Бессмертный

Глава 1: Серый Автобус и Красная Ниточка

Автобус, старый, пропахший пылью и дезинфектантом, грохотал по проселочной дороге, увозя 10 класс мистера Дэвиса на однодневную экскурсию в музей под открытым небом. Обычная поездка. Обычный осенний день. Внутри царил предсказуемый хаос: смех, крики, перебрасывание записками, гул разговоров. Воздух был густым от запаха пота, дешевых чипсов и пыли, поднимаемой с обивки сидений.

У окна, в самом конце салона, сидел Лиам. Он прижался лбом к прохладному стеклу, наблюдая, как за окном мелькают однообразные поля и чахлые перелески. Его длинные ноги, зажатые между сиденьем впереди и своим собственным, явно страдали от нехватки пространства. Когда он неловко попытался их переложить, его колено с громким стуком ударило о металлическую перегородку. Сидевшая напротив Эмили вздрогнула и бросила на него раздраженный взгляд.

«Эй, Гулливер, осторожнее там!» – крикнул кто-то из середины салона, сопровождая слова смешками. Лиам даже не повернул голову. Он лишь глубже вжался в сиденье, стараясь стать еще незаметнее. Прозвища были частью его повседневности. «Башня», «Каланча», «Рыжий» – он слышал их все. Последнее было самым частым, но сейчас его волосы, заправленные под темную шапку, почти не были видны.

Лиам не был частью класса. Он был приложением к нему. Невидимым фоном, о котором вспоминали только когда его рост или неловкость мешали кому-то. У него не было врагов, но и друзей – тоже. Он просто был. И предпочитал, чтобы его оставили в покое. Его мир был внутри – в книгах, в собственных мыслях, иногда мрачных, иногда просто скучных. Травмы? Физические – мелкие ссадины, которые к удивлению, очень быстро затягивались. Эмоциональные? Разочарования, мелкие обиды, чувство непонимания – стандартный набор, без глубоких ран или жестокого буллинга. Но постоянное чувство инородности было его спутником. Он не чувствовал связи.

«Лиам, не хочешь присоединиться?» – раздался голос рядом. Это была София, одна из немногих, кто периодически пытался его «включить». Она указывала на группу, игравшую в карты на соседних сиденьях.

Лиам медленно повернул голову. Его лицо, освещенное тусклым светом из окна, было удивительно правильным, с четко очерченной линией скул и подбородка, что контрастировало с его явным желанием исчезнуть. Глаза, цвета морской волны, казались чуть отрешенными. «Нет, спасибо», – пробормотал он, голос был тихим, но низким, как и положено его комплекции. «Ладно, как знаешь», – София пожала плечами и отвернулась, ее миссия доброй воли выполнена.

Автобус налетел на очередную яму, подбросив всех вверх. Раздались визги и смешки.

— Идиоты — Лиам инстинктивно схватился за поручень сиденья впереди. Его рука с длинными, тонкими пальцами выглядела бледной на фоне темной ткани. Шапка съехала набок, и из-под нее выбилась прядь волос. Она была не просто рыжей. Она была яркой, как пламя, насыщенного медно-красного оттенка, который резко контрастировал с общей серостью салона и его бледной кожей. Он быстро поправил шапку, пряча нежелательную особенность.

«Мисс Дженкинс! Можно притормозить у следующего биотуалета?» – завопил Марк, известный шутник класса. Учительница, устало сидевшая впереди, лишь махнула рукой, не оборачиваясь. «Через пятнадцать минут остановка, Марк. Потерпи».

Лиам снова уставился в окно. Пейзаж стал холмистее. Дорога вилась между невысокими откосами. Водитель, казалось, немного прибавил скорость, возможно, желая быстрее закончить этот рейс. Лиам почувствовал легкую тошноту от тряски и запахов. Он закрыл глаза, пытаясь отгородиться.

Именно в этот момент все изменилось.

Раздался оглушительный, металлический скрежет, заглушивший все крики и смех. Автобус рвануло в сторону так резко, что Лиам ударился головой о стекло. Он открыл глаза и увидел мир, вращающийся за окном с безумной скоростью. Небо сменилось землей, земля – небом. Крики переросли в вопли чистого ужаса. Тела пассажиров, не пристегнутых ремнями (почти никто не был пристегнут), летали по салону, как тряпичные куклы, ударяясь о потолок, сиденья, друг друга с глухими, кошмарными звуками.

Лиам ощутил чудовищный удар. Сначала казалось, что его грудную клетку расплющили огромным молотом. Воздух вырвался из легких с хрипом. Потом – невыносимая, белая боль в ноге, когда что-то тяжелое – возможно, оторвавшееся сиденье – обрушилось на нее. Его голову снова швырнуло вперед, лоб ударился о металлическую спинку впереди стоящего кресла. Раздался неприятный хруст. Мир погрузился в хаос звуков: звон бьющегося стекла, скрежет рвущегося металла, душераздирающие крики, переходящие в стоны и хрипы.

Он не понимал, как оказался на полу, вернее, на том, что осталось от пола автобуса, который теперь лежал на боку. Давило. Везде. Боль была всеобъемлющей, пульсирующей. Он попытался пошевелиться – адская вспышка пронзила левую ногу. Рука не слушалась. Лиам повернул голову, с трудом фокусируя зрение. Его рука была неестественно вывернута, из разорванного рукава куртки сочилась темная кровь, смешиваясь с грязью и осколками стекла. Над ним нависало деформированное сиденье, придавившее его ногу. Воздух был наполнен пылью, запахом бензина, железа и... чего-то сладковато-медного. Крови.

Рядом кто-то хрипел. Лиам узнал Эмили. Она была прижата к полу, ее глаза, широко открытые от ужаса, смотрели в никуда. Изо рта текла алая струйка. Ее грудь неестественно впала. Он отвёл взгляд. Дальше он увидел Марка. Тот сидел, прислонившись к перекошенной перегородке. Его голова была повернута под невозможным углом. Шутник больше не шутил.

Лиам почувствовал, как силы покидают его. Боль стала тупой, далекой. Холод разливался по телу отовсюду, кроме разве что головы, где пульсировала рана на лбу, и ноги, которая горела огнем. Так вот как это кончается, – промелькнула мысль. Скучно. Ожидаемо. В сером автобусе, среди людей, которые меня не знали и не хотели знать. Он закрыл глаза, готовясь к темноте.

Но темнота не пришла. Вместо нее пришло... ощущение.

Глава 2: Безупречный Пациент

Больница встретила Лиама стеной звуков и запахов, обрушившихся после гробовой тишины разбитого автобуса. Скрип колес каталок, приглушенные голоса, монотонный гул аппаратуры, едкий запах антисептика, смешанный с лекарствами и подспудной сладостью крови и страха. Его доставили в переполненное отделение вместе с горсткой других выживших. Их было так мало, что тишина между их койками казалась громче стонов.

Его поместили на каталку в узком коридоре, заставленном такими же пострадавшими. Медсестры и врачи метались, их лица застыли в масках профессиональной усталости и срочности. Лиам лежал неподвижно, уставившись в потолок с трещинами. Внутри него бушевал вихрь, но теперь это был вихрь осознания. Он чувствовал каждую клетку своего тела, целую, невредимую, наполненную невероятной, пугающей силой. Мысли о раздавленных телах одноклассников не вызывали горя – они вызывали глубокое, ледяное удивление перед пропастью, отделявшей его от них. И желание проверить это чудо снова.

Я не просто выжил. Я... восстановился. До нуля. Как? Вопрос висел в воздухе его сознания, но ответ тонул в море эйфории от этой абсолютной неуязвимости. Им всем больно. А мне – нет. Совсем.

Молодой врач с запавшими от бессонницы глазами провел стандартный осмотр. Лиам автоматически ответил на вопросы: имя, дата рождения, последнее, что помнит до удара. Врач ощупывал его голову, шею, конечности, светил фонариком в зрачки.

«Головокружение? Тошнота? Боль где-то?» – спросил врач, ожидая стандартного набора жалоб после катастрофы.

«Нет, – ответил Лиам, стараясь, чтобы голос звучал приглушенно, чуть замедленно, как у человека в глубоком шоке. – Только... все как в тумане. И холодно». Он слегка сжал кулаки под простыней, имитируя дрожь.

Врач нахмурился. Он снова провел пальцами по волосистой части головы Лиама, ища шишки, ссадины. Нашел лишь запекшуюся грязь и кровь – свидетельство травмы, но не ее след. «Сильно ударились головой?»

«Не помню... наверное. Но сейчас не болит». Лиам позволил глазам оставаться чуть расфокусированными.

Осмотр тела вызвал у врача явное недоумение. Сняв разорванную, грязную куртку и рубашку, он обнажил худощавое, но крепкое тело подростка. Совершенно чистая кожа. Ни синяков, ни ссадин, ни малейших следов недавних переломов или рваных ран. Только бледность и размазанная грязь. Врач замер, его взгляд скользнул от неповрежденной груди Лиама к его рукам, затем вниз, к ногам. Он даже попросил Лиама встать и пройти пару шагов. Тот подчинился, двигаясь с осторожностью, но абсолютно устойчиво, без хромоты или признаков боли.

«Невероятно, – пробормотал врач, делая пометки в электронной карте. – По всем параметрам аварии и вашим ощущениям... Должны быть травмы. Серьезные. А у вас...» Он развел руками. «Физически – абсолютная норма. Шок, конечно, мощный. Посттравматический синдром может проявиться позже. Мы поместим вас в палату для наблюдения хотя бы на сутки. И попытаемся связаться с вашими родителями».

Родители. Лиам мысленно скривился. Они были где-то на другом конце страны, в своих вечных командировках. Опекунство было формальным – старая тетка, которая видела его раз в полгода. Пусть пытаются.

Его поместили в небольшую палату на двоих. Вторую койку пока не заняли. Тишина после коридорного ада была почти физической. Лиам лежал на жесткой койке, укрытый тонким одеялом. Он снова смотрел на свои руки – длинные пальцы, чистые ногти, гладкая кожа. Ни следа сломанных костей, рваных ран. Он ощущал текстуру простыни, слышал отдаленный плач, чувствовал ровный стук своего сердца. И это спокойствие было ложным. Ему хотелось вскочить, ударить кулаком в стену, чтобы ощутить удар и мгновенное исцеление. Но он сжал кулаки под одеялом, впиваясь ногтями в ладони. Слабая боль – и тут же исчезновение, без следа. Это разжигало внутренний огонь сильнее.

Терпение. Наблюдай. Играй роль, – приказал он себе, кусая изнутри щеку. Сладковатый привкус крови мгновенно исчез, ранка затянулась.

Дверь палаты открылась. Вошел мужчина лет сорока в строгой, но немятой рубашке и брюках. На груди – значок. За ним – женщина по моложе, с мягким, но внимательным взглядом и планшетом в руках.

«Лиам?» – спросил мужчина, голос был спокойным, профессиональным. «Я полицейский Мэллори. Это доктор Эванс, наш клинический психолог. Можно нам поговорить с тобой? Нам нужно понять, что произошло в автобусе. Это очень важно».

Лиам медленно кивнул, делая вид, что с трудом сосредотачивается. Он приподнялся на подушке. Его ярко-рыжие волосы, очищенные медсестрой, но все еще неровные, ярким пятном выделялись на белой подушке. Бледное лицо с четкими скулами и искусственно притупленным взглядом выглядело как идеальная маска травмированного подростка. Психолог, доктор Эванс, сразу отметила это про себя.

«Как ты себя чувствуешь, Лиам?» – спросила она первая, голосом, намеренно смягченным, но без слащавости.

«Плохо... – прошептал он, опуская взгляд на одеяло. Голос намеренно сделал тихим, чуть сдавленным. – Голова гудит... все как в тумане...» Правда, только не от травмы, а от этого... всего.

«Понимаем, – сказал детектив Мэллори, присаживаясь на стул у кровати. Психолог осталась стоять, наблюдая. – Постарайся вспомнить, что было перед самым ударом? Ты смотрел в окно? Разговаривал с кем-то?»

«Смотрел в окно... – Лиам помедлил, как бы собираясь с мыслями. – Ни с кем не разговаривал. Потом... грохот. Страшный. Все полетело... Кричали...» Он замолчал, сглотнув. Играй, играй.

«Твоя позиция в автобусе?» – детектив делал заметки в блокноте.

«Сзади. У окна». Он показал рукой. Рука была цела, без малейшего синяка. Детектив бегло, но внимательно оглядел ее.

«Тебя выбросило с сиденья? Придавило чем-то?» – настаивал Мэллори. Его взгляд скользил по открытым частям тела Лиама, ища хоть что-то – ссадину, синяк, след удара. Ничего.

Глава 3: Лаборатория Плоти и Крови

Больничная палата стала для Лиама не местом выздоровления, а первой лабораторией. После визита полицейского и психолога его оставили в покое – «для отдыха». Одиночество было ему на руку. Маска шокированного, замкнутого подростка позволяла лежать неподвижно часами, пока его разум лихорадочно работал.

Первым делом – проверка. Он должен был понять пределы. Уверенность, рожденная в обломках автобуса, была дикой, инстинктивной. Теперь требовались данные. Контроль.

Первым делом – безопасность. Он встал с кровати, бесшумно подошел к двери. Прислушался. Шаги в коридоре удалялись. Рыдания за стеной сменились тихим бормотанием. Он осторожно повернул ручку – дверь не была заперта. Хорошо. Значит, не считают его опасным или склонным к побегу. Пока что. И тут его взгляд упал на тумбочку. Рядом с визиткой доктора Эванс лежал небольшой, металлический предмет, оставленный небрежной рукой детектива Мэллори. Зажигалка. Обычная, с колесиком, видавшая виды. Детектив, видимо, закуривал на лестнице или нервничал, а потом забыл.

Сначала был небольшой порез. Острый угол пластиковой ложки с подноса (ее забыла убрать санитарка) стал первым инструментом. Он прижал ее к внутренней стороне предплечья, там, где кожа тоньше, и резко провел. Острая, знакомая боль. Кровь – темная капля в полумраке. Он затаил дыхание, внутренне включил секундомер на телефоне.

Наблюдение: Кровотечение остановилось через 3 секунды. Края разреза длиной 3 см начали стягиваться сразу, как живая молния. Зуд, тепло. Через 12 секунд – розовая, влажная полоска новой кожи. Через 35 секунд – лишь едва различимая белесая линия. Через минуту – гладко. Время полной регенерации: ~60 секунд.

Феноменально. Но это было ожидаемо

Теперь ожог. Зажигалка детектива щелкнула в его руке, выбросив маленький, но яростный язычок пламени. Лиам стиснул зубы. Он поднес пламя к мякоти большого пальца левой руки. Боль. Резкая, жгучая. Запах паленой кожи. Он выдержал ровно десять секунд, глядя, как кожа краснеет, пузырится и чернеет. Убрал пламя.

Наблюдение: Обожженная ткань почернела. Боль была интенсивной. Но уже через 5 секунд почернение начало бледнеть, как будто смываясь. Под ним проступала новая, розовая кожа. Зуд был сильнее, чем при порезе. Через 25 секунд – ожог превратился в красное пятно. Через 50 секунд – пятно исчезло, осталась лишь легкая чувствительность. Время: ~55 секунд.

Быстрее? Или просто площадь повреждения меньше?

После он приступил к перелому. Это было сложнее. Лиам выбрал мизинец на левой руке. Зажал его между большим и указательным пальцем правой руки. Вдох. Резкий, сильный поворот. Хруст. Боль, острая и глубокая, пронзила руку. Он застонал, сжав губы. Палец неестественно выгнулся.

Наблюдение: Боль была сильнее, чем при порезе и ожоге вместе взятых. Но она начала стихать почти сразу. Он чувствовал, как кость двигается внутри, как осколки встают на место с невероятной скоростью. Зуд и тепло были интенсивными, пульсирующими. Через 15 секунд палец уже не болел при легком движении. Через 30 – кость явно срослась. Через 45 секунд – подвижность восстановлена полностью. Внешне – ни отека, ни синяка. Время: ~45 секунд.

Быстрее! Значительно быстрее перелома в автобусе! Почему?

Лиам лежал, тяжело дыша, не от боли, а от возбуждения. Он смотрел на свою руку – безупречную. Три травмы. Три разных типа повреждений. И восстановление с каждым разом... ускорялось? Первый порез – минута. Ожог – 55 секунд. Перелом пальца – 45 секунд. Нелинейное ускорение.

Стимуляция? – подумал он. Чем чаще травмируюсь, тем быстрее заживает? Как мышца, которая крепнет от нагрузки?

Он решил проверить. Снова взял ложку. Еще один порез рядом с первым (которого уже не было). Глубже. Наблюдение: Кровь остановилась за 2 секунды. Полное заживление за 25 секунд. Вдвое быстрее первого аналогичного пореза! Его сердце забилось чаще.

Эффект накопления

Эйфория захлестнула его. Он провел еще два эксперимента – мелкий ожог и ушиб (ударив кулаком о металлический каркас кровати под одеялом). Скорость регенерации продолжала расти. Ушиб (гематома) рассосался за 15 секунд. Незначительный ожог – за 20.

Он провел последний эксперимент этой ночи: глубокий порез на ладони. Время полного заживления: 18 секунд. От глубокой раны до гладкой кожи меньше чем за двадцать секунд.

Лиам упал на подушку, покрытый холодным потом, но ликующий изнутри. Он открыл глаза и уставился в потолок, его разум гнал бешеные табуны мыслей:

Регенерация явно адаптивная. Она ускоряется при частом повреждении тканей. Как будто организм «учится» или «пробуждает» ресурсы быстрее в ответ на повторяющуюся угрозу. Но что будет, если не травмироваться? Замедлится? Насколько?

Да вот только откуда?»

Он перебирал варианты:

Генетическая мутация? Но в роду не было ничего подобного. Вирус? Странное излучение? Укус насекомого в детстве? Все казалось нелепым.

Он вспомнил аварию.

Может, это спровоцировало что-то дремавшее? Или дало толчок? Но как? Катализатор – сама смертельная травма?

Он не нашел ответа. Поиск в интернете (на старом больничном Wi-Fi с его телефона) по запросам «сверхбыстрая регенерация», «бессмертие», «восстановление тканей» выдавал только фантастику, псевдонаучные блоги и сухие статьи о регенерации планарий или аксолотлей, которые ему были бесполезны. Ничего о людях. Он был уникален. Мысль одновременно пугала и опьяняла.

Лиам задумался об его пределах и побочных эффектах: Что не может восстановиться? Голова? Сердце? Мозг? Он не решался на такие эксперименты... пока. Но знал, что должен узнать. Позже. Пока – только усиливающееся чувство... мощи. Физической и ментальной. Голова была ясна, как никогда. Усталость от экспериментов была, но проходила быстро. Голод – да, он почувствовал зверский голод после пятого пореза. Тело требовало ресурсов для восстановления. Вывод: Регенерация требует энергии. Много энергии.

Глава 4: Голод, Сталь и Улыбка

Лиам проснулся не от света или шума, а от пустоты. Звериный, сосущий голод скрутил желудок в тугой узел, заставив его чуть не застонать. Казалось, каждая клетка, восстановленная за ночь, теперь требовала платы. Он сглотнул, ощутив металлический привкус во рту.

Энергия. Нужна энергия.

Больничный завтрак – безвкусная овсянка, йогурт, кусок хлеба и яблоко – исчезли за считанные минуты. Желудок отозвался лишь глухим урчанием, словно проглоченное было каплей в пустыне. Лиам смотрел на пустой пластиковый поднос, осознавая простую истину: стандартных калорий ему катастрофически не хватает. Его тело, его дар, требовал топлива.

Тихо ступая по холодному линолеуму в носках, он вышел в полупустой коридор. Его взгляд скользнул по тележке санитара, припаркованной у соседней палаты. На ней – лишние порции йогуртов, фрукты в пластике. Огляделся. Ни души. Два шага – и пара йогуртов, банан исчезли в широких карманах больничных штанов. Сердце колотилось не от страха, а от азарта. Первый тест на ловкость и невидимость пройден. Маленькая победа.

Голод лишь притупился. Он изучил расписание: когда медсестры на обходе, когда санитарки разносят обед. Он стал тенью, скользящей вдоль стен. Бутерброд, забытый пациентом на тумбочке («Спасибо, я потом» – его голос звучал тихо и безобидно, пока он забирал еду, пока больной копался в телефоне). Пирожок из комнаты медперсонала, прихваченный за дверью, пока кто-то громко смеялся внутри. Каждая кража – микрозадача, требующая наблюдения, расчета времени, маскировки под «заблудившегося пациента». Он чувствовал, как оттачиваются не только рефлексы, но и умение сливаться с фоном, быть незаметным. И голод, этот ненасытный зверь, наконец успокоился.

Вернувшись в палату, он запер дверь на защелку. Теперь палата стала его спортзалом. Кровать с жестким матрасом – станок для отжиманий. Он делал их медленно, до дрожи в руках, стараясь не скрипеть пружинами. Потом – приседания, держась за спинку кровати для баланса, пока бедра не загорелись огнем. Пол превратился в площадку для планки – минута, две, три… Живот горел, спина гудела. Скручивания – до тошноты, до темных пятен перед глазами. А потом – тумбочка. Тяжелая, металлическая. Он обхватил ее руками, поднял с глухим стуком (надеясь, что никто не услышал), используя как гигантскую гантель для сгибаний на бицепс и тяги. Мышцы плеч и спины кричали от непривычной нагрузки.

«Довести до предела…» – шептал он себе сквозь сбитое дыхание. Пот заливал глаза, сердце бешено колотилось, пытаясь выпрыгнуть из груди. Голова кружилась. Наконец, он рухнул на пол, ощущая, как все внутри него – каждая связка, каждое волокно мышц – рвется, плавится от нечеловеческого напряжения. Дыхание было хриплым, прерывистым. Тело лежало, как разбитое. Вот он, предел.

Лиам просто лежал, ощущая жгучую боль и тошноту. Но уже через минуту он заметил нечто странное. Глубокая, всепоглощающая усталость начала отступать. Не постепенно, а словно отливая волной. Боль в мышцах из острого жжения превращалась в теплое, пульсирующее ощущение. Он наблюдал, как дрожь в руках стихает, дыхание выравнивается, ясность возвращается в голову. Через десять минут он сел. Через пятнадцать – встал. Он потянулся. Тело… не болело. Нет, ощущалась память о нагрузке, легкая чувствительность, но не боль. Он сжал кулак – сила в руке ощущалась больше, чем час назад. Выносливее. Крепче. Он сделал еще несколько отжиманий – легко, как будто и не было предыдущего изнеможения.

Невероятно, – мысль была полна холодного восторга. Оно работает. Я становлюсь сильнее. Быстрее. Каждая тренировка – рывок вперед.

Пока тело восстанавливалось после экзекуции, он решил проверить другую гипотезу. Умышленно задел острый угол тумбочки предплечьем. Осталась тонкая красная царапина. Он следил за часами. Прошла минута. Царапина все еще была видна, розовая, чуть припухшая. Еще минута – она побледнела, стала почти незаметной. Исчезла полностью лишь к концу третьей минуты.

Значительно медленнее, чем вчера вечером, после серии травм, – констатировал он. Но все равно – минуты против дней или недель у обычного человека. Фоновый режим все равно сверхчеловеческий. Но чтобы разогнаться до максимума – нужна активная стимуляция.

Вывод был ясен. Его дар требовал постоянной «подпитки» повреждениями для пиковой эффективности, но даже в покое он оставался чудом.

Дверь палаты открылась. Вошла медсестра Бренда, улыбчивая и круглолицая.

«Как самочувствие, Лиам?» – спросила она, проверяя график на стене.

Он повернулся к ней, и на его лице расцвела мягкая, чуть усталая улыбка. Глаза, еще минуту назад холодные и анализирующие, теперь смотрели с легкой грустью. «Лучше, мисс Бренда. Спасибо. Стараюсь… двигаться». Он показал на кровать, как бы намекая на свою «зарядку».

«Молодец! Движение – это хорошо. Главное – не переусердствовать, ладно?» – она похлопала его по плечу. Его улыбка стала чуть шире, теплее.

Играй роль. Безобидный. Травмированный. Идущий на поправку.

Позже пришла доктор Эванс. Лиам сидел у окна, глядя вдаль. Он позволил своему выражению лица стать чуть более открытым, уязвимым.

«Доктор Эванс… – начал он тихо, когда она села напротив. – Я… я сегодня думал об Эмили. И о Марке. Как они смеялись в автобусе…» Он опустил взгляд, сглотнув. Искусство полуправды. Они действительно смеялись. До того, как их сломало. «Мне очень грустно». Его голос слегка дрогнул – идеально рассчитанный эффект.

Доктор Эванс кивнула, ее взгляд смягчился. «Это нормально, Лиам. Очень нормально – чувствовать грусть, тоску. Важно позволять этим чувствам быть. Не запирать их. Ты молодец, что говоришь об этом».

Он кивнул, изображая облегчение от того, что его «услышали».

Прогресс в эмоциональном состоянии отмечен.

Случай с зажигалкой был особенно изящен. Увидев детектива Мэллори, проходящего по коридору, Лиам подошел к нему, держа металлический предмет в руке.

Глава 5: Тени в Белых Халатах

«…выпишем завтра, Лиам. При условии, что ночь пройдет спокойно. И доктор Эванс не увидит противопоказаний». Слова лечащего врача, доктора Кертиса, повисли в стерильном воздухе палаты как сладковатый запах дезинфекции. Свобода. Она была так близко, что Лиам почти *чувствовал* ее вкус – вкус неограниченных экспериментов, безлюдных мест, где можно кричать от боли и восторга, не опасаясь свидетелей. Завтра. Один последний день в этой клетке из линолеума и фальшивых улыбок.

«Спасибо, доктор», – выдавил он из себя голос, насыщенный искренним (казалось бы) облегчением. Уголки губ дрогнули в подобии улыбки. Внутри же холодный мотор его мысли уже работал на полную:

Ночь. Одна последняя ночь, чтобы довести тело до предела. Чтобы голод не застал врасплох на воле. Чтобы…

Но планы имеют свойство рушиться. Как автобус, слетающий с откоса.

Он начал свою вечернюю пытку позже обычного, когда больница погрузилась в синеватую тишину ночных дежурств. Тумбочка скрипела в его руках, имитируя вес неподъемной штанги. Мышцы спины горели белым огнем, капли пота падали на линолеум, оставляя темные звездочки. Он доводил каждое повторение до отказа, до тошнотворного головокружения, до ощущения, что связки вот-вот лопнут, как перетянутые струны. Рвись. Гори. Ты восстановишься. Станешь сильнее. Станешь больше, чем они все.

Именно в момент наивысшего напряжения, когда мир сузился до боли в бицепсах и хрипа в собственной груди, он взглянул в окно. Неосознанно. Просто чтобы отвлечься от огня в мышцах. И увидел *их*.

Внизу, у служебного входа, куда вывозили мусор и принимали ночные поставки, стоял неприметный белый фургончик. Не «скорой помощи». Обычный, грязноватый. Возле него – два человека в белых халатах. Но что-то было… не так. Халаты сидели мешковато, как надетые на что-то объемное. Один курил, нервно затягиваясь, дым таял в желтом свете фонаря. Другой что-то говорил в рацию, его жесты были резкими, отрывистыми. Не врачебными. Солдатскими. Или тюремными.

Интересно, – пронеслось в голове Лиама, боль мгновенно отступила на второй план, уступив место ледяному любопытству.

Кто это? Санитары не курят так, словно ждут расстрела. И не носят под халатом… бронежилеты?

Да, очертания были именно такими. Громоздкими, неестественными под тонкой тканью. Он прищурился, стараясь разглядеть лица, но свет был плохой, а расстояние – слишком большим. Только ощущение... *угрозы*. Или поспешности. Они оглядывались, как волки, почуявшие капкан.

Почему бы просто не похитить? – анализировал он, медленно опуская тумбочку, стараясь не стукнуть.

Дети. Школьники. Их можно было схватить где угодно: по дороге из школы, в парке, на пустыре. Быстро, тихо, без свидетелей. Но нет. Они здесь. В больнице. Под самым носом у полиции, врачей, камер (если они вообще работают в этом задрипанном крыле). Значит… им нужно не просто тело. Им нужно *легитимное прикрытие*. Им нужен *доступ.

Мысль вспыхнула, как спичка в темноте: Авария. Слишком страшная. Слишком… *удобная*. Столкновение на пустом месте. Водитель, который, по слухам, даже не пытался свернуть. Как будто ждал удара.

Они устроили это. Чтобы получить нас. Поврежденных, но живых. Доставленных прямо сюда, на блюдечке. Под видом "пострадавших". И теперь… "усиленное лечение"? Для чего?

Холодный интерес сменился чем-то иным. Не страхом. Никогда страхом. Адреналином. Острым, как лезвие бритвы.

Они играют в свою игру. Но теперь в ней появился Я.

Он действовал молниеносно. Натянул поверх больничной пижамы темную толстовку, найденную в шкафу забытых вещей. На ноги – мягкие кроссовки. Стал тенью. Дверь палаты открыл беззвучно, проскользнул в коридор. Знание расписания дежурств было его картой. Он знал, где сейчас медсестра (у постели старика в конце коридора, у него ночью скачет давление), где санитар (скорее всего, дремлет в подсобке). Он двигался не как пациент, а как хищник, используя островки тьмы между редкими ночниками, прижимаясь к стенам.

Зачем им выжившие? – вихрем крутилось в голове, пока он спускался по лестнице для персонала, избегая лифтов.

Мы что-то особенное? Или… я не единственный? Последняя мысль заставила его на мгновение замедлить шаг.

Если есть другие… с аномалиями… Это меняло все. Это могло быть… *интересно*. Или смертельно опасно. Но разве это не одно и то же?

Он вышел на нижний этаж, в зону служебных помещений и складов. Воздух здесь пах хлоркой, сыростью и… лекарственной горечью. Где-то грохотал холодильник. Лиам прислушался. Голоса. Глухие, доносящиеся из-за двери с табличкой «Лаборатория №3. Вход строго по пропускам». Дверь была приоткрыта на щелочку. Желтый свет лился наружу.

Он прижался к холодной стене рядом с дверью, сливаясь с тенями. Сердце билось ровно, мощно. Не от страха. От предвкушения. Он стал слушать.

«…слишком много шума», – говорил хриплый мужской голос. – Полиция копает глубже, чем ожидалось. Надо ускорять процесс. Сегодня ночью берем двоих: девочку с ампутированной ногой и того парня с внутренними кровотечениями. Протокол «Трансфер в специализированный центр». Бумаги готовы?

«Готовы, – ответил другой, более молодой голос. – Но дежурный врач может задать вопросы…»

«Справимся. Главное – изолировать их от родственников до утра. Скажем, экстренная операция, осложнения. К утру они будут за сотни миль отсюда. А к тому времени…» Голос понизился до шепота, но Лиам уловил: «…к тому времени *необходимые процедуры* будут завершены. Они даже не поймут, что потеряли».

Потеряли? – Лиам почувствовал, как по спине пробежали мурашки – не от ужаса, а от ледяного восторга. Что они собираются отнять? Органы? Разум? Или… нечто иное* Его собственный дар пульсировал под кожей, словно отзываясь на близость тайны.

«А третий? – спросил молодой голос. – Рыжий парень? Тот, что без единой царапины? Врачи шепчутся о нем. Говорят, чудо.»

Глава 6: Кровь в Цифрах и Монстр

Пальцы в белом халате уже коснулись холодного пластика крышки контейнера. Лиам затаил дыхание, но не страх – предвкушение сжало горло туже удавки. Мускулы напряглись, готовые к взрыву.

Сорви крышку. Увидишь. И тогда… покажу тебе, что значит "брак" в действии. Покажу, как рвется горло.

Но Вселенная, казалось, еще играла с ним в кошки-мышки. Из глубины «Лаборатории №3» раздался резкий, требовательный гудок внутреннего телефона. Рука на крышке замерла. Хриплый голос (Лиам уже мысленно окрестил его Бритоголовым) рявкнул через плечо:

– Да?! Что?.. Повторите… Черт! Сейчас!

Шаги резко развернулись, удаляясь вглубь лаборатории. Дверь захлопнулась, но не до конца – щель осталась. Секундная передышка. Лиам не стал ждать второго шанса. Он вывалился из вонючего контейнера, как мокрая кошка из помойного бака, стараясь не зашуршать бельем. Запах хлорки и старой крови въелся в ноздри, смешиваясь с адреналином.

Отступать? Ни за что. Теперь я знаю – я в их списке. "Особый случай". Значит, у них есть ДАННЫЕ. Мои данные

Его взгляд упал на дверь лаборатории. А потом – на маленькую, неприметную комнатушку напротив. «СЕРВЕРНАЯ. ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Дверь была прикрыта. Лиам, прижимаясь к стене, подкрался. Ручка поддалась. Внутри – гул вентиляторов, мерцание светодиодов на стойках, запах озона и пыли. И главное – одинокий терминал на столе, экран темный.

Подарок судьбы? Или ловушка? – мелькнуло, но любопытство и азарт перевесили. Он проскользнул внутрь, прикрыл дверь. Включил компьютер. Стандартная ОС больницы. Пароль? Он попробовал очевидное: «admin», «password», «MedCenter». Ничего. Время тикало. Где-то рядом могли появиться Бритоголовый и компания.

И тут он вспомнил. Визитку доктора Эванс. Ее ID-номер для доступа к электронным картам. Он ввел его в поле логина. Пароль? День рождения? Он попробовал ее имя и год из визитки. EvanS1985. Экран мигнул. ДОСТУП РАЗРЕШЕН. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОКТОР ЭВАНС.

Бинго, – внутренне усмехнулся Лиам.

Спасибо за доверие, доктор.

Он нырнул в медицинскую базу. Нашел список пострадавших в автобусной аварии. Фото, диагнозы, история лечения… и пометки. Красные флажки.

У Софии Ларсен (ампутация) – «ПРИОРИТЕТ ДЛЯ ПРОТОКОЛА АТЛАС».

У Дэвида Чена (внутреннее кровотечение) – «ПРИОРИТЕТ ДЛЯ ПРОТОКОЛА АТЛАС».

И у него, Лиама Вейла – «АНАМНЕЗ: ПРОЕКТ ПРОМЕТЕЙ. СТАТУС: НЕУДАЧА. НАБЛЮДЕНИЕ АКТИВИРОВАНО. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: НЕОПРЕДЕЛЕН».

Проект Прометей? Неудача? Слова ударили, как обухом. Не страх, а ярость – холодная, острая – кольнула под ребра. Я – неудача? Его регенерация, его сила – это неудача? Он нажал на пометку. Всплыло окно: ДЛЯ ДОСТУПА К ПРОЕКТУ ПРОМЕТЕЙ ТРЕБУЕТСЯ АВТОРИЗАЦИЯ УРОВНЯ 3.

Уровень 3. Что это? Он начал рыться. Нашел системный журнал. Запросы доступа. Большинство – Уровень 1 (врачи, медсестры). Некоторые – Уровень 2 (администрация, старший персонал). Уровень 3… За последний год – всего три входа. И один из них – сегодня, из этой самой лаборатории №3. Логин: «Valkyrie»

Валькирия.Зловещее прозвище.

Нужно больше. Нужен Уровень 3.

Он оглядел комнату. Ни ключей, ни карт доступа. Время кончалось. Шаги в коридоре! Не один – несколько. Голоса приближались к двери серверной.

Отчаяние? Нет. Азарт. И ярость.

Он схватил флешку, торчавшую из бокового порта терминала (чья-то небрежность!). Вставил ее в USB. На экране – стандартное окно с содержимым. И среди файлов… «emergency_access_procedure.txt». Файл для ЧП. Он открыл его.

Текст был сухим, техническим: «В случае сбоя системы или блокировки легитимного пользователя, временный доступ Уровня 3 может быть предоставлен через биометрическую аутентификацию главного инженера (при его присутствии) ИЛИ…» Дальше шел код. Длинная, бессмысленная на первый взгляд строка цифр и букв. И пояснение: «Крипто-ключ для ручного ввода в консоль восстановления. Действителен 120 секунд после активации тревоги. ТРЕБУЕТСЯ ФИЗИЧЕСКИЙ ДОСТУП К СЕРВЕРУ S-04».

S-04. Лиам окинул взглядом стойки. Номер был на корпусе одной из них. Шаги уже у двери. Ручка дрогнула.

120 секунд. Игра в горячую картошку со взрывчаткой.

Его пальцы взлетели над клавиатурой. Он вызвал черный экран консоли. Ввел команду доступа. Промелькнуло: «ВВЕДИТЕ КРИПТО-КЛЮЧ». Он начал вбивать бесконечную строку из файла. Первые символы… Шаги остановились у двери. Голос Бритоголового: «…проверить и серверную тоже. Он где-то тут!» …середина строки… Дверь толкнули, но он успел щелкнуть замок изнутри! …почти конец… Звон ключей снаружи. Кто-то подбирал ключ! …последний символ.

ENTER.

Экран мигнул. Появилось: «ВРЕМЕННЫЙ ДОСТУП УРОВНЯ 3 АКТИВИРОВАН. ВАШИ ДЕЙСТВИЯ ЗАПИСЫВАЮТСЯ. 1:59… 1:58…»

Да!

Лиам нырнул обратно в базу. «Проект Прометей». Поиск. Система выдала не файл, а целый портал. Мрачный интерфейс. Логотип – стилизованное пламя, обвивающее ДНК. Он набрал свое имя: «Лиам Вейл».

Экран заполнился данными. Сначала стандартные: дата рождения, место… А потом – то, что перевернуло все.

ПРОЕКТ ПРОМЕТЕЙ. ПОДОПЫТНЫЙ: ЛИАМ ВЕЙЛ. ИДЕНТ. КОД: ПРОМЕТЕЙ-ГАММА-7.
ОТВЕТСТВЕННЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ: Д-Р ЭЛИДЖА ВЕЙЛ. (ОТЕЦ ПОДОПЫТНОГО).
ФАЗА: ПРЕНАТАЛЬНАЯ И НЕОНАТАЛЬНАЯ ГЕННАЯ ТЕРАПИЯ (ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ КОКТЕЙЛЬ «ФЕНИКС»).
ЦЕЛЬ: АКТИВАЦИЯ СКРЫТЫХ РЕГЕНЕРАТИВНЫХ ПУТЕЙ, УСТОЙЧИВОСТЬ К ЭКСТРЕМАЛЬНЫМ ПОВРЕЖДЕНИЯМ.
СТАТУС:

0-3 МЕСЯЦА: ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ ДИНАМИКА. УСКОРЕННОЕ ЗАЖИВЛЕНИЕ МИКРОТРАВМ. УСИЛЕННЫЙ МЕТАБОЛИЗМ.

4 МЕСЯЦА: РЕЗКИЙ РЕГРЕСС. ПОЛНАЯ БЛОКИРОВКА ПРОЯВЛЕНИЙ ТЕРАПИИ. ОТСУТСТВИЕ ЛЮБЫХ АНОМАЛИЙ. КЛАССИФИЦИРОВАНО КАК «ПОЛНАЯ НЕУДАЧА».