Бесконечное соревнование Ника

Вступление

Приветствую, милый друг!

Я не знаю, сколько тебе лет: 5-15-25-35- …85, или может даже все 105. Но, я уверенная, эта книга тебе безумно понравится. Ведь в своих руках ты держишь не просто книгу, а волшебную книгу. Увы, она не перенесёт тебя в школу чародейства и волшебства, не научит всяким волшебным заклинаниям. Но, вместо этого дарует тебе бесценное «богатство» - воспоминание и научит жить в балансе со своим «внутренним ребёнком».

Не важно, сколько сейчас нам лет, то ли мы малые дети или уже взрослые «тёти» и «дяди», важно всегда «баловать» своего «внутреннего ребёнка» и жить в гармонии с собой.

Ведь мы все родом из детства… И ошибки, успехи «малого Я» беспрекословно отображаются в «большом Я».

… Если ты начал уже подумывать, что эта книга – очередная публикация психологического чтива, то глубоко ошибаешься…

Это просто история о дружбе, любви, первых взлётах и падениях, приправленная щепочкой фантастики, которая не редка и в реальной жизни, заставляющая задуматься о многом, включая и собственную жизнь.

с уважением, О. Ю. Панасенко

«Мы все родом из детства…

У кого-то оно было более богаче, у кого-то - беднее. У кого-то оно проходило в советском союзе, а у кого-то - уже в независимой стране. У кого-то даже за границей, а у кого-то, летом, у бабушки в селе, на огороде. Но во всех нас оно было наполнено одним общим - воспоминаниями…

Где-то тёплыми, согревающими душу, где-то наполненными разочарованием, первыми неудачными попытками, первой влюблённостью к однокласснику (однокласснице) или к давно позабытому черты лица мальчику (девочке) из детского пионерского лагеря…

Мы все были разные, но нас объединяло единое – «детство», ибо мы все родом из детства…»

ПРОЛОГ

Темнота…Огромный зал, заполненный не подсчитанным количеством зрителей, сидящих в мягких креслах, подобно в оперном театре, создавали целый хор голосов и шума, окружая расположенную в центре залы большую, овальной формы, огражденную сеткой, а над потолком, кучей свисающих видеокамер, арену с красным напольным ковровым покрытием. Хотелось так и подумать, что здесь проходят запрещённые бои, или что-то в таком духе. Но, пара свисающих больших экранов, для лучшего просмотра зрителям, как говорится «во всей красоте и во всех деталях», в придачу освещение прожекторами, намекало, что здесь дело совершенно не в боксе, тайском боксе, кунг-фу или в таком духе.

С экранов пропала надпись, точнее, не надпись, а всего три ярко-жёлтые английские буквы «SvS» на насыщенно-красном фоне. Вместо них появилось лицо молодого, очень симпатичного мужчины, а благодаря ретушу фотошопа отредактированного и перекрашенного до неузнаваемости. Небольшие глаза, тёмные волосы с длинной рваной чёлкой, уложенной на правую сторону, и даже лацканы его белого пиджака, под которым была надета белая водолазка, перекрасились в фиолетовый.

Хорошо поставленный мужской голос диктора, оглашал на вес зал:

- А теперь на ринг выходит, обладатель пяти золотых медалей, четырех кубков и одной олимпийской награды, Олег Виноградов.

Все присутствующие в зале зрители с восхищением зааплодировали. Но, не успели они закончить, как фотография на экране сдвинулась влево. И рядом с этой фотографией появилась ещё одна, на которой также был изображён молодой человек, заметно моложе Олега Виноградова.

- А противником ему будет выступать Ника Воробьёва. Обладательница 8 золотых медалей, 3 серебряных наград, и ко всему прочему…, - продолжал диктор.

С экрана исчезла фотография Олега Виноградова. Теперь зрители могли хорошенько рассмотреть растянувшуюся фотографию с противником, Никой Воробьёвой, благодаря тому же фотошопу перекрашенную до неузнаваемости: неряшливые золотистые пышные волосы в стрижке «стрелец», кислотно-салатовые узковатые глаза и такого же цвета лацканы белого пиджака, под которым была надета, как и у Олега Виноградова, белая водолазка.

Но, на этом фотошоп не кончался. И эта фотография плавно отъехала в левую сторону. А возле неё появилась ещё одна. Точно такая же, только в ретуши другого цвета. Вся в сером тоне, а выделенные цвета – не кислотно-салатовый, а насыщенно-красный.

Кто-то из зрителей восторженно подскочил со своего места, и зааплодировал. Его волной быстро поддержали. И весь зал, стоя, хором аплодируя, смотря в красные глаза юноши, произносил: «Браво!», «Браво!», «Ник!», «Ник!».

Пытаясь успокоить шальных зрителей, диктор обратился:

- Он всегда в наших сердцах.

Две фотографии на экране начали соединяться друг с другом, пока не стали одним единым лицом…

И здесь хочется сказать:

«Что здесь вообще происходит?»…

Часть 1. Ник

Первые строки этой книги я не писала, удобно умостившись в комфортной обстановке, как часто рисуют писателей, сидящих за столом или на диване, с ноутбуком, попивающих какао с зефиркой… Было не то время…

В те дни я стала постоянным обитателем погреба, что находился во флигеле, в моём доме, а от невозможности уснуть, отдохнуть, меня всю трясло, подобно при эпилептическом припадке.

Не те слова, которые хочется прочесть, читая книгу, правда? Особенно в самом начале. Но, реальность была такова…

Спустя пару дней я уже гостила в другом погребе, в доме у моей сестры. Там со временем была установлена буржуйка, из досок и деревянных ящиков сделано что-то наподобие лежанки, где мы, все восемь человек, сидели, а кто-то и по очереди, скрутившись, спал.

Свечей не было. Единственным источником света были самодельные лампадки: пиалы, наполненные растительным маслом, смоченные у ватных турундочках и зафиксированные тонкой алюминиевой проволокой.

Слушая прилёты, взрывы, от силы которых даже временами поднимали ноги, вдруг, чтобы не задело, мы развлекали себя тем, что рассматривали на стенах огромных слизней, молились, общались, настроенные на лучшее. А ещё читали в голос старые потёртые советские книги, которые супруг сестры принёс для растопки.

Одной из таких книг стала средней толщины в красном твёрдом переплёте с мелким шрифтом, не возможным для прочтения в таких затемнённых условиях, книга Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан[1]», которую мы, как бы не пытались, не смогли заставить себя прочесть до конца. Всех нас выводила из себя единая фраза: «представьте себе», после которой всякое желание прочесть просто-таки сходило на нет.

А я, тогда заводясь, думала: « Да зачем мне представлять?! Я хочу, чтобы он уже ехал!».

В свою очередь, мои племянники, до того прослушав из тетрадки-рукописи первые главы «БСН», даже подметили:

- Тётя Ксюша, ты пишешь намного лучше него.

От таких слов мне даже стало немного не по себе. А внутри моего сердца появилось какое-то тёплое приятное чувство – благодарности и принятия моего писательского таланта. Ведь для писателя нет лучшей «зарплаты» и «подарка», чем похвала от читателя.

Но, я не хочу говорить что-то плохое о Д.Ф.Купере, так как считаю, что у каждого писателя есть свои читатели. Не зря же он известен, как и его произведение.

Но, как бы меня не раздражало и не злило «представьте себе», я не могу просто взять и не вставить в «БСН» эту цитату…

Представьте себе…

Перелистывая страницу книги, вы машинально моргаете, после чего плавно открываете веки и понимаете, что ваши глаза не смотрят в книгу. Ведь в руках её уже попросту нет. Вместо этого вы держите тяжёлый большой фотоальбом, наполненный старыми коричнево-белыми, серо-белыми, редко когда цветными фотографиями. Пытаясь разобраться, в чём дело, на звук ритмичной мелодии подымаете голову и изучаете незнакомый интерьер комнаты. По находящемуся напротив вас на журнальном лаковом столе включённому телевизору «Берёзка», больше смахивающего на бандуру, да ещё с непонятным переключателем-рулеткой, догадываетесь, что мелодия доносится именно из него. А там, мелодия дополняется словами и превращается в песню «Было, но прошло[2]», исполнительницей которой была непривычная взгляду молодая София Ротару, одета во всё белое, словно невеста.

Не долго сосредотачивая внимание на певице, вы любуетесь хрустальной люстрой, сервантом, заполненным чайными сервизами и хрусталём, настенным шерстяным узорным ковром, который был у вашей бабушки. При его виде кончики пальцев начинают сильно чесаться, от желания, снова, как в детстве, поводить по этим чудным завитушкам. Но тяжесть фотоальбома словно приклеивает к неудобному низкому креслу с деревянными подлокотниками. И хочешь - не хочешь, взгляд снова останавливается на фотографиях. С интересом и любопытством начинаете их рассматривать. Среди них есть много портретных, сделанных в профессиональной фотостудии. Но есть и с обычным житейским сюжетом: какие-то дети на детской площадке, семейные застолья, а ещё пейзажи города и куча снимков из спортивных соревнований по фехтованию… Заинтересовало? Что это за место? Кто все эти люди? Какова была их судьба?... Если да, то смело переворачивайте страницу вперед, и следуйте за мной, в мир «БСН»…

[1] «Последний из могикан» - исторический роман Д. Ф. Купера, впервые опубликованный в 1826г.

[2] «Было но прошло» - сл. М. Шавров, муз. Вл. Матецкий, исполняет С. Ротару, 1986 г.

Глава 1. Рождение Ника

Никита Воробьёв родился в семье, глава которой был закалённый грубым СССР. Хотя, Никита и сам родился в те года, когда ещё существовал этот союз. Дай вспомнить,… это был 1972 или 1973 год… Нет, похоже, всё же 1973. Хотя, какая разница? Главное, что у него была семья: мама, папа, старшая сестра и дедушка (хозяин трёхкомнатной квартиры в Харькове, где они все вместе и жили, а по-совместительству и глава их «маленькой» семьи). И все они знали, что день рождение Никиты припадает на 25 июня, 10 часов утра. И по этому поводу отмечали праздник традиционно круглым большим бисквитным тортом с кучей масляного крема, особенно на верху, в форме белых, бледно-розовых, бледно-жёлтых и бледно-красных розочек с салатовыми листочками, от переедания которых обязательно тошнило, и сам Никита себе клялся, что до следующего своего дня рождения такого тортика ни-ни. Но, не за горами наступал мамы день рожденье, а за ним, в разницу с несколько месяцев, и в остальных членов семьи… Словом, от таких тортиков не куда было деться. Да и в СССР почти что других не было. Конечно, продавались такие как: «Ореховый» (бисквитный торт, сверху посыпанный дроблёнными орехами), «Веточка» (с фруктовой прослойкой), всем знаменитый классический «Киевский» (с арахисом, в узнаваемой за километр белой коробке с зелёными каштановыми листьями), «Космос» (коричневый с тонкой белой прослойкой). У кого были знакомые и родственники со столицы страны советов, могли себя баловать «Птичьим молоком», «Пражским тортом». А домохозяйки ловчились готовить «Наполеон» с заварным кремом, приготовленным из брекетов. А ещё всякие пироги и печенье, в рецепт которых начинал входить весьма модный ингредиент – одна «майонезная баночка[1]» майонеза[2]. Но на это всё, дедушка говорил матери Никиты, которая приходилась ему единственной дочерью:

- Хочешь чего-то другого – готовь сама. А деньги на ингредиенты бери хоть с воздуха. Но, ни я, ни твой муж тебе их не даст. Живёшь в моей квартире – живи по моим правилам. Каждая монета – рубль бережёт. А ты, туда-сюда ими разбрасываешься. Нашлась мне богачка! Мы родину подымали по кирпичику, а такие, как ты, её растранжирят. Не верится, что ты моя родная дочь. Была б жива твоя мать, ах, - печально, как и всегда, при любом случае, посматривая на весящую на стене в своей комнате чёрно-белую фотографию в деревянной рамке, где запечатлён он со своей супругой: пышногрудой, полнощёкой, пышноволосой брюнеткой с короткими волосами, в костюме, Ларисой Ивановной, скончавшейся на сорок восьмом году жизни от инсульта.

Но на этом требования и странности дедушки Никиты не заканчивались. Он всегда считал, что «если ты родился мужчиной, а особенно советским мужчиной, то должен быть идеален во всём до конца». И поэтому с самого детства Никите приходилось испытывать на себе не нежность матери, а строгость и закалку деда. Частично даже живя в страхе, боясь за любую ошибку или непослушание встретиться со старым коричневым кожаным дедовым ремнём, который он постоянно носил затянутый в отглаженные до идеальности со стрелочками брюки.

Только показалось на небосводе солнце, а уже утренняя гимнастика, в одних лишь майке и трусах. С обязательными приседаниями с вытянутыми руками перед собой, отжиманием от пола, качанием пресса, упражнением на шведской стене. И это всё под активный ритм деда: «Хоп-хоп. Раз, два, три» и сопровождение хлопанья ладоней.

За гимнастикой следовали: гигиенические процедуры, одевание, лёгкий завтрак, и по мере взросления детский сад, школа. И ни какого тебе отдыха, просмотра телевизора, кружков, наполненных лентяйничества. С каждым годом его жизнь всё больше и больше наполнялась физической активности. Различные спортивные секции, в которые нужно было ходить не по пару раз в неделю, а из-за слишком насыщенного расписания, ежедневно, а в некоторые даже по несколько за день сразу. Футбол, хоккей, теннис, настольный теннис, фехтование, шахматы, плаванье. Казалось, мать Никиты пыталась засунуть его во все знакомые ей виды спорта. И это подтверждалось ещё тем, что она хотела его даже записать на фигурное катание, но дед, сидя в своём любимом кожаном кресле, в своей комнате, недовольно, чуть ли не фырча, возмутился:

- Ты чего ещё придумала?! Моего внука, внука заслуженного капитана СССР, Воробьёва Бориса Михайловича, отправить в девичий кружок, танцевать?! Нет! Такого не будет! Пусть девки в пачках танцуют, а мой внук, как настоящий комсомолец, бегать, прыгать, махать руками будет. Вот подрастет ещё маленько, в армию пойдёт. Там его научат стрелять с автомата, танком управлять. Эх, жаль, что я уже на пенсии. А-то бы лично занялся его военным воспитанием.

Что делать, отцовский приказ, так отцовский приказ. Он не идёт на обсуждение, лишь на подчинение и выполнение. И очередной мечте матери Никиты, увидеть его не грубым, обмундированным в хоккейную экипировку, а красивым, в лично пошитом ею для него костюме (так как по профессии она модистка, и шить костюмы для труппы местного театра ей уже надоело) исполниться было не суждено. Ах, а эти яркие блёсточки, паньетки, она их невероятно сильно любила, ими восхищалась, как и всякая женщина, радовавшаяся украшению, но, никогда не носила их сама и не украшала ими свою одежду, выбирая скромные, точнее сказать «стандартные» модели из журналов: «Бурда[3]», «Советская женщина[4]», «Мода[5]», «Крестьянка[6]» для себя и своей дочери Алёны.

Отец же Никиты был старшим механиком на приборостроительном заводе имени Шевченко, который вовремя СССР попросту называли ПО «Монолит». На нём производилась военная и бытовая электротехника, прославленная на весь СССР. Особенно своими качественными и надёжными магнитофонами и другой музыкальной техникой под маркой «Романтика».

Благодаря полученному раннее опыту во время общения со строгим своим руководством, а также советам знакомых, он научился в нужное время отступать от беды, под названием «дед». Это совершенно не значило, что он взял в руки чемоданы с собранными вещами и ушёл с семьи. Он просто в нужный момент заставлял себя молчать. А, находясь дома, просто старался вести себя подобрее и потише. Отец Никиты, без всяких лишних предисловий, был полной противоположностью деда, хотя, при этом, у них было одно общее – они оба были Михайловичами. Но, если это не принимать ко сведению, смело можно было заявить, что в этой семье отец Никиты выступал «агнцем Божьим». Он был более добрый, понимающий, идущий на уступки. Никите иногда казалось, что отец был даже добрее и больше любил животных, по сравнению с его матерью.

Глава 2. Сражение

Пробираясь сквозь яблоневые деревья школьного сада, Олег пытался отыскать Никиту. Пока безрезультатно. Обойдя всю территорию сада, решил проверить крыши. На сарае нет. На крыше павильона – ага, попался.

С трудом, вскарабкавшись на крышу, пошатываясь, налавливая равновесие распростёртыми руками, осторожно пробрался вперед, чтобы не соскользнуть с шиферного покрытия. Сказал облегчённо на выдохе:

- А вот ты где.

Лежа на спине с запрокинутыми руками за головой, а лицо, покрыв белой панамкой Цветковой, Никита, нехотя пробуждаясь, произнёс перепачканными во что-то коричневое губами:

- Ты долго, - почти незаметно шевеля губами.

- Тебя ещё попробуй отыщи, - возмущенно огрызнулся Олег, ложа руки на талию.

- Я ведь тебе сказал вчера, что прячусь в яблоневом саду. Кто же прячется открыто? – ноткой голоса давая понять, кто из них виноват.

- А почему ты не ешь вместе с остальными в столовой? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался Олег.

- Сегодня не хочу… К тому же, разве может что-либо сравниться с привезённой шоколадкой за двадцать пять копеек с вон того магазина? – не подымая панамки, чтобы подсмотреть, прекрасно зная точное расположение магазина, выставил выпрямленную руку, пальцем тыча скоса вправо.

Олег обратил внимание на недоеденную шоколадку «Алёнка[1]», валяющуюся возле ног Никиты с помятой обёрткой.

- А ещё, я нуждаюсь в глюкозе и море отдыха, - продолжил Никита. – Вот скажи, чего ты больше всего не любишь?

- Я? – задумался Олег, почесывая затылок. – Думаю, собственную слабость.

- А я, когда мной командуют, - протяжно. – А что больше всего обожаешь?

Олег подумал и ответил:

- Победу, - твердо, самоуверенно.

- Хм, интересный ты человек… Для тебя, походу, дух лидерства главнее всего. А я вот, - замалкивая, надел на голову панамку, показывая глаза. После чего зажал левую руку в кулак и поднял вверх. Медленно развел пальцы, защищая лицо от солнечных лучей. Поочередно закатил до изгиба локтя рукава рубашки. Посмотрел на наручные часы «Ракета[2]» на своём запястье. Затем изучающе на слегка худощавые, но при этом подкаченные, сильные руки с длинными пальцами.

«Что он делает?» - подумал Олег, и сам непроизвольно засмотрелся на его худощавые руки.

- …люблю лень. Поэтому и ленюсь, - закончил фразу Никита… - Ты знаешь, какой сейчас месяц?

- А сам не знаешь, что ли? Апрель.

- Точно… Слишком он тёплый для апреля. Сегодня у меня будет тёплая водица, - намекая на поход в бассейн. – Время, время не ждёт.- Быстро опустил рукава, сел, засунул в рот, валяющуюся шоколадку. И не теряя времени, резко подскочил на ноги, подхватывая лежащую школьную курточку с накладными карманами. Не застегивая, накинул на себя. После чего соскочил ловко вниз из павильона. Снял запрятанный за углом, повещенный на оголённый кусок проволоки, больше похожий на крючок, портфель и, пошёл по направлению к школе, совершенно позабыв об Олеге.

- Ей, ей, подожди! - махая рукой, кричал ему Олег. – Подожди, пока я отсюда слезу.

Нехотя, Никита развернулся. Застегиваясь, подождал, пока почти что на голову выше него мальчик неуклюже спустится вниз и подбежит к нему.

- Вижу, ты ещё тот весёлый малый и с тобой будет весело сражаться в паре, - сказал Никита, разворачиваясь к школе, а во рту жуя шоколадку.

- Кто ещё малой? Да ты меня ниже, - возмутился Олег.

Никита засунул обёртку в карман брюк, чтобы потом выбросить её в мусорное ведро, расслабил плечи, и на выдохе произнёс:

- Да успокойся ты.

- Даже не мечтай, младшеклассничек, - огрызнулся Олег.

- Обзываться весьма некрасиво, - поправил. – Ты сам, из какого класса?

- Седьмого «А». А ты из какого? – задирая нос, думая, что Никита из шестого класса.

- Седьмого «Б». Не всем же рождаться, как некоторые, - намекая на Олега, - столбами.

Поправляя манжеты рубашки, Никита добавил:

- Хорошо… Ты в эту субботу свободен?

- Эту? – задумался, пытаясь вспомнить планы на выходные. – Да.

- Отлично. Тогда встречаемся ровно в семь. В саду имени Шевченко.

- Я не знаю, где это, - признался Олег.

- Как? Ты там никогда не был? – удивленно округлил глаза.

- Нет, - крутнул отрицательно головой. – Я в вашем городе недавно. Ещё не успел там побывать.

Быстро соображая, Никита присел. Достал с портфеля тонкую зелёную тетрадь в клеточку по химии. С неё вырвал лист. И разъясняя в голос, нарисовал шариковой ручкой карту:

- Вот этот сад. Здесь я буду тебя ждать, - рисуя жирную точку. – А вот отсюда и сюда ты можешь добраться на пятом трамвае, - дорисовывая трамвайные линии, остановки, в углу подписывая номер трамвая. - Или можешь воспользоваться метрополитеном. Салтовская линия. Выход на Дзержинскую[3]. Вот ближе выход из метро. А вот площадь Дзержинского[4]. Иди от неё сюда. По этой аллее… Понял? – Передавая Олегу лист.

Глава 3. Секрет

По возвращению отца с работы, Олег сразу прошёл к нему в кабинет и, с серьёзным выражением лица, заявил:

- Пап, я хочу, чтобы ты перевёл меня в другой класс.

- А?! – Удивленно, ничего не понимая, отвлекаясь от дипломата, с которого доставал какие-то документы, произнёс Павел Владимирович. – И с чего такие выводы?

- Я всё хорошо обдумал, - настойчиво-твёрдым тоном дал объяснение. Подошёл ближе к отцу и посмотрел на него с-под лба с выражением «упрямого телёнка».

Павел Владимирович, прекрасно зная упрямство своего сына, постукивая по дипломату кончиками пальцев, протянул:

- Тааакс.

После чего, положил сыну на плечо руку и провёл его к дивану, усаживаясь и сам рядом.

- Ты у меня мальчик серьёзный. Знаю, без обдумывания, ничего не сделаешь. Расскажи поподробнее, что это за «лошадиные скачки»?

- Ну, я хочу перевестись в другой класс, - сказал Олег более растерянно, опуская вниз глаза.

- Я это уже слышал… Но, тебе придётся сказать это не только мне одному… Дорогая! – Громко крикнул Павел Владимирович, поворачивая голову в сторону открытой двери.

Забегая в комнату с мокрыми руками, отрываясь от мытья посуды, вытирая их на ходу об передник, супруга Павла Владимировича и по-совместительству мать Никиты, Карина Семёновна, растерянно спросила:

- Ты меня звал? Что случилось?

- Проходи. Не стой в пороге. Садись к нам, дорогая, - махая рукой, подобно крылом, пригласил Павел Владимирович. – Похоже, наш сын решил ставить нам какие-то условия. Наверное, ему в новой школе не понравилось.

- Тебя кто-то обидел, сыночек? – Пересаживаясь с одной стороны дивана на другую, поближе к Олегу, взволновано спросила Карина Семёновна. – Это правда? Ты надумал сменить школу? – Заботливо беря за руку сына, заглядывая в его глаза.

От родительских взоров и слишком большого попечения, Олег почувствовал себя растерянно. Сомнение шептало прямо в ухо: « Стоит ли игра свеч? Сможешь ли ты превзойти Воробьёва, оказавшись на его поле? А может, легче было бы вести с ним борьбу на разных полях (в разных классах)?».

Но, гордость и упрямство нашёптывало совершенно другое, прибавляя Олегу уверенности:

«Нет! Отбрось сомнения! Тебе принесёт победу лишь проигрыш второго, и тогда ты наденешь на голову свою венок из лавра золотой».

Прислушиваясь к более оптимистичным советчикам, взбодрившись, Олег сказал:

- Мам, пап, - смотря на каждого поочередно из них, - вы меня не так поняли. Я не хочу менять школу. А прошу, чтобы вы меня лишь перевели в другой класс.

- Тебе не нравится в твоём? Ты только перевёлся, - не прекращая волноваться, тревожилась Карина Семёновна.

Из себя она представляла высокую, стройную, очень элегантную и ухоженную гражданочку. Настоящую московскую штучку, которая даже в простеньком ситцевом халате с запахом и переднике казалась истинной Афродитой, и достойной генеральской невесткой. Своему любимому и единственному сыночку в наследство она передала всю свою красоту лица, синие узкие глаза и до черноты тёмный цвет волос. А от Павла Владимировича, высокого плечистого шатена с большими серыми глазами, ему досталось жуткое упрямство и стремление к победе, истинные генеральские черты характера, с которыми тяжело было временами справиться даже самому Павлу Владимировичу.

Отчего-то думая о том же, что и его супруга, Павел Владимирович сказал:

- Только не говори, что нашлись в твоём классе ребята, которые решили тебя обидеть, - насторожился, и на его переносице появилась глубокая вертикальная морщина.

- Нет, - покрутил головой. – Ко мне все хорошо относятся. И у меня хорошая классная руководительница.

- Тогда в чём же дело? – Рисуя в воздухе кистью руки какой-то узор, добивался правды Павел Владимирович.

- Во мне, - подымаясь с дивана, признался Олег. Развернулся к родителям, и, жестикулируя руками, продолжил. – Дело в том, что вы с самого начала перевели меня не в тот класс. Нужно было не в «А», а в «Б». Там учится один отличник. Я хочу стать лучше него.

Родители переглянулись, не зная, что сказать.

А Олег всё продолжал и продолжал:

- Мы переехали в Харьков не по моему хотению. Мне пришлось перевестись в другую школу, так и не получив золотую медаль, как я того надеялся. А ты, отец, сам мне говорил, что на пол пути останавливаться не годится. Я хочу свою золотую медаль! – Требовательно топнул ногой и махнул рукой.

Зная прекрасно своего сына, его не любовь к проигрышам, Павел Владимирович сказал:

- Предположим, я договорюсь о твоём переводе в «Б» класс. Что ты будешь делать дальше?

- Ну, что и раньше, - пожимая плечами, ответил Олег. – Учиться. Учиться и ещё раз учиться.

С горем на пополам, родители всё же согласились на перевод. И с начала новой учебной недели, Олег официально был зачислен в 7 «Б» класс. А впервые со всеми его учащимися познакомился на политинформации[1], перед уроком черчения. И прямо как ему на удачу, его классной руководительницей оказалась учительница по тому же черчению, любительница бардовых костюмов и прически «взрыв на макаронной фабрике», Кудряшова Надежда Павловна. Из себя она была низенькая пышная женщина, обожающая туризм и совершенно не стыдящаяся своего лишнего веса.

Глава 4. День рожденье

Спустя две недели после «гостин», идя после тренировки на автобусную остановку, Никита с Олегом разговаривали:

- Твоя сегодня флеш-атака[1] была потрясающая, - похвалил Никита.

- Ты так считаешь? – не веря, что его хвалит «противник», с трудом скрывая чувство радости, сказал Олег.

- Да. Ты меня уколол, - качая головой, а глазами бросая взгляд на трассу, в поисках автобуса.

Олег даже покраснел. Немного посмущался и после доли молчания, за которой скрывалась всем известная фраза Шекспира из «Гамлета»: «Быть или не быть», сказал:

- А какие у тебя планы на субботу?

Никита остановился, подумал, вспоминая, и, озвучил:

- Собирался помочь папе в гараже. А что?

- Да так, - начиная мямлить, - У меня завелись лишних пару рублей[2]. Думал, если ты свободный, то, можно сходить в сад Шевченко.

Переводя глаза на Олега, Никита, шевеля кончиками пальцев, сказал:

- Хочешь реванша?

- Мммда!

- Ну, тогда готовь ещё парочку рублей, сверх тех, чтобы купить мне на выиграш мороженное.

- Ей, какой ты самоуверенный! А если я выиграю?

- Ну, тогда я тебе куплю. Всё чтобы было по-честному.

Пожимая друг другу руки, как бы закрепляя «договор», они сговорились встретиться на девять часов, чтобы были уже открыты аттракционы, и разошлись каждый своим путём.

А потом пришла суббота. Принарядившись в синюю спортивную кофту на застежке-молнии, голубую рубашку, чёрные штаны и кеды, Никита стоял возле договоренного места, памятника Ленина[3], и смотрел на наручные часы, подсчитывая в голос секунды:

- Пятьдесят семь, пятьдесят восемь…

Не давая сказать: «шестьдесят», услышал Олега голос:

- А здесь тебя легче отыскать.

- Да я, как на ладони, - намекая на площадь, параллельно с тем опуская руку. – Ты вовремя.

Олег, загадочно улыбаясь, пожал плечами. Сегодня он был, каким-то таинственным. Всё время улыбался. Даже был одет, как с иголочки: джинсовка, джинсы, белая футболка со стильным рисунком, статуей свободы и подписью « I love USA[4]».

Пройдя к аттракционам, ребята на «камень, ножницы, бумага» выбрали, куда первыми пойти. Выиграл Олег. И он захотел поиграть в настольный футбол.

Ловко дёргая за ручки на автомате, прислушался. Снова из колонок доносилась раннее здесь слышная песня «На заре», группы «Альянс».

- Похоже, здесь она звучит постоянно, - подумал в голос Олег.

Но, уже спустя секунду, он отвлёкся на чей-то очень заразительный смех. Посмотрел в сторону лавочек. Там кучковалась молодёжь, разодетая под панков в кожаные чёрные косухи и джинсы, со стрижкой маллет[5], в придачу с налаченными до «взрыва на макаронной фабрике» волосами. Среди них были и девушки. Не стесняясь прохожих, которые, честно сказать с подозрением косились на них, они странно хохотали, словно чего-то обнюхались или накурились. Парочки, обнимаясь, танцевали под песню. Другие же, попросту, были заняты тем, что болтали, щёлкали семки, курили и жевали жевательную резинку, при этом показательно ремигая, словно коровы, жующие траву.

- Не лови гав! – Прерывая наблюдение Олега, посоветовал Никита, забивая ему в ворота гол.

После чего сам повернул голову назад и сказал:

- Дурачатся.

С трудом отрывая взгляд, Олег согласился:

- Точно.

И себе под нос начал напевать песню:

- На заре голоса зовут меня…

Прислушавшись, Никита задал вопрос:

- Тебе песня понравилась?

- Да, - признался. – Хорошая, светлая.

- Мм, ты прав, - согласился. – О, за мной ещё один гол, - радостно.

Наигравшись и накатавшись на аттракционнах, наевшись сладкой ваты и мороженого, они отправились назад, к метрополитену.

По дороге, Никита спросил:

- А теперь рассекречивайся.

- Не понял? – округляя глаза.

- Ты меня сегодня закормил.

- А что, нельзя? Я же говорил, что парочка рублей лишних есть.

- Говорил, говорил, - напомнил.

Олегу сразу захотелось высказаться, как всегда в своей грубой манере:

«Наелся на халяву, ещё и требует объяснения!».

Но, вместо этого, засовывая в карманы джинсов руки, стесняясь, признался:

- Да у меня сегодня, просто день рожденье.

- День рожденье?! – воскликнул удивленно. – Чего же молчал?

- Просто не хотел афишировать.

- Зря! За это, будешь наказан! – Ткнул в Олега пальцем. Не успел именинник моргнуть глазом, как Никита схватил его за мочки ушей и стал дергать, считая: - Раз, два, три, четыре,…тринадцать, четырнадцать… Тебе же четырнадцать исполняется? – для уверенности переспросил[6].