Глава 1

Бумага в моих руках была тяжёлой, шероховатой, чернила лежали густо, но буквы выведены чётко. Я вчиталась в казённые строки один раз, потом прошлась взглядом ещё раз, цепляясь за каждое слово, будто пытаясь найти между них лазейку, оплошность переписчика, что-то, что отменило бы смысл написанного. Но нет. Всё было выверено, скреплено печатями и подписями.

Я медленно подняла глаза от документа и посмотрела на уложника. Свет канделябров выхватывал из полумрака резкие, неподвижные черты, бесстрастную маску, за которой не читалось ничего, кроме холодного служебного интереса.

— Ничего не понимаю, — произнесла я, и мой голос к удивлению, звучал ровно, лишь чуть ниже обычного. Я протянула листок, но не ему, а стоявшему чуть позади Константину Ильичу. — Какое отношение этот приказ… это постановление о производстве розыскных действий имеет к нам? К моему дому?

— Прямое, — отчеканил уложник Севастьян Львович. Ни единой лишней эмоции. Он говорил, словно диктовал протокол. — Господин Карп Сидорович Щетинин не просто был знаком с проворовавшимся управляющим графского имения «Белая Роща». Они находились, по имеющимся у нас сведениям, в дружеских отношениях. Более того, имели неоднократные и, как можно предполагать, взаимовыгодные деловые отношения.

В холле стало так тихо, что слышно было лишь мерное, властное тиканье напольных часов в углу. Каждый щелчок маятника отдавался в натянутой, как струна, тишине, отмеряя секунды. Я почувствовала, как все взгляды: Арины, испуганные; Константина Ильича, настороженные; слуг, полные недоумения – устремились на меня, а затем на Карпа Сидоровича.

— Вы можете объяснить толком, что именно произошло и в чём провинился мой управляющий? — спросила я, делая ударение на последних словах. Я всё ещё пыталась играть роль оскорблённой в своих правах хозяйки, но внутри всё съёживалось от холодного предчувствия.

— Ваше сиятельство, — тихо, почти беззвучно прошептал мне на ухо Константин Ильич, наклонившись так, что его усы едва коснулись моего уха. — По документу они имеют полное право на обыск всей усадьбы. Конюшен, амбаров, жилых покоев…

— Зачем? — вырвалось у меня громче, чем я хотела, и в моём голосе прозвучало чистое, неподдельное недоумение. Какой обыск? Что они надеются найти здесь, в моём доме, посреди ночи? Этот вопрос был лишён лукавства, лишь усталое замешательство женщины, которую выдернули из сна в самую глухую пору.

Уложник Севастьян Львович медленно, с видимым усилием, словно делая одолжение человеку, не способному понять очевидное, выдохнул. Тонкая тень нетерпения скользнула по его лицу, подтверждая мою догадку: в его глазах я была глупой, недалёкой барыней, затерявшейся в глуши.

— Жаль, что графа Романа Александровича нет в имении, — произнёс он, и в его голосе впервые появился оттенок сожаления о потраченном времени. — Мы лишь теряем драгоценные часы, ваше сиятельство. Но раз уж на то пошла ваша воля… Поясню. Управляющий имения «Белая Роща», принадлежащего графу Акакию Анатольевичу Булдыжникову, некто Фирс Фаддеевич Селиверстов, был уличён в крупных хищениях. Когда граф, человек решительный, всё выяснил и учинил скандал с угрозами и требованием немедленно всё вернуть, прежде чем дело дойдёт до нас… — он кивнул на себя и своих людей, — загнанный в угол Селиверстов решил бежать.

Он сделал паузу, давая картине запечатлеться в нашем воображении.

— Но его хозяин, как вам, наверное, известно, не из робкого десятка. Охотник, в одиночку медведя валивший. Решил не ждать нас, а проявить инициативу. Лично задержать проворовавшегося негодяя. Он его практически скрутил, но Селиверстов, не желая попасть под суд, а затем и на каторгу, извернулся…

Уложник сделал резкий, отрывистый жест рукой, имитируя удар снизу вверх.

— …и нанёс графу ранение холодным оружием. Ножом. Который, судя по всему, припрятал за пазухой на такой случай.

В холле раздались сдавленные вскрики. Арина ахнула, её пальцы белели, сжимая складки платья. Акулина закрыла лицо руками. Даже Игнат недовольно хмыкнул, качнув головой.

— Батюшки светы… Бедолага граф-то, — прошептала Арина, и в её шёпоте звучала искренняя, народная жалость ко всякому, кто пострадал от подлости.

— Всё это, безусловно, познавательно, грустно и трагично, — сказала я, заставляя себя сохранять ледяное спокойствие, пока мысли метались, как мыши в западне. — Но я всё же повторю свой вопрос: что вы забыли в моём доме? Что привело вас именно сюда?

Я посмотрела на Щетинина. Он стоял, будто вкопанный, его лицо было цвета грязного воска. Увидев мой взгляд, он закивал с такой жадной, отчаянной скоростью, что это было красноречивее любых слов: «Да, да, спрашивайте, я тоже хочу это знать! Я ни при чём!»

Уложник не удостоил его взглядом. Он смотрел на меня, и в его взгляде читалась холодная логика пса-ищейки, следующего по простейшему следу.

— Украв с графской конюшни лошадь, без денег, без поддержки, без верхней одежды, с окровавленными руками… Куда, по-вашему, он может податься, ваше сиятельство? — спросил Севастьян Львович, и в его вопросе звучала почти что насмешка над моей недогадливостью.

Лёд внутри меня треснул, уступая место резкой, ясной догадке.

— Ясно. Вы полагаете, что Селиверстов, спасаясь, направится за помощью к своему лучшему другу — Щетинину Карпу Сидоровичу? — я произнесла это чётко, отчеканивая каждое слово, и снова перевела взгляд на управляющего.

Загрузка...