– Давно не виделись, Арина. Ничего сказать мне не хочешь?
Она тут же испуганно замирает, закрывая руками живот. Словно я сейчас ее бить туда собираюсь. За зверя меня держит… Даже обидно после всего, что было.
Было.. Как часто лежа рядом возле Марины я прокручивал в голове образ Арины, то какой податливой и послушной она была.. Думал о том, кто ее сейчас трахает, даже проезжал мимо того комплекса, где видел ее с тем мужиком. Сам не знаю зачем – убедится, что она такая какой я решил ее видеть. И тут эта беременность.
— Ничего.
— Мой? — почему – то я уверен, что да. Так много раз я забивал на защиту… Именно с ней. Да и судя по словам Аллы, с профессором у нее ничего не было. Дамир, который оказался подрядчиком в моем проекте тоже отрицал интимную связь с Ариной. Но и про беременность смолчал.
— Нет, конечно. Кто бы посмел залететь от сына президента?
Забавная. Ершится как ежик. Вот — вот и фыркать начнет.
— Ерничаешь, Ариш, а я ведь не шучу. Лучше сама скажи, или поедем прямо сейчас тест ДНК делать.
Она поджимает губы, отворачивается, поглаживая живот, к которому мне невольно хочется прикоснуться. Но давлю в себе этот порыв. Ни к чему это. Нужно обсудить все, решить как будем взаимодействовать дальше.
— Да зачем это тебе?! – неожиданно взрывается она. Тот факт, что она умеет так кричать я заметил еще при расставании. Тогда мне не понравилась эта черта, а сейчас… Сейчас я хочу чего угодно от нее, даже крика. — Какая разница?! Твой, не твой! Или что, ты резко воспылал ко мне любовью и хочешь создать семью?
— Не смеши. Твоя беременность — мой косяк. А за косяки приходится нести ответственность.
— Женишься на мне? – задает прямой вопрос, а я головой качаю. Не время. От слова совсем.
— Обеспечу тебя и ребенка всем необходимым.
— А если я откажусь? Я не хочу иметь с тобой ничего общего, понятно? Ты мне противен! – врет, а от лжи даже щеки краснеют. Она стискивает руки, сжимает их в замок, словно боится что не выдержит и кинется бить или обниматься.
— Рот закрой! —даю понять, что ее истерики ни к чему. — А захочешь ты, потом быть с этим ребенком или стать просто суррогатной матерью, выбор за тобой.
— Ты не посмеешь отобрать у меня ребенка! Ты не… — опять начинает задыхаться, но я тяну ее к себе, мельком смотрю на расплющенную грудь.
— Радуйся, дура, ты своим залетом получила золотой билет. Никаких братьев ублюдков, никакой работы по вечерам, никакого голода. Или хочешь, чтобы твой ребенок стал таким, как твои родственнички?
— В том, что он станет таким, как ты, тоже нет ничего хорошего, — шепчет она, пока я приближаю лицо. Отворачивается, в грудь руками толкает. Не хочешь, не надо.
— Воспитывать его будешь ты. Так что только от тебя зависит, каким он станет, —отпускаю и достаю свой планшет. – Сейчас едем на обследование, потом на твою новую квартиру. И, Арина, не трать мое время. Попробуешь сбежать, найду, ребенка увидеть не дам. По рукам?
— Словно у меня есть выбор.
— Материнский инстинкт – есть не у всех. Так что нет ничего плохого, в том, чтобы отказаться от ребенка и жить своей жизнью. Многие делают из этого бизнес, — поворачиваю лицо, внимательно наблюдая за ее реакциями.
— Вот и нашел бы себе суррогатную, чего ко мне привязался?
— Потому что ты уже беременна. Беременна от сына президента. Наша с тобой задача сохранить все в тайне, чтобы никто ничего не узнал до моей свадьбы... – чертова свадьба, будь она неладна. И беременность. Все так не вовремя. И у отца такой яркий конкурент, не в меру активный.
— У меня бабушка в больнице, — говорит она после паузы, а потом берет свой телефон. – Мне Алла обещала помочь.
Алла…
Забираю у Арины телефон и выкидываю в окно.
— Ты что наделал!? — ревет она. – Ты что натворил!
— Я сам всем обеспечу твою бабашку.
— Мои братья…
— И с ними разберусь… Прекрати истерить.
Она дуется, руки на груди складывает, а я уже предвкушаю, как буду их мять. Даже пальцы покалывает.
— Они тебе рассказали?
— Да, начали шантажировать. Я был у тебя дома, узнал про бабушку, приехал сюда.
— И что, запрешь меня?
— Нет конечно, выходить сможешь до магазина или парка. Но под наблюдением.
— Как великодушно. Смотри, чтобы нимб на мозг не жал.
Прыскаю от смеха. И где пряталася этот дерзкий сурок.
— Мне вот яйца жмут в твоем присутствии. Не хочешь помочь.
— Давай, утопи себя еще больше и изнасилуй беременную. Сыну президента же можно все.
— Карим Артурович, как мы рады, — почти кланяется администратор закрытого клуба, где лишних людей не бывает, а каждый работник получает за свое молчание довольно приличную сумму.
— И тебе привет, Петрович, — снимаю часы, отдаю телефон и кошелек. Все в бокс, который будет храниться в сейфе. Тут не может быть случайных людей, а на входе все сдают любые средства связи. Все, без исключений. – Ты нашел то, что я просил?
— О да, девочка высший класс, при слове "член" краснеет.
— Никакого принуждения, я говорил.
— Нет, нет, что вы? Как обычно, очень нужны деньги. Вроде, операция какой-то родственнице.
— Отлично. Точно девственница? Без сюрпризов?
— Все проверили, перепроверили, проходила даже полиграф. Даже не целовалась ни разу, не говоря обо всем остальном. Снимаю ботинки, как тут заведено, отдаю официантке с жадным взглядом пиджак и киваю Петровичу. — Соглашение подписала, деньги уже перевели на счет. Все четко.
— Ну, смотри, Петрович. Веди, показывай свой аленький цветочек.
Он почти вприпрыжку разворачивается и ведет меня по темному коридору с мерцающими ярко синими огнями. Много комнат. Много услуг. На самый взыскательный вкус. Вот и мне, после всех опытных и услужливых, захотелось обычную деревенскую девушку. Только вот с моей физиономией сложно поехать и найти такую, даже в глубинке. Нашу семью слишком хорошо знают. А вот через клуб Петровича, в котором можно удовлетворить потребности любого человека, можно найти. Но самое главное — все по согласию. Некий договор с дьяволом, где, продав душу, можно получить любую запрашиваемую сумму.
Наконец, путь окончен, и меня приводят в гостиную в бежевых оттенках с шикарным видом на город.
— Несколько минут, Карим. Пока можете попробовать наше лучшее грузинское вино «Усахелаури», а так же закуски и фрукты.
— Петрович, я трахаться пришел, а не жрать. Тащи уже целку. Я тут ночевать явно не собираюсь.
— Понял, прошу прощения. А вот, кажется, и она, — открывает он дверь шире, впуская бледную, как мел, девчонку. На первый взгляд совсем молоденькая, но крупная для такого миниатюрного тела грудь выдает зрелость с головой.
— Документы и соглашение дай, — мне нужно все проверить, чтобы потом не было проблем и осечек. Мне тут же предоставляют папку, в которой полное досье на девчонку с удивительно светлыми волосами. Такой оттенок пытаются подделать лучшие модели мира, а у нее свои, настоящие.
Пальцы колет, как не терпится их потрогать.
— Ты иди, мы тут уже сами, — прогоняю администратора, и он что-то шепнул Арине, судя по документам. Девятнадцать лет. Учится в музыкальном бесплатно. Родители умерли, воспитывается бабушкой. Имеет двух братьев. Ну, прямо Золушка. Соглашение подписала, взяла довольно мелкую сумму, судя по всему, на лечение той самой бабушки. И явно не сама нашла это место. Помогли братья.
Когда я увидел ее, стоящую на автовокзале день назад, пах буквально заломило от желания. Но вот так, в открытую, соблазнять девчонку я позволить себе не могу. Так что просто сказал своему водителю, помощнику и телохранителю.
— Сделай так, чтобы она под меня легла. У такой наверняка есть тупые родственники с долгами.
Убираю папку, наливаю себе вина, потом, немного подумав, второй стакан. Эта мышь так трясется, словно я сожрать ее пришел.
Нарядили ее под стать статусу, в белое. Простой лен с кружевом по кромке груди. Сосков не видно, да и откуда там возбуждение, учитывая, что она пришла продать свою девственность?
Подхожу ближе, втягивая ноздрями естественный аромат ее тела. И мне он определенно приятен. Он будоражит воображение, словно она соткана из спелых яблок и является самым наливным из них.
— Возьми его, — протягиваю бокал, ожидая, что возьмет. И она меня не разочаровывает, обхватывает тонкими пальчиками без признаков лака. – Теперь пей.
Она поднимает взгляд, момент узнавания не передать словами, и мне нравится видеть в ее глазах практически вызов. Своего рода сноб.
— Пей, я сказал.
Она сглатывает, подносит бокал ко рту и наклоняет его. Все выше и выше, пока и без того яркие губы окрашиваются в вишневый. Но мне нужен не глоток, я хочу, чтобы она выпила больше. Чтобы она глотала, потому что я так хочу.
Она давится и проливает несколько капель на пол и себе на сорочку. Красные капли на белом. Это будоражит воображение. Потому что совсем скоро будет так же, когда я заберу ее девственность.
— Ну, как?
— Горько, — отдает мне бокал, и я отношу все на столик, сажусь на диван, чуть расставив ноги, и рассматривая добычу.
— Знаешь, зачем ты здесь?
— Может, вам еще раз соглашение посмотреть, чтобы не задавать глупых вопросов?
Меня даже улыбнуться тянет. Это она пришла выполнять приказы, но ведет себя весьма гордо и достойно. Хороша, даже очень. Даже жаль, что нам отведена всего одна ночь, и у меня не будет шанса покорить эту лошадку своим обаянием.
— Ну, раз знаешь, раздевайся.
Она тут же опускает руки к подолу и задирает его, моментально открывая мне свое тело. Я даже чуть наклоняюсь, чтобы рассмотреть его в подробностях. Пышную грудь, тонкую талию и крутые бедра. Между ногами треугольник русых волос. Тонкие лодыжки, длинные по пояс волосы.
— Чуть лоска, и ты бы могла стать лучшей эскортницей страны.
— Сомнительная перспектива.
— Сейчас это даже модно, зря ты. Может, потом бы еще раз пересеклись.
Она резко прикрывается, на что во мне все бунтует. Я тут же встаю, подхожу близко, хватая крепко запястья и отводя их в сторону. Рассматриваю грудь с особой тщательностью, словно в поисках изъянов, но их просто нет. Одно сплошное совершенство.
— Конечная! — орет водитель, по совместительству мой старший брат Витя, на что сразу поднимается возмущенный гул.
До частного сектора, где живет добрая половина пассажиров минут тридцать. По жаре.
Я перебрасываю косу на левое плечо, подхватываю сумки с продуктами и выхожу из автобуса.
И тут же вижу причину, по которой дорога, по которой и так никто не ездит толком, перекрыта.
Стоят новенькие красные автобусы, которые будет колесить от Москвы до нашего города. Рядом несколько представительных машин, вокруг которых, словно на хоровод, собралась охрана.
Красивые блестящие иномарки очень выбиваются на фоне автовокзала, которому давно требуется ремонт.
— Спасибо хоть за автобусы, — сплевывает брат на землю, вставая рядом. Потом достает сигарету. – Приехали они в шикарных тачках, хотят показать, насколько они добрые и пушистые. Ворье одно…
— А ты не ворье? Кто у бабушки медали дедушкины стащил.
— Да что те медали по сравнению с тем, сколько отмывают эти богатые уроды.
— Ну, они же не просто так богатыми стали. Работали, трудились.
— Я тоже всю жизнь тружусь, но даже на хату не заработал. Им просто повезло родиться в нужной семье.
— Думаешь, они там сидят на всем готовом и ничего не делают? Не думаю.
— А как иначе. Люди на них батрачат, а они только сливки собирают. Ты домой?
— Ага.
— Я к своей сгоняю и тоже приду. Пожрать приготовь.
— А твоя не готовит?
— У нее другие задачи, — усмехается Витька. – Надо и тебе мужика найти. С твоими данными, может, еще заживем.
Окно одной из машин открывается, и я вижу мужчину в солнечных очках. Мне кажется, где – то я его видела. Очень знакомая линия роста волос. Наверняка мелькал в одной из новостных программ, что так любит смотреть бабушка. Опускаю пакеты, чтобы надеть наушники и включить другой плейлист.
— Ладно, до вечера.
Отворачиваюсь, подхватываю ношу и спокойно бреду вдоль дороги к своей улице, подпевая любимой «полналюбви».
Хочу повернуться брату помахать, но он, неожиданно, оказывается, занят разговором с одним из тех амбалов, что охраняли машины.
Потом спрошу, о чем говорили.
Интересно же…
Почти сразу забываю и о новых автобусах, и о тех, кто их поставил. Рисую в уме, куда нужно потратить зарплату, что сегодня выдали. Заплатить за курсы английского, потом за коммунальные платежи и отложить на лечение Генки, может он все – таки согласится. Рано или поздно.
Спустя полчаса, наконец, дохожу до нашего старенького дома с большим огородом.
На пороге как обычно пакеты с пустыми бутылками, на крыльце окурки от сигарет. Ничего нового.
Стучу в дверь, но мне в ответ лишь тишина.
— Бабуля! — зову, открывая дверь, чувствуя стойкий запах перегара. Тут же валяется Генка, что – то бормоча себе под нос. Блин…
Я ставлю пакеты с продуктами на стол, потом уже тащу тощего братца на кровать. Снимаю ему ботинки и накрываю одеялом. Бабушка тоже спит в другой комнате.
Не трогаю, иду готовить кушать, потом кормлю собак. Проходит два часа, а бабушка все спит. На нее совсем не похоже.
Иду в спальню, торможу легонько.
— Баб, бабушка, — уже волнуюсь, трогаю пульс и наконец, она открывает глаза, но так вяло… — Ты заболела?
— Сердце прихватило, Ариш. Хотела придурка этого выгнать, да плохо стало.
— Давай скорую вызовем. Лучше перестраховаться.
— А за скотиной кто присмотрит, пока я бока буду належивать. Это не в вашем этом городе.
— Так я на выходных дома, я все сделаю. Лучше пусть тебя, как следует, посмотрят.
— Ну, хорошо. Только корову не забудь подоить.
— Все сделаю, ты только не волнуйся, — оставляю ее, вызываю скорую и сразу звоню Вите.
— Да, дорогая сестренка, — елейный голос напрягает. Это не то, к чему я привыкла. Обычно брат со мной груб, словно в отместку за мои успехи.
— У бабушки сердце прихватило. Скорую вызвала.
— Здорово!
— В смысле? Ты обалдел?
— Да, наконец, ее обследуют. Знаешь же, как она врачей не любит.
— Точно. Приедешь?
— Да конечно! Уже лечу…
Сарказм или правду сказал, не знаю. Главное я сообщила. А теперь пойду собирать бабушке сумку.
Скорая приезжает через полчаса, за которые я успеваю и сумку собрать и еду доготовить. Даже напоить Генку рассолом. Двое фельдшеров заходят вместе с Витей, лицо которого излучает необычную серьезность. Кажется, вот — вот маска с его лица спадет, но мне не до него и всех странностей с его лицом. Я помогаю бабушке собраться, лечь на каталку, на которой ее выносят в машину скорой помощи, так тяжело ей ходить. Хочу с ней поехать, но Витя первый забирается в машину.
— Ты на хозяйстве. Я все равно нихера не знаю.
— Но я хочу с бабушкой.
— Ариш, оставайся, за Зорькой присмотри, коровушкой моей.
— Я позвоню, — говорит Витька и хлопает дверью перед моим носом. Я взглядом провожаю машину скорой помощи. Горло сковывает обидой. Я бы вернулась назад на такси, но так хотела быть с бабулей. Она хоть и строгая, но самый близкий мне человек. Когда умерли родители, она поднимала нас троих. Братья были уже большие, а мне десять лет. Спуску она мне не давала, воспитывала меня в строгости и запретах. Заставляла много работать, но еще больше учиться. Сидела со мной часами. Учила мудростям жизни.
Не смотреть по сторонам, не бегать по свиданиям и подружкам. Я так порой боюсь ее разочаровать, сделать что – то не так.
Ведь у меня кроме нее и братьев нет никого. После той аварии я даже не помню ничего.
Родителей не помню, хотя братья много рассказывают. Хоть и не самого приятного. Несмотря ни на что я смогла окончить школу с золотой медалью, поступить на бюджет, выбрав профессию, которую бабушка считала благородной.
В доме что – то разбивается и я бегу туда, смотрю, как Генка ищет чекушку.
— Точно, где – то тут было.
— Ген, Ген – не приближаюсь, но зову. – Бабушку в больницу забрали.
Витя сказал, что ничего собирать не надо – одежду выдадут, но я все равно взяла полотенце, гель для душа с любимым запахом яблок, а так, же смену белья. Все это я делала на автомате, онемевшими руками, еще не совсем осознавая для какой цели, я это делаю. Зачем куда – то еду на такси, зачем меня отводят мыться и делают прическу. На каждое действие этих молчаливых людей я смотрю на Витю, но тот одобрительно кивает.
— Все отлично, Ариш, ты умница.
Только вот почему я не ощущаю себя умницей или даже героиней. На душе гадко, хочется напиться воды, чтобы убрать тошноту, хочется оттереть лицо мочалкой, чтобы не видеть этот макияж.
Это не я перед зеркалом. Не я стою в короткой белой сорочке под наблюдением стольких людей.
— Клиент еще не приехал, можешь пока отдохнуть, — предлагает полноватый и вечно опаздывающий директор клуба, в который меня привезли. Подсунули соглашение.
Брат рядом, выпивает виски, смотрит на меня.
— Красивая ты Аринка. Даже жаль, что сестра.
— Закрой свой грязный рот. Как у тебя мысли то такие зародились.
Витя поднимается, идет ко мне, поворачивает к зеркалу, откуда на меня смотрит девушка с небрежной укладкой и макияжем, а ля, я только встала.
— А ты в зеркало на себя взгляни. Чуть макияжа и от простушки ни следа. Не волнуйся, ты не делаешь ничего плохого, — целует он меня в макушку и оставляет одну.
Минута. Две. Три. Я отсчитываю даже не минуты, секунды, словно человечество при неизбежном падении метеорита.
Катастрофа. Армагеддон. Именно эти слова крутятся в голове, пока до слуха доносится оглушительный звук часов. Страх скручивает внутренности узлом, кажется, что воздуха не хватает, а стены все больше давят. Сейчас расплющит меня.
Вскакиваю с кресла, начинаю метаться из угла в угол, пытаясь, договорится с собственной совестью, принципами.
Это просто секс. Рано или поздно это должно было произойти.
Я просто уважать себя не смогу. Даже в зеркало смотреться.
Лучше гордой, но убийцей.
Можно найти другой способ, можно же иначе!
Бабушка может умереть, а через пару дней твое тело даже не вспомнит, как его использовали.
Душа, душа будет помнить. Болеть. Кровоточить. Подсыпать соленых воспоминаний на раны.
Но бабушка будет жить!
Если она узнает, как я ее спасла, она откажется от меня, она не простит.
Она не узнает. Никто никогда не узнает. И ты забудешь, как страшный сон.
Такой страшный, что живот крутит.
Мозг осознает, мозг все понимает, почти смиряется, но что – то внутри бунтует, заставляет метнуться к двери и пытаться ее открыть, дергая ручку.
— Выпустите меня! Я передумала! Я так не могу!
Дверь резко открывается, и я вижу Витю.
— Витюш, милый, я не могу так, я правда пыталась, я приехала, но я так не могу! Как я потом жить с этим буду! Я возненавижу себя! Бабушка поймет, бабушка простит! — уже на истерике ору ему в лицо и вдруг получаю пощечину. Ахаю от неожиданности, смотрю на брата в слезах. За что?
— Успокоилась?
— Ты ударил меня…
— Просто хотел успокоить, объяснить, что, если ты сейчас уйдешь отсюда, мы заплатим в десять раз больше. И придется тебе, сестрица не высокопоставленный чистенький хуй сосать, а Джамала с рынка, который давно на тебя слюни пускает.
Я не сразу понимаю, о чем он говорит. Каждое слово через призму острой обиды за пощечину.
Витя матерится, идет к мини холодильнику и достает пакет со льдом. Прикладывает к моей щеке.
— Держи. Сильно больно? Прости.
— В десять раз больше? Ты уверен?
— А ты всегда подписываешь, не читая? Смирись, на эту ночь ты собственность того, кто тебя купил.
Даже думать про это не могу, а как представлю это самое «сосать» так съеденная еда наружу просится.
Меня ведут по длинным коридорам. На каждый стон или крик я дергаюсь в сторону или торможу, но сзади всегда есть внимательная рука, толкающая меня вперед. Я поджимаю губы, все время пытаюсь одернуть сорочку вниз. Никогда не носила таких коротких. Никогда не думала, что надену.
Все дальше и дальше, сквозь пугающие звуки и мигание света к темной двери, что не сразу и разглядишь. Она открывается, словно пасть огромного зверя, а мне необходимо туда шагнуть. Туда где по ощущениям я полностью потеряю свое я. Свои принципы и правила. Свою личность. Отдам все это на растерзание тому, кто захотел купить мое тело.
Меня должно порадовать, что он молод и красив, но я лишь теряюсь в догадках, зачем ему вообще понадобилось платить за секс. Но это ровно до того момента, пока его лицо оказывается на свету, и я различаю его черты. Узнаю безошибочно принца нашей страны. Старшего сына главы государства. Страх отступает перед злостью. Вбитое уважение к тому, кто делает нашу страну лучше, моментально пропадает. Потому что он не смог главного, воспитать достойно сына. Ведь что хорошего может сделать человек, покупающий секс в притоне. Так и рвутся с языка слова «Вы сегодня без папы?» Но эмоции берут вверх не настолько.
Слежу за каждым его движением, в любой момент, опасаясь нападения. Но он только наливает в бокал вино и начинает двигаться ко мне. Огромным усилием воли не отшатываюсь, когда он предлагает мне выпить. Качаю головой, не готова я нарушить даже такой маленький принцип. Алкоголь зло, он жизни людей разрушает.
— Пей, я сказал, — вкладывает бокал в руку, толкая его к моему рту, наклоняет сам, не позволяя мне избежать падения. Я делаю слишком большой глоток, чувствуя, как пряная горечь встает колом в горле. Проливаю часть вина, оставляя некрасивые следы на белоснежной ткани сорочки.
— Ну, как?
— Горько.
— Знаешь, зачем ты здесь? – Господи, он пьяный что ли? Или поиздеваться решил перед употреблением. Потыкать дичь, перед тем как сожрать?
— Может, вам еще раз соглашение посмотреть, чтобы не задавать глупых вопросов?
Паникую, понимая, что сказала. А главное кому. Но, кажется, сына президента забавляет моя дерзость, потому что он усмехается и, поставив бокал на столик, спокойно садится на диван, кивая.
— Ну, раз знаешь, раздевайся.
Не медлю, сразу срывая пластырь с раны на моей гордости. Стою в чем мать родила, пытаясь понять, о чем он думает, видя меня такой. Взглядом черчу на полу линии лабиринта, в который мгновенно превратилась моя жизнь. И, кажется, выхода нет. Только через чудовище, что оскорбляет меня подобием комплимента.
— Чуть лоска, и ты бы могла стать лучшей эскортницей страны.
— Сомнительная перспектива.
— Сейчас это даже модно, зря ты. Может, потом бы еще раз пересеклись.
Его слова предполагают, что мне это все может понравиться. Что я постоянно буду себя продавать, только уже ради собственной выгоды, а не из-за семьи. Не могу сдержать порыв и прикрываю грудь и лобок, словно прикрываясь от порока, в котором он, судя по взгляду, живет. Что для него норма, для меня лишь грязь.
Левицкий резко поднимается, хватая мои запястья, обжигая их силой, выдавая на одном дыхании.
— Ты красивая, Арина. Помни об этом всегда. Теперь расслабься, выбора у тебя все равно нет.
Почему это не помогает. Почему вместо того чтобы смириться с собственной участью все внутри меня сопротивляется этому человеку. Слезы бесконтрольно льются, пока он наклоняется, прижимается к уже соленым губам.
Пытается поцеловать, показать подобие нежности, отчего становится только хуже, а желание удавиться растет стократно. Верчу головой не позволяя всунуть в себя язык.
Левицкий резко отстраняется, раздраженно фыркая.
— Хочешь уйти? Еще есть шанс отказаться, — ложь. Мы оба знаем, чем все закончится.
— Нет, нет, просто… Обязательно все это?
— Обязательно, ведь без этого ты не возбудишься.
— А зачем мне возбуждаться? Я сюда вас удовлетворить пришла.
— Меня удовлетворит твое возбуждение, так что старайся, — растягивает он губы в улыбке. Пугает до дрожи, трогая мою грудь, мою попу, скользнув пальцами прямо там. При этом он прижимает меня к себе. Меня колотит от страха как от холода. Кажется, что здесь толпа народу и все как один тычут на меня пальцами, крича громко и яростно «Распутница».
Но я не такая, не такая. Я по-другому хотела. Чтобы по любви. Чтобы обвенчаться. Чтобы на белых простынях в кромешной тьме. Правильно. А это неправильно. И что он пальцами своими делает – неправильно, и какие эмоции во мне вызывает своими манипуляциями.
Это просто тело. Это просто товар, которым я пожертвую ради бабушки. Буду стойко сносить все, что он со мной делает. И как в рот язык толкает и как сжимает попу, поднимая меня в воздух, раскрывая ноги, чтобы пояс его обхватила.
Он гладит спину, держит как пушинку, а я обещаю себе, что буду послушной, буду почти неживой, потому что должна, потому что сама на это пошла. Он трогает мою грудь, несет меня к большой кровати, подчиняя своим порочным желаниям. А я смотрю и не могу представить, что он будет со мной сейчас делать, и как будет измываться над телом. Пытаюсь вспомнить все, что видела на ферме. Как покрывает бык корову, как сношаются собаки или коты.
Я лежу перед ним с пошло раздвинутыми ногами, хочу сдвинуть, но Левицкий мотает головой.
— Оставь, мне нравится так.
Как так? Смотреть на срам? Господи, как это ужасно. И как ему это нравится может. И как может мне нравится торс этого отвратительного человека. Он уже снял рубашку и теперь берется за пояс. Я не хочу это видеть и поворачиваюсь на живот, встаю как животное.
— И что ты делаешь?
— Жду, когда вы закончите, — может если не смотреть, то это не будет так ужасно. Может я смогу легче это перенести.
Левицкий усмехается, хватает меня за попу пальцами, сжимая плоть. Вздрагиваю, чувствуя, как от пальцев с мозолями по коже бегут мурашки, словно кто – то впустил сквозняк.
Мне нравится, как смотрятся в желтоватом свете ее сочные половые губки. Сладкие на вкус и запах. Сок течет мне прямо в рот, порождая еще более яркие образы того как все будет между нами сегодня. Пальцы скользят по мокрым складкам, раздражая нервные окончания в еще зажатом теле. Ничего, к утру она сама будет тянуться ртом к моему члену, с удовольствием вылизывая его от основания до головки.
Разминаю мышцы влагалища изнутри, продолжая погружать язык в горячую сердцевину. Впитывать в себя ее нежность и мягкость, продолжая готовить к основному действию. Трогаю самым кончиком клитор, чувствуя, как девчонка вздрагивает. Пальцами левой руки разминаю попку, чувствуя ее упругость. Сжимаю резко, фиксируя, начиная бить в клитор точечно и сильно. Снова и снова, не давая опомниться. Отрываюсь лишь на мгновение.
— Трогала себя?
— Что? — не понимая, вертит головой, размазывая тушь по белой простыни. Вот нахуй они ее красили.
— Трогала себя между ногами, спрашиваю.
Она опускает голову так, что часть волос красиво свешивается, с одной стороны.
Смотрит Арина непонимающе, словно пьяная, кусая губы.
Полные, пухлые губы алого цвета, так напоминающие те, что я целовал только что.
Тут же возвращаюсь к сочной пизденке, прикусывая и посасывая. Чувствуя, как по юному, бледному телу катится дрожь, а кожа покрывается мурашками. Сжимаю руками обе ягодицы. Чуть растягивая их, удерживая в одном положении, пока мучаю ее, почти подводя к оргазму.
Знаю, когда надо ускорится, когда надо, притормозить. Сама она не скажет, но ее сжавшаяся поза, зажатая в кулаках простынь, и скулящие стоны говорят о многом. Оставляю последний миг напоследок, открываясь от горячего меда, которым она истекает.
Поднимаюсь и ложусь рядом, смотря как она дрожит с закрытыми глазами. Пальцами стираю слезы с видневшийся щеки, трогаю припухшие губы.
— Открой глаза, ничего страшного ведь не произошло, — она застывает от моих прикосновений, качает головой, кажется еще не понимая во что ввязалась, когда пришла сюда добровольно. Глажу ее по голове, мягко, по всей длине мягких шелковистых, словно из рекламы, волос, а потом резко дергаю, смотря как она раскрывает рот в крике. А потом уже глаза смотря на меня с испугом.
— Детка, давай уясним раз и навсегда. У тебя сегодня нет права на «нет». Я говорю, ты выполняешь. Все в рамках соглашения, которое ты сама подписала.
— Я не…
— Мне твои оправдания не нужны, поняла? Поняла, спрашиваю?
Она кивает, старательно делая вид, что не ревет, но слезы выдают ее. Я запрокидываю ее голову дальше, слизываю слезы с обеих щек, стараясь быть, не смотря на слова максимально нежным.
— Слушайся детка и получишь столько удовольствия, сколько не подарит не один деревенский утырок. Договорились?
Она пожимает плечами, давая понять, что услышала меня, а потом дает коснуться своих губ, дает поцеловать себя, всунуть язык во влажное тепло. Мычу не разрыва контакта.
— Возьми мой язык губами, соси его как конфету.
Она подчиняется, но на меня не смотрит, а мне нужно видеть ее яркие глаза.
— На меня смотри, не закрывай глаза.
Теперь она сосет мой язык, старательно вглядываясь в лицо. Прям интересно было бы прочитать сейчас ее мысли, хотя и так понятно. Стыд. Неловкость. Но любопытство. Эти чувства борются в ней, но по итогу победит возбуждение, которые зудит между ее красивых ножей. И пока она тщательно обсасывает мой язык, я помогу ей в этом, поглаживая маленькие розовые сосочки, разворачивая юное тело к себе.
Отодвигаюсь, чтобы посмотреть на них еще ближе, смотреть, как легко они из плоских превратились в камушки, как хорошо реагируют на мои действия. Тяну их, отпускаю, смотря, как грудь покачивается. Отличная грудь, которую не каждый хирург сможет создать. Я поднимаю ее ладонями снизу вверх, утыкаюсь в ложбинку, сжимаю свое лицо тесным пленом.
Ложусь на спину, заставляя малышку лечь на себя. Вылизываю соски, прикусываю их, удерживая Арину так, чтобы пах терся об уже влажную промежность, давлю на задницу, пока член горит, синим пламенем. Отодвигаю от себя Арину, кивая на себя.
— Раздень меня, — накрываю бедра и устраиваю ее удобнее на себе. Она вся красная от стыда, в глазах еще отголоски страха, но пальцы спокойно принимаются расстегивать рубашку, открывая впервые, я уверен, мужское тело. А еще я уверен, что ее первый раз проходит со мной на чистых простынях, а не в гараже местного барыги Рашида, потому что, судя по слухам, он тоже хотел ее купить, но предлагал слишком мало. Да, ей очень со мной повезло.
Ей еще многому придется поучиться. Например, действовать проворнее, когда стягивает брюки. Смотреть более игриво, когда спускает с меня боксеры. И она научится. С такими братьями совсем скоро она станет одной из многих, кто за красивую жизнь платит телом. Возможно, через пару лет мы снова увидимся, и наш секс будет более спонтанный и быстрый, на эмоциях и голой ностальгии. Ведь никто никогда не забывает первого.
А пока я наслаждаюсь каждой эмоцией на лице Арины. Тем, как краснеют ее щеки, как сжаты губы в постыдном для нее возбуждении.
Она стягивает брюки по ногам и хочет встать, но я указываю ей место.
— Вернись сюда, — чуть поднимаюсь и обхватываю тоненькое запястье с настолько прозрачной кожей, что видно бьющуюся венку. Подтягиваю ее обратно, чтобы села на меня.
Она не смотрит на член, что бьется об ее плоский животик, пока она попкой давит на мои яйца. Опускает голову, закрывая лицо волосами. Но меня это не устраивает. Я хочу, чтобы она видела, чтобы наслаждалась тем, что сегодня испытает. Я поднимаюсь к ней так, чтобы наши лица были на одном уровне. Убираю волосы с лица, поднимаю их и делаю узел на макушке, максимально приближая лицо ее. Губы к губам, втягивая носом ее прерывистое дыхание.
— И что дальше? — поднимает она-таки взгляд, цепляясь за мой.
— Расслабься, малышка, и тебе будет хорошо.
— Если буду слушаться.
" Давай, котенок, покажи мне себя, покажи на что способна."
Его слова, вместе с собственными стонами все еще звенят в ушах, пока тело зудит после всего что он делал. Чему учил. Лежу на смятых, влажных простынях и не понимаю, как оторвать голову от подушки. Жду, что разбудят поцелуем, как он уже делал. Переворачивал меня, шептал нежности, брал к себе в объятия, все твердя, что лучше меня на свете нет.
Наконец открываю глаза, тру их, щурясь от яркого солнца, что бьет в окно. Смотрю по сторонам, но я одна. Наверное, Карим в душ пошел или насчет завтрака распорядится. Сажусь на кровати, подтягиваю одеяло на покрытую засосами и укусами грудь. Смотрю на дверь ванной, но там тишина, потом на входную, пытаясь понять, надолго ли ушел Карим и как вести себя с ним после всего.
Стыд жжет щеки. С одной стороны, с ним было не страшно, даже правильно, а с другой, за одну ночь я попробовала то, что другие делают далеко не сразу. Было даже ощущение, что Карим торопится съесть все, что ему предлагают. Все виды блюд, словно впрок. Но его слова и намеки говорили о возможных отношениях. Он даже хотел бы познакомиться с моей бабушкой, а значит у него на меня большие планы.
Нет, я обязательно доучусь. Ведь не представит же он отцу необразованную невесту. Я не хочу, чтобы кто – то решил, что я просто пришла на все готовое. Я буду стараться, буду расти до уровня Карима.
Но где же он. Почему так долго не идет?
Свешиваю ноги вниз, когда вдруг дверь открывается и входит женщина в костюме уборщицы. Я застываю перед ней, прекрасно узнавая тетю Раю, подругу бабушки.
Она тут же поджимает губы, подходя к кровати и начиная убираться. А меня тут словно и нет.
— Теть Рай, вы не знаете, где Карим.
— Не знаю я никаких Каримов, давай уже быстрее выметайся, мне ваш срам убрать надо.
Срам? Почему она называет это срамом?!
— Где Карим, он был тут.
— Да кого тут только не было.
В этот момент в комнату заходит Витя, я бросаюсь к нему.
— Вить, где Карим. Ему отъехать надо было?
— Пошли давай – толкает он меня к выходу, а я стою как вкопанная.
— Я не уйду…
— Пиздуй давай, надо быстрее домой! Там скотина не кормлена, а тот гандон опять набухался.
— Как! Он же обещал!
— Да, да, а ты поверила.
— Стой! — прошу, когда он протягивает мне мои вещи, в которых я сюда пришла. – Где Карим. Мне с ним поговорить надо.
— Арин, ты реально дура или притворяешься? Карима этого ты больше никогда не увидишь! Он трахнул тебя, заплатил деньги и все. Ты же читала соглашение?
— Я читала, читала, но… — задыхаюсь в панике. Витя не понимает. Никто не понимает. – Он сказал, что я самая лучшая, он сказал, что хотел бы познакомится с бабушкой, он говорил, что никто его не понимает, так как я! Мы будем вместе, понимаешь?!
Витя первые секунды смотрит на меня ошарашено, а потом начинает заливисто хохотать. И чем дольше он это делает, тем больший страх меня охватывает.
— Бля, а он умный конечно. Не просто трахнул, а еще сделал все, чтобы ты решила, что это не на один раз. Кончала с ним?
— Конечно не на один!
— Кончала?
— Это не твое дело. У него наверняка какие – то дела. Он не мог так, понимаешь? Не мог!
— Это же, как тебе надо было мозг запудрить. Арина, смирись, ты стала сегодня шлюхой.
— НЕТ! НЕТ! Я его найду, и ты увидишь! – толкаю его в грудь, одеваюсь. Он просто уехал по делам. Такой человек не может праздно шататься и разлёживаться. Хотя мог бы записку оставить. Но возможно он сейчас уже звонит мне. Ему не составит труда узнать мой номер.
— Где мой телефон?!
— Да держи, держи, — он продолжает ржать, как ржал, когда я поступила в Гнесенку. Придурок просто. Он судит Карима по себе. А Карим не такой. Он добрый, нежный, требовательный, одинокий. Я ему нужна, а он нужен мне.
— Ладно, ладно, я понял, только не истери. Поехали домой.
Я соглашаюсь и даю отвезти себя на такси домой. Гена валяется на диване, практически пуская слюни, а дома настоящий бедлам. Как можно было такое устроить за одну ночь для меня настоящая загадка.
— А что с бабушкой. Когда ее можно будет навестить.
— Думаю сегодня или завтра, — неопределенно говорит Витя, не смотря на меня. Помогает уложить Колю на кровать и накрыть одеялом. Я вечером с ним поговорю. Ну и короче… Поехал я.
Он уезжает, а я смотрю ему вслед, пытаясь найти в себе силы покормить скотину и прибраться дома. Привычные движения, ничего необычного, но ощущение, словно я заторможена. Могу в какой – то момент встать и вспоминать лицо Карима в момент, когда он входил в меня, или наше отражение, когда он показывал, насколько красивым может быть мое лицо в момент оргазма.
Я задеваю взглядом зеркало, смотря на то, как раскраснелись щеки, потом заглядываю в телефон. Он еще не звонит. Наверное, что – то действительно важное случилось.
День пролетел действительно быстро. Завтра мне нужно было возвращаться уже в город, выходить на работу. Когда будет свободное время, я обязательно попытаюсь встретиться с Каримом. Может он просто так и не смог найти мой телефон. Завтра приедет, а меня нет. Нужно ему подстраховать. Не буду же я как пава, и сидеть ждать. Нужно самой действовать.
— Арина, дрянь такая, где ты!? — закрываю стойло с коровами, когда слышу голос бабушки. Немного в шоке от ее обращения. Но это и не важно, самое важное, что она жива и здорова. Наверняка не захотел отлеживаться после операции. Надо может на завтра остаться, посмотреть за ней. – Арина!
— Бегу бабуль, бегу! — тороплюсь из двора и вижу ее на крыльце. Она стоит, грозная как туча, уперев руки в бока. Совершенно не похоже на то, что она лежала в больнице, тем более подвергалась каким – то манипуляциям. – Бабушка, ты вернулась!
Поднимаюсь по лестнице с улыбкой облегчения. Да уж моей бабушке с ее характером не одна смертельная болезнь не страшна. Наверное, смерть с косой убежала в страхе.
— Карим Артурович, простите за беспокойство, там снова та девушка. Что ей ответить?
Секретарю уже неудобно, но она обязана сообщать о любых звонках. Даже от назойливых деревенских простушек, которые начинают раздражать своим вниманием. Неужели ей плохо дали понять, что та ночь все, на что она может рассчитывать?
Я тру глаза. Перед глазами проект новой транспортной развязки. Он отнимает много сил и времени, но я доволен тем, как он продвигается. Тем, сколько у меня появилось энергии после недавних событий. Надеюсь, сегодня получится отдохнуть, расслабится.
Марина сказала, что нашла отличный ресторан с хорошей музыкой. Я, если честно, просто потрахался бы, но у нас очередное обсуждение приближающейся, как Титаник к айсбергу, свадьбы. – Карим Артурович?
Я поднимаю глаза и откидываюсь в кресле, смотря на свою строгую помощницу в своем неизменном сером наряде, делающей ее старше своих пятидесяти.
— Дарья Максимовна, я вам деньги плачу, верно? Так решите этот вопрос самостоятельно. Придумайте что – то, чтобы девушка больше не звонила.
— Командировка?
— Длительная, — снимаю пиджак с кресла и надеваю на себя. – И не беспокой меня больше по таким мелочам. Реши сама. Потому что мое решение тебе не понравится.
— Поняла. Хорошего вам вечера, — посылает она мне пожелание в спину. Не любит меня, боится, но и уйти уже не может. Слишком много привилегий, для нее и ее детей. В лифте я беру телефон и набираю Марину.
— Я освободился, сейчас заберу тебя.
— Отлично, я как раз заканчиваю. Ты скучал?
— Разумеется, — отвечаю так, как ей надо. – Скоро буду.
Убираю телефон в карман, как только подъезжает Альберт. Уже открывает дверь машины.
— Добрый вечер. Уже выбрали маршрут?
– Поехали за Мариной, потом в ресторан. Столик заказан?
— Да. Звонили тут эти деревенские, хотят вас шантажировать.
— Даже так. Быстро они.
Я уже жалею, что неделю назад поддался своей прихоти. Могут ведь и херню сделать.
— Разобраться?
— Ну, пошли парней, пусть потрясут их немного, чтобы больше рты не разевали. И девчонке пригрози, достала звонками.
— Понял.
Разговор о семье Балабановых всколыхнул в памяти отзывчивость котенка, как ее там зовут, Арины этой. Ее покорность, ее красоту. Я бы повторил, но думаю, второй раз красивая история о несчастном одиноком принце не сработает.
Но стоило только подумать об этом, как на телефон поступает несколько важных звонков. От отца, что напоминает про скорый юбилей, потом от матери, что задает вопрос по свадьбе, потом от Жени, лучшего друга, что зовет расслабиться и оттянуться на Роза Хутор.
Одинок ли я? Нет, меня все устраивает. Но иногда даже такая рутина приедается и хочется эксклюзивного удовольствия. Теперь от Арины такого не получишь, второй раз девственности ее не лишишь.
К тому времени как я добираюсь до Марины, я успеваю поговорить со всем самым ближним кругом общения. Спросить отца о подарке, напомнить матери, что вопросы по свадьбе пусть решает с лучшей подругой, матерью Марины, а Жене напомнил, что у меня есть невеста, которая сильно ограничивает методы расслабления.
А вот и она. Уже на пороге офиса, в котором она числится дизайнером. А может и действительно работает. Тут мне сложно судить. Хотя вкус у нее отменный, тут не поспоришь.
На ней очередной стильный костюм, на этот раз лилового цвета. Он отлично смотрится с ее темными волосами.
Перед глазами возникает девчонка с остановки в джинсах клеш и вязаной кофте. Вот кому этот самый вкус еще развивать и развивать.
Марина легко проскальзывает в машину и целует меня в щеку, почти не касаясь ее. Много губной помады.
— Знаешь, мама начала на меня давить.
— Моя тоже звонила.
— Так может, объявим день свадьбы? — она достает телефон, что – то набирая собранию своих элитных подружек. – На юбилее твоего отца?
— Можно, — утыкаюсь в свой телефон, пока Альберт везет нас до ресторана. – Что там за кухня.
— Авторская.
— Звучит пугающе.
— Звучит стильно. Этого повара перекупили из Малазии.
— Только не говори, что мы будем есть тараканов.
— Ты ужасный сноб, знаешь? Иногда нужны эксперименты.
— Я сторонник традиционной еды. Надеюсь, у них такая найдется.
Марина закатывает глаза. Но выказать свое недовольство у нее не получается, мы как раз приезжаем в ресторан. Альберт нам открывают, и мы сразу проходим внутрь.
И могу сказать, что я не сторонник экспериментов, а мой желудок тем более. Ничего из меню меня не привлекает. Ничего не нравится.
— Ну, ты хоть попробуй!
— Принесите мне стейк.
— Но у нас не готовят стейк, — улыбается официант, а я поднимаю глаза от меню, в котором черт ногу сломит.
— Значит, сегодня вы сделаете исключение.
Официант резко кивает и тут же уходит. Марина немного морщится, но смотрит на меня с восхищением.
— Обожаю когда ты такой.
— Какой.
— Властный. Тебе сразу хочется подчиняться.
Подчиняться. Это не про Марину, это про Арину. Главное не перепутать в ответственный момент. Да будет это сложно. Они настолько разные, насколько могут быть разными гоночный неуправляемый болид и полноприводный Порше, управление которым доставляло нереальное удовольствие.
Нужные слова, нужные кнопки и Арина буквально растворялась в желании доставить мне удовольствие, подставить ту дырку, что я попрошу. При этом ей не нужно было по три раза поправлять макияж или менять постельное белье.
Наше с Ариной постельное белье было грязным, смятым, запачканным, но на нем я спал как убитый. Впервые за много лет.
— Карим, ты со мной?
— Разумеется, милая, — беру ее руку и целую тыльную сторону ладони. – Так что там со свадьбой? Число гостей снова меняется?
— Да, каждый раз кого – то вспоминаем или знакомимся. Ну, ничего, это не помешает нам.
— Ну, разумеется, нам ничего не может помешать, — тяну ее за полы пиджака к себе, а она верещит.
Несколько дней назад
До остановки ковыляю. Перебирая в голове все, что сказала бабушка. Не понимаю, почему она так со мной? Я ведь хотела ее спасти. Хотела ей помочь. И, наверное, если бы не мысли о Кариме, о том, что мы будем счастливы, я бы легла прямо тут и умерла. Ничего, ничего, вот увижу Карима, приведу его к бабушке, и она оттает. Поймет, что я не проститутка. Что я не опозорила ее. А братья… Я не знаю, чего они добивались, наводя на меня напраслину. Но я обязательно втащу им, как только увижу.
Почти у самой остановки мой телефон начинает пиликать.Я тут же бросаю рюкзак на землю и начинаю рыскать среди бардака, что устроила, запихивая брошенные вещи. Наконец, нахожу телефон, но на нем не неизвестный номер, а всего лишь моя соседка по комнате Людка. Я со вздохом отвечаю. Так просто она никогда не звонит.
— Привет, Ариш, ты еще в своей деревне?
— Да. Что случилось?
— Да я только после вечеринки. Купишь минералочки?
— У меня нет…
— Спасибо, пока.
Бросаю телефон в карман и плетусь к остановке. Залезаю в автобус, машу водителю дяде Роме, а он только усмехается, глядя на меня.
Все тело сжимается от стыда и страха, по коже расползаются мелкие мурашки. Он тоже все знает? А кто еще? Неужели теть Рая всем растрепала? За что она так со мной? Почему не могла промолчать? И это при том, что ее собственная дочь уже третьего мужа меняет, а детей бросает на нее. Глотаю слезы, прижимаясь к окну. Постепенно автобус заполняется людьми, но место рядом со мной пустует. Все обходят меня, шепчутся, словно я прокаженная. Но я же просто хотела спасти бабушку! Я сделала все правильно! Я им всем докажу. Они все еще узнают меня, когда я стану женой сына президента. Потом еще будут лицемерно улыбаться мне в лицо, но я никому руки не подам. Никому!
Кресло чуть скрипит, а до меня доносится запах алкоголя. Рядом садится наш местный алкаш дядя Альберт. Даже женщина с ребенком не стала со мной рядом садиться.
Ну, и пускай. Боится, что ее ребенка заражу микробами проституции?
У меня много всего в жизни было. И ссадины, и перелом руки. Но, ни одна физическая боль не сравнится с душевной, когда внутренности словно выворачиваются наизнанку, а слезы текут нескончаемым потоком, словно кровь из незаживающей душевной раны.
Я докажу. Всем докажу.
По приезду в город я иду в банкомат и обнаруживаю, что денег на карте почти нет. Понятно, я же все братьям отдала. Я даже не знаю, чем точно она болела. Делали ли ей операцию? А спрашивать у брата и не хочется. Не после такого предательства.
Покупаю минералку и захожу в общежитие. Улыбка нашей вахтерши баб Вари немного настораживает. Но она знать ничего не может. Никто здесь. И резко становится легче.
В комнате соседка лежит в одном белье. Судя по всему, ночь у нее была столь же бурная, как моя. Раз она до сих пор отсыпается.
— О, Аришка, моя спасительница. Не дай помереть.
— Держи, — отдаю воду, а сама падаю на свою кровать. Долго смотрю в потолок, на котором уже лежат закатные тени. Жмурюсь, вспоминая красивое лицо Карима, его голос, его руки. И не только руки. Это придает сил, не позволяет сдаваться. Просто непонятно, почему он так долго не звонит? Значит, надо позвонить самой. Я беру ноут у Люды, сразу находя информацию о его рабочих контактах. Сегодня уже не позвонить, но завтра я обязательно наберу этот номер. А если надо, то приеду.
В моей голове тут же возникает картинка, как Карима держат в темнице над высоким обрывом, и мне нужно его спасти.
— Эт кто? Ого, наш принц. Чего это ты им интересуешься? Хочешь на его кожаной флейте подудеть? Я бы подудела. Жаль, что фоток мало.
Не буду комментировать слова Люды. Ей бы только подудеть. А у нас настоящее чувство. Но она права, фотографий и, правда, мало. Только с мероприятий, рядом с отцом, матерью, братом и младшей сестрой.
Они такие все красивые. Разве что кроме самого главы семейства. А вот глаза у мужчин похожи. Разрез и тяжесть. Когда вчера Карим первый раз на меня посмотрел, я сильно смутилась. Только под утро смогла спокойно разговаривать с ним, даже шутить и выполнять пошлые просьбы без стыда и стеснения. Потому что уже тогда понимала, мы созданы друг для друга.
Я верю в любовь, верю в Карима и его слова, верю, что единственная. Но с каждым: «Он не может вам ответить», — моя вера иссыхает, как река в жару. Я перестаю искать оправдания такому поведению и начинаю чувствовать, что все зря, что каждый звонок и визит в его компанию бессмысленны.
Все валится из рук. Бабушка не отвечает, братья где-то пропали, а меня спасает лишь подготовка к концерту на день города. Когда я играю на рояле и пою, все мысли меркнут, перед глазами расстилается лишь водная гладь, где на лодке ко мне плывет мой принц. Мой Карим.
— Арин, это прекрасно, — садится рядом мой преподаватель, Константин Дмитриевич. – Но ты будто не здесь. Да и сбилась пару раз. Все нормально у тебя?
— Простите, сплю плохо. Еще раз?
— Уже звонок был. Но если хочешь поиграть еще, у меня дома есть отличный рояль.
— Да, я помню. Спасибо большое. Побегу. На работу опаздываю, — улыбаюсь взрослому наставнику, замечая вдруг тот блеск, что видела в ту ночь в глазах Карима. Глупость, не станет же преподаватель вожделеть студентку? Даже думать о таком стыдно. – До свидания.
Мне некомфортно в этой компании. Они говорят о вещах, в которых я ничего не понимаю, да если честно пока и не хочу. Мне уже хочется уйти и я даже собираюсь, все прошу внимания Али. Но она настолько поглощена взаимным стебом с этой Мариной, что даже не замечает как я отошла в туалет. Особенно когда пришла их третья подруга Диляра.
Где-то в глубине души, а может не в глубине, мне стало обидно, что уже минут десять она не ищет меня глазами. Но радует, что стоит начать пробираться к выходу, как она звонит. С улыбкой смотрю на входящий и случайно натыкаюсь, на что то твердое. Поднимаю голову, чтобы извинится перед высоким темноволосым парнем, а он вцепляется мне в плечи и хмурится, рассматривая меня.
— Мы нигде не встречались?
— Нет что вы, — выбираюсь из рук и иду к выходу, чувствуя спиной, как он и дальше наблюдает. Уже на улице отвечаю Але, но голос слышу рядом. Резко оборачиваюсь, она тут. Догнала. Приятно.
— Ты куда пропала?
— Мне домой надо, у нас скоро курсовые. Нужно подготовиться к защите.
— Не понравились тебе мои подружки. Впрочем, мне они тоже не очень.
— Зря ты так. У вас интересные отношения. Стеб, подтрунивание. Это признак близости.
— Они как родственники, которые приехали издалека, которых не выгонишь.
— Но они родственники. Ближе сложно представить.
— Ну, всякие бывают. Типа твоих недалеких братьев. Чего мы встали, пойдем.
— А как же подружки?
— Ой, там Женя Садыров пришел, ничего кроме выделываний перед ним от девчонок, я не увижу. Он парень Диляры, — поясняет Аля. — Хотя должен был стать моим.
— Как это?
— Родители нас все детство сватали. Ну, знаешь, женихом и невестой даже называли.
— А вы? Встречались?
— Ну, он все детство дразнил меня, потом стал кабелем, а потом бегать и контролировать его, мне не улыбается. Диляру вон устраивает. Марину тоже. А я другого хочу.
— Чтобы верный был?
— Да, как мой папа. Они с мамой душа в душу живут. И мои бабушка с дедушкой. И даже дядя с тетей. Да почти все! Блин, иногда, кажется, что живешь в какой — то утопии, а потом выходишь в реальный мир, где сплошные подонки и кобели.
— Не все такие, просто ты еще не встретила своего принца.
— А ты встретила? — резко переключается она. Мы стоим на набережной. Аля пытливо ждет ответа, — поэтому ты в телефон все время смотришь. Расскажи!
— Пока не могу, извини. Счастье, особенно такое, тишину любит.
— Ну ладно. Дело твое, хотя знай, я в обиде.
— Когда все решится, ты первая обо всем узнаешь, обещаю.
— Это уже неплохо, хотя ты меня дико заинтриговала. Красивый хоть?
— Безумно. Самый красивый мужчина.
— Мужчина? Он старше?
— Все, не пытай меня, — ухожу немного вперед, но потом все равно получаю очередь вопросов, на большинство которых не могу ответить. Аля не обижается и уверена, что завтра Карим появится. Мне плохо в это верится, но я не теряю надежду. Верю в его слова, в его руки. Верю, что я не была для него проституткой на ночь, потому что если даже на миг задумаюсь об этом, то погружаюсь в беспросветную тьму отчаяния и боли.
На следующий день Аля как следует готовит меня к мероприятию. Я просила только макияж, но она притаскивает в общежитие, какое то нереально красивое платье, насыщенного зеленого оттенка. С вырезом до середины бедра и открытой спиной. Я долго отказываюсь выйти в нем из комнаты, но особенно когда посмотрела, что с моим лицом сделала Аля. Это была не я. Другая девушка, красивая и статная.
— Я не могу так. Это не я.
— Это ты. Ты настоящая. Неужели тебе не хочется, чтобы твой мужчина увидел тебя такой?
На миг закрываю глаза, представляю, как меня в толпе видит Карим, как тут же ведет отцу и просит дать нам шанс быть вместе. Тогда я была просто деревенской девушкой, а с сегодняшним концертом у меня есть шанс стать достойной его семьи. Его самого.
— Ты права. Мне очень хочется, чтобы он увидел меня такой.
Аля и сама отлично выглядит, хотя сегодня играет на ряду с другими скрипачами.
В концертном зале мы появляемся за час. Я сразу чувствую себя неуютно от посторонних, настырных взглядов.
Но все меняется, когда я сажусь за рояль, мир исчезает, когда я начинаю петь.
Теперь для того, чтобы он меня услышал.
Музыка льются из под моих пальцев. Музыка слово адреналин течет по крови. Мой голос звонкий, надрывный, зовущий того единственного, кто снимет с меня клеймо шлюхи и наденет статус своей жены. Я верю, верю, он не обманет.
Продолжаю петь, в какой-то момент смотрю в зал. Из-за софитов ничего не видно, но в какой-то момент я почти тактильно ощущаю на себе взгляд. Обжигающий как клеймо. Карим здесь. Он пришел! Он следил за мной и знал, в какой момент появится!
Зал взрывается аплодисментами. Я выхожу поклониться и получаю букет от своего преподавателя, который называет меня восходящей звездой.
После моего выступления зрителей ждет еще целая концертная программа, а меня ловит наш преподаватель. В голову сразу приходят слова Али о его наклонностях. Но сейчас в такой толпе он явно проявить их не сможет?
— Арина, девочка моя, вы были великолепны. С вами хочет познакомиться один менеджер. Я говорил вам, что у вас большое будущее? — он буквально тащит меня в коридор, где очень тесно из-за людей ожидающих своего выступления.
— Прямо сейчас?
— Да, да, вот он.
— Вы очень талантливы...
— Настоящий алмаз, но нужна тонкая огранка, — знакомит он меня с седовласым довольно известным композитором, но я не могу слушать, не могу дышать, потому что за их спинами оказывается тот, кого я так сильно жаждала увидеть.
— Вы Петр Сергеевич, совсем девушку засмущали.
— О боже, — преподаватель разве что за сердце не хватается, когда к нашей троице подходит Карим, при этом смотрит на меня, иногда в вырез платья. – Карим Артурович, какая честь. Наслышан про ваш проект, это так облегчит жизнь горожан. Удивительно вас тут увидеть! Вы любитель музыки?
— Только самой искренней. Ваша ученица?
— О да. Ариночка, познакомься, это сам Карим Артурович, сын нашего многоуважаемого президента. Петр Сергеевич, вы же знакомы?
Продюсер тоже жмет руку Кариму.
Я не двигаюсь, не могу даже, кажется, дышать. Я столько времени провела в мечтах о нем, что кажется, не могу даже поверить, что вижу так близко. Руку протяни и почувствуешь его, чуть шершавую ладонь.
Он сжимает мою крепче, чем надо, словно говоря, что он рядом, что никуда не делся, что думал обо мне все это время.
Его глаза горят огнем, который я так часто вспоминала.
Карим, мой Карим прямо здесь. Хочется закрыть глаза и завизжать от радости! Но я держу марку, стараясь не подставлять его. Думаю, место нашего знакомства для общественности должен стать этот концерт, а не притон в области.
Карим кивает, и я без слов понимаю, что мне нужно отойти, чтобы потом встретиться с ним. И я бы выполнила его ментальный приказ, но не могу… Не сейчас, не после столь томительного ожидания.
А если его снова у меня заберут?
Если он снова будет занят?
Не могу двинуться с места, на что Карим реагирует чуть двинувшимися желваками. Дает понять, насколько недоволен. Возможно даже захочет наказать меня, как сделал это тогда, когда положил через колено и отшлепал, когда я плохо сделала минет.
Никогда я не думала, что мне может такое понравится. Но с ним, я поняла, что мне нравится все, чему он захочет меня научить.
— Так у вас планы на юную особу? – вдруг спрашивает он после короткого обмена любезностями. Это выводит меня из транса. – Думаете, у нее есть будущее?
— С таким голосом и данными? Вне всяких сомнений. Вы циник, как я слышал, но меня не переубедите. Верно, Петр Сергеевич?
— Верно. У Арины большое будущее.
Я не сразу осознаю, что обсуждают они меня так, словно меня тут нет. И я не могу понять, почему Карим так пренебрежительно говорит о моем голосе и данных. Ведь он слышал, как я пою, как играю на фортепьяно.
— Я считаю, что она не формат для современной эстрады. А для театра ее голосу не хватает глубины…
— Зачем вы… — пытаюсь встрять, но меня перебивают.
— Не переживай деточка, ну что может архитектор в этом понимать, — встает напротив продюсер, чуть возвышаясь над Каримом за счет своей тяжести. Защищает меня? Но почему меня нужно защищать от Карима?
Обида застревает в горле. Мне глубины не хватает? За что он так со мной?!
Я стою на месте, сжимаю кулаки, чувствую, как краска льнет к щекам.
— Я понимаю лишь то, что в ее внешний образ придется очень много вложить. Косметологи, хирурги, звукачи, не говоря о довольно нестандартной фигуре.
— Я лучшая на курсе, причем тут моя фигура! — пытаюсь вставить слово, но меня снова перебивает Карим.
— Этого недостаточно, чтобы стать известной. Максимум, что тебя ждет с твоими титьками, которые тоже придется приподнимать хирургу — это постель Петра Сергеевича. Но возможно на это и расчёт, м? — он резко смотрит на продюсера. – А потом обязательно поделится с профессором, который регулярно поставляет ему юные дарования.
— Да как вы смеете! Ваш статус не дает вам права разводить напраслину. Пойдем дорогая, не слушай его, — говорит он мне, уводя от Карима все дальше. Заводит в гримерку, где тут же пьет сразу два стакана воды. – Ты посиди тут, переговорю с Петром Сергеевичем. Так его еще никогда не оскорбляли. И не верь не единому слову. Мы еще докажем ему!
Я только киваю, ощущая себя разбитым фортепьянном, клавиши которого еще пытаются создать музыкальный шедевр мечты, но реальность давит инструментом плохого настройщика, ломая меня окончательно.
— Арина, — дверь внезапно открывается, и я резко встаю, видя перед собой Карима. Он закрывается на защелку, поворачивается ко мне.
— Уходи… Ты не тот Карим. Ты другой.
— Ты обиделась?
— Это шутка? Ты меня оскорбил. Принизил мой талант! Назвал почтенных людей сутенерами, а меня…
— А ты не шлюха? — выдает он спокойно, а я задыхаюсь от острой боли. Мысли, что кружились рядом всю неделю обретают голос Карима, формируясь в эту простую, ужасную правду… Все было ложью, я все придумала? Мне нечего терять?!
Резко подбегаю к нему и пытаюсь дать пощечину, но он перехватывает ладонь и качает головой. Вырываюсь, но он разворачивает меня спиной к себе, прижимает так крепко, что не вздохнуть, пуская по телу удушающий жар.
– Конечно ты не шлюха, Ариш… Но могла бы ею стать, если бы согласилась работать с этими пошлыми уродами. Они ломают девочек. Предлагают заоблачные высоты, а потом, наигравшись, выкидывают как мусор, без гроша в кармане.
Эти его слова как летний дождь в июльский зной. Топят мою обиду, превращая боль в удовольствие от близости любимого… Он рядом. Он защищает меня. Я должна ему верить.
Карим ведет носом по моей шее, задевая самые высокие клавиши моего инструменты. Селит в душе мечту, которая чуть не исчезла. Он рядом. Он со мной. Он руками оглаживает грудь, живот, скользит все ниже, не отрываясь, смотрит через зеркало. Он такой красивый. И сегодня я ему под стать. Он так сказал.
— Ты сказал, мне не хватает лоска. Зачем ты так, — пытаюсь чуть отвоевать себе личного пространства, но такое ощущение, что Карим не позволит.
— Я не так сказал. Ты не формат для эстрады, у тебя нет перекаченных— губ, и той манеры, с которой сейчас там можно заработать. Ты другая. Невероятная, милая, привлекательная, но другая.
— Но я хорошо пою.
— Так прекрасно, что у меня стоял весь твой номер. Но твой голос должен звучать не там…
— А где? Где должен звучать мой голос?
В тот же момент во мне что-то взрывается, словно искры фейерверка. Я так долго этого ждала, так долго мечтала, что не остановиться, словно, наконец, приникла к источнику воды после долгого пути по пустыне. И мне надо больше, больше, пока горло не заболит от голода.
Карим отрывается от меня, смотрит на лицо, губы, хрипло смеется, словно ему очень хорошо.
— Охренеть, какая ты дикая. Признайся, — стягивает волосы на затылке, а другой рукой ведет по ткани платья прямо между ног. – Трогала себя, когда думала обо мне?
— Каждый, бесконечный день разлуки, — выдаю на одном хриплом выдохе, и не думая лукавить. И не думая врать. Отдавая свое сердце этому человек целиком и полностью.
— О, детка. Я тоже очень скучал. Думал о том, какая ты сладенькая, — шепчет он, приникая к моей щеке, скользя на губы, шею, прикусывает кожу и тут же зализывает.
Снова отходит, сводя меня с ума этими паузами, что кажутся бесконечными. Но, то, что происходит дальше, с лихвой их окупает.
Он ловко, сворачивает платье так, чтобы ему открылись мои трусики. Бесшовные, бежевые – ничего особенного. Но они становятся верхом эротического наслаждения, когда он втягивает носом воздух рядом с ними, а следом прижимается к ним ртом.
— Как же ты чертовски вкусно пахнешь. Сладкое, чуть перезрелое манго, которое просто тает во рту. Хочу, охуеть как.
Я лишь судорожно киваю, придерживая платье, пока он усаживает меня на столик, роняя все, что там лежало.
Его пальцы легонько отодвигают ткань, давая дорогу губам и языку.
О, Господи, как же хорошо.
От эйфории, что бьется в голове набатом, сносит остатки разума.
Я просто вцепляюсь одной рукой в столешницу, другой сжимаю платье, стараясь шевелить бедрами так, как он учил. По кругу, чтобы кончик языка попадал точно в цель, щипая те самые нужные нервные окончания, словно играя определенный набор нот, создавая поистине волшебную мелодию.
Снова и снова Карим повторяет один и тот же кусок, пока не доходит до кульминации, но резко обрывает.
— Карим! — умоляю пощадить, но он только усмехается, облизывая губы, тут же дает мне ощутить всю полноту собственного вкуса. Но лишь затем, чтобы обмазать мое лицо влагой, а потом развернуть к зеркалу и показать какая я рядом с ним.
— Посмотри, насколько ты красива, когда со мной, когда трахаешься со мной…
— Карим… Господи, я не могу без тебя, я люблю тебя.
Он на миг замирает, смотрит мне в глаза через зеркало, словно в поисках лжи. Но он никогда ее не найдет, потому что мои слова исходят не из тела, что желает получить в себя чертов член, а из сердца, что требует оправдать все до единой надежды.
— Докажи, — шепчет он мне в ухо, резко прижимает столешнице лицом и вбивает член одним жестким толчком. – Докажи, что любишь.
— Я готова, да, я на все готова, — шепчу в полубезумстве, пока член ходит во мне поршнем, снова и снова наполняя небольшую комнату пошлыми шлепками и моим скулением.
Мне так нравится, мне все нравится, даже когда его ладонь давит на голову, сжимает до боли волосы.
Грубо, жестко, по-настоящему. Карим не церемонится, просто вбивает меня в столешницу, снова и снова, работая мышцами пресса, что просматриваются даже через ткань рубашки. Снова и снова.
Его вторая рука на моей спине, гладит платье, стягивает его в районе поясницы, чтобы натянуть меня на себя еще сильнее, до визга, за который он шлепает меня по заднице.
— Тише, детка, тише, нас не должны услышать, — ускоряется он, наклоняется, укусив меня за обнаженное плечо.
Боль в сочетании с все нарастающим возбуждением добивает меня окончательно, и я затыкаю рот ладонью, крича, пока меня раскалывает на части оргазм. Такой силы, что кажется, шатаются стены.
Пара жестких толчков и Карим покидывает мое тело, разворачивает к себе за волосы, сует член прямо в горло, тут же заливая его спермой. Покорно смотрю ему в глаза, доказываю, что люблю.
Он удерживает меня за голову до тех пор, пока последняя капля не провалится в желудок.
Все заканчивается и меня пронизывает лютый страх, что надежда останется каплями семени на дне моего желудка. И не даст плоды.
— Карим… — спрашиваю, пока он поправляет ремень и застегивает ширинку, в миг, приобретая вид, который имел до этого. – Почему ты не отвечал? Я тебе звонила.
Карим трет лицо, опускает глаза, смотря, как я стою на коленях, медленно поправляя лямки на платье.
— Нам нельзя быть вместе, Ариш… Мой отец не одобряет. Этот порыв был… Неправильным. Но как только я вижу тебя, — поднимает он меня с пола. – Теряю рассудок.
— Но если я стану известной… Я могу стать достойной тебя.
— Я не могу рисковать, — целует он меня в щеку, стирает с нее слезу и убирает руки с плеч. – Тобой.
Он намекает, что… Мне все равно!
— Мне все равно, — цепляюсь за его руку. – Я хочу быть с тобой, на любых условиях. Главное рядом… Главное, чтобы ты отвечал на мои звонки.
Карим вздыхает, давит на переносицу пальцами.
— Нам придется держать все в тайне.
— Я готова.
— Тебе пока придется пожить в общежитии, пока я не придумаю, как нам незаметно снять тебе квартиру.
— Как угодно, Карим. Хоть в шалаше.
Он ласково улыбается, поглаживая меня по щеке, давит большим пальцем на губы, проникает в рот. Я обхватываю его кулак, втягиваю палец глубже, чуть прикусываю, как ему нравится.
Он прикрывает глаза, стискивает челюсти.
— Стоит ли так рисковать?
— Я готова на все. Я люблю тебя.
— Ладно, к черту. Я просто не смогу без твоей тесной киски, — резко захватывает он мою поясницу, давит, притягивая к себе, целует влажно, жадно, до тонких ниточек слюны, что тянутся между языками. – Держи этот телефон.
Он что – то нажимает в нем, так что телефон оказывается полностью пустым.
— Я сегодня позвоню на него, запишешь номер.
— Я не могу принять. Как же ты без телефона.
— Я куплю себе новый, этот скажу, что потерял. Нам будет хорошо вместе, Арин, ты не пожалеешь. И еще, — говорит он, перед тем как оставить меня одну. — Если кто – то узнает, мы не сможем быть рядом.
Я спешу за Алей, она ведет меня по коридору под лестницу. Там стоит симпатичная худенькая брюнетка в простом черном платье. В недоумении смотрю на Алю.
— Это Серафима Русь. Ты ее не помнишь, но ее тоже соблазнил Левашов. Ничего не говори, просто выслушай ее…
Меня пугает ее одержимость мыслью о профессоре и не понимаю, что она хочет от меня.
— Тоже? Ты что, подумала что мы…
— Вы зашли вместе, я видела вас.
Значит Карима она не видела… Значит мне нельзя говорить ей правду.
— В общем, Серафиму после ее попытки раскрыть людям правду о профессоре отчислили. Да и репутацию испортили настолько, что она попрощалась с мечтой стать музыкантом.
— Аль, я сожалею, но причем тут я?
— Да послушай ты! Он может отлично лить в уши, но нам нужно вывести его на чистую воду! Ради тебя, Серафимы и всех девушек, которых он соблазнил!
Праведный огонь в ее глаза пугает. Она берет мою руку, сжимает в своих.
— Ты должна нам помочь…
— Но как я могу помочь?
— Этот старый пердун тобой заинтересован. Даже если у вас еще ничего не было, он будет пытаться снова. И тогда мы его поймаем.
— Как? Я не буду с ним спать, Аль…
— Ты пойдешь к нему домой и поставишь там камеру. Я тебе дам. Она маленькая, незаметная. Ты сбежишь, а я смогу записывать все, что происходит в его квартире. Не отказывайся сразу, подумай о том, сколько несчастных девушек ты сможешь спасти, сколько бед сможешь предотвратить
— Но я…, — качаю головой, но Алю не унять.
Она просит молчаливую девушку рассказать свою историю. Она тоже, как я училась на второй курсе, когда стала замечать знаки внимания. Сначала всерьез не воспринимала, даже наслаждалась ими. Тем более что ей давали первые партии, позволяли выступать на концертах. А потом профессор потребовал оплатить этот успех собственным телом. Она согласилась и терпела его домогательства, пока он не стал приводить своих друзей. Она попыталась нажаловаться на профессора в деканат, но ей никто не поверил. И вскоре она стала изгоем.
Она говорила, а я почему – то видела на ее месте себя.
А еще, я вдруг вспомнила, о чем говорил Карим, как предупреждал меня.
Если бы не любовь к нему, если бы не Аля, я бы могла оказаться на месте этой несчастной девушки. Даже не понять, как меня хотят использовать.
Интересно, а ей можно как – то помочь?
— Ну что, Арин?
Она смотрит на меня, словно пытаясь заколдовать. Я вздыхаю.
— Я помогу… — она тут же кидается меня обнимать. – Аль, задушишь.
— Я знала, что могу на тебя положиться. Мы приструним этого похотливого пердуна.
Она отпускает меня и уводит бедную девушку, я же остаюсь под лестницей, смотрю по сторонам, чтобы никто меня не видел и включаю телефон.
Немного в шоке от того, какой он красивый, современный и дико дорогой. Его никому нельзя показывать, я не смогу объяснить, откуда его взяла.
Я копаюсь в нем, наверное, полчаса, пытаясь разобраться, когда на мой телефоне поступает звонок.
Беру на автомате и застываю, слыша голос Карима. Боже…
— Ты куда пропала?
— Под лестницей сижу, между этажами. Ты приде…
Он тут же отключается, а я тру плечи, которые покрылись холодными мурашками, приподнимая волоски.
Вроде и не холодно, но копчик морозит, пока смотрю в телефон, как мигает экран, настраиваясь.
— Ариш, — слышу шепот сверху и поднимаю голову.
Застываю, разглядывая своего Бога в темноте.
Сейчас он кажется еще огромнее, пугающе опасным и все еще очень красивым. В его глазах непроглядная сплошная тьма, словно темный лес, в который я вступила и не знаю, как найти выход. А может, и не хочу, потому что чувствую исходящую от него энергию, от которой становится горячо и приятно. Почти нежные руки ложатся мне на голову, чуть сжимаю пучок, который я сделал. Он ведет пальцем от виска, до щеки, находит губы и сминает их, словно пробуя на мягкость.
Мы слышим шаги и резко дергаемся. Карим выругивается, тут же дергает меня за руку и уводит в сторону, в приоткрытую дверь туалета. Запирает ее на защелку.
Шаги стихают, а я нервно смеюсь. Страх и стыд щекочут как пузырьки газировки.
Это так неправильно – постоянно прятаться, но я прекрасно понимаю, что по-другому с сыном президента не получится. Мне просто нужно принять все то, что он готов мне дать.
— Ты не должна это терпеть. Постоянные прятки, укрытия, тайны… Ты достойна лучшего, — гладит он меня по щеке, прижимая ладонью.
Я запрокидываю голову, втягивая всеми рецепторами запах своего мужчины. Тот, на который я подсела в нашу единственную ночь.
— Я достойна лучшего, ты прав. Лучшее – это ты.
— Блять, — только и выговаривает Карим, захватывает мой затылок, сдавливая его и притягивая к себе. От удовольствия прикрываю глаза, обнимая любимого за шею. Наши губы безошибочно находят друг друга, сталкиваются в нежности, что сводит на нет все мысли в голове.
Я чувствую, чувствую, как отчаянно сердце бьется в груди, как вокруг нас потоком эссенции разливается волшебство. И мне так хорошо с ним, так приятно. И каждый раз мало, мало поцелуев. Его мало.
В этот вечер мы расстаемся, но теперь я спокойна, потому что Карим всегда на связи. Стоит мне зайти в общежитие, как приходит сообщение, что он уже дома и думает обо мне.
Я падаю на кровать, прижимаю подарок к груди и часто и шумно дышу. Мне так легко, так хорошо, так свободно. И даже вопросы соседки о том, почему я такая странная не обижают. Я не сойду с выбранного пути. И не важно, что все нужно оставлять в тайне, потому что счастье любит тишину. И пусть бабушка и весь наш город считает меня блудницей. Я знаю правду.
А еще теперь я могу сосредоточиться на учебе. А еще приходится помогать Але Самсоновой вывести профессора на чистую воду. Я должна заигрывать с профессором и сделать вид, что готова зайти дальше.
— Так, он почему – то не торопится звать тебя к себе. – Говорит спустя пару дней Алла, пока красит мне губы бледно розовым, создавая образ Лолиты.
Карим не спешит, позволяет облизать свой член. Вспомнить все уроки, которые он давал в единственную ночь. Я сжимаю ствол у основания. Теперь он становится еще тверже, наливается кровью, порождая внутренний трепет похожий на страх. Я прекрасно помню как давилась, когда не учил принимать член в горло. Как слезы смешивались со слюной, как задыхалась, пока Карим удерживал мою голову.
— Давай, малыш, покажи как скучала, — запрокидывает он руки за голову, чуть сползая по сидению, чтобы мне удобнее было трогать его и целовать. Я поглаживаю член по всей длине, поднимая ресницы и поглядывая в расслабленное лицо моего мужчины. Облизываю губы язычком и тут же трогаю им же головку. Обвожу по кругу, веду влажную линию вниз, до тугих мешочков, что стягиваю в своем кулаке.
Собственное тело вибрирует от желания, между ног столько влаги, что собственное белье неприятно натирает.
Отвлекаюсь на Карима, посвящая эту композицию с пошлым названием, издавая развратные звуки ртом, которым стягиваю член, двигая головой все быстрее.
Мы проводим в машине почти два часа, кружа по городу. Мне уже больно от перевозбуждения, потому что Карим мучает меня, не проникая и не давая кончить даже когда насухо вылизывает. Но все прекращается, когда я наконец лежу в болтающемся на поясе платье, а он на коленях между моими ногами лишь с расстегнутой рубашкой, грудь под которой я постоянно глажу. Мне хочется его касаться, снова и снова, не прекращая это безумие.
Мы почти не говорим, прекрасно понимая, что нас слышат, но нам это и не нужно, Карим отлично умеет показать, что мне нужно сделать. Тянет мою руку на мой же лобок. Я тут же принимаюсь трогать себя между ног. Собираю влагу пальцами и тут же обхватываю ими его твердый, донельзя напряженный член, растирая по всей длине.
Карим запрокидывает голову, стискивая челюсти. Он в моей власти. Пусть на эти несколько мгновений, но он мой. И эта машина, это заднее сидение лучше любых шелковых простыней, потому что мы вместе, мы единое целое. Сбивчиво потираю член, страшаясь и желая, чтобы он наконец оказался во мне.
Карим резко отбрасывает мою руку и я запрокидываю обе над головой, чтобы моя грудь поднялась еще выше и у Карима был повод… Боже, да.. Как мне нравится, когда он лижет мои соски, тянет их и отпускает, чтобы снова взять в рот.
Но сейчас он быстро отстраняется, чтобы сжать свой член у основания, делая его еще более темным. И все только для того, чтобы провести головкой по моей промежности, откровенно открытой для него. По складкам, на которых скопилось много влаги.
Боже, да, пожалуйста. Мне это нужно, нам это нужно. Но я все равно невольно напрягаюсь, потому что каждый раз удивляет, как этот гигант может так легко оказаться во мне, да еще принести удовольствие.
Еложу по кожаному сидению. От влаги все неприятно липнет, но это не стоит внимания в отличие от кожи любимого, что так красиво контрастирует с моей белой. В полумраке салона разница еще более очевидна.
— Не дергайся, — хрипит Карим, и я вроде слушаюсь, но он все равно давит мне на плечи, приковывая к спинке. И все только для того, чтобы беспрепятственно проникнуть в мое влагалище. Только для того, чтобы смотреть, как член миллиметр за миллиметром теряется во влажной тугой дырочке.
Я кусаю губу, чувствуя, как меня изнутри растягивает член, не причиняет боль, но позволяет ощутить каждый миллиметр плоти, каждую извилистую как река вену, толстую бархатную головке.
Карим растягивает момент до такой степени, словно карамель, которая должно стать прозрачной. Дальше, дальше, наблюдая за каждой секундой процесса лишь иногда пересекаясь взглядом со мной.
Член входит совсем немного, но мое влагалище обхватывает ствол очень плотно
— Ты чудо, Арин, — хрипит он и резко вдавливает член до конца, стыкуя наши бедра с глухим звуком.
Немею, ошарашенная силой ощущений.
Терпение может обернуться таким сильным удовольствием, что все внутренности болезненно сжимаются. Да, да, да!
Оргазм отодвигаемый столь садистки часто, буквально выводит эмоции на другие гиперчистОты.
Я выгибаюсь дугой, хочу крикнуть. Карим успевает зажать мне рот рукой.
Но я все равно кричу, надрывно, ломко, позволяя воздуху все выходить и выходить в такт толчкам молотам.
Это невозможно, насколько я все еще чувствую удовольствие, что стягивает тело веревками.
А в это время член Карима яростно вбивается в мое сжимающееся оргазмом лоно.
Господи, ощущения настолько яркие, что я зажмуриваюсь в попытке остаться тут с Каримом, пока моя душа взмывает все выше и выше.
Я не обижаюсь на Карима, когда он марает мой живот, а несколько капель падают на платье. Я настолько счастлива, что эти мелочи кажутся милыми, это часть нашей с ним тайны. Его следы на мне.
— Приведи себя в порядок, высажу недалеко от общежития, — говорит Карим, заправляя рубашку в брюки и помогая мне поднять платье и лифчик. В своем телефоне быстро стираются растекшуюся тушь и помаду.
— Ну и видок у меня. Не смотри.
— С ума сошла? Видеть тебя такой и знать что это я сделал, что такая ты только для меня дикий кайф. Но лучше завести сумку с вторым комплектом одежды, я никогда не знаю, когда смогу к тебе вырваться.
— Хорошо, — включаю телефон и со стыдом обнаруживаю пару десятков пропущенных. От Али, от профессора, о Боже! От бабушки!
— А мой телефон тебе не понравился?
— Ой, ты что! Это какое-то космическое чудо. Мне очень нравится. Просто я не могу его показывать. Он только для твоих звонков.
— Умно конечно. Я позвоню, детка.
Я горячо прощаюсь с Каримом, тороплюсь в общежитие чтобы принять душ, по дороге пытаясь дозвониться до бабушки. Застываю, когда в комнате обнаруживаю Алю. Она сидит на моей кровати, поднимает голову.
Стою перед ней как на суде. Стыдно дико. Но я не могла отказать Кариму.
— Ты не говорила что у тебя есть ебарь. Я бы тогда тебя не просила…
— Стой! Прости! Я сейчас все объясню!
Я чувствую себя распятой на потеху людям. Пусть здесь и никого нет. Но взгляда и слов Аллы Самсоновой хватает чтобы ощутить всю силу своей вины, своего позора.
Она знает? Она знает, что я только что занималась сексом. Она знает с кем?
— Я люблю его… Ну то есть… Он приехал, и я не смогла ему отказать. Я не умею ему отказывать.
— Так если у тебя любовник, почему ты живешь здесь? — оглядывает она нашу небольшую комнату с пожелтевшими обоями и двухярусной кроватью.
Одно хорошо, уходить она не торопиться. Садится на кровать и кивает на место рядом с собой. Это возможность оправдаться, сделать все, чтобы она не злилась. Я не переживу потерю единственной подруги. Человека, которому я могу рассказать все. Пусть не имя, но достаточно подробностей, которые не могу держать в себе.
— Все сложно.
— Пф, всегда все сложно. Он кто вообще?
— Мужчина. Архитектор.
— О, боже, больше, как будто профессий нет. Старый?
— Нет! Но старше меня.
— Понятно, нашел себе дурочку.
— Нет! Ты не понимаешь, — вскакиваю, но Аля сажает меня обратно. – У нас с ним все серьезно, просто пока нужно все оставлять в тайне.
Алла смотрит на меня как на диковинку, словно я говорю, что инопланетяне приземлились и скоро будет апокалипсис. Но пусть думает, что хочет, я верю Кариму. Он меня не обманет. Он не может быть таким.
— Понятно. Почти Ромео и Джульетта. А имя у твоего Ромео есть? Фамилия. Я пробью его по базе… Никому ничего не скажу.
— Нет. Я не могу назвать его имени. Слушай, Алла, я понимаю, что подвела тебя. Прошу за это прощение. Я помогу тебе с профессором, но прошу не пытаться выяснить о моем К…
— К? Костя? Кирилл?
— Костя, да. Его зовут Костя.
— Понятно. Ладно, Дело твое. Ты вроде взрослая девочка, знаешь, что делаешь.
— Конечно знаю. Профессор, кстати мне звонил, — перевожу тему. – Может ему перезвонить?
— А давай. Скажи, что срочно вызвали на урок. Он любит сердобольных, — воодушевляется Алла, готовая снова вступать в бой. Профессор хоть и разговаривает неохотно, но ведется на просьбу принести ему нотные заметки. Наш профессор мнит себя великим композитором и на этом можно неплохо сыграть.
— Слушай, а почему не нанять кого – нибудь, — спрашиваю Аллу перед тем, как она уходит.
— Я не могу никому доверить такое. Только тебе, понимаешь?
— Конечно. Я буду рада вывести его на чистую воду.
Она внимательно смотрит на меня, словно хочет еще что – то сказать, но потом мягко улыбается и кивком головы прощается со мной. Я еще долго смотрю в закрытую дверь после ее ухода.
Не стоило рассказывать. Теперь она будет задавать еще больше вопросов. А может быть даже начнет следить из лучших побуждений, будет думать, что Карим тоже хочет меня обмануть.
Набираю бабушку, пропущенный от которой увидела ранее. Волнуюсь дико, сердце как птичка в клетке бьется. Раз гудок, два гудок, три гудок… Я уже хочу положить телефон, когда она отвечает.
— Алло, Арина?
— Да, бабушка? — отвечаю спокойно, а перед глазами ее ожесточенное лицо. Тело покрывается фантомными синяками, что болели после ее ударов несколько дней. Так она меня не била никогда. Такой боли не приносила. Но она моя бабушка, мой самый родной человек. Я не могу отрезать ее от себя.
— Ну как ты… учишься еще?
— Что за вопросы, конечно, учусь.
— Ну кто тебя знает. Может понравился вкус денег легких.
Мне на это ответить нечего, лишь правду.
— Я пошла на это только ради тебя. И ни о чем не жалею.
— Да понятно, что не жалеешь. Бабку совсем забыла.
Что? Более странной вещи она сказать мне не могла.
— Ты же сама не хотела, чтобы я приезжала.
— Ну мало ли, что я хотела или говорила. Ты ж внучка моя. Да и работы навалом. Братья твои совсем от рук отбились. Кутят, дерутся. Недавно в больнице лежали.
— Что случилось?
— Да кто ж их знает. Они со мной не делятся. Приходят, ночуют и дальше идут. Приезжай, внучка…
— А как же мой позор. Ты же меня на всю деревню освистала.
— Так-то я не я, так-то Райка – сучка.
Я закрываю глаза, представляя автобус и то, как люди отворачивались от меня. Как детей к себе ближе притягивали, словно я заразная. Качаю головой.
— Я тебе денег лучше пришлю, но сама не приеду.
— Как так.
— Прости, бабушка, но второй раз такое отношение я не переживу.
— Да кто ж виноват = то, что у людей такое отношение. А думаешь мне легко взгляды косые сносить, гадина ты неблагодарная! Зря я тебя тогда подобрала! Надо было бросить, прямо там бросить подыхать! И не звони мне больше!
Она бросает трубку, а я сижу, чувствуя, как руки онемели, как ноги затекли. Опускаю трубку, пока в голове как на повторе крутятся снова и снова слова бабушки.
«Зря я тебя подобрала. Надо было бросить»
О чем она говорит? Что имеет ввиду.
Глупости, не в кустах же она меня нашла. У меня есть свидетельство, там имена родителей. Да и на братьев я похожа, светловолосых.
Мотаю головой, тру лицо и резко встаю. Нужно домашнее задание делать, а не думать о словах обиженной бабушки.
* * *
Профессора удается подкараулить после пар на следующий день, даже пожертвовать занятием, за которое я получаю деньги.
— Добрый день, Константин Дмитриевич.
— Ой, Ариночка, меня ждешь? — оглядывает он коридор и не видит Аллу, притаившуюся за углом.
— Вас. Хотела узнать, принесли ли вы свои записи. Я уже два дня хочу послушать, а вы так заняты.
Не знаю откуда это во мне. Эти улыбки, ужимки. Может быть из-за Карима, что просит присылать селфи в самых разных ракурсах, а может, потому что я хочу побыстрее закончить задание Аллы и сосредоточится на любимом. Тем более он сегодня обещал позвонить вечером.
— Ну вообще они у меня с собой. Хочешь пойдем, послушаешь. Да и споешь пару композиций.
— Да, да, очень хочу.
— Он открывает дверь своего кабинета и запускает меня, снова осматривая пустой коридор.
Я прождала пол ночи, надеясь, что Карим все-таки закончит свои дела и позовет меня. Не смывала макияж, не переодевалась. Держала в занемевших от волнения руках телефон и слушала старинные романсы. Галя в итоге не выдержала и пошла спать к своей подружке. В итоге с утра я еле встала. В итоге проспала. В итоге впервые в жизни опоздала на занятие, чем весьма удивила преподавателя истории музыки и весь свой поток. Особенно Аллу, которая пододвинулась, чтобы мне было куда сесть.
— Ты как с бодуна…
— Да чет не спалось, — шепчу в ответ, бросаю взгляд на ее записи и быстро переписываю, чтобы не отстать.
— А чего? Твой парень не давал заснуть?
Есть в этом своя правда.
— Не совсем.
— Может хватить говорить загадками. Я помню, что нельзя спрашивать о том, кто он такой. Но хоть что между вами происходит можно?
— Да ничего в общем – то. Вчера я надеялась на свидание, а он не пришел. На работе завал похоже.
— Ну мог бы найти пять минут…
— Ну… — чувствую, как теплеют щеки. – Нам обычно пять минут мало. Так что может и хорошо, что он совсем не приехал.
Не ври самой себе. Тебе бы хоть пять минут с ним. Хоть бы просто увидеть.
— Больше пяти минут. Что это за половой гигант, — смеется Алла, заряжая своей энергетикой. – Ладно, ладно, молчу. Да не спеши ты так. История никуда от тебя не убежит.
— Все равно. Так стыдно…
— Забей. Слушай, надо бы сегодня к Кириллу наведаться.
— К какому… А, — настроение тут же падает. – Я не в лучшей форме.
— Ничего, я прихватила вещичек. В туалете тебя переоденем и подкрасим.
Я вздыхаю, уже желая, что подписалась на эту авантюру, но и отказать не могу.
— Думаю домой рано просится.
— Тоже, верно. Просто отправим ему сообщение, а потом напишем, что не вам. Беспроигрышный вариант.
— Ты уже так делала?
— Конечно. И не раз. Даем понять, что мы всегда в полном доступе.
— Ладно, — пожимаю плечами и надеюсь, что Алла забудет обо всем. Но не тут — то было. Мы пошли в туалет на большом перерыве, где она быстро из унылой серой мыши превратила меня в настоящую соблазнительницу. Платье чуть ниже плеч, сверху пиджачок, но все стратегические места остались на виду. Их то я и фоткаю, отправляя профессору под чуткими руководством наставницы. Удивительно, но мне самой нравится, как получилось.
Мы с волнением и хихиканьем ждем, когда профессор прочитает, начнет что – то набирать и тут же удаляем.
Я быстро набираю текст «Простите, это не вам».
Профессор перестает писать, зато тут же звонит на мой номер.
— Господи, как я с ним сейчас буду разговаривать. А как пойду на пару?
— С гордо поднятой головой. Давай, отвечай и извиняйся.
Я что – то блею в трубку, на что профессор лишь говорит:
— До встречи на паре, Ариана…
— Ариана, — пародирует Алла и мы в голос смеемся. Веселые идем на пару, где обсуждаем дальнейшие ходы нашей ловушки. — Нужно убедить жертву, что она в полной безопасности, а потом раз… И Захлопнуть мышеловку.
— Звучит жутко.
— Зато работает безотказно, главное, чтобы ты не слилась с этими твоими новыми тайными отношениями.
— Нет, нет. Я буду помогать. Нужно уже просто быстрее с этим всем покончить.
— Тут я согласна, — кивает она, что – то щелкает в телефоне. – Ну слава Богу.
— Что такое?
— Да подружка моя, Марина. Вчера помнишь, звонила. Вроде успокоилась.
— Наладилось у нее с женихом.
— Да, вчера была бурная ночь. Сегодня расскажет. А кстати, хочешь с нами?
— У меня ж работа, забыла?
— Да, точно. Надолго ты?
— На два часа. Сначала девочка шести лет. Потом мальчик десяти.
— На что только родители не идут, чтобы вырастить своих паганини.
— Или просто всесторонне развивают.
— Ой, да, мама заколебала меня по всяким кружкам таскать, а музыкальную школу я терпеть не могла.
— Тогда почему поступила сюда?
— Потому что хочу петь, а родители сказали, что наймут мне продюсера, только когда я получу образование.
— Жестко они.
— Да не, они крутые, просто строгие во многом.
Мы досиживаем пару и идем к Кириллу Дмитриевичу. Я немного волнуюсь, потому что парни, которые собственно меня никогда особо не замечали вдруг начали проявлять интерес. Хорошо, что я всегда хожу с Аллой. Так они просто постесняются подойти.
Всю пару я сижу очень близко к профессору, напряженная как струна в гитаре. Но, судя по всему, все идет отлично, потому что он часто посматривает на меня, а после пары предлагает на неделе поехать в студию и записать мой голос под его композицию.
И я чертовски понимаю тех девчонок, которые на такое соглашались, наивно полагая что их действительно считают талантливыми. Это манит. Похвала позволяет почувствовать ту самую эйфорию, которую мне дарит Карим.
— Думаешь и правда запишет или прямо там начнет приставать?
— Не, там не начнет, слишком рисковано. Но скорее всего даже записывать не будет – сделает вид. Гандон.
— Слушай, а к тебе он не подходил, ну, с предложением.
— Шутишь? Я дочь Самсоновых. Ему стоит меня только пальцем тронуть, как набегут ватага из моих родственников, которые быстро поднимут его на вилы. В нашем круге мы друг за друга горой, причем не важно в ссоре мы при этом или давно не общались.
— А, вот почему ты Марине помогаешь?
— Это тоже.
— Здорово, у нас в семье не так.
— Я думала вы дружны.
— Были, — отмахиваюсь от вопросов, спеша на свое репетиторство. После постоянно заглядываю в телефон, надеясь, что хоть сегодня Карим освободится. Но похоже его сильно загрузили работой, раз он даже с добрым утром мне не пожелал.
Выхожу из многоэтажки и вздрагиваю от звука клаксона. Оборачиваюсь и вижу сияющий порше Али.
— Привет, — вылезает она из окна. – Садись, поедем поедим. Знаю же, что голодная.
— Да я перекушу, ты чего.
— Давай, давай. С Мариной поговорим. Не могу ее одна переваривать. Ты хоть будешь разбавлять ее стервозность своей сладостью.
— Так, а ты танцевать идешь? — спрашивает Аля, когда я возвращаюсь к столу. Они уже довольно подвипившие, с разгоревшимися щеками.
— Не, меня сейчас заберут, — улыбаюсь, прячу глаза и разглаживаю подол платья.
— О, даже так?
— Что, что такое? – любопытствует Марина.
— Да я просто сделала, как учила Алла, послала фото своему парню, и он тут же спросил, где я. Теперь едет сюда, чтобы меня забрать.
— Ого, да ты быстро учишься.
— А что за парень?
— Мне бы тоже хотелось знать, но Аринка не говорит. Тайна за семью печатями.
— Ну, это ее право, кстати, — пожимает плечами Марина. — Ладно, я танцевать. Ты идешь?
— Иду. Тебя точно не проводить, — смеется Аля, а я с улыбкой качаю головой.
— Все отлично. Завтра увидимся. Я тебе что-то должна за коктейль?
— Нет, конечно. Отличной тебе ночки, детка, — целует она меня в щеку и идет поражать мужское воображение своим телом. Танцует она и правда отлично. Как и Марина. В какой-то момент я даже закрываю лицо руками, настолько неудобно смотреть на их синхронные движения. Я так никогда не смогу. Разве что на Кариме.
Поджимаю губы, не узнавая саму себя. Все-таки коктейль подействовал, раз возникают такие мысли. Именно в этот момент телефон пиликает новым сообщением.
«Выходи».
Я тут же беру свой рюкзак и тороплюсь сквозь толпу на выход, словно окрыленная будущими минутами счастья. Неважно, сколько мы пробудем вместе, главное, что это случится.
Я выхожу на улицу, вдыхая свежий ночной воздух, почти сразу замечаю агрессивную морду иномарки без номеров, которая мне подмигивает. Бегу туда со всех ног, прыгаю в машину почти сразу, излишне хлопая дверью. Помню, как такое не нравится брату.
— Прости, слишком сильно хлопнула?
— Конечно. Придется тебя наказать сегодня, — опускает он ладонь на колено, когда его телефон начинает играть на весь салон. Карим тут же тормозит машину, выходит прямо на дороге и минуты три разговаривает по телефону. Потом садится снова, но уже заметно напряжен.
— Проблемы? Работа?
— Да так, ничего важного. А ты когда начала по таким клубам ходить?
— Я не начала, просто подружка позвала.
— Не стоит тебе по таким местам ходить.
— Почему? Там весело, и коктейли вкусные.
— Ну, как минимум, потому что я тебя об этом прошу.
— Ну, хорошо, — разве я могу ослушаться своего мужчину? Отвлекаюсь на свой телефон. Звонит Алла.
— Привет? Я что-то забыла?
— Нет, нет. Слушай, волнуюсь за тебя. Скинешь точку, где находишься.
— Ой, а я не умею. Да и телефон у меня такое не умеет.
— Блин, точно. А где едешь? По набережной?
— Да, а ты откуда…
— Да просто видела, как ты уезжала. Будь осторожна, мужчины бывают такими лжецами.
— Не переживай! До завтра!
— Что там? — Карим кивает на телефон, который убираю в рюкзак. – Опять твоя подружка?
— Ага. Волнуется. Знает, что у меня есть парень, но не знает кто.
— Надо, чтобы и не узнала. Думаю, стоит перестать с ней общаться.
— Почему? Она хорошая.
— Женщины любопытны. Рано или поздно, она начнет за тобой следить. А нам ведь это не нужно? Ты же в безопасности со мной?
— Конечно, — киваю, прижимаясь к его плечу, делая себе пометку больше не упоминать в присутствии Карима Аллу. Всем будет спаться спокойнее. Но я уверена, что она не сделает ничего, что бы мне навредило.
Мы долго едем по городу, минуя главные дороги, но вскоре выбираемся в лесок, где Карим прячет машину в деревьях.
Как только мотор глохнет, а салон погружается в полутьму, то все мои рецепторы обретают резкую чувствительность. Запах Карима заполняет меня до краев, его энергетика берет меня в плотное кольцо.
— Пойми, малыш, нам нельзя светиться, — трогает он мой подбородок, без ошибок находя его в темноте. Гладит костяшками пальцев, затем трогает губы большим.
— Я понимаю. Я не хочу рисковать… Я хочу видеть тебя, хотя бы изредка.
— Ты чудо, — шепчет Карим, вторую руку заводит на мой затылок, сжимая там волосы. – Пахнешь охуительно.
— Ты тоже, — шепчу в темноте, прижимаясь своими губами к его. Поцелуй жадный, влажный, сочный, дико возбуждающий. Я ничего не вижу в темноте, почти ничего не слышу в тишине салона, зато ярко чувствую каждый миг тактильного кайфа. Руки Карима уже на моей груди, он грубо тянет чашечки лифчика вниз, тут же принимаясь мучить соски.
Боже, они словно горят под его губами. А он еще и язык добавляет. Вылизывает так, что между ног все болезненно тянет. Хочется потрогать там себя, но еще больше хочется трогать Карима. Я веду руками по его свитеру прямо вниз, выдергиваю его из-под ремня и тяну вверх, чтобы скинуть лишнее. Карим помогает мне стянуть одежду через голову и тут же снова принимается за грудь. Боже, как же хорошо! Как же приятно! Я запрокидываю голову, стону в голос, пока Карим щекочет мои соски, сжимает обе груди руками и зарывается туда носом.
— Привет, ты где? — не успеваю зайти в комнате, как мне звонит Алла. Ее волнение мне приятно, хотя и вызывает странную, необъяснимую тревогу.
— Вот, только зашла. А вы где? Все нормально у вас? Голос вроде бодрый.
— Да, я уже протрезвела. А ты чего на сообщения не отвечала. Я волновалась.
— Ну… Мы немного заняты были…
— С Костей?
— С каким Костей? — сначала не поняла я, а потом по лбу себя ударила. Я же сама назвала это имя. – Да, точно, с Костей.
— Ну ладно, я поняла, главное, что ты домой добралась, — она отключается как – то слишком резко, оставляя меня в полном недоумении. Гадать, что же не так. Почему у меня такое ощущение, словно она ментально меня в чем – то обвинила? Хотя перед ней я точно ни в чем не виновата.
Ну и ладно. Если надо, скажет. Может обиделась, что я ушла рано.
Может перепила просто.
Беру косметичку и долго принимаю душ, перебирая моменты с Каримом. Все они, как фотографии лежат в моем альбоме сознания, который я частенько перелистываю. Так мне легче переживать долгие часы разлуки.
Выхожу из душевой и даже немного жалею, что нельзя оставить места касаний Карима до следующего свидания. Но дело в том, что на моем теле нет ни миллиметра, где бы он не касался.
Когда возвращаюсь в комнату, тут же Галя, машет мне и общается со своим парнем по телефону. Я же беру свой, на который обычно звонит Карим. Ого, пропущенный. Чего бы ему мне звонить?
И вдруг вздрагиваю, когда он оживает. Поднимаю трубку, испуганно спрашивая.
— Карим, что – то случилось?
В ответ лишь тяжелое молчание, которое пугает до чертиков.
— Карим, это ты? Тебе нужна помощь? Может полицию вызвать?
Связь обрывается, и я слышу лишь гудки. Они как сирена в моей голове. Я тут же начинаю названивать Кариму, хотя знаю, что нельзя, он запретил. Помимо этого, собираюсь, готовая бежать в полицию.
Но, через минут, десять слышу голос Карима, что заставляет мое сердце буквально зайтись в волнении.
— В чем дело? Зачем ты названиваешь?
— Прости, любимый. Ты позвонил, молчал, я испугалась, хотела в полицию бежать.
— И чтобы ты там сказала, — вдруг усмехается он, уже немного расслабленно. – Сын президента попал в беду, спасите его.
— Боже, — понимаю, как бы это звучало. – Меня бы на смех подняли, да?
— К сожалению, да, детка. Ложись спать. И еще, запишись к врачу. Начинай принимать таблетки.
— Какие?
— Противозачаточные, Арин. Мне пока рано думать о детях.
Почему меня так царапает, что он говорит мне, а не нам. Почему меня так беспокоит, что он скрывает наши отношения.
Отметаю эти мысли, как ненужные альбомные листы, на которых фотографии не поместились или не держались бы. Наша история закончится хорошо. Нужно верить Кариму. Нужно верить тому, кого любишь.
На утро у меня отличное настроение. Я даже делаю подобие прически, чтобы понравится не только профессору, но и себе. Надеваю одно их тех платьев, что еще не успел замарать Карим и свои ботинки.
В аудитории ищу глазами Аллу, машу ей с улыбкой, но в ответ получаю лишь короткий кивок головой.
— Привет. – сажусь рядом. – Погода сегодня отличная. Думаю, погулять после работы, ты со мной?
— От твоего позитива блевать охота. Хорошо потрахалась?
— Аль, ты чего…
— Да ничего, настроение паршивое. Но думаю скоро заболею твоим.
— Перепила, наверное, вчера?
— Не спала почти.
— А как у твоей подруги дела? Мы вчера так и не успели познакомиться поближе.
— Ничего, успеете еще. Знаешь, на этой неделе я думаю надо заканчивать с профессором. Он уже тепленький. Надо дожать.
— Ты прям так торопишься, — настроение падает моментально, зато у Аллы наоборот подъем. – Может еще пофлиртовать?
— Нет, нет, ты сделаешь вид, что споткнешься. Он предложит тебя подвезти, а ты скажешь, что в комнате подруга.
— Он повезет меня в больницу.
— Да нет же дура, он повезет тебя к себе, потому что на такие невинные глазки как у тебя любой клюнет, даже… Короче любой.
— Ну не знаю, Аль, как — то это…
— Ты же обещала мне помочь. Или сливаешься?
— Нет, нет, я все сделаю. Может даже хорошо, что побыстрее. Будет меньше голова болеть об этом. Когда ты хочешь это провернуть?
— Сегодня профессор на конкурсе, так что завтра. Наденешь каблуки.
— Но у меня нет.
Она как – то подозрительно смотрит, потом кивает со словами.
— Ничего, я принесу, — что – то набирает Алла в телефоне, а когда звенит звонок, резко поднимается со своего места. Может у меня паранойя, но ощущение такое, словно ей неприятно со мной рядом находится. — Какой у тебя размер ноги.
— Тридцать пятый.
— Ну правда натуральная золушка. До завтра.
— Но у нас же пары еще, ты куда?
— К Марине.
— А что, у нее что – то случилось?
— Да. Нужно помочь, морально. До завтра, золушка.
— Пока, — прощаюсь, совершенно ничего не понимая, но чувствуя себя попавшей в детство, когда вся мокрая и замершая упорно зову маму на берегу реки, а она все не приходит и не приходит, рождая внутри тела лютый страх, заполняющий меня до краев.
Стряхиваю дурацкое ощущение и спокойно иду на следующую пару, потом в библиотеку и снова на учебу. Но весь день меня не покидает чувство, что я где – то обидела Аллу.
Так, надо помочь ей, не отвлекаясь ни на что. И как бы не было тяжело, придется даже отменить встречу с Каримом, если он захочет встретится.
После учебы и репетиторства я все-таки нахожу время забежать в больницу. Записываюсь к гинекологу. Правда только на будущую неделю. Как раз все дела будут закончены и я смогу посвятить себя Кариму и Музыке.