Беременна в 45. Ты никуда не уйдешь

Глава 1

Я слышу, как хлопает входная дверь. Ровно половина первого – Рустам всегда приезжает домой к обеду с точностью швейцарских часов. Двадцать семь лет брака выработали во мне безупречное чувство времени, и я автоматически наливаю чай в его любимую чашку – белый фарфор с золотой каймой, подарок от турецких партнеров.

Его шаги в прихожей тяжелые, уверенные. Такие шаги не могут лгать – они говорят о силе, о власти, о праве распоряжаться судьбами. Я улыбаюсь, поправляя на подносе пиалу с вареньем из белой черешни. Сегодня утром я отдала Зарифе распоряжение снять все шторы в доме – через неделю день рождения Эльмара, нашему сыну исполнится двадцать восемь. Дом должен сиять. Все должно быть безупречно.

Рустам входит в гостиную, и я, как всегда, ощущаю это особое изменение в воздухе. Он заполняет собой пространство. Широкие плечи в идеально сидящем костюме, высокий рост – метр девяносто два, я точно знаю эту цифру, потому что двадцать семь лет назад я гордо сообщила своим подругам, что выхожу замуж за самого статного мужчину в городе. Лицо, словно высеченное из камня – резкие скулы, волевой подбородок, темные глаза под тяжелыми веками. Глаза, которые умеют приказывать без слов.

– Лейла, – произносит он, и я слышу что-то странное в его голосе. Что-то, чего там не было двадцать семь лет.

– Садись, чай остынет, – отвечаю я, и рука моя тянется к чайнику. Янтарная струя льется в чашку, и я слежу за этим процессом с почти медитативным спокойствием. Вот так, не спеша, я наливала ему чай тысячи раз. Тысячи обедов, тысячи вечеров, тысячи рассветов.

Он не садится. Стоит у окна, спиной к свету, и его силуэт кажется еще более массивным, почти подавляющим. Я вижу, как напрягаются мышцы его челюсти – он обдумывает слова. Рустам никогда не говорит необдуманно. Он из тех мужчин, которые сначала принимают решение, а потом просто ставят остальных перед фактом.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – его голос ровный, деловой. Таким тоном он отдает распоряжения своим подчиненным на заводе. Таким тоном он разговаривает с теми, кто должен просто выслушать и принять.

Что-то холодное проползает по моему позвоночнику. Я ставлю чайник на поднос, и фарфор тихо звякает о серебро.

– Ты напряжен, – говорю я, и слышу, как мой голос дрожит на последнем слоге. – Проблемы на работе?

– Нет, – он поворачивается ко мне, и я вижу его лицо. Непроницаемое. Спокойное. Такое спокойствие бывает у людей, которые абсолютно уверены в своей правоте. – Работа идет прекрасно. Речь о другом.

Он делает паузу, и в этой паузе я вдруг слышу, как тикают старинные часы на каминной полке. Как шумит за окном ветер в листьях платана. Как где-то на кухне гремит посудой Зарифа. Все эти звуки становятся громкими, неестественно четкими, словно кто-то увеличил громкость мира.

– К нам скоро приедет еще одна хозяйка дома, – произносит он. – Моя вторая жена. Айгюн. Она на пятом месяце. Носит мальчика.

Я слышу слова. Каждое отдельно. «Вторая». «Жена». «Носит». «Мальчика».

Они долетают до меня, как камни, брошенные в стекло, и я жду, когда это стекло разобьется. Но оно не разбивается. Оно просто покрывается трещинами, тысячами мелких трещин, и мир за ним вдруг становится искаженным, неправильным.

– Что? – выдавливаю я, и мой голос звучит странно, словно доносится откуда-то издалека.

– Ты слышала меня, Лейла, – говорит он, и в его тоне нет ни сожаления, ни вины. Есть только констатация факта. – Не заставляй меня повторять.

Я чувствую, как немеют пальцы. Чашка выскальзывает из моих рук, и я слышу, как она разбивается о пол. Осколки белого фарфора разлетаются по персидскому ковру, как осколки моей жизни. Чай растекается темным пятном, впитывается в красные и синие узоры.

– Это... это какая-то ошибка, – шепчу я, и мой взгляд мечется по комнате, ища точку опоры. – Ты не мог... мы же...

– Никакой ошибки, – обрывает он, и делает шаг ко мне. – Айгюн достойная женщина. Из хорошей семьи. Мы поженились три месяца назад. Теперь она беременна наследником.

Наследником. Это слово вонзается в меня, как нож. Эльмар – не наследник, что ли? Наш сын, которому через неделю двадцать восемь? Который всю жизнь старался угодить отцу, быть достойным его имени?

– Но у нас есть Эльмар, – говорю я, и голос мой крепнет от отчаяния. – У тебя есть сын. Прекрасный сын.

Рустам смотрит на меня, и в его взгляде я читаю то, что замораживает кровь в моих жилах. Жалость. Он жалеет меня. Как жалеют глупого ребенка, который не понимает очевидных вещей.

– Эльмар – хороший мальчик, – произносит он, присаживаясь, наконец, на диван. – Но ему уже двадцать восемь, а он до сих пор не женат. До сих пор учится, меняет специальности, не может найти себя. Мне нужен другой наследник. Я построил империю, Лейла. Мне нужен сын, который сможет ее удержать.

Я стою посреди гостиной, среди осколков и чайных пятен, и смотрю на этого мужчину. На человека, с которым я прожила двадцать семь лет. Который был моим первым и единственным. Который забирал меня из родительского дома девятнадцатилетней девочкой. Я искала в его лице что-то знакомое, что-то, что связывало бы его с тем Рустамом, которого я любила. Но вижу только холодную решимость.

– Ты женился... на другой? – слова выходят по одному, как будто я заново учусь говорить. – Три месяца назад?

– Да, – он достает из кармана пиджака платок, вытирает руки. Жест обыденный, привычный. Словно он сообщил мне о покупке новой машины, а не о том, что разрушил мою жизнь. – Свадьба была скромной. Присутствовали только самые близкие.

– Самые близкие, – повторяю я, и внезапно меня охватывает приступ истерического смеха. – Самые близкие. А я, значит, не близкая. Твоя жена двадцати семи лет – не близкая.

– Не устраивай сцен, – голос его твердеет. – Это недостойно. Ты – первая жена, мать моего первого сына. Твое положение в доме незыблемо. Но мне нужен еще один сын. Младший. Сильный.

Я хватаюсь за спинку кресла. Комната вдруг начинает плыть перед глазами. Стены сдвигаются, потолок опускается. Мне не хватает воздуха.