Бес. Будешь моей

Глава 1

— И че? Ты мне предъявить, может, хочешь? Не много ли на себя берешь, чепушила? — быкую, прижимая к дереву подкрылка Зеленцова.

— Бойся, падла. Наши тебя в рог скрутят и сзади отымеют. Собака, ты сутулая, а не волк, — верещит этот долбоящер.

— Выкуси!

Моментально теряю самообладание и прописываю чмошнику в табло. Тот оседает и, сорвав пучок травы, припечатывает ее к носу, из которого кровища хлещет. Орет, как баба. Нос ему сломал, да. Но теперь будет знать, как указывать, ходить мне этой дорогой, или не ходить, падла.

— Умойся, зелень плешивая, — сплевываю рядом с ним, поднимаю свою папку с документами и топаю, куда шел.

Подал, называется, документы в колледж, мать вашу. Теперь еще и опаздываю, наверняка.

Смотрю, по тротуару вдоль дома девчонка сивая топает. Прижимает к груди кучу папок и книг. Вытираю о штаны сбитые костяшки и окликаю ее:

— Эй, бледная, тормози. Скока время? — делаю уверенный шаг в ее сторону. Но та шугается, дернувшись в сторону. Странно, обычно девки сами на меня бросаются, а эта какая-то дикая.

— Два часа, — бурчит себе под нос, даже не поднимая на меня глаза. Ускоряет шаг и в подъезд влетает уже бегом.

Шуганная, какая-то. Но задница зачетная. Да и мордашка симпатичная. Моей будет.

***

(Есения)

— Как же я тебе завидую, Еся, — вздыхает сестра, усевшись на подоконник.

— Чему тут завидовать, Лидусь? — тихо отвечаю застегивая блузку на все пуговицы.

— Ну, как же. Ты теперь будешь в центр выбираться каждый день. Можно по парку погулять, в магазинчики заглядывать.

— Лид, я же учиться буду, а не гулять. Колледж еще ответственнее, чем школа. И нагрузка больше, не до гуляний будет. Тем более, папа уже посчитал, во сколько я должна возвращаться с учебы. И слезь с подоконника, пока он не увидел.

Лидуся тут же спрыгивает и поправляет юбку.

— Дурацкое первое сентября. Ненавижу, — тихо, но со злостью бросает она.

— Почему ты так говоришь? — оборачиваюсь на сестру и пытаюсь пристыдить ее взглядом, как это обычно делает мама.

Да, наша семья отличается от среднестатистической. Наши родители более религиозны и придерживаются наставлений Отца Сергия. Поэтому и выглядим мы с Лидусей немного иначе. Скромнее, я бы сказала.

— Потому что я не хочу выделяться, понимаешь? А с первого сентября каждый год начинается одно и то же.

Я уже привыкла, что одноклассники задирают меня. Хотя в старших классах этого стало меньше, наверное, они просто привыкли, что я немного отличаюсь. А вот Лида с этим мириться никак не хочет. Я понимаю, что ей сейчас очень тяжело. Мне тоже было сложно в переходном возрасте. Но потом я перестала реагировать на выпады одноклассников и, утратив ко мне всякий интерес, они практически перестали доставать. Ну, или мы просто повзрослели к восемнадцати годам.

— Тебе вообще не страшно? — возмущенно смотрит на меня через отражение в зеркале. — Не боишься, что там все чужие? Опять дразнить начнут.

— Лидусь, ну им же не по десять лет. Там все взрослые люди, которые пришли получать профессию, — успокаиваю я и себя заодно. Провожу гигиенической помадой по губам. Цветными и с блеском мы не пользуемся, нам нельзя. Это смотрится вызывающе и вульгарно.

Волнение у меня, конечно же, присутствует. Но по большей степени из-за того, что это мой первый учебный день в колледже. Но я уверена, что все будет хорошо.

— Девочки, готовы? — заглядывает в комнату мама. — Папа уже ждет в машине.

— Да, мама, готовы. Сейчас спустимся, — улыбаюсь я в ответ. И заключительным штрихом наношу на запястье капельку масла мяты. Оно помогает справиться с волнением и восстановить учащенное дыхание, которое иногда возникает, когда я нервничаю.

Сначала родители завозят в школу Лиду.

— Всевышний пусть поможет тебе в учебе, дочка, — перекрещивает ее мама.

— После школы не задерживайся, — не в тон маминому тихому голосу строго напоминает отец.

— Да, папа, до вечера, — послушно кивает Лидуся и выпрыгивает из машины.

Но как только мы выезжаем со школьной парковки, я оборачиваюсь и замечаю через заднее стекло, как сестрица подворачивает резинку юбки, чтобы та стала выше колен. Хорошо, что родители этого не видят. Ну, Лидия! Она точно когда-нибудь доиграется. Она хоть и подчиняется отцу, но как подросток, иногда бунтует. Я так никогда не делала, но сестру сдавать не собираюсь. Она сама скоро поймет, что это глупости и нужно быть скромнее. Ни к чему эта вульгарность. Ведь человека ценят не за его внешность, а за внутренние качества, честность, веру, чистоту помыслов.

Возле колледжа полно машин, поэтому папа высаживает меня немного дальше.

— Есения, помни мои напутствия. И не совершай никаких глупостей, — напоследок он стращает и меня.

— Я помню, папа. Буду дома сразу после занятий.

Захлопнув дверцу машины, выдыхаю. Я понимаю, что родители слишком опекают нас. Но это нам во благо. Нужно покорно принимать это. Хотя, мне иногда кажется, что Лида в чем-то права. Например, что у нас мало свободы и выбора. Но я тут же гоню от себя эти дурные мысли. Это все от лукавого.

Глава 2

(Роман)

Сегодня первый день учебы. Но мне вообще насрать. Я пришел сюда только потому, что Волков настоял. Хочет, чтобы я человеком стал. Нашел, кого учить.

Сижу на капоте тачки и дымлю, разглядывая толпящихся возле колледжа сучек в коротких юбках.

— Привет, Ромео, — подходит к нам брюнетка, гоняя леденец за щекой. Лицо знакомое, у меня хорошая зрительная память. Но вот имени ее, хоть ты тресни, не помню. Да и зачем? Все равно я второй раз ни с кем не трахаюсь. Принципиально. Они для меня уже отработанный материал.

Ее тут же начинает лапать Осипов, притягивая к себе прямо за задницу. Та даже не сопротивляется. И такая девка каждая вторая. А каждая первая лишь делает вид, что ее не интересует секс. Просто не тот подкат или не тот подкатывает. Вот и вся правда о девках. Так что нет ничего удивительного в моем отношении к ним.

Лениво цепляю взглядом первокурсницу, что топает к зданию колледжа по тротуару, прижимая к груди огромный рюкзак. Классические прямые брюки, глухая блузка, застегнутая по самый подбородок, словно броник. Светлые волосы заплетены в тугую косу. Только круглых очков не хватает для полной картины. Сразу видно – недотрога и зубрилка. Но и такие дают, просто к ним подход иметь надо.

— Бес, зря туда таращишься, — бросает Не́кит. — Я ее знаю. Мы в параллельных классах учились. Она не даст, не теряй время зря.

— Тебе может и не даст, — усмехаюсь.

— Да не, я серьезно. Она двинутая. Из какой-то секты что ли, хер поймешь. Там, короче, вся семейка такая. Поэтому лучше не связывайся.

— Некит, — грубо обрываю знакомого. — Я не нуждаюсь в советах. Тем более в твоих.

— Ладно, понял, — затыкается.

А когда девчонка равняется с нами, он выкрикивает:

— Салют, святоша! — и ржет, придурок.

Та поворачивается и, упершись взглядом в меня, дергается, словно ее током ударили. Срывается и чуть ли не бегом скрывается в здании. Точно, это ее я недавно видел в соседнем районе.

— Бессонов, ты чего здесь околачиваешься? — окликает меня Петрович.

Он лучший в городе тренер по боксу. Мы с ним раньше пересекались на соревнованиях. Он даже к себе в секцию звал. Я же ни заниматься, ни учиться дальше не планировал. Хотел тулить в армейку сразу после школы. Волков отговорил. Вернее даже сказать, настоял.

— А он с нами учиться будет, — снова Осипов сует свой нос куда не надо.

— Да ну? — не дойдя до дверей, Петрович сворачивает с тротуара и заинтересованно топает к моей тачке. Да блин.

Тормозит передо мной и вскидывает своим кривым подбородком.

— Правда?

— Типа того, — отвечаю преподу, отправляя в урну окурок двумя пальцами.

— После пар ко мне в спортзал придешь. Понял?

— Лады.

Петрович нормальный мужик. Свое дело знает. Он раньше сам по соревнованиям ездил, кубки брал на раз-два. Легенда, можно сказать. А сейчас в основном только молодняк возит. Хотя, у него и опытные боксеры есть.

В аудиторию вваливаемся со звонком. На глаза тут же попадается недотрога, когда топаю между рядами. Она сидит с краю, поэтому намеренно задеваю ее:

— Чего опять не здороваешься, бледная? — бросаю, наслаждаясь тем, что она аж голову в плечи вжимает. А у меня от этого кайф по венам растекается. Так бы и прижал ее где-нибудь в темном подъезде. Люблю таких портить.

Плюхаюсь на сиденье в последнем ряду и наблюдаю за реакцией. Щеки скромняшки тут же приобретают насыщенный розово-персиковый оттенок. Кто бы сомневался. Целка.

Девчонка хоть и зажатая, но мордаха зачет. Да и фигура – огонь. Уверенная двойка, округлый зад и тонкая талия. Все, как я люблю.

— Некит, как говоришь, ее зовут?

— Есения Светлова. У них родаки не просто верующие, у них там типа что-то вроде общины, короче...

— Заткнись, Некит. Я подробностей не спрашивал. Мне на них похрен.

— Бес, мы после пар покуражиться хотим, погнали с нами? Девочки, бухло, все по канону, — переводит он тему.

— Угу, — отвечаю, не сводя пристального взгляда с девчонки. Она словно чувствует, ежится и обнимает себя за плечи. А я, как волчара одичалый, пускаю на нее слюни. Странно, обычно меня так не прет.

Она медленно ведет головой в мою сторону. Снова сталкиваемся взглядами. Вздрагивает и резко отворачивается. Угораю, пока та нервно перебирает на столе ручки своими тонкими пальчиками, заправляет светлую прядь волос за ухо. Да, перебор с демонстрацией своей недоступности. Но ничего, так даже интересней.

После пар чалю в спортзал к Петровичу. Уже догадываюсь, в какую сторону разговор пойдет.

— Почему профессионально не занимаешься? — сходу по делу базарит.

— Смысла не вижу, — отвечаю честно. Меня улица растила. А там свои правила, поэтому и бросил полтора года назад.

— Значит, так, — всерьез запрягает. — Будешь ходить ко мне на тренировки. Ты парень способный, я тебя давно приметил. А зная, как ты учился в школе, не трудно догадаться, что долго ты здесь не протянешь. Будешь ходить в мою секцию, будут и послабления по учебе, сечешь? Так, глядишь, и дотянешь до диплома.

Глава 3

(Есения)

— Ну, Есь, рассказывай скорее. Как прошел день? — не терпится Лидусе узнать подробности.

— Нормально, — отвечаю, пожимая плечами. Молчу, что мне до сих пор не по себе от того темноволосого парня. Нет, он совсем не страшный, даже наоборот, очень красивый, привлекательный, широкоплечий, со спортивной фигурой. Но вот его глаза… Глаза такие, словно это прямой портал в ад.

— Нормально, и все? — возмущенно хмурится и дует губы. — Есь, ну расскажи.

И все, за исключением того, что Бессонов учится в моей параллели. Да уж. Терпеть мне теперь его странный взгляд почти три года на общих лекциях. Надеюсь, я привыкну и меня не будет это беспокоить. Не хочу заново привыкать к подколам и издевкам. Мы же взрослые люди, в конце концов.

— Лид, у нас всего-то было общее собрание и две пары. Но с завтрашнего дня будет полноценное расписание, — аккуратно вешаю одежду в шкаф, пока болтаю с сестрой.

— Да блин, я ж не про учебу, Есь.

— Кстати, насчет этого. Я видела, как ты подвернула юбку на подходе к школе, — разворачиваюсь и строго смотрю на Лидию.

— Ты же не расскажешь родителям? — испуганно сжимается в кресле, но во взгляде читается протест. — Есь, я просто не хочу отличаться. Не хочу, чтобы надо мной шутили и смеялись, понимаешь? Я хочу быть такой же, как все.

— Говори тише, пока мама не услышала о том, что ты говоришь, — грожу ей пальцем. — Хочешь быть грязной? Распутной? Как все?

— Есь, — уже шепотом. — Неужели тебе самой иногда не хочется свободы, а? Не хочется коснуться того, кто нравится? И это не грязь, сестрица, а простые человеческие желания.

— Что ты такое говоришь, Лида? Что значит, нравится? Мы должны быть чистыми и хранить себя для своего будущего мужа. А о своих желаниях лучше помалкивать.

Лида вскакивает с кресла и обхватывает себя руками. Глаза наполняются влагой.

— Есь, — отвечает дрожащим голосом. — Я не хочу замуж. Не хочу делить постель с тем, кого выберет мне отец. А вдруг он мне не понравится? Я не хочу так!

— Лидусь, успокойся, — подхожу к сестре и обнимаю ее, прижав к себе. — Почему ты сейчас об этом беспокоишься? Тебе еще далеко до этого. Все будет хорошо, вот увидишь. Папа любит нас и выберет нам в мужья самых достойных мужчин. Они будут добры, честны, заботливы.

— Ты думаешь, папа любит маму?

— Конечно, Лид, ты чего?

— Но он никогда не обнимает ее, не жалеет, не помогает, когда она не справляется с домашними делами. Постоянно обвиняет ее во всем.

— В чем? — растерянно смотрю на сестру.

— Если сломалась стиральная машинка – виновата мама. Если потек кран, значит, мама не правильно им пользуется. Если выбило пробки, виновата снова мама, в том, что включила несколько приборов одновременно. Это же неправильно.

А мне, если честно, даже и ответить на это нечего. Стою рядом с сестрой и перевариваю ее слова. В душу закрадываются двоякие ощущения. Вроде и папа прав, мама должна следить за хозяйством. А с другой, мама ведь и так старается. А если что-то не получается, на нее действительно сыпятся обвинения. Даже мне помнится один из таких эпизодов. Года два назад папа накричал на маму, что она сапоги не проносила и сезон, как они расклеились. И да, он в этом винил не их качество, соответствующее цене, а мамину походку.

— Почему ты сейчас говоришь об этом? — с тревогой замираю. Надеюсь, это всего лишь эмоциональный скачок из-за подросткового возраста.

— Есь, — всхлипывает Лида. — Я слышала разговор родителей. Честное слово, случайно. Они о тебе говорили. Есь, если ты уедешь, я здесь одна останусь, а я не хочу. Мне будет одиноко.

— Куда я уеду, глупенькая?

— Папа говорил, что нашел для тебя жениха.

— Ну, это же не значит, что я скоро выйду замуж. Мы же еще даже не знакомы, — успокаиваю, гладя ее по волосам.

— Есь, а если он тебе не понравится? Вот только представь, что он какой-нибудь старый, с огромным ртом, крючковатым носом и бородавкой на щеке. Ну что, нравится?

— Мне кажется, ты перегибаешь. Все будет хорошо. Ведь все знакомые нам девушки, которых уже выдали замуж, счастливы.

— А ты точно уверена, что они счастливы, Есь? Может, это все только на словах. Что, если они скрывают, что страдают?

— Лид, откуда такие мысли? — округляю глаза на нее. — Все будет хорошо. Вон, Варю в прошлом году замуж выдали, она всегда с улыбкой на лице приходит, счастливая.

— Ага, или дура просто. Муж ее бьет по голове, вот она и улыбается.

— Лида!

— Девочки, ужинать, — зовет нас мама, а Лида спешно вытирает слезы и, схватив со стола мою тетрадь, обмахивает ею лицо. В комнату распахивается дверь. — Лида? Что случилось?

Я молчу, не зная, как ответить. Вряд ли маме понравятся такие разговоры. Она тут же передаст все папе, а тот уж не поскупится на лекцию о правилах жизни. А на Лиду сейчас не стоит давить, она и так не в себе.

— Да ничего, мам, мизинцем ударилась о ножку стола, аж слезы из глаз брызнули. Больно так.

Глава 4

(Роман)

После пар торможу возле школы, чтобы забрать мелкого.

— Твою ж мать, Ярик, — рычу, увидев, что брат идет, волоча за собой рюкзак. Бомбер абы как завязан на бедрах. Губа разбита.

Открыв дверцу, плюхается на сиденье.

— И че это? — рявкаю на него.

— Ничо, не агрись, поехали давай.

— Ты мне, блять, так не дерзи, — заряжаю мелкому подзатыльник. — Че за нахрен, спрашиваю?

— А сам не допираешь? — скалится, но под моим взглядом быстро тухнет. — Да там, пришлось одному тюбику на пальцах объяснять, как надо с девочками разговаривать.

— За девчонку, что ли, вступился? — уже без агрессии уточняю.

— Типа того.

— Ладно, поехали, — выкручиваю руль и выезжаю на дорогу.

Просто так кулаками махать, как говорит Петрович, и я не люблю. Просто обстоятельства вынуждают защищать свои права и интересы. А иногда это просто вынужденная мера. Поэтому ругать Ярослава за то, что он за девчонку вступился, конечно же не стану. Слабый пол на то и слабый, чтобы их защищать. Все правильно он сделал.

— Давай только без глупостей. Больше никаких драк в школе, понял? Волкову это не понравится, знаешь же.

— Угу, — гундосит себе под нос.

— И губу вытри, там в бардачке салфетки.

Приезжаем домой. Я сразу загоняю тачку. Сегодня уже никуда не поеду. И так уже сутки не спал. План пойти в душ и завалиться спать.

Но мои планы корректирует Волков.

— Сюда, оба, — без лишней суеты подзывает к себе в кабинет.

Он никогда не орет. Но авторитет имеет. Причем, не только у нас с Яриком. У него свой бизнес, автосервисы на Технической, какие-то дела с перевозками и мы. Волков уже пять лет, как наш опекун. Он родственник по материнской линии. Поэтому после гибели родителей, взял под свою опеку. И по завещанию отца распоряжается еще и его бизнесом, пока мне не исполнится двадцать один, а Ярику восемнадцать. Такова отцовская воля, как оказалось. Охренеть просто. До сих пор не могу понять такого поступка отца. Все ведь отписал не сыновьям, а родственнику. Короче, здесь что-то не чисто. Но докопаться до истины никак не могу. Отец был не глупым человеком, точно не повелся бы на разводилово. Однако подпись в документах действительно его. И факт, что всем нашим теперь заправляет Волков, дико бесит. Вот с какого хера, спрашивается, если мне уже есть восемнадцать?

В особенности мне жалко нашу турбазу, там крутые тропы. Тем более, что она популярна и зимой и летом. Я помню, как родители нас мелких туда раньше возили. Круто было. С тех пор бываю там крайне редко. Почти никогда. Там все напоминает о тех хороших днях, которые были в моей жизни. И которых никогда больше не будет. Заправляет базой, естественно, тоже Волков. Я поднимал этот вопрос, но он четкого ответа не дает.

— Руки мне на стол ладонями вниз, — командует нами Волков, не повышая голоса.

Ярик понял, что дело паленым запахло, но делает, как велено.

— Ты тоже, Роман, — не обделяет и меня своим тяжелым взглядом.

Да твою ж мать. Вздохнув, нехотя, но все же показываю костяшки, но на стол ладони не кладу. Много чести. Пресмыкаться перед ним я никогда не буду.

— Объяснитесь, — требует. — Ярослав?

— В школе терки. Один токсик девчонку хейтить начал, рамсы попутал, пришлось…

— Ярослав, — прерывает его, сидя в своем кресле Волков. — Тоже самое, но человеческим языком.

— Да блин, я че вам аристократ? — возмущается мелкий.

— Я жду, — безапелляционно чеканит Андрей, мать его, Богданович.

Ярик вздыхает, но все же подчиняется.

— Одноклассник начал девочку задирать, за волосы дергать, обзывать. Я вступился за нее. Дело до драки дошло. Так яснее?

— Роман? — переводит взгляд на меня, удовлетворившись ответом Яра.

— Что? — реально не понимаю. И мне что ли отчитываться? Я вообще-то уже не ребенок.

— Почему костяшки сбиты?

— Я на допросе что ли? — сую руки в карманы и с вызовом вскидываю подбородком.

— Нет, но объясниться все же придется. И пока даже без санкций.

Решил надавить? В его характере. И я бы никогда не прогнулся даже под него, но чем все это закончится, уже знаю, не первый раз сталкиваемся во мнениях.

— Давно было, еще несколько дней назад, — нехотя отвечаю. Не отстанет же.

— Подробности.

Да блять. Не скрывая вздыхаю. Но все же отвечаю:

— Недалеко от колледжа сцепился с одним. Инициатором был не я.

Бесит, падла. Какого лешего он вообще лезет в мои дела?

— С кем сцепился?

Но Волкову врать не получится. Я не знаю, каким шестым чувством он обладает, но ложь считывает на раз-два. И методы борьбы у него с ложью и остальным вполне примитивны, но не особо приятны. И я бы даже сказал, вполне действенные. Может жалования лишить, или тачку, например, забрать. Мою тачку!

Глава 5

(Есения)

Промокнув до нитки, все же сажусь в машину к однокурснику. Я бы никогда не села, если бы не ливень, из-за которого я могла опоздать, и предательская блузка. Намокнув, она прилипла к телу, и я стала похожа на Риту Павлову, которая вчера светила бельем в своей полупрозрачной кофточке перед всем курсом. Спешно прикрываюсь рюкзаком. Вот как я сейчас явлюсь на пары в таком виде? И не пойти, естественно, нельзя. Жутко переживаю по этому поводу. Еще и этот Бессонов пялится. Что ж за день сегодня? С самого утра не задался.

— Напомни, бледная, как тебя звать? — бросает на меня взгляд, на секунду отвлекаясь от дороги.

— Есения.

— Прикольно, не слышал ни разу. А если как-то покороче? — ухмыляется. Это у всех крутых парней такая фишка, хищно обнажать свои белые зубы?

— Тебе не обязательно, — отвечаю, прижимая к себе рюкзак. Боже, блузка точно не высохнет до пар. Вот же позор. Еще и, как назло, первой парой общая лекция. Позориться, так по-крупному? Так и придется прятаться за рюкзаком, пока не обсохну. Боже, за что мне это испытание? А, знаю, за вранье отцу.

Бессонов только хохочет в ответ. Весело ему. Конечно, это не он оказался в такой неприятной ситуации. И как я не додумалась взять с собой зонт? Видела же, что тучи надвигаются.

Бессонов останавливает машину на парковке возле колледжа и вдруг тянется ко мне. Испуганно дергаюсь от него, как от прокаженного, врезавшись правым боком в дверцу.

Он цокает и качает головой, словно показывая этим, какая я дура. Протягивает руку на заднее сиденье и, достав оттуда, сует мне свою толстовку.

— Держи, бледная.

Не хочу брать его вещь. Но смотрю на нее и понимаю, что это единственный вариант не позориться перед всем потоком. Все же принимаю. Надеваю толстовку и застегиваю молнию до самого верха. Сразу становится тепло и удивительно комфортно, хоть вещь и чужая.

— Спасибо, после пар верну, — бросаю и дергаю за ручку.

Выскакиваю из машины Бессонова и тороплюсь ко входу. Мне навстречу попадается Осипов. С неподдельным удивлением останавливается, переводя ошеломленный взгляд с меня на идущего позади Бессонова.

— Охренеть, — слышу от него, когда пролетаю мимо. — Ромео, ты как это делаешь?

Вот обязательно обсуждать свое удивление так, что я тоже это слышу?

— Учись, пока я жив, — довольным голосом отвечает Роман.

Еще один, не заботящийся о чужих чувствах. Их всех что, в одном инкубаторе выводят?

Вхожу в лекционную и в спешке достаю тетради, ручки, карандаш. Выкладываю все перед собой, только чтобы занять руки и не поднимать глаза на остальных одногруппников.

Часто дышу от волнения, но мне становится только хуже. Ведь я вдыхаю запах, который исходит от толстовки. И он только дополняет образ Бессонова. Такой же яркий, дерзкий, вызывающий, с нотами грейпфрута и розмарина. Он окутывает меня, проникает глубоко в легкие, обжигая. Но тем не менее запах очень приятный, не отталкивающий.

— Привет, — плюхается рядом со мной Ника. — Вот ливануло, да? О, а что это на тебе? Это же мужская толстовка. Колись, с кем уже мутки? — играет она бровями и улыбается.

— Конечно ни с кем, — задыхаюсь от возмущения. — Просто я промокла.

— И? Кто дал тебе толстовку? Кто этот таинственный ухажер?

— Опачки, как интересно, — подсаживается рядышком Диана. — Говорят, ты девочка-паинька. Врут? Уже на второй день с кем-то тусишь.

Вот же пристали. Какая им вообще разница? Молчу, стараюсь не обращать внимания. Им надоест, станет скучно и они отстанут. Проходили уже. Главное не вступать в диалог.

— Ну и ладно, по-любому какой-нибудь задрот, — фыркает Диана своей подружке Рите Павловой. — Другого у нашей святоши все равно не будет.

— Да кому она сдалась такая стремная, — поддакивает Павлова.

И эти туда же, уже подхватили. Ну, Осипов, язык, как помело. Думала, что это прозвище забудется вместе со школой, так теперь и здесь так называют. На этом фоне прозвище от Бессонова “бледная” уже кажется практически безобидным.

— Хотя… я бы не сказала, что задрот, — с прищуром смотрит на меня Рита. Трогает толстовку, разглядывая. — Вещица дорогая, фирменная, знакомая. И, кажется, я даже подозреваю, чья она. Но такого просто быть не может.

Боже, да какая вам разница, чья на мне кофта? Господи, пожалуйста, пусть они все от меня отстанут!

В этот момент в аудиторию толпой вваливаются парни. Бессонов сразу бросает взгляд в нашу сторону. Вот, блин, еще и сюда идет. Обязательно именно по этому проходу нужно пройти? Сейчас посыпятся новые подколы.

— Павлова, руки убери, и не трогай то, что тебе не разрешали, — так и фонит от него агрессией.

Я же не решаюсь поднять на него взгляд. Главное, чтобы он сейчас при всех не заставил меня вернуть ему толстовку, моя блузка еще не высохла до конца. Но нет, он просто проходит мимо и садится на последний ряд. И все? Обошлось даже без обзывательств?

После его слов от меня словно ветром сдувает всех, кроме Ники. Та только ошарашенно, смотрит на меня.

Глава 6

(Роман)

Есения останавливается и явно хочет вернуться. Я даже успеваю обрадоваться, что лед недотроги тронулся, но она вдруг чего-то пугается и снова срывается с места, пулей влетает в подъезд. Так не пойдет, я не привык проигрывать.

Рядом тормозит неприглядная серая тачка. Из нее выходит старпер и топает в тот же подъезд. Такой же бледный, еще и седой. Его она испугалась? Отец что ли?

Уже собираюсь уезжать, как вижу старого знакомого с разбитым носом.

— О, Колян. А ну топай сюда.

— Че ты опять здесь трешься? Свалил отсюда, — обиженно гундосит. Не понял, мало что ли я ему нос поправил? — Или ты проблем хочешь? Скажи лучше спасибо, что у тебя их еще нет. А вот если не свалишь, появятся.

— Ты мне что ли угрожаешь? И что ты сделаешь? — усмехаюсь. — Друзьям своим пожалуешься? Мне похрен, можешь хоть самому Зеленцову нажаловаться.

Зеленцов это их покровитель, если так можно выразиться. Собрал возле себя отбитых на всю голову и через них всяко разное толкает. А те и рады стараться, некоторые еще и жопу ему нализывают за то, что он якобы им помогает с баблом и крышей. Отморозки конченные, короче. А Колян с ними тоже походу из-за бабок, у него родаки алконавты вроде. Но вот подробностей, толкает ли он что-то, не знаю, утверждать не буду.

— Че надо? — все же подходит.

— Ты в этом подъезде живешь? — киваю на железную дверь.

— Ну допустим.

— Светловы че из себя представляют?

— Не лез бы ты к ней, — сразу чухает, зачем интересуюсь.

— Я не спрашивал, куда мне лезть, Коля.

— Сектанты они. Вон в ту церковь по воскресеньям ходят. — отвечает, а сам нервно оглядывается по сторонам. — Там батюшка повернутый, всех на путь праведный направляет. А че?

— Да так, из любопытства интересуюсь.

Фига се, значит, Осипов правду сказал. Капец, блин. Хотя, она не особо похожа на сдвинутую по фазе. Показалась мне даже прикольной.

— Но ты здесь больше не появляйся. Это я тебя просто предупреждаю. В следующий раз нарвешься на кого-нибудь из наших, мало не покажется. Они волчат терпеть не могут, сам знаешь.

— Мне похрен, Дудин. Я никого не боюсь. Ни ваших, ни наших.

— Как знаешь, — хмыкает он и уходит.

Волчатами это нас так называют, тех, кого рядом с собой Волков собрал. Но у нас все пацаны толковые. Кто в сервисе работает, кто так, по мелким поручениям Волкова, кто посерьезней и постарше – в транспортной. Да, наши тоже не подарок, но откровенной херней не страдают, под себя подмять никого не стремятся, ничего не толкают и молодняк не прессуют, в отличии от плешивой зелени. Которых только за то что они под Зеленцовым ходят, пиздить можно. Поэтому, когда мы пересекаемся где-нибудь в клубах, барах, на треках, без драк редко обходится.

Вечером причаливаю к “Неону”. Сегодня наших немного, за одним столиком умещаются. Подруливаю к ним.

— Бес, опаздываешь, давай штрафную, — тут же в мою сторону скользит по столу стакан с вискарем.

Опрокидываю залпом. Заваливаюсь на диванчик и кайфую. Ко мне сразу прилипают две соски, чтобы я их потискал. Но я сбрасываю их с колен, увидев Данчика.

— Какие люди, Красава! — смачно хлопаем ладонями и обнимаемся.

Даниил Красавин хоть и не из Волковских, но пацан четкий, мы с ним еще со школьной скамьи дружим.

— Ты че такой груженый, братка? — хлопаю его по плечу, заметив его недовольную физиономию.

— Да так, — отмахивается, — родаки прессуют.

— Давай тогда оттянемся, покуражим.

— Ром, мне бы с вашим Волковым побазарить.

— Нахрена? — туплю на него взгляд.

Красавин из обеспеченной семьи, родился с золотой ложкой во рту. Да, иногда чудит, бывает и по-крупному, но под родаков прогибается. Это норм. Он единственный наследник Красавиных, вот они и трясутся над ним, над его репутацией. А мне вот прогибаться уже не перед кем.

Волков не в счет.

Я, конечно, благодарен ему, что он тогда взял нас с Яриком под опеку, но свои претензии тоже имеются.

— Без подробностей пока. Ну так что, поможешь?

— Ну раз так надо, — киваю.

— Спасибо, бро. Так что там насчет “оттянемся”? — улыбается Данчик.

Понеслась.

Тусим не по-детски, заливаем все, что горит, качаем клубешник. Только Данчик какую-то пургу гонит про свою мамзель с обложки плейбоя. Вообще не пойму, какого он так парится. Вроде нормальная с виду телка. Ну да похер, пусть сам со своими бабами разбирается.

Отвлекшись на базар с пацанами, выпускаю Даника из виду буквально на пару минут. А когда у бара кто-то начинает нехило толкаться, подруливаю туда.

— Красавчик, тормози, — одергиваю друга за плечо, но тот даже не реагирует. Вмазывает какому-то челику в табло.

— Бес, да он права тут качает, гнида.

Подскакивают еще какие-то пацаны. Завязывается нехилая такая потасовка. Приходится немного помахать кулаками.

Глава 7

(Есения)

После физкультуры переодеваюсь и немного задерживаюсь. Приходится переплести косу из-за того, что она растрепалась от бега. Поэтому выхожу из женской раздевалки самая последняя.

Пугаюсь, когда меня резко придавливает к стене мужское тело.

— Бессонов, ты что делаешь? — упираюсь ладонями в его грудь.

От осознания того, что под моими ладонями сейчас разгоряченные после тренировки мужские мышцы, все тело обжигает адским пламенем. Клянусь, я даже слышу смех бесов, которые радуются тому, что я сейчас заглянула в их владения. И я правда смотрю. Прямо в глаза Романа. А в них плещется адское пламя. На нем-то меня и поджарят за то, что мое тело сейчас реагирует на такую близость. Реагирую тахикардией, одышкой и паникой. Но даже такого быть не должно!

Пытаюсь оттолкнуть Бессонова, но он словно каменное изваяние, даже на сантиметр не сдвинуть.

— Ром, пожалуйста, я же просила не прикасаться ко мне, — жалобно умоляю его. Ведь физически совладать с ним просто не реально. Передо мной танк, а не человек.

Мой голос больше похож на писк потерявшегося котенка. В отличии от Бессонова, который хищно улыбается, явно чувствуя свое превосходство.

— Так я и не касаюсь, — демонстрирует свои руки. — Это ты меня лапаешь.

Только соображаю, что все еще касаюсь его, хочу одернуть руки, но он не позволяет, накрыв их своими ладонями.

— Чего ты боишься? Я к тебе со всей душой, а ты отталкиваешь. Разве у вас, у святош, не положено помогать, не бросать нуждающихся?

— В чем же ты нуждаешься, интересно? — распахиваю глаза, уставившись на него. Сумасшедший.

— Ну как, в чем. В заботе, понимании, сострадании, например, — делает голос более мягким. Нет, меня не проведешь. Я уже знаю, что внутри него ад и бесы. Разве там уместна искренность? Точно нет.

— Что ж, хорошо, — улыбаюсь. Я ему не игрушка. Хочет понимания и сострадания? Пусть обращается туда, где его выслушают и дадут советы. — Если так, приходи в воскресенье в церковь.

— А ты там будешь? — дышит прямо мне в ухо, отчего по венам начинает бежать, не кровь, а лава из центра самого первородного греха. И дышать становится все тяжелее. Кажется, я вот-вот потеряю сознание. Даже ответить не могу, просто киваю.

Там и мне помогут, и тебе, Бессонов. После службы все шальные мысли из головы уходят. Отец Сергий еще и не из таких пропащих демонов изгоняет. Хотя, иногда явно перебарщивает, еще и поит их чем-то. Но с таким, как Бессонов, лишним не будет.

— Ну, ок, договорились, — нагло ухмыляется и все же отпускает меня.

Уходит в сторону курилки.

А меня потом все оставшиеся пары колотит. В школе никто себе такого не позволял, все ограничивалось дразнилками и шутками в мой адрес. Все было по-детски, я бы сказала. Но чтобы кто-то вот так зажимал меня в темном углу! Это ужас! Я ведь еще и касалась его груди. А он специально играл мышцами. Боже, до сих пор не могу убрать запястье от носа. Вдыхаю и вдыхаю мятный запах, пытаясь успокоить колотящееся до предела сердце. Аж в глазах потемнело, когда он был так близко. Надеюсь, что никто не видел всего этого, иначе, если дойдут хоть какие-нибудь слухи до родителей, меня просто убьют. Я буду проклята ими. И вообще всеми. Меня даже замуж потом не возьмут.

— Есь, ты чего? Какая-то бледная после физры, — касается моего плеча Вероника. — Может, тебе к медичке сходить?

— Нет, я в порядке, правда. Все хорошо, спасибо, Ник, — хочется окунуть до сих пор горящие ладони в ведро со льдом. Я точно сунула их в кипящий грех.

— Слушай, может, я тебя провожу до дома? Мне кажется, что ты можешь в обморок грохнуться, — переживает за меня Чудова.

— Да, пожалуйста, если тебе не сложно, — смотрю на нее жалобным взглядом. Я и правда боюсь идти одна домой. Не потому, что могу упасть в обморок, а потому, что не хочу снова встретиться с Бессоновым.

И как только звенит звонок с последней пары, мы с Никой быстро покидаем колледж. Под руку идем в сторону моего дома. А когда почти перед нами останавливается черная машина, я начинаю паниковать, вцепившись в руку Вероники. Она сразу следит за моим взглядом. Но на божью милость, из нее выходит не Бессонов, а совершенно посторонние люди и идут по своим делам. Я выдыхаю.

— Есь, скажи честно, что у вас с Бессоновым творится? — останавливает меня встревоженная Ника и требует ответа. — Эта машина похожа на его тачку. Поэтому ты испугалась? Он тебя обижает?

— Нет, не обижает, — не вру я. Ведь он и правда даже не прикасался ко мне в коридоре раздевалок. Это я, сама. Но прижал-то он меня он! Ладно, Еся, спокойно, больше такого не повторится. Он просто проверял границы.

— Есь, ты не подумай, но я чисто по-дружески тебе это говорю. Не связывайся с ним. Он не ценит девушек, просто пользуется ими. Там все парни из его компашки такие, я знаю некоторых, ты же помнишь? Он разобьет тебе сердце, если ты влюбишься в него.

— Что? Нет! Как ты могла подумать о таком, я не влюблюсь никогда. Тем более, что мне это запрещает вера. Я должна хранить себя для будущего мужа, которого выберет мне отец.

— Отец? Есь, ты серьезно? Ты вроде не из богатой семьи, где часто бывают браки по расчету. Зачем тогда? — не понимает Ника. Но я ее не осуждаю, она хорошая. Просто менее верующая, чем я, например. — Нет, я знаю, что у тебя верующая семья. Но я впервые слышу, что так положено. Вроде церковь не запрещает выходить замуж по любви. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

Глава 8

(Роман)

Когда прижал святошу к стене, чуть башню не снесло. Думал, что прям там накинусь на нее. Такая невинная, недоступная. И что самое главное, не напускное, как это обычно бывает. Сначала ломаются, а потом сами вешаются, сосут и умоляют лишить их девственности. Эта не такая. Она чуть в обморок не грохнулась только от того, что я приблизился к ней. Смешная, ей богу. Но это капец, как завело меня. Хотелось прям в момент сорвать с нее все и испортить, сделать своей. И еще этот чертов запах мяты. Свежий, невинный, как и сама Есения. Однозначно испорчу ее. Моей будет.

Какого-то черта она не выходит у меня из головы, несмотря на то, что с меня уже три пота сошло, пока Петрович дрючит. Наверное потому, что просто такого трофея у меня еще не было.

— Быстрее! — требует он. — Сильнее бей, груша тебе – не девка, чтобы ласкать ее. Сильнее, сказал!

А я только угораю над тем, что у меня в голове и правда девка. Угадал Гранкин, в яблочко прям попал.

Захожусь смехом и валюсь на мат.

— Все, Петрович, не видишь, не могу больше, выдохся, — раскидываю руки в стороны и тяжело дышу. А самого лыба распирает.

— Нет у спортсмена слова “не могу”. Есть “надо”. И надо до тех пор, пока бой не закончится. Встал!

Немного отдышавшись, поднимаюсь. С новыми силами начинаю молотить по макиваре.

— Молодец. Торс контролируй! Резче выбрасывай!

Под конец тренировки чувствую себя выжатым лимоном. Стою под душем и не шевелюсь. Чувствую, как непроизвольно дергаются мышцы. Но одновременно с этим приходят какие-то новые ощущения. Например охреневания от того, что оказывается могу больше, чем сам думал. Петрович из меня каждый подход вытягивает столько сил, сколько у меня, кажется, никогда и не было. Но откуда-то он их все равно вытаскивал из меня. Удивительно, но после приходит дичайшее умиротворение, чистый кайф.

Все херня, Петрович не шутит. И только за то, что я пропустил предыдущую тренировку, приходится ехать на нее еще и в субботу с утра.

Волков молча наблюдает за тем, что я каждое утро смываюсь из дома. Но сегодня он явно в непонятках.

— Роман, что это? — выходит следом за мной и дергает подбородком на мою спортивную сумку, которую я закидываю в багажник.

— Гранкин настоял. Хочет, чтобы я в его секции занимался.

Одобрительно кивает.

— Хорошо, дай ему мой номер.

— Это еще зачем? — не спешу садиться в машину.

— На снаряжения ему подкину, он хорошим делом занимается.

Думал ради контроля, уже возмутиться хотел, но тут прям удивлен. Видимо, Волков сегодня в хорошем расположении духа.

— Лады. А, кстати, Красавин просил твоей аудиенции.

— Зачем?

— Не сказал, — пожимаю плечами. — Что ответить?

— Вечером пусть подъедет, в семь.

На этом наше общение заканчивается. Я сажусь в тачку и еду к Гранкину. По дороге набираю месседж Данику. Договариваемся после семи вместе стартануть в “Малиновый неон”. По плану сегодня бой. Не особо важный, но можно срубить бабок, да и для авторитета полезно. Во что-то большее я пока не суюсь, нет нужды. Там, конечно, уже другие ставки и люди посерьезней. Но так как среди важных шишек там и Зеленцов, то путь они идут лесом. Я даже косвенно, через бои, не хочу иметь с ним никаких дел. И тем более, брать его бабки.

До обеда отрабатываю у Петровича, потом жру и заваливаюсь спать, пока меня не будит телефон. Поднимаю голову и одним глазом смотрю на экран. Красавин. Время почти семь. Вот это я выдрыхся.

Сажусь на кровать и взлохмачиваю волосы.

— Алло, ща выйду, Красавчик, ты подъехал?

— Да, подъезжаю.

— Лады.

Поднимаюсь и спускаюсь во двор. Встречаю Даника и веду его к Волкову.

— Так и не скажешь, зачем приехал?

— Давай позже, ок? Не хочу заранее обсуждать.

— Ладно, буду ждать тебя во дворе. “Неон” в силе, едешь?

— Да, меня подожди, — кивает и заходит в кабинет Волкова.

Успеваю выкурить две сигареты, пока жду друга на лавке во дворе. Ковыряюсь в общем чате, нахожу номер бледной и пишу ей сообщение в личку. Не надеюсь, что ответит, но она таки удивляет. Наблюдаю за мигающим карандашиком. Что-то строчит. Улыбаюсь, как дебил.

Через полчаса наконец Красавин выходит. Кажется, выглядит довольней, чем был до. Садится рядом и тоже закуривает.

— Красавчик, че за траблы? — медленно выпускаю дым.

— Родаки наследства лишить хотят. Надо как-то самому вертеться. Волков обещал к себе пристроить, если нужда сильно прижмет. Страхуюсь.

— Даник, ты гонишь? Нахрен тебе все это? Помирись и дальше живи, как сыр в масле. Волков много не платит. Только тем, кто в приближении, а это еще заслужить надо. В общем, не твой уровень.

— Это ты гонишь, Ромыч. Ты видел, на ком они меня женить, хотят? Нашли, блять, племенную кобылу. На какой хрен она мне сдалась?

Глава 9

(Есения)

В субботу занимаюсь тем, что помогаю маме по дому с уборкой, стиркой и прочим. Стараюсь не попадаться на глаза отцу. Он в последнее время какой-то слишком нервный. Не хочется лишний раз слушать, что мы что-то делаем не так. Но это все ерунда. Большее беспокойство у меня вызывает поведение Лиды. Она старается меньше выходить из комнаты, все время делает вид, что занята уроками. И так уже который день. Она избегает не только родителей, но и меня.

Освободившись, иду к ней в комнату.

— Лидусь, можем поговорить? — прошу мягким голосом.

— Проходи, — делает вид, что ничего не происходит. Но я-то вижу, что она не такая, как обычно.

— У тебя что-то случилось? Расскажешь?

— У меня? Нет, с чего ты взяла? — таращит на меня глаза, будто я сказала глупость.

— Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной обо всем?

— Есь, хватит, а. Не могу. Потому, что ты все больше становишься похожей на маму, — звучит с упреком.

— С чего ты так решила? И почему это плохо? — растерянно хлопаю глазами.

— Я думала, ты на моей стороне, а ты…

— Лидусь, конечно же я на твоей стороне. Что происходит? — тревожусь за сестру. — Тебя кто-то обижает?

— Ага. Все. Я устала, понимаешь? Я хочу жить, а не существовать. А плохо, потому что ты словно барашек согласна идти на убой. А я нет.

— Ты снова про это? Лидусь, с чего ты взяла? Может, мне понравится мой будущий муж и я буду счастлива?

— А может нет. И что тогда? Я, между прочим, видела тебя с тем парнем возле подъезда. Он смотрел на тебя с интересом. А ты перед ним вся трепетала, — произносит чуть громче, чем шепотом.

— Тише, Лидусь, — оглядываюсь на дверь. — Это всего лишь однокурсник. Он подвез меня и одолжил свою кофту, когда я промокла. Но больше никаких контактов с ним не будет, — умалчиваю я о том, что было возле раздевалок. Потому что Лида права. Рядом с ним во мне все трепетало. И не просто трепетало, а истерично билось в каких-то сумасшедших конвульсиях. До сих пор в себя не до конца пришла.

— Знаешь, что, Есь. Если ты на стороне родителей, тогда просто оставь меня в покое.

— Лидусь, скажи правду. Ты в прошлое воскресенье не ходила в церковь не потому, что плохо себя чувствовала, не так ли?

— Именно так. Что, расскажешь родителям? — с вызовом вздергивает подбородком.

— Нет, не расскажу. Я понимаю, что у тебя сейчас сложный период. Но прошу, не делай глупостей, хорошо?

Но Лида так и не отвечает. Лишь обиженно отворачивается, демонстрируя, что на этом разговор окончен.

Ухожу к себе и плюхаюсь на кровать. Телефон моргает, наверное, это Ника написала. Хватаю его и открываю мессенджер. Мои глаза лезут на лоб.

Бессонов: “Привет, бледная, поболтаешь со мной, а то я сижу, скучаю”.

Светлова: “Поболтать больше не с кем?”

Не желаю я любезничать с посторонним человеком. Тем более с Бессоновым.

Бессонов: “Почему не с кем? Может, я с тобой хочу”.

Светлова: “А я с тобой не хочу. Мне возле раздевалки хватило”.

Бессонов: “Да ладно тебе, обиделась? Давай я исправлю это. Сходим завтра вечером куда-нибудь?”

Светлова: “Нет, я никуда не хожу по вечерам. Найди себе другую компанию”.

Сначала карандашик загорается, но быстро перестает активничать, и Бессонов больше не пишет. Вот и хорошо.

Сразу же удаляю переписку, от греха подальше.

Сижу смотрю на шкаф. В самой его глубине спрятана книга с женским романом, который откуда-то принесла Лида. Она ее прочла и отдала мне, но читать ее я не стала, просто спрятала и благополучно забыла. А сейчас почему-то вспомнила о ней.

Родители уже легли, поэтому я достаю книгу и решаю просто взглянуть на первые страницы. Не понимаю, почему эти романы так любят читать. Что в них такого?

Провожу пальцами по обложке и названии. Открываю роман и он захватывает меня с первых же страниц. Сложно описать чувства, которые я испытываю. Это и непонимание и возмущение и даже принятие. Какая же Элизабет интересная девушка! Я зачитываюсь до такой степени, что напрочь забываю о времени. А на часах уже без малого двенадцать.

Спрятав книгу обратно, быстро расстилаю постель. Но лечь не успеваю. Мой слух улавливает едва различимый щелчок входной двери. Странно, мама всегда закрывается. Может, это у соседей?

Встаю, чтобы проверить и, действительно, дверь оказывается не заперта. Удивленная, поворачиваю замок и на цыпочках иду обратно. По пути что-то заставляет заглянуть в комнату к сестре. С ужасом понимаю, что ее нет!

Боже, неужели это она вышла? На кровати лежит ее пижама и оставленный телефон. Трясущимися руками беру его и открываю. Нахожу переписку с неизвестным номером. Читая, зажимаю рот ладонью. Она с кем-то договаривается встретиться. В переписке упоминается какой-то ночной клуб под названием “Малиновый неон”.

Мое сердце колотится так, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Что же ты наделала, Лида!

Глава 10

(Роман)

Пока поднимаюсь с колена, вижу только удаляющийся силуэт святоши.

Пора заканчивать это представление. Сплевываю слюну вместе с кровью. Тряхнув головой, фокусируюсь на Аресе. Лыбится, падла. Думает, это его заслуга, что он меня коцнул? А вот нихера. И сейчас я это докажу.

Пру танком на соперника. Сейчас я этого Ареса спущу с Олимпа. Двойной джеб, кросс, завершающий апперкот, и этот олень у моих ног. Спасибо не говори.

Не дожидаясь поздравлений, вламываюсь в раздевалку. По-быстрому умываюсь и хватаю чистую футболку. Двигаю к выходу из клуба.

Не понял.

Торможу, заметив за одним из столиков Ярика с какой-то девчонкой. Вот, сучара мелкая, сказал же дома сидеть. От злости аж зубы до скрежета сводит. Ладно, с ним разберусь чуть позже.

— Бес, ты куда? — Тормозит меня Данчик.

— Дело важное. Слушай, Красавчик, по-братски, присмотри за Яриком, а? Я сейчас вернусь.

— Ок, — кивает, хлопнув меня по плечу.

Выхожу на улицу и оглядываюсь. Взгляд цепляет хрупкую фигурку в тени. Топаю туда. Выдыхаю. Нашел.

— Эй, бледная, ты чего здесь забыла? — одновременно злюсь и офигеть как удивлен.

— Бессонов, не ори, а! — подает голос ее подружайка. — Не видишь, ей и так плохо.

— Слушай, как тебя там…

— Вероника.

— Вероника. Не лезь. Я не с тобой разговариваю, — зло выплевываю. — Вы как вообще туда прошли, мать вашу?

— Нас Городецкий провел, — игнорит подружайка мой посыл слинять отсюда. Бросаю на нее убийственный взгляд. Затыкается и отходит в сторону.

— Голову подними, — цепляю Светлову за подбородок. — Нормально все?

— Нет, — плачет.

— Испугалась, что ли? Да подумаешь, пацаны кулаками машут, — сажусь перед ней на корты. — Или обидел кто?

— Испугалась. Но плачу не из-за этого, — всхлипывает.

Видно, сильно расстроена, что даже не сопротивляется тому, что я держу ее руки.

— Выкладывай, бледная. Помогу, чем смогу.

— Я… Я сестру найти не могу. Она сбежала, здесь должна быть, — снова всхлипывает. — Нас убьют дома, если узнают.

— Как она выглядит, опиши, — провожу большим пальцем по ее тонкому запястью, подмечая насколько нежная у ее кожа, оболдеть.

— Такая же светленькая, как я, только младше. В красной кофточке, скорее всего.

— Тааак, — слегка так снова охреневаю. В мыслях уже таскаю Ярика по асфальту, вспомнив девчонку рядом с ним.

— Ром, помоги, пожалуйста, — вдруг смотрит мне прямо в глаза. На секунду теряюсь. Что за новые баги в моей системе? — А я все что хочешь для тебя сделаю.

О, а вот это ты, святоша, зря такой разговор завела. Я бы и так помог. Но теперь отказываться от вознаграждения не намерен.

— Курсовую тебе сделаю, конспекты все перепишу, все что угодно, — смотри на меня умоляющим взглядом.

— Идет. Будешь поцелуй мне должна, — довольно ухмыляюсь. — Жди здесь.

Возвращаюсь в клуб и ищу Красавчика. Нахожу его в випке, рядом Ярик и девчонка в красной кофточке. И правда, на мою святошу похожа. Такая же светленькая и худенькая. Вот только взгляд другой. Смелее.

— Бес, отпразднуем твою победу? — предлагает Дан.

— Данчик, позже. Сейчас дело важное.

Смотрю на Ярика, а у самого желваки играют. Пиздец ему будет дома. Он сразу тушуется под моим взглядом.

Подзываю охранника. Я тут в принципе всех их знаю.

— Вань, вот ты мне скажи, — киваю на молодняк. — Вот этих как сюда пустили?

— Так он сказал, что брат твой родной. Даже паспорт показал. Пришел поддержать.

— Так если вы, блять, даже паспорт его видели, какого хрена пустили? Ему восемнадцати нет. Как и этой кукле, мать вашу.

— Извини, Бес, тупанули, видимо. Просто брат твой, вот и пустили.

Хватаю Ярика и эту мелкую за шкирняк и поднимаю с диванчика. Тащу на выход.

— Ром, че ты меня позоришь, — вырывается. Еще и возмущается, мачо, блять.

— Дома поговорим, — зло цежу сквозь зубы.

Увидев Городецкого возле тачки, торможу его. Он наш, из волковских.

— Далеко собрался, Городок?

— Я все, Ромыч, домой надо. Завтра вставать рано. С победой тебя, кстати.

— Слушай, брата по дороге не закинешь?

— Без проблем. Прыгай, Бесенок, — кивает на заднее сиденье.

— Я не поеду. Мне Ли надо домой проводить, — гнет свое мелкий пакостник.

— Я сам их отвезу, вместе с сестрой, угомонись и прыгай в тачку, — толкаю его к машине.

На этот раз Ярик дергается, но топает к тачке Городецкого. Дамский угодник, мать его.

Девчонка тоже перестает вырываться и испуганно пялится.

Глава 11

(Есения)

Я знаю, что согласилась на этот грех сама. Но у меня не было выбора. Нет, не так, я попросту даже не подумала о нем. Я была слишком взволнована и напугана. И ради того, чтобы все это скорее прекратилось, я согласилась даже на поцелуй. Буду себя винить, мне будет стыдно. Но я надеюсь, что об этом никто и никогда не узнает, а я забуду все, как страшный сон.

Впиваюсь пальцами в сиденье. Зажмуриваюсь и жду, пока Бессонов заберет то, что просил за помощь.

Секунда, две, три… Ничего не происходит.

Он касается моих губ пальцами, но не целует. Распахиваю глаза и непонимающе вздергиваю бровью.

— Нет, Еся, так не пойдет, — улыбается, дернув уголком губ. — Ты обещала мне поцелуй, а не детский чмок. Завтра буду ждать тебя после пар возле раздевалок.

— Ты с ума сошел? — задыхаюсь от возмущения.

Между раздевалками уж очень темный и безлюдный коридорчик. А после пар там и вовсе никого не бывает.

— Я не приду. Я на такое не соглашалась.

— Ну, как хочешь, — отворачивается, пожав плечами. Выдыхаю. Но, как оказалось, рано. — Раз так, тогда поцелую тебя при всех в лекционке.

— Ты издеваешься? Не смей!

— Выбирай, неженка. А сейчас мне некогда, тороплюсь, как видишь, — нажимает на педаль газа и машина требовательно начинает рычать.

Боже мой, придурок! Прости, Господи.

Пулей вылетаю из машины и бегу к сестре. Та спокойно ждет меня на лавочке.

— Пойдем, Лид, — хватаю ее за руку и тащу в подъезд.

— Есь, а классный он, да? — еще и улыбается, глупая. — Он тебе нравится?

— Тише ты, — шепчу возле двери. — Завтра поговорим. А сейчас молись, чтобы родители спали и не заметили нашего отсутствия.

Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Максимально плавно нажимаю на ручку и кончиками пальцев осторожно толкаю дверь. В квартире темно и тихо. Медленно стаскиваем с себя обувь и на цыпочках крадемся к своим комнатам.

Внезапно раздается скрип родительской кровати и слышатся шаги.

Сердце начинает колотиться с запредельной скоростью, меня охватывает паника.

Ничего не остается, как обеим ввалиться в мою комнату. Я в страхе скидываю с себя вещи и пинаю их под кровать. На выбросе адреналина даже успеваю напялить ночную сорочку. Лида прямо в одежде прячется под одеяло. Успеваю сесть на кровать, как дверь распахивается и мама врубает верхний свет.

— Где Лидия? Ее нет в комнате, — шипит на меня мама.

— Так здесь она, — слегка наклоняюсь в сторону, открывая матери вид на якобы спящую Лиду.

— Почему она здесь? — злится она, что-то явно заподозрив.

— Сказала, что в кровати какого-то паука увидела, испугалась. Вот и пришла ко мне.

— А ты почему не спишь?

— Услышала твои шаги и проснулась. Что-то случилось?

— Нет, спи, — недоверчиво бросает она и немного помедлив, все же гасит свет. Выходит из комнаты.

— Фух, — обе выдыхаем.

— Спасибо, Есь, — сжимает мою руку сестра.

— Ну, Лида, вот же ты устроила, — встаю и подхожу к туалетному столику. Наношу на запястье мятное масло. Подумав, мажу и возле носа, чтобы им сейчас прям дышать. А сердце все колотится, как бешеное. Дышать тяжело. — Из-за тебя чуть конец света не настал.

— Прости, Есь.

— Зачем ты вообще поехала в этот дурацкий клуб?

До сих пор перед глазами стоит картинка, где у Бессонова руки в крови и лицо тоже. Это самое яркое впечатление. Пьяные парни и полураздетые девушки отодвинулись на второй план. Он был похож на обезумевшего хищника. А его взгляд такой дикий и опасный, что дрожь берет.

— Друг позвал. Ничего такого, честное слово. Мы просто болтали. Я поехала всего на часок. И если бы ты не приехала, я просто спокойно вернулась. Никто ничего даже не заметил бы.

— Надеюсь, такого больше не повторится, Лида, — хоть и шепотом, но делаю серьезный, строгий голос. — А теперь быстро спать.

Воскресное утро начинается, как обычно. Это уже радует. Сегодня мне предстоит замаливать все свои грехи. А их за последние дни накопилось столько, сколько за весь год не набиралось. Да что там год, за всю мою жизнь. Интересно, а можно ли отмолить грех, который только предстоит совершить? Бессонов ведь вряд ли от меня отстанет, пока не получит желаемое. Придется расплачиваться. Даже не представляю, как я все это вынесу.

— Готовы? — заглядывает к нам мама. Сегодня она явно без настроения. Наверное из-за того, что ей пришлось ночью вставать.

— Да, мама, — послушно киваем с Лидой.

Служба сегодня длится дольше обычного. Отец Сергий уделяет больше времени рассказам о том, как он все больше приобщается ко всему божественному, как сам становится богом. И о том, как строго караются грехи наши. Но после его слов о грехах, у меня поджилки трясутся.

Мы с Лидой уже устали стоять в толпе, но просто уйти нельзя, это запрещено. Но слава всевышнему, осталась лишь торжественная часть принятия тех, кто только начинает путь к богу. Процедура не из приятных, но остаться придется.

Вздрагиваю, когда моего запястья вдруг кто-то касается. По движениям пальцев, по запаху, исходящему от человека, что стоит за моей спиной слишком близко, я догадываюсь, кто это. Но обернуться не смею. Отвлекаться нам тоже нельзя.

Вторая рука Бессонова ложится на мою талию. Перестаю дышать. Сумасшедший! Его пальцы невесомо скользят по мягкой ткани, но я все чувствую кожей. И она полыхает. Что он творит?

— Бледная, пошли отсюда, — едва слышно шепчет мне. — Это же реально секта.

Я незаметно качаю головой, показывая, что нельзя. Но он начинает тянуть меня назад. Он что, не понимает, что творит? Сопротивляюсь, и только после этого он оставляет меня в покое. Кое-как дожидаюсь окончания. Когда все расходятся, ищу глазами его. Не понимаю, что он вообще тут забыл? Зачем пришел? Чего хотел? Нет, он не должен был так поступать.

— Есения, ты кого-то потеряла? — спрашивает отец, заметив мой блуждающий по толпе взгляд.

— А? Нет, просто показалось, что увидела знакомую.

Глава 12

(Есения)

— Это ты подговорил мою сестру? — злюсь, скрестив руки на груди.

— Ну, допустим. Это что-то меняет? — Довольный идет рядом. — Не хочешь идти, могу подвезти.

— Зачем ты пришел туда?

— Ты сама звала. Но пришел я исключительно потому,что тебя увидеть захотел. Соскучился.

— Это плохая идея. Нам не стоит сближаться.

— Поздно, святоша. Ты мне еще поцелуй должна, помнишь?

— Помню. Отдам, и на этом все. Мне нельзя с тобой тесно общаться, ясно?

— Кто тебе такое сказал? — преграждает путь, резко остановившись передо мной. Смотрит, нахмурив брови.

Сейчас он выглядит не намного лучше, чем вчера. Возле брови синяк, а на нижней губе ссадина.

— Ты определенно соответствуешь своему прозвищу, — озвучиваю вслух свои мысли.

Но он только хохочет. Но потом становится более серьезным.

— Слушай, Есь, зачем ты туда ходишь? Ты в курсе, что это не нормально?

— О чем ты? Почему ненормально? Разве вера это ненормально? Ты не веришь в бога? Хотя зачем я спрашиваю, это же очевидно.

— Я верю. В бога. Но то, что я сегодня увидел, никак не относится к вере.

— Не тебе рассуждать об этом. Ты же Бес, демон, как тебя еще можно назвать? Ты само воплощение ада. В твоих глазах языки его пламени. И ты послан мне, чтобы сбить с истинного пути, я уверена.

— Пиздец, тебе мозги промыли. Есь, ты же классная девчонка. Умница, красавица. Нахрен тебе это все? — в порыве эмоций взмахивает рукой в ту сторону, откуда мы идем. — Ладно, но я же вчера помог тебе, разве нет? Это плохо?

— Нет, за это я благодарна тебе. Спасибо, что смиловался.

— Ясно. Ты меня даже слушать не станешь, да?

— Да, — честно отвечаю.

— Видимо, в вашей семье только Лиза понимает абсурдность всех этих мероприятий, — бросает он. Еще и злится. Совсем взбесился?

— Ее зовут Лида, — тихо вздыхаю.

— Хорошо, я запомнил, — уже спокойно отвечает и тянет меня за руку к скамейке. — Ладно, ок. Почему ты говоришь, что нам нельзя общаться? Разве ваш бог против, типа, возлюби ближнего, помоги ближнему, и все в этом роде?

— Он один для всех, — тихо поправляю. И да, он прав, так и есть, но отец Сергий объясняет все подробнее, а не так обобщенно. — А возлюбить нужно не каждого ближнего, а того, кто станет мужем. Это тот, кого выберет наш родной отец и одобрит отец Сергий.

— Ты сейчас на полном серьезе? — трет лицо ладонями, облокотившись на свои колени. — Охуеть. А если ты полюбишь другого?

— Нет. Это исключено. Мне нельзя, — отвечаю, а у самой почему-то наворачиваются слезы на глазах. Зачем он так давит на меня? Почему все вокруг вдруг заговорили об этом? И Лида, и Ника, и даже этот туда же.

— Есь, — снова берет меня за руку. И я понимаю, что мне не хочется отнимать ее. Мне приятны эти прикосновения. И запах его нравится, и то, как он выглядит. Даже сейчас, с разбитой губой. — Знаешь, чего ты боишься?

Молча смотрю на него. Разве он вообще может что-то знать обо мне? То, что у меня внутри, если я сейчас и сама запуталась в себе?

— Не родителей. Не этого вашего отца Сергия, ебнутого. Ты боишься увидеть мир настоящим, Есь. И боишься, что он тебе понравится, а ты к нему не готова, тебя к нему не готовили. А твоя сестра просто смелее тебя, и вовремя чухнула, что это полный зашквар. Вот и бунтует.

— Я не знаю, — срываюсь на тихий плач. — Я иногда думаю об этом. Но испугавшись, гоню эти мысли.

Если бы это говорил только Рома, я бы даже слушать его не стала. Но Лида, она моя родная сестра! Она никогда бы не пожелала мне плохого. Тогда почему они говорят одно и тоже?

— Не надо. Не плачь только. Просто… Блин, Есь, хочешь я просто покажу тебе жизнь? В ней нет ничего плохого и страшного. Ты сама убедишься.

— Ты вчера в клубе уже показал, — всхлипнув, отвечаю с какой-то обидой.

— Нет, это не то. Это уже другая сторона жизни, более темная. Туда я тебя не поведу, обещаю. Есь, дай мне шанс.

— Мне правда страшно. И родители, они не позволят.

— Мы пока ничего им не скажем. Будет твоим шансом отступить, если не понравится. У тебя есть выбор. Я ничего не сделаю, просто ты будешь знать и сможешь сама решить.

Рома осторожно, за плечо, притягивает меня к себе, заслоняя от порыва ветра. Если он такой плохой, тогда почему я чувствую от него такую заботу, теплоту? Мне кажется, что он настоящий, мне почему-то рядом с ним комфортно, несмотря на то, что он бывает агрессивным, как тогда, в клубе.

— Наконец-то, поговорили? А то уже кофе скоро остынет, — бурча, подходит Лида и протягивает нам стаканчики с кофе.

— Держи, согреешься, а то дрожишь вся, — берет он кофе у Лиды и протягивает мне.

— Спасибо, — принимаю и обхватываю холодными пальцами теплый стаканчик.

— Ром, отвезешь нас, а то мы уже не успеем домой пешком.

Глава 13

(Есения)

Думаю, Лида и Рома все же звучат убедительно. Наверное мне стоит посмотреть на мир немного шире, от этого никто не пострадает. Тем более, что вчера мы с Ромой очень даже неплохо поговорили. Он уже не кажется мне таким уж плохим.

Утром только выхожу из дома и поворачиваю за угол, как натыкаюсь на машину Бессонова. И почему я не удивлена? Улыбаюсь, когда он выходит из нее.

— Привет, — идет навстречу недовольный, брови сведены к переносице. Даже знаю, почему. — “Норм”? И это все? — возмущается, взяв меня за руку.

— Ром, просто мне было некогда. Я обещала написать, что у меня все нормально, я написа.

— Святоша, я все свои планы отменил. Дома остался, думал поболтаем. Но все, что ты мне прислала это “все нормально”.

— Мне нужно было заниматься, — отвечаю, а сама пытаюсь подавить улыбку. Он так смешно возмущается. Похож на дикобраза.

— Капец, блин, у нас коннект. Ладно, поехали. Но после пар ты не отвертишься.

Я могла бы сказать, что после пар мне срочно нужно домой, но мама с папой на работе, поэтому лишние час-два у меня все же есть.

— И прекрати называть меня святошей, мне не нравится.

— Мне нравится. Терпи, — бросает и захлопывает дверцу, посадив меня в машину.

Ясно. Ладно. Но сейчас не время для обид, мне еще кое-что нужно от Ромы.

— Ром, я переживаю за сестру. Она дружит с Каким-то Яриком. Можешь узнать, что он за парень, не плохой? Не хочу, чтобы она связывалась с плохой компанией. А ты, знаю, обычно в курсе происходящего вокруг.

Пока говорю, на лице Бессонова одна за другой сменяются несколько эмоций. Чего это с ним?

— Ярик мой брат, — выдает, а у меня челюсть на колени падает.

— А, эм, — все, что могу выдать.

— Да нормальный он, не обидит ее, не боись. Дружат они. А за то, что потащил ее в клуб, он уже получил.

— Что? Ты его побил? — расширяются мои глаза.

Бессонов бросает на меня насмешливый взгляд.

— Есь, кто ж родного брата бить будет, тем более младшего. Так, подзатыльник отхватил и пачку нравоучений. Обещаю, больше такого не повторится, никаких клубов до восемнадцати.

— Спасибо, — растерянно отвечаю, не зная, что и думать. Моя Лида дружит с младшим Бессоновым, офигеть просто. Ну, хотя бы я теперь знаю с кем, и у меня есть рычаг давления в виде старшего брата, если он будет обижать мою сестру. Тоже неплохо.

— Сегодня у нас нет совмещенных лекций, — поджимает он губы. — Скукота, даже пялиться будет не на кого.

Так и знала, что он на меня постоянно таращится. Затылком чуяла.

— Но ты не забудь, после пар буду тебя ждать.

Да блин. Это ужасно. Да, мы можно сказать, подружились после вчерашней задушевной беседы, но поцелуй, это совершенно другое. Чувствую себя так, словно добровольно пойду в грязи валяться. Вот такие у меня ощущения, как представлю, что мы целуемся в том закутке между раздевалками, ужас. Но долг, есть долг.

— Хорошо, Ромочка.

— Ромочка? — кривится его лицо так, словно он лимон съел. — Не вздумай меня так называть.

— Не нравится? А мне нравится. Терпи.

— Да блин. Понял. Больше не буду называть тебя святошей.

— Вот и хорошо, — довольно улыбаюсь.

Рома останавливает машину, а я не дожидаясь, выхожу и иду к колледжу.

— Салют, святоша! — сталкиваюсь на парковке с Осиповым. — Или ты уже согрешила? — ржет, как ненормальный. Неприятно очень. Вот бы и он перестал задирать меня.

— Слышь, Осипов, — догоняет Рома и небрежно кладет руку мне на плечо. — Пасть захлопни. Еще раз ее так назовешь, я тебе лично ее отрихтую, вкурил?

— Да понял, чего агриться, — вскидывает ладони. — Так бы и сказал, что вы теперь вместе.

— Мы не…

Хочу сказать, что мы не вместе, но меня никто уже не слушает. Осипов отворачивается к толпе парней и закуривает.

— Пошли, бледная, — притягивает меня к себе и касается губами моей макушки. — Будет кто-то обижать, маякни. Поняла?

— Угу, — растерянно киваю. Ну, ладно, мы же вроде как друзья?

Когда проходим мимо этой компании, замечаю Риту Павлову, которая сидит прямо на капоте машины Осипова. Спиной чую, что она провожает нас взглядом до самых дверей. Неприятные ощущения. Однако они менее неприятны, чем обзывательства. Поэтому удивительно, но дружба с Бессоновым идет больше в плюс, чем в минус.

Так как сегодня нет совмещенных лекций с тринадцатой группой, я могу полностью сосредоточиться на учебе. Никто не будет отвлекать меня, прожигая своим взглядом.

— Есь, как добрались вчера? — спрашивает Ника, пока мы обедаем в столовой.

— Нормально, нас Рома домой отвез, — отвечаю без задней мысли, а за соседним столиком закашливается Павлова.

— Светлова, хочешь совет? Не связывайся с Ромео, твоя нежная натура потом не выдержит последствий.