Заметив патрульную машину, я тут же свернула за угол и побежала что есть мочи, скрываясь за перевернутыми мусорными баками, сломанными детскими площадками и выкорчеванными из земли деревьями. С моей-то физической подготовкой быстро бегать! Черт бы побрал этих блюстителей порядка! Едва фонари автомобиля скрылись в предутреннем тумане за поворотом, я остановилась и, чувствуя, как бешено колотится моё сердце, села на землю. Воды в рюкзаке не осталось, еды тоже. Идти на пункт эвакуационного сбора не вариант: узнав, что я иммунная, управляющий точно снова меня отправит на опыты. А я что, крыса? Или кролик? Даже если и так, уважайте чувства бедных лабораторных животных! Слова «во благо человечества», которые обычно произносят со смиренной миной на лице, никак не успокаивают, когда ты корчишься от боли, чувствуя, как по твоим внутренностям ползет трубка с камерой на конце, изучающая «богатый мир».
Все случилось в засекреченном городе близ Уральских гор. Вроде бы случился взрыв, или еще какая-то чушь, в любом случае засекреченный город смело адской волной, оставив лишь гигантский кратер. Затем был долгий и упорный траур, длившийся неделю, а вот после него и началось то, чего никто не ожидал. По истечении недели траура люди, которые жили неподалеку от закрытого города, начали вести себя, хм, несдержанно. Постоянно на всех срывались, кричали и далее в этом духе. Никого это особо не удивило, ну что, около них взорвался целый город, конечно они переволновались, нервы сдали. Но нервы лечатся. А люди нет.
Далее такая «недоброжелательность» пошла дальше: к Центральной России, к Югу и на Восток. Никто так и не забил тревогу, потому что все всё списывали на «нервы». Люди ходили по психологам, психотерапевтам, психиатрам, правда, без особых успехов. У многих была замечены депрессия, бред, голоса в голове, но лечение, назначенное врачами, не помогало. Ссылаясь на усталость, люди не ходили на работу, не могли приготовить себе поесть, не имели желания даже сходить в туалет. Всего месяц такого депрессивного настроения у людей — и всё. Началось самое страшное.
Некоторые отчаянно боролись со своей болезнью. Настолько отчаянно, что отчаяннее некуда. Решив, что проблема не в них, а в людях вокруг, эти некоторые начали убивать. Зверски, с адским пламенем в глазах. Ухищряясь делать такое, о чём не снилось никаким психопатам. И только тогда забили тревогу.
Главные не знали где расположить зону карантина, ведь нужно было как-то распознать простых людей болеющих депрессией от тех, кто заболел ею после взрыва. Пока они думали, вирус распространился по всей Земле, что привело к необратимым последствиям. Самых важных персон забрали в колонию на Марс, а остальным сказали «Гуд бай, делайте что хотите». Те, кто были не заражены, начали пробовать всё исправить: создали некие подобия лабораторий и начали изучать там вирус, построили новые закрытые города, сделали эвакуационные пункты, — но все без толку. Количество психопатов увеличилось, и хрупкий мир рухнул, как карточный домик при резком и сильном порыве ветра.
Были, конечно, и те, кто имели иммунитет. Большинство из них погибли в лабораториях, некоторые сбежали, например, я. Но мне очень скоро придется резать себе вены, чтобы не превратиться в психа, ибо воды-еды у меня нет, а в округе ходят добрые и милые люди, обычно с железной арматурой, имеющие странные желания убить тебя и твоего друга, поменять ваши органы местами и посмотреть что будет, причём если ни ты, ни друг не оживёте, то добрые и милые люди, скорее всего, очень расстроятся, но решат, что «первый блин комом» и пойдут искать ещё двух людей для продолжения эксперимента.
Выдохнув, я с грустью посмотрела на свой изрядно помятый рюкзак. Что делать-то? Из города нужно валить, валить! Это во всех книжках написано, что при апокалипсисе нужно валить из города в леса и устраивать там сельское хозяйство на основе зомби в виде собаки, гнилой коровы в виде молока и придушенной семь недель назад курицы в виде яиц, а совсем хорошо будет, если у тебя будет жена, правда, есть шанс того, что она же будет собакой.
Я поднялась, чувствуя сухость в горле. Валить так валить, за город так за город. Правда, было бы неплохо найти себе компанию в виде какого-нибудь симпатичного медика. Причём когда я говорю «симпатичного», я имею ввиду, чтобы у него были на месте глаза, рот и нос, хорошо, если на месте будут уши, совсем замечательно, если и все остальные части тела.
Оглянувшись, не едет ли патрульная машина — вестник рядом находящегося эвакуационного, ещё работающего, пункта, — я пошла в сторону частных домов на окраине города. Если бы я не была иммунной, то бросилась бы прямо под колеса этой машины с криком «Заберите меня из этого ада!», но тогда я попаду в ещё больший ад.
Единственные, кто не сошёл с ума, были те, кто уже до этого был подвержен депрессии. Те, кто до этого мыслили о смерти, те, кто до этого теряли к жизни интерес. Половина, конечно, умерли, их чуть ли не первыми убили сошедшие с ума, а другой половине пришлось быстро-быстро лечиться и спасаться. Как это сделала я. Правда, я не особо полезна, а точнее, даже наоборот, обуза в команде. Я не умею стрелять и сражаться с заразившимися, я видела войну только в играх на компьютере, я не умею быстро бегать, ибо полжизни провела за тем же компьютером, я не умею лечить, не умею ничегошеньки, что пригодилось бы сейчас. О, нет, я могу делать оладушки. Если честно, то как же я ненавижу себя, что когда у меня была возможность, я не изучила действительно важные вещи, которые могли бы помочь мне в сложившейся ситуации, но, увы, ни один человек не может знать будущее на сто процентов.
Пройдя несколько кварталов, я, наконец, заметила, что в округе подозрительно тихо. Утро, да, можно списать всё на него, но чтобы было настолько тихо… Подозрительно. Некоторое время я оглядывалась, ощущая нарастающий в груди страх, затем сделала шаг к одному из ближайших ко мне домов, чтобы посмотреть уличную табличку, если, конечно, таковая имелась. На первом доме её не было, зато был знак, больше напоминающий большой такой мужской половой орган, чем что-то ещё. Окей, сейчас это норма. Я прошла ко второму дому. Синяя, грязная табличка говорила мне, улица названа в честь дяди Желябова, понятия не имею кто он такой, но наверняка очень интересная и классная личность, раз его именем назвали улицу.
Так я задумчиво смотрела на табличку, думая, что же с ней не так. Что-то такое было в моей памяти, с каждым днём ухудшающейся с тех пор, как я сбежала из лаборатории, что-то было такое, что мне явно нужно было вспомнить.
Сердце гулко застучало. Твою мать! Улица Желябова! Самая опасная улица окраины нашего города! Я тут же кинулась к тротуару, заваленному всяким мусором, надеясь, что если вдруг владелец этого места, очередной псих, появится, то я скроюсь где-нибудь в грудах ненужного хлама. Дышалось тяжело. Улица Желябова! Чувак, который здесь окопался — конченый! Убил нескольких патрульных, насадив их на колы! Подвешивал на крюки за ребра! Сжигал на костре! Перерубал топором ребра и доставал легкие! Заживо снимал кожу! О боже, да что он только не устраивал! Про хозяина Желябской улицы ходили легенды по всему городу! И как я не заметила, что пришла сюда?!
Я быстро шла по улице, понимая, что если буду бежать, то топот моих ног может услышать владыка сея места. Страх разрывал мне грудь не хуже арматуры и отключал мозг не хуже топора. Да как же так?!
— Смотрите-ка, это кто у нас? Патрульный? — раздался голос сверху.
Все. Я в минусе. Меня заметили, меня сейчас очень изощренно убьют. Здорово. Классно. И кто говорил, что нужно выбираться из города?! Голова выключилась окончательно, и вместо белого тумана я вдруг увидела темноту, в которой услышала, как другой голос сказал: «Да не, не похожа она на патрульного…»
Казалось, всего секунда — и я почувствовала, что не могу шевелиться. «Круто, почему бы мне не упасть в обморок ещё разок, чтобы мне было не слишком больно от мучений?» — промелькнуло в голове. В нос ударил отвратительный запах железа, старой одежды и паленой водки. Я приоткрыла глаза. Было темно, но стояло несколько ламп, позволяющих видеть хоть что-то. Хотя лучше бы я этого не видела.
Зараженные, целая куча зараженных ходили туда-сюда. У многих вместо лица были просто ошметки кожи, у кого-то недоставало конечностей, но ясно точно: у всех здесь не хватало шариков. Если философски мыслить, то каждому человеку чего-то да не хватает.
А я оказалась пришпиленной, как бабочка, к стене. Точнее, куда лучше подойдет сравнение «как Есус», потому что из ладоней у меня торчали гвозди, как и из ступней, правда, боли я почему-то не чувствовала.
— Ого, смотрите кто очнулся! — воскликнул кто-то полупьяным голосом в темноте. Послышались шаги.
Я зажмурила глаза. Пизда рулю, завяли помидоры, мне кирдык. Уготовленная роль спасителя человечества от их грехов мне не подходит, как минимум потому, что во мне всё больше и больше росла паника.
Некто подошёл ко мне, осмотрел — я слышала шуршание одежды, — даже понюхал, щекой я почувствовала чей-то сухой язык.
— Ебись конём! Отвали от меня, я приличная барышня! Всадник, не гони лошадей! Не надо меня лизать! — тут же заорала я и открыла глаза.
Все кто был рядом заржали, заливаясь булькающим смехом.
А этот некто оказался даже среднестатистически симпатичным, по крайней мере, у него лицо было на месте, так же, как и все конечности. Правда, он был весь в бинтах и так смахивал на мумию. Интересно, что у него с рожей, если даже на голове бинты? Зато в штанах (многие в этом помещении штанов не имели) и тканевой толстовке с капюшоном. И глаза такие… Хитрые. Аж воротит.
— Приличная барышня с красивыми голубыми глазенками… — протянул псих с какой-то досадой. — Наша или патрульный?
Я вжала голову в плечи. Говорить «патрульный» равноценно самоубийству, говорить «наша» — продаже себя в рабство в качестве проститутки, говорить «иммунный» вообще нельзя. Эти звери просто набросятся и сожрут заживо.
— Ясно, патрульный, — расстроенно сказал забинтованный и поднял руку.
Я тут же закричала:
— Нет, нет, я не патрульный! Я ваша! Патруль без машины не ходит, а я была без машины, когда меня поймали!
— Точнее, ты от страха свалилась на гору мусора в обмороке, — уточнил псих под общий гогот. — Раз наша, значит с нами будешь, хих, дружить.
Несколько зараженных подошли ко мне и начали клещами вытаскивать гвозди. Боли всё так же не было, но было очень противно. Когда же я оказалась на полу, я не смогла встать, что совсем неудивительно.
— Хей, наша, тебя зовут-то как? — весело спросил забинтованный с дикой радостью в глазах. Похоже, уже предвкушал будущую ночь.
Пожав плечами, я ответила:
— Вика. Виктория Гейден.
— Ясно-понятно. Отведите её кто-нибудь в мою спальню! — послышался недовольный ропот. — Да ладно вам, завтра вы!
Меня подхватили за руки и повели куда-то наверх сквозь тёмные каменные коридоры. Интересно, а я вообще где нахожусь?
Несколько, как показалось мне, часов я просидела в комнате с огромной, дурно пахнущей, кроватью, кривясь от запаха и мимо бегающих крыс и тараканов. Хоть я видела разные страшные пейзажи, а иногда и портреты, к этим жильцам частных домов я отношусь с лёгким страхом. В любом случае делать мне было абсолютно нечего. Бинты мне не дали, и я тупо сидела на столе, — на кровать я садится побоялась по причине того, что не очень хочу острых ощущений в течении нескольких дней на своей пятой точке, — и рассматривала как кровь капает с пробитых насквозь ладоней. И почему у меня ничего не болит?
Так распахнулась дверь, долбанувшись об стену, и вошёл царь-государь: забинтованный.
— Как делишки? Ничего не болит? Соображать можешь? — с напускной заботливостью закидал меня он вопросами.
Я, не отвечая, проследила, чтобы псих закрыл дверь и со злобной улыбкой подошёл ко мне.
— Ути моя хорошая, не хочешь поиграть? Обещаю, что я буду нежен, — он протянул руки к моим бедрам.
— Сейчас поиграем, — хмыкнула я, доставая из-за спины найденный в одном из ящиков комода пистолет и приставляя его ко лбу забинтованного. — Я хочу сыграть с тобой в игру. Ты меня отпускаешь, а взамен я тебя не убиваю. Идёт?
Псих встал в ступор. Сначала он тупо смотрел на пистолет, потом на мой палец, дрожащей на курке, потом на мою грудь, а уже потом на моё лицо. На шее он заметил небольшой значок в виде двух скрещенных треугольников.
— Так ты иммунная, — прохрипел забинтованный, — иммунная… Куда идешь, Виктория? Небось, в пункт сбора… Только, лапонька, он в другой стороне. Совсе-е-е-ем в другой стороне, — псих улыбнулся.
— Наоборот. Я иду оттуда. И мне нужно, чтобы вы все пропустили меня, — я сильнее прижала дуло ко лбу бедняги. — Вы все.
Медленно забинтованный поднял руку и почесал шею. Затем он вдруг резко вывернулся, долбанул меня локтем по голове и я вырубилась, понимая, что на этот раз мне точно пиздец. За день я уже во второй раз теряю сознание.
Очнулась я уже на кровати, без одежды и с жутко болящим низом. Нежен этот придурок явно не был. Тело было тяжелым, и я с трудом приподнялась на локте, думая, что совокупляться с человеком без сознания чем-то сродни некрофилии.
— Доброе утро, Виктория! — засмеялся забинтованный и, схватив меня за руки, надел наручники. — Я подумал и решил, что отпущу тебя, ибо во-первых ты доска, а во-вторых ты бревно, но отпущу я тебя не просто так! — он заржал и тут же уселся рядом со мной, приблизив лицо так, что наши носы почти касались друг друга. — Я иду с тобой.
Секунду я вникала в последнюю фразу, и едва она до меня дошла, как я тут же выкрикнула «Да ни в жизнь!»
— Тогда, может, ты всё же пойдешь по парням? Не поверишь, но у нас есть комната, где хранятся трупы наших милых дам. Угадай с трёх раз для чего?
Я шумно сглотнула. Догадываться не приходилось.
— Вот и славненько. Сваливаем сегодня вечером. Меня, кстати, Дима зовут. Дмитрий, — забинтованный хихикнул, а затем вдруг резко стал… нормальным. Исчезла угловатость в его движениях, непонятные странные подергивания на лице, исчез ненормальный блеск в его глазах. — И я тоже иммунный.
— Поздравляю. Ты стал психом ещё до вируса? — сделала попытку угадать суть поведения «Димы-Дмитрия» я.
— Ага, — псих подскочил и снова стал прежним собой, — я сбежал из клиники когда проходила эвакуация. Иногда я вроде бы как нормальный, иногда не очень, так что не обессудь. Но я могу тебе помочь: куда бы ты ни пошла, у тебя будут жесткие проблемы, а я умею их решать. Хотя и выбора у тебя тоже нет.
Я пожала плечами.
— А если ты меня ночью убьёшь? Ну так, случайно? Нехотя.
— Не будешь меня бесить — не убью, — отрезал Дима и достал из кармана маленький ключ. — Ты согласна?
— Угу, — я тяжело вздохнула. Псих был прав: выбора у меня не было. Присоединятся к трупам в «особой» комнате не очень-то и хотелось, а так есть хоть малейший шанс что что-то произойдет. И вообще-то я не могу быть не бревном, потому что я не соображала и вообще я согласия не давала. Хорошо хоть не убил.
Сделав вид, что не замечаю, как Дима жрет сырую, еще шевелящуюся рыбу, я отвернулась от реки и начала рассматривать содержимое своего рюкзака. Что-то мне подсказывало, что мы задержимся здесь надолго, как минимум потому что мой напарник выловил свой ужин из светящейся воды. Интересно, сколько времени его будет поносить после этого случая, и начнет ли он меня слушать хоть немного?
Едва мы порешили, что будем сваливать из города вместе, как Дима сказал, что в нашей команде будет главным, ибо он тут самый крутой. Выбора у меня особо не было — становится жертвой изнасилования во второй раз мне не светило, — так что я согласилась. Затем он исчез на несколько минут и появился уже с бинтами, с самыми лучшими вещами, которые в нашем уже полуобвалившемся мире в избытке, а точнее с перекисью водорода и с зеленкой.
— Сорян, «Мирамистин» у нас для ржавых гвоздей, твои нормальные были, так что и перекись сойдет, — на полном серьезе сказал мне забинтованный и начал обрабатывать мне раны на ладонях и ступнях. Проблем с этим у него не было, даже наоборот, Дима казался очень ловким и знающим свое дело. — Тебе когда делали прививку от столбняка?
— Не помню. В пятнадцать вроде, — я задумалась, — семь лет назад.
Псих скривился:
— Давно, но сгодится, — он достал из кармана своих штанов мазь в белой упаковке. — На «Левомеколь» нет аллергии?
Я отрицательно покачала головой. У меня была аллергия на пчелиный яд, которая обнаружилась еще лет в пять, когда маленькое полосатое насекомое, решив, что я сейчас подойду к улью, цапнуло меня за руку. Точно не помню, но мама мне рассказывала, что моя бедная и несчастная конечность раздулась до размеров среднестатистической конечности взрослого бодибилдера, и меня едва-едва спасли. Так что пчел я немного побаиваюсь.
Так мы вышли (ну как вышли, Дима почти что тащил меня на себе, потому что ноги мои отказывались идти), и великий забинтованный, остановившись прямо посредине большой темной комнаты с деревянными столами и стульями, как раз в той, где я была распята во имя Есуса, заорал всем, что нашел свою пропавшую сестру, и ему нужно её отвезти к родственникам. Я даже не поняла сначала, про кого он говорит «сестра». Все сначала ничего не поняли, потом тоже ничего не поняли, и под эту непонятицу мы быстро свалили сначала с дома, потом с улицы, а потом, пройдя еще несколько кварталов, вышли из города, и далее пошли по шоссе. Так мы доперли до леса, там нашли речку и у неё и сели, а точнее, я просто свалилась. Боль, которую я раньше не чувствовала, начала медленно появляться. Меня это совсем не радовало.
В рюкзаке у меня лежала только полупустая пачка галет и пакетик с сухофруктами. Часть галет я съела еще бродя по городу, а больше у меня ничего и не было: при побеге из лаборатории у меня особо не было времени, и я собрала все, что смогла. Воды тоже было донельзя мало, лишь на донышке бутылки что-то бултыхалось. Была еще бутылка водки, вот уж я что успела однозначно ухватить, косметичка, в которой лежали пластыри, активированный уголь, обезболивающие, бинты и целая куча разных таблеток, в самом низу валялся паспорт и небольшая коробочка с драгоценностями, которые я умудрилась спрятать при обыске на пункте эвакуации, гвозди, молоток, изолента, несколько шурупов, отвертки под них, гамак, свернутый в донельзя маленький шарик, а остальное по мелочи: таблетки для очистки воды, несколько фонариков, батарейки, швейцарский нож и тому подобное.
— А ты чо, жрать не будешь? — спросил Дима, сплевывая в реку рыбий глаз.
Тяжело вздохнув, я махнула рукой. Извиняйте, но живую рыбу из реки мне лопать не в кайф. Точнее, я бы и съела, огонь мне развести ничего не мешает, и приготовить это бедное несчастное создание тоже, но вот зеленоватый неестественный свет, вроде того, каким светится уран в майнкрафте, меня настораживает.
— Ну не хочешь как хочешь, — забинтованный выплюнул второй глаз и начал выковыривать из зубов чешую.
Связалась с идиотом, вот и живи с идиотом. Вот что мне делать? Ночь уже вступила в свои права, в лес ни на кого не пойдешь. Да и чем идти? Ни стрелять, ни что-либо такого рода я не умею делать. Тогда сегодня без ужина. Как, впрочем, и без обеда и завтрака.
— Кто первый будет вахту нести?
Я не ответила, поглощенная своими мыслями. Это ж надо было так вляпаться, идти с каким-то психом во время хрен знает какого происшествия хрен знает куда! Просто хоть вой.
— Ясно-понятно, — Дима подскочил ко мне и уселся рядом, — раз ты уже засыпаешь на ходу, то вахту буду нести я, — он спокойно положил свое оружие, которое он невесть откуда достал вместе с моим рюкзаком, когда мы выбирались из дома, на землю и поудобнее уселся, доставая из заднего кармана штанов перочинный ножик, чтобы соорудить что-нибудь из близлежащих веточек.
Кривясь, я дотянулась до своего рюкзака и начала в нем рыться. Ладони тяжко ныли, а ноги требовали освободить их от маленькой и неудобной обуви. Увы, но это, опять же, все что я нашла в лаборатории.
— У меня гамак есть. Не пригодится? — я аккуратно достала тяжелый шарик.
Псих посмотрел на него, как на чудо, и развернул, удивившись его величине.
— Откуда он у тебя?
Я пожала плечами. Когда-то давно мои родители рассказывали мне, что еще до моего рождения их страстью были походы. Поэтому у них была чуть ли не целая коллекция этих гамаков, раньше лежащих в специальной коробке, которую мама размалевала яркими красками, а я просто не могла не взять один.
Дима, немного страшновато лыбясь, уже начал залезать на дерево, как вдруг посмотрел на меня и остановился. С такими ногами и руками я даже на нижние ветки не залезу, он же меня просто не дотащит. Поэтому он спрыгнул обратно на землю, свернул гамак и принялся изучать содержимое моего рюкзака. Кажется, после пристального осмотра, Дима даже проникся ко мне некоторым уважением. Хорошо было все-таки играть в зомби-игрульки, в Left 4 Dead, например, или DayZ. По крайней мере, я хоть отдаленно представляю, что нужно делать.
— Слышь, это… А ты чо, типа на ваши кровавые дни не запаслась, а? — спросил забинтованный совершенно серьезно.
На это ответить мне было нечего, поэтому я просто поддернула плечами. Разговаривать об этом мне сейчас очень сильно не хотелось. Хотя на самом деле мне вообще сейчас не хотелось ни с кем разговаривать, особенно с забинтованным с ног до головы психом-насильником. Интересно, а он тоже ходил в эту комнату с «девушками»? Тогда у меня есть к нему определенные претензии. Надеюсь, что он знает что такое мыло, иначе я за себя не отвечаю.
Решив отложить разговор о любви к трупам и пихании своей колбаски куда ни попадя, я завернулась в ветровку и затихла. Ноги нещадно болели после долгой ходьбы, а холод от земли не делал мне лучше. Вот бы сейчас согреться у костра, как раньше, когда я с родителями ходила в лес по грибы, на целую ночь.
— Дим, а Дим… А это что у тебя за ружье? — тихо спросила я, чтобы хоть что-нибудь узнать об этом ненормальном.
— Сайга, моя любовь и радость. Обожаю из неё людей убивать. Знаешь, сколько уже встретили от неё быструю смерть?.. — псих оглянул меня. — Тридцать уже. Семнадцать были патрульными, остальные слишком ретивые психопаты, которые настолько обдолбались, что не отличали своих от чужих. Пришлось их чикнуть, а то других бы ребят поубивали…
Я нахмурилась.
— А ты что, был хозяином той улицы? Желябовской? Просто ты так говоришь… Как будто ты там самый главный.
— А, ну да. Я был типа боссом, — забинтованный хихикнул, но вдруг очень резко стал серьезным. Слишком резко для нормального человека. — А вообще-то это не твое дело. Спать ложись и дрыхни, я в три часа тебя разбужу.
Замолкнув, я прикрыла глаза. Мне хотелось спать, даже очень сильно, все-таки я с ночи на ногах, но меня пугало, что Дима уселся прямо рядом со мной, плечом к плечу. Слишком близко. Еще и запах от него, как от гниющего трупа, честное слово. И ноги боля-я-я-ят, очень сильно. Решившись на отчаянный (для меня) шаг, я сняла маленькие кроссовки и отложила их в сторону. Прекрасное чувство свободы. По крайней мере, так будет куда легче заснуть.
Забинтованный начал снова копаться в моем рюкзаке. Через пару минут шуршание стало тише, точнее, зашуршало совсем по-другому. На мои плечи легла тяжелая ткань. Я недоуменно уставилась сначала на Диму, потом на то, что он на меня положил. И правда, почему бы не использовать гамак в виде одеяла?
— Спасибо.
— Холодно ночью будет. И чего ты ботинки свои сняла? — спросил псих, сильнее прижимаясь ко мне. Что ж, можно и потерпеть, раз он такой добрый.
— Маленькие. Мне больно в них ходить.
Дима присвистнул, поднялся, и пошел куда-то в лес. Его шаги были хорошо слышны, так что я не волновалась. Интересно, а зачем он все-таки попер со мной?..
Проснулась я, когда солнце уже яростно заявляло, что оно тут самое крутое. Секунды три я пыталась понять, почему сейчас день, а не ночь, ведь тот психованный говорил, что разбудит меня. Но яркая зеленая листва ясно мне говорила, что сейчас довольно позднее утро, а совсем никак не ночь, так что забинтованный явно про что-то забыл.
Я скинула с себя гамак и огляделась. Дмитрий сидел у реки, что-то там рассматривая, и, напялив на себя кроссовки, я кое-как подошла к нему. Оказалось, любимец речной стихии соорудил нечто на подтип удочки и пытался ловить рыб на червяков, которых откопал под деревьями. Конструкцию я оценила: по крайней мере все куда лучше, чем вчера. Как минимум потому что вчера псих ловил рыбу руками.
— Утра. Ты чего не разбудил меня ночью на вахту?
Дима оглянулся, посмотрел, на месте ли у меня лицо, и только затем ответил.
— Ты слишком крепко спала, я не мог до тебя добудиться. Да и тем более, сегодня тебе нужно будет о-о-очень долго идти… Почти двадцать один километр, — уловив мой вопросительный взгляд, забинтованный уточнил. — В аэропорт.
— Аж туда? Но зачем?..
— За хлебом. Там можно достать машину, а потом отправимся еще куда-нибудь, — вдруг леска, точнее, нитка, задергалась. Дима тут же взмахнул удочкой, перехватил в полете рыбину и шарахнул её об камень. — Завтрак готов!
Удивительно! Он её даже предварительно убил! Обычно люди дичают в лесу, а этот даже цивилизованнее становится. Во дела!
Я решительно отказалась от предложенной части рыбы. В желудке ныло, но есть урановую рыбу мне все еще не хотелось. Даже под страхом смерти я её не съем, тем более, что она теперь светится так же, как вода в реке.
— Ты же хочешь есть! — возмутился Дима, вгрызаясь в рыбину.
— Не хочу, спасибо, — я вернулась к рюкзаку и начала перебинтовывать себе руки и ноги. Мне было ужас как больно, но уже куда более терпимо. Грехи наши тяжкие…
В любом случае к двенадцати часам мы уже выдвинулись в сторону деревни Большое Савино.
Чтобы добраться до аэропорта, нам пришлось вернуться назад, правда, обходными путями, иначе до нас бы добрались дружки Димы. Едва мы прошли семь-восемь кварталов, как я рухнула на асфальт, ясно изображая из себя мутированного слизняка.
— Я не дойду до аэропорта! У меня жутко болят ноги! Хоть убей, а я так далеко не пойду! На пять часов ходьбы меня не хватит! — проныла я, переворачиваясь на живот. Даже если сейчас придут злобные какашки-инфицированные с арматурами и ножами, я не встану. Ноги в маленьких кроссовках ныли еще больше, чем вчера, а раны нещадно саднило, даже обезболивающее уже не помогало.
— А кто сказал, что мы идем в аэропорт? — удивился забинтованный, поправляя свое ружье. Как там оно называется, Сайга? И причем он сделал такие искренне-недоумевающие глаза, что мне стало противно. Он же сам и говорил!
Я уже хотела высказать все, что думаю о своем напарнике, как Дима хитро прищурился и, визгливо хихикнув, уточнил:
— Я не говорил, что мы идем в аэропорт сейчас, — псих сделал ударение на этом своем «сейчас». — Мы в скором времени пойдем в аэропорт. А сейчас мы пойдем в одно место, где можно взять много чего интересного, потом в еще одно место, где тоже можно взять много чего интересного, а затем, скорее всего, вернемся к первому месту… — речь Димы вдруг стала немного запутанной и непонятной, он начал что-то бурчать себе под нос, смотря на меня отсутствующим взглядом.
— Ди-и-им? — позвала я его, немного привставая. Окей, из-за какашек-инфицированных вставать я не буду, но вот из-за какашки-иммунняка буду, тем более, что еще неизвестно кто из них более безбашенный.
Глаза психа вдруг разъехались в разные стороны, от этого он стал выглядеть еще более жутко, а затем собрались на переносице. Конечно, в любой другой ситуации это выглядело смешно, но явно не в этой, когда из-за соседнего угла могут появиться пере-люди с арматурами наперевес. Едва эта мысль промелькнула в моей голове, как я тут же скуксилась: в любой другой ситуации выглядело бы смешно, что я валяюсь на асфальте, но не в этой…
Вдруг Дима вздрогнул и его глаза вернулись в прежнее положение.
— Ась?
— Хуась, — я облегченно вздохнула и окончательно поднялась на ноги. — Так куда мы там в первую очередь идем?
Забинтованный несколько раз обернулся вокруг себя, ориентируясь в пространстве, а потом вдруг резко закинул голову и посмотрел куда-то наверх. Причем так резко, что сделай так я, у меня голова бы точно хрустнула и покатилась по асфальту, полному дырок. С минуту постояв в таком странном положении, Дима поднял руку и пальцем указал на крышу соседнего дома.
— Вот туда мы идем в первую очередь. Там улица.
«Все. Он окончательно свихнулся», — решила я, но все-таки пошла за ним, весело перепрыгивающим через ямы, которые были доверху заполнены водой. Кажется, ему очень нравится это занятие. Когда Дима вдруг промахивался и становился мокрым по колено, он издавал странные звуки, от которых невозможно было не хохотать. Но едва на конце улицы показалась шатающаяся группа фигур, частично смахивающих на человеческие, как смех пришлось прекратить и очень-очень быстро подбежать к старому, обветшалому подъезду. Таких великое множество в России, на каждой советской улице можно найти в наспех построенных пятиэтажках с деревянными рамами.
— Дамы вперед! — забинтованный пропустил меня, изображая из себя дворецкого или швейцара.
На это высказывание я только хмыкнула и покраснела. «Джентльмен всегда пропустит даму вперёд, чтобы посмотреть, как она выглядит сзади», — так говорил моему двоюродному брату дядя, когда они вдвоем учили хорошие манеры, тренируя их на мне.
Лестница была такая, как во всех обычных подъездах: темная, покореженная, в воздухе отчетливо пахло плесенью и потом, по площадкам валялись доски и какие-то коробки, а иногда попадались даже использованные гильзы. Едва мы добрались до последнего, пятого этажа, как я увидела то, что видеть явно не собиралась: люк на крышу был распахнут, к нему вела железная стремянка, а на самой крыше звучали усталые голоса и шуршания пакетов.
На этот раз к лестнице первым подошел Дима, и, проверив ступеньки на прочность, он забрался наверх. Поправив свой наилюбимейший рюкзак, я хотела последовать его примеру, но едва я перенесла вес на правую ногу, как тут же зашипела от боли: раны на ступнях давали о себе знать. Взяв себя в руки, я все же преодолела порог из семи железных прутков и влезла вслед за забинтованным.
— Ничего себе! — воскликнула я, как только огляделась. На крышах нескольких соседних пятиэтажек раскинулся настоящий базар. Стояло очень много разноцветных палаток, сейчас, правда, пустовавших, ходили люди, о чем-то разговаривали, что-то кричали друг другу, держа в руках кто нож, кто что-то типа Диминой Сайги. Этот пейзаж напомнил мне то время, когда в наш город приехал настоящий передвижной антикварный рынок, и мы ходили по нему с родителями, рассматривая разные безделушки, типа статуэток маленьких слонят или же красивых ваз.
— Привет! Одна нога хорошо?.. — к нам подошел мужчина лет сорока в теплой черной куртке. На шее у него был значок в виде двух скрещенных треугольничков обведенных кругом из значков, а лицо покрыто шрамами режущего типа. Иммунный, из которого выжали все, что могли, и выпустили из лаборатории. Я тут же прониклась к мужчине уважением: очень редко кого отпускали из этих кабинетов смерти.
— А две сытней, — с явным раздражением ответил Дима, — зырь кого раздобыл, — он указал в мою сторону.
У меня просто челюсть отвисла от такого обращения. «Раздобыл»? Я че, принцесса в башне, чтобы меня добывать? Или кто? И вообще, никто меня не добывал, я сама приперлась как дура на эту чертову улицу Желябова, еще и от страху свалилась в обморок и не оказала должного сопротивления! Так что нечего тут говорить, что меня добыли! Меня никто не добывал! я сама себя добыла! Почти что своими руками!
— И что? Типа баба? Или типа иммунная баба? Или типа добрый друг и хороший товарищ? — с сарказмом спросил мужик у забинтованного и повернулся ко мне, сильно меняясь в лице со злобной гримасы на сахарно-фруктовую. — Ты, это, плохую компанию себе выбрала, он тот еще ненормальный…
— Не наговаривай на меня! — возмутился Дима, косясь на мужичков с длинными ножами, которые прошли рядом. — Это если меня бесить я плохой, а так я очень даже ничего. И вообще, я не по этому поводу к тебе приперся. Нам нужна одежда, оружие, пожрать и мелочевка; мы пойдем до аэропорта.
Мужчина покосился на психа:
— За машиной?.. — получив в ответ утвердительный кивок, он помрачнел. — Увы, друг сердешный, ничем не могу помочь. У нас вон, видишь, все ушли с рынка. Одежда только в соседнем ТЦ, — мужчина рукой указал куда-то вправо от меня, туда, где высилось еще не свалившееся колесо обозрения, — оружие сейчас все дерьмовое и подержанное, тебе точно не подойдет. Пожрать нам бы самим где достать, уже возраст не позволяет быстро бегать и добывать, сам понимаешь. Хотя это-то все ладно, но у нас воды в обрез. Мы уже все соседние дома облазили — нет воды, все закончилось. Водопровод не работает, не удивительно, раз такая ситуация, а остальная вода зараженная.
— Чем зараженная? — удивился забинтованный, делая глаза по пять рублей. А то так догадаться нельзя. У нас река светится, конечно, и правда, это нормально, вода ведь всегда в темноте светится.
— Люминолом. Он как бы и не опасен, но, гад, светится, а раз он светится, значит в воде щелочь разведена или диметилсульфоксид есть, а это не круто.
Я удивленно посмотрела на мужика. Он вот прямо с лету сказал «диметилсульфоксид», прямо без запинки, прямо вот взял и сказал. Прямо вот ртом сказал. Чтобы мне выговорить слово, состоящее больше, чем из семи слогов, нужна длительная подготовка, потому что я часто заикаюсь, а тут человек ПРОСТО ВЗЯЛ И СКАЗАЛ — это стало для меня шоком.
— Вот если бы её можно было бы как-нибудь опреснить, но у нас закончились все обеззараживающие таблетки, а кипятить неудобно — пар просто выветривается. Так что вам придется побродить еще по городу, может найдете какой еще не до конца разгромленный оружейный магазин… — расстроенно сказал мужик.
— Ник, да ладно тебе, неужели дело только в воде? — спросил Дима, взяв меня под руку и потянув куда-то к концу крыши.
— Конечно. Тут были молодые парни, продавали лекарства, они же и еду притаскивали. А тут как жиж им: они набегались, умаялись, а вернувшись даже выпить нечего. Был запас водки, но, сам понимаешь, она тоже не бесконечна.
Забинтованный только понимающе кивал головой на расстроенную речь Ника. Похоже, тут и вправду несладко: солнце печет и ветер дует, а внизу часто ходят инфицированные — сложно что-то сделать.
— А обычную воду вы можете достать? — я поинтересовалась только из вежливости. Хотя нет, скорее, я это сделала потому что мне не нравилось, что эти двое разговаривают, а я как бы ни причем и ни о чем.
— Ага. Тут вон, в соседнем дворе колонка древняя, её очень давно тут сделали, фиг знает почему, а вода льется, — ответил Ник, — а зачем тебе?
Я пожала плечами.
— Просто. Если налить в кастрюлю грязной воды, посередине кастрюли поставить стакан, а сверху накрыть какой-нибудь непромокающей штукой и придавить её камнем, то, испаряясь, вода будет оседать сначала на штуке, а потом стекать вниз, в стакан. Чистая.
Мы подошли к странной установке. Я видела такие когда-то давно, когда была у бабушки, они стояли над одной небольшой речушкой. От крыши рыночной многоэтажки к соседней тянулся трос, на нем висело несколько ручек, за которые нужно держаться, и таким образом, отталкиваясь от края одной крыши, перелетать на другой. Правда, вся эта конструкция прочной не выглядела.
Ник выглядел странно задумчивым, словно бы в голове его медленно-медленно крутилось мое решение проблемы.
— Ну, чего встала? — Дима подтолкнул меня к установке, но, видимо, не рассчитал сил и я почти свалилась с крыши, едва умудрившись схватится за соседние перила. Это все произошло так быстро, но я успела три раза наложить в штаны и семь раз попрощаться с миром нашим и поприветствовать мир иной. — Ха-ха, звиняй. Хватаешься за рукоятку и лети-и-ишь! — хохотнув, псих сделал вид, что является птичкой и легко подскочил к тросу. Одной рукой придерживая Сайгу, а второй держась за ручку, он с размаху перелетел почти десятиметровое расстояние, заливаясь гоготом.
— Всем спасибо, я высоты боюсь, — протянула я, осторожно смотря на землю. Желание свалиться и оказаться лепешкой где-то внизу, оставшись безызвестным человеком, меня не посещало. У меня уже давно прошел этот период, когда мне хотелось лазать по многоэтажкам и любоваться оттуда красотами.
— Не кипишуй. Трос крепкий, я сам не раз проверял, а с той стороны тебя Димон поймает, — начал безуспешно успокаивать меня Ник.
— Дядь Николай! — заорал забинтованный с соседней крыши. — Если ерепенится, то просто скиньте её и дело с концом! Будет меньше выпендриваться!
Не обращая внимания на эти слова, я мужественно смотрела вниз, пытаясь себя успокоить. На самом деле я не боялась высоты. Я боялась застрять на середине этого чертового каната, вот этого я точно боялась.
После того, как мои родители развелись, они разъехались по разным городам. Мама осталась здесь, в Перми, а отец уехал в Воронеж. Иногда я приезжала к нему, и мы обязательно куда-нибудь ходили: в парк, в пиццерию, в аквапарк, в кино, а однажды даже побывали в цирке. Но больше всего мне запомнился поход в канатный городок, который находился в парке рядом с папиным домом. Там был такой участок дороги: трос, а на нем стоял настоящий велосипед. Прямо вот настоящий, укрепленный и как следует взвешенный. Я, как самый храбрый человек, залезла на него и поехала, но из-за маленького веса застряла на полпути. Ни туда ни сюда, ни назад ни вперед. И, как назло, еще и работник отошел. В общем, я просидела на этом велике в трех метрах над землей почти полчаса, и с тех пор боюсь высоты до жути, особенно когда действительно высоко.
— Я тебя еще раз изнасилую, если сейчас же залезешь на этот чертов трос! — теряя терпение, прокричал Дима. Все тут же повернулись к нам.
Этого я вытерпеть уже не смогла.
Подпрыгнув, я ухватилась за рукоятку и буквально за секунду перелетела на другую крышу, где меня поймал забинтованный. Впрочем, зря он это сделал. Как следует размахнувшись, я вмазала ему по лицу, затем коленкой ударила в самое-сокровенное-место и третий удар обрушила ему на спину, отчего Дима сразу же рухнул, не переставая вопить: «Мать твою за ногу! Кто тебя уродил такую?!». Дав ему смачного поджопника и вальяжно засунув руки в карманы грязноватых джинсов, я с вызовом посмотрела на окружающих. «Ну и чо? И чо вы своими глазенками лупаете? Я памятник Венере Миллоской? Ну и умею я драться. И чо вы так на меня зыркаете?» — думала я, особо не прислушиваясь к воплям психа, который яростно жалел себя, свою колбасу и свое существование.
Мужики тупо посмотрели сначала на меня, потом на валяющегося Диму, разом все повернулись и занялись своими делами. В сложившейся ситуации только круто, что девушка может за себя постоять. «Хоть бы пожалели меня, гады», — промелькнуло в голове, когда я начала копаться в рюкзаке, но тут же я отогнала эту никчемную мысль. Да тут каждый не прочь провести ночь с девушкой, пусть и сделают это насильно, главное, чтобы не у всех на виду. А так работает стадное чувство.
Достав бутылку, я допила воду и скривилась. Слишком мало. Чтобы хоть как-то успокоить свой бушующий разум, я кинула уже пустую тару в насильника-некрофила, случайно попав ему в голову, отчего тот снова взвыл, но на этот раз вскочил и, схватив меня за волосы, прошипел на ухо:
— Ты ёбнулась?! Нет, ты ёбнулась что ли?! Еще раз ты такое сделаешь, я тебе глаза повыковыриваю и руки твои длинные отрежу, поняла меня?! Потом трахну, потом убью и еще раз трахну! Все ясно?!
Расставив приоритеты, я приподняла руки, словно бы сдавалась, и тихо сказала: «Да».
— Договорились, — Дима отпустила меня, и я тут же принялась вытирать свое бедное и несчастное ухо. Он так брызгал слюной, что заплевал мне чуть ли не все плечо.
Угроза на меня особо не подействовала. Если я не смогла дать ему отпор тогда, то это только из-за того, что я вообще не понимала что происходит и была в шоковом состоянии. Сейчас же, несмотря на боль, я вполне пришла в себя, и хоть пару раз врезать успею.
Забинтованный, с дико злым лицом, взял свою Сайгу и, не дожидаясь меня, пошел к другому краю крыши, где я видела очередную установку с тросом.
Так мы прошли несколько крыш и, наконец, оказались на главной улице. Всего один прыжок — и мы окажемся на крыше того ТЦ, про который говорил Николай, но это было для меня уже слишком: кажется, что трос длиной почти пятьдесят метров! Едва я это поняла, как у меня задрожали коленки. Руки, которые и так ужасно болели после «распятия», явно не желали давать себе еще нагрузки. Они ослабли и едва удерживали рюкзак на плечах, что уж тут говорить про мой собственный вес.
Псих уже приготовился первым полететь аки птичка, как я воскликнула:
— Дим, стой!
— Ну чего тебе? — недовольно обернулся забинтованный. Он был сильно раздражен, потому что он один мог бы даже без этой остановки у Ника дойти до аэропорта за пять-шесть часов, а может и меньше, а тут я. Неподготовленная, неумелая, всего боящаяся.
— Я не смогу. У меня руки болят сильно, — я показала напарнику ладони. Тот нахмурился. Бинт уже начал краснеть: рана открылась, пошла кровь.
Подойдя, Дима оглядел меня. На его щеке еще краснел след от моего удара, мне тут же стало стыдно. По крайней мере, теперь-то мы напарники, чего я сейчас на него набросилась? Вдруг забинтованный снял свою Сайгу и протянул её мне.
— Держи, головой отвечаешь.
Я аккуратно взяла оружие и повесила его за ремень через плечо, ожидая дальнейших приказаний. Псих же повернулся ко мне спиной и присел, предлагая сесть ему на спину.
— Да ты меня не удержишь! — воскликнула я. — Ты чего?!
Но Дима посмотрел на меня так, что я мигом поняла: мужиков в округе нет, так что и трахнет, и убьет, и трахнет, поэтому быстро залезла куда велено и обхватила шею забинтованного руками. Парень подпрыгнул и ухватился за ручку. Ветер тут же засвистел в ушах, а глаза начали слезиться, я поспешно зажмурилась. Своим напором ветер не давал даже дышать, и чтобы хоть раз сделать вдох, я уткнулась в шею забинтованного, и, конечно, может мне и показалось, у него дрогнули руки.
Еще пару секунд такого полета, и мы приземлились точнехонько в центр крыши ТЦ. В правом углу темной дырой зиял открытый люк, к которому и поспешил Дима, отобрав у меня Сайгу.
Едва мы оказались в помещении, как я тут же дрожащими руками принялась копаться в рюкзаке. Кровь заливала мне руки и пачкала рюкзак, я старалась делать все поскорее, но это только увеличивало мою неуклюжесть. Забинтованный подошел ко мне, чуть ли не с злорадством наблюдая за моими попытками как-то остановить кровь.
— Ёбнутая, говорю же, — констатировал он, когда я, пытаясь открыть косметичку с бинтами, уронила её. — Дай сюда, лекарь недоделанный. Не умеешь — не суйся.
— Никогда не поздно научиться, — тихо возразила я, смотря, как Дима отрывает кусок марли и достает антисептик. Обрабатывать рану всегда больно, но я как могла сдерживала вырывающееся наружу шипение. И почему мне до этого не было так больно?!
Чувствуя себя донельзя противно, едва Дима закончил, как я тут же поднялась и, сделав вид, что со мной все в полном порядке, хотя на самом деле у меня жу-у-у-у-утко болели ладони, собрала все в рюкзак и пошла следом за психом. Ему точно нравилось чувствовать себя главным в нашей команде. Чтоб его какой-нибудь инфицированный за ногу укусил. А еще лучше, если не ногу, а за то, что между ног, чтобы не пихал куда ни попадя.
— Эй, а кто тебя так драться научил? — спросил вдруг забинтованный, поворачиваясь ко мне. Он выглядел довольно плохо, на скуле ясно виднелось пятно крови. Похоже, я его как следует приложила, раз даже сквозь бинты просочилось.
— У меня было старших три двоюродных брата, — ответила я, оглядываясь. Мы подошли к небольшой лестнице без перил, которая вела с чердака на верхний этаж, и начали спускаться.
— Правда? — удивился Дима.
— Да, Саша играл в первой таблице в шахматной сборной, Гордей начинал плакать каждый раз, когда слышал грустную песню, а Елисей действительно мог надеть коктейльное платье и шестисантиметровые каблуки. И я никому не собиралась позволять высказывать им всякое дерьмо за всё это. Поэтому мне пришлось научиться бить людей, которые больше меня, довольно рано.
Напарник издал непонятный звук, чем-то похожий на вздох облегчения. Кажется, он решил, что я могу быть хоть в чем-то полезна, но вот я так не думаю. Ну не приспособлена я к беготне во время катастроф на ней планете, я больше люблю сидеть за компьютером, играть в Симс или, на крайний случай, в Доту, где меня ругали по чем свет стоит за мою неумелость. Я не умею быть супергероем во время катаклизма, ведь даже когда он начался, меня очень быстро забрали в лабораторию, и я опять не смогла ничего узнать о нашем мире и хоть как-то что-то узнать по нему. Сердце от этого разрывается. Но все-таки, наверное, я даже рада, что встретила Диму, он же почти все знает о ситуации, и умеет делать все-все, хоть и та еще падла хитрая. Интересно, с какого он перепугу решил идти фиг знает куда фиг знает с кем? Этот псих ведь только мое имя и знал, вот странно…
— Вот мы и добрались, — забинтованный указал пальцем на разбитую витрину, — магазин одежды. Пошли, мне тоже нужно кое-что присмотреть, — он взял меня под руку, видимо, чтобы я не убежала.
— Ух ты, арматура валяется! — воскликнула я, словно впервые такое видела, и, вывернувшись, схватила железную палку, валяющуюся на полу. — Самое классное оружие, прямо как кирпич или газовый ключ. Знаешь, в чем плюсы такого ключа? — я повертела в руках арматуру. — Газовым ключом можно хватать — это раз. Бить по голове — два. Угрожать — три. Он не является холодным или огнестрельным оружием — четыре. Не дает осечек — пять. Не нуждается в патронах — шесть. Летит далеко и в меру метко — семь. Полезен в домашнем хозяйстве — восемь.
Дима пожал плечами: ему куда ближе была Сайга, заботливо зачехленная. Минут пять побродив по разгромленному залу без вывески, забинтованный уже стоял около примерочной, держа в руках темно-коричневую толстовку, пару черных футболок и джинсы с кучей карманов глубокого синего цвета. Мне бы такую скорость! Как можно подобрать хоть что-то нужное, если везде на вешалках висит одежда либо слишком вызывающая, либо слишком яркая, либо слишком неудобная! Ну вот скажите мне, как можно бегать по лесу в супероблегающих джинсах и полупрозрачной рубашке с черным узором из слоняток? Лично я этого не понимаю, поэтому ходила почти полчаса, пока ко мне не подошел мой напарник, сильно злой, и не отвел в пацанцкий отдел. А тут уже, как говорится, пять минут и все готово. Правда, джинсы были мне немного великоваты, но я быстро перетянула талию ремнем и закатала концы штанин. Все, я готовая. Обычная серая кофта, без каких-либо феечек-цветочков-сердечек, и майки разных холодных цветов, все, без проблем.
Только забинтованному не понравились мои штаны. «Неженственно», солдатская маскирующая расцветка, ничего не выделяет, и вообще велико. Но когда я показала Диме «женственные варианты», он махнул на это все рукой и сказал «Да делай что хочешь». И слава богу, не хватало еще, чтобы какой-нибудь псих, увидев, как моя пятая точка, увеличенная джинсами с пушапом, мелькает среди деревьев, побежал за мной и набросился как одна мумия, с которой я в последнее время общаюсь.
Схватив меня за капюшон кофты, Дима потащил меня «куда-то туда». Вот блин, но зато теперь хоть не за волосы таскает. Местом под названием «куда-то туда» оказался магазин с покореженной вывеской «CHESTER», где продавалась обувь.
— Берцы бери, — наказал мне забинтованный, подталкивая ко теоретическому месту, где должен быть вход, — все другое — ерунда на постном масле.
Я кивнула и вошла, Дима же почти мгновенно скрылся, убежав.
И где он мне в магазине предлагает найти военные ботинки? Я ему что, продавец-консультант? Я не умею отличать берцы от неберцев, для меня все ботинки на одно лицо. Есть туфли на высоком каблуке, кеды, кроссы и ботинки — все, все остальное для меня это моднявая темень, в которой может найти дорогу лишь моя мама и те девяносто бывших одноклассниц, с которыми я училась в разных школах.
Решив, что нет смысла бродить по разгромленному торговому залу, я, с помощью арматуры, взломала замок на склад, а точнее, просто нафиг его снесла.
— О, ботиночки, — заметила я интересную обувку после пары минут моего шастанья по темным коридорам и, взяв её в руки, покрутила, — «Wolverine». В душе не ебу, что это за бренд, — пробормотала я. Где-то вдалеке упала коробка. Я тут же замерла. Меня немного удивило, что в ТЦ никого нет, например, тех же психованных инфицированных.
Шум не повторился, поэтому я принялась примерять обувь. Чем быстрее я закончу, тем быстрее я отсюда уйду, тем более, что Дима меня наверняка уже ждет. Ботинки оказались мне как раз, поэтому я быстро убрала свои кроссовки в коробку, а её закинула куда-то наверх.
Совсем рядом со мной отчетливо послышались шаркающие шаги, а затем звук столкновения и грохот падающих коробок. Я быстро схватила арматуру и накинула на плечи рюкзак. Хоть бы это был Дима!
Шаги послышались уже около меня. Я подняла мое оружие, готовясь долбануть подошедшего ко мне психа по голове, потому что Дима бы точно меня позвал, а этот подкрадывается, гад. Едва псих подошел ко мне, как я тут же замерла. Инфицированный имел донельзя страшное лицо: половина кожи с щек висела на соплях, сквозь дыры можно было увидеть даже зубы мудрости. Глаза у него были почти без зрачков, а веки были сине-зелеными, с губ капала кровь. Руки изуродованы, а ноги кривые, словно бы они были сломаны, а затем неправильно срослись.
Долго не размышляя, я ебнула его по голове железной палкой. На коробки брызнула кровь, и уже не выясняя, двигается ли это существо или нет, я побежала в сторону выхода.
— Дима! Дима! — заорала я, все еще держа в руках арматуру. Расставаться с ней мне очень не хотелось, раз она стала для меня таким прекрасным оружием, не требующим особых размышлений и техники.
Своего напарника я нашла около неработающего эскалатора. Он держал что-то за своей спиной.
— Ты чего орешь? — спросил забинтованный, едва я к нему подбежала, тяжело дыша.
— Там!.. Там больной! Он был так близко! Это просто пиздец! — я была готова рухнуть без сознания на руки Диме. Хотя на пол тоже сойдет.
Псих пожал плечами, но, взглянув на арматуру, с которой капала тягучая красная жидкость, ласково погладил меня по голове.
— Да все нормально. Они тут редко встречаются, главное, что ты его обездвижила и убежала. Обо всем остальном не волнуйся, — он выглядел таким пофигистичным, что мне хотелось его снова ударить, причем прямо в его безэмоционально говорящий рот. Вот прямо так, чтобы губу разбить, чтобы у него появилось новое пятно на подбородке.
— Знаешь что?! Да ты знаешь что?! Я человека ударила по башке арматурой! Я его убила! Ты вообще понимаешь это?! Я не собиралась убивать людей! — воскликнула я. Мне было донельзя хреново. Я только что убила человека! Да, я дралась, однажды чувак, которому «посчастливилось» встретиться со мной, даже попал в больницу, но чтобы убивать! На редкость противное ощущение заставляло мои руки трястись, а глаза — наполняться слезами. Я лишила жизни человека! Настоящей жизни! Да, он был болен, да, он отвратительно выглядел и напугал меня! Но я лишила жизни человека! Его сердце не бьется, а глаза больше ничего и никогда не увидят! Я убила инфицированного!
Дима смотрел на меня как мастер боевых искусств смотрит на своего запаниковавшего перед первым выступлением ученика.
— Успокойся, а? Этот человек лишился разума, ты это осознаешь? Ему вообще плевать, кто он, живой он или нет, есть у него чо пожрать или нет. Он просто есть, и он идет куда-то, куда он сам не знает. Даже нет, идет не он, идет его тело. Сам он уже давным-давно умер внутри, он даже боли не чувствует. Пойми это. Ты никого не убивала. Тот инфицированный уже давно умер.
Я разрыдалась. Забинтованный, слабо хмыкнув с улыбкой, вытащил руку из-за спины и напялил на меня темно-серую кепку.
— Не ной. Все нормально будет. Раз на тебя так влияет жалкий взмах железным прутом, то мне придется постоянно быть рядом, — псих устало вздохнул и потянул меня за рукав. — Я кому сказал не ной? Хватит.
Но я продолжала ныть в три ручья.
— Так. Ты в курсе, что когда люди плачут, их тела слабеют? Так что я сейчас с легкостью тебя изнасилую во второй раз, — я все еще не обращала внимания на слова Димы. — Твою мать, заебала! — он с силой толкнул меня, и я свалилась прямо на грязный пол, усеянный осколками. — В последний раз говорю! Заткнись!
Я тут же затихла. «В последний раз» — это уже серьезно. Мои проблемы — только мои проблемы. Все, всем спокойно. Подумаешь — увидела зараженного в полуметре от себя и убила его, мелочи жизни.
Поднявшись, я отряхнула себя и вытерла слезы. Ну да. Мои проблемы — только мои проблемы, и моего напарника они не касаются. Хотя его никто не просил становиться им. Поэтому, кинув взгляд полный злости на удаляющуюся спину Димы, я проверила свой рюкзак, все ли там цело, и, быстро поправив новую кепку, побежала вслед за забинтованным.
Мы спустились по полуразрушенной лестнице на второй этаж, и почти сразу же наткнулись на магазин с оружием. Точнее, на бывший магазин с оружием — сейчас торговый зал пустовал, а дверь на склад висела на одной петле. Даже сомневаться не приходилось, что мы ничего не найдем. Псих пару секунд смотрел на разбитые витрины, а затем свернул направо, в «Спортмастер».
— А сюда-то нам зачем? — спросила я.
— Надо. Поменяй рюкзак, он весь заляпанный и слишком маленький. Бери нормальный походный. Сама разбирайся, — забинтованный просто плюнул в мою сторону и ушел куда-то в район шнурочно-перчаточных полок.
Я даже офигела. В смысле «сама»? Я ж ничего не знаю и ничего не умею! Расстроенно окинув взглядом кучу вещей, горой возвышающейся над полками, я подошла к разбросанным рюкзакам. Интересно, кто сделал эту гору? И для чего? Хотя, будь я не в такой ситуации, когда рядом со мной постоянно находится изнасиловавший меня псих с ружьем, а руки и ноги у меня проткнуты гвоздями, я бы тоже позволила себе поприкалываться и тоже сделать что-нибудь смешное из товаров в магазине. Вон, на третьем этаже «Дочки-Сыночки», может, взять там кучу динозавров и поставить их на каждой витрине? Хотя Дима меня не отпустит. А может и нет… Ему ведь плевать на меня, разве нет?
Я тихонько пригнулась и перестала рассматривать рюкзаки, прислушавшись. Забинтованный ходил где-то вдалеке.
Я быстро скинула свой заляпанный кровью вещевой мешок и быстро перекинула все из него в большой походный черный рюкзак, который понравился мне больше всего. Тихо прокравшись к выходу, я выбежала из магазина (если его еще можно так назвать) и быстро соскочила по еще не сломанным перилам на первый этаж и вышла на улицу. Из еды все наверняка позабирали, так что смысла за ней идти нет.
Снаружи ТЦ никого не было. Крепко держа арматуру, с которой я таки не собиралась расставаться, я пошла по тротуару, стараясь не наступать на трещинки. Оказывается, сбежать из-под надзора бешеного психа очень просто. Интересно, куда я могу пойти? Может, сейчас мне вернутся к Николаю, а там уже посмотреть, будь что будет?
Мимо меня по асфальту прокатилась скомканным шаром газета. Я подняла её и развернула. Заголовок гласил: «Город Лесной смыло волной взрыва!», что меня очень заинтересовало. Я не знала какой именно город взорвался, поэтому торопливо сменила курс на парк аттракционов. Присев на недоломанную ярыми инфицированными вандалами лавочку, я начала вчитываться. «Город Лесной, так же известный как закрытый город Свердловск-45, смыло волной взрыва, случившемся на комбинате „Электрохимприбор“ из-за возгорания 13 брикетов стружки урана-238 (т. н. обеднённого урана). Последствия оказались страшными…»
Я тут же порвала газету и пустила обрывки по ветру. Они почти мгновенно взлетели и исчезли где-то за кроной ближайшего дерева. Я взяла щепку и начала её грызть. Моя мама часто ездила в Лесной, и в день катастрофы тоже уехала туда. Она не возвращалась, но я думала, что мама просто задерживается в командировке, все-таки она была очень хорошим ученым… Я надеялась, что она вернется. Несмотря на то, что я попала в лабораторию, я долго лелеяла надежду, что мама вернется и заберет меня.
Но она не вернулась.
— Добрый день, девушка. Руки вверх, иначе будем стрелять, — раздалось над моей головой.
Я медленно встала и подняла руки, стараясь поворачиваться к говорящему лицом как можно медленнее. Впрочем, итак понятно, что это патруль. Вылезли из машины, гады в форме, и подкрались.
За скамейкой, направив на меня пистолеты, стояли мужчина с маленьким лицом, но очень большой, несоразмерной челюстью, и девушка, чуть выше меня, с прекрасной шевелюрой цвета соломы, которая переливалась на ярком солнце. На груди у них были видны значки «Патруль», а на шее символ из двух треугольников, обведенных в квадрат.
— Да она иммунная! — воскликнула девушка и опустила пистолет. — Твое имя?
— Лиза.
— Лиза? — удивился мужчина. — У нас нет никаких Лиз. Покажите документы.
— У меня нет документов.
— Тогда пройдемте с нами в пункт эвакуации, мы оформим на вас документы, — доброжелательно сказала патрульная и заулыбалась.
— Спасибо, не надо. Я тут мимоходом, буквально пять часов и вы меня больше никогда не увидите, — пробормотала я. Мне не хотелось никуда ехать. Совсем не хотелось.
— Это не просьба, девушка, — мужик ухмыльнулся, — это приказ. Собирай монатки и вали в машину.
— Прошу прощения, я не хочу. Я лучше пойду… — начала пытаться отбиваться я, но патрульный грубо схватил меня за шиворот и, скинув кепку, потащил к машине, багажник которой торчал из-за забора. Девушка подхватила мой рюкзак, оставив арматуру валяться на потрескавшейся дорожной плитке.
— Пустите! Я же сейчас уйду! Не трогайте меня! — я начала кричать и пихать мужика, но тот обращал на меня внимания ровно столько, сколько слон на Моську из всем известной басни.
Когда меня подтащили к машине, на мои руки нацепили наручники и приставили раком к багажнику.
— Смотри, Надя, это она сбежала? — спросил мужчина свою напарницу. Она тут же достала из бардачка небольшой листик, где было напечатано порядка десяти фотографий и какие-то приписки к ним.
— Та-а-а-ак, — протянула Надя, и сверила мое лицо с какой-то фотографией. — «Виктория Гейден, 2015 года рождения, родилась в городе Лесном… — девушка вдруг закашлялась, но потом продолжила, — поступила в лабораторию с подозрением на иммунитет против болезни S-GH7HFD4U8, подтверждено. На объекте проведено более 93-х экспериментов. Нуждается в доработке. Сбежала 26 августа 2036 года, вторник. При нахождении доставить в лабораторию. Награды нет».
Патрульный что-то расстроенно буркнул, но все же пихнул меня на заднее сиденье.
Вдруг мужчина рухнул, как подкошенный. Девушка, успев воскликнуть «Что та?..», так же упала на траву.
Тяжело дыша, я выбралась из машины.
Около забора стоял Дмитрий, протирая магазин.
С две секунды я ошарашенно смотрела на Диму. Ебушки воробушки, как он тут вообще оказался? И кто его вообще просил здесь оказываться? Этот псих только что убил двух человек. На моих глазах, двух человек, которые уж точно были людьми! Твою мать! Внутри у меня все сжалось, едва я взглянула на валяющиеся в желтой траве трупы, грозя вывернуться и как-нибудь через рот вытащить определённые продукты питания, которые у меня ещё оставались. Частично.
— Ну привет. И какого черта ты ушла? — забинтованный зевнул, делая вид, что ответ на вопрос ему совершенно не интересен. Но это разозлило меня ещё больше.
— Какого черта?! Ты спрашиваешь «какого черта»? Это я у тебя должна спрашивать «какого черта»! — я вылезла из машины и подошла к своему «напарнику». — Да ты ебнулся! Ты что, считаешь, что мне в кайф с тобой ходить или что? Ты постоянно грозишь меня убить! И изнасиловать в придачу! — я пылала праведным гневом. — А тебе побоку! Ты же сам говорил, что мы — напарники! Ты вообще знаешь кто такой напарник, чтобы такими словами разбрасываться?!
Дима тяжело вздохнул и, не отвечая, начал убирать своё ружье. Его отсутствующее выражение лица взбесило меня ещё больше. Да он весь, с ног до головы, меня бесит! Как я могу нормально с ним ужиться?!
— Это был не риторический вопрос!
— Лучше давай-ка мы прямо сейчас поедем в аэропорт, — устало произнёс забинтованный и кинул мне мой старый рюкзак, который я оставила в ТЦ. Он был явно забит всякими вещами, — переложи все из него в новый.
Я встала столбом. Он не догоняет или да? Мне, блять, три тысячи раз плевать на него, на его аэропорт и на его приказы!
— Я не собираюсь никуда с тобой ехать, — я ответила твердым голосом и развернулась, чтобы поискать у бывшего дяди-патрульного ключик от наручников. Хоть это и донельзя противно, тем более, что он жирный, как свинья, готовая идти на убой.
— Да ну? Тогда, может, не стоило убивать бедных служащих? Взяли бы тебя да отвезли куда следует, — найдя упавшие ключи от машины, Дима залез на водительское сидение и включил зажигание.
Решение от его слов нашлось само собой.
— А вот и не стоило! Лучше сидеть в лаборатории как крыса, чем быть твоим напарником! Хотя какой же я напарник? Я твой раб! Или же, на худой конец, я твой солдат! — опа, ключ оказался в потной, ещё тёплой ладошке мужика.
— А, вот как?.. — спросил псих, щелкая поворотником. — Тогда присаживайся. Я тебя довезу до лаборатории, а дальше, думаю, ты и сама справишься.
— Ч-чего? — я думала, что мне послышалось. Он хочет меня вернуть?.. Ему что, правда настолько плевать?
— Что слышала. Залезай, — Дима вдруг достал откуда-то пистолет, вроде тех маленьких, что были в боевиках по первому каналу. — Раз тебе так хочется, — он навел дуло на меня.
Опачки. Минус напарник, плюс жертва потенциального воздействия патрульного пистолета. Окей.
Прихватив рюкзаки, я засунула их на заднее сиденье и, сев сама, с силой захлопнула дверь. Раритетные машины у патрулей, и где они их достают? Провозившись с наручниками где-то минуту, я их все-таки сняла.
Забинтованный как ни в чем ни бывало аккуратно закрыл дверь и надавил на газ, да так, что я тут же отлетела на спинку сидения. Хосподи, надеюсь, он хотя бы в курсе, что существуют штрафы за превышение скорости.
Всего минут пять, и, галантно открыв мне дверь, Дима пинком меня выгнал на улицу, а сверху ещё и рюкзак впридачу свалил. Чёрт, я ещё и так хорошо долбанулась, прямо носом по асфальту прошлась и коленками ударилась.
— Удачи, крысеныш, — заржал псих, залез в машину и, громко хлопнув дверью, у меня даже уши заложило, просто взял и уехал, направляясь куда-то к рыночным домам.
— Ебать-колотить, — я проговорила это с трудом, поднимаясь на ноги. Из носа шла кровь, останавливаться она не собиралась, колени саднило. Часть бинтов на ладонях порвались и испачкались.
Он серьёзно уехал? Просто взял и уехал? Ладно, хоть до двери не проводил, ещё можно смыться. Аккуратно закинув на спину рюкзак, я уже собралась уходить, как меня позвал ужасно ласковый и знакомый голос:
— Ох, Викочка! Солнышко! Мы так волновались! — ко мне, оставив дверь нараспашку, подбежала Галина Николаевна, главврач. — Я так рада, что ты вернулась, — женщина недюжих размеров с силой потащила меня ко входу, — мы нашли столько всего интересного! Не поверишь, но у нас все восстанавливается! Даже телевизор заработал! В Москве на первом канале в студии генератор поставили, и теперь всех держат в курсе происшествия, — Галина Николаевна балаболила так беззаботно и так много, что своей жизнерадостностью сразу же сбивала с толку.
— Простите… Простите! — влезть в её болтовню было похоже на групповые прыжки на скакалке — нужно уметь успевать. — Простите, но я не могу в лабораторию…
— Ой, можешь, деточка, конечно можешь, — врач посильнее охватила мою правую руку чуть повыше локтя, — конечно можешь. Нам так нужны твои данные, так нужны…
Мы зашли в прохладный коридор. Точнее, как зашли, меня почти втащили, уж чего-чего, а силы Галине Николаевне не занимать. Телевизор — настоящий, работающий — стоял в углу около большого разросшегося фикуса и показывал новости.
«Очередной эвакуационный пункт в Воронеже вместе с лабораторией разрушили инфицированные. Несмотря на то, что все врачи и пациенты были иммунны, по странным причинам после проникновения вируса в ряды воронежцев все живущие заразились. Ученые сейчас проверяют возможность исчезновения иммунитета на подопытных образцах».
Я скривилась. Это как это — «исчезновения»? Неужто иммунитет может исчезнуть? А вдруг у меня он уже исчез, и прямо сейчас где-то в глубине моего мозга происходят всякие реакции, исчезает серотонин и норадреналин и я тихонько и незаметно впадаю в депрессию, чтобы однажды проснуться и понять, что в странном мутном состоянии виновата не я, а окружающие, и пойти всех крушить направо-налево. От этих мыслей меня даже передернуло.
— Вот твоя комната, такая же как и раньше, — вежливо сообщила главврач и потянулась за моим рюкзаком, — как ты знаешь…
— Личные вещи иметь не положено, — закончила я за женщину фразу и, под улыбчивым, но пристальным взглядом вошла в комнату, которую куда вернее было бы назвать камерой. Железная дверь с решеткой, не открываемое окно, опять же с решеткой, четыре деревянные койки, кое-как заселенные, пара тумбочек, раковина, в которой воды не было испокон веков и грязно-серый унитаз.
— Ты, наверное, сильно проголодалась, тебе скоро принесут поесть, — раздалось в коридоре, затем я услышала звук запирания замка и удаляющиеся шаги.
Если бы я попробовала сбежать, главврач тут же позвала бы патрульных солдат, а те, в свою очередь, быстро меня скрутили. Все, народ, пизда рулю, завяли помидоры. Может, конечно, и удастся сбежать во второй раз, хорошо, что карманы не проверяли: я спрятала швейцарский нож, но шанс так мал… Дважды людям редко везёт.
Я легла на койку. Почему-то меня даже не удивил поступок Димы, х-ха, он же такой… Психованный! И теперь я буду просто… Крысой. Обычной лабораторной крысой, как и раньше. Не бегать от инфицированных, не ругаться с этим забинтованным, не смеяться с ним… Хотя так часто ли мы с ним смеялись? Ха, да чего я вообще об этом думаю. Наглый изверг, насильник и тиран! Чтоб у него иммунитет пропал и он окончательно свихнулся!
— Солнышко, Викочка, я покушать принесла! — в собачий лаз внизу двери просунули глубокую тарелку с дымящимся супом. Ничего себе сервис, раньше все холодным давали. Главное, чтобы на вкус было не как в «Зеленом слонике»… «Братишка, я тебе покушать принёс…»
Я накинулась на еду. Мысли мыслями, а с этим полудурком я ни разу не ела. Суп оказался очень даже вкусным и сытным, что почти мигом успокоило меня, мою совесть и моё желание выбираться отсюда. «...А кушать хочется всегда». А вообще Дима тот ещё пидор. И почему это я должна его слушаться?! Он меня к стене прибил! Он меня изнасиловал! Он надо мной измывался! Говорил Нику чтобы тот меня сбросил с пятого этажа! Наглость выше крыши, а я ещё и виноватой остаюсь! Меня чести и достоинства лишили, в старые времена после этого вообще жениться надо было! Хотя такой расклад меня не устраивает, спасибо, с забинтованным всю жизнь прожить мне не охота.
— Викочка, нужно сходить тебе кое-куда, провериться… — дверь открылась и я снова увидела краснощекую мордашку Галины Николаевны. — Вдруг что-нибудь стряслось с тобой?
Кивнув, я приподнялась и пошла следом за врачом. На этот раз вместе с ней были ещё и два охранника. Мы прошли несколько темных коридоров и вошли в ярко освещённый операционный зал. Я даже сначала не поняла операционный он или нет, слишком уж сильно свет бил по глазам.
— Ну вот, солнышко, ложись. Я только посмотрю… И все, — ласковым голосом начинающего садиста проговорила главврач. Охранники уходить не собирались.
Чувствуя себя донельзя отвратительно, я сняла кофту, за ней футболку, стараясь не смотреть на ухмылки двух мужиков, выше Димы примерно на две головы. Амбалы-имбецилы-извращенцы — я поставила диагноз, увозите в морг.
— Штаны тоже снимай, — женщины отошла к столу с разными непонятными фигнями, зеркальцами, ножницами и щипчиками.
Закатив глаза, я сделала что велено и легла на холодную койку. Сердце бешено билось. Что же нужно изучать на этот раз?
— Ты даже ничего не почувствуешь, — голос врачихи был такой ласковый, что становилось противно. — Все будет хорошо. Все будет замечательно. Поверь мне, все будет просто прекрасно.
Где-то вдалеке зазвучала сирена.
— Что такое? — куда-то в сгиб локтя мне ввели иглу.
— Сейчас посмотрю, — прозвучал баритон охранника, затем шаги, звон стекла.
Я ничего не видела. Добрый день, добрый вечер, доброй ночи, без понятия что происходит, но выхода кроме как просто лежать у меня не было.
— Инфицированные! Они прорвались! — заорал кто-то, срывая голос. Звон, крики, проклятия, стоны смешались для меня в одну сплошную какофонию. В икру мне вдруг что-то впилось зубами, от чего я хотела крикнуть, но звука не было. Тело стало просто мешком, бесполезным, ненужным. Причиняющим боль. Аа-а-а-а-а-а! У меня даже слезы наворачиваются на глаза. Или нет?
— А ну не трожь её, балбес, она мне ещё нужна! — кто-то грубо отцепил «балбеса».
О нет, нет и нет, только не говорите мне, что я знаю этот голос, ладно? О Господи, пусть его тут не будет! Галина Николаевна, изучайте меня на здоровье, только этого психа отсюда уберите! Может, я и ослепла, но слух-то остался?! Гали-и-и-ина Николаевна, я согласна отдать свой мозг на органы, и вообще посвятить всю себя служению науке, ТОЛЬКО ПОЖАЛУЙСТА ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ НЕ ЭТОТ ПИДОР.
— Х-ха, — Дима закашлялся, — доброй ночи, Виктория.
И больше я нихрена не чувствовала. Да сука, который раз я уже падаю в обморок за эти два дня?!
Очертания проступали медленно. Сначала я вообще ничего не чувствовала, только шершавую поверхность и толчки. Это не кушетка — на кушетке была скользкая одноразовая пеленка, я точно помню. Было жарко, по лицу струился пот. Какого?..
— Да твою мать! — заорала я и ебнула этого полудурка-некрофила ногой. Тот взвыл. — Ты что делаешь, а?!
Зрение резко пришло в норму, но я успела лишь заметить, как забинтованный застегивает штаны.
— А я что? Я ничего… — Дима сделал потерянное лицо.
— Да ты!!! — я накинулась на психа с кулаками, но вдруг по голове меня шандарахнуло что-то тяжелое и я опять свалилась в обморок. Так недалеко и до черепно-мозговой травмы. Вот не буду я ничего соображать, может мне будет легче ужиться с этим придурком?
Когда я очнулась, я увидела небо. Обычное голубое небо, по нему плыли облака. Как всегда плыли, даже как тогда, когда мне было пять лет. И качались ели. С них сыпались иголки, усыпая землю колючим ковром. Я подняла руку. Ого, новые бинты. Поматросил, перебинтовал и бросил в лесу — типичная ситуация совестливого психопата во время апокалипсиса. Типа сорян, я сделал все что мог, по крайней мере, от заражения крови ты сдохнешь не скоро, а дальше сама выбирайся. А еще я узнал, что я СПИДозный, но это ты тоже переживешь как-нибудь. Зато я в одежде, меня это уже радует.
— Руку положи, — тихо раздалось над моим ухом, — положи руку или я на тебя просто сверху лягу.
Я тут же положила свою «оконечность» на землю и слегка повернула голову. Дима лежал прямо рядом с мной, буквально в паре сантиметров. Почему я не слышала его дыхания?
— Какого?.. — тихо, но грозно проговорила я, собираясь устроить новую истерику.
— Заткнись. Под машину вылез психованный, нас сорвало чуть ли не в самую толпу инфицированных. Едва сбежал. Просто лежи и не дергайся, у них проблемы с обонянием из-за отсутствия носа, а у некоторых проблемы как со слухом так и со зрением. Так что просто лежи и не дергайся. Окей? — забинтованный посмотрел на меня так умоляюще, что рот мой сам собой решил захлопнуться и оставить ругательные выкрики для следующего раза. Я тяжело выдохнула и вернула голову в нормальное положение. Смотреть на небо было приятней, чем на этого ненормального.
Неожиданно Дима прижался к моей скуле щекой. Только сейчас я заметила, что он весь буквально пылал. Глаза у него закрылись и он еще сильнее прильнул ко мне, ебаный в рот, еще температуры не хватало у этого мудачины. Но все же мне его даже стало немного жаль. Интересно, как далеко он протащил меня из машины? И вообще куда он ехал? В аэропорт? Но у нас уже есть машина. Тогда зачем?..
— Если я не смогу двигаться, просто кинь меня и иди к аэропорту, — прошептал забинтованный с такой тоской, что у меня сердце сжалось. Блять, и как у него так получается? Сначала он хуярит со мной что хочет и как хочет, а потом изображает из себя героя. Он меня бесит. Бесит, бесит, бесит!
Рядом, шагах в пяти, послышались неуверенные, но ужасно кривые шаги. Будто бы тот, кто там шастал, обдолбался в край и сейчас ходил по миру под градусом. Дима сжал мою руку. Хосподи, у него явно жар, все бинты мокрые. Ха, встанет он, сейчас… Я аж вижу как он встает, проходит два шага и падает. Так и хочется на это взглянуть в реальной жизни.
— Ты вкусно пахнешь, — Дима пробормотал это невнятно, но я услышала.
— Умолкни, пидорас.
Сквозь бинты я увидела, что псих улыбается. Шаги послышались совсем рядом. Страх-то какой. Дима отрывисто дышал. Не думаю, что ему действительно хотелось, чтобы я оставила его здесь. Когда инфицированный подошел совсем близко, я зажмурилась. Пару раз на лицо мне что-то капнуло, затем опять послышались шаги и все стихло. Через пару минут мой напарник зашевелился, но я его отдернула. Снова послышались шаги, на этот раз мне закапало уже не на лицо, а на ноги. Затем инфицированный удалился, яростно ломая ветки елей.
Я села и попыталась вытереть с себя жидкость. Это что, трупный жир? Едва я об этом подумала, как мне пришлось вскочить и зайти за соседнее дерево и отблеваться. Ебать, хорошо что я глаза закрыла. На помощь мне пришла салфетка, завалявшаяся у меня в кармане, ею я вытерла непонятную, полутвердую жидкость. К горлу опять подкатила рвота, но я её сдержала.
Забинтованный едва сидел. Кажется, он совсем без сил. Хм. Почему бы не воспользоваться этим? Раз он так часто пользуется моим телом, то почему бы мне не воспользоваться его незавидным здоровьем и не повыпрашивать у него все тайны? Я тихонько подошла к Диме, чтобы привести свой план в исполнение, но его жалкий вид меня просто выбил из колеи. Я уселась рядом с ним, думая, что же мне делать с этим больным на всю голову, как забинтованный просто рухнул как подкошенный мне на колени.
— Димочка, — ласково позвала я, с удивлением понимая, что мой тон смахивает на тон небезызвестной Галины Николаевны, — Димочка, зачем же ты пошел со мной? Сидел бы дома, радовался жизни, мучил бы случайно заехавших на твой район патрульных… Ты же иммунный, почему ты так сделал?
Забинтованный привстал, но не удержался и снова свалился на меня, на этот раз повалив на землю. Ради истины потерпим.
— Я не иммунный, Вик, — проговорил он медленно и слабым голосом. — Я подумал, что если я буду иммунным, то тебе будет проще мне поверить… Довериться. Я так не хотел провести остаток своей жизни среди психов… Так не хотел. А тут ты, иммунная, пришла, такая милая… — он заулыбался, — но такая непослушная.
— А ебать было меня зачем? — спросила я, пытаясь оставить тон прежним.
Дима еще раз приподнялся и на этот раз смог удержаться. Но проделал он это с таким усилием, что мне даже захотелось уложить его в постельку, укрыть одеяльцем и подать чай с медом.
— Ты слишком шикарная, когда не выпендриваешься, — ответил напарник с улыбкой. Он снова тяжело задышал.
Я прямо офигела. Ничего себе поворот. Окей. Ладно. Еще потом поговорим, а сейчас, пожалуй, этому насильнику лучше поспать.
— Доброй ночи, Дмитрий, — я хихикнула, когда забинтованный в очередной раз рухнул на иголки. Ладно уж, раз такое дело, то придется мне как-нибудь помочь этому некрофилу.
Я встала на ноги, чтобы поискать мой рюкзак, но напарник вдруг схватил меня за штанину.
— Только не уходи. Пожалуйста! — почти крикнул он.
— Да ща я вернусь, погоди, — я вывернулась и пошла туда, куда чисто теоретически должен был уйти инфицированный с капающим трупным жиром.
Ужас. Кто же знал, что Дима реально решит, что я от него насовсем ушла и разрыдается. Господи, что за ужас. Зато я рюкзак нашла, там даже лекарства остались нетронутые. Но около машины я еще и Сайгу нашла, правда, сломанную на две части. Мда, как я и думала, больного это совсем не порадовало.