Раздался громкий и глухой стук. Я приоткрыл один глаз, думая, что это опять Ваня с какой-нибудь ерундой, вроде прибытия новенького или еще чего-нибудь. Пару минут я тупо смотрел на то, как пыль витает по комнате, слушая, как мой советник отбивает себе кулаки, но не отвечал, потому что если я отвечу, то Ваня обязательно заставит меня что-нибудь делать, а мне после вчерашних мучений патрульного, когда вся наша компашка главных ломала ему ребра и очень аккуратно вытаскивала легкие, чтобы их не повередить и дядя патрульный прожил дольше, чем пятнадцать секунд, было ну вообще не в кайф вставать и куда-то идти.
— Ди-и-и-им! Дима! У нас тут телка новая! — начал выманивать меня Ваня, не переставая стучать как и по моей двери, грозя сорвать её с петель, так и по моим мозгам.
— Иван! Отъбись! Затрахайте её до смерти, я разрешаю, только не трогай меня, — я лениво перевернулся со спины на живот и получше накрылся влажным одеялом.
— Есть, капитан! Только я предупреждаю сразу же: у неё веснушки! — раздался смешок, затем все примолкло. А затем, секунд через десять, стены коридора сотряс невообразимый хохот психованного.
Я подскочил. Подбежав к двери, я одним махом раскрыл её, воскликнув «серьезно?!». Ваня снова заржал, но уже куда менее тихо, а затем, грузно развернувшись, он последовал по хрупкой лестнице вниз, на первый этаж. Я схватил со стула футболку, довольно сильно запачканную, и последовал за своим советником.
Темное, лишь кое-где освещенное тусклыми фонарями и яркими, но маленькими, свечками, помещение было заполнено людьми. Вернее, тем неким подобием людей, про которых еще можно сказать «люди». По своей сути, большая половина всех, кто здесь находился, уже потеряли свой рассудок, и находились на грани человеческого разума и животного. Роботы, которые могут в любой момент выйти из-под контроля. в этом-то и риск. Моя армия, мои слуги, мои рабы. Рыбы. Рабы. В общем, тупые, как полена, с памятью, как у аквариумной рыбки.
— Во, её мы с Некисом прицепили, — Ваня указал на стену, куда мы обычно вешали патрульных, чтобы они там немного помучились. Совсем немного, капельку, денек, может два.
А на стене действительно висела маленькая девчушка, прибитая с помощью гвоздей.
— С каких это пор мы педофилией занимаемся? Комнаты вам не хватает? — поинтересовался я, разглядывая новую жертву.
— По документам ей уже есть двадцать, — ответил Богдаша, вертевший в руках молоток. Из его кармана торчали гвозди с большими шляпками. — Мы паспорт в её рюкзаке нашли.
А она симпатичная. И с веснушками, как ты любишь.
Я вздрогнул. Голос в голове, так и не исчезнувший, был моей тенью, единственным, кто уж совсем всегда был рядом и никогда не покидал меня. Иногда это плюс, все же редко чувствуешь себя одиноким, но когда ты занимаешься своими сексуальными пристрастиями и вдруг голос в голове отпускает какой-нибудь саркастичный комментарий по поводу свежести жертвы, это сильно портит процесс.
Кивнув Лехе, который что-то делал за тем неким подобием подобием барной стойки, что здесь стояла, чтобы он мне что-нибудь налил, я оглянул девчонку, находящуюся в глубоком и пофигистическом обмороке. Из её рук тонкими струйками текла кровь, капая на бордовый пол. Народ все прибывал, шумел и гоготал, и я решил послать пока в глубокое и дальнее эту миловидную мордашку и все же решить свою первоочередную проблему: жажду.
— Она проходила мимо седьмого дома, — сообщил Ваня, который сегодня стоял в карауле, — услышала нас с эти, новеньким, которому я все рассказывал, и грохнулась в обморок. Походу, испугалась сильно или переволновалась. А может от голода, смотри, какая она худющая, — парень щипнул девчушку за щеку. Она не отреагировала. Не в форме, значит не патрульная, то есть, либо наша, либо иммунная. Мы её пока не осматривали, типа решили без тебя не трогать, сам решишь.
Я кивнул, махнул рукой, и, плюнув в сторону новой женской версии Есуса, подошел к Лехе, который уже поставил на столешницу какое-то пойло. Даже не разбираясь что это, я выпил все до дна и обвел глазами свое творение в виде комнаты, полной инфицированных. Этот дом я с несколькими ребятами обустроил сам, чтобы тем, кому некуда было идти, нашли здесь свое пристанище, чтобы те, кто инфицирован, более ли менее цивилизованно провели здесь остаток своей жалкой жизни.
Я потребовал налить еще и взахлеб выпил, затем сел на грубо сделанную скамью, сжав голову руками. Предлагаю её трахнуть. Она доска.
Я посмотрел на девчонку, чтобы удостоверится в своих словах и, к своему удивлению, заметил, что малютка полтора метра ростом неизвестного происхождения уже открыла глаза и в ужасе осматривалась. Я поднялся, оставив кружку на столе.
— Ого, смотрите кто очнулся! — воскликнул я полупьяным голосом и, немного пошатываясь, подошел к девушке.
Зажмурив глаза, бедняга висела на гвоздях и, что удивительно, даже не орала от боли. Я оглянулся на Ваню, который всячески бесшумно подавал мне сигналы, указывая на флакон в его руке. Ага, значит, ввели обезболивающее, ну и ну. Последнюю ампулу эти пройдохи извели, и на какое же говно? Надаю я им по башке за это. Я поближе подошел к бедняге. Девушка, как оказалось, пахла довольно приятно, значит, из патруля, раз пользуется таким вкусным мылом.
Лизни её.
Зачем? Ты совсем умом тронулся?
Ну лизни её! Давай! Я хочу, чтобы ты это сделал!
Не отдавая себе отсчета в происходящем, я высунул язык и прошелся по соленой щеке этой мелкой.
— Ебись конём! Отвали от меня, я приличная барышня! Всадник, не гони лошадей! Не надо меня лизать! —тут же заверещала она широко раскрыв глаза и, видимо, пребывая в паническом состоянии.
Мои ребята тут же заржали. Похоже, их прикалывала эта девчонка. Хотя меня она тоже прикалывала: маленькая, веснушчатая, с голубыми миндалевидными глазами и длинными русыми волосами. Симпатичная, с приятными чертами лица, но не красавица. Хотя в целом сгодится. Испуганная, но немного странно испуганная, обычно на этом моменте все даже слова не могли вымолвить. Но сама по себе она вроде бы ничего такая, убивать будет жалко для того, чтобы она пополнила коллекцию в холодной комнате.
— Приличная барышня с красивыми голубыми глазенками… — протянул я с досадой. Ну жалко же! — Наша или патрульный?
Девчонка как смогла вжала голову в плечи. Мне это показалось подозрительным.
— Ясно, патрульный, — расстроенно сказал я и поднял руку, чтобы Леха, Ваня и Богдаша были на готове и отцепили новую жертву от стены.
— Нет, нет, я не патрульный! Я ваша! Патруль без машины не ходит, а я была без машины, когда меня поймали! — закричала девка, явно обосравшись от моего движения.
— Точнее, ты от страха свалилась на гору мусора в обмороке, — уточнил я под общий одобрительный гогот, вспомнив, что рассказывал Ваня о нахождении этой малютки. — Раз наша, значит с нами будешь, хих, дружить.
Леха и Богдаша подошли к ней и принялись вытаскивать гвозди. Они явно были раздосадованы: то заколачивай эти гвозди, то опять их вколачивай. Пару минут, и девушка свалилась на пол, прижавшись спиной к стене.
— Хей, наша, тебя зовут-то как? — весело спросил я, рассматривая недоуменно выражение лица новенькой. Она симпатичная, так что. думаю, с нами проживет минимум месяц, ребятам ведь жалко будет такую убивать.
Пожав плечами, девушка ответила:
— Вика. Виктория Гейден.
Имя мне пришлось по вкусу. Всегда любил всякие «победные» имена, хоть убейте.
— Ясно-понятно, — я хмыкнул, и решил ввести Вику в курс дела что тут, собственно, происходит, в этом чудесном домике на Желябовской улице. — Отведите её кто-нибудь в мою спальню! — услышав недовольный ропот, я тут же сообразил, что все подумали, что я новенькую собираюсь поиметь, и, конечно, я не смог сдержаться и никак не собирался оправдываться. — Да ладно вам, завтра вы! — я указал Лехе и Ване на Вику. Те кое-как подняли её и понесли на второй этаж, а я остался на первом. — Эй, Богдаша! Где её рюкзак?..
Богдан указал мне на помещение общего склада и невнятно что-то сказал про «синий со значками». Я кивнул и пошел в заданном направлении. Комната спрятала в своей темноте кучу предметов: орудия пыток, мебель, одежду, старую посуду и вообще все, что не являлось пропитанием. Рюкзак я обнаружил довольно быстро: он лежал на покорежившимся диванчике. Я открыл его и принялся шарится в поисках паспорта, про который говорил Богдаша. Он лежал поверх всех вещей, его никто не забрал. Развернув документ, я принялся читать: «Виктория Гейден, родилась в 2015 году в Лесном, родители…»
Смотри, она и вправду совершеннолетняя. Даже непохоже. Ну конечно, походу, у неё какая-то задержка в росте. Поэтому и пришел поверить, мало ли, может она какая больная. В паспортах пишут такое в последнее время.
Как следует порывшись в рюкзаке, я не заметил ничего подозрительного. И вправду она, похоже, не патрульная. Но и явно не бывалый путешественник, иначе бы багаж был бы куда более большой и значительный, чем весь этот мусор в виде кое-какого строительного материала и самой маленькой части аптечки: лейкопластыря и активированного угля с бинтами.
Она явно не собиралась оставаться на Желябовской. Вдруг она шла куда-то, где есть лекарство? Ты же не хочешь прожить здесь всю свою оставшуюся жизнь? Ну и что ты мне предлагаешь? Пойти с ней. Во-первых она симпатичная. Во-вторых. она куда более нормальная, чем все, кто здесь есть вместе взятые и поделенные на количество. Ну и если у вас все хорошо сложится, то она может еще и дать. Видно, что гибкая она, уверен. что тебе понравится. Ты предлагаешь мне кинуть все, что я здесь сделал, ради какой-то неизвестной девки, пусть и средней красивости? Серьезно? Да и зачем мне нужна её гибкость здесь… Ты дурак, Дмитрий. Решай сам, но я тебе говорю, что что-то с этой девчонкой не так. Хотя нет. давай поступим так: если с ней все же что-то не так, как ты думаешь, то ты сваливаешь вместе с ней куда бы она ни шла. Ты совсем уже с дуба рухнул? С чего бы мне? Если ты этого не сделаешь, то я никогда не буду замолкать, и буду постоянно шептать тебе множество всего интересного… Помнишь. как было в детстве? Помнишь, как ты мучился? Ты хочешь так же? Все, все, я понял, отвали. Если вдруг она кажется какой-нибудь не такой, то, так и быть, я сделаю это. Замечательно.
Решив, что со своей доброй и хорошей шизофренией разговаривать, в общем-то, бесполезно, я закинул рюкзак поближе к двери, так, на всякий случай, а затем снова вернулся к своим ребятам, чтобы поставить на вахту какого-нибудь новичка со старожилом, чтобы он поскорее влился в коллектив. Больше народу — больше солдат, которые очень нужны на случай, если кто-нибудь захочет завоевать мою Желябовскую. Кровью и потом, но защищу. Хотя, раз голос говорить валить, значит и вправду стоит валить, он меня еще никогда не подводил. Даже когда встревал своим сарказмом и портил весь процесс совокупления. Обычно он сообщал мне перед самым-самым входом, что моя жертва, скорее всего, спидозная. Но сообщал же!
Едва я вышел со склада, как на меня накинулся Ваня, громко возмущавшийся, что патрульный не прожил даже дня, вися на своей коже, прикрепленный к дереву, с легкими наружу. Меня это не удивило. Я велел советнику труп сжечь, потому что земли мои драгоценные тратить на каких-то идиотов не любо, они нам еще нужны. Еду, пропитание, так сказать, никто не отменял, растительная пища и все такое, а если еще и червяки, то и белок вдобавок.
— А она там не сбежит? — спросил Леха, рассчитывая в своем журнале на сколько хватит еды с таким количеством человек.
— Не, не думаю. Там окна укреплены, а дверь даже Богдан сломать не мог, ну, помнишь, когда он грозился меня убить за то что я выкинул его почти разложившуюся девчулю, — я фыркнул, вспомнив, что новенькая Вика настолько худая, что и сама кажется почти разложившимся трупом.
Леха засмеялся. Это происшествие всегда вызывало у него безудержное желание ржать. Вспомнить только, как главный механик тогда плечо отбил, а меня даже в комнате не было!.. И смех, и грех.
Узнав, что на две недели, до следующего приезда грузовика с продуктами, жрачки нам хватит, я пошел проверять фильтры для воды. Те были как всегда, целые, только вот почистить их не мешало бы. Затем я сбегал посмотрел все ли в порядке с генератором, тот тоже оказался в порядке, но все равно его силы едва хватало на наши нужды, да и топливо уже заканчивалось, а потом сходит на кладбище, где к деревьям были привязаны патрульные, изможденные до ужаса, больше похожие на тухлые деревья, чем на людей. Меня это прикольнуло. А что? Тут каждый привязанный покушался на мою жизнь, а я, как бы, очень даже еще живой человек! Конституция РФ гласит, что я имею право на жизнь! А вот те, кто покушается на мою, к счастью, не имеют. и я могу сделать с ними все, что захочу.
Про новенькую в моей спальне я даже и забыл, пока Ваня, проснувшийся после полуденного сна заядлого охранника, не спросил у меня «ну что там с этой визглей?». Я махнул на этот вопрос рукой и, расстроившись от своей забывчивости, все же поднялся на второй этаж. Натянув более ли менее доброжелательную улыбку, я распахнул дверь, которая привычно долбанулась об стену.
— Как делишки? Ничего не болит? Соображать можешь? — спросил я, стараясь выглядеть более ли менее дружелюбно. Ну, если эта девка наша, то, собственно, почему бы и нет, почему бы с ней не подружиться? Я закрыл дверь и, все еще улыбаясь как можно искренней, подошел к Вике, которая сидела прямо на моем столе, который никогда не использовался по прямому назначению. Девчонка смотрела на меня исподлобья, косясь со страхом.
Ой, скажи что-нибудь вызывающее. Зачем? Она мне и так не доверяет! Ну давай же! Я, как твой внутренний голос, который имеет связь с телом, требую теплого женского тела! Если я его не получу, то… Ну, ты знаешь что будет.
Компромат подействовал. Я тут же приблизился к веснушчатому лицу девушки, положим ладони максимально близко к её бедрам, но не касаясь их.
— Ути моя хорошая, не хочешь поиграть? Обещаю, что я буду нежен, — выговорил я. И против воли улыбнулся. Такие ситуации, когда какой-то голос, который никто кроме меня не слышит, заставляет меня что-либо делать, что мне не нравится, приводили меня чуть ли не в истерику. Но если же я не сделаю что-то, что он хочет, то противный потусторонний шепот в ушах, словно я схожу с ума, обеспечен мне недели на две. Ни сна, ни отдыха, пока я просто не грохнусь от отсутствия энергии на пол и не сдохну.
— Сейчас поиграем, — хмыкнула девчонка, доставая пистолет и приставляя его к моему лбу. Пару секунд я тупо смотрел на дуло, скосив глаза, соображая, откуда она его достала. Потом только до меня доперло, что это мой пистолет, который я по глупости своей оставил в ящике стола. Я ёбаный идиот! — Я хочу сыграть с тобой в игру. Ты меня отпускаешь, а взамен я тебя не убиваю. Идёт?
Я заметил, что палец на её курке дрожал. Нет, она меня не пристрелит, слабая, да к тому же баба. И дышит вон как тяжело, боится, что я сейчас её не отпущу, не побоясь смерти. И вообще, у неё глаза по пять рублей, ей же страшно! Даже приставив к моему лбу пистолет, она промахнется. Наверное.
Но тут, на шее, чуть прикрытой волосами, я заметил значок. Тот самый, который я не получил. Тот самый, из двух скрещенных треугольничков с точками в разных местах. Тот самый, который обозначал иммунитет… Такие значки вживляли в кожу счастливчикам, людям, которые испытали на себе жесткое воздействие такой болезни как депрессия и имели к новому вирусу, распространившемуся по миру, приобретенный иммунитет…
— Так ты иммунная, — прохрипел я, слыша, как голос в моей голове хохочет, понимая, что он был прав, — иммунная… — значит, если она идет не в эвакуационный пункт, то я пойду за ней. — Куда идешь, Виктория? Небось, в пункт сбора… Только, лапонька, он в другой стороне. Совсе-е-е-ем в другой стороне, — я улыбнулся, потому что заметил одну преинтереснейшую деталь, которую, видимо, эта худющая милашка не заметила.
— Наоборот. Я иду оттуда. И мне нужно, чтобы вы все пропустили меня, — она еще сильнее прижала к моему лбу дуло. — Вы все.
Я медленно поднял руку и почесал шею как раз в том месте, где у меня находился бы значок, будь я иммунным. А потом — пах! и вывернулся из-под пистолета, как следует ударив новенькую по её замечательной головушке, отчего она тут же отрубилась. Не хватка кальция и витамина Д на лицо. А еще мозгов, потому что прежде чем стрелять, нужно снять с предохранителя пистолет и затвор передвинуть, чтобы патрон в патронник ушел. Ебать тупая, честное слово.
Трахни её. Ну давай же, она беззащитная. Она и до этого защищенной не была, знаешь ли. Ну давай же! Смотри, она миленькая! Я требую теплое тело, мерзлячки мне надоели! Але, гараж! Дмитрий Громов, трахни её! Отвали, не буду я этого делать. Как я ей в глаза смотреть буду, когда она очнется? Я, конечно, шизофреник, но не до такой же степени!Кто бы говорил… Окей, ладно. Тогда я это сделаю сам. Не смей даже думать об этом! У нас договор, что ты не пытаешься воспользоваться моим телом как сосудом! В том случае, если, конечно, ты будешь исполнять все что я захочу. То есть, у тебя есть выбор: трахнуть её не до полусмерти, чтобы она осталась жива и более ли менее здорова, или же чтобы тоже самое сделал я, только, увы, здоровой даже чуть-чуть она после этого не будет. Ну, ты меня знаешь.
Я горько вздохнул и поднял упавшую вниз лицом Вику, кинув её на кровать. Ну, при падении она не ударилась лицом, это уже радует. Нос не сместился, зубы на месте. И вообще… Ну не могу я так. Совесть-то во мне есть, она не дает слушать мой второй голос, она наоборот кричит, что так делать нельзя и все такое, но булыжник у моего второго сознания тяжелее, чем у голоса разума. Пару минут я тупо смотрел на мою предполагаемую жертву, размышляя над тем, что мне уготовлена слишком тяжелая доля. И почему я еще в детстве не сказал самому себе «не слушай его!» и все? Ах, да, точно, шепот, который меня трижды чуть не убил, да. Из двух зол выбираем меньшую.
Это так банально, что вполне сойдет за глубокую и оригинальную мыслю.
Блять, какая же идиотская ситуация. Какая же идиотская! Фыркнув, я, чувствуя себя пущим идиотом и собачкой на коротком поводке у своей, блять, головы, с трудом снял с девчонки её фктболку, — пиздец, где она её взяла? в детском отделе? — джинсы, которые, походу, были ей велики, и на этом я просто остановился.
Ну не могу я. Мелкая она, сам посмотри. МЕЛКАЯ. Я не педофил! У меня на маленьких не встает! Во-первых, встает, это прекрасно наблюдается прямо сейчас, а во-вторых хватит ржать над тем, что у неё трусы с бабочками.
Ну на самом деле я действительно едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. Ну она же мелкая, ну куда её, вашу ж мать.
Заебал.
Едва я это услышал, как тут же в мое сознание влился целый поток различных мыслей. Не моих мыслей. Желания, импульсы, приказы затмили мои глаза, которые, уже, казалось бы, стали не моими. Я словно стал третьим, просто наблюдателем, который смотрит на все происходящее из глубины черепной коробки. Ощущает, но не чувствует. Прекрати! Прекрати сейчас же! Прекрати! Я кому сказал?! Я больше никогда не позволю тебе выйти! Прекрати сейчас же! Надоел ты мне! Что еще за вопли из санузла? Бунт в клетке с хомячками? Восстание бешеных попугайчиков? Зрение мое затуманилось всего, как мне показалось, на мгновение, а когда я очнулся, я тяжело дышал, лежа на кровати, рядом с раздетой новенькой.
Я сел. СРАНЫЙ ПРИДУРОК! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?! Сиди и не вякай! Я тебя насквозь вижу, Громов! И чего там? Да ничего интересного. Внутренности одни… Замечательно. Уже не слушая бредни довольного внутреннего голоса, который, похоже, кончил раза три, я накинул на беднягу одеяло и поднялся, принявшись шариться по ящикам стола. Что-то мне подсказывало, что Виктория, едва очнется, вскочит с кровати и будет сильно ругаться. Возможно будет пытаться меня побить. По крайней мере, если судить по последним часам нашего знакомства, то эта ненормальная очень даже резвая. Наручники быстро нашлись.
Когда я повернулся, Вика уже лежала с открытыми глазами, приподнявшись на локте. Она выглядела так расстроенно, что я засмеялся. Или это был не я, а мой голос.
— Доброе утро, Виктория! — воскликнул я, и тут же прицепил новенькую наручниками к кровати. Ты помнишь, что я тебе говорил? Ты идешь с ней. Никуда я с ней не пойду! Ну и не иди. Только вот что я хочу тебе сказать, какая там фамилия была у этой Виктории? Гейден. Я ответил, вспомнив паспорт этой мелкой. А помнишь, мы давеча некролог читали, про погибших в Лесном? Никакой знакомой фамилии знаменитого ученого не помнишь? Точно! Была там такая! Родственница, значит, вдруг, эта девчонка что-то знает?.. И ятут же переменил свое решение. — Я подумал и решил, что отпущу тебя, ибо во-первых ты доска, а во-вторых ты бревно, но отпущу я тебя не просто так! — внутренний голос заржал, предчувствуя свою победу. Я сел обратно на кровать, подвинувшись поближе к Вике. — Я иду с тобой.
Пару минут девчонка тупо смотрела на меня, видимо, осмысливая фразу, но едва до нее дошло, как она заорала чуть ли не во весь голос «Да ни в жизнь!»
— Тогда, может, ты всё же пойдешь по парням? — предложил я альтернативный вариант. — Не поверишь, но у нас есть комната, где хранятся трупы наших милых дам. Угадай с трёх раз для чего?
Шумно сглотнув, иммунная поникла. Кажись, поняла.
— Вот и славненько. Сваливаем сегодня вечером. Меня, кстати, Дима зовут. Дмитрий, — представился я, и тут же непонятно отчего хихикнул. Всего секунду я был как в тумане, но услышал невесть откуда «И я тоже иммунный», а затем снова пришел в себя.
— Поздравляю. Ты стал психом ещё до вируса? — осторожно спросила Вика, стараясь как можно незаметнее освободится от наручников. Но я заметил.
— Ага, — я подскочил, — я сбежал из клиники когда проходила эвакуация. Иногда я вроде бы как нормальный, иногда не очень, так что не обессудь. Но я могу тебе помочь: куда бы ты ни пошла, у тебя будут жесткие проблемы, а я умею их решать. Хотя и выбора у тебя тоже нет.
Иммунная пожала плечами, по крайней мере, сделала это как это возможно в её ситуации:
— А если ты меня ночью убьёшь? Ну так, случайно? Нехотя, — она взглянула на пистолет, который валялся на столе.
— Не будешь меня бесить — не убью, — отрезал я и достал из кармана маленький ключ. — Ты согласна?
— Угу, — мелкая тяжело вздохнула, кажется, она сильно погрустнела. Хотя и до этого в ней веселья было не очень много.
Отщелкнув наручники, я кинул Вике её одежду, которая, к моему удивлению, валялась на полу. Иммунная смотрела на меня исподлобья, явно втайне ненавидя за то, что я сделал. Вернее, даже не я, а тот педик. который сидит во мне и сейчас нашептывает противным голосом, что я мямля и мудак, который насилует все, что движется, а что не движется, я двигаю и насилую. Решив с этим разобраться, я выскочил из спальни, позволив Виктории собраться с мыслями и посидеть одной. Прислонившись спиной к не очень теплой стене, я сжал голову руками. Зачем ты это делаешь? Зачем? Перестань! Эта девчонка мне нафиг не сдалась, хватит меня трогать! Да ладно тебе. Эта первая особь женского пола, которая тебе понравилась за последние два года. Не считая той девки, которой лестницей отрубило голову. Ты не должен упустить такой шанс! Я уже его упустил, когда ты, как животное, накинулся на эту беднягу! Придурок! Ох, да просто забудь, чего ты прям так. У нас апокалипсис, всем плевать на душевное состояние окружающих, главное, чтобы физическое было здоровое. Так что давай, сделай вид, что ничего не было и ты вообще ничего не делал. НО Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ!!! Веснушку это не колышет. Голос хохотал так, что, казалось. у меня черепушку разрывает.
«Разговаривать еще с этим идиотом… " — подумал я и вернулся в спальню.