
– Ты не поняла, – брат неловко отвел глаза в сторону, – я играл с господином Донским. И… не повезло. Продул ему сначала имение, потом твое замужество. Говорю же, карта не выпала!
– Ты… ты поставил на кон собственную сестру?! – это настолько дико, что слова из занемевшего спазмом горла я едва вытолкнула. В голове – короткое замыкание бьет во все стороны искрами.
Пока я из сил выбивалась, пытаясь вытащить усадьбу из долгов, вкалывала, как десяток крестьян на барщине, этот…
Этот подлец проиграл в карты не только все наше наследство, но еще и меня в придачу!
– Твой долг, ты и расплачивайся! Сам за этого похотливого старика замуж выходи! – оборвала я путанные объяснения Сергея про постигшее его невезение и дворянскую честь, которая требует…
Отдавать сестру за первого встречного мошенника!
Повернулась и попыталась сбежать в сад, настолько стало противно. Через черный ход, к главному мимо гостиной незаметно не пройти, а там по хозяйски расположился мой предполагаемый жених.
Похоже, зря я оттуда Сергея вытащила, пытаясь достучаться если не к его отсутствующему разуму, то хотя бы к родственным чувствам и данному батюшке обещанию заботиться о сестре, как о себе самом.
Забота у братца получилась так себе, третьесортная.
И сбежать он мне из комнаты не дал, – ухватил за руку и зашипел в лицо с каким-то жалким горячечным надрывом:
– Ты должна, ты просто обязана выйти за него замуж! Иначе мы останемся нищими! Ты этого добиваешься?! А Донский обещал мне ссудить деньги, много денег. Я отыграюсь, обязательно отыграюсь, и тогда все у нас будет хорошо, заживем на славу!
– До следующего проигрыша, – несмотря на всю кипящую внутри злость, голос у меня ломко подрагивал, звенел хрустальным отчаянным крошевом. Я так старалась привести запущенные дела усадьбы в порядок, столько сил в нее вложила…
И всё пошло прахом из-за очередной глупости брата!
Сергей пропустил мое горькое уточнение мимо ушей, как и все предыдущие просьбы и требования завязать с дурной привычкой и остепениться. Продолжал лихорадочно бормотать, вцепившись в руку намертво:
– Всего один раз еще выручи, один единственный разочек, прошу тебя! Потом все будет иначе, обещаю!
– Для тебя – может быть, хотя не верю, – изнутри, от груди к горлу поднимался удушающий протест. я не могла больше выдерживать это постыдное, такое гадкое представление и отчаянно дернулась, пытаясь вырваться, – а меня ты собрался отдать старику, у которого непослушные жены долго не живут! Вряд ли и я пару лет протяну.
– Все равно у тебя нет другого выхода! – с неожиданной злостью заорал мне в лицо брат, с яростью оттолкнув в угол, – я глава семьи! Как сказал, так и будет! Или сдохнешь в канаве от голода!
Ну, это мы еще посмотрим, дорогой родственничек.
Я свою вторую жизнь так бездарно терять не не намерена!
Знакомьтесь с нашими героями.
Елизавета Петровна Кетова, дворянка

И еще кое-кто, с кем мы совсем скоро встретимся. ))

За два месяца до этого…
– На кого ж ты нас бросаешь, Лизавет Петровна, – гулким шмелиным басом гудел мне на ухо начальник восьмой части, – пропадем ведь без тебя с этой вертихвосткой!
– Ничего, еще научится, – поторопилась я утешить расстроенного подполковника, – все мы когда-то были молодыми специалистами.
Даже по широкому плечу его погладила, как маленького; хорошо хоть, что оба сидели, иначе бы не достала. Офицеры у нас, как на подбор, – высоченные, крепкие, а я чуть побольше метра с кепкой ростом вытянулась.
Всего на полкепочки.
Пока была молодой и стройной, выглядело это изящно, потом сидячая работа и возраст прибавили килограммов. И сейчас я выглядела не хрупкой статуэточкой, а бойким круглым шариком на ножках.
– Да нечему там учиться, – поддержал горький «плач» коллеги зам по кадрам, – видел я ее: юбчонка с мой ремень шириной, губки уточкой, мозги – дудочкой. На все вопросы только нарощенными ресницами хлопает. Разве ж сравнить ее с тобой, Петровна?
Я тоже видела свою будущую замену и скажу честно, ни знаниями, ни сообразительностью она меня не порадовала. Но заранее ронять репутацию будущего главного бухгалтера не хотела, поэтому своим мнением с окружающими делиться не спешила.
– Подвела ты нас, на горячем посту бросила, – еще один голос присоединился к общему хору сожалений. Празднование моего выхода на пенсию все больше напоминало торжественное прощание.
Даже как-то неуютно сделалось: о живых так много хорошего не говорят обычно.
– Не бросаю, а выполняю распоряжение нашего заботливого руководства, – улыбнулась шутливо, хотя у самой тоже кошки на душе скребли, – оно решило, что пора мне отдохнуть от вас, бездельников!
Сослуживцы, почувствовав мое настроение, начали наперебой поднимать тосты за счастливое превращение лучшего бухгалтера всей пожарной службы в ленивого тюленчика. Я, как могла, поддерживала их, изображая радость и удовольствие, но ничего подобного в душе не чувствовала.
С удовольствием бы еще поработала, но… дамы пенсионного возраста ценятся только в среде профессоров. А может и нет, только со стороны так кажется. Начальству нужны молодые, бойкие, «продвинутые», креативные.
Хотя какой креатив можно применить в бухгалтерии?
Да и я была совсем не так проста, как кажется, глядя на мой возраст. Целевое финансирование – вечная беда всех бюджетников. Если выделили деньги на покраску забора, а детские пособия задержали на неопределенное время, только попробуй хоть копейку из покрасочных средств на другие нужды выделить.
Подсудное дело!
А дети каждый день кушать хотят, невзирая на бюрократические сложности. У пожарников и так зарплаты невысокие, не в пример риску для жизни.
Нет, я могла, конечно, просто механически разносить бюджет по нужным линеечкам, ничего не придумывая, да совесть не позволяла. Вот и старалась, крутилась, пытаясь и закон не нарушить, и людей без денег не оставить. Не зря мне наш начальник постоянно твердил в восхищении:
– Какой в тебе финансовый талант пропадает, Лизавет Петровна, через пару лет бы уже с золотых тарелок бриллиантовой вилочкой устриц кушала!
А я всю жизнь проработала бухгалтером в пожарной части.
И вот теперь… почти выгнали.
Уже вечером, дома, готовясь ко сну, я задумалась: что же дальше делать? С супругом давно разошлись, ушел к модой. Дочь с мужем и внуками живет в другом городе, видимся мы не часто. Зять у меня хороший, но считает, что теща не должна надоедать своими визитами.
Вот я и не лезу, не приезжаю, лишь бы дочка была счастлива.
Ни особых талантов, ни увлечений у меня нет. И еще на них нужны деньги, а на пенсию не разгуляешься. Впереди маячила беспросветная скука, разбавляемая телевизором.
Жаль, что судьба – не финансовый отчет: нельзя ни новые графы внести, ни ошибки исправить. Наверное, сейчас я попыталась бы прожить все эти годы совсем иначе, – более ярко и интересно. Найти настоящую любовь, настоящее призвание, чтобы не остаться в шестьдесят лет на обочине.
Одинокой и никому не нужной, не знающей, чем заполнить внезапную пустоту в душе и жизни.
С этой печальной мыслью я и заснула.
А проснулась уже… в прошлом..
Милейшая Елизавета Петровна Скворцова
неизменный главный бухгалтер пожарной части небольшого подмосковного городка

Как ни странно, к своему новому положению я привыкла довольно быстро. Наверное, попади я в богатую знатную семью, было бы намного сложнее. Или будь у девушки, в теле которой очутилась, хоть один любящий и близкий человек рядом.
В этом мы были с ней схожи – обе предельно одинокие.
Никаких преданных нянюшек или заботливых родственниц, родители умерли, Сергею до сестры вообще никакого дела не было. Он все время проводил, проигрывая полученное совсем недавно наследство, перемежая карты кутежами в компании такой же ни о чем не думающей молодежи.
Я пришла в себя вся мокрая, как лягушка в болоте, разбитая и ужасно слабая после лихорадки. Ни лекарств, ни стакана воды, ни кого-нибудь рядом не было, а встать с постели не хватало сил. Поэтому мне пришлось поочередно бросить два тяжелых бронзовых подсвечника в стену, вызывая растрепанную недовольную горничную.
На звон колокольчика она попросту не реагировала.
Как я вообще с такой заботой и лечением выжила – ума не приложу. Наверное сказались упрямство и привычка преодолевать любые трудности. Если уж пресловутые девяностые меня не угробили, девятнадцатый век решила считать сущей мелочью.
Да, я попала в Россию девятнадцатого века, в 1863 год. Совсем недавно, пару лет назад, отменили крепостное право. Именно этот указ, давший людям свободу, окончательно подкосил дела нашего наследственного имения.
Вместе с нескончаемыми проигрышами новоявленного братца.
Раньше семейство Кетовых было довольно состоятельным. Не титулованным, но владения в нескольких губерниях имели. А также доли в торговых предприятиях и счета в банке. От всего этого богатства, благодаря мотовству и безудержному азарту Сергея нынче в наличии числились только усадьба недалеко от Москвы и одна-единственная деревушка Савелки.
Крестьян в ней осталось меньше половины – никто не хотел при таком дурном барине жить. Проще в город на заработки податься. Как раз сейчас промышленники открывали множество новых фабрик, где рабочие руки требовались. Условия там, конечно, не радовали, но многим и они казались сладкой морковкой после помещичьих требований.
За последние два месяца я приложила немало усилий, чтобы остановить бегство и сделать жизнь людей хоть немного лучше. Продала несколько платьев и немногие украшения, закупив на полученные деньги удобрения для совсем уж истощенных полей.
Иначе с них урожая и ждать не стоило.
Уменьшила время, которое крестьяне должны были отработать на барина за пользование землей. Буквально чудом договорилась с совсем молоденьким парнишкой-фельдшером, только недавно закончившим обучение. Юноша горел всякими там идеями и желал нести в народ свет революционного просвещения.
Я предложила ему альтернативный вариант – нести туда же лечение.
Никите эта идея неожиданно понравилась, и он обосновался в нашем флигеле. На покупку лекарств и самых необходимых инструментов я потратила последние драгоценности. Но ни о чем не жалела, – здоровье людей дороже.
Жизнь потихоньку налаживалась, крестьяне перестали уходить из деревни, обрабатывали наши поля на совесть. Местные бабки предсказывали хороший урожай, и я уже планировала, куда его повезти, чтобы продать повыгоднее.
А заодно копила деньги на пресс для отжима растительного масла. В домашних условиях давить его из семян долго и муторно, наверняка ко мне со всех окрестных деревень приезжать стали бы. Отдавая за услугу небольшой процент готового продукта.
В общем, ни скучать, ни обижаться на жизнь не было ни времени, ни желания: братец прожигал свои дни в Москве, я делами занималась. И все было хорошо, пока Сергей дотла не проигрался и не привез похотливого мерзкого старика в качестве суженого.
И ведь я сначала вообще ничего не поняла…
Еще два героя нашей истории.
Брат Лизы, Сергей Петрович Кетов -- наследник не маленького состояния 25 лет от роду.
На вид вполне симпатичный и даже милый, не правда ли? Но впечатление обманчиво.

Прожигает жизнь в Москве, наплевав на дела в имении.

И господин Донский, за которого брат хочет выдать Елизавету

За эти пару месяцев я почти успела привыкнуть, что брат не только хозяйством, но и мной не интересуется, поэтому никакого подвоха от него не ждала.
Кроме неизменных кутежей и карточных игр.
Проходили они по большей части в Москве, и меня не слишком касались. Я даже не знала, как много Сергей тратит, не имея доступа к деньгам семьи. Все принадлежало исключительно непутевому родственнику. Приходилось радоваться хоть тому, что в дела поместья он не вмешивался.
Ну а что мне еще оставалось?
И когда все такая же растрепанная, но ставшая более исполнительной горничная Лушка прибежала в кабинет, где я сидела с ьумагамми, ничего дурного не заподозрила.
– Там барин приехали! Не один пожаловали! И вас к себе просют! Срочно! – на одном дыхании выпалила служанка и, спохватившись, постучала в дверь. С внутренней стороны, уже из кабинета, потому как влететь в него она успела без всякого предупреждения.
Я только тяжко вздохнула, не тратя силы на замечания. Приучить ее вести себя вежливо и хоть немного следить за собственной внешностью мне пока не удавалось. Зато заставила выполнять свои непосредственные обязанности, а не сплетничать часами с кухаркой.
В доме стало значительно чище, пока и этого достаточно.
А желает ходить растрепухой, – ее личное дело, так до самой старости в девках и останется. Крестьяне – люди основательные, первым делом на опрятность невесты смотрят. Если девушка себя в порядок привести ленится, то с домашним хозяйством и вовсе не справится.
Душевные качества и прочие сентиментальности их интересовали мало: была бы баба здоровая, да работящая.
Как ни жаль это признавать, но и в мое время, через полторы сотни лет, подобный подход среди многих мужчин сохранялся. Некоторые вещи не меняются.
– Так чего сказать барину? прервала мои недолгие размышления Лушка, – они ж вас там хочют, дожидаются!
И в доказательство шумно шморыгнула носом.
– Раз хочут, значит получат, – обреченно отозвалась я, откладывая бумаги в сторону.
Ничего хорошего от встречи с братцем ждать не приходилось: уже успела понять. Несколько прошлых раз он заваливался в поместье с друзьями под предлогом «поохотиться». Правда, уничтожали они в основном привезенное с собой спиртное и припасы, которых у нас и так было немного.
Не только в лес, за ворота усадьбы ни разу не взглянули.
Глаза б мои не глядели на все это безобразия, да деваться некуда. Сергей здесь полный хозяин. Все наследство батюшка записал на сына, решив, что мужчина и о делах лучше позаботится, и сестру ничем не обидит.
Очень не предусмотрительное предположение, в этом я уже спустя пять минут убедилась. Стоило только спуститься вниз, в гостиную.
– Познакомься, Лизонька, это твой жених, – как ни в чем не бывало заявил мне Сергей вместо приветствия.
Уже по одному только ласковому обращению, я должна была сообразить, что дело нечисто. Обычно брат если и звал меня по имени, то окликал пренебрежительно – Лизкой. А чаще просто не замечал и мимо проходил, с какими бы важными делами я к нему не обращалась.
А теперь вот вспомнил в недобрый час, решил женихом порадовать. Не поговорив заранее, не спросив согласия даже ради приличия.
Нате вам, Лизавета Петровна, счастье негаданное!
Но при посторонних возражать неудобно: о нашем семействе и так слухи ходят дурные, поэтому я молча переводила взгляд от стоящего рядом с Сергеем неприятного напыщенного старика к двери и обратно. Ждала появления его внука или правнука.
Как оказалось, напрасно.
– Вот, глядите, господин Донский, какая у меня сестрица выросла, – продолжал лебезить брат перед гостем, – красивая, хозяйственная, послушная, в самый раз для вас подходящая.
От подобных слов я совершенно невежливо не только глаза вытаращила, но и рот приоткрыла. Такое «замечательное» сватовство даже от непутевого родственника было неожиданным: жених меня нынешней лет на сорок, если не пятьдесят, постарше выглядел.
Да рожа у него настолько противная… в своем пенсионном прошлом-будущем тоже бы сбежала от такого счастья не раздумывая.
Господина Донского моя реакция ни капельки не смутила. Он деловито, как разложенный на рынке, товар ощупал меня масленно поблескивающими глазками. От этого сального взгляда хотелось немедленно отмыться, он как грязная вонючая тряпка на коже ощущался. Потом женишок похотливо улыбнулся и вынес вердикт визгливым дребезжащим голосом:
– Послушная мне как раз и надобна, другие долго не заживаются.
Вот как раз после этих слов и случилось мое мини-восстание и дальнейшая ссора с братом.
Которые в самом скором времени привели к совершенно непредвиденным последствиям.
Высказала я Сергею все, что думала о его желании расплатиться сестрой за долги, и, больше не слушая его глупые отговорки, выскочила из дома. Дел, конечно, сейчас было много – раз теперь имение принадлежало Донскому, надо вещи собирать, решать, где и как жить предстоит, с оставшимися делами разбираться. Но это позже, успеется: для передачи имущества наверняка ведь надо официальные бумаги подготовить, у какого-нибудь нотариуса или стряпчего их заверить.
А пока я побоялась, что братец в своем почти невменяемом состоянии мог и что-нибудь похуже устроить. Запереть меня в комнате или вовсе насильно под венец потащить.
Я бы и в церкви «нет сказала, как бы он не старался, да только не хотелось портить собственную репутацию. Итак из-за беспутства Сергея о нашей фамилии по всей округе дурные слуги ползли, никто из соседей общаться не хотел.
Если прямо во время венчания свадьбу отменить, от сплетен и вовсе никуда не денешься. Не станет никто разбираться, что там и по чьей вине случилось, в таких ситуациях всегда первым делом невесту обвиняют. А мне в этом мире жить и как-то на хлеб зарабатывать придется, с нехорошими шепотками за спиной это будет намного труднее.
Лучше убраться подобру-поздорову, лишний раз не провоцируя.
Как говорили мои бравые сослуживцы, проще всего тушить тот пожар, которого не случилось.
Сначала думала в деревню пойти, а потом заметила во дворе большую плетеную корзинку и решила совместить вынужденные прятки с полезным делом. Мы уже не один раз ходили с Лушкой в лес неподалеку от усадьбы по грибы да по ягоды. И для себя, и на продажу.
Поскольку денег от Сергея ждать было бесполезно, а попала я сюда в конце весны, когда новый урожай только ждать оставалось, пришлось самой выкручиваться. Две лошадки в поместье еще имелось – не породистые, мелкие, но крепкие. Вот я и решила их к делу приставить.
Теперь каждую неделю в Москву отправлялась телега, нагруженная грибами и ягодами. Здесь-т их продавать было бесполезно и невыгодно, зато в большом, пусть и не столичном городе покупали охотно. Вот и организовала я настоящую, правильно поставленную торговлю.
Накануне выходного дня вся деревенская детвора шастала по лесу с корзинами и торбами. На следующее утром, совсем рано, еще затемно, я принимала собранный урожай, записывала, от какого двора сколько сдали и отправляла единственного своего слугу в Москву, на рынок.
Половину выручки доставалось мне – за транспорт, идею и общее руководство, остальное шло родителям детворы. Считай на пустом месте пусть небольшие, а денежки.
Потом я придумала не только свежие ягоды продавать, но и пастилу из них готовить. Дело нехитрое: протереть через сито, уварить хорошенько, разложить тонким ровным слоем и высушить. Печи для этого очень хорошо подходили, в них подолгу тепло сохраняется. Я бы и варенья с джемом наготовила, да сахар здесь был очень дорогой. А на пастилу его самая малось требовалась.
Дело пошло намного веселее: теперь жимолость с земляникой всю неделю собирали и перерабатывали. Везти такое лакомство проще – легкое и долго не пропадает, продается дороже. На обратном пути закупались всякие нужные в хозяйстве мелочи, которые в городе и дешевле, и купить проще.
Сплошная выгода и мне, и крестьянам.
Сами они все время в поле и огороде заняты, а еще боятся чего-то нового, непривычного. До Москвы всего тридцать с небольшим верст, но многие там ни разу за всю жизнь не побывали. Для деревенских жителей эти три-четыре часа пути на телеге кажутся огромным расстоянием.
Интересно, после моего отъезда решится кто-нибудь из них продолжить начатое? Будет обидно, если такое полезное дело забросят,
Для торговли ничего собирать сейчас смысла не было, – не для Донского же стараться, но я все равно отправилась в лес с корзинкой. Пусть вечером будет вкусный пирог с ягодами для поднятия настроения. Как раз и братец уберется восвояси вместе с новым хозяином.
Ближе к усадьбе все полянки были уже обобраны, – детвора постаралась, и я постепенно углублялась все дальше и дальше. Сначала набрала пол корзинки лисичек и порадовалась, будет вечером еще и жаренка. Люблю эти вкусные грибочка, да под сметанкой. Растерянные мысли о том, как дальше жить, постепенно утихомирились: лесные звуки действовали как релаксант – успокаивающе, а «тихая» охота и вовсе приводила в умиротворенное состояние.
Так хорошо, что и возвращаться не хотелось.
Постепенно я совсем уж в незнакомые места забрела и даже успела испугаться, что заблудилась. Но тут наткнулась на густые заросли малинника: среди сочной темной зелени аппетитными яркими брызгами манили шарики поспевших ягодок.
Первые, конечно же, отправились в рот, а не в корзинку. Я увлеклась, ни на что не обращая внимания и только громкий треск ветвей совсем рядышком заставил поднять голову.
И сюда деревенские сорванцы добрались, надо же…
Но тут меня оглушил… нет, не рык, не рев, какой-то жуткий утробный звук, от которого сердце моментально сбежало сначала в пятки, а потом и вовсе в неизвестном направлении. Я застыла на месте, пытаясь отдышаться, а кусты неподалеку будто взорвались отлетающей во все стороны зеленью.
Огромная рыже-коричневая туша встала на дыбы и махнула на меня своей мохнатой когтистой лапищей.*

Слухи о неповоротливости ленивого мишки сильно преувеличены. На самом деле это очень быстрый и ловкий хищник с отличной реакцией.
На самом деле медведь был не так уж и близко, это сначала со страху так показалось, но мне и того хватило. И главное, я вообще не знала, что в таких ситуациях надо делать, никогда раньше с косолапыми не встречалась, только в зоопарке да по телевизору их видела. Но там они совсем не так страшно выглядели.
И мысли все, как назло, куда-то подевались, одна-единственная, совершенно глупая в голове вертелась: не будет сегодня на ужин жаренки с лисичками.
Помирать, жалея о каких-то несчастных грибах было стыдно: можно подумать, ничего более важного в моей жизни не случилось, только мечты об ужине. Поэтому я медленно, тихонько, старая не споткнуться, начала отступать назад, следя за каждым движением хищника. В том, что этот конкретный медведь не одним медом с ягодами питается, никаких сомнений у меня не было. Уж больно морда у него свирепая.
Хоть и встретились мы с ним как раз в малиннике.
Зверь снова заревел и сделал еще одно угрожающее движение в мою сторону. Но пока не бросался, может, не хотел сквозь густые кусты пробираться и шубу портить, а может я не такой уж аппетитной показалась.
Еще несколько шагов назад и спина уперлась во что-то твердое. Прежде, чем опознала в неожиданной преграде дерево, чуть снова духа от страху не лишилась. Потому как мне-то второй медведь представился, к которому я прямо в лапы угодила.
Широкий ствол казался нескончаемым, пока обошла его мелкими шажками, – сто раз с жизнью попрощалась. Зверь следил за моими передвижениями маленькими темными глазками, потом вдруг снова взревел и ломанулся через кусты следом. Я придушенно ойкнула, юркнула за дерево, а дальше все было как-то смазанно, отдельными картинками…
Злой рык медведя, потерявшего добычу из вида, корзинка с грибами, летящая вперед и в сторону в надежде отвлечь его внимание. Сумасшедший бег, хлещущие по лицу ветки, приближающийся шум за спиной, корень под ногой, – споткнулась, полетела наземь, оглушающий дикий визг – мой собственный…
Громкий сухой хлопок прямо над головой.
Вовсе уж жуткий рев медведя, еще один резкий звук, в котором узнала выстрел, треск ломаемых веток… удаляющийся.
Я так и лежала на земле, не понимая, на каком свете нахожусь, и каждую секунду ожидая удара когтистой лапой. Но вместо этого почувствовала, что меня бережно поднимают и глубокий мужской баритон обеспокоенно спросил:
– Цела? Живая?
Вместо ответа я судорожно разрыдалась.
– Ну, тише, тише, все уже хорошо, ничего не случилось, – меня успокаивающе гладили по спине, что-то негромко говорили, я же намертво вцепилась в своего спасителя и хлюпала ему в грудь носом. Даже про медведя забыла на время, так все разом на меня подействовало. Никак не могла опомниться..
Но была уверена, что теперь никакой опасности точно нет.
Постепенно слезы закончились, я приподняла голову, пытаясь рассмотреть, чей именно сюртук так щедро ими заливала. Первое, что увидела, – темно-ореховые глаза мужчины. Очень теплые, аж сразу легче сделалось. А вот ему мое лицо наверное не понравилось: мягкое сочувствие во взгляде сменилось сначала изумлением, а потом и вовсе каким-то непонятным выражением.
В крепких надежных объятиях было очень уютно, выбираться из них все равно не хотелось, несмотря на странные метаморфозы с чувствами моего спасителя. Наоборот, тянуло разобраться с ними поподробнее. Но мужчина отстранился и даже сделал шаг в сторону.
– Как вы здесь оказались? – с упреком спросил он.
Ответить мне на это было ничего: не рассказывать же о своем заполошном бегстве сперва из дома, потом по лесу? Последнее он и сам во всей красе видел.
Поэтому решила, как приличная барышня, для начала познакомиться. Но мой вполне естественный вопрос об имени подействовал на мужчину неожиданно. Все черты его красивого лица затвердели каменной маской, а глаза полыхнули опасным блеском:
– Даже не знаю, что сейчас уместнее, – с мрачной иронией заметил он, – беспокоиться о вашем здоровье и памяти или радоваться тому, как быстро вы жениха забыли?
Я так сильно удивилась его словам, что не сразу обратила внимание на уточнение: бывшего…
Сама я ни разу с бывшим женихом Лизы не встречалась, он постоянно жил в столице, в провинцию не заглядывал. А вскоре после моего появления в этом мире брат явился в усадьбу злой, как целый улей потревоженных пчел, и сходу ошарашил меня заявлением:
– Не будет никакой свадьбы! Я разорвал твою помолвку с этим подлецом Шуваловым!
Поскольку свадьбу я никакую не планировала, а о женихе впервые услышала, то отнеслась к сообщению брата довольно спокойно. Но все же поинтересовалась причинами его решения и услышала много интересного. После такой характеристики не то, что вместе жить, даже видеть предполагаемого супруга не хотелось.
Но судьбы решила подшутить и свела нас совершенно неожиданным образом.
Поэтому сейчас я с любопытством глазела на моего несостоявшегося жениха – графа Алексея Шувалова. Интересный мужчина. Красивым его, наверное, назвать было неправильно, хоть мне сначала так и показалось. Но черты лица настолько выразительные и решительные, что невольно привлекают внимание.
Как выбитые на старинных монетах чеканные профили древних правителей.
И фигура хороша – высокий, широкоплечий, с прямой осанкой – по-военному, в струнку. Очень темные, почти черные волосы на солнце поблескивают горьким шоколадом. И глаза – ореховые, внимательные, жаль только теплота из них вся ушла…
– Вы так на меня смотрите, будто и вправду не знаете, – с некоторым недоумением заметил мой спаситель. Он, оказывается, тоже все это время за мной наблюдал, подмечая все мелочи.
– Испугалась сильно, – несколько туманно объяснила я, подумав что для посторонних действительно веду себя очень странно. Еще и глазею вовсе уж невежливо.
– И кого же? – насмешливо поинтересовался граф, – медведя или меня?
Если судить по репутации, опасаться его и правда стоило. Первый дуэлянт Петербурга, на любое неосторожное слово отвечающий вызовом. Дамский угодник, не пропускающий ни одной юбки. Представитель светской «золотой» молодежи, который привык, что ему все позволено. Наследник древнего богатого рода с мстительным и дурным характером.
Только я почему-то никакого страха рядом с ним не испытывала.
– Пойдемте, я провожу вас к дому, – не стал дожидаться моего ответа Шувалов, – нечего вам в лесу делать.
Тут не поспоришь: лес мне на сегодня окончательно разонравился, как и весь прошедший день в целом. Сначала два аспида в родном доме – братец с Донским, потом подряд два опасных хищника, оба коричневой масти. Один – лохматый и с когтями, второй – с ружьем и обманчиво благородными манерами.
Даже руку вежливо предложил, а ведь вроде как мстить за отказ от помолвки должен.
Вел меня граф в мрачном молчании, но аккуратно и бережно, выбирая наиболее удобные места, отводя ветки в сторону. Причем получалось у него это очень естественно, не наигранно, как само собой разумеющееся. Привычная такая забота о девушке, как бы он в душе к ней не относился. И на визг мой бросился не раздумывая, собираясь помочь попавшей в беду женщине.
Вот и подумалось мне: может не всем словам брата верит стоит? Мало ли, что он там нарассказывал, лучше самой выяснить. Про беготню за женскими юбками задавать вопросы мужчине было неудобно, о его дурном характере, – тем более. Решила расспросить о самом безопасном.
– Говорят, вы постоянно на дуэлях стреляетесь, – словно невзначай заметила я, прерывая неловкое, напряженное молчание, – или лишнее придумывают?
Шувалов посмотрел на меня удивленно, – в который раз уже за сегодня, но ответил, хоть и сдержанно.
– Отчего же сразу придумывают, иногда приходится.
– А зачем? – не отставала я, хотя странно было бы ждать признания, что по вредности характера.
– Может вы знаете более быстрый способ избавиться от мерзавца? – непринужденным светским тоном, тем, что никаких чувств не выражает, поинтересовался мой спаситель.
Я вообще никаких действенных приемов избавления от таких людей не знала, потому как предпочитала с ними не общаться. Не всегда получалось правда: с Донским нынче пришлось недолго. Но у Шувалово видно такое окружение было, сомнительное. Или он нелестные эпитеты каждому встречному привешивал.
Разговор наш, не начавшись толком, сам собой на вопросе мужчины закончился. Дальше шли опять неприветливо помалкивая. Вот и хочется его спросить о многом, но граф к общению со мной явно не расположен. Или просто лишней болтовни не любит.
Четко на границе ограды усадьбы он остановился:
– Не думаю, что мне стоит появляться в вашем доме, это может быть воспринято неправильно, – в коротком резком поклоне наклонил голову, – честь имею!
И ушел прочь не оглядываясь. А я его и не поблагодарила толком за спасение, не тем все мысли были заняты.
Усадьба Кетовых – когда-то богатая, а теперь запущенная.

Граф Алексей Шувалов в Петербургских салонах. А чем он кроме их посещения занимается, мы скоро узнаем.

Граф Шувалов
Домой Алексей возвращался в на редкость дурном настроении, хотя видимых причин для этого не было. Не считать же таковой неожиданную встречу с бывшей невестой?
Право, полная нелепость!
Жениться на девице Кетовой граф никогда и никакого желания не имел, он, собственно, даже официального предложения ей не делал. Но все так давно и упорно считали их женихом с невестой, что окружающим этот брак казался делом абсолютно ясным и решеным.
А всему виной родители.
Отцы их сначала вместе воевали, потом крепко сдружились по-соседски, – старший Шувалов предпочитал проводить свои дни не в столице, а в подмосковном имении. Вот и придумалось им, что хорошо бы вдобавок породниться: очень уж удачно у одного сын, у второго дочка родились.
Алексей боевое товарищество ценил – сам успел совсем юнцом в страшной Крымской кампании поучаствовать,* но при чем здесь дети, спрашивается? Брак по договору…. Словно на дворе стародавние дикие времена, а не нынешний просвещенный девятнадцатый век.
Вот ведь, учудили… по-дружески!
Невеста Алексею не то, чтобы не нравилась, он вообще к ней никаких особых чувств не испытывал. Для интереса, любви или даже неприязни должен быть хоть какой-нибудь толчок вроде спускового механизма в пистолете. Зацепка, зарубинка, деталь, привлекающая внимание.
Елизавета же Петровна была… никакой.
Граф честно пытался с ней поближе познакомиться, узнать получше, в характере разобраться, но невеста только краснела, неловко отводила глаза и бормотала заученные фразы, словно из брошюрки для благонравных девиц взятые. Вроде симпатичная, милая, но никакого огонька, изюминки. Ни малейшего проявления характера. Как окрашенная в блеклый, не маркий цвет стена, на которой нет ни картины, ни двери, ни трещинки.
Ничего запомнить, не за что глазу зацепиться.
С другой стороны, ни одна из ярких, знающих себе цену (и сполна ее требующих) светских красавиц увлечь Алексей тоже не сумела. Легкий, ни к чему не обязывающий флирт, несколько быстротечных головокружительных романов, но ничего похожего на любовь так и не случилось. Может, он и вовсе на нее не способен был, тогда уж и правда лучше жениться на приятной, знакомой с детства девушке.
К тому же батюшка…
Если бы отец настаивал, требовал, грозил, Алексей обязательно от навязанного брака отказался бы. Не тот у него был характер, чтобы выполнять чужие распоряжения. Но граф Шувалов-старший перед смертью просто… попросил.
В отличии от своего друга, он сразу разглядел, что из наследника семейства Кетовых ничего путнего в принципе не выйдет. А выросшую у него на глазах и оставшуюся без родителей Лизу любил не меньше собственной дочери.
Вот и попросил единственного сына позаботиться об оставшейся сиротой, при беспутном глуповатом братце беспомощной девушке.
Чего у покойного графа не отнять было, так это ума. И знания характера своего сына. Сидело занозой в Алексее неистребимое стремление защищать слабых и вбитое с детства чувство ответственности. Не мог он просто бросить, пройти мимо несправедливости, решить, что его особняк с краю.
Очень неудобная особенность, снискавшая ему славу первого дуэлянта столицы и вообще человека неприятного.
Там, где другие отводили глаза в сторону или даже угодливо поддакивали, граф рвался в бой напролом, наплевав на грядущие неприятности. Огребал, отплевывался, стрелялся, а потом снова лез, не стерпев душного безразличия.
Есть такая порода людей, почти вымершая, – называются благородные рыцари.
Впрочем, глупые романтические книжки о них Алексей терпеть не мог, предпочитая свежие газеты. И считал себя предельно циничным, закаленным светской подлостью прагматиком. Выдавая желаемое за действительное.
Вот как раз из-за чувства ответственности и случилась та неприятна ситуация с наследником Кетовых. Может, и не стоило вмешиваться: брат Елизаветы всего-то на пару лет был младше самого Шувалова, -- должен был понимать, что творит и с кем связался сдуру. И ни дружбы, ни приятельских отношений между ними никогда не было, слишком разные по характеру. Но…
Все же родственник. Пусть и будущий.
Сергей тогда как с цепи сорвался, даже помолвку сестры сгоряча разорвал. Можно было вздохнуть с облегчением, -- все сложилось само собой и к лучшему. Но Алексей все равно планировал нанести бывшей невесте визит: узнать, какое будущее ей братец уготовил. Возможно помочь, если не будет противиться.
Не любил граф никакие дела оставлять незаконченными.
А потом случилась эта встреча в лесу – при предельно драматических, почти театральных обстоятельствах.
И Елизавета… его просто не узнала!
Смотрела отстраненно, как на заморскую редкую диковинку или на чуду-юду папуасскую. Разглядывала внимательно, словно раньше ни разу и не видела. Это… почему-то царапало. Настолько, что даже не расспросил толком, как и почему в лесу оказалась. Ведь привычная ему робкая Лиза никуда дальше ворот усадьбы не выходила.
А еще… девушка разительно изменилась.
Нет, лицо, фигура, одежда -- все те же, но вот взгляд, выражение, мимика… Эту непонятность хотелось разузнать, исследовать, разглядеть поближе.
Да и странный вопрос про дуэли. Столичные светские красотки расспрашивали о них с нескрываемым восхищением, с восторженным придыханием. Каждый вызов казался им окутанным романтично-героическим ореолом. Не зря же власть вслух осуждая поединки, негласно их одобряла и даже поддерживала.** А дамы высшего общества, подобно флюгерам, крутились в такт императорскому настроению.
А вот бывшая невеста задала вопрос скорее с осуждением. Спокойно, без лишних эмоций, будто небесный канцелярист, общую сумму грехов подсчитывающий. И вообще она вела себя… непривычно, неправильно. Слишком странно даже для домашней милой девочки, наткнувшейся вдруг на медведя.
Как он мог отпустить ее, ничего не расспросив толком, ничего не выяснив? Как вообще она одна в лесу оказалась?
В усадьбу я зашла через черный ход и для начала заглянула на кухню. Увидевшая меня кухарка Ульяна от неожиданности уронила яйцо, которое собиралась вбить в тесто, и оно с громким хлюпающим звуком растеклось по полу лужицей.
– Хосподи, Лизавет Петровна, да вас как медведи драли!
– Один, – уточнила я, – и тот не успел достать. Скажи лучше, брат с гостем уехали?
– Да что ж это деется?! – вместо того, чтобы успокоиться, Ульяна шумно осела на кстати подвернувшуюся лавку и схватилась за сердце. Но тут же подхватилась и заголосила, открыв дверь в коридор: – Лушка! Лушка, быстро подь сюды, пропащая твоя душа!
Пропащая душа нашлась довольно быстро, – сама на зов влетела опрометью, и тут они уже вдвоем за меня взялись. Засыпали расспросами, оханьями и причитаниями. Вид у меня и правда был совсем неподобающий барышне, сильно потрепанный. Еще в лесу я наскоро пригладила волосы, поправила платье и, как сумела, лицо вытерла. Но моих поспешных стараний оказалось недостаточно, да и царапины никуда не делись.
Вот уж, предстала перед бывшим женихом во всей красе – форменным пугалом.
Но он хотя бы за сердце не хватался, а у прислуги нервная система оказалась послабее. В итоге, мне же их еще и пришлось успокаивать. А потом слегка прикрикнуть, приводя в чувство, а то уж очень они разошлись.
– Так что там с гостем и братом? Уехали?
– Ага, восвояси убраться изволили, – закивала головой Лушка, – торопились они шибко, до Москвы хотели засветло добраться. Но третьего дня вернуться хочут. Тогда, говорят, вам деваться будет некуда.
– Подслушивала? – без всякого упрека даже не спросила, скорее констатировала очевидный факт я. Вряд ли Донский или Сергей стали бы делиться своими планами с горничной. И меня они предупреждать тоже бы не захотели, наоборот, понадеялись врасплох застать и поставить в безвыходное положение.
– Как есть подслушала! В точности! Все время, покуда они гневаться изволили, под дверью простояла! – вместо раскаяния в голосе горничной звенела самая настоящая гордость собственной сообразительностью, – а как же иначе вам было докладываться?!
Потаращила на меня глаза, ожидая похвалы за старания, а потом продолжила отчитываться о своей благородно-шпионской деятельности:
– Ох, и ругался гость на барина, ох, и отчитывал! Как из ушата полил помоями! И по вам, елдыга* такой, прошелся недобрым словом. Не ходите вы за него, Лизавет Петровна, Христом-богом прошу! Старый он совсем и злой, аки черт лесной!
– Да, я заметила. Не жених, а маньяк “Синяя борода” в поисках очередной жертвы, – кивнула в ответ, и соглашаясь, и благодаря за заботу.
В голове у меня уже вертелись подсчеты, как как со всеми делами всего за два дня справиться. Снова встречаться с новым хозяином имения не хотелось: неизвестно, что за гадость они с братцем задумали.
Значит, надо покинуть усадьбу как раз в день их приезда, не позже.
– Не было у него бороды, вовсе никакой, я в замочную скважину заглядывала! Чего-то вы, барышня, путаете! – Лушка округлила глаза в большие латунные пуговки и бесцеремонно ткнула в меня пальцем, – и все одно, нельзя вам за него идти! Не выйдет из того ничего доброго!
Приучить ее вести себя, как положено воспитанной горничной в приличном доме, я так и не сумела. Зато девушка сама как-то очень быстро привыкла переживать за меня и заботиться. И вот ведь странно, прежняя Лиза ничего от прислуги не требовала, не командовала, позволяла жить, как хочется. А относились к ней…
Нет, без пренебрежения или злости, но и без малейшей симпатии.
Вспомнить хоть, как очнулась здесь в первый раз после лихорадки в полном одиночестве. Никого рядом не было, никто о хозяйке даже не подумал позаботиться. Не уверена, что слуги вообще ее болезнь заметили: они все раньше существовали в каких-то параллельных реальностях.
Не представляю, как такое в принципе могло получиться.
Я же быстро навела в доме привычный, почти армейский порядок. У прислуги просто не было шансов: у меня и матерые подполковники вовремя все документы по расходу бензина и заправке огнетушителей сдавали. И попробовали бы они хоть на день задержать нужную бумажечку!
С простыми селянами и вовсе просто было.
Теперь полы в усадьбе мыли вовремя, без отговорок, пыль вытирали, постельное белье пахло приятной свежестью, а на стол подавали не только капустные щи с кашей, но и привычные разнообразные блюда. Правда, пришлось самой им кухарку учить, она ни про котлеты **, ни про нормальный, правильный борщ, ни про блинчики с творогом никакого представления не имела.
Раньше, при старшем Кетове, во времена приличного состояния и благополучия, на кухне поместья трудился повар, обученный в столичном ресторане. После смерти отца Сергей переехал в Москву и делами брошенной усадьбы вовсе не занимался. И уж тем более не думал об оплате работы оставшихся в ней слуг, все имеющиеся деньги на карты просаживая.
Крепостное право к тому времени уже отменили, вот и сбежал повар, помаявшись без жалованья, куда-то в город, искать лучшей жизни.
Брата эта история ничему не научила, он просто определил на кухню деревенскую вдову с тремя детьми. Ей деваться было некуда, за еду работала. Ну и таскала потихоньку из кладовых домой продукты. Поймала я ее на этом быстро и так же быстро пресекла, – не терплю воровства. Зато начала платить зарплату: пусть небольшую, но каждую неделю. А еще разрешила приводить детей в дом, чтобы Ульяна о них не беспокоилась, и кормить здесь же, на кухне.
И вот, что интересно: хозяйка поместья из меня получилась довольно строгая, в отличии от прежней робкой и нетребовательной Лизы, но вся немногочисленная прислуга не только уважать молодую барышню начала, но и как-то незаметно полюбила.
Не говоря уже о местных крестьянах из Савелок. Раньше большинство из них свою хозяйку и в глаза не видели, не могли при встрече признать. Сейчас же заранее кланялись, хоть я этого и не требовала. Не от страха, выражая уважение. Но я и правда за это короткое время сумела многое для них сделать.
Прежде всего я решила поговорить с Никитой Колесниковым, тем самым фельдшером, которого в наше село заманила. Жил он не в самих Савелках, а в флигеле при усадьбе, здесь же и больных принимал. Ну а в неотложных случаях сам мчался к страдальцам навроде «Скорой помощи»
Несмотря на то, что прежде он очень стремился нести в народ революционное просвещение, жить в деревне, среди этого самого народа Никите не понравилось. Дома тесные, душные, пол земляной и кислыми щами воняет. И нравы совсем не такие, как ему на расстоянии представлялись.
В общем, вовремя я его убедила лечить людей в полном соответствии с профессией, а не звать их к свержению царя и светлому будущему. Иначе бедный парень совсем бы в жизни разочаровался. Или попал в места довольно удаленные за свои неправильные убеждения.
Сейчас же я была совсем не уверена, что новый хозяин поместья разрешит фельдшеру бесплатно в флигеле жить. Не похож господин Донский на мецената и благотворителя. И уж точно не будет он на свои деньги покупать лекарства для крестьян и кормить за свой счет Колесникова.
Вот и надо было предупредить парня, чтобы у него тоже времени на сборы хватило.
– Но это же ужасно несправедливо, Елизавета Петровна! Разве можно так поступать с вами?! – Никита, «юноша бледный со взором горящим», весь такой высокий, нескладный и очень романтически воспитанный, никак не мог успокоиться.
Бегал по переоборудованной под приемный покой гостиной флигеля, натыкаясь то на массивный шкаф, то на кушетку. Смешно ойкал, потирал ушибленное место и снова продолжал возмущаться. Причиненную мне обиду он воспринял как собственную и горел праведным негодованием.
У меня его затянувшееся горение сжигало и так короткий срок, отведенный на сборы до отъезда, но и просто уйти было неправильно.
– Несправедливо, – согласилась я, – но поделать с этим мы ничего не можем. Поэтому давайте займемся тем, что от нас зависит. Не забудьте взять с собой все инструменты, они вам еще пригодятся.
– А я вам все время твердил: надо нынешние порядки менять! Если бы не они… Самодержавие – страшное зло и угнетение! – возвращаться к практическим вопросам Никита не хотел, предпочитая отвлеченные.
А мне еще столько всего успеть надобно.
– Все наследство брату оставил не император, а наш батюшка. И никакой режим в этом не виноват, только собственная его непредусмотрительность. В карты наше имение тоже не царь проиграл, братец постарался, – терпеливо объяснила я, хотя до политики мне вообще-то никакого дела не было.
Но и революций тоже не хотелось: слишком часто от них страдают невиновные. Да и совсем молодого парнишку с его романтическими идеями было жалко. Пострадает ведь по глупости.
– И куда вы теперь, Елизавета Петровна?
– В Москву, попробую там найти подходящее занятие, – это я для себя сразу решила. Город большой, торговля оживленная, попытаюсь к какому-нибудь купцу для ведения финансовых дел устроиться.
Конечно, никаких иллюзий я не питала: женщине, да еще совсем юной, найти такую работу будет трудно. Ее и в нашем-то времени не враз отыщешь. Но мне бы только личной встречи добиться, быстро смогу доказать свои умения и знания. А с местными налогами, отчетами и прочими требованиями разобраться недолго, – на прежней работе они тоже постоянно менялись, успела привыкнуть.
– Я поеду с вами! – решительно заявил Никита, – нельзя вам одной, без мужской поддержки оставаться!
Ну вот, и он туда же. Сам постоянно твердил о смене нынешних порядков и тут же считает, что женщина в одиночку ни с чем не способна справится.
И ведь никак не получилось его урезонить: вбил себе в голову и стоял на своем, как тяжелый дубовый шкаф в приемной. Нипочем с места не сдвинуть!
С другой стороны, я и сама побаивалась грядущих изменений в жизни и грела душу мысль, что не одна в непривычных обстоятельствах останусь. Все-таки я за пару месяцы совсем мало про эти времена узнать успела, трудно будет приспособиться. Да и Никиту бросать не хотелось: неизвестно что он без пригляда вытворит по собственной романтической революционности.
– Хорошо, – решила я, – но только не забудьте собрать все необходимое. А мне еще со старостой надо встретиться.
Два дня пролетели настолько быстро, настолько были под завязку набиты делами, что не успела опомниться. Решить все неотложные дела в деревне, собрать вещи, – и не только свои. Я вполне резонно рассудила: никакой описи имущества усадьбы братец при проигрыше не прикладывал. Он и сам-то толком не знал, что здесь находится.
Поэтому собрала все не очень громоздкое и ценное: остатки не утащенных сбежавшими до меня еще слугами серебряных приборов, несколько китайских ваз, бронзовые статуэтки и подсвечники, отделанный ониксом письменный набор из кабинета.
Бумаги тоже все собрала, – Сергей этим точно не озаботится.
Вроде и не нужны они на потерянное имущество, но моя бухгалтерская натура просто так их бросить не позволяла. Кроме того, имелась в них некоторая странность, с которой я как раз перед приездом брата пыталась разобраться. Некая интересная нестыковочка.
Для уточнения возникших предположений мне как раз в Москву, в Земельную канцелярию попасть требовалось. И если я права, то…
Открываются новые возможности.
Подъезжая к Москве, мы выглядели то ли как цыгане, отставшие от табора, то ли как хомяки-переселенцы. Столько всякого добра было в телегу нагружено. Коляска в усадьбе тоже имелась, – слегка облупившаяся, зато лаковая, господская, но втиснуть в нее все наше имущество даже пробовать не стоило.
Кроме ценных вещей для продажи я, немного поразмыслив, захватила еще и постельное белье, несколько скатертей, посуду, даже сковородку с кухни утащила. В общем все, что нужно для первого обзаведения. И запас продуктов, которые быстро по летней жаре не испортятся. Лушка еще и пару живых кур в корзинке пыталась в общую кучу засунуть, но тут уж я воспротивилась.
Каким бы хорошим делом не была экономия, доводить ее до полного абсурда не стоило. А то следующим мне под бок визжащего поросенка подсунут. Вот уж выйдет въезд в столицу – с фанфарами.
Увидев внушительную гору добра, увозимого из оставляемой врагу усадьбы, я даже предложила нашему возчику запрячь в телегу сразу двух лошадей. Вдруг одна не справится?
Пафнутий -- единственный мужчина-слуга в поместье, тут же начал тыкать в меня конской сбруей и многословно объяснять, что она только на одну лошадиную шею рассчитана. Пришлось отмахнуться и поверить на слово: очень уж он любил поболтать без дела.
Лошадка, несмотря на мои опасения, оказалась выносливой, с дорогой справилась, хотя везти ей вдобавок к вещам пришлось еще и нас четверых. Лушка тоже следом за мной увязалась.
– Видано ли дело: барышне, да без горничной? – возмутилась она, шлепая на телегу потертый узелок со своими пожитками, – а в городе все служки дурные да шалавы гулящие. Не такие вам, барышня, надобны!
– Я в Москве сама работать буду, какая уж мне прислуга.
Лушка на несколько минут зависла, переваривая неожиданную информацию. Потом вспомнила, что барышня у нее и так не совсем правильная. То по лесам с корзинкой, как крестьянская девка, шастает, то пастилу варит, то с удобрениями разбирается. Теперь вот опять что-то непонятное затеяла.
– Ну, работайте, – щедро разрешила горничная, – мне в ваши господские хотения мешаться не следовает. А без меня все одно нельзя вам в городе!
Похлопала густыми светлыми ресничками и привела довод, с которым точно не поспоришь:
– А белье вы тоже саморучно стирать собираетесь?
Это был удар в спину.
На самом деле я вовсе не неженка, и работы не боюсь, но… стоило только представить, как придется сначала воду таскать ведрами, потом полоскать и отжимать тяжелые льняные простыни… Наверное, на лице у меня отразился настоящий ужас, потому что Лушка расплылась в улыбке и довольно подытожила.
– Ага, не справитесь вы со стиркой, барышня! А я отнесу белье прачкам!
То есть самой его стирать совсем не обязательно? Вот ведь… лиса хитрющая! Но поздно, уже согласилась взять ее.
С другой стороны, мне было вполне понятно ее желание уехать из деревни. Женихов здесь осталось мало – половина молодых парней после отмены крепостного права в город уехала. Зато невест, – выбирай, не хочу, – по три девки на одного неженатого.
У безалаберной Лушки тут шансы выйти замуж ноль целых. минус сотых.
Придется коротать свой век приживалкой-бобылкой в семье брата. Судьба незавидная. А в городе, глядишь, и сумею ее в хорошие руки пристроить. Если сначала удастся причесать хорошенько.
Так и вышло, что к Москве мы подъехали целой компанией: я, Лушка, Никита и правящий телегой Пафнутий. Мне его постоянно хотелось назвать Фунтиком, – и по созвучию имени, и по общей залиристости шебутного неугомонного характера. До того он был похож на поросенка из мультика.
– Кудать теперича, Лизавет Петровна? – возница слегка натянул поводья, останавливая лошадь, и обернулся ко мне, – я туточки окромя дороги к рынку ничего не знаю.
Я была примерно в том же положении, даже худшем. Он-то почитай каждую неделю в столицу с грибами-ягодами ездил и вообще отличался редкостным для сельского жителя умением везде себя как дома чувствовать.
Теперь Пафнутий смотрел на меня, ожидая дальнейших указаний. А я… растерялась.
Вот насчет места жительства в Москве планов у меня как раз и не было. Просто в голову не пришло заранее их продумать. Живя в провинциальной глуши, я довольно быстро привыкла к отсутствию и горячей воды, и канализации, и электричества. Но вот большой город заочно оценивала по прежним меркам, со всеми благами привычной цивилизации.
Забыв, что здесь нет никакого интернет-поиска.
– А какие есть вообще варианты, где тут приезжие останавливаются? Постоялые дворы, гостиницы?
Спрашивала я у фельдшера, как самого образованного и успевшего попутешествовать, но ответил вездесущий Пафнутий:
– Гостиницы – они для больших господ, шибко дорогие. А на постоялом дворе вам, Лизавет Петровна, жить не следовает. Непотребно!
Ночевать под открытым небом на телеге, вповалку я считала еще более неподобающим и, главное, не комфортным. Поэтому попробовала предложить один из знакомых по прежней жизни вариантов.
– А комнату здесь снять можно? Или часть небольшого домика?
– Точно, хвартера вам нужна, барышня! – аж подскочил на месте, до того обрадовался, Пафнутий-Фунтик, – со мной рядом на рынке одна баба соленьями-квашеньями торговала, так она как раз сказывала, что у нее две комнаты лишние.
– Ну зови свою бабу с соленьями и невостребованной жилплощадью, – обреченно кивнула я. Все равно других вариантов не предвиделось.
– Я в прошлый раз у своего соратника останавливался, – нерешительно признался Никита, – можно к нему попробовать попроситься.
– А он попросит от нас в качестве оплаты в какого-нибудь министра бомбу кинуть, – ввязываться в политику мне совершенно не хотелось, а устраивать террористические акты – тем более. Не подходящее это дело для мирного бухгалтера.
Тут как раз и Пафнутий подошел с высокой сухощавой женщиной лет сорока в темном опрятном платье. Только взглянув на ее суровое выражение лица и сердитый взгляд, сразу поняла: не будет у нас взаимного понимания.
– Блудников и на порог не пущу! Ни одной курвы в моем доме не будет! – громко и очень возмущенно заявила женщина, прожигая нас с Никитой гневным взглядом. Еще и руки в бока уперла с таким видом, будто мы сейчас силой начнем к ней в жилище прорываться, а она нас будет останавливать.
Возможно, даже ухватом, очень уж воинственно выглядела.
Пока мы с фельдшером оторопело переглядывались, пытаясь понять кого из нас в какую категорию записали и по которому поводу, сердитая баба развернулась на месте и собралась убраться восвояси. Я, признаться, даже облегчение испытала: жить с такой скандалисткой рядом – хуже не придумаешь.
Пришла, оскорбила на пустом месте и уходит счастливая.
Вот сама она как раз эта непонятная «курва» и есть. Самая настоящая!
Но тут вмешался Пафнутий, подкинувший нам такой вот сомнительный сюрприз вместо домовладелицы:
– Ты, Авдотья, совсем ума лишилась или огурцов своих переела? – завопил он, наскакивая на женщину, как петух на гусыню. То есть бойко, но держась на расстоянии, – чтобы не зашибла ненароком, – ты почто мою барышню похабными словами лаешь?
Лично я узнавать, почему меня в блудодейские курвы записали, не хотела. Махнула Пафнутию рукой, – пропусти, мол, пусть уходит поскорее, пока зеваки вокруг не собрались. Но вредная баба расставаться с нами резко передумала и спросила почему-то у Фунтика:
– Барышня, говоришь? Как есть, настоящая? – смерила Никиту неприязненным взглядом и добавила, – почто тогда с мужиком жить надумала?
Я ее интереса не поняла, зато остальные сразу разобрались, да только мне объяснить забыли. Революционный просветитель народа покраснел, как помидорка в теплице, Лушка чуть с кулаками на противную тетку не бросилась, но неожиданней всех отреагировал Пафнутий.
– Так братец то ейный, – заявил он и веско добавил, – дохтур!
– Фельдшер, – стеснительно поправил его Никита и отчего-то покраснел еще сильнее, вплоть до полной багровости. Я только взгляд с одного на другого переводила, пытаясь разобраться в происходящем.
– Во-о-от! – Фунтик от названия чужой профессии даже приосанился, – чуешь, каких жильцов тебе, дуреха, сватаю? А ты на них с помойной бранью кидаешься, тетеха безмозглая!
На Авдотью незнакомое слово тоже произвело впечатление, но посматривала она на нас все равно с подозрением. Оно и понятно, никакого сходства между мной – светлоглазой, русоволосой с легким рыжеватым отливом блондинкой и похожим на галчонка брюнетом Никитой и близко не было.
Постепенно я начала догадываться, почему тетка отнеслась к нам так неприязненно.
– Двоюродные мы, – пояснила коротко, – братец за мной присматривает.
Новоявленный «братец» только рот открыл от изумления, привыкая к новой родственной действительности. Зато Лушка охотно, хоть и непонятно, но с энтузиазмом поддакнула:
– Они у нас во флигеле жили! С болезными возилися!
Вот теперь Авдотья окончательно подобрела и полностью преобразилась, оказавшись вполне нормальной женщиной. Долго кланялась и извинялась за свои обзывательства, с трудом ее успокоила. Время-то уже позднее, надо успеть посмотреть предлагаемые комнаты, – вдруг они мне не понравятся?
А потом еще обустраиваться.
Да и доверия наша будущая хозяйка пока не вызывала. Неизвестно, что еще ей в голову втемяшится, за что она на нас может накинуться. Ищи потом ночлег на ночь глядя. Но и других вариантов размещения…
Их попросту не было.
Очень зря я заранее не подготовилась, только времени на это тоже не было. Ни продумать ничего, ни найти квартиру подходящую. Братец со своим негаданным сватовством словно снег на голову в июне внезапно свалился. Не успела я никакие выходы из ситуации предусмотреть. Да и выообще такое положение не предвидела. Хорошо хоть, деньги заранее для маслобойки копила, не совсем беспомощной и нищей осталась.
Ладно, деваться все равно некуда… со всем справлюсь!
Только посмотрю, что за жилье нам Авдотья подготовила. И в Земельную канцелярию наведаюсь. Очень уж меня неправильность в бумагах беспокоила.
Пока ехали к ее двору, Авдотья объяснила причину недоразумения и собственной… скажем пока вежливо – несдержанности.
Дело в том, что раньше, до отмены крепостного права, у многих помещиков имелись полюбовницы, да не по одной штуке, порой до десятка доходило. Целые гаремы. Девушек одевали, как дворянок, а некоторых даже обучали «господским» наукам и подобающим правилам поведения.
Став свободными, прежние барские любимицы оказались в очень неприятном положении. К прежней простой крестьянской жизни они возвращаться не хотели, слишком от нее отвыкли. Да и не приняли бы в деревне девок гулящих, хотя те совсем не по своей воле в «фемины»* попадали.
Вот и приезжали девушки в большой город, надеясь найти себе здесь мужа из разночинцев и обедневших дворян попроще.
Глупенькие! Сказка о Золушке в жизни очень редко воплощается.
А с другой стороны, и деваться им было некуда.
Мужчины охотно пользовались наивностью девушек. Брали на временное содержание, развлекались с ними, обещая вскоре жениться, а потом бросали без всякого сожаления. Несчастные дурочки скатывались все ниже и ниже очень быстро, заканчивая…
Понятно, как и кем заканчивая.
Впрочем, далеко не все из них были такими доверчивыми. Часть девиц вполне осознанно искала богатого покровителя взамен разорившемуся хозяину. И услуги они свои старались продать подороже, хотя итог был все тот же, предсказуемый.**
Вот и вызвала я у Авдотьи подозрения. Не только тем, что вместе с мужчиной хотела поселиться, но и не правильным способом передвижения, – настоящие дворянки на телегах не путешествуют. А вот бывшим крепостным барскую коляску взять было неоткуда, всегда на подводах приезжали.
Еще одно незнание мной местных правил, – даже не подумала о подобных тонкостях.
– Но все одно, в разных комнатах жить будете! – решительно заявила наша будущая арендодательница, когда мы уже подъезжали к ее домику.
Женщина оказалась очень религиозной и богобоязненной, это я быстро поняла. Она любые внебрачные связи считала страшным грехом и не желала ему потворствовать. Потому и отреагировала на нас так невежливо.
Кроме того, пустив к себе девицу сомнительного поведения, Авдотья могла и сама пострадать. Продавать свои постельные услуги в этом времени не запрещалось, но для сначала надо было получить специальное разрешение – «желтый билет». Нелегальных же жриц любви полиция строго преследовала.
– Конечно в разных комнатах, как же иначе, – подтвердила я, потому что ничего иного вовсе не планировала. А Никита так убедительно покраснел и замотал головой, что последние подозрения в нашей блудодейской курвости сразу же отпали.
Ну какие между нами могли быть любовные отношения? Подумать, и то смешно.
Домик у Авдотьи был маленьким, но уютным и очень чистеньким. Всего пять небольших комнаток: три жилых, кладовая и кухня. Мне предложили самую большую и дальнюю, следующей располагалась хозяйская – как естественная преграда между мной и фельдшером, что нас с ним полностью устраивало.
Меня уж точно, без малейших сомнений.
Я действительно воспринимала этого восторженного наивного парня как дальнего, слегка сбившегося с правильного пути родственника. Но совсем не такого противного, как мой настоящий братец. С Сергеем мне точно больше никогда встречаться не хотелось, понятно было, – не выйдет из него нормального человека, даже пытаться перевоспитать не стоит.
Гаденькое мерзкое существо, с легкостью готовое променять родную сестру на деньги.
Жалкое и одновременно неприятное.
А Никите надо только мозги слегка на место поставить и выбить из них застрявшие там лозунги. В остальном он и ответственный, и верный, и порядочный, просто молодой еще очень. Лучше пусть станет хорошим врачом, чем еще одним террористом, швыряющим в людей самодельные бомбы.
Но вернемся к нашему обустройству на новом месте. Фельдшеру выделили самую дальнюю комнатку за кухне, совсем крохотную, но он своим закутком был полностью доволен.
А Лушке назначили ночевать вместе с хозяйкой, – все считали, что негоже жить прислуге в одной спальне со своей барышней. И я не стала лишний раз спорить, мне одной располагаться в комнате и правда привычнее.
В целом, мне наше новое жилище понравилось, и брала Авдотья совсем недорого. Главным же достоинством ее домика было близкое расположение к центру Москвы, не на дальней окраине. При отсутствии такси и общественного транспорта – очень большое преимущество.
Теперь предстояло самое главное, – на работу устроиться.
А вот с этим… Не только у меня возникли большие сложности.
– Идите-ка вы отседова, барышня, покуда дворника не кликнул! У нас контора приличная, девиц не держим! – пригрозил мне упитанный нагловатый приказчик. Выглядел он неприступным и заносчивым, как Кавказский хребет в непогоду. И не было никакой возможности прорваться сквозь эту неприветливую преграду к хозяину.
Мыловаренный завод Тюряпина был третьей по счету неудачей. Сюда я пришла в надежде, что владелец небольшого предприятия будет менее привередливым и согласиться хотя бы выслушать. В остальных местах меня сразу, без разговоров заворачивали.
В этой захолустной конторке я даже некоторого успеха добилась, встретилась с приказчиком. Но услышав о моем желании работать счетоводом*** тот сначала выпучил глаза в немом изумлении, раз пять переспросил с таким видом, будто перед ним сидит сумасшедшая, а потом и вовсе пригрозил позвать дворника.
И вовсе не затем, чтобы мусор вымести, в городских домах и заведениях крепкие плечистые мужики с метлами служили кем-то вроде охранников. Убирали не только опавшую листву, но и нежеланных посетителей.
Пришлось уйти самой, иначе неудобно бы получилось.
Домой возвращалась раздумывая над новой тактикой. Сегодня я честно говорила о своем намерении устроиться на работу. Раз уж ничего хорошего из этого не вышло, надо действовать в обход, хитростью. Подобрать подходящий предлог, чтобы сразу попасть к хозяину, а там все будет зависеть от того, как разговор поведу.
– Что значит, «волчий билет»? – я хоть и была голодная, кусок в горло не лез от таких новостей. И ложкой хотелось не каши зачерпнуть, а треснуть по лбу собеседника.
– Простите, Елизавета Петровна, – Никита попеременно переходил от яркой пунцовости к бледности и обратно. Иногда смена окраски сбивалась с настроек и притормаживала: например сейчас, лицо белое, а уши алые, словно от чужого тела приставленные. Выглядело забавно, но мне было не до смеха.
Разобраться бы сначала с проблемами.
– Это значит, что у меня права ограничены. Не могу я фельдшером работать. И вообще никакие должности для образованных занимать не могу. Я хотел вам признаться, правда, но… побоялся, – смущенно признался парень, отводя глаза в сторону и тут же вскинулся, – Это все из-за неправильного режима! Я хорошо при больнице обучался, а билет этот за разговоры пропагандистские! и кружок… революционный.
– Просто замечательно, – похвалила я таким тоном, что с него весь запал словно ветром сдуло, – и что ты от меня еще скрыл? Какие другие подвиги? Банк ограбил, то есть экспроприировал наличность для борьбы с царизмом? Пару десятков человек прибил во имя лучшего будущего? С броневика выступал на площади?
– С к-какого броньвика? – Никита смотрел на меня большими, как две глиняные плошки на столе, растерянными глазами и очень старался под стол не упасть.
Похоже, я не просто произвела на него неизгладимое впечатление своим знанием тонкостей революционного движения, но и изрядно этим знанием напугала. Особенно броневиком, который вообще еще не изобрели. *
– Признавайся! – хлопнула ложкой по столу, – во всем и сразу, как на исповеди! Что еще успел натворить?!
Примерно таким же образом я из своих офицеров поначалу все бухгалтерские документы выбивала, пока к порядку не приучила. Они, конечно, ребята хорошие, но безалаберные. Вечно считали бумажки делом десятым, не слишком важным. А у меня отчеты, пенсионный фонд, казначейство, министерство по имуществу...
Вот и приходилось иногда характер показывать.
На Никиту тоже подействовало. Или он заметил промелькнувшую в глазах грусть по былым сослуживцам? По оставленному миру, по дочери с внуками? И принял на свой счет, решил, что в нем окончательно разочаровалась и сейчас выгоню?
Если честно, я и правда была очень зла и расстроена. На самом деле и обмана-то не было, скорее умолчание, а его вполне понять можно. Сама же уговаривала нести в народ лечение, вот парень и поверил, новой идеей загорелся.
От отсутствия диплома, или что тут выдают как свидетельство об образовании, знаний у него точно меньше не стало. Во всяком случае, последние полтора месяца справлялся фельдшер со своими обязанностями неплохо. Никто от лечения в деревне не помер.
А если вспомнить, как в прошлой жизни участковый врач искал в интернете таблетки от давления… Прямо при мне, не стесняясь, лазил в телефоне. По сравнению с ним Никита и вовсе молодец, даром, что фельдшер без классического, правильного образования **
– Простите меня, Елизавета Петровна! Клянусь, ничего такого я не делал! И объедать вас не буду, не думайте, завтра же пойду, на фабрику работать устроюсь!
А парня действительно проняло: лицо как мел бледное, пальцы подрагивают, губы непослушные. И смотрел он на меня с таким раскаянием, что сразу пожалеть захотелось и по макушке погладить.
Но я неуместные сейчас порывы сдержала, вместо этого спросила:
– И кем собрался устраиваться, простым рабочим?
Никита истово закивал, он сейчас на что угодно был согласен, а я задумалась. Ситуация и правда не приятная. Пусть всего три адреса сегодня обошла, но общее отношение общества заметить успела. Женщина здесь может работать только горничной, прачкой, кухаркой, уборщицей – кем-нибудь не квалифицированным.
А барышням и вовсе трудиться не следует, надо гордо помирать с голоду.
Меня такой подход не устраивал.
Изначально я думала, что Никита легко устроиться в больницу фельдшером, да и сама не пропаду с такими знаниями, но все оказалось намного сложнее. Теперь надо было думать, как прокормить сразу трех человек, а отложенных денег надолго не хватит.
Ну, для себя я уже все решила, завтра же попробую действовать по новому плану, не так прямолинейно. А вот с остальными…
– Никита, ты же здесь, в Москве, учился? – спросила. Так и тарашившийся на меня парень словно очнулся и снова затряс головой, соглашаясь, – были в вашей больнице врачи, которые к тебе хорошо относились? Видели, что не совсем дурак и стараешься?
Мой собеседник на секунду задумался, а потом уверенно отчитался:
– Да, доктора Пономарев и Богдашев.
– Вот и отлично, – обрадовалась я: так и думала, что у парня не только идеи, но и мозги со старанием имеются, – завтра пойдешь, попробуешь с ними встретиться и попросился на работу. Пусть не фельдшером, простым санитаром.
По выражению лица Никиты поняла, что санитаров здесь тоже не было*** и быстро поправилась: – Да хоть уборщиком просись! Сразу на две ставки. А на самом деле будешь людей лечить за двойную зарплату разнорабочего. Так и объясни этим врачам.
Наверное, здесь еще таких схем обхода правил не знали, потому что парень очень удивился. Даже на время забыл о своем раскаянии.
– А как же волчий билет?
– Так числиться ты будешь уборщиком, никто не придерется. А толковых помощников у врачей сам говорил, в больницах не хватает. Вот и будет вам взаимная выгода.****
Пока фельдшер растерянно хлопал глазами, – слов сегодня ему явно не хватало, растерял все где-то по дороге, я вспомнила о причинах его сложностей.
– И скажи врачам, что все осознал и исправился, больше никаких кружков с революциями! – добавила, напустив в голос строгости, – если надо, я могла бы за тебя поручиться. Только не обмани мое доверия!
Никита даже на это согласился без споров, так боялся меня разочаровать. Похоже, тоже привязался незаметно, вот теперь и сидел с глазами, как у котика из Шрека. Большими и несчастными. А на фабрике ему делать нечего, – там такие условия адские, что полгода протянул бы максимум. Из-за собственной дурости.
Никита Колесников.
Совсем молодой и наивный фельдшер с неправильными идеями, но добрым и верным сердцем. Не очень приспособлен к жизни – постоянно витает в облаках, поэтому будем его постепенно перевоспитывать. ))

Лукерья, она же Лушка.
Сама себя назначила горничной нашей героини, а теперь от нее не отвяжешься. Да и не стоит, еще не раз пригодится. ))

Хозяйка домика, в котором поселились наши герои – Авдотья. Заготавливает соленья-квашенья для продажи.

– Ну вы же понимаете, что у себя в конторе я вас держать не смогу? – спокойный, вежливый, вполне доброжелательный тон фабриканта Астахова с его словами никак не вязался. Но и на категорический отказ не походил, поэтому я рискнула задать напрашивающийся и даже ожидаемый им наверное вопрос:
– А что вам мешает?
– Все, кроме ваших удивительных для девицы способностей, – обезоруживающе улыбнулся собеседник и пояснил, заметив недоумение на моем лице:
– Компаньоны такое назначение не поймут, а завистники и конкуренты используют против меня. Пойдут слухи, что совсем из ума выжил, раз барышню на серьезную должность взял. Или что у меня проблемы с деньгами, а в делах кавардак, если уж не могу хорошего работника себе нанять.
Слышать подобные рассуждения после устроенной мне Астаховым проверки было обидно. Словно и не он больше часа заставлял меня показывать все свои знания и умения. Неужели до сих пор не понял, что специалист я очень хороший?
– Мое мнение тут роли не играет, – пояснил фабрикант, – оно привычное положение дел не изменит. Барышня-счетовод для людей навроде обезьянки ученой, такая же диковинка. Не заставлять же вас выступать на публике с фокусами в качестве доказательства своей пригодности?
Может промышленник и хотел меня утешить, а получилось вдвойне неприятно. Кому понравится чувствовать себя цирковой макакой с расходными тетрадями под мышкой? Хоть правда иди, продавай билеты на невиданное зрелище: девица дебет с кредитом сводит без ошибок.
Аншлаг обеспечен.
Ну вот почему я попала в такое время, где в женщинах только приложение к мужу видят? Где никому не нужен ни мой профессионализм, ни знания? Умом понимала, что могло быть и намного хуже. В каком-нибудь средневековье вообще бы пришлось сидеть послушной тихой мышкой в высокой башне. Рожать каждый год наследников, а в перерывах вышивать на пяльцах розочки крестиком.
Так себе перспектива, со всех сторон убыточная. Еще и потому, что вышивальщица из меня, как из крокодила сестра милосердия. Очень неумелая.
Но все равно царапало такое вот пренебрежение.
С Астаховым мы в итоге договорились, но и своего этот прожженный делец не упустил. Работать предстояло на дому, чтобы ни его, ни свою репутацию не портить, а оплата – сущие слезки. Треть от положенной, потому что барышня.
И это после нещадного торга, начинали мы свой спор вообще с одной пятой.
Обидно.
Вот так и получилось, что вроде добилась своего, нашла работу, только никакой радости от своей победы не испытывала. Скорее глухое маетное раздражение из-за несправедливости. Положение Никиты было примерно таким же. С доктором Богдашевым он договорился, в больницу устроился, но работать там ему было трудно.
С одной стороны, приходилось очень стараться, чтобы не разочаровать пошедшего на уступку врача. С другой, – его привилегированное положение не нравилось остальным подсобным работникам и фельдшерам. Постоянно норовили то подставить выскочку, то загрузить посильнее.
Такая тихая, незаметная с виду война выматывала нервы намного больше настоящих боевых действий. Там хоть понятно, где враг и от кого удара ждать. Никита старался не жаловаться, не показывать, как тяжело ему приходится, но я видела: парень в буквальном смысле дошел до ручки.*
Вполне довольной жизнью казалась только Лушка. Ее мы тоже к работе пристроили – вместо нашей хозяйки на рынке торговать. А у Авдотьи стало больше времени на готовку, которая в местных условиях была делом нелегким и длительным. На продажу женщина не только соленья делала, еще и кисель варила.
Для меня такая торговля стала неожиданностью.
И даже немножко шоком.
Ничего похожего на знакомый с детского садика напиток это блюдо не имело в принципе. Готовилось вовсе не из фруктов с ягодами, а из овса или гороха, да еще и маслицем щедро сдабривалось. Выглядело оно не слишком аппетитно, – как мутный белесый холодец. Его прямо ножом на кусочки резали.**
По вкусу же… мне вообще не понравилось, а местные жители любили, очень часто вместо нормального обеда покупали.
Еще и нахваливали.
Причем кушанье было настолько популярным, что в Москве сразу несколько улиц Кисельными назывались, там любимое народом лакомство готовили. *** Как по мне, так редкостная гадость, – не подготовилась я за шестьдесят прожитых лет к подобным гастрономическим извращениям.
Но торговля у Лушки шла бойко: я ей еще и короткие стишки-зазывалки сочинила. Простенькие, без намека на художественную ценность, зато покупателям нравились, привлекали внимание.
– Не отведал киселя? День прошел сегодня зря! – задорно орала Лушка, распугивая нахальных городских ворон и стоящих по соседству торговцев.
Набирала воздуха в грудь побольше и радостно выпаливала во всю мощь своих здоровых, на свежем деревенском воздухе окрепших легких:
– Ешь соленья и кисель, будешь крепким, словно пень!
И добивала нежные, не подозревающие об агрессивном маркетинге души местных жителей финальным:
– Хочешь сильным стать и крепким? Овсяной кисель отведай!
Покупатели у ее прилавка не переводились, даже в очередь выстраивались. Реклама, она такая, любой товар двигает.
Даже кисель гороховый.
В общем, жизнь потихоньку налаживалась, с голоду нам теперь умереть не грозило. Вот только моя деятельная натура успокаиваться на этом не хотела: не нравилось мне наше с Никитой неустойчивое, зыбкое положение.
Весь оставшийся век прозябать, работать за копейки, прятать от окружающих свои настоящие таланты и умения, подстраиваться под принятые здесь правила?
Нет, это только временная мера, она меня не устраивает!
Что делать дальше я пока не придумала, от того и шла на прием в Земельную канцелярию с замиранием сердца. Первый раз я побывала там сразу же после приезда, но местные учреждения сильно отличались от привычных мне в прошлой жизни.
Никакой общей базы данных: пока запрос подашь, пока на него ответ дадут, да все данные перепроверят. А потом еще перешлют в нужное ведомство…
Граф Шувалов
От собственных обещаний, – ни другим данных, ни себе, пусть и мысленно, Алексей старался не отступать, раз решил – надо обязательно выполнить. А сейчас к привычке всегда выполнять задуманное примешивалось беспокойство за бывшую невесту. Внезапно в полном одиночестве по лесам разгуливающую.
И некоторая толика неуместного вроде бы любопытства: было интересно, как она поведет себя при новой встрече. Снова начнет робко краснеть и отделываться общими фразами, как прежде? Или ее характер и впрямь переменился?
С этой, новой Елизаветой он бы с удовольствием поближе познакомился.
Но обстоятельства будто сговорились, мешая их встрече. Сначала пришлось решать дело о спорном покосе – к хозяйственным вопросам Алексей относился ответственно, а тут все совсем уж серьезно вышло. Крестьяне из-за пары лугов чуть стенка на стенку не полезли, могло и до смертоубийства дойти.
Потом заехал в гости сосед-помещик с двумя переспелыми дочерьми на выданье. По деревенски бесцеремонно, без всякого приглашения. Вроде бы поддержать добрые отношения, но по не слишком смешным шуткам соседа про холостяцкое одиночество графа, по кокетливому хихиканью и оживленному перешептыванию привезенных им девиц, сразу была понятна настоящая цель визита.
Девицы Алексею вовсе не понравились, с трудом терпел их настойчивые расспросы о столичной жизни и целые залы взглядов из-под опущенных в притворном смущении ресниц.
Последнее особенно раздражало. Ну вот кто внушил нашим барышням, что надо обязательно притворяться и вечно строить из себя робкие ромашки с незапятнанно белыми лепесточками? Интересно тебе? – посмотри прямо, не скрываясь.
Как… как Лиза.
При воспоминании о бывшей невесте соседские девицы почему-то показались вдвойне манерными и неприятными.
Приехали ловить жениха в его же собственном логове. И друг на друга косятся неприязненно. Нет, внешне все выглядело довольно мило, только Алексей не вчера родился. Видел, что засидевшиеся в невестах сестрицы готовы друг другу в волосы вцепиться ради выгодной партии. Как давешние крестьяне из-за покосов.
Чувствовать себя кем-то навроде спорного лужка было отвратительно.
Хотя довольно привычно – в столице тоже немало охотниц до выгодного замужества. Но кто сказал, что Алексею это должно было нравиться?
Раздосадованный всеми этими проволочками, у усадьбы Кетовых граф оказался только на четвертый день после памятной встречи в лесу. Мысленно убеждал себя, что так даже лучше: Елизавета за это время успела успокоиться, значит и разговор пройдет проще.
Если у нее и правда случилась какая беда, теперь уж точно поведает.
Но не смотря на все эти разумные доводы , в глубине души было неуютно, маятно. Непривычная пустота своими острыми холодными гранями поблескивала. Словно вместе с понапрасну потраченным временем потерял он нечто очень нужное, важное, ценное.
То, чего на самом деле и не имел вовсе.
Не признающий столь популярные в обществе романтизм, несвоевременные высокие метания и прочую сентиментальную бессмыслицу, Шувалов просто отогнал эти глупые чувства подальше в сторону и решил, что ему надо хорошенько выспаться.
А то еще и не такая дурь полезет в голову.
– Барин никого принимать-с не изволят-с. Отдыхают-с они нынче, велели не беспокоить-с, – незнакомый слуга с приторно-угодливой, хитрой, как у пронырливого крыса физиономией упорно талдычил одно и то же. Не забывая низко кланяться, – а барышень в доме нет-с. Ни одной-с. Прошу покорно простить-с.*
Алексей всегда гордился собственной выдержкой и по праву. Он если и выходил из себя, то холодно, расчетливо, обдуманно, полностью осознавая последствия своей несдержанности. Принимая их заранее. И поводы для того были, как правило, намного более весомые.
Но вот этот вот лакей с подобострастным присвистом в конце каждого слова, общая непонятность ситуации раздражали до невозможности. Граф вполне мог понять нежелание Кетова-младшего принимать неожиданного посетителя. После той стычки, когда он попытался Сергею мозги на место вправить, тот наверняка затаил злобу.
Но куда могла пропасть всегда живущая в поместье Елизавета?
После ее одиноких лесных похождений отсутствие девушки выглядел до крайности подозрительно. А если уж учесть беспутные привычки ее брата, – и вовсе тревожно. В усадьбе явно творилось что-то неладное.
А он, Алексей, обещал отцу о дочери его друга позаботиться!
– Барин! Господин-сударь-барин! Повертайтесь в сторонку, все как есть расскажу, – громкий шепот из за угла высокой, увитой зеленым плющом ограды отвлек Шувалова очень вовремя.
Как раз в тот момент, когда он продумывал план быстрой и не совсем соответствующей правилам приличия операции по насильственному прорыву к хозяину.
– Подьте сюда, барин, сделайте милость! Не след мне на виду показываться, да с вами лясы точить. Живо новый господин взашей выставит!
Алексей слегка повернул голову, – в зарослях прятался невысокий мужичок в задорно сбитой набок шапке и с совершенно плутовской рожей. Весь его нахальный, продувной облик ну никак не соответствовал опасливым словам. Но первое, что отметил граф, – очень примечательное уточнение: «новый господин»…
Идиот Кетов в конец проигрался? У поместья сменились хозяева?
Но что же сталось с не приспособленной к жизни, беспомощной робкой Лизой?
Перед глазами снова встала очень напуганная, но старающаяся держать себя в руках девушка. Серьезное выражение на милом заплаканном личике, ее вопрос, затянувшаяся пауза, будто обдумывает ответ и оценивает...
Отмахнуться, выкинуть такое яркое видение из мыслей было трудно, хоть граф прекрасно понимал: все это не имеет к его бывшей скромной и наивной невесте ни младшего отношения. Просто вот так странно на нее нервическое возбуждение и испуг подействовали.
Временно.
А внутри все отчего-то этому логическому суждению противилось. Хотелось, чтобы Диза и правда стала более яркой, уверенной в себе, самую капельку независимой. Слегка загадочной, интересной.
– Ну что, дамы, господа и прочие личности, давайте вместе думать, как жить дальше, – обвела я взглядом сидящих рядом Никиту и Лушку.
Дамы и господа смотрели то на меня, то на кашу – одинаково преданно, но помалкивали. Может потому, что рот был занят?
Плата за жилье у нашей хозяйки включала и частичное питание – утром и вечером, так здесь было принято. Еду Авдотья готовила однообразную и не самую вкусную, зато сытную.
В основном это были каши, постные щи, вареная картошка и пироги по выходным. Да еще она постоянно норовила скормить нам кисель, что на рынке распродать не успели. Мясо простые люди ели не часто, только по праздникам, мы тоже старались экономить.
Для здоровья такая диета была не сильно полезной, поэтому я ввела обязательную добавку из овощей и зелени. И очень боялась растолстеть от непомерного количества углеводов при сидячей-то работе. Хитрый Астахов вовсю пользовался моим бесправным положением: работой загружал так, что частенько весь день, не отрываясь, сидела за учетными книгами.
Только денег от этого не сильно прибавлялось.
У Никиты в его больнице положение было сходное, не могли мы на наши заработки покупать дорогое мясо и рыбу на рынке. Я даже пожалела, что не согласилась взять тех кур, что Лушка хотела с собой в Москву прихватить. Хоть бы окрошку для разнообразия сделали.
Хотя и это блюдо здесь тоже было непривычным. Во-первых, картошку туда вообще не добавляли. Только огурцы, зелень, вареные яйца и… А вот дальше шли сплошные извращения! Вместо мяса кидали вареную требуху, рыбу или вообще грибы.* О привычной же вареной колбаске и вовсе не слыхивали.
С квасом тоже были проблемы, причем неожиданные. Слишком много видов, попробуй выбери! Хлебный, кислощейный, бражный, ягодный, солодный, красный… А наша хозяйка вообще норовила окрошку рассолом от своих солений заправить и уверяла, что этот рецепт самый правильный. Муж, мол, ее покойный очень уважал его по праздникам.
Про себя я заподозрила, что супруг Авдотьи уважал по выходным дням не только рассол, но и более крепкие напитки, от того и переселился так быстро из ее домика на кладбище. Но про догадки свои помалкивала.
Может человек просто очень любил соления.
Сегодня на столе окрошки не было, только постная вараховица на конопляном масле.** Мои собеседники уже почти всю слопали, я же привередничала. Только когда Авдотья пригрозила ее киселем заменить, за ложку взялась. Киселя я нахлебалась уже досыта, как и местной жизни с ее странными и неприятными ограничениями.
Вот и хотелось поскорее изменить ее к лучшему, тем более, что шанс представился.
– Как решите, так и поступим, – даже не задумываясь выпалил Никита, выскребая остатки каши из миски. Работа у него тяжелая, проголодался, – я вас, Елизавета Петровна, не оставлю. Нехорошо это, молодой девушке без мужчины рядом оказаться!
Хоть и неизвестно, кто из нас за кем еще приглядывал, на душе потеплело. Приятно ведь. Но и дело было важное, серьезное, хотелось узнать его мнение. Сама я плохо в местной жизни пока разбиралась, вдруг полную ерунду придумала?
– Ты давай не увиливай, – укорила Никиту, – сам же требовал сплошную свободу с демократией, вот и говори прямо!
– Это другое! – так искренне возмутился парень, что мне даже смешно стало, – царизм – зло, люди сами должны совместно все вопросы решать! А здесь… здесь… вам виднее!
И замялся неуверенно.
Я тихонько хихикнула, но тут же посерьезнела. Лушку вовсе не стоило спрашивать, она сразу напористо заявила:
– Куды ж вы, барышня, от меня денетесь? Пропадете в той медвежьей глухомани без горничной! Вот всей душенькой чую, без меня совсем пропадете! Бельишка чистого, и того на похороны не найдете!
Очень оптимистичное заявление.
А решать надо. После всей нервотрепки и многократных походов в Земельную канцелярию, удалось выяснить, что семейству Кетовых принадлежал еще один земельный надел в Екатеринбургском уезде Пермской губернии. ***
Места по нынешним временам глухие, дикие, страшные. Туда каторжан ссылали да прочих неугодных. По своей же воле в эти земли ехать дураков находилось мало.
По пальцам одной руки пересчитать можно.
Но я из прежней жизни помнила, что на Урале и руду добывали, и цветные металлы, и золото. Перевелся к нам как-то коллега из Екатеринбурга с повышением, многое про свои родные края рассказывал. И Бажова я читала в детстве, вдруг какой-нибудь малахит на моем участке найдется?
Опять же, своя земля, личная! Сумела я вынудить братца отказ от нее написать. Главное, не вспоминать, каких ухищрений и нервов мне это стоило. Осталось решить, стоит ли менять свою пусть скромную, но уже с таким трудом налаженную жизнь в Москве на призрачный шанс лучшего будущего?
Рискнуть или нет? Сложный вопрос…

* Да, в кулинарных книгах того времени именно такие рецепты окрошки. “Для рыбной окрошки бери судака, осетра, линя, а по бедности так и треску, стыда в том нет, поелику плоть у тварей сих нежна и костьми небогата.”
Грибы добавляли вареные или соленые – волнушки, опята, сморчки или белые.
И рассолом окрошку тоже заправляли, очень распространенный способ, хоть нам и непривычный. Так что зря наша героиня мужа Авдотьи в пьянстве подозревает. ))
** Вараховица или зеленая каша варилась из недозрелой ржи. А конопляное масло в то время было намного более распространенным, чем подсолнечное. Оно, кстати, очень полезное, понижает давление и уровень холестерина в крови.
*** Все географические названия в книге реальные и полностью соответствуют описываемому времени.

– Зря ты, барышня, кочевряжишься, большего все равно не выторгуешь!
Неприятного вида тип щербато ухмыльнулся и посмотрел на меня нагло, пренебрежительно. Будто на выпрашивающую подачку собаку бездомную. И за стол он сел по-хозяйски, развалясь, не спрашивая разрешения. Так и хотелось его каким-нибудь чугунком треснуть.
Но пока приходилось сдерживаться.
– Никакой торг мне не нужен, – жестко ответила я, надеясь хоть немного смутить не представившегося незнакомца, – и выполнять ничего не буду! Ни за какие деньги!
– А вот это ты зря, барышня, – оскал мужика стал еще неприятнее, – ты рассуди своим умишком бабьим, рублишки сами собой, без труда тебе в подол свалятся. Даже задирать его не придется.
Ну все, мое терпение, и так довольно скудное, окончательно лопнуло!
– А ну, пошел прочь! – со всей мочи рявкнула я почти командным, – успела за сорок лет наслушаться, голосом. Прям как у нашего полковника Шмеркина. Еще и сковородкой все-таки треснула. Правда не по роже противного типа, по столу рядом с его вольготно расположенными ладонями.
– Сказала уже, не интересуют меня твои предложения!
– А ты не шуми, барышня, не шуми, – руки со столешницы нахальный паразит убрал, но в целом мои боевые действия не произвели на него никакого впечатления. И сковородка не впечатлила, хоть и чугунная.
– Ты лучше своей головенкой дурной подумай, что с тобой дальше станется, – ухмылка незваного гостя превратилась совсем уж в поганую, а маленькие, мышиного цвета глазки налились злобой, – долго ли бревнышком дверь ночью подпереть да красного петуха* по избе пустить? Или встретить тебя с дружками в переулочке?
Я замерла на выдохе, готовясь послать его по всем известному адресу. А гадский тип продожил глумливо, буравя меня своими крысиными гляделками:
– Ты девка хоть и недокормленная, а все ж сладкая. Нутром чую. Дружки мои порадуются. Так что подумай, барышня, хорошенько подумай! Сроку тебе даю седмицу, авось хватит!
На последней фразе его гнусаво расхлябанный тон сменился жесткой резкой угрозой. Словно бандитская заточка возле уха пронеслась-свистнула. Мужик ушел, не прощаясь, напоследок бросив насмешливый взгляд и хлопнув дверью. А я осталась сидеть одна и размышлять невесело.
Оставил этот паразит меня… на самом деле без выбора.
Не знаю уж, откуда конкуренты Астахова узнали о моей работе на него. Может, таскающий учетные книги посыльный сдал, может кто-нибудь в конторе разболтал. Но пришли ко мне с конкретным предложением: я должна была передавать все сведения, что в бухгалтерских документах отражаются.
А там, при желании и умении, столько всего интересного нарыть можно, закачаешься. Это рыбы след в воде не оставляют, а птицы в воздухе, вроде так в какой-то умной книге говорилось. С финансами все сложнее. Сведущий человек даже из покупки ткани на фартуки работникам может сделать правильные, далеко идущие выводы.
Вот конкуренты Астахова и решили меня использовать, пригрозив расправой.
Ушедший мужичок с виду страшным не казался. Лишь немногим выше меня, а я и в этом теле росточком не выдалась, метр пятьдесят с копейками максимум. Ни широких плеч, ни пудовых кулаков кувалдою, ни заметных мускулов. Но чувствовалось: понадобится, он свое обещание выполни, потому что чужая жизнь для него дешевле полушки медной.
Наверняка с Хитровки по мою душеньку пожаловал. **
Эх, как хорошо бы было просто рассказать все Астахову и попросить защиты от его недоброжелателей!
Но я хоть с промышленным шпионажем и прочими грязными методами никогда раньше не сталкивалась, – никому имущество нашей пожарной части было неинтересно, прожить успела немало. И прекрасно понимала, насколько глупо обращаться к фабриканту.
Но и более разумный выход не придумывался.

* Пустить красного петуха – устроить пожар.
** Хитровка -- криминальный район в Москве с очень дурной репутацией.Назван так в честь последнего владельца – генерал-майора Хитрово. Отставной военный подарил этот участок городу и хотел обустроить его за свой счет. Но не успел, скончался. Хорошее дело забросили, а на бывший пустырь стал обиталищем карманников, грабителей, гулящих девок и прочих темных личностей.
– Не понимаю, почему мы не можем обратиться за помощью к Астахову? Это же из-за него вам угрожали! Он, как порядочный человек, обязательно должен…
– Да нешто станет ентот пятигуз* клятый свою деньгу зазря отдавать? – невежливо перебила пламенную тираду Никиты моя горничная. Проявляя все то же прискорбное отсутствие приличных манер и похвальную житейскую сметку.
Осуждающе прицокнула языком и припечатала, как отрезала:
– Не будет нам никакого добра от нехристя!
– Бойтесь фарисеев содомских, бегите ехидн рыкающих,** – не совсем понятно, но очень убедительно поддержала разошедшуюся Лушку наша хозяйка и перекрестилась.
Я немножко подумала и тоже внесла свой скромный вклад в развенчание чужих иллюзий.
Все-таки наш фельдшер еще совсем молодой и наивный, просто на удивление. Обычная деревенская девчонка, и та сразу сообразила, что порядочности от фабриканта можно ждать до морковкиного заговенья и даже дольше.
Не предусмотрена такая вредная для богатства опция у местных акул бизнеса. Стоит только посмотреть в каких жутких условиях рабочие у них трудятся, тотчас отпадут все сомнения.
– Никита, ты сам подумай, – терпеливо объяснила я, – Астахов на всем пытается сэкономить, платит мне сущие копейки, всего треть от положенного жалованья. А для нашей защиты надо будет нанять охранника. Причем одним не обойдешься, – никто не сможет караулить нас без сна и отдыха. Не пойдет фабрикант на такие расходы, тут и надеяться не стоит.
О том, что он, скорее всего, решит и сам удобный случай использовать: попробует через меня «сливать» конкурентам ложные сведения, я решила не говорить. Не стоило окончательно рушить веру Никиты в человечество. Поэтому перешла к другим доводам:
– Кроме того, ты же сам со своими революционерами-бомбистами*** общался. Должен понимать, если человека решили показательно убить, никакая охрана не поможет.
– Мы терактами не занимались, – сконфуженно заалел ушами Никита. Краснел он быстро и легко, словно девица на выданье, и выглядел при этом ужасно мило и забавно, – только про равенство рассказывали.
Вот уж нашел, чего стыдиться. У меня так наоборот, на душе намного спокойнее стало: не причастен парень ни к каким преступлениям.
– Вот и хорошо, вот и правильно, – одобрила я мирные методы фельдшера и спросила-подытожила, – ну что, решено, на Урал отправляемся?
Нет, конечно, можно было и в Москве остаться. Найти новое жилье, сменить работу. Наверняка наемники конкурентов фабриканта не настолько мстительны, чтобы нас по всему городу разыскивать.
Но, во-первых, все равно было страшновато: специально-то проводить расследование обитатели Хитровки не будут, а вот при случайной встрече вполне могли сунуть заточку или шило в бок. Просто так, для острастки, от злости или в надежде на награду от нанимателей.
Ходи теперь по улицам, оглядывайся.
Кроме того, и работу нам всем заново найти было совсем не просто. Так зачем стараться, мучиться? В Москве нас ничего не держало, а где-то там, в Екатеринбургском уезде, ждала своя земля в собственности.
Я же еще перед тем, как сюда попасть, жалела, что не все возможности в жизни использовала, ничего толком не попробовала, не достигла, не увидела. Вот теперь меня судьба и подталкивала.
А если не прислушаться сейчас к ее настойчивым намекам, может так подопнуть, что мало не покажется.
Решено, отправляемся навстречу неизвестности и новым свершениям!
И такая вдруг волнительная, почти восторженная радость меня при этой мысли окатила, такое нетерпеливое ожидание, сама себе удивилась. Словно только теперь новая жизнь начиналась и непременно счастливая.
Но сначала надо было к ней подготовиться.

* Пятигуз -- человек, недостойный доверия. Тот у кого пять... поп.))
** Непереводимая смесь слов из Библии, но смысл ругательный.
Фарисей -- лицемерный человек, в Содоме жили люди с сильно не традиционной ориентацией.
Ехидна на самом деле вполне милое животное, но в мифологии это огромная полуженщина-полузмея со скверным характером. Так что общий смысл фразы Авдотьи: змей наш фабрикант, голубой и лицемерный.))
*** Бомбисты -- боевая организация радикальных революционеров. Ее члены устраивали теракты, чеще все при помощи самодельных бомб.
Вот она, ехидна. Ну разве не прелесть? И совсем не рыкающая)))

Граф Шувалов
Отпуск в полку заканчивался, потраченный самым нелепым образом. Вместо того, чтобы заниматься накопившимися делами поместья или просто отдохнуть и развлечься, Алексей разыскивал свою бывшую невесту.
Пока безуспешно.
Нет, сначала все казалось совсем простым, не стоящим особого внимания. Пафнутий – слуга в бывшей усадьбе Кетовых, объяснил, куда делись прежние хозяева. Во время его многословного и довольно путаного рассказа граф то и дело ловил себя на том, что кулаки от злости до побелевших костяшек сжимаются.
Хотелось даже не на дуэль совершенно сошедшего с ума братца Лизы вызвать, по простонародному набить ему морду. До кровавых соплей, до полного прояснения рассудка.
Это ведь каким распоследним мерзавцем надо быть! Не только проигрался вдрызг, оставив сестру без приданого, подобное Шувалов и раньше среди гвардейских офицеров видел, хотя понять никогда не мог. Младший Кетов еще и сестру хотел за долги отдать!
Нет, за такую подлость одной разбитой мордой не отделаешься!
Хорошо, что Елизавета Петровна проявила не свойственную даже более зрелым дамам решительность и уехала из бывшего дома не дожидаясь брата. Откуда-то взялась в ней вдруг и отвага, и сообразительность, Алексей своей невестой… бывшей, прямо восхитился.
Было немного странно и обидно, что не обратилась к нему за помощью, не совсем уж чужие люди. Но слова Пафнутия все по своим местам расставили.
– Вы не сумневайтесь, барин, я Лизавет Петровну до самого дома тетки той довез и пожитки помог выгрузить. В полном благополучии барышня, сам видел! При соленьях, значится, обретается.
При чем тут какие-то соленья граф не понял, а на прямой вопрос болтливый мужичок завалил его таким количеством невнятных подробностей про варку пастилы, детей с грибами и торговлю ягодами, что Алексей окончательно запутался.
Но главное уяснил, Лиза переехала к тетке.
Скорее всего, к двоюродной, Пелагее Ильиничне, – других у нее в Москве не имелось. Мог бы и сам сообразить, куда еще могла девушка отправиться? У нее же ни близких друзей нет, ни денег.
В таком случае, насильственного брака можно было не опасаться, нрав у дальней родственницы Кетовых, – не приведи Господи! Ни Сергей, ни новоявленный дряхлый жених не рискнули бы с ней связываться.
На такое и не всякий бы герой отважился.
Сам Шувалов был человеком более, чем смелым, в трех штурмах Севастополя до того, как в лазарет с ранением попасть, участвовал. От того и решил по окончании отпуска обязательно заехать в логово тетки-драконицы и повидаться с Лизой. Предложить… нет, не руку с сердцем, а посильную помощь и участие. Ну и деньги под каким-нибудь удобным предлогом, чтобы и не оскорбить, и не обидеть.
На том вроде бы и стоило успокоиться.
Но через несколько дней Алексей поймал себя на том, что постоянно думает о бедственном положении бывшей невесты и возможных подлостях ее брата. И пока лично не убедится, что с девушкой все благополучно, от этих настойчивых мыслей избавиться не получится.
В конце концов, до Москвы не так далеко, один день можно и потратить.
Если бы…
Вместо Лизы в доме Пелагеи Ильиничны его встретила сама хозяйка, как всегда чем-то недовольная. В молодости эта достойная дама была известной всему свету кокетка, причем по слухам, одним лишь флиртом никогда не ограничивалась. А растеряв былую красоту, стала отъявленной ханжой и сплетницей с невыносимым характером.
– Это даже неуважительно, – заявила она вместо приветствия, – приехать ко мне и сообщить, что хотели бы видеть другую женщину. Никакого у нынешней молодежи воспитания! В мое время женихи по чужим домам невест не разыскивали!
И поди пойми, что ей так в желании нанести визит Лизе не понравилось. То ли в стародавние времена ее юности девушки на выданье смирно на месте сидели, то ли кавалерам было плевать на их отсутствие. Одно ясно, о разрыве их помолвки Кетовы тетке не рассказывали. Ну и граф не стал обременять пожилую даму лишней информацией.
Иначе его поиски совсем уж странно бы выглядели.
– Нет здесь Елизаветы, – еще более недовольно проворчала престарелая грымза, – вот братец ее каждую неделю как по часам является, денег просит. А эта девица ни разу вместе с ним не приезжала, никакого уважения к родственнице!
– То есть Лиза живет с братом? – удивился Алексей. Мужичок в усадьбе ведь ясно сказал, что к тетке ее увез.
– А где ж ей еще быть, если не с ним? – фыркнула Пелагея самоуверенно, и тут же хищно прищурилась, будто в пистолетное дуло целилась, – или у вас есть сомнения в ее поведении?
Одна из самых завзятых сплетниц московского высшего общества сделала стойку, предвкушая новый грандиозный скандал. И можно было быть уверенным: никакое родство не помешает ей поделиться свеженькой сплетней с окружающими.
Граф понял, что еще секунда и он сам, собственными руками, точнее, лишними вопросами, испортит Лизе репутацию. Совсем от беспокойства нюх потерял, забыл каким осторожным надо быть в словах со светскими дамами. Пришлось поспешно исправлять ситуацию:
– Как вы могли такое подумать? Просто я потерял письмо Кетовых с их новым адресом и решил, что они у вас остановились.
– Вот еще! – презрительно поджала аккуратно подведенные сухие губы разочарованная тетушка. От избытка родственных чувств она явно не страдала.
На этом дело не закончилось. Пользуясь случаем, графу прочитали длинную нудную нотацию о пользе порядка в делах и аккуратности. А также о безответственности нынешней молодежи с примерами.
Причем примеров с указанием конкретных титулов и фамилий было столько, что по ним энциклопедию слухов и сплетен написать можно было.
Только переждав целый ушат этого нескончаемого злословия, Шувалов сумел выудить из разошедшейся мегеры адрес Кетовых. Сергей оставил его в надежде на чудо и денежную помощь родственницы. Наивный! Бывшая кокетка была щедра только на нотации.
Но это и к лучшему, не надо по всей Москве съемную квартиру, где они остановились, разыскивать.
Граф Шувалов
Новый адрес Кетовых их тетка назвала верный, но застать жильцов на месте никак не получалось. К тому же из-за безденежья они теперь снимали самые дешевые меблированные комнаты, а постоянной прислуги и вовсе не имели. Единственным источником информации был подслеповатый и вечно пьяный старик-привратник, от которого ничего толкового добиться не получалось.
Дряхлый дедок вообще в своем, бражно-водочном мире жил, где до сих пор батюшка-царь Николай правил. *
Место обитания его невесты… бывшей, в который уже раз пришлось себе напомнить, было не просто убогим, оно было отвратительным. Совершенно неподобающим молодой, наивной и невинной девушке. Стоило только посмотреть на помятые, жуликоватые рожи их нынешних соседей, как хотелось схватить Лизу в охапку и утащить подальше от эдакого ужаса.
Только сначала надо было с ней увидеться.
Создавалось полное впечатление, что Кетовы то ли стали неуловимыми призраками, то ли попросту от него прятались. Последняя догадка в итоге оказалась совершенно правильной: Сергей скрывался от кредиторов всеми возможными и невозможными способами.
А заодно и от остальных посетителей.
Алексею пришлось переехать в Москву и невесть сколько усилий приложить, прежде, чем поймать младшего-Кетова. Иногда граф задумывался: какого черта он вообще здесь делает? Зачем тратит столько времени на поиски ненужной ему в принципе девушку?
А потом вспоминал серьезный, внимательный взгляд, прилипшие ко лбу хвоинки… Многолетнее знакомство, в конце концов, когда эта девчонка на его глазах росла, и вдруг даже при встрече не узнала… Вспоминал все это и понимал: не может он ее оставить без помощи.
Совесть не позволит. Загрызет до хребта, до косточек.
Неуловимого Кетова поймать все же удалось – сонного, помятого, похмельного, только что вставшего с постели. Но в полном одиночестве: его сестры в загаженной мусором и объедками, скудно обставленной комнате не было.
– Лизка? Знать ее больше не хочу! – опухшее лицо Сергея исказила отвратительная гримаса, уродливая смесь жалости к себе и злости.
– Из-за нее все! Из-за нее! – он почти кричал, срываясь на визг, – была бы при муже, дура! А я бы отыгрался! Обязательно отыгрался!
Шувалов с силой встряхнул это жалкое подобие мужчины, чувствуя нестерпимый зуд в кулаках и затмевающее разум желание дать тяжелую хлесткую пощечину. Да не одну, а потом…
С трудом сдержался.
Не время сейчас устраивать дуэли и разборки с полицией. Надо прежде узнать, что с Лизой.
И все же не утерпел, – приводя в чувство болвана, выплеснул ему из графина воду в морду. Оскорбленный Кетов вскочил, попытался что-то заорать и… бесформенным жалким тюфяком рухнул на стул, наткнувшись на бешеный взгляд графа.
– Говори! – жестко приказал Алексей. Тем же тоном, что командовал своему отряду «Вперед!», когда попади под сплошной обстрел под Балаклавой.
Здесь тоже подействовало.
Шувалов слушал запинающийся, совершенно неожиданный рассказ и все сильнее понимал: его невеста… Да-да, не забываем, бывшая, попала в лапы каких-то мошенников. Иначе объяснить происходящее вовсе не получалось.
По словам Сергея, его сестра заявилась к нему в компании стряпчего и… до полусмерти напугала не разбирающегося в делах придурка долгами по налогам. За давно уже проигранное имущество.
– Сказала, что в Земельную канцелярию все эти… данные, пока дойду, пока их вместе соберут да нужному человеку перешлют… А денежки в казну не заплачены! – плаксиво жаловался незадачливый игрок, всем своим видом вызывая не сочувствие, на которое рассчитывал, а глухое тяжелое раздражение.
– Меня тогда, значит, в долговую тюрьму отправят или вообще на каторгу, отрабатывать! Будто и без того бед мало!
– Незачем было за карточный стол садиться, – не утерпел Алексей, тут же об этом пожалев. Потому что несостоявшийся родственник на его замечание злобно вскинулся и, позабыв о страхе, начал свою правоту доказывать.
Пришлось снова его встряхнуть, а после руки о платок вытереть.
Мерзкое ощущение.
– Лизка мне объяснила, что надо отказную написать. Мол, нет у меня ничего, и налоги брать не с чего! Я и подписал бумажку стряпчего, все равно за душой ни гроша не осталось! Хоть здесь сестрица позаботилась, не захотела в долговую тюрьму обеды таскать!**
Алексей задумался. Вся эта ситуация выглядела настолько нелепой, что не могла не вызывать подозрения. Предлог, под которым младшего Кетова заставили отказ подписать, выглядел откровенно смехотворным. Для знающего человека. Он был рассчитан на вот такого, напуганного кредиторами, совершенно не разбирающегося в делах невежду.
Кто же это придумал и зачем?
Уж точно не совсем молоденькая, ничего не знающая о жизни и каких-то там налогах Лиза. А ее братец клялся и божился, что все полученное наследство помнит и проиграл его до последней нитки.
Тогда для чего и кому отказная понадобилась?
В последнее время во всех крупных городах России участились случаи мошенничества. Аферисты то участки с золотом в Америке продавали, то акции несуществующих железных дорог, то целые фабрики от имени несуществующих наследников.
Алексей внимательно следил за последними деловыми новостями и очень боялся, что Лизу как раз в такой, пока непонятной махинации пытаются сначала использовать, а потом и вовсе подставить. Отчаявшаяся, оставшаяся без помощи и поддержки девушка – легкая добыча для мошенников.
Как же граф корил себя за нерасторопность, за промедление!
Надо срочно найти ее! Но… Как?
Сергею свой адрес сестра не оставила.

* Наша история происходит во время правления Александра II, сына Николая первого.
– Жадюги они все здесь окаянные! Ничего не допросишься! – ворчала горничная, собирая наши нехитрые пожитки. Не очень громко, но явственно, так, чтобы хозяйка услышала, – верно говорила Авдотьюшка, как есть мытари!
– Мытари – это сборщики налогов, государственные люди при исполнении, – поправила я, сдерживая улыбку. Но Лушку с боевого настроя не сбила. Наоборот, словно раскаленного маслица подлила в костер ее негодования.
– Вот-вот, они самые! – обрадовалась она, – оглоеды скупердяйские! Сквалыжники пучеглазые!
В сенцах негромко зашуршало, – совсем не пучеглазая, вполне добродушная и миловидная хозяйка торопилась убраться подальше, пока не огребла еще несколько «лестных» эпитетов. Вся ее вина заключалась в том, что моя запасливая помощница решила заполучить горшочек понравившегося всем нам меда. Его вчера вечером к чаю подавали.
Причем получить бесплатно, в подарок «за оказанную барышней честь», – так это вымогательство называлось. Хозяйка в ответ выставила совершенно несусветную, по мнению Лушки, цену в десять копеек и…
Дамы не сторговались.
Мне вмешиваться в их склоки не хотелось, хотя и надо бы. Мне вообще ничего после двух недель дороги не хотелось, до того она меня вымотала. Никогда не думала, что раньше путешествия были настолько ужасными. Это можно только на себе, на собственной отбитой в рыхлый шницель пятой точке прочувствовать.
И ведь мы еще ехали в не настолько в жутких условиях, как могли бы!
Дальняя поездка по нанешним временам была делом длительным, серьезным и со всех сторон неудобным. О самолетах и вспоминать не стоило, неоткуда им здесь взяться, даже железная дорога в уральские края еще не проложена. А жаль, я на это очень надеялась. Но пока поезда по России ходили только в нескольких коротких направлениях.
Сначала в планах было ехать на почтовых и мне заранее не по себе делалось. От предвкушения нескольких недель пути в тряской, подпрыгивающей на каждой рытвине коляске.
Или не в коляске?
Оказалось, с этим тут настолько все сложно, поневоле с непривычки запутаешься.
Большинство состоятельных людей путешествовали в собственных экипажах, со всеми удобствами, а на почтовых станциях меняли только лошадей. Вот когда я об оставленной в усадьбе бричке пожалела. Но кто же знал, что так быстро понадобится?
А всех остальных… везли на чем придется. Что на станции найдется в наличии, на том и отправляли. Могли посадить в ту самую коляску вместе с посылками, но в нее только без багажа пускали.
Еще могли выделить тарантас, рассчитанный на четырех человек, но вот его конструкция стала для меня полной неожиданностью. Никаких сидений в нем не было, прямо на полу аккуратно, ровным слоем раскладывали вещи путешественников, сверху их застилали тюфяками и пассажиры туда… ложились.
Так всю дорогу вповалку и ехали.
Для местных – вполне нормально, для меня… даже представить не получалось. А ведь на станции могли и простую крестьянскую телегу выделить, самую малость развалившуюся, – за неимением лучшего.
В общем, путешествие почтовыми больше всего напоминало игру в русскую рулетку с совершенно непредсказуемыми результатами. А еще для него надо было выправить подорожную, – только с ней можно было на замену лошадей надеяться.
С этим тоже выходили сплошные затраты и проблемы.
Где ты, родимый плацкарт с удобными отдельными местами, столиком и туалетом в конце вагона? Как же я теперь ценить и любить тебя начинала! И уже почти пожалела о своем намерении, только привычка доводить дело до конца отступить не позволяла.
А потом наша хозяйка предложила совсем уж альтернативный способ передвижения, и вовсе не слыханный.
– Да к чему вам на энтих почтовых маяться?! – решительно вмешалась в обсуждение Авдотья. Она близко к сердцу приняла наши неприятности и очень из-за них переживала, – там, известное дело, сплошной клоповник с непотребствами! И ждать своей очереди по полдни приходится, а все смотрители горькие бражники!
Мдааа, реклама государственных путей сообщения вышла у нашей хозяйки яркой, красочной, но сомнительной.
После такой никуда уже ехать не захочется!
– Берите лучше дружку, Лизавет Петровна, – внезапно заявила Авдотья, – у меня кум с ними водится, самого наилучшего присоветует!
Кого брать?
Пришедший на следующий день крепкий, серьезный такой, как вековой дуб на опушке, мужик разъяснил все с присущей ему основательностью:
– Вы не сумневайтесь, барышня, доставим вас в целости. От дружка к дружку передадим с рук на руки, в полной, значится, сохранности. И лишнего не потребуем.
Оказалось, что в России есть не только почтовая, но и другие, частные службы доставки людей и грузов. Очень, надо сказать, своеобразные…
Дружки.*
А если учесть, что везли они нас по печально известному Сибирскому тракту, – тому самому, по которому каторжан до Иркутска и к границе с Китаем гнали, то даже удивительно, что проблемы настигли нас только после двух недель путешествия. Когда всего несколько дней до его окончания оставалось и я почти успокоилась.
Зато и проблемы вышли такие… на всю жизнь запомнились.
И перевернули ее в итоге вверх тормашками…

* Более подробно о том, кто же такие "дружки" и чего от них ожидать можно, мы узнаем в следующей главе. ))
Утро выдалось яркое и солнечное, как начищенные до блеска бока самовара. Радовала не только погода, хотя под дождем поездка стала бы особенно неприятной: сверху мочит, со всех сторон поддувает, снизу подкидывает и потрясывает, а под самым ухом Лушка негромко бурчит-ругается, выражая свое отношение к путешествиям.
– В эдакую даль токмо злыдней всяких с душегубцами загоняют, а мы по доброму хотению поперлися!
Напоминать горничной, что я предлагала ей остаться в Москве, у Авдотьи, было бесполезно. Она тут же взбрыкивала и начинала ворчать пуще прежнего. Уже на меня, которая так и норовит от несчастной сиротинушки отделаться.
У Лушки вообще находилось удивительно много поводов для бурчания и она ими с удовольствием пользовалась.
Ох и сварливая жена кому-то достанется, но хозяйственная.
Сейчас девушка, как деловитая пчела, зудела на одной ноте из-за купленного все-таки мной горшочка меда. Отданный хозяйке гривенник* я словно от Лушкиного сердца оторвала, до того она возмущалась. И теперь назойливо пророчила, как мы все без этой монетки непременно помрем с голоду.
– Слыш, Игнат, ты седня по сторонам во все глаза посматривай! – заглушил уже привычные причитания горничной бас нашего вчерашнего извозчика.
Ямщики, возки, лошади менялись каждый день, не успевали к ним привыкнуть. Нас, как посылку, передавали «по веревочке», так это здесь называлось.
Рано утром трогались в путь, а вечером, достигнув очередного села-станции, возчик считал свой долг выполненным и поручал нас заботе своего «дружки». Тот кормил сытным, иногда даже вкусным, ужином, устраивал у себя в избе на ночлег, а на следующий день доставлял в новую точку пересадки, где все повторялось в точности.
Вот так и ехали, переходящим красным знаменем.
Плюсов в таком путешествии было много: никаких проволочек с ожиданием лошадей, никаких проблем с поиском еды или свободной комнаты на станции, – все это ждало нас заранее. Ну и хорошее отношение бонусом, «дружеское».
Впрочем, обманываться им не стоило, я уже успела наслушаться, как во время распутицы или когда государственные почтовые станции были заняты перевозкой полков на новые квартиры, все эти вольные дружки-товарищи разом сговаривались. И задирали цены в несколько раз до совершенно несусветных. Не только на проезд, но и на постой, и на продукты.
Некоторым путешественникам в таких случаях приходилось, если не хватало денег, вещами расплачиваться. Поэтому далеко не все решались услугами дружек пользоваться. Мы бы тоже десять раз подумали, да не знали заранее.
Но пока везло… до сегодняшнего утра.
Игнат, который должен был везти нас до следующего села, к предупреждению своего товарища отнесся легкомысленно, даже его причиной не поинтересовался:
– Да чего мне на ту дорогу глазеть, я ее лучше собственной бабы выучил! – отмахнулся он и продолжил закреплять багаж в повозке. Чтобы при повороте не вывалился.
– Тут дело иное! – оборвал его наш вчерашний ямщик, куда более серьезный и осторожный, – каторжный от конвоя убег, ты что, не слышал?
Тут и я навострила уши, подступила к ним с расспросами. Может, лучше подождать и никуда не ехать, пока преступника не поймают?
Осужденные на каторгу представлялись мне настолько отъявленными злодеями, что их ни тюрьма, ни другие наказания уже не могут исправить. Видела несколько раз по дороге конвойные этапы, – серые робы, серые, жутковато озлобленные лица, ненавидящие взгляды…**
Встретиться с одним из таких почти одичалых зверей не хотелось бы.
– Да почто нам цельный день зазря терять, барышня! – отмел мои опасения Игнат, – тот душегуб сам всех боится, от солдат в лесной чаще прячется! Нешто он дурень, на дорогу вылазить?
Логика в словах ямщика была, но я все равно продолжала сомневаться. Ему же совершенно не хотелось зря простаивать, не получив никаких денежек. Вчерашний возчик с ним тоже соглашался, только предлагал быть осторожными, по сторонам посматривать. Так что убедили они меня в итоге.
Хотя все внутри этому решению противилось.
Первое время, пока ехали, я непрерывно смотрела на дорогу и вздрагивала от каждого резкого звука. Хоть и понимала головой, ничего нам на самом деле не грозит, не запрыгнет же прямо на ходу к нам в повозку каторжник. Но нервы совсем расшалились, а в душе разливалось какое-то тяжелое неприятное предчувствие.
Перестук копыт впереди заставил и вовсе напрячься.
Нам навстречу выехали два всадника, один из них вел на поводу мышастую лошадь, на спине которой, словно куль, безжизненно висело человеческое тело. Серое грубое сукно арестантских брюк и халата почти сливалось по цвету с окрасом кобылы. И только ярким пятном, как разбитое яйцо на ковре, выделялся желтый броский лоскут.
Бубновый туз –знак отверженных.***
Наш ямщик натянул вожжи, притормаживая, и с жадным любопытством уставился на каторжника:
– Никак пыймали? – обратился он к солдатам. Те в ответ довольно грязно выругались, а один даже стегнул нагайкой по спине своего пленника. Неподвижное тело не шелохнулось.
– Чего сбегал, сам же и подох на дороге! А нам теперь труп тащи, отписывайся!
Меня передернуло от звучащей в его голосе злобы и вообще от такого отношения пусть и к преступнику. А Игнат наоборот, обрадовался:
– Видели, барышня? Словили душегубца, можно дальше ехать без опаски!
Он был прав, но меня все равно не отпускало тревожное душное ощущение. Непонятно почему, ведь бояться и правда больше нечего. Наверное для того, чтобы от него избавиться, я и подхватила на обеденной остановке котелок.
Лушка и Никита доставали припасы и поправляли поклажу, ямщик своим конем занимался, мне же хотелось пройтись, размять ноги после долгого сидения. Заодно и воды наберу.
Родник оказался не слишком близко от нашей стоянки: минут десять пришлось по густому лесу пробираться. Наклонилась над весело бегущими струйками, с наслаждением умылась, смывая налипшую на лицо дорожную пыль. Набрала в горсть ледяной хрустально прозрачной воды, собираясь сначала сама напиться и…
– Заорешь, шею сверну! – впридачу к раздавшемуся за спиной не громкому голосу, чья-то жесткая рука схватила меня за волосы.
Кто? Откуда? Почему?
Никого ведь здесь не было!
От испуга и неожиданности я инстинктивно дернулась, потеряла равновесие и неуклюже упала на землю. А потом уставилась на стоящего рядом человека, не понимая, как дальше действовать.
Волосы он мои отпустил, но первое, что бросилось мне в глаза, – яркие солнечные блики, играющие на гладком, отполированном лезвии большого охотничьего ножа. Выглядело это непрерывное слепящее мерцание одновременно жутко и завораживающе.
– Сколько вас едет?
Тон у напавшего никак не соответствовал сложившейся ситуации. Вот вообще ни капельки! Говорил он негромко, глухо и отчетливо, – без злости, без радости, без нетерпения, – вообще без малейших эмоций. Словно стрелки секундомера деления отсчитывали.
До моей гибели?
– Ч-четверо…
Отвечала я словно под гипнозом, сама не понимая, что говорю и делаю. Широкий, начищенный до блеска клинок ритмично покачивался в руке незнакомца, запуская мне в глаза залпы солнечных зайчиков. Очень ритмично, очень размеренно, так, что отвести взгляд при всем желании не получалось.
Он будто прилип, прикипел к металлу намертво.
– Сколько мужчин? Кто они? – задававший вопросы голос тоже был каким-то… неправильным. Но уловить, в чем его странность я не могла, мысли путались. Меня словно по голове ударили или наркоз ввели, до того непонятное было состояние. *
Слишком отстраненное.
И не подумаешь, что собственная жизнь повисла на волоске, вот-вот оборвется, закончится на кончике остро заточенного лезвия.
- Двое. Ямщик и фельдшер.
– Зови сюда фельдшера. Только его, быстро!
Клинок перед глазами все так же ритмично, неспешно подрагивал, заставляя неотрывно следить за его движениями. Ничего больше не хотелось, мутная отупляющая пелена затягивала сознание. Где то на подкорке, на самом краешке, еще зудело, пыталось пробиться что-то предупреждающее, беспокойное, но…
Я послушно открыла рот, набирая побольше воздуха, чтобы позвать…
Никиту? Сюда? К опасности?!
Мальчишку, который мне доверился?!!
Воздух в груди застрял шершавым занозистым колом, и я отчаянно закашлялась. Согнулась, упираясь лбом в колени, поневоле отвела заслезившиеся глаза от притягательного металлического блеска в сторону. И… будто очнулась внезапно!
Какого лешего здесь вообще происходит?
Что я делаю?!!
– Смотри сюда! Иначе шею сверну!
Не увидела, скорее почувствовала, быстрое короткое движение. Меня снова с силой дернули за волосы, заставляя задирать голову. Несмотря на боль, отчаянно ею замотала, еще крепче зажмурилась. Нельзя, никак нельзя смотреть, или снова попаду поду чужое влияние!
Вот сейчас, когда наваждение схлынуло, мозги наконец заработали. Четко, ясно, почти телеграфным коротким быстрым пунктиром-мыслями.
Меня все равно убьют! Позову, не позову, – без разницы. Просто для того, чтобы под ногами не путалась.
Обидно! Ужасно обидно, новая жизнь-то только началась!
Но я свои шестьдесят прожила, а Никита? Сначала он в лес на крик прибежит, следом Лушка не вытерпит, тоже бросится. Напавший на меня мужчина один, он планирует со всеми по очереди расправиться.
Зачем?
Богатой дамочкой я не выглядела, грабить у нас по сути нечего. Разбойники выбирают цели покрупнее, понаваристее, – обозы купеческие. Там и деньгами можно разжиться, и товарами. Не стоит все наше уложенное в повозке барахло такого риска и возможной каторги.
Каторги…?
Это было сродни озарению, пусть и полностью противоречащему логике. Сама же видела мертвого арестанта, перекинутого через спину лошади, сама слышала слова конвойных. И все же я была уверена: угрожает мне непонятно как всех обманувший беглый каторжник. А еще поняла его замысел.
Следом и слова пришли, – чувствовала, что правильные:
– Не поможет вам наша повозка, наоборот, быстрее выдаст, – как бы ни старалась, голос ощутимо подрагивал. Не удивительно. Но слова я старалась выговаривать четко, доходчиво, ясно. Убедительно.
– К вечеру нас в ближайшей деревне хватятся, тревогу поднимут, бросятся на поиски. Ехали бы на почтовых, никто б и не вспомнил, а мы на дружках путешествуем. И лошадь везде по дороге признают, ее остальные возчики сотни раз видели. Сразу насторожатся, если рядом своего знакомца не приметят. Хотите, чтобы вас снова искать начали?
Каторжанин отчетливо напрягся и задумался. Если не совсем уж отмороженный дурак, должен был понять мои доводы, признать их разумными. Сообразить, что убивать моих спутников не следует, никакой пользы из этого для него не выйдет.
И ведь убедила, кажется!
Теперь хотелось бы и о себе позаботиться…

* Никакой магии, как я и обещала, в книге нет и не будет. А вот с чем столкнулась наша Лиза... скоро узнаем.))

История от Оксаны Лаврентьевой " Неукротимая попаданка. Ненавистная жена графа Туршинского"
https://litnet.com/shrt/S0Op

– Давайте я вам еды принесу, – предложила я, как-то даже для себя неожиданно, – и спички, ночью в лесу холодно. Не волнуйтесь, не выдам, честное слово!
Волноваться, конечно же, стоило совсем не человеку с ножом, который в любой момент мог мне горло перерезать или, как обещал, попросту шею свернуть. Просто не сообразила, как сказать поубедительней.
Может кто-нибудь в такой ситуации постарался бы отбиться, но я никаких специальных приемов не знала, всю жизнь просидела с актами сверки и ведомостями. И совсем не была уверена, что смогу с вооруженным преступником справиться. А вот в обратном как раз не сомневалась.
Рискнула все-таки посмотреть на каторжанина, оценить, как на него мое внезапное предложение подействовало. Взгляд сначала зацепился за простую холщовую куртку – явно с другого снятую. В плечах узко, длинные, не по росту рукава закатаны.
Нож в руке мужчины проскочила не останавливаясь: боялась снова попасть под гипнотическое внушение. Хотя он так в глаза и бросался, блестел, притягивая.
Лицо у напавшего на меня было… своеобразное. Широкое, плоское, неподвижное, без всякого выражения. Как у древнего каменного истукана, грубовато, резкими косыми штрихами из булыжника высеченного. И узенькие щели-бойницы глаз, сквозь которые не разобрать, какие чувства во взгляде прячутся.
– Добренькая очень, пожалела меня?
– Нет, – я отрицательно замотала головой. Знала откуда-то, что врать этому опасному человеку не стоило, – выкупаю наши жизни за самую разумную цену.
От понимания, что никуда он меня не отпустит, а просто убьет здесь по-тихому, было ужасно обидно. И страшно до невозможности. Но все равно попробовать стоило. Вот и попыталась соблазнить тем, что беглецу прямо сейчас могло понадобиться. Переключить беседу с предполагаемого грабежа на мирную дележку.
Вместо ответа мой собеседник выдернул из-за пазухи нечто еще более, чем он сам непонятное.
Не поддающееся опознанию.
Замызганную бечевку, к которой были привязанынесколько перышек, пожелтевшие тоненькие косточки, бусины и маленькие медные фигурки. В самом центре болтался крупный камень с дыркой посредине, мы такие в детстве «куриный бог» называли. Только те были обычной галькой, а этот черный, яркий, поблескивающий на солнце.
Думала, опять меня гипнотизировать будет, даже глаза заранее зажмурила. А мужчина поводил своим самодельным ожерельем у меня над головой, похмыкал с удивлением, забубнил ритмичный речитатив и принялся меня обходить по кругу.
Один раз, второй, третий….
Больше всего это напоминало шаманские ритуалы, я такое в передаче про путешествия видела. Но откуда шаманам в России взяться? Додумать не успела, да и какая разница: главное, не убивает пока, уже надо радоваться..
– Деньжат тогда прихвати, раз вторую жизнь себе покупаешь! – оборвал свой мерный полунапев каторжник, – и не вздумай обмануть, пожалеешь!
Второе приглашение мне не понадобилось. Подхватила юбку и понеслась к стоянке так, как от медведя не бегала. И, наверное, этот странный мужчина на меня все-таки воздействовал, потому что подбежав к своим спутникам даже не подумала звать н помощь или требовать немедленно трогаться.
Никита с возчиком продолжали возиться с вещами, – у одного из дорожных сундуков покосилась крышка. Лушка сунулась было ко мне, но я отмахнулась, – некогда! Быстро побросала в мешок припасы, спички, злополучный горшочек с медом, высыпала в носовой платок немного денег, завязала узлом и туда же отправила.
И все обратно в лес потащила.
Вот зачем, спрашивается?
То ли ожерелье каторжника с заговорами совсем мозги затуманило, то ли честность не вовремя проснулась, – я же слово дала. Хорошо хоть хватило ума к самому роднику не идти: оставила мешок неподалеку, крикнула , обозначая место, и скорей назад повернула.
– У семи братьев свидимся, – донеслось в спину негромкое. С такой незыблемой уверенностью, что я аж плечами от набежавших мурашек передернула.
Нет уж, чур меня! Надеюсь, не сбудется, – и одной такой встречи достаточно!


История от Натальи Лакота "Итак, она звалась Натальей"
https://litnet.com/shrt/bzWh

Через три дня мы въезжали в Екатеринбург, где собирались на несколько дней задержаться. И отдохнуть после долгого утомительного путешествия, и поподробнее разузнать о доставшемся мне владении. Не отправляться ведь даже не в провинцию, в совершенно глухие лесные места без всякой подготовки?
Может там ни людей, ни дома нет, одни сосенки да елочки.
С поиском места жительства опять возникли проблемы. Только разрешились они совсем не так быстро и удачно, как в Москве.
– Ежели хотите, свезу вас в гос-ти-нцу, Эрмитажей прозывается, – по слогам, но все равно с ошибками выговорил непривычные слова ямщик, – по рублю в день берут за нумера тамошние.
У меня чуть глаза на лоб не полезли от удивления, ну и цены! Это ж что там за заведение такое, если за две комнаты на пару ночей придется стоимость целой коровы выложить?* Возчик правильно истолковал одинаково печальное выражение наших лиц и предложил вариант побюджетнее:
– Тады в меблированные комнаты?
С ними тоже не сложилось…
Первые выглядели довольно прилично, и просили не так уж дорого. Но находились они прямо в здании «Гостиного двора» на главной площади города. Длинное приземистое здание с многочисленными арками и колоннами впечатляло во всех отношениях. Больше ста лавок внутри и совершенно бессчетное их количество снаружи.
Атмосфера вокруг царила… соответствующая.
Надрывные крики зазывал, вопли недовольных или торгующихся покупателей, самые разнообразные запахи, – от вкусных, медово-пряничных, до вони протухшей рыбы и ядреного терпкого аромата дегтя. Толпы народа, среди которых то и дело попадались вороватого вида мальчишки и назойливые, сотню лет не мывшиеся нищие.
Как в таком бедлам вообще жить можно?
– Золотишко прикупить не желаете, барышня? – средних лет господи вполне приличной наружности заступил нам дорогу и цепко схватил меня за локоть. Так внезапно и крепко, что я еще не осознав его предложение, с испугом дернулась, – самый чистый песочек, недорого!**
– Нет! – я с усилием вырвалась и поспешила сбежать подальше от сомнительного предложения.
– Оно и правильно, – прокомментировал сопровождавший нашу компанию возчик, – с речным песком намешал, прохиндей, уж поверьте на слово! Ежели и правда интересуетесь, сведу вас с надежным человечком, у него без всякого обману.
Окружающее все больше напоминало лихие, недоброй памяти, девяностые. Тот же дикий рынок, где продается все, без ограничений, надо только «правильных» людей знать. То же ничем не прикрытое беззаконие и лихорадочное, совершенно неестественное возбуждение. И соседствующее с полной нищетой безумное расточительство.
Куда я приехала?
Окончательно меня добила хозяйка комнат, Авдотья Никитична. Вот ведь, имена с нашей бывшей домовладелицей одиаковые, но насколько поведение и характеры разные. Потребовала не только всю оплату за постой вперед, еще и залог в целых десять рублей. А расписку дать отказалась!
– Мы ентой твоей грамоте не обучены, – заявила она с пренебрежением, – мне сам городской голова верит на слово!
Я такую высокую должность не занимала и почти треть наших финансов отдавать без документа наотрез отказалась. На том заселение и закончилось. Если не считать нецензурной ругани мещанки Никитичны.***
Следующей неудачей стал спокойный и тихий на вид постоялый двор. Его хозяин никакого залога не просил, зато в отведенных нам комнатах обнаружилось целое стадо уже прижившихся там и сильно голодных постояльцев. Которые с нетерпением ждали нашего заселения.
Клопов с тараканами.
Они не стесняясь выползали на на грязные стены, с любопытством разглядывая, кого им судьба сегодня послала на съедение.
Причем в таком огромном количестве, что можно было немедленно заполучить соответствующую фобию. Если что-то от нас после ночевки в их тесной компании останется.
– Насекомые-с здешние ничего-с, мирные, – заверил меня лакей в засаленном фраке не по размеру, – никого обижать не изволят-с. Генералы, и те не жалуются. ****
Может военным и пристало терпеть всевозможные трудности, они привычные. А я к столь близкому знакомству с животным миром никакого стремления не испытывала.
Из моих попутчиков натуралисты тоже были... так себе. Никита бледнел лицом, молчал и судорожно сглатывал, а Лушка лупила по стенам своей котомкой, визжала и ругалась непонятными деревенскими терминами.
За те несколько минут, что потратили на бегство с постоялого двора, мой словарный запас изрядно пополнился. Теперь я знала, что клопы – ерпыли брыдлые, а заманивший нас к ним лакей – тюрюхай безлюхий.
Скажем честно, раньше мне прекрасно жилось и без этих сведений.
А сейчас они казались несколько лишними.
– Нам бы какую-нибудь небогатую вдову, у которой часть дома пустует, – взмолилась я, окончательно разочаровавшись в местном гостиничном бизнесе. И заодно сделав зарубку в памяти, на чем можно заработать при случае. Правда денег на это пока не было.
– Можно у Матрены поспрошать, – задумчиво протянул возчик, почесывая лохматую бороду. И тут же воодушевился, – как раз мимо харитоновского и агафьевского особняков прокатимся. Ох, чего я вам поведаю про тутошних баринов!
Поиск жилья как-то сам собой превратился в обзорную экскурсию по городу: нашему ямщику явно не терпелось поделиться местными сплетнями. И от его рассказов у меня то спина липким зябким потом покрывалась, то волосы норовили дыбом встать, прямо вместе с заплетенной туго косою.
Не туда я, похоже, приехала.
Не в том месте искать спокойную жизнь надумала…

* Обычная буренка стоила тогда от трех до шести рублей, племенная дороже.
– Больше всего здешний барин, Харитонов, начудесил, – махнул наш возчик рукой в сторону даже не особняка, настоящего дворцового комплекса.
Множество красивых зданий и причудливых арок создавали единый, очень гармоничный ансамбль, а нежно золотистый цвет стен и белоснежные капители, колонны и портики придавали ему особую легкость, почти нереальную воздушность.
– Тароват покойный хозяин на выдумки был, какого только веселья не устраивал.
– Балы и приемы? – спросила я, во все глаза разглядывая проплывающее мимо прекраное видение.
Даже мне, никогда не бывавшей на подобых мероприятиях, очень легко было представить, как подъезжали к парадному входу богатые экипажи, как кружили здесь в танце кавалеры прекрасных дам в изысканных ярких нарядах.
Особняк Харитоновых производил именно такое впечатление, по настоящему праздничное.
– Да разве этим кого удивишь? – пренебрежительно хмыкнул ямщик, будто каждый день на балах отплясывал. И с азартом начал рассказывать о местных «развлечениях». Совершенно, на мой взгляд, безумных и очень расточительных.
Бывший хозяин усадьбы купал своих коней в самом дорогом, специально выписанном из Франции шампанском, выстилал по коридорам дорожки из ассигнаций и покрывал своих лакеев настоящим золотым песком, чтобы они походили на статуи.
Неугодные же ему навсегда пропадали в глубоких подвалах здания.
А архитектора этого чуда, чтобы не платить за работу, отправил в острог, где тот и повесился. Предварительно прокляв всех будущих владельцев своего творения. И ведь сработало предсмертное пожелание несчастного зодчего!
– Первую жену, дочь прежнего хозяина, Расторгуева, барин голодом уморил, – продолжал знакомить нас с повадками екатеринбургских обитателей возчик, – потом вообще на цыганке женился, только она себе полюбовника нашла. Барин приказал их обоих убить, а сам с горя из окна выпрыгнул.*
– Карма, – задумчиво протянула я, и совсем другим взглядом посмотрела на прекрасный особняк. Никогда бы не подумала, что здесь такие бесчинства творились.
– Да нет, барышня, – не согласился ямщик, – ту цыганку блудливую попроще звали. То ли Земфиркой, то ли Алмазою, уже и не припомню сейчас. Давайте лучше расскажу вам про затеи Строгановых с Демидовыми!**
Никита с готовностью закивал, – наверное потому, что все эти жутковатые истории очень хорош в его революционные идеи укладывались. Или просто было интересно, вон Лушка тоже сидела,приоткрыв рот от удивления и от нетерпения на месте подпрыгивала.
Но мне рассказов о местных нравах хватило по маковку, не хотелось окончательно в новом месте жительства разочаровываться.
Окончательно меня добило мимолетное замечание нашего самодеятельного гида, что крыши усадьбы покрыты не зеленой краской, а мелко растолченным малахитом. Я оглянулась, мысленно прикинула, сколько на них камня понадобилось, и чуть не присвистнула.
Это даже не расточительство, натуральное сумасшествие.
Остановились мы в итоге у знакомой ямщика – молодой и разбитной вдовы Матрены. Очень бойкой бабы не самого приличного поведения. Судя по всему, она и нашему провожатому ночи во время его приездов в город скрашивала, и на Никиту с интересом поглядывала. Настолько жарким, что бедный парень постоянно краснел и вжимался в стеночку.
А вот хозяйкой Матрена была не слишком радивой, и я с нетерпением ждала, когда можно будет от нее в свои владения отправиться. Но прежде надо было уладить дела в земельном ведомстве. Узнать точные границы принадлежащей мне земли, внести запись в «Межевую» книгу.
Ну и дорогу разузнать, как без этого.
Сначала казалось, что никаких сложностей с этим не возникнет. Блеклый и суетливый чиновник ведомства, очень похожий на нервного суслика, заверил, что за неделю все бумаги выправит, если….
Намек я поняла правильно и пододвинула мздоимцу серебряный рубль.
Нахальный чиновник глянул скучающе и снова на меня уставился. Выжидательно. Скрипя зубами от злости, добавила вторую монету. И тут же накрыла взятку ладонью, даже к себе потянула, будто расставаться с такими деньгами передумала.
Вымогатель сообразил, что больше из меня не вытянуть и расплылся в слащавой улыбке:
– Будьте уверены, госпожа Кетова, все сделаю в наилучшем виде-с.
И наврал ведь, гад, корыстолюбивый!
Затянул на несколько недель совершенно простое дело.
Сначала отговаривался тем, что Екатеринбург только в этом году перестал быть особым «горным» городом и теперь он не столице напрямую подчиняется, а Пермской губернии. И часть архивов в процессе передачи власти затерялась. Потом начал другие причины придумывать, все более глупые и бессмысленные.
А когда я заподозрила неладное и пообещала пожаловаться градоправителю, сделал мне предложение.
Нет, не брачное, совершенно неожиданное.

* Реальные легенды (часть из них даже подтверждается документами) об усадьбе Расторгуевых-Харитоновых. Она сохранилась до нашего времени.


– Вам очень повезло, госпожа Кетова, – заявил мне чиновник таким тоном, будто делал великое одолжение. Имени я его не знала: сам он не представился, а до бейджиков здесь пока не додумались. Так и называла про себя «вредный суслик».
Сегодня он выглядел еще и хитро-заносчивым, словно какую-то пакость задумал.
– Один очень достойный господин согласен купить ваши совершенно бесполезные владения. И по хорошей цене, по пять рублей за десятину!*
– А почему этот замечательный человек сам мне встречу не назначил? И с чего вы решили, что земли бесполезные? – поинтересовалась я, потому что хорошо помнила его отговорки про потерянные архивы, – откуда такие сведения?
– Ну… – лицо у «суслика» недовольно вытянулось, а глазки воровато забегали, – я просто знаю, в тех местах ни полей, ни сел нет. Вообще ничего хорошего!
Мне его категоричность не понравилась, очень уж она на мошенничество смахивала. То ли с ценой обманывал, то ли зря называл владения никчемными. Было там что-то полезное, точно было, иначе их купить не пытались бы. Еще и скрытно, не показываясь. Но виду о своих догадках не подала, наоборот, сделала большие круглые глаза и наивно спросила:
– Как же мне продавать, если вы документы не сделали?
– Можно просто купчую составить со стряпчим, господин согласен. Мы здесь формальностями не заморачиваемся, по старинке живем-с, – обрадованный чиновник растянул бледные пиявки губ в предвкушающей улыбочке. Наверняка ему немалый куш за посредничество пообещали.
А я взяла, и все его корыстные надежды разрушила.
– Нет уж, – отрезала твердо, – с достойным человеком так вести дела нельзя! Надо проявить уважение, все документы предоставить.
Суслику и возразить было нечего. Помялся, поморгал бесцветными ресничками, и с неохотой заверил, что к завтрашнему дню все подготовит. Не стала ему напоминать о якобы пропавшем архиве, а потратила оставшееся время на изучение газет за последний год. Публичной библиотеки в Екатеринбурге пока не было, пришлось обратиться в типографию.
Всего за гривенник сторож пустил меня в небольшую пыльную комнатку, где хранись старые подшивки. Интересовалась я не местными новостями, хотя тоже почитать стоило. Но в первую очередь изучала объявления о продаже.
И очень быстро убедилась, что с ценой меня точно обмануть хотели. В среднем десятина земли двадцать рублей стоила. А если на ней еще и какой-нибудь рудник находится… Тут и стоимость особенная.
Так что на следующий день я взяла у суслика все документы, проверила, а когда он попытался подсунуть мне на подпись договор… просто отказалась.
– Такие дела быстро не делаются: надо подумать, посоветоваться. А пока съезжу, сама посмотрю на доставшееся мне наследство.
Надо было видеть в этот момент рожу чиновника, осознавшего, что его самого провели!
Удовольствие несколько подпортили истерично-злые выкрики выведенного из себя взяточника. Они летели в спину снарядами, и от каждого и них моя уверенность давала огромную трещину. Слишком уж неприкрытый ужас звенел в голосе суслика, слишком перепуганным он выглядел. Перед неминуемым наказанием за то, что с поручением «достойного» господина не справился.
В буквальном смысле – до смерти.
Еще и рассказы возчика про местные нравы некстати вспомнились…
Поэтому решила уехать из Екатеринбурга как можно быстрее, И Никиту с Лушкой предупредила, чтобы были поосторожнее. Но уже к вечеру в дом Марфы принесли адресованное мне приглашение на званый ужин к знаменитому Демидову. К баснословно богатому промышленнику, который половину Урала и Сибири в железном кулаке держал. И порой открыто пренебрегал волей императора.
Откуда он обо мне узнал и зачем я ему понадобилась?
Честно говоря, мне стало страшно. И очень захотелось в ту же минуту схватить в охапку своих спутников и уехать как можно дальше. Но от приглашений подобных людей не отказываются.
Если, конечно, пожить еще хочется.

* Десятина – около 1.09 га или примерно столько же привычных нам “соток”
А интересный истории о Демидовых ждут вас здесь: https://litnet.com/shrt/6Ndm

Александра Каплунова "Крепостная с секретом. Стиральный переворот" https://litnet.com/shrt/I9ip

Дорогие читатели!
Совсем забыла поделиться с вами ожившими визуалами к нашей истории.

Правда они немножко спойлерные, с подсказками. Зато такие красивые! ))

И хочу напомнить, что каждая ваша звездочка-лайк книге согревает душу автора. ⭐ А ваши чудесные комментарии вдохновляют поскорее написать новые главы. 💥 Спасибо за вашу поддержку, она для меня безумно важна! ❤️ ❤️ ❤️

Другие мои истории можно найти здесь: https://litnet.com/shrt/cfGP Там тоже много интересного.))

История от авторов Алина Углицкая, Елизавета Соболянская "Ненужная княгиня"
https://litnet.com/shrt/5txv

Как ни странно, своего особняка в Екатеринбурге у Демидовых не было, только доходные дома. Проходил прием в усадьбе Харитоновых: никто из его хозяев там больше не жил, внаем сдавали. Мне это почему-то казалось дурным знаком, – ни об одном другом доме здесь я столько мрачных историй не слышала.
Никогда не была суеверной, но сейчас неприятный тревожный холодок пополз по спине предупреждением.
Вечер не заладился с самого начала. Ни в прошлой жизни, ни в этой я на подобных приемах не бывала: плохо представляла, как вести себя и что меня здесь ожидает. И уже на входе поняла, насколько выделяюсь из блестящей толпы приглашенных. К сожалению, в худшую сторону.
Парочка вечерних платьев у меня осталась, правда, давно вышедших из моды. Сергей на сестру особо не тратился, предпочитая все появившиеся деньги в карты проигрывать. Новый наряд заказать я не успевала, да и стоил он недешево.
И теперь, среди роскошных ярких туалетов других дам, усыпанных целыми созвездиями драгоценностей, смотрелась даже не бедной родственницей, – хуже прислуги выглядела.
Тайком прокравшейся на чужой бал Золушкой, не дождавшейся доброй феи-крестной с новым платьицем.
В холле гостей встречали хозяева приема – Аврора Карловна Демидова и ее сын Павел. Молодой, щеголеватого вида темноволосый мужчина на меня особого впечатления не произвел, а вот преклонных лет статная женщина рядом с ним…
Такую и захочешь – не забудешь!
В молодости она наверняка была удивительной красавицей, черты ее лица и сейчас сохраняли неуловимое очарование. Но больше всего поражали огромный, совершенно нереальных размеров и чистоты бриллиант на простой ленте и взгляд дамы. *
Сразу вспомнилась давным-давно виденная передача про обитателей Амазонки. Оператор сумел поймать в кадр выражение глаз огромной анаконды настолько четко и живо, что оно даже через экран пугало. Хищной холодной безжалостностью, для которой весь мир – добыча. Взгляд изысканно одетой, любезно улыбающейся женщины был таким же: опасно-змеиным, леденящим первобытным ужасом внутренности. **
Мне она особого внимания не уделила, просто кивнула, приветствуя, и я вздохнула с облегчением. Постаралась поскорее проскользнуть в зал, понадеявшись, что на этом наше общение и закончилось.
Прием шел своим чередом: гости негромко переговаривались, подходили к фуршетным столам с закусками, присоединялись то к одной группке знакомых, то к другой, оживленно что-то обсуждая. Чуть позже начались танцы, а в отдельном помещении игра в карты.
Я никому не была представлена и почти весь вечер провела у дальней стенки, гадая, зачем меня вообще сюда позвали. Судя по удивленным, а то и презрительным взглядам окружающих, они тоже были в недоумении. Не скажу, что меня такое отношение сильно задевало, но все равно чувствовала себя неуютно. И уже хотела домой уехать, наплевав на приличия, но…
– Вы позволите?
Музыканты заиграли вальс, несколько пар уже кружилось в центре зала, а передо мной стоял, протянув руку в приглашающем жесте, Павел Демидов. Я так растерялась от неожиданности, что не сумела придумать достойных повод для отказа. Впрочем, вопрос о согласии был чистой формальностью. Не дожидаясь ответа, наследник знаменитых промышленников разлучил меня со ставшей уже родной стеночкой.
Вел он легко и уверенно, так что даже я, сто лет уже не танцевавшая, не запиналась и ноги не путала. Просто старалась не отдавить чужие по нечаянности. Большую часть тура Демидов молчал, разглядывая меня в упор с холодным интересом ученого-естествоиспытателя. Как какую-нибудь мышку лабораторную с особо любопытными мутациями.
Я решила, что на этом все и закончится, записав его приглашение в еще одну странность сегодняшнего вечера. И вздрогнула, услышав негромкий, довольно красивый низкий голос:
– Зачем вы понадобились моей матери?
– Вам лучше знать, – удивленно отозвалась я, потому что и сама в догадках терялась.
– Она редко делится своими планами, они не всегда приходятся мне по вкусу, – в тоне Павла не было возмущения, но вот что-то необычное, какое-то странное, еле уловимое напряжение чувствовалось,– а вы скорее всего, лукавите. Только зря надеетесь вести игру на равных с такими людьми.
– Людьми? – выцепила я последнее слово, поскольку остальное выглядело вообще непонятным. Как и все поведение Демидова, – чего он добивается?
– Вы привлекли внимание не только моей матери, но и Рязанова***, – молодой человек ловко повернул меня в танце, показав глазами на крупного, важного вида мужчину с окладистой бородой. Тот смотрел на нас не отрываясь, – будьте осторожны. Интерес таких персон может оказаться смертельно опасным.
– Ваше предупреждение больше похоже на угрозу.
– Понимайте как знаете, – пожал он плечами без всякого выражения. Музыка затихла, Павел, не говоря больше ни слова, подвел меня все к той же стеночке, раскланялся и оставил в недоумении.
И что это вообще было?
Торчать здесь и дальше, словно запасная пешка в непонятной, за моей спиной разыгрываемой партии, не хотелось. Что бы не имел в виду Демидов, негромкого голоса веяло опасностью. Я попросила лакея вызвать мне извозчика, а сама перешла в комнату для отдыха. Лучше подождать здесь, в одиночестве, и тихонько улизнуть, не привлекая внимания. Хватит с меня на сегодня местного высшего общества!
Знала бы я, насколько ошибочным было это решение, и к каким оно приведет последствиям…

* Знаменитый бриллиант “Санси” в то время принадлежал Демидовым.
** Аврора Карловна, вдова Павла Демидова, после смерти мужа сама вела все дела семьи. Ее сын, тоже Павел, большую часть времени проводил в Париже, где служил в посольстве и занимался наукой.
Граф Шувалов
В Екатеринбург Алексея привело совершенно странное стечение обстоятельств.
Началось все с именин приятеля, на которые графа буквально силком вытащили. Угрожая, что иначе его дурное настроение перейдет в хандру или даже в меланхолию. А это не только попрание всех основ, но и настоящий позор для чести мундира.
Меланхоличный гвардейский офицер, где вы такое чудо видели?
Алексей и сам не знал, зачем пошел на это сборище, он действительно в последние недели был не в духе. Найденный перед отъездом из Москвы расторопный стряпчий обещался в самом скором времени отыскать Лизу. Но дни летели птичьими стаями, не принося никаких вестей. Из города девушка не уезжала, подорожную ей не выписывали. И в самой белокаменной отыскать пропажу не получалось.
Словно под землю провалилась или и впрямь под ней лежала.
Граф то гнал прочь страшные мысли, то корил себя за то, что невесту не уберег. И то, что она – бывшая от угрызений совести не спасало. На вечеринке тоже обдумывал, какие новые указания дать стряпчему, когда особенно громкий разговор привлек его внимание.
– И представляете, – со смехом рассказывал один из знакомых, переведенный из московской земельной канцелярии с повышением, – о них все и забыли давно, а эта барышня земли свои по старым налогам вычислила. Настоящий анекдот, господа!
И со вкусом повторил видимо ставшую уже привычной в их ведомстве шутку:
-- Была кавалерист-девица Дурова, а нынче появилась регистрат-девица* Кетова. Вместо сабли грозно машет бумажками!
– Как ты сказал? – ответить у приятеля вышло не сразу. Когда тебя трясут, как осинку, вместо связных слов только возмущенные вопли из горла вырываются. Граф и сам не заметил, как слетел со своего места и вцепился в плечи мужчины побелевшими пальцами. В груди жгло от появившейся вдруг надежды, от нетерпения, от чего-то еще, незнакомого.
Неужели след Лизы обнаружился?
Едва не помчался невесть куда с поисками, даже со службы готов был уйти. Но вовремя опомнился, понял, никакой пользы от бестолковых метаний не будет, да и полковник отговорил.
– В отставку ты всегда подать успеешь. Подожди немного, охолони, что-нибудь придумаем.
И действительно придумал. Пока слегка помятый и обиженный приятель из канцелярии узнавал, где находятся земли Лизы, Шувалов получил нужное назначение. И теперь приехал на Урал в составе ревизионной комиссии. Разбираться с жалобами на самоуправства воинских команд, а заодно и со своими делами.
Земельное ведомство в Екатеринбурге Лиза никак не могла миновать, туда Алексей и отправился. И опять, уже привычно, столкнулся со странностями. Они за бывшей невестой непрерывным шлейфом следовали.
– Так ведь эти земли совсем другому человеку принадлежат, – неуверенно промямлил чиновник, – барышня их сразу продала.
Граф задумчиво смотрел на взмокшего, непрерывно краснеющего служащего, очень похожего на вороватого суслика. И не верил ему ни на ломаный грош. Даже совершенно не разбирающаяся в делах наивная девица не поехала бы на край света к своим владениям только для того, чтобы тут же от них избавиться.
Под тяжелым, внимательным взглядом Шувалова лебезящий чиновник еще больше задергался и занервничал.
– Вот, у нас и купчая, и расписка барышни имеются, – суслик зарылся в ящик, суетливо выдернул два гербовых листа и бросил на стол, – все, как полагается!
Алексей сначала мельком глянул, просто потому что зацепку искал, – наводили бегающие глазки чиновника на подозрения. Потом присмотрелся. Почерк Лизы он прекрасно знал: они, как почти помолвленные, на каждый праздник поздравлениями обменивались. И выведенные рукой невесты округлые ровные буковки никак не походили на эти жесткие, скорее мужские росчерки.
С подлогом предстояло еще разобраться, но позже. Не забывая о главном, – найти Лизу. Перевезти ее в одно из своих поместий. Нет, лучше сразу в Петербург, поближе к себе, так удобнее будет за ней присматривать!
К тому же надавить на чиновника сейчас не получится, он из другого, гражданского ведомства, графу не подчиняется.
Вот и непонятно, отчего тогда так трусит отчаянно.
– Не знаете, где остановилась барышня Кетова, не оставляла своего адреса?
– Так она ямщика наняла, уехала и пропала! – облегченно выдохнул и затараторил суслик, надеясь поскорее от посетителя избавиться, – у нас тут людишки лихие, дикие, беглые каторжники. Наткнулись на них, да и сгинули. Пропали без вести!
Как… сгинули?!

* Кавалерист-девица Надежда Дурова – участница Отечественной войны 1812 года.
Коллежский регистратор – самый низший чин в табели о рангах.
Дорогие читатели! Я очень ценю вашу поддержку и интерес к книге, поэтому сразу поставила на нее скидку, чтобы вы смогли купить ее по самой выгодной цене. ❤️