Беспощадный

Пролог

Стас

Я знал, что будет тяжело. Знал, на что иду. Но когда мы вошли в этот подвал, воздух изменился. Он не пах сыростью или железом. Он пах... страхом. Настоящим, тем, что проникает в кости и остаётся в тебе, как гвоздь под кожей. Каждый мой шаг эхом отдавался внутри грудной клетки. Братья молча следовали за мной. Они знали — меня не остановить. Не сейчас. Не здесь.

Металл скрипел, стены дышали. Пол был скользким от старых пятен, которые не хотелось разглядывать. Мы проходили мимо клеток с другими женщинами. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то смотрел сквозь нас. Но я не останавливался, шёл дальше, ведомый интуицией или инстинктом, а может, просто сердцем, бьющемся не своим ритмом.

И вот она, в конце, почти в темноте, словно сам ад решил спрятать её подальше, чтобы я не нашёл, чтобы опоздал, чтобы опустил руки.

Но я сделал это.

Свет поймал её взгляд, как охотник ловит отголосок в зеркале. Миг. Секунда. И я замер.

Катя.

Не тень, не память, а живая девушка. Она сидела, будто раненая птица, прячущая крылья от нового удара. Лицо бледнее, чем помнил. Волосы спутаны, губы растресканы, ледяная на вид кожа. Но глаза... её глаза смотрели на меня. Без крика, без истерики, без просьбы о помощи. Она узнала меня.

Рухнул на колени перед решёткой. Без приказа, без команды, только с одним желанием: дотянуться до моей хрупкой мышки. Замок был ржавым, старым. Одного удара кувалдой хватило, чтобы он разлетелся на куски, как и вся моя ненависть к себе. Я распахнул решётку. Катя не шевельнулась. В глазах не должно быть страха. Ни у неё, ни у меня.

— Не бойся, — выдохнул сухо, почти чужим голосом. — Всё. Всё уже закончилось.

Она вздрогнула. Видел, как дрогнули её губы, как медленно она потянулась вперёд. Руки были тонкие, грязные, она вся была в ссадинах. Когда дотронулась до моего запястья своими ледяными пальцами, я остался на месте, не отстранился, не сделал ни шага назад. Не мог поверить, что она смогла выжить в таком холоде и кошмаре.

Снял с себя куртку — толстую, теплую, с запахом крови и оружия, с запахом меня. Потянул ее наружу из клетки и укутал в свою одежду. Понял, что больше ни одна чёртова клетка не посмеет закрыть её от меня. Обнял её, поднял осторожно, как будто держу самое хрупкое, что когда-либо существовало на этой земле. Она почти не весила — как воздух, как воспоминание, которое могло исчезнуть, если отпустить. Но она дышала. Я чувствовал, как её рёбра дрожат рядом с моими.

Повернулся и пошёл сквозь ад. Никто не остановил, братья расступились, кто-то открывал двери, кто-то молчал, кто-то смотрел и отворачивался. Потому что это была моя война. Моя Катя. Мой выход.

Она вцепилась в футболку. Пальцы — холодные, но сильные.

— Не отпускай, — прошептала.

Я не ответил, только крепче прижал ее к себе. Потому что не мог её отпустить, даже если бы хотел.

А я не хотел.
___

Добро пожаловать в новую главу истории! Встречайте Стаса — молчаливого и травмированного друга из большой криминальной семьи и книги “Беспощадный”, который вместе с Бесом искал пропавших девушек и участвовал в опасной операции. Многие из вас спрашивали о его судьбе, и теперь пришло время раскрыть все тайны его темного прошлого. Вас ждет потрясающий и очень горячий роман.

Буду благодарна за вашу поддержку: добавляйте книгу в библиотеки, делитесь впечатлениями и подписывайтесь на мои обновления! Каждый ваш отзыв вдохновляет меня на новые творческие свершения!

Глава 1. Кто он?

Несколько месяцев ранее
Катя

Улыбка — это маска. Улыбка — это выучка. Улыбка — это броня. Я ношу её каждый день, как рабочую форму. Натягиваю с утра, закрепляю ровным тоном голоса, фиксирую осанкой. Она держит меня, когда всё остальное шатается. Когда внутри — неуверенность, тревога, усталость, — я улыбаюсь. Как научили, как привыкла.

— Добрый вечер, Арсений Сергеевич. Конечно, ваш люкс уже готов, — мой голос ровный, отточенный. Он скользит поверх слов, не цепляется, не дрожит. Под ним — шторм, но никто не узнает.

«Северный берег» — один из лучших отелей города. Белый мрамор в холле так чист, что я боюсь лишний раз наступить. Зеркальные панели отражают гостей, словно приглашая их полюбоваться собой ещё раз. Воздух пахнет свежесрезанными цветами, элитным парфюмом, деньгами. Здесь всё должно быть безупречно. И мы — часть этого фасада.

А я? Я здесь почти три года. Когда-то казалось, что это временно. Подработка. Этап. А потом — затянуло. Удобно, стабильно, красиво. Но всё, что было мечтой, стало оболочкой. И вот теперь я стою за стойкой, с бейджем, в форменной блузке, и улыбаюсь. Потому что умею. Потому что иначе — нельзя.

— Катенька! Два гуава-мохито и лёд. Быстро! — щёлкает пальцами мужчина в синем пиджаке. Его лицо я вижу чаще, чем своё в зеркале. Постоянный гость. Улыбка у меня в ответ — выверенная.

Я киваю. Так работает этот мир: чем меньше ты огрызаешься, тем быстрее тебя забывают. А забыть — значит не задеть.

Иду за напитками, возвращаюсь, подаю с натянутой вежливостью. Он не благодарит. И ладно. Главное — порядок.

Внутри — пусто. Как будто всё, что во мне было живым, вычерпали ложкой до дна. Но я не жалуюсь. Тут тепло, хорошо платят, красиво. Только иногда в голове возникает мысль: а каково это — когда тебе говорят "спасибо"?

Где-то ближе к вечеру атмосфера начинает меняться. Появляются «важные». Те, кто не смотрит в глаза. Те, кто приходит с охраной и разговаривает в полголоса.

Знаю, что за отелем стоит не просто бизнес. Ходят слухи. Но здесь принято не спрашивать. Любопытство — не входит в служебные обязанности. Моё дело — встречать, обслуживать, провожать.

В холле начинает гудеть вечерняя суета. Смех, звон бокалов, мягкие переговоры. Я ловлю обрывки фраз на английском, немецком, иногда испанском. Разноязычный водоворот людей, каждый из которых считает себя центром.

Потом — резкий звук бьющегося стекла.

Я оборачиваюсь, у бара суматоха. Молодой официант, устроившийся вчера, уронил бокал. Перед ним — мужчина в дорогом костюме, с красной полоской на галстуке и вроде как турецким акцентом. Он орёт. На английском, но с хрипотцой. В его голосе — ярость, в жестах — угроза.

— Идиот! — прорычал он вдруг на английском, и я рванулась из-за стойки, не дожидаясь реакции менеджера.

— Могу вам чем-нибудь помочь? — мой английский — безупречный.

Он требует извинений. Хочет, чтобы парень поклонился. Психует, будто его унизили, хотя сам только что его толкнул. Парень бледный, губы дрожат, глаза влажные. Подхожу ближе, кладу ладонь на его плечо.

— Я улажу ситуацию, дыши глубже.

И вдруг... Тишина. Она разлилась, как волна. Невидимая, но ощущаемая. Всё, что было шумом — замерло. Как будто кто-то выключил звук.

Почувствовала его, прежде чем увидела, я повернулась. Высокий мужчина стоял у колонны. Полумрак, игра теней. Чёрная куртка, широкие плечи, руки в карманах. И лицо... лицо в шрамах. Один шрам тянется через висок, другой пересекает щёку, словно он побывал в адском пламени и вышел оттуда. Он просто стоял. И смотрел.

Угрозы не было. Ни в жесте, ни в движении. Но от него шла такая сила, что даже воздух, казалось, боялся сдвинуться. Я должна была отшатнуться. Инстинкт кричал: опасность. Но я смотрела. Потому что в его глазах — не злоба, а боль. Застывшая, старая, как будто он с ней родился.

Он вытащил руки. Шрамы, татуировки, костяшки — в крови. Гость, устроивший потасовку, вдруг замолчал, увидев мужчину. И я поняла: незнакомец важнее. Гораздо.

— Всё в порядке, — я обратилась к скандалисту на английском. — Вы получите бонусный ужин. Мы компенсируем неудобства.

Он молча кивнул, со страхом посмотрев на сурового незнакомца, и почти побежал в сторону выхода. Я выдохнула, и тогда незнакомец подошёл и заговорил:

— Ты знаешь языки, — тихо, глухо. Голос, как наждачная бумага по стеклу.

Я кивнула:

— Да. Четыре. Если считать плохой испанский, то пять.

Он не улыбнулся. Но что-то в нём стало тише. Он смотрел дольше, чем принято. И я — тоже.

Спустя мгновение заметила, что вторая рука была в крови. Костяшки в ссадинах, словно он ударил стену. Я вспомнила, что у меня в сумочке есть пластырь и хлоргексидин. Когда ты постоянно на ногах, кровавые мозоли становятся обычным делом. Уже несколько лет у меня всегда с собой небольшая аптечка.

— У вас рука травмирована, — сказала я, роясь в сумке и доставая аптечку. — Позвольте вам помочь.

Подошла к нему и протянула свою руку. Он долго смотрел на неё, словно не понимая, что от него требуется. Я улыбнулась и мягко взяла его травмированную руку.

— Давайте присядем на диван, — сказала я тихо, начиная внимательнее рассматривать ссадины. Мы подошли к диванам около панорамного окна, и я потянула его за руку, заставляя сесть рядом.

Он был высоким, очень мускулистым. От него приятно пахло чистым телом и мылом, а его рука оказалась грубой.

— Не волнуйтесь, здесь ничего критичного, — сказала я, доставая из аптечки перекись водорода и большой медицинский пластырь. — Такой большой и сильный мужчина легко это переживёт.

Пока обрабатывала его руку, он молчал. Даже на мой неловкий флирт он не отреагировал. Он просто заворожённо следил за моими действиями, и в его янтарных глазах читалась странная смесь благодарности и боли.

В этот момент я заметила, что его куртка слегка распахнулась, обнажая татуировку на шее – сложный узор, напоминающий древние руны. Быстро отвела взгляд, но картинка уже отпечаталась в памяти.

Глава 2. Убийца без права на нежность

Стас

Я привык к взглядам, к страху в глазах людей. К тем, что скользят по мне, будто по витрине с оружием: быстро, с оценкой, с долей страха. Кто-то отворачивается, кто-то хмурится. Но все видят одно — чудовище. Не человека. Не суть. А шрамы. Лицо, прошедшее сквозь пламя, чужие кулаки и собственную вину. И я не виню их. Они правы. Почти всегда.

Я не бизнесмен, не герой, не человек, которого ты хочешь видеть в своей жизни. Тот, чьё имя забывают специально, кто приходит, когда уже поздно. Когда тишина в подвале — это не покой, а смерть. Меня зовут, когда нужно найти труп. Или спрятать. Когда остальным уже нечего сказать. Я — финал. Холодный, точный, без права на нежность.

Но даже у чудовища бывает слабость.

Я узнал её в холле отеля. Низкий стойкий голос, правильная улыбка, за которой — ледяное спокойствие. Катя. Администратор. Не из моего мира. Слишком светлая. Слишком настоящая. Я бы прошёл мимо, если бы не один факт.

Она не испугалась.

Впервые в жизни на меня посмотрели — и не отвели взгляда. Помню этот момент до мелочей: как она перевязывала мне руку, как ловко нашла в сумочке пластырь, как её пальцы почти не дрожали. Тогда подумал, что это был акт вежливости. Но потом вернулся. И ещё раз. И ещё. Не за кофе, не за охраной, а за ней. Она не смотрела на мои татуировки, как на метки преступника, не пыталась заискивать, не шарахалась от шрамов, словно от кожной болезни. Она просто была спокойной. Как будто я — не ужас в ночи, а обычный человек.

Начал заходить «случайно». Сидел в холле, курил у входа, пил чёрный кофе, которого терпеть не могу. Просто чтобы увидеть, как она убирает волосы за ухо, как машет рукой официанту, как, уставшая, всё равно с улыбкой говорит с клиентом вежливо. Я не подходил, не заговаривал. Потому что знал, что стоит подойти ближе, и разрушу ее. А она — не для разрушения.

Видел её, а потом исчезал. Словно это было наказанием за то, что захотел большего. В один из дней я пришёл, а её не было. В холле стояла другая девушка. Громкая, с яркой помадой и неприветливым лицом.

— Где Катя?

— Больничный, — пожала плечами та девушка. — Уже третий день. Телефон не отвечает.

Три дня. Без связи. Без звонков.

Вышел, как обычно, не подал виду. Но внутри — щёлкнуло. Знакомо. Противно.

В комнате был запах табака, железа и старой крови. Мои стены знают всё, что пытался забыть. На полке — тату-машинка, ножи, кейсы. Я не смотрел в их сторону. Сегодня в руках была папка. Тонкая. Документы. Фото.

Она.

Последний снимок с камер, Катя за стойкой, волосы собраны в пучок, лёгкая усталость в лице, но взгляд — прямой. В объектив. Как будто знала, что её снимают, словно прощалась.

Не заметил, как вышел на балкон. Внизу — гудящий город, продавший себя давно и без сожалений. Здесь никто никого не ищет, если только не платят. Но я — не полиция. Я — тот, кто возвращает. Или мстит.

— Она тебе кто? — Спросил Павел. Слишком наблюдательный и слишком молчаливый брат.

— Никто, — ответил не оборачиваясь.

— «Никого» так не будешь искать. Даже себя, когда выкарабкивался после той истории с похоронами.

Сжал перила, металл скрипнул. Я помнил ту историю. Помнил, как три дня валялся между жизнью и смертью, как никто не пришёл. Кроме него. Павел знал, что говорит. И всё равно не понял главного.

— Она не боялась, — выдохнул я. — Даже когда должна была.

Он молчал. Потом ушёл. А я остался. С этой фразой. С этим воспоминанием. С той минутой в холле, когда она взяла мою руку и не дрогнула.

Ночью я не спал. Поднимал архивы, дёргал старые связи. Один из парней в полиции скинул мне лог входов в архив камер. Всё было по графику. Чисто. Слишком чисто.

Катя не звонила. Не писала. Не сообщала. Как будто просто испарилась. Знал — это не случайность. Это не ограбление. Не бывший. Это заказ. Она оказалась не в том месте. Или наоборот — в нужном. Потому что она смотрела. Видела. Видела меня. А такие — не должны оставаться.

Утром я стоял в гараже. Холод, пыль, масло под ногами, потолок низкий, полки в ржавчине. Открывал бетонный люк, где я прятал не просто вещи, а память. Кейсы, перчатки, старый нож, оружие, к которому я не хотел возвращаться. Но выбора не осталось. Взял всё. Без лишних слов. На полке, за ящиком, — старая фотка. Мама. Сестра. Я. До пожара. До боли. До всего этого дерьма. Смотрел на неё. Долго. Потом положил обратно. Сестра тогда погибла. Потому что я не успел. Потому что не отреагировал.

С Катей так не будет.

Вышел из гаража. С рюкзаком. С пистолетом под курткой. С болью в груди и яростью в костях. Не знал, зачем мне это нужно. Не знал, кем она станет для меня. Но знал, что ты охраняешь издалека — уходит. Или его отнимают. Больше я не охраняю.

Не успел тогда, но теперь иду на охоту.

____

Привет! Добавьте книгу в библиотеку, нажмите "мне нравится", подпишитесь на меня. Вас ждет увлекательное продолжение!

Глава 3. Охота начинается

Стас

Её имя пропало из смен. Ни одного звонка, ни ответа. Мне позвонил один из людей в охране отеля и сказал: «Ресепшен слетел с камер. Странное совпадение?» — и тогда я понял — не совпадение.

Первым делом — отель. Не штаб, не разговоры, не разбор полётов. Только отель. Точка, где она исчезла. Там, где у города тихо и почти вежливо выдернули душу. Как будто её просто выключили из жизни, как свет в коридоре. Никто не заметил, никто не остановил. Ни охрана, ни прохожие, ни чёртовы камеры.

Я пришёл под утро. Самое правильное время. Когда смена только просыпается, когда охранник ещё зевает, когда ресепшен не ожидает допроса, а техник мечтает только о кофе. На мне старая черная куртка, капюшон, сжатая челюсть и тишина во взгляде. То, от чего люди либо цепенеют, либо бегут. Обычно выбор падал на первое.

— Записи с камер. За трое суток. Все. Без вырезок. Без перерывов.

— Мы уже передали полиции…

— Мне тоже нужно, — сказал я. — Быстро.

Тон ровный, без эмоций. Удостоверение в руке не настоящее, но сделано на совесть. Плотное, с весом. Такое не бросают, такое читают и делают вид, что всё в порядке.

Техник — парень худой, сутулый, в очках, замер. Не из страха передо мной, а из страха перед тем, что может найтись в записях. Перед тем, что он, возможно, пропустил или не хотел видеть. Я не давил. Просто смотрел. И этого хватило.

Он повёл в подсобку. Старый монитор, тёмный экран, шум вентиляции. Рядом — почти выдохшийся жёсткий диск с исписанными метками. Я устроился рядом. Он включил запись.

— Второй день. Пятнадцать часов двадцать три минуты. Отмотай туда.

Он молча кивнул. Пальцы дрожали. Я смотрел.

Катя выходит за порог. Всё, как обычно. Пальто, наушники, сумка через плечо. Лёгкий шаг. Обычное лицо. Но рука чуть напряглась. Левое плечо — чуть выше. Она чувствует. Интуитивно. Женщины всегда чувствуют.

За ней — мужчина. Слишком обычный. Как будто вырезан из шаблона. Ни шрама, ни особой походки, ни явной угрозы. Сначала три метра позади, потом ближе, потом вровень.

И в следующую секунду — тьма.

— Камера сломалась, — пробормотал техник.

— Ага. Совпадение, — усмехнулся я глухо, безрадостно. — Где данные других камер?

— Они не сохраняются. Только общие, центральный поток.

Повернулся, встал ближе. Он попятился, сбился дыханием.

— Где остальное? — Спросил угрожающе.

Его губы дрогнули. Он ткнул в сторону второго накопителя.

— Есть фрагменты с резервного, но я не проверял.

— Тогда я заберу его. — Сказал я, а парень лишь молча кивнул.

В машине — тишина. Я открыл ноутбук, смотрел не отрывая взгляд от записи.

Куски. Секунды. Но среди них — она. Катя. Стоит, смотрит вдаль. Улыбка на губах, но рука дрожит. Не от холода, а от предчувствия. Она знает: кто-то рядом, кто-то идёт за ней. Но не оборачивается, не поддаётся.

На следующем кадре — размытый силуэт. Чёрная тень без лица. Потом второй сзади. Два движения — и камера обрывается. Пустота.

Приехал домой и методично раскладываю улики на столе, внимательно рассматривая каждую деталь. Мой взгляд скользит по фотографиям с места происшествия, отпечаткам пальцев, записям с камер наблюдения. Знаю – ответы где-то здесь, нужно только найти правильные вопросы.

«Почерк чистый. Хорошо отработано. Скорее всего не ради денег, это — изнутри. Кто-то знал расписание. Кто-то понимал, где выключить камеру. Кто-то не хотел, чтобы её нашли», – крутятся мысли в голове, выстраиваясь в цепочку.

Достаю карту и начинаю отмечать ключевые моменты: время отключения камер, маршруты передвижения, точки входа и выхода. Каждый штрих карандаша на схеме важен – это помогает воссоздать картину произошедшего.

«Кто мог знать расписание так точно? Охрана? Персонал? Или кто-то из руководства?» – перебираю возможные варианты, отсеивая неподходящие.

В памяти всплывают недавние разговоры с коллегами, встречи, случайные фразы. Достаю записную книжку и начинаю выписывать имена, должности, контакты. Постепенно вырисовывается картина внутреннего круга – тех, кто имел доступ к нужной информации.

«Не ради денег… Значит, личная заинтересованность. Месть? Предательство? Или что-то другое?» – понимаю, что мотив может стать ключом к разгадке.

Снова возвращаюсь к уликам, сравнивая их с составленной схемой. Детали начинают складываться в единую картину, но пока не хватает последнего элемента – того, что свяжет все воедино.

«Кто-то не хотел, чтобы её нашли… Значит, это личное. Очень личное», – чувствую, что приближаюсь к разгадке, но понимаю – спешить нельзя. Нужно собрать все доказательства, прежде чем делать окончательные выводы.

Каждый факт, каждая мелочь приобретает особое значение. Вижу, как постепенно формируется цепочка событий, как одно вытекает из другого. Осталось только найти человека, кто стоит за всем этим.

«Всё слишком идеально продумано. Значит, действовал профессионал. Но профессионал с внутренней информацией», – эта мысль не даёт мне покоя. Кто же это? Кто настолько хорошо знает систему изнутри, что смог провернуть всё так чисто?

Снова и снова прокручиваю в голове все детали, пытаясь найти ответ. И чем больше думаю, тем яснее становится – разгадка где-то рядом. Нужно только правильно задать вопрос.

Закрыл ноутбук, позвонил другу.

— Макс. Мне нужны люди. Надёжные. Без вопросов. Без шума.

— Стас…

— Это не обсуждается. Я ищу Катю. Она одна из наших.

Пауза. Тишина. Слышал, как он вдыхает медленно, осознавая, что всё началось.

— Спрашиваю еще раз, ответь честно, — произнёс он. — Она для тебя — кто?

Глубоко вздохнул, успокаивая нервы. В груди — щелчок. Как будто приоткрылся тот отсек, где я всё это время держал ответы.

— Та, кто меня не боится.

— Стас, ты уверен, что хочешь идти по этому пути? У нас было правило — не впутывать личное.

— Это уже не личное и это правильно.

Глава 4. Лёд и огонь

Стас

В этом городе зима всегда суровая, как кара небесная. Только недавно ты ещё пробирался сквозь промозглую осеннюю серость, а теперь всё вокруг уже побелело, захрустело под ногами, а ледяной ветер хлещет по лицу, словно пытаясь смыть с тебя грехи, о которых ты сам давно забыл. Но я не чувствовал холода той ночью. Мой внутренний огонь горел слишком ярко, чтобы позволить морозу проникнуть под кожу.

Машина ревела, а свет фонарей скользил по сугробам, превращая их в призрачные надгробия забытых надежд. Мы направлялись к заброшенному заводу — чёрному пятну на карте, где когда-то хоронили не только угасающую промышленность, но и все тайны, которые город хотел спрятать от посторонних глаз. Надежда была хрупкой, почти эфемерной: обрывок информации, найденный в словах подкупного адвоката, и микроскопические следы, которые вели прямо сюда.

Даже я бы не поверил в это, если бы не звериное чутье, которое билось внутри. Оно знало. Оно чуяло правду.

— Ты уверен, что это не ловушка? — спросил Артём, проверяя патроны в магазине пистолета.

— Даже если и так, — ответил я твёрдо. — Мы должны проверить.

Братья не задавали лишних вопросов. Они знали, что скоро прольётся кровь.

Подъезд к зданию завода напоминал декорации из забытых фильмов о конце света: покосившаяся металлическая сетка, ржавая колючая проволока, полуразрушенные ворота, облезшие таблички с надписями «Опасно» и «Вход воспрещён». Снег здесь был не белым — серые пятна на нём словно пытались скрыть то, что таилось под поверхностью.

Мы шли в полном молчании. Только хруст снега под тяжёлыми ботинками и редкие порывы ветра, пробирающиеся под воротник. Я шёл первым — так и должно было быть. С нами были Марк с братьями, наши люди, и люди Марка. Шайка головорезов, которые были объединены целью - спасти невиновных и наказать торговцев людьми.

Завод дышал прошлым — глухо, со стонами ржавеющего металла. Марк решил сыграть героя, подошел к окну, и когда мы все заходили внутрь сквозь пули и драки, он прокладывал свой путь к своей любимой женщине через стекло. Никто не винил его, оставалось лишь надеяться на то, что ему удастся успеть до того, как эти ублюдки сломают девчонку.

Внутри царил мрак, который жил собственной жизнью, словно время здесь остановилось, а тени так и не научились исчезать. В старом корпусе были слышны крики. Звуки выстрелов отражались эхом от высоких стен в большом помещении, и возвращались снова. Сделав несколько быстрых движений ножом, смог устранить двоих мужчин. Спустя несколько долгих минут нам удалось взять объект под контроль. Кто-то был мертв, кого-то держали на мушке.

Обратил внимание под ноги. На полу виднелись едва заметные отпечатки. Следы волочения. Мысли сами сложились в картину: кто-то тащил тело. Или кого-то живого. Марк и Бес как сумасшедшие выбивали одну дверь за другой, проверяя что находилось за ними. Бес отчаянно искал Варю, а Марк - Клару. По странному стечению обстоятельств, эти женщины были подругами. Редко можно было встретить настолько разных людей, спокойная и сумасбродная, одна из богатой и аристократической семьи, а вторая из детского дома. Но кто я такой, чтобы судить их? Мне всегда было сложно понять человеческие чувства.

Пока я разбирался в эмоциях друзей, Марк нашел Клару, схватил в охапку, и быстро шагал в сторону выхода. Один человек спасен. Остались Варя, Катя, и другие девушки.

Чувствовал, как пальцы деревенеют на оружии. Не от страха, а от ярости. От той, что рвёт тебя изнутри, пока ты сдерживаешься, чтобы не сорваться раньше времени. Мы вошли быстро, точно. Павел — слева, я — сзади. Всё — по плану. До одного момента.

Время растянулось между ударами сердца, как плёнка на старом проекторе. Всё вокруг померкло, замылось, исчезло. Когда в очередной комнате оказалась Варя. Павел подскочил к ней первым. Рухнул рядом, как будто колени сами сдались. Он звал её. Шептал её имя, словно молитву. А я просто стоял, как вкопанный. Ненавидя всё это здание, этих людей, и себя за то, что не успел. Он закутал её в свою куртку, прижал к себе. Я видел, как его руки дрожат. Это был не расчётливый глава мафии, это был брат. Человек, который готов умереть за женщину.

А потом — щелчок.

Я почувствовал, как в комнате сменилась атмосфера. Плотная тень скользнула за спиной. Развернулся, но оказалось поздно. Пистолет упёрся Павлу в затылок.

Мужик. Лет сорока. Осанка уголовника, взгляд — как у ядовитой змеи. Брезгливо-насмешливый, уверенный в себе настолько, что от него хотелось вывернуть весь воздух из комнаты.

— Как трогательно, — проговорил он. — Ты всё-таки пришёл.

Видел, как в Павле всё кипит, но он держался. Начал говорить с придурком. Я сделал ещё полшага, незнакомец не дрогнул. Но пистолет он держал чётко, без нервов. Значит, опасен. Значит, не дурак. Мысли в голове складывались быстро. Угроза. Численное преимущество. Но Варя между нами — и это всё усложняло.

Протянул руки, Павел передал мне Варю. Я подхватил её, будто боялся, что она рассыплется. Лёгкая, почти невесомая. Но с каждым шагом она становилась тяжелее — потому что за каждым синяком, за каждой царапиной — чья-то вина. Моя тоже.

Я отошёл к выходу. Шаг. Второй. Бес остался. Он сделал то, чего не умеет большинство — пошёл на переговоры. Я не слышал их, точнее даже не вслушивался. Варя тихо шептала что-то, я не понимал слов, но каждое из них будто резало изнутри. Вышел в коридор и передал Варю Родиону, самому разговорчивому из нашей шайки бандитов брату.

— Дождись Беса, а потом нужен полный осмотр. И никого к ней не подпускать.

Родион кивнул, а я вернулся к Бесу. Я не мог уйти, должен был быть рядом. Когда вошёл в комнату, между Павлом и мужиком был лишь стол и воздух, натянутый как струна. Знал, что в любой момент всё может рвануть.

И рвануло.

Бандит говорил о женщинах как о мясе. «Синяки», «затраты», «лечение перед продажей». Я подошёл бесшумно, встал за его спиной, вытащил нож. Холодное лезвие лёгло ему под горло. Он вздрогнул. Сглотнул. Кровь — тонкой дорожкой потекла по шее. Знал, что это сработает. И он заговорил. На этот раз про девушек, про то, как их распределяют, как увозят на юг и в Стамбул. Как будто говорил о ящиках с товаром. Слышал, как Павел тяжело дышит, как сдерживается. Ещё чуть-чуть и он сорвётся. Знал, что чувствовал сам: не ярость, не гнев, а чистую, ледяную решимость.

Глава 5. Кто ты, мой монстр?

Катя

Свет резал глаза, словно острые осколки стекла впивались в сетчатку. Белый, стерильный, как в больнице, где воздух пропитан запахом хлорки. Я дышала часто, поверхностно, как будто каждый вдох был украден у кого-то другого. Лёгкие сжимались в спазмах, тело била мелкая дрожь. Но я не могла понять — от холода или оттого, что снова чувствовала себя живой.

Лежала на чистой, свежей постели. Простыня гладкая, без единого пятнышка, словно никогда не касалась человеческого тела. Потолок ровный, без трещин и пятен сырости. Тишина вокруг не гудела, как в подвале. Не жужжала насекомыми, не капала водой, не звенела болью, не всхлипывала рыданиями других девушек. Только тишина. Настоящая. Спокойная. Я была в безопасности, не в клетке.

Пальцы медленно заскользили по покрывалу. Оно было настолько мягким, что по коже прошла дрожь, как от неожиданного прикосновения. Я вздрогнула, когда дверь чуть скрипнула, словно кто-то невидимый осторожно приоткрыл её.

На пороге стоял мужчина. Не тот, кого я ожидала увидеть.

Этот — врач. Среднего роста, подтянутый, с серебристыми нитями в волосах и ухоженной бородой. Он двигался аккуратно, будто подходил к дикому зверю, загнанному в угол. Или шел по минному полю, где каждое неверное движение может стать роковым. В его глазах читалось сочувствие, но слишком профессиональное, отрепетированное, как будто он часами тренировался перед зеркалом, чтобы добиться нужной степени сопереживания.

— Доброе утро, Катя, — произнёс он мягко, растягивая слова, словно боялся напугать. — Меня зовут Евгений Игоревич, я врач. Всё хорошо, теперь вы в безопасности.

Я не ответила, просто смотрела на него, как будто он говорил на незнакомом языке, слова которого царапали сознание. Он приблизился, поднял планшет, взглянул на меня поверх очков, и в его глазах промелькнуло что-то, похожее на разочарование от моего молчания.

— У вас несколько ушибов, лёгкое обезвоживание, немного потеряли в весе. Это всё поправимо. Главное — вы живая. Понимаете? Всё позади.

Позади.

Это слово ударило по голове, как молот. Позади… что? Я напряглась, пытаясь вспомнить, но память была словно вата — мягкая, но непроницаемая. В голове — пустота, только обрывочные образы: запах сырости, холодный металл решётки, тяжёлые шаги, лицо — в тени, глаза — чёрные, как бездонная ночь.

Доктор продолжал говорить. Про витамины, про отдых, про какие-то анализы. Его голос становился всё дальше, растворяясь в тумане моих мыслей. Я не слышала слов, только ощущала его присутствие — рядом, но не угрожающее.

Пугающим был не врач.

Он.

Я вспомнила. Его. Огромного. Молчаливого. С глубокими шрамами, покрывающими лицо, и взглядом, от которого невозможно было увернуться. Видела его у стойки в отеле. Помню — подошёл, когда был тот инцидент с буйным постояльцем. Тогда он мало говорил, только смотрел. Но не пугал. Тогда — нет.

А теперь?

Я не боялась его. Это было самое странное чувство за всё время моего заточения.

Когда доктор вышел, я услышала шаги. Тяжёлые. Уверенные. Воздух сразу сгустился, будто стал плотнее, как перед грозой. Дверь приоткрылась. И, наконец, он вошёл.

Высокий, в чёрной футболке, обтягивающей мощные плечи и руки, которые были в шрамах и татуировках, рассказывающих истории, которые он никогда не озвучит. Лицо — каменное, словно высеченное из гранита. Его глаза скользнули сначала по комнате, словно ища опасность, а потом — на меня. И остановились, пронзая насквозь.

Я не знала, что сказать. Не знала, как дышать. Он стоял молча. Не приближался. Не суетился, не предлагал стакан воды и не говорил дежурные слова «как ты себя чувствуешь». Просто стоял. И смотрел. Его присутствие заполняло всю комнату, вытесняя кислород, заставляя сердце биться чаще.

Мне стало жарко. Как будто внутренности сжались в комок, а кровь превратилась в жидкий огонь. Волнение. Смятение. Желание одновременно убежать и остаться.

Он был самым страшным из всех, кого я видела за эти дни. Но единственным, кто не сделал больно. Единственным, кто пришёл, кто вынес меня из ада, где я провела столько дней, что потеряла им счёт.

Я села медленно, с трудом, стараясь не показать, как сильно дрожат ноги, как трясутся руки, спрятанные под одеялом. Искала в его лице ответы на вопросы, которые не могла произнести вслух. Почему он? Почему я? Что заставило его прийти за мной, когда другие прошли мимо?

— Почему вы меня спасли? — спросила я, и мой голос сорвался, превратившись в хриплый шёпот. — Как вас зовут?

Он не ответил. Его взгляд стал ещё темнее, словно мои слова разорвали невидимую преграду внутри него. Он отвернулся, сделал шаг к двери, но его движения были замедленными, словно он сам не знал, хочет ли уйти.

— Пожалуйста… — прошептала я, едва слышно, но в тишине комнаты это слово прозвучало как крик.

Он застыл. Его плечи напряглись, словно под тяжестью невидимого груза. Я почувствовала, как тишина снова наполнилась напряжением, будто воздух сам затаил дыхание. Он стоял, будто сражаясь с чем-то внутри себя. С чем-то, что было сильнее его воли.

В тот момент я поняла, что ему больно. Настоящему, грубому, закалённому мужчине больно. Не физически. Хуже. Он боялся. Не за себя. За меня. За то, что может причинить боль одним своим присутствием. За то, что не может защитить от всего мира. За то, что не достоин того, чтобы его просили остаться.

Он вышел. Тихо. Без слов. Просто исчез за дверью, оставив после себя лишь запах кожи и металла, который я запомнила ещё в подвале.

Я сидела, уставившись в стену, где, казалось, ещё витали следы его присутствия. Пальцы вцепились в край одеяла так сильно, что побелели костяшки. Оно дрожало вместе со мной, но это была не та дрожь, как раньше в подвале. Там был животный страх. Сейчас — только что-то, что я не могла назвать. Как будто внутри появилась трещина, и сквозь неё пробивался свет, которого я так долго была лишена.

Треск.

Глава 6. Тепло, которое не просят 

Катя

Всё вокруг было чужим, но не из-за отсутствия красоты — напротив, здесь было слишком много изысканности. Мраморные стены переливались в приглушённом свете, глянцевые поверхности отражали малейшее движение, а резной шкаф с идеально отполированными фасадами словно хранил в себе тайны этого места. Это была не просто комната — это был целый мир, где каждая деталь говорила о власти и контроле.

Помещение было размером с мою старую квартиру, и в каждом её уголке чувствовалась мужская энергетика. Тёмные цвета — бордовый, чёрный, древесно-золотистый — создавали атмосферу силы и власти. Здесь всё дышало уверенностью и решительностью, словно само пространство было пропитано характером своего хозяина.

Я чувствовала себя потерянной, как будто меня случайно перенесли из моей реальности в чью-то чужую историю с чёткими границами, острыми углами и запахом, который невозможно было спутать ни с чем другим. Это был запах мужчины — сильного, опасного, привыкшего командовать. Того, кто сейчас приближался ко мне.

Услышала его шаги. Дверь открылась, и он вошёл. Не успев подумать, я выпалила:

— Вы женаты?

Он остановился, прищурив глаза. Мгновение молчал, затем коротко ответил:

— Нет. — Секунду подумал и добавил: — И не называй меня на «вы».

Это почему-то принесло облегчение. Я не знала, чего ожидала, но стало легче дышать. Женщина в доме всегда усложняет ситуацию. Женщины умеют быть жестокими, особенно к таким, кого считают слабыми.

— Как тебя зовут?

— Стас, — ответил он просто, без улыбки, без встречного вопроса. Как будто между нами существовало только это мгновение.

Я осматривала комнату, избегая его взгляда. И вдруг он произнёс:

— Это моя комната.

Голос оставался спокойным, но внутри всё сжалось:

— Я не хочу с тобой спать, — добавила, чтобы убедить его или защититься от собственного страха.

Он посмотрел на меня так, будто я предложила что-то немыслимое.

— Я не буду спать с тобой.

Отвела взгляд, чувствуя, как горят щёки. Так всегда — скажу глупость, и сама же задыхаюсь от неё. Конечно, он не хочет меня. Кто бы хотел? Я не из тех женщин, к которым возвращаются ночью. Я — та, кого спасают, жалеют… и забывают.

Он молча ушёл в другой конец комнаты, я даже не сразу поняла, что это была дверь. Вернулся уже в другой одежде — спортивные штаны, чёрная футболка. Простой. Настоящий. И почему-то — уязвимый.

Он взял телефон, начал что-то писать. Открыла рот, чтобы что-то сказать, но он опередил:

— Диван раскладывается. Я буду там. Ты — на кровати.

Без обсуждений. Без взглядов. Как приказ. И как забота.

Я кивнула, мне не хотелось спорить.

— Я бы хотела, если ты не против… — я встретилась с его взглядом. — принять душ.

— Ванна там, — сказал он просто и кивнул на дверь, из которой вышел ранее.

Немедля встала и пошла куда он сказал. Ванная оказалась просторная, с тёплым воздухом, который ударил в лицо. Впервые за долгое время почувствовала не просто безопасность, а что-то близкое к нормальности.

— Можешь помыться, не торопись. Только не запирайся. Я не войду, пока ты сама не позовёшь. Но если не ответишь — я зайду. Поняла?

Я кивнула, но решила уточнить.

— Обещаешь?

Он встретился со мной взглядом — серьёзно, холодно, пронзительно.

— Я не ищу перепихона и не войду, пока сама не попросишь.

— Хорошо, — прошептала я.

Он смотрел на меня не мигая.

— Тогда сними одежду и передай мне, постираю вместе с остальным.

Это было неожиданно.

— Просто дай, я поставлю стирку.

Резко захлопнув дверь ванной, я начала раздеваться. Каждое движение казалось неловким и чужим. Обернулась в полотенце, чувствуя себя уязвимой и незащищённой. Открыла дверь и молча положила одежду на пол.

— Спасибо.

— Не за что, — донёсся его голос из-за двери.

Он ушёл. Действительно ушёл.

Оставшись одна, включила воду, наблюдая, как ванна наполняется горячей водой. Подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Чумазая, уставшая, с тёмными кругами под глазами — я была лишь тенью той, кем когда-то была. Пыль и следы страха в глазах говорили о пережитом. Стоя перед зеркалом, я физически ощущала, как внутри всё сжимается от отвращения к собственному отражению. Это огромное зеркало с безупречной поверхностью, окружённое мягким светом светодиодной подсветки, казалось, специально подчёркивало каждый мой недостаток: выпирающие рёбра, царапины, мешки под глазами, которые выглядели как глубокие колодцы усталости.

Я не помнила, когда последний раз чувствовала себя человеком. Смех и слёзы смешались, а руки дрожали, пока я их мыла.

Когда погрузилась в горячую воду, плечи постепенно расслаблялись, тело начинало отзываться на прикосновения воды. Смыть хотелось не только грязь, но и тяжесть, которая давила грузом. В этой ванне я словно заново училась быть собой.

Стас, как и обещал, не вошёл. Он просто дал мне тишину и тепло. Здесь я начала дышать по-новому. Позволила себе быть слабой, но не беспомощной. Позволила себе принять помощь, не чувствуя себя обязанной.

Вода постепенно остывала, а я всё лежала, наслаждаясь этим редким моментом покоя. В голове крутились его слова, его поступки. Он не был похож на тех, кого встречала раньше. В его действиях не было скрытых мотивов, а в словах двусмысленности. Он просто делал то, что считал нужным, не требуя ничего взамен.

Сейчас была только тишина, только тепло, только ощущение того, что всё будет хорошо. По крайней мере, в ближайшее время.

Тёплый кафель приятно грел босые ноги, пока я куталась в пушистое полотенце, чувствуя, как горячие капли воды стекают по спине. После душа я пахла мужским гелем для душа и свежестью – это было лучше, чем вонь страха и отчаяния, преследовавшая меня последние дни. Горячая вода и ароматный гель наконец-то смыли с меня ощущение холода, клетки и постоянного страха. Вымыла волосы до скрипа, тщательно удалила остатки грязи, распарила лицо. Это была не та девушка, которую видела последние дни – это была я, которую когда-то знала. Но даже чистота не могла скрыть неловкости, когда осознала, что у меня нет никакой одежды, даже самых простых носков. Приоткрыв дверь ванной, почувствовала, как вырывается наружу горячий пар.

Глава 7. Это все сон

Сон Кати

Я очнулась резко, будто вынырнула из холодной воды. В висках стучало так, словно внутри кто-то бил молотком, и первая попытка пошевелиться вызвала вспышку боли в затылке. Зашипела, закрывая глаза и стараясь снова не потерять сознание.

Мои руки связаны, запястья ныли, кожа под верёвками саднила. Комната вокруг была маленькой и пустой. Серое, мёртвое пространство. Только грязное окно высоко под потолком и пластиковое ведро в углу. Вонючее. Презираемое. Жестокое. Оно напоминало: я здесь не гость. Я — пленница.

Сидела на холодном полу, согнувшись. Грудь поднималась и опадала часто, панику старалась сдерживать. Бессмысленно, но я пыталась. Меня никто не станет искать. Это осознание ударило сильнее, чем всё остальное.

Мои родители погибли. Больше никого нет. Я не вела светской жизни, не тусовалась, не встречалась с парнями. Учёба, работа, съёмные квартиры, временные коллеги, переезды. Даже в отель устроилась недавно. Кто там меня заметит? Девочка за стойкой, одно лицо из сотни. Разве что старушка-хозяйка, у которой снимала жильё. Может, она хватится через месяц, когда придет время платить аренду, а платеж задержится. Не раньше. Это даже смешно.

Попыталась вспомнить, что произошло. День, когда меня схватили был обычным. Смена закончилась, я шла домой. Хруст шагов по снегу... Помню. Обернулась — и темнота. Удар. Боль. Потом пустота. Значит, вот откуда головная боль. Меня вырубили.

Медленно встала, ноги дрожали. Комната была старая, обшарпанная, воняла сыростью. Подошла к двери, подёргала. Заперта. Естественно. Я раздумывала: стучать или нет? Но в голову полезла дикая мысль — может, пусть думают, что я всё ещё без сознания. Меньше внимания — меньше боли. Наверное.

Прошло не знаю сколько времени. Внутри было только ожидание и страх.

Скрежет ключа, щелчок, дверь распахнулась, и я машинально отпрянула в угол. Загнала себя глубже. Инстинктивно. Глупо, но бессознательно. Сердце ухнуло в пятки.

Мужчина вошёл. Лицо казалось смутно знакомым. Я вспомнила его — он был в отеле, ругался с кем-то. Агрессивный. Противный. А теперь он здесь.

— Очнулась, значит, — сказал он по-английски с акцентом. Его взгляд скользнул по мне с отвращением.

— Что вам нужно? — мой голос дрожал. — У меня нет денег, вы не получите выкупа.

Он засмеялся. Низко. Без радости. Подошёл ближе, и я сжалась, прижимая связанные руки к груди. Он наклонился, его руки обхватили мою голову, лицо оказалось слишком близко.

Я задрожала. Страх, липкий, вязкий, начал затапливать всё. Горло сжалось, дыхание сбилось.

— Продам тебя, — сказал он. — И заработаю на тебе целое состояние.

Мир вокруг покачнулся. Он схватил меня за руку и резко дёрнул, я вскрикнула от боли и шока. Потащил за собой, не обращая внимания на мои попытки удержаться на ногах.

— Пора к врачу. Проверим, чистая ли ты. Иначе мне это обойдётся слишком дорого, — усмехнулся он.

Чистая? Я сглотнула, стараясь не впасть в панику. Коридор был тёмный, стены облезлые. Двери. Много дверей. И все закрыты. Что там? Кто там? Другие такие же?

Он затащил меня в комнату. Я сразу ощутила запах. Ржавчина, мыло, кровь. Помещение походило на больничный кабинет из фильмов ужасов. Стол — грязный, пятна на полу, инструменты на подносе. Не медицинские, а пыточные.

— Пожалуйста, не надо, — захныкала, пытаясь вырваться. — Не делайте этого.

— Ты — товар, девочка. Сейчас проверим, на сколько ценный.

Появился пожилой мужчина. Седой, в халате. Взгляд дружелюбный. Я вцепилась в эту надежду.

— Пожалуйста, помогите! — взмолилась я. — Меня держат здесь силой! Пожалуйста!

Он посмотрел на меня, кивнул, и что-то сказал по-турецки. Похититель хмыкнул.

— Он не говорит по-английски. Да и плевать ему. Садись на стол.

Я не шевелилась. Тогда он сам поднял меня и швырнул на стол. Жёстко. Без церемоний. Его тело нависло надо мной, угрожающе. Вжалась в стол, а врач начал двигать какие-то стремена.

— Не трогайте меня!

— Ноги, сука. Раздвинь. Или привяжу к столу.

Я хотела сопротивляться, но уже почти не дышала. Внутри всё сжималось, я тряслась, но ноги он раздвинул сам. Механически. Без уважения. Без прав.

Он что-то сказал врачу, провёл пальцем по моему бедру. Я захлебнулась слезами. Когда врач стал снимать с меня трусики, закрыла глаза.

— Ублюдки... — прошептала я. — Вы даже не понимаете, насколько это отвратительно.

Я заговорила на русском, потом перешла на английский, ругалась на них, проклинала. Он наклонился ближе, уперев руки по бокам моей головы.

— Надейся, что плевa цела. Иначе уйдёшь в клуб. Хочешь узнать, как это — обслуживать двадцать мужиков за ночь?

Он монстр. Я это знала. Он наслаждается моим страхом.

Когда врач ввёл палец в меня, я закричала. Это было резко. Меня держал тот мужчина, . пока я брыкалась, но все безрезультатно.

— Расслабься, девочка. Старичку нравится. Платит за это, — усмехнулся он. — У каждого свои фетиши.

Когда услышала стон, и почувствовала горячую влагу на бедре, я просто отключилась. Не потеряла сознание. А именно отключилась. Внутри. Там, где раньше было «я», теперь — пустота.

— Поздравляю, девочка. Ты золотая. Ты принесёшь нам много денег.

Потом оторвал бумажное полотенце, вытер с меня сперму доктора-извращенца, натянул на меня трусы, завязал красную нить на запястье, и выволок из комнаты. Мы шли по коридору, двери одна за другой, и в какой-то момент я перестала видеть. Не осталось сил даже бояться.

Он втолкнул меня в комнату, где уже были женщины. Они вздрогнули, когда меня бросили к ним, я упала на пол и просто осталась лежать.

Глава 8. Кто тебя похитил?

Стас

Я не спал почти всю ночь. Просто сидел рядом с ней и слушал, как она дышит. Дважды Катя просыпалась в панике — крики, всхлипы, дрожь. Не мог этого слышать спокойно, хотел вырвать из её памяти всё, что ей довелось пережить. Хотел, чтобы этого просто никогда не было.

Мне привычно одиночество. Я в нём вырос, в нём жил. А тут — она. Рядом. Маленькая, уязвимая, и в то же время сильная. Невозможно привыкнуть к ощущению, что кто-то зависит от тебя. Но, чёрт возьми, я хотел, чтобы она привыкла ко мне.

Проснулся от тихого шороха. Паша, как всегда, без стука зашел ко мне в квартиру, принёс одежду от Вари для Кати. Сказал, когда она придёт в себя, нам всем нужно будет поговорить. Я просто кивнул, проводил его и пошёл в ванную умыться.

Когда вышел — Катя стояла у двери. В одной футболке. Вздрогнула и вскрикнула, как будто я её напугал до смерти.

— Мне нужно было в туалет, — выдохнула она, будто оправдываясь.

Я только хмыкнул:

— Ясно.

Щёки у неё порозовели.

— Ты не показал мне, где кухня. Я бы хотела потом попить чай.

Она говорила так, будто извинялась за своё желание, за потребность в элементарном.

— Как раз собирался. Но сначала нужно зайти к моему брату, — ответил я, наблюдая, как её лицо побледнело.

— Ты собираешься отдать меня кому-то?

Её голос был еле слышный, дрожащий. И в этот момент во мне всё сжалось.

— Что? Нет. Только через мой труп, — сказал я жёстко. — Ты останешься со мной.

Я и сам не ожидал, как резко это прозвучит. Наверное, надо было помягче. Но я не хочу играть, она моя. Хоть она этого ещё не поняла.

— Умойся. Я принесу тебе одежду. Варя, девушка моего брата, передала. Думаю, подойдёт. Позже купим всё, что нужно.

Катя кивнула, будто всё ещё пыталась сообразить, что происходит. Потом тихо, почти виновато спросила:

— Ты отпустишь меня?

Эти глаза. Чистые, испуганные. Она смотрела на меня, как будто надеялась увидеть там человека, а не монстра. Я не мог ей лгать. Я не был тем, кто заслуживает веры. Но и не был тем, кто причинит ей боль.

— Мы поговорим, когда ты выйдешь, — сказал, отвёл взгляд и потер виски. Хотелось курить. Или выпить. Или вырубиться на сутки. Но не сейчас.

Спустя почти двадцать минут, когда мы ехали в лифте, заметил, как она поёжилась от холода, кутаясь в кофту. Я аккуратно взял её за руку, просто чтобы дать понять, что рядом и немного согреть.

Открыли дверь — копия моей квартиры, только с другим светом и запахом. Катя остановилась, как вкопанная. Смотрела на фотографии на стене, на интерьер, как будто искала подтверждение тому, что всё это реально. Что это не новая клетка. А потом увидела у меня в кобуре оружие.

— Зачем тебе пистолет? — спросила она вдруг, тихо.

— Чтобы защитить себя. И тебя.

— Но это же дом твоего брата…

Я вздохнул.

— Отвечу на все вопросы. Обещаю. Только сначала — разговор.

Она колебалась, но всё-таки вошла. Медленно, будто каждое её движение требовало усилия. Я открыл дверь в гостиную, и Катя замерла на пороге.

В комнате сидел Паша. Как обычно с чашкой кофе на столе и телефоном в руке, с этим своим снисходительным выражением. Катя сразу его узнала. Попыталась вырваться, но я не отпустил, её ладонь дрожала в моей.

— Доброе утро, — не поднимая глаз, буркнул Паша. — Как дела у твоей пленницы? Куда пропали?

— Мы не пропадали, — ответил я. — Мы спали вместе.

Паша захлебнулся кофе. Катя ахнула. Я — идиот.

— Что за хрень, Стас? — Бес смотрел так, будто сейчас запустит в меня этой кружкой.

Я повернулся к Кате.

— Это мой брат. Паша. Или Бес. Зависит от настроения. Ты его знаешь.

Она побледнела, как простыня. Вцепилась в мою руку, будто от этого зависела её жизнь.

Паша ухмыльнулся.

— Присаживайся. Пожалуйста.

Голос у него был мягкий, но я-то знал — он сейчас анализировал каждый её жест, каждое слово. Он всё ещё не знал, кто она и почему я веду себя так, будто она для меня — весь мир.

— Расскажи, что помнишь о похищении, — сказал он.

Катя колебалась. Долго. Потом всё-таки кивнула:

— Хорошо.

Я был готов вмешаться, если бы она отказалась. Но, к счастью, она согласилась. Так проще. Не нужно ломать. Я бы не смог.

Варя вошла в комнату и покачала головой:

— Стас, ты не можешь вот так говорить, что спал с ней. Она не знает Павла, она напугана.

Катя покраснела ещё сильнее, к моему удивления, я тоже. Хотелось провалиться под землю.

— Прости, — пробормотал я. — Я не подумал.

Паша перевёл разговор в нужное русло.

— Кто тебя похитил?

Когда она хотела уже начать свой рассказ, дверь распахнулась. Влетела Софья, за ней Родион, Макс и Артём. Катя чуть не отшатнулась. Я хотел встать, заслоняя её собой, но Софья быстро подошла, обняла Катю.

— Привет! Я Софья. Стас нам уши про тебя прожужжал. Ты Катя, да?

Она растерялась, улыбнулась неуверенно.

— Это моя сестра. Ну… не совсем, но всё же.

— Не «не совсем», — хмыкнула Софья и поцеловала меня в щёку. — Сестра. От разных родителей, правда.

— Родион, — протянул руку высокий парень. — Брат. Тоже не по крови. Но это неважно.

— Макс, Артём, — показал я. — А это Варя, девушка Паши. Она передала тебе одежду.

Катя всё ещё выглядела испуганной. Я понимал. Для неё это был шок. Новый мир, незнакомые лица, опасность, от которой она только что сбежала.

И всё-таки она держалась.

— Так вы просто… спасаете женщин? — спросила она вдруг, с нервным смешком. — Из добрых побуждений?

Я посмотрел на неё. Маленькая, раненая. И всё равно с огоньком внутри.

— Нет, Катя, — сказал я. — Мы не герои. Мы хуже.

____

Привет! Добавьте книгу в библиотеку, нажмите "мне нравится", подпишитесь на меня. Вас ждет увлекательное продолжение!

Глава 9. Это было глупо

Стас

— Нет, — Паша говорит твёрдо, сдержанно, сжимая руку Вари. — Мы не хорошие парни. Но не настолько. Торговлей мы не занимаемся. Варю и её подругу украли, и когда мы начали искать их, нашли и вас.

Я двигаю стул ближе к Кате, стараясь при этом держать дистанцию. Не хочу её пугать. Она не пугается, и в этом, черт побери, уже целая победа. Она смотрит на меня, и этот взгляд пронзает меня насквозь. Спокойный снаружи, но я чувствую, как внутри у неё бурлит страх, сдержанная тревога, непонимание, в каком мире она очнулась.

— Пропажа девушек беспокоит нас уже не первый месяц, — продолжает Паша, обращаясь к ней, — и с того времени мы пытаемся понять, кто за этим стоит. Мы уверены, что организация, которая похитила тебя, не первый раз работает по этой схеме. Они похитили и других. В том числе — пытались устранить меня. Дважды. Потом устроили поджог в моем отеле. Нам нужно знать, кто они, чтобы вытащить остальных.

Я поворачиваюсь к ней.

— Ты можешь рассказать, что произошло? — говорю я. Стараюсь быть мягким, хоть голос всё равно звучит слишком низко, глухо.

Она такая хрупкая сейчас. Едва сдерживаю себя, чтобы не взять её за руку. Не укрыть. Не сказать, что всё кончилось. Но пока — рано. Пока — нельзя.

— Я просто шла домой после работы, — говорит она, тихо, но чётко. — Не успела даже понять, что произошло. Кто-то подошёл сзади. Удар. Тьма. Очнулась — уже там.

Она криво усмехается, обводит комнату взглядом — и я вижу, как она цепляется за рациональное, чтобы не сорваться. Все мы молчим. Даже Макс с Артёмом, даже Родион — все ловят каждое её слово.

— Один из них говорил со мной на английском. С ужасным акцентом. Он отвёл меня в другую комнату. Там был врач — старик, с ледяными руками. Они говорили по-турецки, я не поняла, о чём. Думала… — её голос срывается. — Я думала, что они меня изнасилуют. И это почти случилось.

Сжимаю зубы и взрываюсь внутри. Стискиваю руки так, что костяшки хрустят. Почти — значит, была на грани. Это значит, что они дышали рядом, и, будь их воля, забрали бы всё. Ни одна женщина не должна переживать такое.

— Врач осмотрел меня, — продолжает она, уже тише. — Проверил… девственность.

Она сглатывает, замолкает. Варя подаёт голос:

— Катя, не надо. Если тяжело, то не говори.

— Нет, — говорит она, прямо. — Если это может помочь другим — я расскажу всё.

Моя Катя. Сломанная, напуганная, но всё ещё держащаяся. Я испытываю к ней такую нежность в этот момент, что сам от себя не ожидаю. Вообще не думал, что способен на эмоции.

— Он… не изнасиловал меня. Мужчина с акцентом сказал, что из-за того, что я девственница, за меня заплатят больше. Что девственность — это товар. Вот и всё. Это спасло меня. Временно.

Катя бросает взгляд на Варю, потом на меня.

— В первую же ночь встретила других женщин. После осмотра меня привели в камеру. Все девушки… они такие же, как я. Одинокие, сироты, без близких, без друзей. Их никто не ищет. Они похищают именно таких.

— Это логично, — кивает Макс. — Никакого шума. Никто не поднимает тревогу.

Варя добавляет:

— Клара тоже была сиротой. А меня похитили, скорее всего, чтобы добраться до Паши.

Катя поворачивается ко всем, словно вдруг почувствовала ответственность.

— Врач выглядел обычно. Старый турок, худой, с редкой бородкой. Ничего особенного. Но второй… второй был совсем другим. Красивый, в костюме. Тёмные глаза, волосы, немного щетины. Но главное — взгляд. Холодный. Пустой. В нём не было ничего живого. Я умоляла его отпустить меня. А он просто смотрел как на вещь.

— Ты слышала их имена? — осторожно спрашивает Макс.

Она качает головой.

— Нет. Ни разу никто не произнёс имён. Я думала, что этот мужчина — главный. Но потом…

Она переводит взгляд на меня, ища поддержки.

— Потом в комнату вошли двое. Другие. Они не говорили, просто смотрели на каждую из нас. Но всё вокруг изменилось. Воздух стал тяжелее. Девушки замолкли. Даже он, тот мужчина, который меня везде таскал за собой, отступил. Эти двое были настоящими хозяевами. Я подняла голову, смотрела им в глаза. Не знаю, зачем. Это было глупо, но я не хотела прятаться, не хотела быть просто товаром.

Я сжимаю кулак. Катя замечает. Отворачивается, обнимает себя. Я ненавижу то, как она вынуждена защищаться, потому что не верит, что все закончилось.

— Один из них остановился передо мной. Сказал, что ему нравятся «непокорные». Что он любит ломать.

— А язык? — спрашивает Родион. — На каком языке они говоили? Ты говорила, они турки?

— Тот мужчина говорил на английском. Некоторые только знали английский, остальные говорили по-турецки. Но за дверью я слышала русскую речь. С южным акцентом. После того, как эти… боссы осмотрели нас, нас повели через снег, в другое здание. Там были клетки.

Я встречаюсь взглядом с Пашей. Его лицо — камень. Мы оба знаем, что это не просто криминал. Это система. Настоящая, отлаженная.

— А татуировки? — уточняет Родион. — Может быть ты видела татуировки? На руках, шее, лице?

— Не видела, они были в костюмах и куртках, выглядели все почти одинаково. Я даже не смогу вспомнить каких-то отдельных черт, они все были на одно лицо.

Катя вдруг поворачивается ко мне, пристально смотрит.

— Помнишь день, когда мы впервые увиделись? В отеле?

Я киваю. Конечно, помню.

— Это был он. Тот мужчина. Он тогда спорил с клиентом. Когда ты вошёл, он поспешил на выход. Он отвёл меня к врачу. Я думала, он и есть главный. Но ошиблась.

— Ты уверена, что тот — был «босс»? — уточняет Паша, наклоняясь вперёд.

Катя кивает.

— Да. Они так его называли. Они всё ещё здесь, да? Вы не поймали их?

Паша смотрит на меня, а затем на других на братьев.

— Если они всё ещё где-то рядом — мы достанем каждого.

— Вообще-то, — говорит Родион, — не нужно искать всех. Нам нужно найти одного, самого главного. Отрежем голову — и вся система посыплется, все остальные шавки сами раскроют себя.

Глава 10. Он не отпрянул

Катя

Я сидела в столовой, окружённая незнакомыми голосами, запахами кофе и сигаретного дыма, скрипом пола, переговорами мужчин и легкими шагами Варвары и Софьи. Я держалась за край толстого рукава Стаса, сама того не замечая, пока Варя не подошла, слегка улыбнулась и не обняла меня.

— Всё будет хорошо, — шепнула она.

Кивнула, не веря своим коленям, которые дрожали под тканью, будто я сидела на краю обрыва и смотрела вниз. Вслед за Варей ко мне подошёл Павел. Его взгляд был тяжелым, серьезным, но не угрожающим.

— Береги себя, Катя, — коротко сказал он и чуть кивнул Стасу. — Береги её.

Стас сжал мои пальцы. Одно движение. Одно обещание. Он взял мою руку и потянул ближе к себе, я вцепилась в него крепче, и через мгновение он потянул меня за собой.

— Нам пора. — Сухо сказал Стас, и мы отправились к нему в квартиру. Я растеряно оглядела комнату, полную людей, но они не обратили внимание на странное поведение Стаса, лишь попрощались и продолжили обсуждать информацию, которую получили от меня.

Когда дверь в квартиру Павла за нами захлопнулась, отделяя меня от всех этих людей, от их разговоров, силы и страхов, я с облегчением выдохнула.

Мы шли молча. Стас вёл меня через коридор к лифту. Я заметила, как его пальцы чуть дрожали, когда он открывал мне дверь. Лёгкое, почти незаметное движение. Но я видела. Теперь я замечала всё.

Лифт опускался медленно. Я слышала, как стучит моё сердце и как ровно, размеренно дышит он. На восьмом этаже двери распахнулись, и мы вошли в его квартиру.

Тишина.

Простор.

Полутёмный зал, большая кровать за стеклянной перегородкой, тяжёлые шторы. Я вдруг поняла: это не просто его дом. Это его крепость. Место, где он скрывался от мира. Когда я уселась на кожаный диван, а он пошел на кухню, внутри меня начала подниматься волна вопросов. Она росла, накрывая с головой.

Кем он был на самом деле? Почему я? Почему спас именно меня?

Он вернулся из кухни с двумя кружками, одну поставил рядом со мной, и только тогда я нарушила тишину.

— Стас… — я проглотила ком в горле, подбирая слова. — Кто ты?

Он скосил на меня глаза. Никаких эмоций. Лёд. Только рука, держащая кружку, напряглась чуть сильнее.

— Я... — он замолчал, будто подбирая слова, поставил передо мной напиток. — Просто тот, кто оказался рядом.

— Не ври, — сказала тише, обхватив себя руками. — Пожалуйста. Не сейчас.

Смотрела на его лицо с пирсингом и видела человека, который умел прятать эмоции лучше, чем кто-либо, кого я знала.

— Я запомнил тебя ещё тогда, в отеле, — выдохнул он наконец. Его голос был хриплым, будто израненным. — Ты улыбнулась постояльцу, который на тебя орал. Ты спокойно разговаривала, когда любой другой человек сорвался бы.

Молчание. Оно повисло между нами тяжёлой, почти осязаемой плотной тканью. Я изучала его профиль. Линию челюсти, шрамы. Небритую щетину. Плечи, чуть сутулые от напряжения. Слишком спокойный. Слишком собранный. Но я видела — под этой бронёй у него было горячее, живое сердце. Только он прятал его от мира. Прятал так яростно, что, наверное, сам иногда забывал, что оно там есть.

— Мне страшно, — тихо призналась, сделав несколько глотков ароматного напитка.

— Имеешь право, — спокойно сказал он. — Но всегда помни, что здесь ты в безопасности.

Кивнула, глядя на него. На все его шрамы — видимые и невидимые. На его силу, в которой было больше нежности, чем ярости. И тогда я сделала то, чего сама от себя не ожидала. Я поставила кружку на стол, встала с дивана и подошла к нему. Один шаг. Второй. Третий. С каждым движением моё сердце билось всё чаще, а ладони становились более влажными.

Стас замер, напряжённый, как натянутая струна. Его дыхание стало глубже, но он не отводил взгляд. Я поднялась на носочки, и осторожно, робко поцеловала его в уголок губ. Едва касание. Лёгкое, как шёпот. Он не отпрянул. Не пошевелился. Только его пальцы дрогнули, сжались в кулаки, а потом медленно расслабились.

Когда я отстранилась, наши глаза встретились. В его взгляде я увидела целую вселенную чувств: боль, желание, страх сделать что-то не так. Нежность, которую он не умел выражать словами. Решимость и обещание.

Он поднял руку, коснулся моих волос, пропуская их сквозь пальцы, словно изучая текстуру. Его прикосновение было почти невесомым, но я чувствовала, как дрожат его пальцы. Он притянул меня ближе, и в этот момент время будто остановилось.

Его губы коснулись моих — сначала мягко, почти невесомо. Затем поцелуй стал глубже, настойчивее. В нём не было страсти — только обещание защиты, только клятва. «Я здесь. Я с тобой. Я никуда не уйду.» Его руки обхватили мою талию, притягивая ближе, а мои пальцы запутались в его волосах. Мы стояли, утопая в этом поцелуе, словно в океане нежности. Его дыхание стало прерывистым, а мои колени ослабли от нахлынувших эмоций. Он крепче обнял меня, словно боялся, что я исчезну, если отпустит хоть на миг.

В этом поцелуе не было места сомнениям или страхам. Только чистая, искренняя нежность. Только признание того, что мы оба нуждаемся друг в друге. Его губы двигались медленно, словно он пытался запомнить каждый момент, каждое прикосновение.

Когда мы отстранились, наши лбы соприкоснулись. Его глаза были закрыты, а дыхание всё ещё было тяжёлым. Я чувствовала, как бьётся его сердце под моей рукой, и понимала — это не просто поцелуй.

Он открыл глаза и внимательно посмотрел на меня, тихо, почти беззвучно выдохнул, поцеловал меня в лоб и сказал:
— Прости.

Я не понимала, за что он извиняется. За нежность? За то, что в мире, где всё было жестоким и сломанным, он позволил себе быть живым? Хотела сказать ему, что извиняться не за что, но голос застрял в горле.

Стас медленно убрал руку с моей талии, будто боялся спугнуть то хрупкое, что только что родилось между нами.
— Тебе надо поесть, — тихо сказал он, его голос был хриплым от эмоций.

Глава 11. Возможно, всё будет хорошо

Катя

Кухня была огромной. Идеально вычищенной, из нержавеющей стали, стекла и дерева. Слишком холодной, чтобы быть домом. Я машинально обхватила себя руками, чувствуя, как наваливается усталость. И не только физическая, но и ушевная.

— Что ты хочешь есть? — спросил он, открывая шкафчик.

— Мы только что были на завтраке, — хрипло ответила я.

— Да, но ты не притронулась ни к чему на столе.

— Тогда сделай то, что ешь на завтрак ты.

Стас молча достал хлеб, колбасу и сыр, достал чистую тарелку и нож, начал резать продукты. Его движения были размеренными, почти машинальными. Но я видела, как напрягались мышцы на его шее. Как он сжимал зубы, будто борясь с чем-то внутри себя.

Когда он поставил передо мной тарелку с бутербродами, я взяла один, откусила кусок, и начала жевать. Закончив первый бутерброд, наконец, спросила:

— Почему я?

Он замер. Долгая, почти болезненная пауза.

— Ты же мог пройти мимо, — продолжала я, чувствуя, как внутри поднимается страх. — Мог не заметить. Мог выбрать другую девушку в клетке. Их ведь там было много.

Стас медленно сел напротив. Локти на столе, руки сцеплены в замок.

— Я не мог, — просто сказал он.

Прикусила губу, стараясь удержать слёзы.

— Но почему? Я ведь ничем не лучше других...

Стас поднял на меня глаза. И в этом взгляде было столько боли, что я перестала дышать.

— Ты была настоящая, Катя, — тихо сказал он. — Даже там, в клетке, даже когда боялась, ты смотрела мне в глаза.

Он усмехнулся криво.

— Большинство опускают взгляд. Прячутся, боятся, осуждающе смотрят. А ты... ты не испугалась меня. Ни разу.

Я опустила голову, пряча лицо в ладонях. Не потому, что стыдилась, а потому что это признание было слишком тяжёлым, слишком настоящим. Стас встал, обошёл стол и опустился на корточки передо мной.

— Эй, — сказал он тихо, беря мои руки в свои. — Посмотри на меня.

Я сделала это и мгновенно утонула в его взгляде.

— Ты живая, Катя, — сказал он. — Не надо бояться этого.

Я всхлипнула. Первый раз за долгое время не от страха, а потому что кто-то наконец увидел меня. Он сжал мои руки крепче, будто пытаясь передать мне свою силу.

— Я не требую от тебя доверия, — сказал он. — Просто прошу будь собой. Даже если тебе страшно. Даже если больно.

Мои пальцы дрожали в его ладонях, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я не могла больше ждать, не могла думать – просто наклонилась вперёд и поцеловала его снова, на этот раз с отчаянной решимостью.

Его губы были такими же тёплыми и мягкими, как я помнила. Он замер на мгновение, словно пытаясь осознать происходящее, а затем ответил – сначала робко, осторожно, будто спрашивая разрешения, но с каждой секундой его поцелуй становился всё более глубоким и настойчивым.

Его руки медленно скользнули по моим плечам, спустились к талии, а затем снова поднялись, обхватив мой затылок. Пальцы зарылись в волосы, слегка потянув их, вызывая приятную дрожь вдоль позвоночника. Он притянул меня ближе, так близко, что я почувствовала, как его сердце бьётся в унисон с моим. Я ощущала вкус его дыхания, чувствовала, как его руки слегка подрагивают от напряжения. Его прикосновения были одновременно нежными и требовательными, словно он пытался сказать что-то без слов.

Я обвила руками его шею, прижимаясь всем телом, чувствуя, как его грудь вздымается от тяжёлого дыхания. Его губы приоткрылись, позволяя нашему поцелую стать глубже, более интимным. Я растворялась в этом моменте, забывая обо всём на свете.

Время будто остановилось. Мы целовались так долго, что я потеряла счёт минутам, он меня успокаивал. В этом поцелуе было всё: и невысказанные слова, и затаённые чувства, и томительное ожидание. Это был не просто поцелуй – это было обещание, клятва, признание.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, я не смогла разомкнуть объятий. Прижалась лбом к его груди, слушая размеренный стук его сердца – медленный, но такой уверенный, словно метроном, отсчитывающий ритм нашей новой жизни. Его руки крепче обхватили меня, даря ощущение полной защищённости.

В этом поцелуе было всё, чего мне так не хватало: безопасность, принадлежность, дом. И я знала, что теперь всё будет иначе – лучше, правильнее, искреннее.

— Спасибо, — прошептала я.

Стас провёл рукой по моим волосам.

— Не за что, мышка, — выдохнул он, едва слышно. — Я не требую, чтобы ты мне доверяла. Я только прошу не прятаться от меня. Не притворяйся, что не боишься. Не притворяйся, что тебе всё равно. Будь настоящей.

Я замерла. Эти слова были как удар под дых. Потому что всю свою жизнь я делала именно это. Пряталась. Притворялась. Стирала эмоции с лица, как пыль с зеркала.

И сейчас кто-то он говорил мне, что я могу быть собой. Со всеми трещинами. Со всеми страхами. Улыбнулась, снова спрятавшись у него на груди. Наконец-то я позволила себе поверить, что, возможно, всё будет хорошо. Ведь так и будет?

___

Дорогие читатели! Ваша поддержка, комментарии, добавления книги в библиотеку и 5 звездочек - лучший мотиватор писать для вас! Спасибо за поодержку!

Глава 12. Она не отстранилась

Стас

Я не сразу понял, что это идея — плохая.

Она стояла в дверях, кутаясь в чужую куртку, с натянутой улыбкой и пульсом, который я почти слышал. Как у птицы, в клетке. Резкий порыв ветра ударил по лицу, и она вздрогнула, как будто не воздух, а воспоминание коснулось её кожи. Катя хотела выйти на улицу, подышать воздухом, покинуть хотя бы на время эти четыре стены.

Я протянул руку. Без слов. Просто ладонь вверх, будто предложил сделку, в которой она — главный игрок. Она посмотрела на мою руку, потом на меня. И всё-таки вложила свою. Хрупкую. Тёплую. Живую.

Мы вышли на улицу. Свет был другим. Звук — громче. Люди — ближе.

Она сразу напряглась. Напряглась до дрожи. Не убегала, не падала, не просила вернуться. Просто застыла. Глаза бегали, как у зверя, окружённого огнём. Я чувствовал, как её ладонь скользит в моей — не от попытки вырваться, а от пота. Холодного, липкого.

— Всё нормально, — сказал я тихо. — Я рядом.

Она кивнула. Почти незаметно. Но не отпустила мою руку. И этого было достаточно. Мы шли медленно. Я выбирал улицы потише, без транспорта, без толпы. Она цеплялась за каждую деталь: плакат, фонарь, чужой кашель. Всё это было слишком.

— Мне… мне кажется, я не умею больше быть на улице среди людей, — выдохнула она, когда мы остановились у витрины книжного. — Все эти лица, звуки… всё будто нападает.

— Это нормально, — ответил я. — У тебя нет срока годности на восстановление.

Она усмехнулась, но в этой усмешке было что-то острое.

— Я сама виновата. Шла одна, ночью, не посмотрела назад, не вызвала такси.

Я остановился, повернулся к ней. Она уставилась куда-то в сторону, будто избегала взгляда.

— Не делай этого, Катя.

— Чего?

— Не сваливай вину на себя. Эти ублюдки сделали это, а не ты. Ты не в чем не виновата.

Она молчала. Я чувствовал, как напряжение снова накрывает её с головой.

— Скажи мне, — тихо прошептала она, — почему ты тогда… в тот раз… в отеле… помог мне, ведь ты даже не знал меня.

Катя снова и снова задавала похожие вопросы, словно проверяя меня, ожидая подвох, надеясь на новый ответ. Я не знал, как ответить. Сказать правду? Что она тогда показалась мне живой, настоящей. Среди всего этого глянца, фальши и холода. Она посмотрела на меня так, как будто я не страшный, не чудовище, как будто я человек.

Я опустил взгляд.

— Иногда ты видишь кого-то — и всё. Видишь не оболочку, а суть. Не знаю, что еще тебе сказать, Катя. Ты уже слышала ответ. Ты была другой, и это сразу бросилось в глаза.

Она прикусила губу. Всё ещё не верила. Или боялась поверить.

— А сейчас? — спросила она. — Сейчас ты всё ещё думаешь, что я другая?

— Сейчас я думаю, что ты — сильнее, чем многие мужчины, которых я знал.

Она усмехается снова. Уже чуть мягче.

Неспешно мы дошли до парка, который был недалеко от дома, и присели на скамейку. Там было тихо, только несколько мам с колясками и пара студентов. На улице хоть и была зима, но температура радовала, как и солнце. Катя прижала ладони к коленям. Всё её тело вибрировало от напряжения.

— Я всё ещё боюсь, — произнесла она почти шёпотом. — Каждую секунду, даже когда ты рядом.

— Не бойся бояться, — сказал я. — Хоть это и звучит странно, но это нормально.

— А ты? — она повернулась ко мне. — Ты боишься?

— Да, — ответил я без пауз. — Боюсь, если отвернусь — тебя не станет. Что ты исчезнешь, что я не успею, что тебя снова заберут.

— Но ты всё равно держишь меня за руку, — прошептала она.

— Потому что бояться — не значит убегать, — сказал я. — А ты — не обязана доверять сразу.

Она кивнула.

— Как долго я пробуду у тебя? Можно мне домой и вернуться на работу? — Спросила она после недолгой паузы.

Знал, что она вскоре поднимет этот разговор, но хотел как можно дольше оттянуть его.

— Тебе нельзя оставаться одной, — осторожно начал я. — Ты слишком много знаешь, а мы еще не устранили опасность. Ты можешь забрать вещи, которые тебе необходимы, из квартиры. Но тебе опасно возвращаться туда жить или возвращаться на работу. Мы опасаемся, что тебя снова могут украсть.

Она резко вздохнула, вспоминая произошедшее.

— Мышка, я завтра не смогу с тобой никуда поехать, у меня много работы. Я попрошу чтобы пришла Варя, она поможет тебе, вы с охраной поедите в твою съемную квартиру, возьмете нужные вещи.

Долго молчала, потом повернулась ко мне всем телом.

— Спасибо, что не отпустил, — произнесла она. — Даже когда я сама не знала, хочу ли остаться.

Я смотрел на неё. Не двигался. Не касался. Просто ждал. Она обняла меня неожиданно — но в то же время совершенно правильно. Без лишних слов. Без просьб. Без истерик. Просто — тепло и нежно, как будто проверяла, действительно ли я здесь. Действительно ли живой.

Я обнял её крепко, медленно, осторожно, почти не дыша. Не потому, что боялся сломать, а потому что не верил, что мне это позволено.

Она не отстранилась.

И это был ответ.

___

Привет! Напоминаю:) Добавьте книгу в свою библиотеку, поставьте звездочку, подпишитесь на мои обновления. Самое захватывающее ещё впереди!

Глава 13. Люди добрые ещё есть

Катя

Я сидела на краю кровати, закутавшись в огромный плед, как в спасательный круг. Мир за окнами был каким-то нереальным — будто я смотрела на него через мутное стекло. Наверно, такой эффект создавали неспешно пролетающие мимо снежинки.

Когда в дверь тихо постучали, я даже вздрогнула.

— Это я, Варя, — раздался знакомый, спокойный голос.

Я торопливо кивнула головой, потом осознала, что она не видит, и еле слышно сказала:

— Заходи.

Дверь приоткрылась, и девушка вошла, улыбаясь так тепло, что на секунду мне захотелось заплакать. В руках у неё был бумажный пакет, из которого пахло чем-то ванильным и сладким, и поднос с кружками.

— Принесла булочки. И чай. И вообще, подумала, что тебе сейчас нужна компания.

Я слабо улыбнулась.

— Спасибо...

Она устроилась рядом, села на пол прямо у дивана, как старая подруга. Словно мы знали друг друга сто лет. Аккуратно поставила поднос на кровать и рядом положила пакет.

— Как ты? — спросила она тихо.

— Нормально, — солгала я.

Варя не поверила. Просто накрыла мою руку своей — легким, ненавязчивым касанием. Как напоминание: я рядом. Можешь дышать.

Минуту мы молчали. Потом я сказала:

— Мне нужно съездить за вещами в свою квартиру. Там всё моё... хоть что-то.

— Конечно, — тут же откликнулась Варя. — Поедем вместе.

— Ты уверена? — я удивилась её лёгкости.

— Да, — кивнула она. — И потом... Я ещё должна проследить, чтобы ты не сбежала от нас обратно в клетку.

Я невольно усмехнулась. Горько, но всё же. Варя явно умела располагать к себе.

Она помогла мне одеться — точнее, мы наскребли всё, что было: штаны Вари, которые спадали на бёдрах, свитер Стаса, в котором я выглядела как карандаш в стакане. Всё чужое. Пока я надевала теплое пальто Вари и ее ботинки, она уже вернулась полностью одетая.

Когда мы спустились вниз, к машине, около капота стоял мужчина. Молодой, высокий, широкоплечий. Под пуховиком угадывалась мощная фигура спортсмена.

— Это Рысь, — с улыбкой сказала Варя, подмигнув. — Наш охранник на сегодня. Строгий, но добрый.

Рысь молча кивнул. На лице — пара свежих шрамов, а в глазах — что-то усталое и внимательное. Немного прихрамывая, он подошел к задней двери и открыл ее. Я ничего не спросила, просто села в машину, за мной последовала Варя.

Город встречал нас зимой — снег в свете фар летел к стеклу, словно хотел стереть нас из этой реальности, дома казались далекими и чужими.

Я прижалась к окну, стараясь не дрожать. Варя смотрела на меня краем глаза.

— Всё будет хорошо, — сказала она.

Моя квартира встретила нас тишиной и холодом. Панельная девятиэтажка на краю города, обледенелые ступеньки, хриплый домофон. Когда мы поднялись на мой этаж, соседняя дверь рядом с моей распахнулась, и в проеме появилась Валентина Михайловна — та самая милая старушка, у которой я снимала жильё.

— Катенька! — Она поднесла руки к лицу, едва не расплакавшись. — Боже мой, я уж думала... Ты куда пропала, милая?

— Всё в порядке, — тихо сказала я, глядя на неё. — Мне нужно уехать.

— Уехать? — Валентина Михайловна опустила плечи. — Ты ведь была лучшей из всех, кто снимал у меня жилье. Тихая, добрая. Я так за тебя переживала...

Я хотела извиниться, сказать что-то правильное. Но язык не повернулся.

Мы зашли снутрь. Эта крошечная квартирка выглядела так, будто время здесь остановилось. Постель аккуратно заправлена, книги на полке, пара фотографий на холодильнике. Жизнь, от которой я оторвалась.

Почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Варя не задавала лишних вопросов. Просто начала складывать мои вещи в сумку. Их оказалось унизительно мало: несколько футболок, пара джинсов, тетрадь с заметками, старая куртка.

Надела свои вещи, и только тогда почувствовала себя собой. Или хотя бы тем, что от меня осталось. Хотя свитер Стаса я оставила, он был слишком удобный и теплый.

Рысь взял обе сумки одной рукой, будто они ничего не весили.

— Спасибо, — пробормотала я.

Он кивнул.

Когда мы прощались с Валентиной Михайловной, она долго держала мою руку.

— Береги себя, девочка. Люди добрые ещё есть. Ты нашла их, да?

Я кивнула, не доверяя голосу.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Живи счастливо. И помни, что ты всегда желанный гость у меня.

Мы ехали обратно в машине. Снег всё не прекращался. Варя загадочно улыбалась.

— Куда мы едем? — спросила я наконец, чувствуя подвох.

— Это сюрприз, — лукаво сказала она, подмигнув.

Я вскинула брови, но спорить не стала. На этот раз позволила себе немного расслабиться. Опереться головой на спинку сиденья. Слушать, как Рысь переключает радио, как Варя что-то мурлычет себе под нос, придумывая очередную сказку.

И впервые за долгое время мне захотелось — просто быть.

Быть живой.

Быть рядом с людьми, которые не предадут.

___

Привет! Хотите узнать, что случилось с героями дальше? Следующие главы откроют завесу тайны! Впереди вас ждут горячие сцены, интересные повороты сюжета и много потрясающих моментов:)

Глава 14. На грани раздражения

Стас

В квартире было слишком тихо.

Слишком.

Так тихо, что я слышал собственное сердцебиение — неровное, учащённое, чертовски невыносимое. Звук, который обычно у меня ассоциировался с опасностью или дракой. Но сейчас я сидел на чёртовом диване. Один. Без врагов. Без угроз. Без Кати.

Она ушла с Варей уже пару часов назад. Рысь должен был быть с ними. Всё было согласовано. Короткая поездка. Быстрая. Под контролем. Я знал план. Они — знали план.

Но почему, чёрт возьми, никто не берёт трубку?

Я звонил охраннику. Пять раз. Потом Варе. Три раза. Ноль реакции. В голове уже мелькали варианты: ДТП, нападение, похищение… Да-да, знаю, паранойя — мой лучший друг с детства. Но, чёрт побери, после всего, что с нами случилось, можно я буду перестраховываться?

Я уже встал, накинул куртку и открыл дверь, готовый пойти к Паше. Мало ли — может, он что-то знает. И в этот момент…

Дверь открылась.

Слишком буднично, слишком спокойно.

— Где, чёрт возьми, вас носило? — рявкнул я, впиваясь взглядом в мужчину за Варей.

Катя. Целая. Живая. Стоит с какими-то пакетами в руках, на её лице растерянность, даже испуг. А за её спиной — Варя и Рысь. Безмятежный, как будто он вернулся с прогулки в парке. Сука.

— Ты почему не брал трубку?! — Мои кулаки сжались сами по себе.

— У меня сел телефон, — спокойно отвечает Рысь, как будто это допустимое объяснение.

— Стас, ты осёл, — тихо, но с ярко выраженной обидой говорит Варя. И прежде, чем я успеваю ответить, она выхватывает у Рыся сумки, буквально пихает Катю мне в грудь, которую я машинально ловлю, и хватает охранника за рукав.

— Мы пошли, — бросает Варя через плечо. — Всё нормально. Нас не похищали. Никто не умирал. Ты просто влюблён и бесишься, потому что не контролируешь ситуацию.

Дверь захлопнулась. Тишина. Снова. Катя осталась в моих руках. Мягкая, тёплая, родная.

Я не стал спорить о том, что влюблен в кого-то. Это бессмысленно, я не умею этого делать. Отстранил Катю от себя, осторожно, за плечи, поставил перед собой, словно осматривая с ног до головы.

Куртка была другая. Та, которую видел раньше, она уже пару раз ходила в ней на работу. В её глазах мелькнула паника.

— Мы… мы ездили в мою квартиру, — затараторила она виновато. — Забрали вещи, а потом Варя повезла меня в салон. Я… я не знала, что ты не в курсе. У меня же нет телефона. А Варя сказала, что ты всё знаешь, и я… я не хотела тебя расстраивать…

Я слушал. Смотрел. Её волосы стали чуть короче, уложены аккуратно. Щёки розовые от мороза, кожа светится. Свежая. Настоящая. Сильная. Моя. Она выглядит так, будто вернулась к жизни. И это сбивало дыхание.

Она продолжала что-то говорить. Слова сливались в одно сплошное беспокойство. Я не выдержал. Просто притянул её к себе и поцеловал. Не нежно. Не мягко. Не медленно. Жадно. Сильно. Как будто гасил пожар внутри. Как будто хотел доказать — себе, ей, всему грёбаному миру, что она здесь. Со мной. Она вздрогнула, на секунду замерла. А потом она отпустила пакеты и её руки обвились вокруг моей шеи. Она отвечала на поцелуй так, будто в этом было её спасение.

Я прижался к ней плотнее, чувствуя, как исчезает весь гнев, тревога, напряжение. Только она. Только этот вкус. Её дыхание смешивалось с моим, губы — мягкие, чуть подрагивающие — отзывались с каждой секундой всё смелее.

Она сбросила ботинки. Я расстегнул её куртку, помог стянуть, не отрываясь от её губ. Сердце колотилось, как у подростка.

— Ты прекрасна, — выдохнул я, и сам не поверил, что сказал это вслух. Мои пальцы прошлись по её щеке, скользнули по шее, остановились на ключицах.

Она посмотрела на меня снизу вверх, дыхание сбилось, глаза влажные.

— А ты пугающе настоящий, — прошептала она.

Я затащил её вглубь квартиры, оставляя за спиной всё остальное. Сумки, скандалы, упрёки. Сейчас был только момент. Только мы. Только я и она, и этот странный, чудовищно прекрасный мир, в котором вдруг стало светлее.

Мне казалось, что я наконец-то могу дышать. И что кто-то держит меня, когда весь мир идёт ко дну.