Беспринципная герцогиня

Пролог

ПРИНЦИПЫ БЕСПРИНЦИПНЫХ:

1. Человеческая доброта — это роскошь, которую позволяют себе только глупцы.

2. Если тебе предлагают доверие — подсчитай процентную ставку.

3. Слезы — валюта слабаков, а улыбка — отмычка к сейфу.

4. Никогда не верь тем, кто называет себя твоим другом. Они либо хотят что-то украсть, либо уже украли…

Голос в голове звучал четко, будто аудиокнига, записанная накопившейся адвокатской практикой. Я усмехнулась и бросила взгляд на окно, за которым переполненные магистрали изгибалась в сгущающихся сумерках, будто змея под дымчатым шелком. Неон рекламы лизал стекла небоскребов, лужи на Тверской пожирали отражения фонарей, а где-то за Садовым кольцом тупо мчались машины, сливаясь в привычный рыжий поток. Вечерний мегаполис напоминал пьяную стриптизершу — ослепительную, но пахнущую дешевым табаком и разочарованием.

Идеальный фон для моей профессии.

Старинная бутылка «Château Lafite» в руках была холоднее декабрьской мостовой. Подарок моего последнего клиента — трофей с ироничной надписью «Маргарите Шуваловой. Самому беспринципному адвокату Москвы с моим восхищением» — блестел как слеза Мефистофеля.

Интересно, сколько стоит эта пыль веков?

Стоп. Я давно не задаю себе подобные вопросы. Зачем? Ответа все равно не будет. Как и смысла в философии тех, кто считает, что «добро всегда побеждает». Юрфак — лучший учитель цинизма. Впрочем, мне пока еще двадцать пять, чтобы обрасти собственной философией. Но душа… О, уже давно продана дьяволу, когда я решила стать адвокатом. Не зря же юриспруденцию называют третьей древнейшей. Игорь Борисов, нефтяной магнат с лицом падшего херувима, оценил меня куда точнее моего бывшего. Тот наивно полагал, что я сплю в обнимку с Уголовным кодексом, тогда как на деле я обычно делила ложе с их банковскими счетами. «Выиграй дело любой ценой», — провизжал Борисов, а я подумала: «Любая цена? С вашим состоянием — смело, голубчик». Наследство в полмиллиарда долларов он получил. А я — эту бутылку охренительно дорого винтажного вина и пухлый конверт с кругленькой суммой.

Щелчок пробки прозвучал как выстрел. Лена, моя ассистентка с лицом испуганного хомячка, вздрогнула так, что ее чашка с капучино оставила на столе коричневую лужицу.

— Марго, ты точно не хочешь хотя бы… не знаю… поесть? Последний раз ты ела вчера!

— Еда для слабаков, — отрезала я, наливая вино в бокал от Swarovski. — А ты знаешь, что происходит с акулой, если она перестанет двигаться?

Она недоуменно заморгала, словно пыталась вспомнить учебник биологии.

— Правильно. Ее съедают.

Алкоголь обжег горло сладостью прокисшего граната. Лена не понимала: отдых для меня — как исповедь для атеиста. Бессмысленный ритуал. Прямо сейчас, пока она ковыряла латте-арт, я прокручивала в голове список его «любой ценой». Подкупленного эксперта. Уничтоженные доказательства. Телохранителя, который «забыл» рассказать о ночной встрече покойного олигарха с его любовницей… Да, Борисов, ваш свекор точно разбил бы вам череп этим самым Lafite, если бы узнал, как вы подделали завещание.

— Ты сегодня какая-то странная... — Лена закусила губу, как делала всегда, когда боялась моего сарказма.

— Это адреналин после блестяще выигранного дела, милая, — усмехнулась я. — Единственный наркотик, который я не продаю.

Сознание начало плыть раньше, чем должно. Потолок закачался, превратившись в гигантский калейдоскоп теней. Ленино лицо распалось на пиксели, ее крик «Марго!» прозвучал словно из-под воды. Рука с бокалом дрогнула, и вино разлилось по мраморному полу, словно кровяной ручей.

«Боже, как непрофессионально....» — мелькнула мысль, пока я падала. Глупый конец для той, кто обыгрывала смерть десятки раз в залах суда. Пол ударил по спине, но более сильная боль пришла откуда-то изнутри — горячая волна, сжимающая ребра. Лицо Борисова на экране телефона. Сообщение, мельком прочитанное утром: «Спасибо за отличную работу. Но, как вы сами понимаете, лишние риски никому не нужны». И та самая фотография — я, запечатленная на встрече с его женой… за день до ее убийства. Маленький лысый ублюдок!

Темнота накрыла с головой, но последним, что я услышала, был не голос Лены, а мужской смех. Глубокий, бархатный.

Голос принадлежал человеку, которого не могло быть здесь. Человеку, который явно давно умер.

Или это я умерла?

Тьма не ответила.

Часть I. Королева ночи

Глава 1. Где я?

Просыпайся быстрее, чем твой враг успеет расстегнуть штаны.

Принципы беспринципных. Статья пятая

Первое, что я поняла, очнувшись — это не мой кабинет.

Второе — это не мое тело.

Третье — кто-то гладит мои волосы.

Нет, не гладил — запутывал. Чьи-то пальцы цеплялись за пряди, словно пытаясь удержать то, что вот-вот ускользнет. В голове ужасно гудело, как после литрового коктейля из текилы и раскаяния на вечеринке в университетской общаге. Попытавшись пошевелиться, к своему ужасу понимаю, что лежу под простыней абсолютно голая. Открыв глаза, вижу проплывавший передо мной потолок, расписанный пухлыми золотыми ангелочками. Они ехидно улыбались, разбрасывая в небе лепестки роз с херувимской беззаботностью. Черт, я, конечно, особо не представляла, как будет выглядеть мой котел в аду, но даже ад не должен выглядеть так… кринжово. Пальцы незнакомца соскользнули с волос и больно впились в плечи. И все это — под звуки приглушенной музыки и смех, доносившийся за дверью.

— Изабель... — голос был низким, томным, с заметным южным французским акцентом, как вино, которое я, кажется, пила накануне. Если пила. Если это вообще я. — Ты сегодня какая-то странная... Будто бы не здесь.

Невольно поморщившись от произношения, я, к своему удивлению, все понимала и вроде сносно могла объясняться сама. Не могу поверить. Мои многолетние страдания с репетитором французского наконец-то себя окупили.

Я повернула голову и вдохнула резкий аромат амбры, табака и чего-то еще, острого, тревожного. Рядом, облокотившись на подушки, лежал мужчина. Внешность: лорд Байрон в плохой день. Густые черные волосы, собранные в хвост, обрамляли худое скуластое лицо. Массивный нос с заметной горбинкой. Глубоко посаженные глаза. Заметный шрам через левую бровь. Холодный, словно лезвие, взгляд. И абсолютно непоколебимая уверенность в том, что он имеет право трогать меня когда и где ему заблагорассудится.

— А разве... — ответила я, резко убирая его руку с моего плеча, собственный голос сейчас звучал как чужой, — кто-нибудь когда-либо бывает «здесь» в полной мере?

Незнакомец громко рассмеялся, и, пошатнувшись, ухватился за резное изголовье кровати. Его золотистые глаза вдруг сузились, и он посмотрел на меня так, словно я была игрой, от которой он уже устал.

— Ты даже сегодня утром хочешь быть невыносимой? — Он наклонился ближе, дыхание пахло мятой и чем-то горьким, возможно вчерашним коньяком. — Тогда напомню: ты здесь потому, что я тебе это позволил. И если ты не перестанешь прикидываться глупой девицей, вернешься туда, где я тебя подобрал.

Он потянул меня к себе за волосы, заставляя подняться. Тело отозвалось болью в мышцах — непривычной, чуждой. Я взглянула вниз. Бледная кожа, тонкие изящные руки с проглядывающими синими венами и синяками на запястьях. На левой руке около запястья татуировка с черной лилией.

Инстинкт сработал раньше, чем мысль. Я ударила его. Ладонью, изо всех сил. Звонко.

Незнакомец удивленно отпрянул, потом медленно провел языком по уголку рта, где выступила кровь. Его глаза сверкнули хищным блеском.

— Ну что ж... — протянул он, вставая с кровати. — Тебе повезло, что я все еще люблю твои выходки. Но помни: тебе не будет 20 лет вечно, ma cherie. Даже таких как ты... — Он бросил на меня взгляд через плечо. — Всегда можно заменить.

Я бросила на него не скрывающий презрения взгляд.

— Кстати... Приготовь своих лучших подружек к вечеру, — усмехнулся он, медленно одеваясь. — Я приду вместе со своими друзьями. Возможно, и граф д’Артуа тоже навестит нас.

— А если я откажусь? — спросила я, натягивая на себя одеяло.

Он резко повернулся, поправляя отороченные золотом кружевные манжеты. Его широкая тень накрыла меня целиком.

— Тогда я напомню тебе, кому ты всем обязана. Не забывай, чем закончилось твое неповиновение в прошлый раз...

Так вот откуда синяки на запястьях — ровные полосы от цепей.

Потайная дверь захлопнулась.

Меня пробила мелкая дрожь. Солнце пробивалось через тяжелые черные шторы, играя на золотых канделябрах и черных шелковых простынях. Комната была огромной, дорогой и откровенно отдавала атмосферой борделя. Пурпурно-черные драпировки, зеркала в золоченых рамах, кровать с резными ножками в виде нимф. Исторические романы, черт побери! Здесь даже духи не «Шанель». Вместо этого комната пропитана апельсином и… сексом.

«Это всего лишь плохой сон. Игра воображения...» — внушала себе я, пытаясь унять все усиливающуюся головную боль.

Встала. Ноги подкосились. Накинула на себя первый попавшийся халат — шелковый, черный, слишком тонкий, чтобы скрыть хоть что-то, — и подбежала к большому, обрамленном витыми змеями зеркалу.

И увидела ее.

Длинные темные волосы, рассыпанные по плечам. Высокие скулы с капризно изогнутыми бровями, будто выточенные холодным резцом. Глаза — два изумруда, оправленных в сажу ресниц. Слишком яркие, слишком чужие. Полные губы, накрашенные в тон засохшей крови. Полупрозрачный халат открывал изгибы, о которых прежняя Маргарита Шувалова могла только мечтать: длинные ноги, тонкая талия, пышные бедра и грудь, мраморно-белая кожа с сиреневыми тенями под ключицами.