Беременна в 43. Бумеранг для предателя

Глава 1

– И где твой муж, Ава? Уж неделю в отделении лежишь, а тебя никто не навещает.

Соседка по больничной палате хохочет, поглядывая на меня с прищуром, а я сжимаю зубы. Жалею, что разрешила ей вселиться к себе в платную одноместную палату, когда ее чуть ли не в коридоре хотели поселить.

– Муж в командировке, – цежу я сквозь зубы и отворачиваюсь лицом к стене.

На душе и так плохо, а Лида только подливает масла в огонь.

– Может, набрехала, что семья у тебя? И дочку придумала?

По сердцу будто бритвой проводят.

За эту неделю, что я лежу в больнице, ко мне никто из родных не приходит. Муж задерживается в командировке, а дочь… Дочь готовится к сессии, корпит над учебниками, так что все необходимые вещи мне передает водитель.

Хочется малодушно сгруппироваться, подтянув колени к груди, но я слишком хорошо знаю, что это не поможет. Едва слышно всхлипнув, провожу ребром ладони по щеке, стирая непрошеную случайную слезу.

Когда у меня заподозрили рак и положили на дополнительное обследование, я думала, что муж и единственная дочь поддержат меня, будут рядом, как семья, но всё оказывается наоборот.

Они будто отдаляются от меня, даже не интересуются, как у меня дела, не нужно ли мне чего в больнице. Не звонят, только скупо отвечают на мои многочисленные сообщения, что усиливает мое чувство никчемности.

Если рак подтвердят, срок моей жизни пойдет на месяцы, если не недели, а никого вокруг это будто не волнует.

– Мам, сейчас медицина далеко вперед шагнула. Чик-чик, и ты в строю. Когда там тебя выпишут? Я соскучилась по твоему фирменному пирогу, – сказала мне утром дочь, когда я звонила ей, чтобы получить поддержку. А вместо нее получила плевок в душу.

Муж и вовсе избегает этой темы и рычит каждый раз, когда я говорю ему о предстоящих анализах. Так что в чем-то Лида права.

– Слепая ты, Авка, ясно же, что не нужна ты своей семье, а мужик вообще небось загулял, вот и чешет тебе про командировку. Знаем мы, в какие-такие командировки мужья мотаются.

– Лида, ты, кажется, в чужой жизни лучше меня разбираешься, – усмехаюсь я, но голос предательски дрожит. – Может, и прогноз на будущее мне составишь? Или поищешь, кому еще нервы потрепать?

Соседка хмыкает, довольная, что задела меня за живое, но я больше не даю ей этого удовольствия. Глубоко вдыхаю, проглатывая ком в горле, и, поворачиваясь к ней, добавляю:

– Ты лучше за своей семьей следи, Лида, а в мою не лезь.

Лида усмехается, откидываясь на подушку. Вот только выходит у нее болезненная гримаса.

– Да следила я, Ава. Потому по опыту и говорю, а ведь раньше такой же наивной, как ты, была, всё верила, что у меня-то муж не такой, как все. Верный, как пес, только меня любит. А оказалось, что еще и добрую половину моих коллег в цеху.

Лида, может, и злословит, но в ней говорит ее собственная боль, которую она не в силах унять.

Я сжимаю пальцы в кулак под одеялом.

Не хочу слушать.

Не хочу думать.

От дальнейшего разговора, который усиливает мое отчаяние и чувство одиночества, меня спасает медсестра, которая уводит Лиду на процедуры. Я остаюсь, наконец, одна, но образовавшаяся тишина неожиданно сильно давит, заставляя меня ощущать себя как никогда одинокой.

Звоню дочери, чтобы хотя бы поболтать с ней, но она несколько раз сбрасывает мои вызовы, а затем и вовсе отключается.

Муж еще утром написал, что у него важная встреча и чтобы я его не беспокоила по пустякам, а если что нужно, писала ему в мессенджере.

– Абрамова? – окликает меня появившаяся на пороге палаты старшая медсестра, Рита Михайловна. – Просыпайся, муж к тебе пришел.

Обычно персонал о посетителях не предупреждает, но я в гинекологическом отделении единственная, кого вообще никто не навещает, так что старшая медсестра поглядывает на меня с любопытством, словно пытается прочесть мои мысли.

Я вскакиваю, когда слышу долгожданную новость, и едва сдерживаю улыбку, что не ускользает от Риты.

Достаю из тумбы зеркальце и, как могу, приглаживаю растрепанные волосы. Вид у меня бледный, под глазами от постоянных переживаний и недосыпа залегли темные круги, но у меня уже нет времени привести себя в порядок, чтобы хотя бы красотой порадовать мужа.

Кирилл входит спустя минуту, казалось, моментально своим присутствием заполонив всё пространство небольшой палаты.

Высокий, под метр девяносто, с широкими плечами, массивной грудной клеткой, подтянутой талией и узкими бедрами, он всегда привлекает к себе внимание женского пола, не оставляя их равнодушными, так что медсестра не сразу уходит из палаты, оставляя нас наедине.

Приходится несколько раз попросить ее удалиться и закрыть за собой дверь.

– Кир, я так скучала, – выдыхаю я и жадно изучаю лицо мужа.

Казалось, за эту неделю уже успела позабыть его, а сейчас будто и не было такой долгой разлуки.

Мы женаты с ним двадцать лет, а чувство такое, словно молодожены, настолько сильно во мне горят остро-сладкие эмоции.

Прижимаюсь к нему, крепко обхватывая талию, и вдыхаю приятный парфюм, который сама же и подарила на годовщину свадьбы три месяца назад.

Не сразу замечаю, что его собственные руки висят спокойно по бокам, даже не прикоснувшись ко мне ни разу, а когда напрягаюсь и хочу поднять голову, чтобы взглянуть на мужа, он вдруг хватает меня за плечи и насилу отстраняет от себя.

Мои пальцы сопротивляются, не желая отпускать мужа, но Кир сильнее и споро усаживает меня на кровать.

– Ава, нам нужно поговорить. Давай ты в начале выслушаешь меня спокойно, а уже потом расскажешь прогноз врачей.

Брови у Кира нахмурены и сведены к переносице, сам он излучает напряжение и какое-то подспудное недовольство, от которого у меня сводит спазмом живот.

– Кир, я переживаю, что…

Не успеваю договорить и сказать, что меня беспокоит поведение врачей, которые постоянно приходят и задают мне вопросы, пугая еще сильнее, как он резко меня перебивает.

Глава 2

– Это может прозвучать жестоко, но мне нужно думать о будущем. А у тебя опухоль…

Муж впервые мнется, нависая над моей койкой в больничной палате, а я с силой сжимаю края одеяла. Руки трясутся, в горле першит, а я смотрю на Кира и обмираю от нехорошего предчувствия.

Всё внутри сжимается в болезненный комок, каждое слово Кирилла – словно осколок стекла, вонзающийся в кожу и вспарывающий мои внутренности.

В теле болезненная слабость, кожа покрывается испариной, а я так и не могу сдвинуться с места, продолжая сидеть и смотреть на мужа снизу вверх.

– Опухоль… – повторяю я потерянно за ним, не веря, что он и правда потребовал у меня развод.

Муж.

Мой муж, с которым мы рука об руку прожили вместе двадцать лет.

Которого я поддерживала в самые трудные жизненные ситуации.

Которого выходила и поставила на ноги после аварии, когда все врачи в один голос твердили, что он до конца жизни останется неходячим инвалидом.

– Ты бросаешь меня из-за болезни? – неверяще переспрашиваю я.

Бах. Бах. Бах.

Пульс в ушах едва не взрывается, настолько сильно сердце стучит и разгоняет по венам кровь. Голова кружится, лицо Кира расплывается перед глазами, и я не сразу понимаю, что дело в слезах.

Они словно обжигают кислотой щеки и подбородок, текут безостановочно, а у меня даже сил нет стереть их с лица.

Голос предательски срывается на легкую истерику, и я замолкаю, делая глубокие вдохи и пытаясь остановить поток слез.

В горле горький ком, в сердце болезненная сосущая пустота, а в голове всё никак не укладывается новая реальность.

– После развода тебе достанется половина совместно нажитого, включая компанию, так что счета оплатить ты сумеешь. Даже поездку в заграничную клинику осилишь, так что не смей осуждать меня, что твоя болезнь совпала с моим желанием развестись.

– Я тебя не о деньгах спрашиваю, – еле разомкнув губы, шепотом спрашиваю я, но в тишине палаты мой голос звучит так громко, что я едва не вздрагиваю.

– Ну что ты от меня хочешь? – выдавливает он из себя и нервно взъерошивает волосы. – Я не готов, Ава, понимаешь?

Каждое его слово, будто свая, вбитая в мой гроб. Вздрагиваю от уместного, но болезненного сравнения.

А ведь мне всего сорок три, мне казалось, вся жизнь еще впереди, а теперь одна беда за другой.

У меня опухоль. А муж, который обещал быть со мной и в болезни, и в здравии… Не готов быть рядом.

– Я долго думал, Ава, и понял, что не готов…

Его голос хрипит, а сам он отводит взгляд. Ему стыдно смотреть мне прямо в глаза, в то время как я отчаянно вглядываюсь в него, пытаясь отыскать на его лице частичку того Кирилла, который когда-то обещал мне, что никогда не предаст. Не бросит меня, не повторит… судьбу своего отца.

– Не готов остаток жизни провести в больничных палатах и жить в подвешенном состоянии, не зная, помогла ли очередная химиотерапия или нет…

– А я бы смогла… ради тебя всё бы сделала, – шепчу, сжимая с силой пальцы.

Они болят от этого, а я будто не чувствую физической боли, ведь ее вытесняет душевная.

Не передать, каково это. Быть преданным самым родным человеком в самый тяжелый период твоей жизни.

Когда ты уязвима и не знаешь, сколько тебе будет отмерено.

Когда больна и нуждаешься в поддержке близких, чтобы хоть как-то заставить себя надеяться, что всё обойдется, что у тебя впереди еще много лет, которые ты проведешь в окружении семьи.

Вот только эта самая семья вдруг оказывается не твердым оплотом, а карточным домиком, который рассыпается от первого дуновения.

– Я благодарен тебе, Ава, что когда-то ты… – его голос утихает, и он ненадолго замолкает. И мы оба знаем, что он вспоминает. Как в таких же больничных стенах ухаживала за ним я.

– Что когда-то я за тобой утки выносила и на уши всю столицу подняла, чтобы ты смог ходить? – с горечью помогаю я ему высказать мысль, которая гложет его.

Он сжимает челюсти, на скулах перекатываются желваки, но он смотрит в этот момент как сквозь меня.

– Ты сильная, Ава, мы оба это знаем. Но я не ты, я с трудом могу даже в этой палате находиться, что уж говорить о… – выдыхает Кирилл и качает головой.

Хмурится, отчего кажется куда более устрашающим, но я не обманываюсь его видом.

В этот момент он кажется мне никчемным слабаком, который предает меня, свою жену, с которой прожил большую часть сознательной жизни, так и не попытавшись даже словесно меня поддержать.

Вот только сердце не голова, гулко бьется и болезненно сжимается невидимым кулаком, пульсируя в нем так же рвано, как аритмия на ЭКГ.

– У тебя другая женщина? – выдавливаю я, едва не задыхаясь от устрашающей догадки.

Чувствую, как всё внутри меня немеет в ожидании его ответа. А он, как назло, тянет, словно не знает, стоит ли мне отвечать.

– Да, – коротко говорит он спустя, казалось, вечность.

На этот раз не отводит взгляда, словно хочет показать, что это то единственное, чего он не стыдится, вот только в глубине его глаз я вижу крохотное чувство вины. Оно съедает его изнутри, но он отмахивается от него, убеждая себя, что поступает правильно.

– Буду с тобой честен, она ждет от меня ребенка, и…

Его кадык дергается, когда он шумно сглатывает, словно ему и самому тяжело признаваться мне в том, что обычно мужчины от своих жен скрывают.

На секунду мне кажется, что если бы я была здорова, так бы оно и произошло, но я на корню давлю эту мысль, опасаясь скатиться в истерику.

Боюсь вдруг на мгновение, что иначе начну обвинять себя и свою болезнь, что не сумела сохранить брак.

– Ребенка, – бормочу я, а сама едва не смеюсь, но радости в моем голосе ни капли.

Только горечь, приправленная отчаянием и страхом. Обхватываю себя руками за плечи, ощущая холод, а Кир тем временем продолжает меня убивать.

– Я позволю ей родить, Ава. Мне нужен сын. Наследник. А ты…

– А я?

Я снова поднимаю голову, не веря в то, что всё это не кошмарный сон.

Глава 3

– Ульяна Демидова, – повторяю я это имя, чувствуя на кончике языка неприятную горечь.

Сердце неравномерно и рвано стучит, ударяясь о ноющие ребра, а сама я горю внутри, не понимая, как это всё может быть правдой.

Что Ульяна, лучшая подружка моей дочки, та хорошая и приятная девочка, которую я помню еще с начальной школы, спит с моим мужем. И не просто спит, а носит под сердцем его ребенка.

– Какой срок? – срываясь на хрип, спрашиваю я и снова задираю голову, не обращая внимания на ломоту в позвонках.

– К чему этот вопрос, Ава?

Кирилл хмурится и еще сильнее бычится, словно воспринимает меня врагом. Напрягается так, будто боится, что я причиню вред его любовнице.

Мне становится еще хуже, когда я вижу его реакцию.

Раньше он так защищал меня.

Прикрывал своей спиной, обещал, что я ни в чем не буду знать нужды, что он всегда будет рядом.

Рядом…

Мне казалось, в этом суть любого брака, заключенного по любви. Но сейчас реальность вырисовывается неприглядными красками в серых тонах.

Ты нужна своему мужу только когда здорова, весела и приятна. А стоит тебе сойти с дистанции, и единственное, чего хочется супругу – это пристрелить тебя, как хромую лошадь, чтобы ты не была для него обузой.

Сжав зубы, я сглатываю и едва заметно качаю головой. Хочется рассмеяться, но это скорее от намечающейся истерики.

– Ты ответь, Кир. Неужели не имею права знать? Я ведь всё еще твоя законная жена, дорогой ты мой супруг.

Мой голос выдает мою растерянность и обиду, отдает привкусом горькой полыни, и я рада, что в такой унизительный момент рядом никого нет.

– Четыре месяца, – после продолжительной паузы всё же отвечает Кир, и я со стоном закрываю лицо ладонями.

Мне хочется закричать изо всех сил, чтобы выплеснуть наружу боль, но я молчу, до крови прикусывая губу. Не сразу чувствую вкус железа во рту, а затем едва не смеюсь истерично.

Начинаю понимать, почему в последние месяцы Ульяна избегает меня, а если даже мы и пересекаемся, когда я прихожу на работу к мужу, сторонится и вся напряжена при виде меня. До этого мне казалось, что, возможно, она на что-то обиделась, или они поругались с моей дочкой, а сейчас всё встает на свои места.

Она просто боялась, что я увижу то, что они с Киром всё это время скрывали. Свою связь.

– Катя знает? – спрашиваю я о дочери, стараясь взять себя в руки.

Мой голос против воли дрожит, но это и не удивительно. Не каждый день узнаешь, что муж тебя предает.

– Пока нет. Я сам ей сегодня скажу, ты не переживай, – мнется, а затем решительно заявляет Кирилл.

Я же встаю и подхожу к окну, огибая мужа, чтобы ненароком не коснуться его.

– Не переживай? Это всё, что ты можешь мне сказать? – повторяю я с горькой усмешкой и прислоняюсь лбом к стеклу. Оно холодит, слегка остужая мой жар, и я кладу ладонь с растопыренными пальцами рядом.

К счастью, сейчас день, и в отражении я не вижу мужа, что дает мне недолгую передышку, когда я могу ненадолго сделать вид, что его нет.

Лучше бы он и правда не приходил.

– Что ты от меня хочешь, Ава? – ощеривается Кир. – Чтобы я на колени встал и прощения попросил? Разве это что-то изменит? Повернет вспять твою болезнь, или у Ульяны живот сдует?!

Из меня вырывается короткий смешок, и я, оттолкнувшись от стекла, разворачиваюсь, глядя на мужа, который стоит напротив со сжатыми челюстями. На скулах перекатываются желваки, брови хмуро сведены, в глазах стужа и гнев. Складывается ощущение, что это я требую развод у сопротивляющегося мужа, а не наоборот.

– Что я от тебя хочу? – глухо спрашиваю я, скорее, от непонимания, как жить дальше.

Все мои ориентиры теряются, а тот якорь, который держал меня, растворяется в воздухе, как не бывало.

– Ты мне специально нервы мотаешь, Ава? Долго еще, как попугай, будешь за мной повторять?!

Кир выходит из себя, сжимает кулаки и смотрит с такой агрессией, что я отшатываюсь, будто нахожусь в какой-то параллельной реальности.

– Не смей повышать на меня голос, Кирилл! На свою новую кричи, сколько угодно, а на меня прыгать не смей! – выплевываю я и вся подбираюсь, готовая держать удар.

У меня шоры перед глазами спадают, и я, казалось, смотрю на себя со стороны.

Выгляжу жалкой и потерянной. Такую только пожалеть можно, а я ведь всегда была сильной женщиной.

Даже когда все врачи много лет назад смотрели на меня с жалостью и убеждали, что я навсегда останусь жить с мужем-инвалидом, я ни на секунду не опустила руки. В моей душе ни разу не всколыхнулись сомнения, что я молода и мне стоит развестись и начать жизнь сначала.

Я верила, что сумею сотворить чудо, ведь сила любви, как тогда мне казалось, способна на многое, если не на всё.

И только возможная злокачественная опухоль сумела поставить меня едва ли не на колени. А теперь он… новый удар, который ломает мой хребет надвое.

В этот момент я опускаю взгляд на ноги Кира и коротко рвано смеюсь.

– На колени, говоришь, Кир? А вставай!

Я сжимаю ладони в кулаки и смотрю на мужа с вызовом. В груди полыхает пламя, которое разъедает меня, и я уже не в силах держать его в себе.

Кир неверяще качает головой, а я даже не разочарована. В это мгновение отчетливо вижу его не через влюбленные глаза, а каков он в реальности.

Трус, не способный взять на себя ответственность.

Он может быть сколько угодно успешным бизнесменом, но разве можно уважать мужчину, который бросает жену в самый критичный момент ее жизни?

– Ты в своем уме, Ава? Я уважаемый человек и никогда ни перед кем на колени не вставал! Что ты за глупости несешь? – рычит Кир и оглядывается назад, будто кто-то может на нас смотреть. Вот только дверь в палату закрыта, а в ней мы одни.

– Глупости? Ты сам предложил это, Кир. Прощения попросить хотел, разве нет?

Его ноздри раздуваются, как у быка на корриде, а глаза буквально наливаются кровью. Кажется, капилляры от напряжения лопнули.

Глава 4

После ухода мужа я ложусь на кровать и отворачиваюсь к стене, глядя на нее бездумным взглядом. На душе полное опустошение. Мысли в воспаленном мозгу ворочаются вяло, нехотя.

Мне кажется, что всё произошедшее – это плод моего воспаленного воображения.

Что муж на самом деле не приходил.

Что его слова о том, что подруга дочери беременна от него – ложь.

Но когда я себя щипаю, мне больно.

Выходит, не сон.

С процедур возвращается Лида и что-то бубнит на фоне, возмущаясь грубостью персонала, но я впервые даже рада тому, что она не молчит, а забивает тишину своим высоким голосом.

На меня накатывает слабость, и я ненадолго засыпаю, впервые радуясь такой особенности своей психики.

Но сон в этот раз не спешит быть целительным, а скорее выматывает меня сильнее, так что просыпаюсь я вся потная на мокрых простынях. Рядом вибрирует телефон, и спросонья я не сразу вижу, что это дочка.

Сердце стучит так быстро, что отдает пульсацией в висках, и я буквально слышу пульс в ушах. Меня охватывает замешательство и ступор, и я пытаюсь сообразить, сколько времени прошло с ухода мужа.

Я ведь так сильно погрузилась в собственное отчаяние, что совсем не подумала о том, что мне стоит поговорить с дочкой первой. Как-то помягче объяснить ей, как так вышло, что теперь ее новой мачехой станет ее ровесница. К тому же, лучшая подружка.

Телефон, пока я пребываю в раздумьях, замолкает, и я даже выдыхаю, чувствуя, что у меня есть передышка, чтобы привести мысли в порядок и скомпоновать их во что-то внятное.

Дочка звонит снова, чего раньше за ней не наблюдалось, и я даже настораживаюсь, чувствуя беспокойство. Обычно это я обрываю ей телефон, а в этот раз всё происходит наоборот.

Видимо, Кирилл уже поговорил с Катей, и она теперь явно в растрепанных чувствах, потому и хочет услышать мой голос.

– Слушаю, Катюш, – хрипло после сна отвечаю я, поднося смартфон к уху, ожидая услышать дочкины рыдания, но вместо этого получаю претензию.

– Почему так долго, мам? Я вся извелась, – раздраженно говорит Катя и пыхтит.

– Я спала, только встала, Катюш.

– Это что, правда? Отец не пошутил, и вы разводитесь?

Вздыхаю, усаживаясь на кровати удобнее, и одним глазом поглядываю на спящую соседку. Она похрапывает, но я всё равно говорю как можно тише, не желая посвящать ее в семейные проблемы. Еще не хватало ее зубоскальства и хохота, что она меня предупреждала, что все мужики одинаковые.

– Понимаешь, Катюш…

– Да или нет?! – едва ли не визжит она, и я морщусь, от ее крика аж голова пульсирует.

– Да.

– Почему? Вы же старые, в вашем возрасте не разводятся, – фырчит она, а до меня вдруг доходит, что Кирилл смалодушничал и не рассказал ей о реальной причине нашего развода.

Первым порывом было как-то сгладить ситуацию и уверить ее, что так бывает, что люди не любят друг друга и больше не могут оставаться семьей, а затем я стискиваю челюсти и вспоминаю взгляд мужа. Брезгливый, даже какой-то жалостливый. И его жестокие малодушные слова, что он не готов быть со мной в болезни.

Катя уже взрослая, так что мне нет нужды обеливать Кирилла в ее глазах.

– У твоего отца другая женщина, Кать.

Воцаряется молчание. Она только дышит в трубку и явно непонимающе хлопает глазами. Спустя минуту посмеивается, будто я сморозила какую-то глупость.

– Ты шутишь, мам? Папа не мог. Чем тебя там обкалывают в больничке, что ты такую ерунду придумала про папу? Хочешь против него меня настроить?

Не знаю, что обижает меня сильнее. Ее уверенность, что ее святой отец не способен на измену. Или то, что она обвиняет меня в том, что я ей вру.

– Если бы ты хоть раз навестила меня, так бы не говорила, дочь, – с горечью отвечаю я ей, не пытаясь как-то ее оправдать даже в собственных глазах.

– Вот только давай без обвинений, мам. Ты же знаешь, у меня на носу сессия. Да и тебя скоро выпишут, дома увидимся. Не нуди.

Катя говорит с такой легкомысленной интонацией, что у меня внутри всё обрывается. Она будто не понимает, что я тут не прохлаждаюсь, а обследуюсь, и отнюдь не от хорошей жизни.

С меня будто шоры спадают, и я чувствую обиду на Катю, что она не нашла даже пяти минут, чтобы придти ко мне. Хотя бы помахать с улицы, наблюдая меня в окне. Это ведь такая малость, а ей всё равно.

– Ты лучше с отцом помирись, если вы поругались, а то он тут угрожал тачку отобрать, если я сессию не сдам.

Всё, что ее волнует – это содержание и деньги, которых ее сейчас лишает отец.

Тяжело принять измену мужа, когда он находит молодую, но еще сложнее, когда твоему собственному ребенку на тебя плевать.

– Никакого примирения не будет, – коротко отрезаю я и стираю с лица слезы. Даже не замечаю, что всё это время беззвучно плачу.

Катя снова молчит, явно переваривает, не понимая, шучу я или говорю серьезно.

– И кто она? – настороженно и слегка капризно бурчит она.

Я же прикусываю губу, чувствуя себя в западне. Кирилл не соврал, дочери сказал про развод, вот только самую грязную работу оставил мне. И как бы не хотелось быть гонцом плохих вестей, я не молчу.

– Ульяна.

– И? Какая еще Ульяна? Молодуха какая-то его?

Дочка даже мысли не допускает, что эта самая молодуха – ее подружка.

– Ты что молчишь, мам? Я ее знаю или что? Она беременна, поэтому вы разводитесь?

Катя говорит прямо в точку, будто чувствует, что творится у нас под носом.

– Знаешь.

– И? Мне долго еще из тебя по крупицам инфу вытягивать?

Она раздражается, а у меня все слова в горле застревают, будто режет там всё. Едва сдерживаю всхлип, но сжимаю зубы и выдыхаю с силой.

– Твоя подруга Ульяна беременна от твоего отца, Катюш.

– Не смешно, – хмыкает она коротко, не поверив мне.

Следом раздаются гудки.

Сбросила.

Пальцы ослабевают, телефон падает на постель, а сама я прикрываю глаза и прислоняюсь затылком к стене.

Глава 5

Раиса Степановна уходит, и в палате мы с Лидой остаемся одни.

– Ты чего раскисла, подруга?

Так и хочется рявкнуть, что никакая я ей не подруга, но на крик нет сил.

– После обеда назначен аборт, – безжизненным голосом произношу я и лежа смотрю в белый гудящий потолок.

– В первый раз, что ли? Не боись, срок у тебя вроде маленький, так что проблем опосля не будет. Да и ты уже не молодка, какая разница, родишь потом аль нет. Замужем, опять же, дочка уже есть…

Лида снова продолжает бесцеремонно вставлять свои комментарии, рассказывая про свой опыт, а я вспоминаю о прошлом.

После рождения Кати мы много лет с Киром пытались завести второго ребенка.

Он грезил мальчиком. Сыном, который продолжит его дело и род. Я же…

Вскакиваю, осознавая, что ловлю себя на мысли, что не понимаю…

А чего хотела я сама?

Я так привыкла жить мечтами и целями мужа, что позабыла, кажется, о своих.

– Да и какой тебе в твоем возрасте спиногрыз, Ава, в наши годы уже климакс на пятки наступает.

Я моргаю и смотрю на Лиду, затем обвожу взглядом палату и будто прозреваю.

Даже в этой больнице я лежу, так как главврач здесь – бывший одноклассник Кирилла. Так что нет ничего удивительного в том, что все врачи звонят мужу и докладывают ему обо всем.

А вот диагноз мне так и не подтвердили. Раиса Степановна только помнулась и неопределенно качнула головой, заставляя меня только сильнее нервничать и переживать.

Под ребрами ноет, сердце болезненно сжимается, и я вынужденно сжимаю зубы. Накатывает вдруг волна страха, что я никому здесь не могу доверять.

Все так настаивают на моем аборте, словно это обыденность и ничего не значащая операция, после которой я с легкостью встану и пойду дальше. Слишком сильно напирают, провоцируя во мне тревогу.

А что если Кирилл заплатил им денег, чтобы они как можно скорее избавились от моего ребенка? Ему ведь он не нужен, он ему мешает. У него ведь теперь есть другой, от молодой любовницы и его новой любви.

Я никогда не считала мужа монстром, способным на убийство и такие интриги, но честно говоря, изменщиком и предателем я его тоже представить до этого дня не смогла бы. Так что стоит признать, что все мои опасения могут оказаться правдой.

– Ты что делаешь? Тебя выписывают разве? – подрывается Лида, увидев, что я собираю свои вещи в сумку.

– Тихо ты, – шикаю я, а затем все-таки говорю ей то, что заставит ее молчать перед врачами.

Рассказываю про предателя-мужа, его молодую любовницу и врачей, которые уже неделю мне ничего внятного сказать не могут. Лида праведно возмущается, готовая рвать и метать, но я уже за эти дни поняла, что ей лишь бы поскандалить. Она из тех людей, которым это доставляет удовольствие.

– Так может и нет у тебя никакой опухоли? – задумчиво спрашивает вслух Лида, и я замираю на пару секунд.

Но не позволяю надежде охватить меня с головой. Это было бы сродни чуду, а в чудеса с некоторых пор я совершенно не верю.

– Я же с районной поликлиники сюда поступила, Лид, – вздыхаю я, пресекая любые свои мысли по этому поводу. – Вряд ли муж стал бы подкупать такое большое количество людей. Да и зачем? Можно было придумать, что у меня внематочная и сделать мне аборт по медицинским показаниям.

Мне не хочется думать, что Кир настолько равнодушен и жесток, чтобы провернуть всю эту схему. Да и не сходится. Какой ему смысл выставлять себя в плохом свете и бросать больную жену? Проще ведь разводиться со здоровой.

– Я тебя прикрою, Ав! – кричит мне вслед Лида, и я морщусь от ее громкого голоса.

Когда в коридоре оказывается безлюдно, я натягиваю капюшон кофты как можно ниже и уверенно и быстро иду к выходу на первый этаж. Сейчас приемные часы, так что вокруг много народа. Мне удается проскользнуть мимо них и охраны, никто даже не замечает моего ухода.

В теле слабость, и я из последних сил сажусь в такси и сразу жи прикрываю глаза. Пью воду, промочив сухое горло, и сама не замечаю, как мы подъезжаем к элитной многоэтажке, в которой мы живем с мужем последние три года.

Консьержка не сразу меня узнает, посматривает при этом как-то странно, но у меня сейчас нет сил задумываться, что означает ее любопытный взгляд.

Хочется прилечь, так как головокружение неслабое, но когда я дрожащими пальцами пытаюсь вставить ключ в замочную скважину и открыть дверь, оказывается, что ключ не подходит.

– Что за… – шепчу я, пытаясь открыть дверь снова и снова.

Безуспешно.

В ушах шумит, и я не сразу слышу шаги внутри квартиры. Робкие и явно не мужские.

В мутном окошке глазка вижу, что кто-то подходит к двери и смотрит через него на лестничную площадку, и на секунду мне даже кажется, что это дочка приехала домой, но всё гораздо прозаичнее и банальнее.

– Тетя Ава? – пищит испуганно подруга дочери. Ульяна.

Тетя Ава…

Еще никогда не чувствовала себя такой старой.

Я сжимаю зубы и едва не морщусь, ощущая себя как в какой-то дешевой мелодраме. Приезжаю из больницы к себе домой, а там любовница, от которой ты совсем не ожидала ножа в спину.

– Открой дверь, Ульяна, – хриплю я и хватаюсь с силой за ручку двери.

Меня буквально трясет от осознания, что Кирилл уже подсуетился и привел ее в нашу квартиру. И судя по смене замка на правах хозяйки.

Сначала я слышу учащенное испуганное дыхание Ульяны, а затем всё-таки щелчок замка. Тяну на себя дверь и понимаю.

Неприятный разговор неизбежен.

Глава 6

Ульяна отступает, глядя на меня в каком-то священном ужасе. Одной рукой прикрывает живот, будто ждет, что я ее ударю и наврежу ребенку из ревности и обиды, а второй держится за сердце.

Картина маслом.

Законная жена не вовремя вернулась домой из больницы.

– Тетя Ава, я вас не ждала, – шепчет Ульяна, и я едва не морщусь.

Ведет себя, как невинный ангелок. Самое ужасное, что если бы не признание Кирилла, я бы, может, и не догадалась, что эта девчонка делает в моей квартире. Даже не допустила бы мысли, что она живет тут по приглашению моего мужа и что носит его ребенка.

Я настолько ей доверяла, что поверила бы какой угодно чепухе.

Что она залетела от какого-нибудь ровесника-негодяя, а теперь прячется у нас дома от него.

Или что ее родители выгнали из дома, разочаровавшись, что она принесла в подоле.

– Не ждала, говоришь? Странно, не находишь? Это ведь моя квартира, и здесь я еще пока хозяйка, – протягиваю я, а сама осматриваюсь по сторонам, подмечая несущественные, казалось, детали, которые теперь остро бросаются в глаза.

На полу несколько пар обуви Ульяны, на вешалке ее пальто и тренч, который я подарила ей на прошлый день рождения.
На крючке висят ключи от квартиры, а на них незнакомый девичий брелок в виде кроличьей лапки. Киру такая сентиментальность несвойственна, а дочка предпочитает гламурные брелки в виде сувениров из Европы.

– Тетя, Ава, а вы… Вы уже знаете, да? Кирюша вам рассказал?

Ульяна отступает, прислоняется к стене, будто ей тяжело стоять долго на ногах, и переминается, сгибая то одно колено, то второе. Выглядит испуганным растерянным воробышком, которого застали в чужой кормушке хозяева и вот-вот погонят поганой метлой прочь.

– Кирюша? Кирюша мне всё рассказал, да, – хмыкаю я и качаю головой, разуваясь и проходя дальше по коридору. – И что вы с ним спите уже много месяцев, и что ты носишь его ребенка. И что он развода требует, и тебя собирается сделать своей женой, чтобы сыночек родился в законном браке.

Последнее он не говорил, но это и так понятно.

Ульяна гулко сглатывает и молчит. Нечего ей сказать, ей стыдно должно быть, что в чужую семью влезла.

Я же не собираюсь тушеваться и играть роль гостя в собственной квартире.

На кухне всё стоит на своих местах, на удивление, а вот в спальне меня ожидает неприятный сюрприз. Постель разворошена, подушка смята, а на полу валяются мужнины вещи.
Ульяна, судя по заспанному виду, только встала, разбуженная моими попытками попасть домой, а теперь ходит за мной по пятам, не зная, как себя вести.

Не знаю, какие эмоции сейчас у меня превалируют, но и я сама не понимаю, как себя вести. Если бы Ульяна была агрессивной хабалистой стервой, мне было бы легче. Я бы просто выставила ее взашей, дав пинка для ускорения. Может, устроила бы скандал с тасканием за волосы, но когда я кидаю взгляд на ее выпуклый живот, я вся сдуваюсь, чувствую себя, как в параллельной реальности.

Я не настолько отбитая, чтобы бить беременную, да и сил на это просто-напросто нет никаких. Дорога до дома меня изрядно вымотала, и всё, чего мне сейчас хочется, это лечь спать.

Брезгливо оборачиваюсь на постель и уверенно комкаю постельное белье, которое лично покупала месяца два назад. Теперь его только в мусорку, что я и делаю, безжалостно выпинывая за пределы спальни не только белье, но и вещи благоверного и его любовницы.

– Тетя Ава, что вы делаете? – сипит Ульяна, заламывая руки. Едва не плачет, наблюдая за моими действиями со слезами на глазах и обидой.

– Убираю мусор, не видишь, что ли? А ты прыткая, я смотрю, успела и мой шкаф занять, – ухмыляюсь я и сжимаю зубы, когда открываю створки и вижу, что моих вещей там нет. Ни платьев, ни костюмов, ни сумок. Вместо них аккуратными стопочками лежат легкомысленные платья Ульяны.

– Но Кирюша сказал, что вы будете в другом месте жить. Может, вы ему позвоните, он вам всё объяснит? Хотите, я вам даже такси закажу?

В голосе Ульяны надежда, она даже телефон достает дрожащими руками, готовая в любой момент выпроводить меня из дома. Моего, на минуточку, дома.

– Ты не охренела, девочка? – резко выпаливаю я, будто просыпаясь от спячки. – Тряпки в зубы и вон пошла. Здесь тебе не богадельня. Приют для сирых и обездоленных закрыт, ясно тебе?

Она вздрагивает, будто я ее физически ударила.

Каюсь, я так грубо выразилась специально. Знаю, как она стыдится своих алкашей-родителей, которые попортили ей всё детство.

Сама же с иронией вспоминаю, что Кирилл был против этой дружбы между своей дочкой и отпрыском наших тогдашних соседей Демидовых. Мы ведь с ним не всегда жили в элитных районах, когда-то с нуля начинали и вынуждены были снимать халупу на краю города. А Кирилл еще тогда считал, что нечего дочери заводить знакомства среди пьяни и рвани, а я наоборот настаивала, что Катюше нужны верные друзья, а не дети его будущих бизнес-партнеров, которые отвернутся от тебя, стоит тебе всё потерять.

А в итоге вон оно как вышло. Нож в спину я получила, да не оттуда, откуда ждала. А от человека, которого сама ввела в свою семью. Надо же, хотела сделать доброе дело, а в итоге сама же и поплатилась.
Правильно говорят. Не делай добра – не получишь зла.

– Зачем вы так со мной, тетя Ава? Я ведь не хотела вас обидеть.. Я… – всхлипывает Ульяна и закрывает ладонями лицо. Вся трясется, но я кривлюсь и сжимаю зубы, не собираясь поддаваться на провокации.

Прошло то время, когда я жалела эту сиротку при живых родителях. Мне нужно защищать себя и свои интересы.

– Хватит комедию ломать, Ульяна. Собирай свои вещи и проваливай! – рычу я, начиная выходить из себя.

Она поднимает голову и смотрит на меня незамутненным непонимающим взглядом. А затем задает вопрос, от которого я хохочу так, что даже живот болит.

– Но куда мне идти, тетя Ава?

У меня зубы оскоминой сводит, когда я, отсмеявшись, снова смотрю на Ульяну. Она и правда выглядит потерянной и расстроенной, будто, действительно, надеется, что я позволю остаться ей в своей квартире.

Глава 7

– Он, прости, что? – с возмущением выдыхает Влада. – Снял тебе задрипанную однушку?

Влада – моя бывшая одногруппница, с которой мы вместе учились на логопедов. Когда-то мы были лучшими подругами, но двадцать лет назад она уехала в столицу и вышла замуж, и постепенно наше общение сошло на нет.

Но когда я сегодня утром приехала в город, она лично меня встретила и не приняла отказ, что я остановлюсь в гостинице, а не у нее с мужем.

И хоть мы давно не общались, мне стало возле нее так легко и спокойной, как будто разлуки и перерыва в общении и не было. Так что я как на духу рассказала ей то, что произошло со мной два дня назад.

– Не задрипанную, а в центре, хороший район, – пожимаю я плечами. Сил на возмущения и злость просто не остается, я устала с дороги.

– Ты что, еще и согласилась, оставила квартиру ему и этой своей вертихвостке, которая только и умеет, что ноги раздвигать?

Влада злится, откидывая свои черные волосы назад, а я поражаюсь тому, что она так молодо выглядит. Не скажешь даже, что мы с ней ровесницы.

– Нет, – качаю я головой. – Не поверишь, я даже не сказала ему ничего. Так обессилена была, что просто спать легла.

Это правда, тогда мне было так плохо, что на очередной виток скандала просто не нашла в себе ни капли энергии. А когда проснулась, ни мужа, ни Ульяны в квартире не было. Как и их вещей.

– Так не пойдет, Ава. Кир что там о себе возомнил? Что может просто сказать, что у него другая, и ты всё это молча и покорно проглотишь?

Влада всегда была воинственной и никогда никому не спускала и не оскорблений, ни тычков, воздавала всем по заслугам, за что в университете ее даже прозвали фурия. В честь богини мести из древнеримской мифологии.

– Я надеюсь, у тебя есть план, как наказать супружника?

Она смотрит на меня с прищуром, а мне нечего ей сказать.

– Кир подал на развод, так что со дня на день нас разведут. Честно, не хочу сейчас о нем думать и даже слышать о нем. Да и сил на войну нет, Влада, пойми. Мне есть о чем подумать, кроме него.

Она виновато смотрит на меня, замечая мою неестественную бледность и усталость, спохватывается и стелит мне на диване в гостиной.

– Прости, что налетела на тебя, так возмущена просто. Кир ведь на вашей свадьбе показался мне адекватным, я даже не заподозрила бы никогда, что он способен на такую гнусность, как оставить больную и беременную жену в беде. А я ведь считала, что отлично разбираюсь в людях.

Болтовня Влады меня успокаивает, и я ненадолго засыпаю, а когда просыпаюсь, за окном уже темно. Слышу голоса из кухни. Видимо, муж Влады Олег вернулся с работы.

К счастью, у них в онкоцентре есть места, и меня обследуют вне очереди. Влада – тот человек, которому я даже спустя годы безоговорочно доверяю, так что надеюсь, что Олег и его врачи быстро разберутся, что со мной не так.

Пару раз мне звонят из местной больницы с моего родного города, но я не поднимаю телефон. Боюсь того, что они скажут.

Если диагноз подтвердится, я только расстроюсь, но всё равно буду задаваться вопросом, правда это или подкуп со стороны Кира.

Если не подтвердится, всё равно начну сомневаться. Вдруг это снова вмешался Кир, чтобы обнадежить меня и оставить без должного лечения.

Мне до сих пор не верится, что теперь о своем муже я думаю в таких мрачных тонах. Но реальность такова, что всё течет, всё меняется. Вот и моя жизнь кардинально становится иной.

Благо, что в центре, где я работаю с детками, я еще две недели назад взяла долгосрочный накопившийся отпуск, так что могу спокойно заниматься своим здоровьем.

Все эти несколько раз мне звонит и дочь. Но после пары раз, когда она только и делала, что клянчила у меня деньги, ведь отец прикрыл ей доступ к кормушке, я и ее стала игнорировать.

Ставлю пока мысли о дочери на паузе.

Она ведь моя плоть и кровь, и я всё равно буду любить ее и думать о ее благополучии в любом случае, но сейчас у меня просто-напросто нет сил думать о том, что ей на меня плевать. Всё равно, жива или мертва, здорова или больна.

На следующее утро, когда Влада знакомит меня со своим мужем, он производит на меня приятное впечатление. Невооруженным взглядом видно, что он любит жену и относится к ее просьбе насчет меня серьезно.

– Придется подождать два дня, несмотря на мою протекцию, так как у нас плотная загруженность в центре. Но я договорился, что в палате тебе лежать необязательно. Да и Влада настояла, что ты должна ночевать у нас дома, – говорит мне Олег после всех процедур в его клинике.

Я же едва улыбаюсь, не удивленная его решением. Влада ведь, как огненный вихрь, всё на своем пути сметет, если хочет чего-то добиться. А сейчас она с энтузиазмом берет надо мной опеку.

– А что насчет моей беременности? – смутившись, спрашиваю я у Олега.

Всё равно не получается воспринимать его отдельным врачом, я всегда держу в голове, что он муж моей подруги.

– Насчет беременности тебя послезавтра проконсультирует Мирослава Борисовна, но пока анализы не готовы, радикальных мер предпринимать не стоит. Дождись ее возвращения из отпуска.

И снова для меня начинается тяжкое ожидание, которое выматывает куда сильнее, чем собственный развод. Даже мысли о предательстве мужа отходят на второй план. И я не сильно расстраиваюсь, что еще до готовности анализов уже на следующий день мне приходит сообщение от моего адвоката, которого я наняла для бракоразводного процесса.

– Вы официально разведенная женщина, Августа Климентьевна. Свидетельство о разводе вышлю вам почтой, если нужно, или можете забрать его у меня в офисе, как вернетесь в город.

Меня накрывает опустошение, внутри даже что-то неприятно сосет, оставляя после себя гулкую пустоту, и я радуюсь тому, что в квартире друзей я нахожусь одна. Они на работе, и я могу немного поплакать, прощаясь с прошлой жизнью.

В себя меня на удивление приводит очередное сообщение адвоката.

– И еще кое-что, Августа Климентьевна. Я должен предупредить вас, что ребенок, рожденный через триста дня после развода, автоматически будет записан на вашего мужа. Если пожелаете оспорить отцовство в будущем, обращайтесь.

Глава 8

Новость о том, что я официально разведена, перевариваю еще долго. Пол ночи ворочаюсь, переживая перед встречей с лечащим врачом, которого мне назначил муж подруги.

Беспокойство от неведения гложет, отчего бывший муж и дочь отходят на второй план. Обидно, конечно, что им обоим всё равно, где я и что со мной, не нужна ли мне помощь, но когда я кладу руку на живот, все тревоги ненадолго меня отпускают. Ведь сейчас самое главное для меня – это сохранять спокойствие.

Еще ничего неизвестно, и я отчаянно надеюсь, что мне не придется совершать грех. Я ведь так сильно хотела второго ребенка, что когда узнала, что беременна, еще сильнее захотела жить.

Всем назло.

Бывшему мужу. Его любовнице. Даже дочери, которая равнодушно отреагировала на известие о моей беременности. Просто пропустила мимо ушей и снова попросила денег.

Что я, что отец для нее – кошельки на ножках, и я не могу не понимать, что в этом доля и моей вины. Что-то не додала, недовоспитала, недолюбила, избаловала. Много если, которые теперь маячат перед глазами.

– Августа Климентьевна? – вызывает меня медсестра, когда в центре подходит моя очередь.

Я напряженной походкой вхожу в кабинет и неуверенно топчусь, глядя на сидящего за столом врача.

Мирослава Борисовна, на удивление, оказывается довольно молодой женщиной, младше меня лет на пять. Темные волосы собраны в хвост, на лице серьезное выражение лица, но глаза при этом не равнодушные, а мягкие.

Так что я сажусь напротив и отвечаю на стандартные вопросы. А сама при этом нервно мну лямку сумки, которую кладу на колени, жду, когда медсестра принесет анализы.

– Ну что там, Мирослава Борисовна? – шепчу я, ерзая от нетерпения, и чувствую, как в бешеном ритме бьется сердце, едва не ломая реберные прутья.

Врач поджимает губы, скользит взглядом по моим анализам, и внутри меня всё падает, даже нижняя губа дрожит от предстоящего разочарования.

Я прижимаю одну ладонь к животу, и мне даже кажется на секунду, что чувствую биение сердца своего малыша, которому совершенно не повезло с мамой.

– Злокачественную опухоль исключаем, – раздается вердикт Мирославы Борисовны, но из-за паники я не сразу распознаю ее слова. Даже несколько раз глупо моргаю, глядя на нее пустым взглядом, а затем настороженно подаюсь вперед.

– Исключаем? Как это?

В этот момент я превращаюсь в глупую и недалекую, даже не могу вспомнить, что это слово означает. Будто я только проснулась и спросонья не пойму, где я и кто я.

– У вас нет онкозаболевания, Августа Климентьевна, – улыбается женщина, и я растекаюсь на стуле, ощущая, как меня отпускает напряжение.

– Выпейте, в вашем положении нежелательно нервничать.

Мне подают стакан воды, и я делаю несколько жадных глотков, а затем, когда протягивают сухие салфетки, с удивлением ощущаю пальцами, что всё это время беззвучно плакала от облегчения.

– Такие реакции не редкость. К сожалению, не всегда в этом кабинете звучат слезы радости, – поясняет Мирослава Борисовна, и в этот момент она кажется мне символом новой жизни.

– Получается, я здорова?

– Не совсем, – качает врач головой, и я снова вся подбираюсь. – У вас выявлена миома. Не переживайте, это доброкачественная опухоль, так что…

– А ребенок? Ребенка можно сохранить? – перебиваю я нетерпеливо.

– Миома – это не приговор, – мягко улыбается Мирослава Борисовна. – Очень многие женщины спокойно донашивают беременность и рожают здоровых малышей. Всё зависит от нескольких факторов: где именно расположена миома, насколько она большая, как себя ведет по УЗИ, и есть ли какие-либо жалобы с вашей стороны. Если узел не мешает ребенку, не перекрывает родовые пути и не провоцирует гипертонус – есть все шансы обойтись без осложнений.

– А в моем случае?

– Судя по тому, что я наблюдаю, – снова смотрит на УЗИ, – сейчас поводов для паники нет, но вас нужно регулярно наблюдать. Регулярные УЗИ, КТГ, кровь, общее состояние. Нельзя пускать на самотек. В онкоцентре мы не ведем беременности при миомах, но если хотите, я могу посоветовать вам, к кому вы можете обратиться за ведением беременности.

– Да-да, конечно, я буду очень рада, – выдыхаю я с облегчением.

– … в областной больнице… есть другой вариант, я бы порекомендовала вам Ларионову, но она работает в частной клинике, цены…

– Деньги значения не имеют, – сразу пресекаю я любые сомнения Мирославы Борисовны и выхожу из ее кабинета воодушевленная и в благостном расположении духа.

Когда же прихожу в себя после вспышки эйфории и смотрю на бумажку с именами врачей и адресом больниц, спускаюсь с небес на землю. Я ведь в столице ненадолго, на днях мне надо возвращаться в родной город.

Там у меня работа, квартира, которую после скандала муж все-таки оставил меня, половина его компании, да и привычная обстановка. Я ведь прожила там почти всю жизнь.

– Так в чем проблема, Ав? – спрашивает меня подруга Влада, когда после радости о неподтвердившемся раке я выказываю сомнения, не стоит ли мне остаться на лечение здесь. После того, что со мной было в родном городе, я больше не доверяю тамошним врачам.

– Сама подумай, ты разведена, у бывшего мужа новая пассия, скоро родится ребенок. Город не такой уж большой, вы постоянно будете пересекаться, от знакомых и “доброжелателей” ты постоянно будешь получать информацию о Кире и его зазнобе. Дочка у тебя уже большая дылда вымахала, сопли ей подтирать не надо. Ей бы наоборот повзрослеть, глядишь, уйдешь, и она ценить тебя больше станет.

В словах подруги есть резон, но я всё равно в сомнениях. Не так-то просто решиться кардинально изменить свою жизнь, когда тебе за сорок.

– А что ты теряешь, Ав? Не собираешься же Кириллу говорить, что ребенка оставляешь? Обойдется!

В груди неприятно сосет, лицо горит, а я к своему стыду всерьез задумываюсь. Должна ли я рассказать мужу… нет, бывшему мужу, что он станет не дважды, а трижды отцом?

Глава 9

– Долго мне еще ждать?! – раздраженно наезжает на меня муж по телефону. Бывший, поправляю я себя, ведь по привычке даже мысленно называю его так.

Я выхожу из такси и благодарно киваю таксисту, который подрывается и помогает мне взять чемодан из багажника.

За те два дня, прошедшие с момента, когда я узнала новость о том, что не больна смертельно, успеваю привести мысли в порядок и даже отдохнуть.

Владе удается убедить меня всё-таки сходить на прием к Грачёвой Любови Архимедовной, и она производит на меня приятное впечатление. Видно, что отзывчивая и при этом профессионал своего дела с теплыми руками. Последнее становится едва ли не решающим фактором в моем решении переехать в столицу.

Но я всё равно возвращаюсь в родной город, чтобы уволиться, раз уж теперь я всё равно состоятельная дама после развода, и решить вопрос с квартирой.

Кто же знал, что именно в день моего приезда мужу понадобится срочно забрать что-то из квартиры.

Я хмурюсь, пока еду в лифте вверх, и гадаю, один ли пришел Кирилл или привел с собой Ульяну.

Но в реальности оказывается, что всё гораздо хуже.

Он и правда приходит не один, я как чувствовала, но рядом с ним стоит наша дочка Катя. Жует жвачку и как всегда залипает в телефоне.

– А ты где была, мам? – удивленно спрашивает Катя, и я уязвленно молчу.

Прохожу мимо бывшего мужа и дочери и открываю дверь. Не пропускаю их вперед, хотя Катя чуть ли не щемится, расталкивая меня локтями, и прохожу первая, неспешно разуваясь и не давая им пространства для маневра.

Ставлю чемодан у шкафа и прохожу в ванную. Хочу смыть с лица усталость и взбодриться холодной водой.

– … чуть внимательнее… бестолковая… совсем ни о ком не думаешь… – слышу я бубнеж Кирилла из ванной, но не обращаю на него внимания.

Раньше бы я заступилась за дочь, а сейчас понимаю, что не стоит. Ей давно пора повзрослеть и слезть с родительской шеи. Может, тогда научиться ценить нас. Не только из-за денег.

– Мам, ну ты хоть отцу скажи, что я загружена по учебе, поэтому такая рассеянная, – капризничает Катя, когда я наконец выхожу из ванной.

Они оба продолжают стоять в коридоре. И если Кирилл настороженно наблюдает за мной, словно я змея, от которой он не знает, что ожидать, то вот поведение Кати кажется мне странным. Ее голос звучит слегка виновато, но у меня нет сил разбираться, что с ней происходит.

Ненадолго возникает чувство вины, ведь она моя дочка, но я пресекаю его на корню. Болезненно подмечаю, что Катя – полная копия Кирилла. Будто его отксерокопировали в женском варианте.

– Что вам обоим нужно? – спрашиваю я, вставая у порога в кухню. – На чай и завтрак не приглашаю, в служанки больше не нанималась.

Мои слова заставляют их замолчать. И если дочка в шоке, то Кир сжимает зубы, но его взгляд нечитаем.

– Не начинай только, Ава. Мы разведены, все документы подписаны, к чему это мозгоё… мозговыносительство? – цедит он, явно желая сказать словцо покрепче, но сдержался при дочери.

– Разве я устраиваю скандал? Спрашиваю, для чего вы пришли в мою квартиру. Ты правильно заметил, Кир, мы разведены, так что теперь у тебя есть свое семейное гнездышко, не обязательно по старой памяти захаживать ко мне.

Адресую сначала ответ бывшему мужу, а затем смотрю строго на дочь, у которой глаза на мокром месте. Манипуляторша. Давно знаю, что она отлично умеет плакать для виду, чтобы ее не ругали и чтобы получать желаемое.

Не поверила бы, если бы сама однажды не увидела случайно, как она навзрыд ревела, что отец не покупает ей флагман яблока, а когда он согласился и ушел на работу, резко перестала орошать всё вокруг слезами.

– А ты, Кира, для чего пришла? У тебя есть своя квартира, и ты вроде как сильно занята по учебе, нет и минутки свободной времени позвонить матери и спросить, как у нее здоровье.

Катя морщится, получив отповедь, а я разворачиваюсь и ставлю чайник. Мне срочно нужно успокоиться и больше не выходить из себя. На первом месте сейчас – мое спокойствие и ребенок, ради которого я должна держать себя в руках и не злиться. Это может плохо сказаться на беременности, учитывая, что у меня миома. Не хотелось бы еще больше усугублять.

– Я пришел забрать остаток своих вещей. Почти все мои костюмы лежат в шкафу. Надеюсь, не сильно тебя обременю, забрав свое? – ядовито отвечает Кирилл, явно разозленный моим поведением. Непривычно ему наверняка, что его не особо рады видеть.

– Не обременишь. Что, настолько обеднел после развода, что новые костюмы не в состоянии купить? – вздергиваю я бровь и ухмыляюсь, не веря, что всё это говорю в подобном язвительном тоне я, а не мой двойник.

Даже сама удивляюсь тому, насколько сильно я изменилась за последние дни. И не такие выверты бывают, когда думаешь, что умираешь, и тебя бросает семья в самый ответственный момент.

– Мои финансы теперь не твоего ума дело! – отвечает жестко Кирилл и проходит в спальню. Прямо в обуви.

Я кричу, чтобы снял, но он делает вид, что не слышит, и машу рукой, решив не скандалить. Вызову клининг, пусть уберут тут всё.

– Что происходит, мам? Ты почему меня обижаешь? Срываешь на мне злость на папу?

Катя, как обычно, на своей волне, и я с горечью отмечаю тот факт, что мы ее избаловали деньгами. Я могу, конечно, сколько угодно говорить, что не понимаю, как так вышло, и что я не виновата, но каждый родитель несет ответственность за то, кем становится их ребенок.

Значит, где-то я недоглядела, недолюбила.

– Присядь, Катюш, – вздыхаю я, все-таки проявив слабость. Но ведь правду говорят, что материнский инстинкт самый сильный. – Что происходит? Может, у тебя проблемы какие? Неужели тебе всё равно на меня?

Катя ощеривается и вся подбирается. Не любит, когда на нее нападают, вот и сейчас чувствует от меня угрозу.

– Что вы оба с отцом заладили? Всё равно… Никого не люблю… – повторяет она наши слова. – Просто у меня своя жизнь, и я не могу постоянно крутиться возле вас и жить вашими интересами, неужели непонятно? Я взрослый самостоятельный человек, не живу с вами, настолько сложно понять? Я же не малолетка, чтобы названивать вам каждые пять минут, мне нужно личное пространство.