуюся через бинты. Быстрее разматываю его и легонько кидаю:

— Немного.

— Не боишься увольнения?

— Нет. Я здесь временно. Для меня любой день может быть последним, — улыбаюсь, хотя на задворках души всё горит от несправедливости и обиды. Всю жизнь мечтала стать врачом-хирургом. Но учиться этой специальности нужно долго, усердно, постоянно практиковаться. С моим отцом это невозможно.

Но желание лечить и помогать людям он во мне не убил. Меня вполне устраивает быть медсестрой. Всё равно это ненадолго. Пока папочка не выдаст меня замуж за какого-нибудь ублюдка.

Я вроде в двадцать первом веке живу, но… всё равно не могу строить свою жизнь.

То, что я сейчас здесь, не более чем поблажка. Он разрешил мне развлекаться до тех пор, пока не подыщет мне выгодную для него кандидатуру.

— Больна чем-то? — замечаю по складочкам на лбу, как он хмурится. Они у него выразительные, и… Чёрт, я впервые вижу человека, которому идут эти ничуть не портящие его морщинки.

Откладываю грязные бинты на столик.

— Нет, — приступаю к обработке раны. — Вы бы непристёгнутым больше не ездили.

— Так вышло.

— Ну, ничего. Через неделю выпишут, думаю.

Больше мы не общаемся. Я молча делаю ему перевязку и отчего-то чувствую себя неимоверно спокойно. Это по-дурацки, особенно после того, как вчера он предложил мне секс.

Может, потому что он умопомрачительно пахнет?

Наверное, в отличие от меня. Хотя я купалась вчера перед выходом на смену. Но после ординаторской надо бы принять душ. А то мне не по себе.

— Готово, — оповещаю его, закончив перевязку. — Теперь в постель и есть. Потом я сделаю вам обезболивающий укол. Придёт врач и точно скажет о выписке. С рёбрами долго не лежат, всё зависит от тяжести травм. Глядя на вас… Думаю, неделю. Но так как вы ценный гость, ой, пациент, вас могут здесь и подержать подольше. Особенно с головой.

— Завидный пациент?

— Богатый. Таких здесь любят.

— Ты слишком честная.

Пожимаю плечами и пытаюсь аккуратно усадить мужчину на кровать. Чувствую, церемониться с ним не надо, раз он такой живчик. Но отчего-то в этот раз не сопротивляется. Сажаю его в кровати, заранее приподняв спинку. Ставлю столик с тарелками перед ним и проверяю, не забыла ли чего.

Спать хочу ужасно!

— Приятного аппетита, — желаю ему и иду на выход.

— Стой, — доносится в спину. Останавливаюсь. Оборачиваюсь. И в этот раз я не выдерживаю и смотрю в его лицо. Сердце делает быстрое «ту-дум».

Да бред какой-то…

К кардиологу схожу. Сегодня Инна Фёдоровна на смене, должна принять.

— Покорми меня.

А?

Смотрю в серьёзное лицо. В серых глазах – ничего. Ни игривости, ни флирта. Или он тщательно скрывает свои эмоции за толщей льда?

— Это не входит в мои обязанности, — парирую, не собираясь этого делать.

— Твоему больничному комплексу нужно финансирование?

Закусываю губу.

В голове снова всплывают слова Сергея Александровича:

«А мы за тебя перед отцом твоим слово замолвим».

Нельзя так делать. Это унижение.

Покормить человека, который не может это сделать из-за ожога рук – да, но когда он в порядке…

А Бодров со мной играет. А я зачем-то вступаю с ним в эту игру.

Поэтому оборачиваюсь, дохожу до его кровати. Ставлю рядом стул.

— Я делаю это не для финансирования.

Хватаю вилку, накалываю кусочек запечённого овоща. У мужчины меню здесь лучше, чем меню всей столовой. Для него отдельная еда. Качественная и более вкусная.

Глава 4

– Что? – любезно, через силу, улыбаюсь, держа в руках карты пациентов, которых мне нужно обойти в ближайшее время.

– Дай мне телефон, – в приказном тоне и манере машет мне рукой, подзывая к себе. – Я свой оставил дома.

Недовольно выпячиваю губки вперёд. Всегда так делаю, когда мне что-то не нравится. Ещё телефон свой ему давать… Но надо же как-то известить родственников, раз он свой номер не даёт.

Но можно было и по-другому попросить!

Но он не просит ведь. Приказывает.

Подхожу к нему, останавливаясь в метре. Чтобы ничего не выкинул. Но шприц со снотворным у меня всё ещё в кармашке, наготове. Использовать я его не собираюсь, но для успокоения души помогает.

Протягиваю свой телефон аккуратно. Не касаясь его пальцами. Я боюсь реакции своего тела на его кожу.

Он принимает его, заходит в быстрый набор и записывает чей-то номер. Прислоняет телефон к уху, а я отхожу, чтобы не подслушивать.

– Это Бодров. Я сейчас в тридцать пятом больничном комплексе. Привези мне планшет, вещи и телефон.

Я не слышу, что говорит собеседник на том конце.

– Тогда купи новый. Брату и родителям о том, что я в больнице, пока не сообщай. Ульяна беременна, не хочу её тревожить.

Что за Ульяна? Его девушка?

Лёгкие сдавливает, и я… Ревную?

Дикость. Ревновать мужчину, которого знаю меньше суток.

Он меня приворожил что ли?

Машу головой. И в этот момент тихий властный голос, обращается уже ко мне:

– Забери.

Оборачиваюсь, гляжу на протянутую руку и телефон. Возвращаюсь к нему, забираю свою вещь.

– Даже «спасибо» не скажете? – кидаю ему укоризненно. – Или вы этого слова не знаете?

– Скажи сумму, – на полном серьёзе, прожигая серыми глазами, беспрекословно чеканит. – Я не благодарю словами.

Фыркаю.

– У меня и без вас денег хватает, – разворачиваюсь и иду вон из палаты. Надменный индюк. – Приду через три часа, принесу вам обед. «Спасибо» говорить не надо, это моя работа. Ах, вы же не можете.

Выхожу в коридор, мысленно его проклинаю.

Мудак.

И такие мудаки чаще нравятся девчонкам, чем нормальные мужчины.

И жалко, что я девчонка. Потому что даже его поведение не гасит интерес.

Я ухожу с мыслями о том, кто эта Ульяна. И даже работа не помогает мне отвлечься.

Мда… Влипла же, на свою голову.

Мирон

– Ты пунктуальна, – замечаю, смотря на заснеженный парк. Несмотря на это находятся смельчаки, сидящие на лавочках.

За спиной раздаются лёгкие шаги медсестры, с жутко очаровательным голосом:

– Почему?

– Прошло три часа, – взгляд падает на настенные часы. – Ни минутой больше или меньше.

– Ждали меня так сильно, что засекли время? – ехидно раздаётся за спиной. И стук. Принесла поднос с едой. – Обед готов, повелитель.

И опять эта насмешка.

Оборачиваюсь, замечая улыбку. Пытается её спрятать.

– Смешно, – ни дрогнув ни одним мускулом. – Будешь так называть меня в другом месте.

Заслуживаю её взгляда. Враждебного, злобного. Но такой лживый. Показывает свою неприязнь, а на деле флиртует, хоть и неосознанно.

– Обязательно. В ваших фантазиях.

Прикрывает на мгновение глаза. Разворачивается, взмахивая каштанового цвета волосами. Я помню их запах. Вкусный запах цветов.

– Приятного аппетита, – снова говорит мне, но на выходе.

– Останься. Поможешь мне.

Опускает ладонь на ручку двери.

– Опять покормить вас с ложечки? Справитесь сами.

– Нет. Ты плохо перевязала бинты. Спадают.

Эти слова её останавливают. Не смотря на меня, меняет направление, подходит к шкафчику у стены, доставая упаковки с бинтами.

– Садитесь, – указывает на кровать.

Мной ещё столько никто не командовал, как она. Но послушно сажусь на край кровати. Она пять встаёт между моих раздвинутых ног.

Взгляд неосознанно скользит по тонкой фигуре. Ей бы в модели, а не в медсёстры. Выглядит аппетитно. И на мордашку симпатичная. Без косметики, со своими ресницами и не нарисованными бровями. Редко такую встретишь в наше время.

Невольно втягиваю её запах. Всё же цветы. Мимоза? Нарциссы? Не пойму.

– Хватит меня нюхать, – насмешливо произносит, снимая с меня бинты, и откладывая на стальной поднос, постоянно стоящий рядом с кроватью.

– Запрещено?

– Думаю, если я расскажу вашей девушке о вашем поведении, ей не понравится.

– Девушке?

Когда она успела появиться? Во время аварии?

– Жена. Неважно. Я слышала о беременной девушке. По телефону.

Говорит серьёзно, мрачно.

Невольно смеюсь, наклоняя голову вперёд. От любопытного тона в груди всё разгорается. Касаюсь лбом её груди. Мягкая, хорошая. Двойка, как минимум.

Снова поднимаю взгляд на её лицо. В карих светлых глазах обескураженность и всё та же мрачность и недовольство.

А мои руки всё же неосознанно падают на её бёдра.

– Ревнуешь?

– Уберите, – грозно, не в её стиле, бросает. Послушно убираю руки, забавляясь над её реакцией. – У вас опять кровь пошла. Может, перестанете не соблюдать рекомендации врача?

– Ульяна – не моя половинка, – игнорирую её слова, сжимая до боли ладони в кулаки. Она завела неприятную для меня тему. Ульяна – нечто большее. Но в то же время мне никто. – Это девушка моего сводного брата. Беременна она тоже от него. Если тебя интересует.

– А… – приоткрывает свои пухлые губы. И расслабляется.

– Теперь я могу снова взять тебя за бёдра?

– Нет, – снова серьёзна как никогда. Делает перевязку в этот раз намного туже, чем утром. И я так залипаю на её сосредоточенном лице, что не сразу замечаю пятно крови на её форме.

– Не пяльтесь, – опять недовольно звучит.

– Я тебя испачкал, – на всякий случай предупреждаю её.

Опускает взгляд вниз.

– Блин, – ругнувшись, оттягивает голубую рубашку. С утра была розовая. И этот холодный цвет идёт ей больше. – Почему именно сейчас, а? У нас проверка через пятнадцать минут.

Глава 5

С трудом захожу в палату. Не хотела этого делать сегодня – так же, как и вчера. Но этот подонок обзвонился. Нажимал кнопку вызова медсестры непрерывно.

Вчера я смогла ещё избежать своей участи – уехала домой, чтобы нормально помыться, переодеться и выспаться.

А сегодня опять вышла на смену. И куковать мне здесь до завтрашнего утра…

И его терпеть.

Ну, как сказать… терпеть.

Пересиливать себя.

Потому что я – идиотка. Раз все эти часы без него умудрялась думать о Бодрове.

Во-первых, я была возмущена, что он подсматривал. Возмущена, обескуражена, но… внутри всё трепетало.

Идиотские чувства. Долбаное сердце.

И ему ведь не прикажешь!

Но впервые я встречаю такого мужчину. Напористого, грубого, холодного. И всё это заводит не на шутку.

Вот и сейчас переступаю порог палаты, не зная, что и делать. Нужно быстро всё закончить и бежать делать уколы. Я прервалась неожиданно, по приказу начальства, мне даже пришлось всё бросать.

Не знаю, как так вышло, но я схватила несколько ампул, бросила в карман рубашки. А они настолько важные, что потеряй я или разбей хоть одну – мне капец.

А у меня их три!

И теперь я вся как на иголках, но в предвкушении прохожу вглубь палаты, стараясь не смотреть на красивого наглеца.

Но взгляд всё равно приковывается к пустой постели.

Останавливаюсь неподалёку от двери.

Сбежал, что ли?

— Ты сегодня припозднилась, — звучит над самым ухом. Я вздрагиваю и, взвизгнув, как мышка, вся сжимаюсь. Даже металлический поднос падает на пол. Я его вообще взяла как щит для защиты от него.

И замешкавшись, попадаю в его ловушку.

Ладонь на талии вызывает мириады мурашек. И тянущее чувство в груди.

— Испугалась?

Поднимаю резко взгляд, встречаясь с серо-карими бездушными глазами.

— Я бы на вас посмотрела в этой ситуации...

Мои пальцы уже обхватывают его ладонь в надежде убрать её. Опять эта странная реакция. Бесит она меня.

Как и этот взгляд, вызывающий дрожь.

И его губы, шепчущие:

— Вчерашняя девчонка была скучная. И покладистая. Сразу легла ко мне в койку.

— Что?.. — выдыхаю.

Да быть того не может! Вчера на смене была Настя.

По ней не скажешь, что она готова…

Но нет! Не это сейчас важно!

— Вы что, в этой палате?.. — голос на мгновение обрывается. Мало того, что он сделал это в неподходящем месте, так ещё и… с какой-то девушкой.

Ревность пестрит, распускаясь, прямо как павлиний хвост.

— Вы – мерзкий человек, — выдаю, не стесняясь.

А он, резко нахмурившись, отворачивает меня от себя. Делает шаг вперёд, вжимая меня в стену животом. Пальцами впивается в запястья, несильно заламывает мои руки и, впечатав в стену, касается губами уха.

И опять тело реагирует неправильно. Натягивается как тетива, готовая к любой манипуляции мужчины.

Горячий воздух летит на кожу вместе со словами:

— Не беспокойся. Она меня не вставила. Слишком быстро согласилась.

В животе что-то лопается.

Облегчение? Да ну!

Плечи опускаются вниз, а я на мгновение успокаиваюсь.

Снова напрягаюсь, когда понимаю, что что-то мокрое растекается в районе пупка.

Да нет… Не может быть.

Дёргаю руками, а они крепко сцеплены за спиной.

Не прошу меня отпустить. На адреналине наступаю ему на ногу, толкаюсь бёдрами и вырываюсь, когда хватка слабеет от удивления. Как можно быстрее отдаляюсь от него.

Испугано тянусь ладонью к карману. Рубашка влажная…

Смотрю вниз – по форме растекается небольшое пятно. А в кармане хрустят осколки ампул…

Какого чёрта они разбились?! От какого-то толчка в стену?

— Спасибо, — выпаливаю в защитной реакции. Поднимаю гневный взгляд на равнодушного мужчину.

Опять у меня из-за него проблемы. Вчера, теперь сегодня. И чувствую, если не объясню начальнику, что это случайность, то мне капец.

Сжимаю ладони в кулаки и, оставив поднос в помещении, выбегаю из палаты с бурлящей яростью и несусь от Бодрова как можно дальше.

***

Грёбаный день. Он когда-нибудь закончится?

Кажется, сегодня всё идёт против меня. Разбила ампулы. А теперь не могу найти их. Выложила, дура, из кармана, положила на маленький металлический поднос. И пока переодевалась… он куда-то пропал.

Я начинаю сходить с ума.

Я же достала осколки, да? А не закинула их вместе с рубашкой в стиральную машинку, заболтавшись с заведующей прачечной?

Запускаю пальцы в волосы. Совсем поплыла… Устала, заработалась, ещё и Бодров добивает.

А буквально через час моих поисков… меня на ковёр вызывает Иванов.

Как на иголках дохожу до его кабинета.

Плохое предчувствие подкралось незаметно и стойко засело в груди.

Я уже знаю, что сейчас будет.

— Ярина, — опасно начинает, щурясь так, что напоминает мне хитрого лиса, — у тебя сегодня ничего не пропадало?

Уже узнал…

— Отчётность вечером будет в полном порядке?

Вжимаю голову в плечи.

— Я сейчас всё объясню.

— А мне не надо объяснений! — вдруг начинает орать, возвышаясь надо мной. Хочется машинально превратиться в букашку. На меня так отец орёт при каждой встрече. — Почему я узнаю о пропаже препарата от Насти, и она же приносит мне пустые ампулы от него, а?!

Значит, Настя. Овца, блин, вечно завидующая.

— Это вышло случайно, — говорю через силу. — Вещество пролилось. Никто ничего не украл, в чужие руки не попало. А стекло… разбилось. Я не представляю как. Я немного ударилась. Вы же сами знаете, какие они хрупкие…

— Случайно ты мозги дома забыла! — опять начинает с наездом. Прячу ладони за спиной и чуть ли не выламываю себе пальцы.

Ненавижу, когда на меня кричат… Но уже так привыкла, что стойко вывожу это, впиваясь в плоть ногтями.

Молчу. Ничего не говорю.

Толку? Он всё равно не услышит.

— Блядь, и вот что ты молчишь? — хватает меня одной рукой за грудки. Меня передёргивает, от испуга вышибает воздух из лёгких. — Думаешь, это шутки? Ты, дура с золотой ложкой во рту, уволившись, побежишь к папочке за деньгами, а нам что делать?! Ты проблемы не себе создаёшь, а нам!

Глава 6

— Мирон Дмитриевич, мы понимаем, что Ярина на данный момент ближе всех к вам, но это не повод её защищать…

— Я не защищаю, — мужчина наклоняет голову набок, всё ещё вызывая во мне удивление. Оцепенела, даже пошевелиться не могу. — Их разбил я, когда пытался трахнуть вашу медсестру. Вам так понятнее?

Глаза на лоб лезут.

Он вообще знает, что такими вещами… не делятся с посторонними?

Иванов, кажется, тоже в шоке.

— Понятно, но…

— Ясно, — сухо и недовольно летит от него. Вонзает взгляд в меня. — Выйди. И принеси мне поесть в палату.

Я не сразу понимаю, что он обращается ко мне.

— Ну, чего встала? — повторяет мне с наездом.

Я не знаю, зачем и для чего он это делает, но от какого-то испуга и неизвестности семеню на выход.

Выбегаю в коридор, закрываю за собой дверь ординаторской. И решаю не подслушивать, а сделать так, как он говорит. Отношу ему в палату уже приготовленный обед. Застилаю постель, чтобы успокоить нервы, и не знаю, что ему потом сказать.

Вопросов у меня много. Как и эмоций.

Дверь с еле слышным шорохом открывается. Его услышать тяжело, но сейчас я на нервах.

Наблюдаю за вошедшим в палату Бодровым. Только сейчас понимаю, почему он такой живой и активный после аварии. Фамилии соответствует.

— Скучала? — отчего-то улыбается. Впервые вижу именно улыбку, а не усмешку. И… это очень красиво. Настолько, что я теряюсь. И если хотела до этой секунды бурно напасть на него с вопросами и претензиями, что могу и сама со всем справиться, то сейчас всё идёт по одному месту.

И вместо ярких эмоций тихо, чувствуя неловкость, выдаю:

— Зачем вы это сделали?

Хмыкает.

— Неделя пребывания в этом месте сведёт меня с ума. Если тебя уволят – будет прискорбно.

— Так вам весело…

Я знала это и до нашего разговора. Так почему становится так плохо?

Мирон делает шаг вперёд, надвигаясь на меня. Останавливается рядом, позволяя ощутить запах его тела и шампуня. Прекрасный аромат настоящего мужчины…

Поднимет ладонь, касается пальцами тёмной пряди, выбившейся из хвоста.

— Отчасти.

Не шевелюсь, задержав дыхание.

Нужно убрать его пальцы, но не могу.

— Зато тебя не уволят.

Здесь он прав. Но… не хочется мне после этого оставаться под кураторством Иванова. Он похож на моего отца, когда кричит. А я его не перевариваю.

Поэтому увольнение было бы наилучшим исходом.

Но я рада, что останусь здесь и продолжу быть девочкой на побегушках…

— Спасибо, — искренне выдыхаю.

Его серо-карие глаза блестят в дневном свете.

Мужчина наклоняется вперёд. А я, не мигая, врезаюсь в него взглядом. У нас будто идёт борьба. Кто первый отведёт взгляд – проиграет.

И это делаю я, когда его губы уже почти достигают моих.

Жар от его тела отрезвляет.

И я делаю стремительный шаг вправо и убегаю, на выходе кидая смущённое:

— Приятного аппетита.

Выбегаю из палаты, хватаюсь за сердце. Не от того, что мне плохо. Хотя…

Мне хреново. От его стука. От агонии, в которой оно бьётся.

Грудную клетку сдавливает так, будто я сейчас умру.

Кислорода не хватает, и я пытаюсь прийти в себя.

Жуть. Какая-то жуть…

Это что, разочарование? От того, что не позволила себя поцеловать?

Возможно…

Но ты ведь хотела этого, Ярина? Хотела…

Жутко хотела и… теперь чувствую себя погано. Я никак не отблагодарила его, ещё и обломала себя. Или спасла?

У меня никогда не было случайных связей. Да, был секс, но… Для меня это странно. Вот так, с первым встречным… Но тянет меня к нему как магнитом.

Через полчаса я уже хочу вернуться к нему в палату.

Но меня останавливает Иванов. Не даёт вернуться, сделать ошибку. А я почти собралась. Но начальник ошарашивает. Просит прощения за инцидент. И бросив несколько слов, обиженный, уходит.

Его гордость задета.

И в этом постарался Бодров?

Опять становится тепло.

Необычное чувство… Меня никто и никогда не защищал. Отец, наоборот, спускал всех псов на меня, даже если я никак не фигурировала в истории. И в этом случае он встал бы на сторону начальника, обгадив меня с головы до ног.

Так уже было.

Когда сын его партнёра стал моим первым мужчиной, и мы разошлись… В этом тоже оказалась виновата я. Раз не смогла удержать такого мужика. Бесполезная, никчёмная. Ещё и девственность потеряла. Цена на меня сразу стала ниже в глазах отца.

А тут…

Опять становится плохо. За рёбрами творится что-то неописуемое. А в животе… Бабочки одна за одной поднимаются и порхают.

Витаю в облаках до самого вечера. И буквально сгораю, будто меня накачали несколькими литрами возбудительного. Пульс весь день выше нормы, а щёки горят как ненормальные.

Бью себя по щекам перед его палатой. Уверенно захожу, оставляя ужин на столике. Мужчина снова стоит у окна, будто выискивая там что-то интересное. Не смотрит на меня. Но такое ощущение, что на коротко стриженном затылке всё равно присутствуют опасные, сводящие с ума глаза.

— Ужин принесла.

— Оставь.

Так холодно, что пробирает до дрожи.

Больше ничего не говорит. Но и я не ухожу.

Собираю силы в кулак.

— Спасибо вам. За то, что заступились.

Оборачивается. Ни один мускул на лице не дрогнул.

— Не за что.

И всё? Не будет колких шуток? Приставаний? Ничего?

— У вас что-то случилось? — срывается молниеносно с губ.

— Нет.

Опять разговор не удался. Атмосфера в воздухе меняется и, кажется, становится чужой. А мне всё хуже. Опять не по себе. И если весь день я мучилась от того, что испытываю влечение к нему, то теперь… меня кроет от его отчуждённости.

И я, как дурочка, делаю шаг вперёд.

Ещё один.

Мужчина не отводит взгляда, будто выжидая, что я выкину.

Поднимаю ладони, обхватывая его лицо. И подаюсь вперёд, вставая на носочки и целуя его прямо в манящие губы.

Глава 7

Мирон

Девчонки нет. Вместо неё эта пигалица. Поманишь рукой – живо запрыгнет в койку.

Ярина тоже это сделала, что ожидаемо. Но… по-другому.

После неё нет отвращения. И я сам хотел, чтобы она сдалась.

— Где Ярина? — смакую её имя на языке. Необычное, красивое.

Медсестра строит глазки, подходит к моей постели.

— Она уволилась сегодня утром, — поёт как соловей.

Разочарование. Меня настигает это сраное разочарование.

Уволилась после того, как я трахнул её?

Выглядит так, будто это она воспользовалась мной и ушла.

Усмехаюсь, проводя большим пальцем по губам.

Удивила она меня вчера. Сама сделала шаг навстречу. Поцеловала. Отдалась.

Хорошо было. Боли не чувствовал. Ни в голове, ни в рёбрах.

А как она пыталась не стонать… Всё до сих пор зудит. А грудь раздувает от удовольствия. Недолго. До этого момента.

Она ушла, и рёбра заболели. Особенно слева.

А разве они сломаны там?

Хрень. Она обычная, ничем не примечательная.

Да, помогла отвлечься. Да, понравилась. Да, зажгла необычный огонь во мне.

Впрочем, захочу – найду. Но этим заниматься не собираюсь.

— Будем делать перевязочку, м?

Я игнорирую флирт этой девицы. Встаю с кровати и иду к шкафу, доставая свои вещи. Лера, моя помощница, привезла их вовремя. Думал, что задержусь здесь до конца недели, но смысла теперь нет.

Снимаю белую больничную рубашку. Расстёгиваю пуговицу за пуговицей. Пальцы делают, а сам я проваливаюсь в волшебный вчерашний вечер. От него по тонкой паутине – к нашей первой встрече.

В день после аварии. Очнулся – и в то же время провалился. В карие светлые глаза.

Есть в ней что-то цепляющее. Взгляд, поведение, острый язык, смелость. Хоть и молоденькая, но уверенная.

— Вы куда? — жужжит над ухом надоедливая медсестра.

Так как всего вышеперечисленного я уже не увижу здесь – я ухожу.

Переодеваюсь, не отвечая на вопрос. Заказываю такси, по пути звоню брату. Только с утра сказал ему, что буду через неделю, но планы кардинально поменялись. Я возвращаюсь домой.

Спустя несколько дней

— Рады знать, что с вами всё в порядке. Мы все были шокированы тем, что вы попали в больницу.

Ничего не отвечаю на слова этого жополиза. Делаю глоток кофе, посматриваю на своего юриста.

— Долго ещё? — выкатываю претензию. Надоело ждать. Рёбра болят. Обезболивающие пью, но ни черта они не помогают. Хочу просто раствориться. Уйти отсюда, побыть одному. Даже домой не хочется. Там мой брат и почти что приёмная дочь. Будем считать так.

Я решил не портить никому жизнь. Пусть. Отрицательный тест на отцовство – так отрицательный.

Я искал свою кровь, Ульяну, несколько месяцев. Искал своего ребёнка. Корил себя за то, что оставил её тогда, после смерти матери. Отсылал денег, забивал на неё. До одного момента.

Помню как сейчас.

Я стою, курю возле тачки, пока водитель побежал в магазин. Дождь льёт как из ведра. А мне плевать. Рассматриваю проезжающие мимо машины, затягиваюсь, гублю лёгкие.

Мамашка с сыном перебегают через дорогу.

И прямо на моих глазах капот машины сталкивается с женской фигуркой на пешеходном пешеходе. Ублюдок уезжает, не остановившись. А тело отлетает, как мешок с костями, и с хрустом падает на мокрый асфальт.

Сигарета падает из рук. Срываюсь с места, подбегаю к женщине. Проверяю пульс – уже не дышит. Умерла от удара.

А её сын смотрит на меня так… что я сам едва не подыхаю на месте. В этих маленьких голубых глазах проносится всё. От отчаяния до гнева. От страха до опустошённости.

Он умер там, вместе с ней, заплакал, упав рядом.

Помню, как оттащил его от тела матери, пытался сделать так, чтобы не травил себе душу. Успокаивал, разговаривал. Что абсолютно не в моём стиле.

А когда всё закончилось, узнал, что и отца у него не было. Никого. Остался совсем один. Маленький, не способный выжить. Лишённый родительской любви.

А потом я вспомнил, что после интрижки с деревенской девчонкой, которая рано умерла, у меня осталась дочь. Которую я кинул. Оставил. И хоть у неё были бабушка с дедушкой… терзало это изнутри. Чувствовал себя ублюдком. Хотел помочь, дать всё.

Помог тому мальчику, устроил в хорошую семью. За то время, что мы были вместе, и я решал дела с усыновлением, – он открыл мне глаза. Показал, каково это – быть родителем.

И я захотел своего ребёнка.

И сразу, как выдалась возможность, я нашёл Ульяну. Свою кровь. Думал, буду отличным родителем. А дочь оказалась… не моя.

Это расстроило. Разочаровало.

Но я понял одно. Ещё не поздно стать отцом. Подержать на руках своего ребёнка. Увидеть, как он сделает первые шаги. Как заговорит. Пойдёт в школу. В армию, если родится пацан.

Эта мысль прочно засела в голове.

И я не отступлюсь.

Выберу женщину. Осеменю, заберу ребёнка.

Всё звучит легко и просто. Но, сука, есть, блять, несколько «но».

Все эти несколько дней из головы не вылезает эта паршивка. Та самая – темноволосая, милая, но в то же время шипастая, как роза.

Порывался найти. Но останавливал себя.

Запутался. Хочу её себе, но в то же время… Чёрт его знает.

В моих ближайших планах – ребёнок. Вряд ли она, став моей, так быстро согласится забеременеть.

— Изучил, Мирон Дмитриевич, — юрист вырывает меня из мыслей, протягивая листы бумаги. — Можно подписывать.

Забираю их из рук, ищу поле для подписи.

— Ну, Илю-юш, — слышу где-то отдалённо. Так глухо, что сразу понимаю – звук раздаётся не в кабинете. Не в этих четырёх стеклянных стенах. Знакомый красивый голос, в секунду поднимающий предвкушающую волну от живота к груди и до самой шеи. — Расскажи!

Девчонка!

Поворачиваю голову вбок.

Взгляд натыкается на стойку, по одну сторону которой стоит шикарная шатенка. Молодая, красивая, выносливая, судя по фигурке… В белом платье-футляре с треугольным вырезом на груди. Худенькая, аккуратная и…

Глава 8

Воспоминания обрываются, когда всматриваюсь в тест на беременность.

Бодрова хватило надолго. Всё дошло до того, что мы и правда заключили брак по расчёту. Точнее, он и мой отец. Конечно, я была крайне возмущена, хотя старалась не показывать этого своему жениху. Он вызывал отторжение и в то же время притяжение. Я его боялась. Пыталась оттолкнуть. И каждый раз притягивалась сильнее.

Мы… Оба. Полюбили друг друга. По-настоящему, искренне.

Но надолго ли нас ещё хватит?

В наших отношениях образовалась брешь. Не всё так крепко, как вначале. А всё из-за меня.

Одна полоска. Снова.

Разочарованно выкидываю тест в мусорку. И проговариваю вслух слова, которые стали для меня мантрой:

— Тест может не показать. Но анализы не соврут.

Сегодня поеду и узнаю результаты.

А пока расстроенная возвращаюсь в гостиную, падаю в кресло. Возвращаюсь к бумагам, связанным с моим салоном красоты. Никогда не думала, что свяжу свою жизнь с индустрией красоты. Но… пришлось. Влилась. Мне нужно быть идеальной женой. Ради него…

Вновь расстраиваюсь. Пытаюсь собрать мысли воедино. А они ни в какую не хотят этого делать. Я расстроена. Жутко расстроена и хочу заплакать. Но… я разучилась. Выплакала уже всё.

— Ты была у врача?

От внезапно прозвучавшего голоса мужа вздрагиваю, отрывая взгляд от бумаг. Рефлекторно смотрю на наручные часы, подаренные Мироном на первый месяц наших отношений. Я часто опаздывала, и в укор мне – он сделал этот подарок.

Но тогда я не обиделась. Лишь прижала коробочку к груди, улыбнулась и впервые почувствовала, насколько я счастлива. Брак по расчёту перерос в настоящий, пропитанный любовью союз.

И снова угас.

Хм, Бодров вернулся с работы непривычно рано.

— Ещё нет, — откладываю документы на стол и поправляю только недавно уложенные в салоне волосы. — Поеду через час.

Прячу взгляд, смотрю куда угодно, но только не на мужа.

— Но я сделала тест, — бросаю вдогонку.

Сердце бьётся где-то в горле. Пальцы холодеют, желудок скручивает от нервов. Может, стоило промолчать? Не расстраивать его раньше времени?

— И?

Мужчина, разминая шею, падает на белый кожаный диван. За его спиной, словно призрак, возникает девушка. Его помощница, Лера. Раздражающая личность.

Подаёт ему планшет. Мирон работает даже дома. И тащит сюда своих секретарш.

А мне говорить на эту тему при ней не хочется. Это личное.

Обсуждать проблемы моего здоровья при ней…

— Одна полоска, — закусываю губу, ощущая подкатывающие слёзы.

Столько неудачных попыток, что я уже должна была привыкнуть.

Но до сих пор не могу.

Никогда не думала, что буду ждать две решающие полоски. Они могут спасти нашу семью… Разваливающуюся, полную холода и контроля.

— Ожидаемо, — бесцветно кидает муж. — Можешь не ехать к врачу. Бесполезно.

Больно. Он делает так больно, будто сам вбивает нож в моё сердце.

Любимый муж, вечно разрывающий грудную клетку, снова делает это.

Почему я полюбила такого жестокого, холодного мужчину?

— Нужно удостовериться. Я не доверяю тестам.

— Ярина, — требовательно называет меня по имени. Делает это каждый раз, когда недоволен моим поведением, — прекращай. Я решил нашу проблему.

Резко поднимаю взгляд на Мирона.

Что значит «решил проблему»?

Рассматриваю Бодрова, любуясь им, как в первую нашу встречу. Вновь влюбляюсь в него, несмотря на несносный характер. Он красивый, мужественный. Любитель рубашек и классических брюк. Всегда опрятен, стильно подстрижен и приятно пахнет.

Никакие морщины и серебристые волосы его не портят.

— Вчера я был в агентстве.

— В каком ещё агентстве? — вызывает недоумение.

Может, он что-то перепутал?

— По суррогатному материнству, — выдаёт, в секунду выливая на меня ушат холодной воды, от которой застываю. — Я нашёл кандидатку, и уже завтра будет первая процедура. От тебя ничего не требуется. Мы уже убедились в том, что…

Он кидает взгляд на мой всегда плоский живот, прикрытый белым пиджаком.

— Потерпим неудачу.

— Что ты сказал? — шепчу онемевшими губами и надеюсь, что мне послышалось.

Нет. Быть того не может.

Я всего лишь задремала днём после салона, и теперь всё это – неприятный сон, от которого я вот-вот проснусь.

Подбираюсь на кресле и сильно сжимаю кожу на ладони.

Не просыпаюсь!

— Раз ты не можешь забеременеть, — холодно, будто мы друг другу никто, кидает Бодров, даже не глядя на меня. Планшет ему интереснее жены, — я решил, что это сделает суррогатная мать.

Я хочу переспросить во второй раз.

Но знаю, что его это разозлит.

Да и не хочется давать сучке Лере за его спиной повод позлорадствовать.

Он и так унижает меня в её присутствии, снова делая акцент на моём бесплодии.

— Мирон, к чему такая срочность? — с трудом скрываю нервоз и обескураженность. — Мы пробуем всего два с половиной года, и уверена, если не сейчас, то потом у нас всё получится!

— Я устал ждать. И хочу наследника.

Закусываю губу, чувствуя, как останавливается сердце. Знаю, как муж хочет детей. Но ничего не могу с собой поделать. Я – дефектная. Сколько бы ни ходила на обследования, ни пила эти витамины, лечебные чаи… ничего не помогает.

— Я не могу. Это будет чужой для меня ребёнок от незнакомой женщины…

— Почему незнакомой? Через несколько месяцев она переедет сюда. Познакомитесь.

Все мысли обрываются.

Дыхание сбивается.

— Ты привезёшь сюда какую-то девицу, в которую засунут твою сперму, и я должна буду жить с ней под одной крышей в ожидании чужого малыша? — на секунду срываюсь и повышаю голос.

— Это будет наш наследник, — Мирон поднимает на меня предупреждающий взгляд своих невероятных глаз – карих у зрачка и серо-голубых к краю радужки. Чувствую, что ещё одно слово – и он осадит меня прямо перед Лерой. Она сама обескуражена не меньше меня. — Его будешь воспитывать и растить ты.

Глава 9

— А мне что, теперь нельзя решать, где спать? — кидаю с вызовом. Знаю, что разговаривать с ним так нельзя. Но не здесь, где никого нет. В спальне мы другие.

Это единственное место, где я могу говорить с ним искренне. Говорить то, что думаю. Орать на него, кричать. Показывать свой поганый характер. Впрочем, я его таковым не считаю. А вот мой муж часто делает на нём акцент.

— Не ёрничай, — смягчается во взгляде. — Это обычный вопрос. Моя жена ночью непонятно где. Этому должна быть причина.

— Ты серьёзно? — не сдерживаясь, выпаливаю. Нервы на пределе. Кажется, зайди этот диалог дальше, я начну кричать. — Несколько часов назад ты сказал мне, что сделаешь суррогатке ребёнка!

Да это немыслимо!

— Не волнуйся, — поворачивается ко мне всем телом. Делает шаг вперёд, пропитывая своим запахом воздух вокруг меня. И снова я вдыхаю его – и будто снова травлюсь. Аромат у него головокружительной. И волшебный. Стоит мне вдохнуть его – я тут же расслабляюсь. Но всего лишь на секунду.

Соберись, тряпка!

Это не твой муж!

— Будет процедура ЭКО. Я не собираюсь тебе изменять.

Его ладонь тянется к моим мокрым волосам.

— Это называется уважение к своей супруге.

Мои пальцы несутся к его руке. Хлёстко бьют.

Так нельзя. Вот это – точно. Даже наедине.

— Ты настолько уважаешь свою супругу, что даже не посоветовался с ней. Не подумал о её чувствах. Ты думаешь, я хочу воспитывать чужого ребёнка?

Молчит. Цепко смотрит на свою ладонь.

Зря я, наверное, это сделала.

Поднимает на меня пронзительный, убивающий взгляд.

Снова шаг вперёд. Его жестокая ладонь в моих мокрых волосах. Сжимает их, тянет, наклоняя мою голову назад. Наклоняется так близко, что я ощущаю жар его кожи каждой клеточкой тела.

— Нашего ребёнка.

Прикрываю глаза. Перевожу дыхание.

— Я не смирюсь с этим.

— Тебе придётся.

— Я твоя жена, а не заключённая. У меня есть право. Право уйти от тебя.

— Кто тебе позволит, Ярина? — из груди вырывается тяжёлый рык.

Конечно, он не позволит, но… я устала. От этого холода, от этой отчуждённости. От собственнических замашек. Я не его вещь. И не игрушка.

Только Мирон так не считает. Врезается властно в мои губы. Насилует их до боли в груди, в мышцах. Внутри всё рассыпается. От разочарования к себе. После того, что он сделал, я по-прежнему чувствую к нему любовь.

Это притяжение убивает. Особенно сейчас. После того, что он сделал я отвечаю на поцелуй. Жмурюсь, ненавидя сама себя, но целую, растекаясь перед ним лужицей.

Последний раз. Последний грёбаный раз, когда я почувствую его рядом. Перед тем как сделать всё, чтобы разрушить нашу отравляющую связь.

Он сошёл с ума, помешался на своей навязчивой идее завести собственного ребёнка.

Снова в голове тот разговор.

И ладони утыкаются в его плечи. Отталкиваю, делаю шаг назад, вытирая демонстративно губы.

— Пошёл в ад, — угрожающе шепчу, вытягивая руку вперёд. А его это только забавляет. Озорной блеск в ледяных серых глазах. Редкость! Из-за этой редкости я ценила все вечера с ним…

— Только если с тобой.

Снова шаг вперёд. Пытается обнять. А я подаюсь в сторону.

Глупая попытка сбежать. Глупая…

Он ловит меня со спины, обвив сильными руками. Под мои отчаянные брыкания кидает на холодную постель.

Тяжело дышу и смотрю на него снизу вверх.

Понимаю, что не сбегу. И его это только заводит.

Он уже на грани.

Грудная клетка вздымается, ноздри раздуваются в нетерпении. Наматывает на кулак пояс моего халата, рассматривая моё тело.

Когда только успел?

— Я не хочу сейчас это обсуждать. Спальня существует не для этого.

— Ага, — саркастически выпаливаю. — А для чего? Для любви? Прости, но сегодня ты убил её всю.

Он выгибает изумлённо бровь. Подаётся вперёд, забираясь на кровать. Рефлекторно ползу назад, пытаясь закрыться халатом.

Мирон перехватывает мои руки. Делает это всегда, когда пытаюсь скрыть безобразное тело. Я его ненавижу за свои шрамы, оставленные отцом.

Мой муж заставил меня полюбить собственное тело, но…

— Я ведь тысячу раз говорил тебе, — вибрирующий тембр проникает в сознание и успокаивает. Теряю бдительность. А пояс халата, который он накручивал на свой кулак, уже обвивает мои запястья. — Не закрываться.

Закусываю губу.

Не могу. Теперь я ненавижу себя ещё больше. За то, что никак не могу забеременеть.

— Твоё тело принадлежит мне, — дёргает за ленту, из-за чего руки летят вверх. А я сама падаю спиной на подушки. Это не первые наши связывания… Но сейчас мне страшно.

Поднимаю ногу, упираюсь ступней ему в грудь. Не даю сделать то, чего он так хочет – привязать меня к кровати.

— Я не хочу тебя, Бодров. Или ты собираешься меня изнасиловать?

Несмотря на мою ногу, делает секундный порыв. Ступня соскальзывает с рельефного идеального тела. Несколько умелых движений – и вот я со связанными руками. Кручу сжатыми ладонями, ощущая скованность.

Паника захлёстывает.

От взгляда Мирона. От его пальцев между моих ног.

Проводит ими вдоль мокрых складок. Я знаю, что уже возбудилась. Но не от этих прелюдий. Его запах действует на меня как афродизиак.

— Кого ты хочешь обмануть? — поднимает ладонь вверх, показывая два мокрых пальца.

— А с чего ты взял, что я думаю о тебе? — впервые говорю эти слова с ним наедине. Вообще где-либо. Я никогда не позволяла пускать даже шутки на эту тему. Боялась его. Он ревнивец до мозга костей.

Но мне плевать.

Считай, я уже стою на площади. Голова в петле. Осталось только прыгнуть.

— Знаешь, у Евгения длинные пальцы, — вспоминаю имя его партнёра. — Не хотела признаваться, чтобы не портить твоё самолюбие. Но я часто представляю, что они во мне, и…

Замолкаю.

Звериный взгляд душит.

Лёгкие сдавливает.

Его пальцы развязывают пояс его чёрного халата, который он всегда надевает после душа.

Глава 10

С утра с трудом встаю с постели. Запахиваю халат, купаюсь в тишине под душем, наблюдая за стекающей в слив водой и пеной.

Точно так же улетели все чувства, все выстроенные между нами доверительные отношения. Я ведь… нашла в нём опору. Единственного важного человека в моей жизни.

Отец вечно считал меня ошибкой. Из-за того, что я выжила, а мама – нет. Тогда, в пожаре, мы были вместе. И я должна была уйти вслед за ней.

С тех пор он и стал меня ненавидеть. Не ценил. Хранил на будущее, как инструмент. И воспользовался мной, когда Бодров неожиданно решил жениться на мне.

Сначала я была против, а потом… поняла, что такое быть любимой… Что такое ласка, нежность, забота. Пусть она и не проявлялась так открыто, ярко, как у других.

Мирон сам по себе сдержанный человек. Не скажет, что волнуется обо мне, но места себе не найдёт, оборвёт телефон, если я задержусь или не выйду на связь.

По крайней мере, так было раньше.

Человек, выдернувший меня из омута страданий, равнодушия и спасший от одиночества, предал меня.

Разрушил всё одним вечером.

Но я не буду плакать. Наплакалась вчера ночью.

Поднимаю голову, смотрю в зеркало. Лицо отёкшее, глаза красные. Мне придётся немного постараться, чтобы это скрыть перед встречей с его партнёрами.

Моё присутствие там необязательно, но он любит выставлять меня на всеобщее обозрение, будто хвастаясь и говоря, какая у него красивая картинка рядом. Изредка спрашивал моего мнения. Брал за компанию.

И вот сегодня всё то же самое.

А я не знаю, как идти с ним под руку. Как улыбаться остальным, как говорить, что я люблю его.

Пытаюсь понять его.

Неужели он так хочет детей?

Да, я знаю, что он жутко этого желает. Он даже принял неродную ему Ульяну… И хочет своего малыша или малышку.

И всё, что мне нужно, чтобы это сохранить – забеременеть.

Нужно было.

Этого не произойдёт. Не произошло ни два года назад, ни год назад, ни даже полгода назад, когда мы решились на ЭКО. Потерпели неудачу. Вторую, третью… Решили переждать. Пробовать самим, ожидая чуда…

Не дождались.

Что я только не делала! Я прошла стольких врачей, и у каждого был свой диагноз, который опровергал другой доктор, говоря обратное.

Медицина идёт вперёд, но я всё равно топчусь на месте.

Вот Мирон и не выдержал.

Пусть. Он получит то, чего так хочет. Увидит своего желанного наследника. Но воспитывать я его не буду. Как и терпеть суррогатную мать. Мне плевать, каким образом его сперма в ней окажется.

Шумно выдыхаю, пытаясь собраться.

Сейчас у нас встреча. После неё я еду к юристу, который подготовит мне бумаги о разводе. И дальше…

Посмотрим, что будет дальше. Не хочу загадывать.

Выхожу из душа, сушу феном волосы, которые за ночь превратились в гнездо. Выпрямляю утюжком и, не имея сил на сложные причёски, оставляю их распущенными.

В гардеробе не заморачиваюсь над выбором сегодняшнего наряда. Укороченные брюки, шпильки, обычная майка и безразмерный чёрный пиджак.

Усмехаюсь, рассматривая себя в зеркале. Траурный цвет под стать настроению.

Обычно я крутилась перед зеркалом, оценивая результат, в попытке угодить Мирону. А сегодня… плевать.

Хватаю сумочку, проверяю время. Встала я вовремя. Биологические часы не подвели даже после истерики. Я успела собраться, выйти на улицу и дойти до машины, в ожидании стоящей у ворот.

В салоне уже сидит Бодров. Смотрит в планшет и не отвлекается от него, когда я сажусь рядом.

Сразу отворачиваюсь к окну.

И в ту же секунду на колено падает горячая большая ладонь.

Закусываю губу. Хочется скинуть её с себя, но сдерживаюсь.

Сегодня я буду послушной и хорошей. Если хочу, чтобы он подписал бумаги о разводе.

А пока тихо смотрю на привычные пейзажи, мимо которых мы проезжаем каждый день. Бодров решил жить за городом. Свежий воздух полезен для детей…

— Как спалось одной? — вдруг доносится будничный голос мужа.

Странно. Он всегда едет молча, работая в планшете, и не дёргает меня.

Решил поговорить? Пусть со своей суррогаткой теперь общается.

— Замечательно, — отвечаю ему в тон. — Оказывается, удобно.

Хочется продолжить, сострить. Но водитель всё слышит.

После десятисекундной тишины он сухо бросает холодное:

— Ясно.

Вот и поговорили.

За всю дорогу – всего несколько слов.

Разве так разговаривают супруги? Раньше для меня это было нормальным. Я не отвлекала его от работы. А теперь… мы словно чужие люди. Просто он подбрасывает меня до того же ресторана, куда нужно и ему.

Подъехали к месту, остановились, Бодров первым выходит из машины. Галантно открывает мне дверь, протягивая поистине мужскую ладонь. Большую, грубую.

Но я игнорирую её, выходя из салона сама. Показала всем, какой он хороший, и хватит.

Ему мой жест не по душе. Сжимает ладонь в кулак и начинает закипать.

— Так, — жестоко, нетерпеливо кидает.

Осматриваюсь, понимая, что мы здесь одни. Лера обычно уже стояла бы перед дверями ресторана, приехав на десять минут раньше. Она любит угодить Мирону…

— Где твоя помощница? — перебиваю его и с трудом беру его под руку. Тяжело. Но это скорее привычка. Или механика на уровне этикета. Когда ты строишь из себя идеальную жену… нужно соблюдать свои правила.

— Решил, что справимся и без неё.

— Ясно, — отвечаю в его манере, направляясь вместе с ним на территорию ресторана. Он решил остаться на улице, заняв столик в самом углу под навесом, скрываясь от жаркого солнца.

— Вчера… — вдруг начинает Бодров, усаживая меня за стол.

Напрягает.

И… обнадёживает?

Задержав дыхание, поднимаю взгляд вверх.

Он скажет, что передумал? И у нас всё станет хорошо?

— Я поступил неправильно, — сердце пропускает удар. Он садится рядом, а я почти не дышу. — Не стоило вмешивать Леру в наши дела.

А…

Глава 11

— Хочешь развестись – дерзай, — спокойно говорит муж. Подаётся вперёд, вновь берёт планшет и теряет ко мне интерес. — Через суд. Не забывай про брачный договор, который до сих пор в силе.

Я вздыхаю.

Ладно, этого следовало ожидать…

Выбор у меня один – идти к юристу отца и лишиться всего, что у меня есть. Не беда. У меня есть родитель, который на первое время подкинет мне деньжат. Устроюсь потом на работу. Мозги имеются – выкручусь.

Встречу мужчину, забуду Бодрова. Возьму ребёнка из детского дома и буду жить счастливо!

Разворачиваюсь на каблуках, быстро выхожу из кабинета. Иду по коридору, разыскивая контакт Ильи Михайловича, у которого сегодня была. Пишу ему короткое сообщение, чтобы сделал всё, лишь бы мы развелись. Неважно, с какими последствиями.

Возвращаюсь обратно в спальню. Смысла жить в гостевой нет. Мирон снова придёт. И либо Либо этот вечер закончится сексом, скандалом, либо он просто отнесёт меня к нам в комнату.

Я в клетке. В заточении. И выход из этой ситуации один – развод.

С нетерпением жду, когда ответит Илья Михайлович. Постоянно проверяю телефон – сообщение ещё не прочитано.

В какой-то момент вздрагиваю от неожиданности и накалённых нервов, когда дверь в спальню резко открывается. Алексей.

— Приехали гости. Мирон Дмитриевич сказал вам спуститься.

Опять мне плясать перед ними?

— Скажи, что мне нехорошо.

Даже врать не приходится.

— Приехали Ульяна и Майя. Уверены, что не хотите пойти?

От одного имени в груди ёкает. Майя…

Маленькое солнышко, притягивающее к себе всё внимание и любовь. И в особенности Мирона. Хоть Ульяна и не его родная дочь, но внучку он обожает. Наверное, это единственные моменты, когда я вижу его искреннюю тёплую улыбку.

Поэтому… Проявляет он эмоции в двух случаях: когда трахает меня и когда видит Майю.

Подскакиваю с кровати. Нет, пропустить это я не могу.

Говорю Алексею, что сейчас спущусь. Сама быстро направляюсь в гардеробную, переодеваюсь в обычное белое летнее платье и спускаюсь вниз, в зал, где наверняка расположись гости.

Не ошиблась. Булата нет – наверняка вышел покурить. Застаю в гостиной троих – Ульяну, сидящую в кресле и поглаживающую небольшой животик, и Мирона с Майей на руках.

Бодров, услышав мои шаги, поднимает горящий взгляд. Сердце пропускает удар. Только из-за этих глаз я готова была продать душу дьяволу. Искрящиеся, счастливые. Мечтательные…

Мне больно, но одновременно я рада. Что снова увидела, как растаяло сердце мужа.

— О, Ярина, я думала, ты не спустишься! — задорно восклицает зажигалочка. Ульяна именно такая. Непоседа, не сидит на месте. Вот и сейчас подскакивает с кресла, подлетает ко мне, упираясь в меня круглым животиком.

Я так рада за неё… Вторым ребёнком беременна.

Скоро у нас в гостях будут бегать не одна пара ножек, а две.

Это здорово. Но… Каждый раз думаю о нашем несчастье. О том, что у нас этого не будет. А я в ближайшем будущем уйду из этого дома и больше никогда не увижу людей, к которым прикипела.

И его невероятную сдержанную улыбку – тоже…

Бодров держит Майю на руках, водит носом по её щеке.

— Кто такая красивая? — вибрирующим от удовольствия голосом тепло проговаривает Мирон.

— Так гены чьи? — улыбается девушка, намекая на их род и отлипая от меня. Она единственная, кто не знает всей правды. Но в это дело я не лезу. Сами разберутся. Не родная, так не родная.

И несмотря на это, он всё равно бережно относится к этой малышке.

А как бы он вёл себя со своим ребёнком? Так же? Или по-другому?

Хотела бы я увидеть…

Стискиваю зубы и кулаки.

Стоит бояться своих желаний, Ярина. Мирон как раз делает всё, чтобы ты лицезрела это собственными глазами.

— Извините, — с трудом сдерживаю слёзы. Опять. Надоело это состояние. — Мне нехорошо. Поэтому не смогу составить вам компанию.

Ульяна, судя по глазам, теряется.

Я впервые так поступаю. Бегу. От этого мужчины, от этих людей.

— Даже не подержишь Майю на руках? — удивляется. А есть чему. Я всегда, желая своего ребёнка, нянчилась с Майей, когда выдавалась возможность. Не выпускала её из рук. А тут… Мне просто больно посмотреть в сторону Мирона и малышки.

— Прости. Не сегодня.

Развернувшись, возвращаюсь обратно в спальню. Думала, у меня поднимется настроение, а в итоге укатилось ещё сильнее вниз, на дно.

Чувствую себя тварью.

Падаю на кровать, проверяю телефон.

Блять. Да что же за день такой? Они все сговорились?

«Простите, Ярина. Изучил ваш вопрос. К сожалению, не могу вам ничем помочь».

Спасибо! Просто спасибо!

Готова швырнуть телефон в стену. От злости.

Урод. Слился.

Но ничего. Найду другого!

Рыскаю по интернету, перебирая лучших специалистов. Пишу всем подряд. Почти все отвечают, просят прислать фотографии брачного договора.

И после этого сразу же идёт короткое сообщение: «Нет, не возьмусь».

Все до единого.

И кажется, дело не в договоре. А в моей фамилии. Бодрова.

Наверняка этот скотина позаботился. Ни один специалист не соглашается.

Подонок.

Вот, значит, как… Не любишь, но отпускать свою будущую няньку на волю не хочешь?

Урод-урод-урод.

От разочарования хочется зареветь.

Не хочу это осознавать, но… он влиятельнее. Авторитетнее. И богаче.

Он выиграет. Во всём.

Но мириться я с этим не собираюсь.

В отчаянии звоню отцу. Он редко отвечает на мои звонки. И этот наверняка специально игнорирует.

Сбрасываю.

Бесполезно.

Наверняка он уже в курсе, ведь я обращалась к Илье Михайловичу.

И помогать мне не станет.

Никто не пойдёт против Бодрова. Ни-кто.

Только я такая дура…

Прикрываю глаза, закрываю их руками. Сдерживаю льющиеся по щекам слёзы.

Нужно выдохнуть… переспать с той мыслью, что все меня кинули. И искать новые решения и новые.

Глава 12

Останавливаюсь в каком-то баре. Даже не знаю, известный он или нет. Не воняет сигаретами – и ладно. Этот запах мне напоминает о муже, которого сейчас проклинаю всеми известными мне проклятиями.

— Что будете, красавица? — молодой бармен привлекает моё внимание, подмигивая. — Текилу? Водку?

Я сглатываю, боясь даже слова «водка».

— А что-нибудь помягче? Полегче?

Я не настолько уверена в своём организме.

— Мохито, — усмехается. — Напиток истинной леди.

— Нормально, — киваю. Начну с него.

Пока бармен делает коктейль, осматриваюсь по сторонам. Народа немного. Парочка влюблённых в углу. Позади меня – компания хохочущих девушек.

Невольно залипаю на них.

Молодые, свободные… Беззаботные.

Проводят время в своё удовольствие.

Завидую.

Вздохнула, взгляд скользит дальше. На двух мужчин, разговаривающих между собой. Тут же отворачиваюсь от них.

На секунду мелькает мысль изменить Мирону. Вот так. В отместку за ту боль, что он мне причинил. С кем угодно!

Но это выше моих сил. Я не смогу. Не пойду против себя, своих принципов.

Жалкая и слабая.

— Ваш мохито, — бармен протягивает мне стакан, кусочки льда тихонько звякают о стенки. — Приятного.

— Спасибо.

Обхватываю трубочку губами и делаю первый глоток. Ещё один, ещё.

Достаю телефон, пишу Ульяне. Прошу прощения за то, что сегодня произошло. За то, что некрасиво поступила.

Проверяю заодно рабочий чат. И тут же закрываю его.

— Я пришла сюда напиться, — напоминаю себе.

Делаю ещё один маленький глоток.

Мохито делает то, что нужно. Немного развозит, расслабляет. И выпила немного ведь.

Может, поехать в караоке?

Ой, нет. Не сейчас. Может, после второго стакана или третьего… Да, лучше после третьего.

— Девушка, — я не сразу понимаю, что это раздаётся возле меня, по левую руку. Поворачиваю голову, замечая парня, который только недавно сидел со своим другом за столиком в нескольких метрах от меня. — Вы сегодня самая красивая в этом баре. Позвольте угостить вас коктейлем.

— Не нужно. Я сама за себя заплачу.

Благо у меня есть наличка. Чтобы Мирон не отследил по карте. Оповещения о покупке по его безлимитке сразу отправляются к нему.

— Да ладно, не будь такой гордячкой, — начинает второй. — Это подарок.

— Хм, — наклоняю голову набок. С каких пор у нас такие добрые люди появились? — Ладно. Пусть.

Я делаю ещё один глоток мохито, посматривая на этих двоих.

Один, что ближе ко мне, вдруг опускает ладонь на мою спину. Через неплотную ткань безразмерной белой футболки всё чувствую.

— Давай познакомимся? Меня Лёша зовут.

— А меня Филипп. Для друзей – Филиппок. Но для тебя буду кем угодно!

Незаинтересованным взглядом осматриваю этих двоих. Они оба старше меня. Лет на пять максимум. Одеты в дерзкие потёртые джинсы. Оба в клетчатых рубашках, которые заправлены в брюки.

— Вы не в моём вкусе, — говорю сразу, понимая, что они с Бодровым и рядом не стояли. Мой муж стильно подстрижен, всегда хорошо одет. У него не торчит из одежды пупок, как у того, второго – Филиппка. И у него изо рта точно не воняет, как у первого…

— Извините, — кидаю чисто из вежливости и отворачиваюсь. Бармен ставит передо мной второй коктейль. Видимо, подарок от этих двоих.

Лёша, кажется, до сих пор не убрал свою руку.

Видел бы это Бодров…

— Убери, — настоятельно рекомендую.

— Чё это? Не твоего поля ягоды, да?

Не поняла…

— Айфон, золото. Насосала, а теперь морду воротишь?

Насосала?

Округляю от шока глаза.

Для меня сейчас это как пощёчина. Красная тряпка для быка. Ибо по сути… Так и есть. Миллиардер трахает меня, я получаю за это деньги. Любовь с его стороны? Её нет. Была бы – не собирался бы делать меня нянькой.

Мудак.

Хватаю мужика за руку и сбрасываю со своей спины. Становлюсь смелее от выпитого алкоголя.

— Я пришла отдохнуть. А теперь свалите, — говорю им и тут же обращаюсь к бармену: — Эй, у вас охрана здесь есть? Их можно как-то убрать отсюда? Мешают мне отдыхать.

Пусть звучит высокомерно.

Но я слишком ценю свободные минуты, чтобы лишаться их из-за каких-то нахалов.

Внезапно в моих распущенных волосах, на самом затылке, появляется чья-то рука. Больно сдавливает, отчего я шиплю и кривлюсь.

За спиной слышится громкое «ой», а от бармена летят ругательства:

— Эй, давайте только не здесь?

— Ок, без проблем. Сейчас мы эту мажорку на место поставим. Не хочет она с простыми пацанами знакомиться!

Намеренно тянет меня на себя, меня буквально стаскивают со стула.

Всё происходит в считаные секунды.

Перед глазами от мохито чуть плывёт.

Адреналин плещется в венах. Как и испуг.

Это действие пробуждает воспоминания. Как отец таскал меня за волосы, кидал по всей комнате.

Я забыла, что это такое, когда в моей жизни появился Мирон. Любимый Мирон, крепкое плечо и надёжный тыл… Моя огромная стена, которая рухнула, оставляя меня без защиты. Одни обломки…

И теперь я вынуждена схватить один из них – и кидаться, спасая себя сама.

Не понимаю, как пальцы сжимают стакан с мохито, который оплатили эти двое.

Секунда.

И рука вместе с коктейлем летит в мужика.

Жгучая боль пронизывает ладонь от удара. Слышу треск стекла. Хватка на волосах слабеет. Рука горит. Щиплет от алкоголя, что льётся на пол. Не прозрачный, как в стакане. А смешанный с кровью. Чёрт его знает – с чьей.

— Какого?.. — говорит кто-то из них.

От волнения и страха перехватывает дыхание.

Поднимаю взгляд вверх. Смотрю на свои пальцы в порезах и осколках. И на голову мужика, за которую он хватается и резко присаживается на стул.

— Блять… — шепчет и тут же устремляет яростный взгляд на меня. — Ну, сучка, ты за всё ответишь.

Хотела свободы, Ярина? Получай.

Мирон тебя здесь не контролирует. А вот начальник смены в полиции – да. Закрыл тебя за решёткой. И ушёл. И это после того, как я тому ублюдку ещё и первую помощь оказала, чтобы не сдох. Хотя… Стакан хреновый там был. И не сильно он поранился.

Глава 13

Грёбаное заточение закончилось. Три недели сумасшествия. Никуда не выйти, ни с кем не встретиться и не поговорить. Даже не отдохнуть от этой клетки, от Бодрова.

Всё вернулось на круги своя. Мирон закрылся. Отстранился. Стал холодным. В доме меня вообще не замечает – злится. Постоянно смотрел на мою израненную руку, кривил лицо.

Явно был недоволен, что даже в свет меня не выведешь с такими травмами. Я два вечера ему испортила! Он пошёл туда без жены. Вроде должна гордиться, но… Грустно в этих стенах. Ещё и тошнит постоянно.

На мгновение я допускаю мысль, что беременна, но…

Горько усмехаюсь. Невозможно. И даже плакать сил нет.

Делаю тест на беременность. Показывает две полоски.

Должна радоваться, но… Не знаю, зачем делала его, зная, что подобных случаев уже было штук десять. Тест показывал беременность, а на деле…

Ничего!

Но я всё равно еду в клинику. Она стала для меня вторым домом. Каждый месяц я сдаю анализы. Последние я, кстати, так и не забрала. Бодров тогда огорошил меня новостью про суррогатку.

Взяв водителя, без которого выезд в город мне пока запрещён из-за невыносимого характера мужа, первым делом я еду забирать результаты. Затем к терапевту, спросить что-нибудь от тошноты.

Кажется, мохито был ядрёным. После него чуть ли не каждый день тошнота. Скорее всего, дело не в нём, конечно. Но в чём именно – надо узнать. Если не беременность и не отравление… Может, болезнь какая. Чёрт его знает.

Останавливаюсь у клиники, выхожу из машины, вдыхая полные лёгкие летнего воздуха. Настроение немного становится лучше. Вокруг гуляют незнакомые люди, и… Мне этого так не хватало.

Я жутко скучаю по работе. Куда и поеду сразу после того, как заберу анализы. Провалюсь в неё, в документацию… Заживу!

А потом, когда Бодров отвлечётся на свою беременную суррогатную женщину – исчезну из его жизни. Осталось придумать как.

Как решиться. И как сделать так, чтобы он меня не вернул.

От одной мысли сердце сжимается.

Люблю суку. Подонка этого. Несмотря на всю боль, обиду.

Иногда чувство может притупиться, но лишь на часы, дни. А потом… Всё с новой силой вспыхивает.

Проклятье, а не жизнь.

Захожу к своему лечащему врачу, забираю результаты с анализами. Беру их уже без интереса. Не спрашиваю, как там дела. Кажется, Маргарита Львовна сама уже устала от меня. Поэтому молча, без лишних слов и не взглянув на результат, протягивает мне бумажки.

Изучаю их, шагая по коридору клиники, где пахнет любимыми запахами. Медикаментами, хлоркой. Классное место. Жалко, что сюда больше не вернусь…

Всматриваюсь в цифры напротив ХГЧ. Впервые вижу такие огромные…

Эта не те пять единиц.

Далеко не те…

Это значит?..

Сердце останавливается, тело цепенеет. И лист с результатами плавно опускается на пол. Смотрю вниз, не мигая.

Это не тест. А анализ, где взяли мою кровь.

Он не может ошибиться.

Но и я не могу быть беременна. Чудес не бывает.

Я столько лет пила эти гормональные таблетки, и… ничего!

А тут… Наверняка меня с кем-то перепутали.

Анализы сдам уже завтра. А сегодня… Я иду в регистратуру, прошу сделать мне УЗИ. В ближайший час. За большую сумму денег мне быстро находят окошко, и уже через десять минут я лежу на удобной кушетке рядом с врачом.

Спускаю брюки и смотрю на плоский живот. Не верю, что там кто-то может быть.

Надежда угасла. Давно…

Холодный гель падает на кожу. Всё тело током простреливает.

Напрягаюсь, когда женщина дотрагивается до живота датчиком.

Волнуюсь. Дико волнуюсь.

Молчит ещё. В кабинете гробовая тишина. Только звук работающих приборов.

Смотрю на чёрно-белый экран. Никогда не понимала, что там можно разобрать.

— Спешу вас обрадовать, — говорит женщина-врач, после длительного молчания. Пульс от этих слов подпрыгивает до небес. — Вы беременны.

Беременна.

Слово набатом бьёт в голове.

Всё тело цепенеет, а эти слова никак не укладываются в голове.

Это же невозможно.

Кто-то надо мной шутит?

Даже спросить вслух не могу.

Я сижу ни живая ни мёртвая.

Я думала, что тест бракованный. Что анализы не мои.

Два года у нас ничего не выходило, а теперь, когда наш брак на грани развода, а мой мужчина изменился до неузнаваемости…

Две полоски… Беременность.

В груди зарождается непонятный испепеляющий огонь. Радости?..

Когда я в последний раз чувствовала это?

Не знаю, как и реагировать.

Счастлива настолько, что не могу пошевелиться.

Мы сделали это… Сделали…

— Есть ещё одна хорошая новость! — восклицает доктор.

Превращаюсь в статую и не шевелюсь. Замираю в ожидании.

Она не представляет, что никакая новость не перебьёт уже озвученную.

— Что там? С малышом всё в порядке?

— С обоими всё хорошо. Сердечки работают, как моторчики.

Обоими? Сердечки?

— Двойня… — вырывается из горла.

Ладони опускаются на плоский живот, и мне плевать, что всё в геле.

Там, в этом бесполезном до этого момента теле… в унисон бьются два сердца.

Я вижу это на экране.

Два года безуспешных попыток, диагноз «бесплодие», и…

Такое чудо. Когда я совсем уже отчаялась.

И в такой тяжёлый для меня период. Я хочу развестись, а Бодров не отпускает меня… И ещё…

Наверняка суррогатная мать уже беременна от него.

Прошло две с половиной недели.

Была уже ведь не одна процедура?..

— Да-а-а, ваш муж наверняка счастливчик, – улыбается она. – В следующий раз приходите вместе. Или дать вам снимки с собой?

— Нет! — выкрикиваю, подскакивая с кушетки, чем вызываю недоумение врача. Быстро вытираю полотенцем гель и застёгиваю брюки дрожащими пальцами. И судорожно, нервно выдаю: — Ему нельзя об этом знать.

Я знаю, как он обрадуется. Ведь он желал этого сильнее всего на свете.