Бессмертный солдат. Часть 1

Пролог

Казалось, что по небу летели птицы. Чёрные широкие крылья рассекали багровеющее закатное небо, изрезанное тёмными дымовыми полосами и золотом перистых облаков. И если бы не длинные хвосты и звонкий рёв, Фил решил бы, что это действительно были птицы.

Небо. Недостижимое небо, казалось, стало самым обычным матовым полотном. Ни один звук не раздражал слух Фила, но он чувствовал, что из ушей течёт кровь. Подняв руку перед собой, он увидел, что она в крови. Тёмная и густая, она капала с пальцев вниз, прямо на лицо. Тёплая, мягкая — она напоминала начало летнего дождя. Фил взглянул на живот: из него торчал массивный железный прут, но он его совсем не чувствовал, как и то, насколько быстро и живо кровь вытекала из этой страшной раны, унося стремительным потоком и жизнь. Как и не чувствовал себя. Реальность казалась нарисованной картинкой. Небо. Было только небесное полотно, на которое Фил смотрел не моргая.

Земля чуть вздрагивала. Вместе с ней и воздух. Ни звука. Только ощущения тела. Рука бессильно упала на землю, а вид неба закрыла большая голова. Серо-зелёная чешуя поблёскивала в последних лучах солнца, что стремилось поскорее скрыться за горизонтом. Крохотные, но пристально смотрящие на Фила глаза ящера сверкали янтарным огнём жизни. Он ощущал на себе эту жизнь кожей — то было горячее влажное дыхание дракона, нависшего над ним. Огромное существо с любопытством наблюдало за угасавшей жизнью в глазах раненого эльфа.

Филу уже было плевать, что дракон с ним сделает: сожрёт, растопчет или пойдёт дальше своей дорогой. Но ему хотелось видеть небо. Это красное-красное небо, залитое золотом полупрозрачных облаков. Ничего больше. Ничего больше у него не было. Но сил держать веки раскрытыми, жадно поглощать всё то последнее, что ему суждено было увидеть, у Фила не осталось. Всё плыло. Его будто окунули в озеро и заставили глядеть на всё, что осталось вокруг, сквозь толщу воды. Веки медленно опускались. Становилось темнее. Все смешалось в одно. Сознание потерялось во мраке. Оно убегало за остатками света. Последнее, что осталось от его я, жадно хваталось за этот свет. Быстрее и быстрее.

Осталась лишь тьма. Звенящее безмолвие. Абсолютное ничто.

***

Эхо, похожее на вой ветра в безмолвной ночи, но постепенно приобретающее очертания и мотивы. Нотки голосов, знакомых. А может, и нет. Говорящих о чём-то важном. А может, и нет. Тьма перед глазами растворялась, будто бы на чёрное полотно капали дешёвый растворитель, и уродливые бесформенные пятна растекались, становясь всё больше. Цвет их был едва понятен: волна за волной сияла не то зелёным, не то красным светом, обращаясь во что-то раздражающее и колючее, вынуждающее открыть глаза. Но для этого не было ни сил, ни желания. Где-то в центре всей уродливой космической картины сконцентрировалась боль, скрипящая мерцающими полосами. За ними следовал звон. Сначала тихий, потом всё громче и громче. Это напоминало звуки ударов ногой по железным дверям жилых домов. Грохот, за которым была мрачная пустота, в которую заглянуть страшно, но так любопытно. Эта дверь с лязгом раскрылась. Все пятна приняли единую форму белого сияющего солнца, свет которого ослеплял. Яркая вспышка вынудила эльфа распахнуть веки.

Над головой — невнятный серый потолок с подтёками и трещинами, выстраивающимися в хаотичный уродливый рисунок. Чуть правее лампочка, жалко болтающаяся на пыльном шнуре и противно мигающая. Повернув голову на бок, Фил увидел такие же обшарпанные стены, соответствующие своим видом потолку. С обеих сторон и спереди виднелись больничные койки, очевидно, с больными на них, так как до ушей Фила стали доходить стоны, вопли, плач и какие-то слова, смысл которых он всё ещё не мог в полной мере осознать.

Он снова установился вялым взглядом на потолок и вытянул левую руку перед собой. Она вся была замотана бинтами, сквозь которые уже сочилось что-то красное, розовое и жёлтое. Боль была, и её осознать было проще, чем происходящее вокруг. Невыносимое жжение быстро возвращало в реальность и отрезвляло сознание, давая понять ему — он ещё жив.

Тут же Фил вспомнил, кто он и что он тут делает.

Фил Ригер. Лейтенант 6-го отряда, входящего в состав 3-ей роты и далее 11-ой дивизии. А так хотелось быть кем-то другим.

Приложив огромные усилия и преодолевая жгучую боль во всём теле, Фил поднялся. Тут же послышались крики засуетившейся медсестры. Она мигом куда-то выбежала, а потом вслед за ней заскочили военные. Одиннадцать офицеров в синей форме окружили койку Фила и с выпученными глазами разглядывали эту забинтованную с ног до головы живую мумию.

— Это ж как так, всё-таки выжил…

Этот скрипучий низкий голос Фил признал сразу: генерал Льюис Корф, рыжий кот с голубыми глазами и телом, напоминающим человеческое. Кошачья мимика, изрядно подражающая людской, выражала тревогу, смятение и удивление.

— Сам в шоке… — тихо прохрипел Фил, пустыми глазами глядя на забинтованные руки.

— Оставьте нас, товарищи, — тихо, но жёстко приказал кот, разгоняя остальной офицерский состав, также отмахиваясь от медсестры, которая тут же скрылась из виду. Льюис осторожно присел на край кровати, поправляя длинный пушистый хвост, почесал рыжую меховую макушку, тяжело вздохнул и заговорил, едва слышно бормоча себе под нос: — Мы нашли тебя… ты нашёл нас… не знаю. Но после взрыва…

«Какого взрыва?» — подумал Фил.

— …всё было в огне. В эпицентре никто не выжил, из всей одиннадцатой дивизии в живых остался только ты, Фил Ригер. Мы думали, что и ты не жилец. Не должен был…

Фил с недоумением глядел на кота, который в свою очередь перебирал вполне себе человеческими, но мохнатыми когтистыми пальцами, смотря в пустоту.

— Вместо… мы… На горизонте мы увидели живой труп без кожи, бредущий в нашу сторону. Мы даже не сразу поняли, что это ТЫ. Только когда ты в бреду стал произносить своё имя и номер отряда, мы с ужасом поняли. Фил… — на мгновение Корф замолчал, а потом бросил острый горящий взгляд на Ригера, — как ты выжил? Никто не смог! Даже те, кто успел воспользоваться барьерной магией! От них не осталось даже пятна! Ничего! А те, кто был подальше, так и они смачно поджарились! Выжили только те, кто был совсем далеко...

Глава 1.1

Холод и дождь встретили Фила на переполненном с утра вокзале, стоило ему сойти с гудящего и дымящего поезда. Часы на столбе, нависающие над открытым перроном между двумя железнодорожными путями, показывали пять утра, но солнце не думало себя явить даже на краю далёкого, не такого пасмурного горизонта. Что-то вдали розовело, но тут же съедалось тучной свинцовой серостью. Но он чувствовал, что вот-вот эта гадость прекратится, выглянет солнце, но теплее, конечно, не станет: не то время года.

Подняв ворот такого же серого, как само небо над его головой, пальто и не обращая внимания на холодную колючую морось вперемешку со снегом, неприятно оседавшую на коже и волосах, Фил отправился к лестнице, ведущей в подземный переход — только оттуда можно было пройти в вестибюль пригородного вокзала. С последнего раза, когда он был здесь, проход неплохо отремонтировали, сменили плитку на стенах и на полу и побелили потолок, на котором располагались невзрачные плоские лампочки, источавшие тусклый свет, только толку было от них как от крошечной свечки в чёрной комнате без окон. Условно тоннель делился на две части: одна для тех, кто шёл к путям, другая для тех, кто шёл в вестибюль.

Филу совершенно не нравился этот путь, но такие огорчения случались, когда поезда приходили на самые крайние пути. Те, что ближе к зданию вокзала, располагали самыми обычными коридорами с большими окнами, красивыми арками и мраморной напольной плиткой, а первый путь — в шутку местные его называли «парадным» — и вовсе удостоен чести позволить поезду въезжает в одно из помещений торжественного здания. Но сегодня не парадный день, да и Фил не особо важная персона.

Его поезд ехал с военной части на отшибе, где расположен межпространственный рейс, трое суток по голой тусклой тундре, нагруженный солдатами с разных точек и миров, отправленными на гражданку по самым разным причинам. Там ему довелось посмотреть и на отпускников, и на парочку «пенсионеров», но немало было и калек, которым либо оторвало конечности (или их отгрызли драконы), либо они лишились глаз, либо получили какие-то другие ранения, предполагавшие их отъезд с фронта. Но ни с кем из них Фил не обмолвился ни словом за всю дорогу: стыд заставлял проглатывать язык каждый раз, глядя на покалеченных молодых парней (женщины ехали в отдельных вагонах, но он полагал, что там картина такая же). Он был твёрдо уверен, что не заслужил того чуда, которое с ним произошло. Почему не кто-то другой — почему он?

Когда наступала глубокая ночь, и в вагоне выключали свет, Фил долго смотрел сквозь тьму на свои целые, совершенно здоровые, без каких-либо царапин и ссадин руки. До этого «чуда» они были усыпаны шрамами, а теперь выглядели так, будто ему в жизни не приходилось сидеть в окопах неделями, отбиваться от бешеных ящеров разных цветов и размеров, падать с ног, получая раны, от разрывных магических и самых обычных снарядов, брошенных эльфами или людьми — ничего этого будто не было, не осталось доказательств даже для него самого. Разум лукавил, приговаривал из-за затворок подсознания, что всё то был страшный сон — не с ним, не тогда. То был не он. Не тот он, что здесь и сейчас.

Потерявшись где-то в своих мыслях и воспоминаниях, Фил даже не обратил внимания, как прошёл весь шумный холл вокзала, переполненный людьми и нелюдями. Как-то совершенно машинально он обходил их, но при этом никого из них не замечал — все они как полупрозрачные тени — даже само здание — подлая иллюзия. Стоило закрыть глаза, как он снова оказывался там.

Город, казалось, тоже ничуть не изменился за три года его отсутствия. Всё такой же «кошками построенный», как тут было принято говорить. Столица миров, Северная столица Титании, Кошачье царство в староэльфском мирке или просто Вайвестан — как только не называли этот разросшийся на островах внутри залива и на берегу, окаймляющем его, каменный город.

Когда-то, ещё до завоевания Союзом Миров, коты — звероподобный людской народ — купил эти острова у какого-то не очень смышлёного и не очень богатого эльфийского короля. Коты прибыли из своего, как они говорили, погасшего мира, настроили своих помпезных домов, которые часто называли странным словом «готские дворцы». В детстве Фил думал, что готы — это какие-то древние коты, но где-то он явно ошибался. Сами коты об этом не говорили, в учебниках истории не писали и в целом делали вид, что уже давно приняли общесоюзную культуру, общий язык и приемлемые политические взгляды.

Целью, ради которой коты обосновались в этих угрюмых северных землях, где с берега время от времени можно было увидеть айсберги на фоне низкого, чуть ли не падающего на голову неба, была торговля с эльфами. Даже сейчас, в стране коммунизма, на котов часто поглядывали и шептали: «Капиталисты… Продают рыбу по спекулятивным ценам!»

Это клеймо. Фил понимал, какого носить клеймо.

Впрочем, сам он старался об этом много не думать, не зацикливать внимания. В школе его учили: «Такого рода мысли рождают инакомыслие — партия не приемлет инакомыслие». Оставалось закрыть на всё это глаза и идти вперёд, угождая партийным идеям и идеалам во имя свершения большой общественной мечты — построения идеального, совершенного социума. Но и об этом Фил думать не хотел. Он не хотел быть ни капиталистом, ни коммунистом. Ему не хотелось думать о политике вообще, хотя он был крошечным винтиком в её огромном инструменте — в военной машине, подминающей под себя и свою идеологию не просто целые города и народы, а буквально миры. Мирам это не нравилось. В основном. А кто-то был даже рад стать «подданным» великого «короля». Монархия. Королевство. Подданные. Корона. Да, пожалуй, эта идея отдавала монархией. Фил нахмурился, задумавшись о монархическом строе ни с того ни с сего, взглянув при этом на огромное изваяние, — отец великих идей, сидящий верхом на вздыбившемся жеребце. Одна рука выплавленного из бронзового сплава мужчины была выставлена вперёд — она настойчиво указывала тот самый верный путь своему народу — только вперёд.

Глава 1.2

Поздняя осень прохладой подступала к небольшому городу, окутывая его бирюзовой дымкой, за которой догорали последние огни древесной листвы. Холодная тёмная земля заледенела и начала искриться, точно пытаясь уподобиться звёздному небу, которое уже лениво отступало под натиском рассвета. Нежные розовые краски расползались по синеватому безоблачному небосводу с юга, предрекая холодное, но ясное утро. Догорали последние звёздные огни, гасли фонари, на улицы выходили люди, из депо выезжали красно-жёлтые трамваи — городок оживал после тихой и безмятежной ночи.

Буквально вчерашняя школьница Эрина Уилд восемнадцати лет от роду швырнула подушку, набитую перьями и пухом, в механический будильник, настырно звеневший и требовавший встать с кровати. Она жила в пригороде столицы Вайвестан, Йонергере, и, чтобы добраться до центра главной столицы, ей необходимо было успеть на ранний поезд, что должен был тронуться ровно в шесть утра. На часах уже пять. Эрина лениво сползала с кровати, сначала встав на пол коленями, а затем с невероятным усилием оттолкнула себя от кровати, распрямив локти. Спутанные длинные волосы палевого цвета закрывали обзор. Она откинула их назад, встала и пошла в ванну лениво делать утренние дела. Более-менее приведя себя в приличный вид, напоследок скорчив лицо перед зеркалом, она галопом выскочила, обуваясь, накидывая пальто и хватая уже с вечера приготовленную сумку с важными вещами и документами.

Никто не провожал Эрину. Её дядя, Роберт Уилд, уже ушёл на работу, — он был машинистом междугороднего поезда, — а его жена, Стефани Уилд, была в недельной командировке. Также у Роберта и Стефани была дочь, Нора, но она крепко спала, звучно посапывая в своей комнате. Эрина не хотела её будить. Эрине хотелось верить, что уже скоро они смогут снова увидеться, посему и в трогательном болезненном прощании не было никакого смысла. Ей очень хотелось в это верить.

Жила Эрина с дядей и его семьёй по той причине, что её мать умерла, когда та была совсем маленькой, и Эрина её практически не помнила. Лишь смутные очертания смуглого лица, густые каштановые волосы, добрые большие карие глаза и миниатюрную хрупкую фигуру. Эти же черты она видела в своём невысоком чернявом дяде и в его миниатюрной кареглазой дочери, но совсем не видела в себе: высокая голубоглазая блондинка с бледным кожным покровом. Разве что худая. И то не факт, что черта эта ей перешла от матери: отца Эрина никогда не видела, ни в жизни, ни на фотографиях, никто даже словом не обмолвился о нём, даже родная мать. Или же Эрина этого просто уже не помнила.

Несмотря на раннее время, пахнущий едким металлом поезд был заполнен. Всё-таки начало недели. Люди, обезьяны, коты, сирены — кого только не было, но больше всего, конечно, обычных людей. Единственный самый необычный пассажир устроился в самом конце вагона, Эрина с трудом могла его разглядеть. Это был и не человек, и не человекоподобное существо — это была огромная серая крыса в чёрном костюме, небольшой шляпе и в потёртом клетчатом плаще. Когтистые лапки грызуна держали небольшую сумку. Эрина с интересом наблюдала за грызуном-переростком (около метра в полный рост), пока тот не бросил на неё колкий взгляд, и ей пришлось отвернуться.

Дорога заняла чуть больше часа. Поезд прибыл на центральный столичный вокзал. Покинув вагон, Эрина увидела оживлённые перроны, пути и тоннели, пропитанные горьким железнодорожным запахом. Народу всевозможных видов и мастей было так много, что глаза разбегались, и при всём при этом девушке приходилось через них пробираться. Иногда казалось, что толпа сама несёт её куда-то. Сквозь шум голосов, шагов и свист поездов периодически слышался искажённый голос диспетчера, оповещающий о прибывших и отбывающих поездах.

Небо уже совсем посветлело, но прохлада не спешила развеиваться. Судя по сырости, в городе недавно шёл дождь.

Эрина покинула территорию вокзала — внушительного белого здания с колоннами на помпезном фасаде — и направилась к памятнику напротив. Большущий мемориал: величественный всадник верхом на жеребце, встающем на дыбы.

Рука сидящего на скакуне была устремлена вперёд, ладонью вниз, а другая рука натягивала повод. Всё вместе это возвышалось над землёй, основавшись на огромном камне. Это изваяние было не чем иным, как символом правящей партии — Союза Ордена Красной Звезды. А всадник не кто иной, как Йоган Фриц, основатель этой самой партии, вождь и завоеватель множества миров, которые ныне входят в состав этого самого союза, основавшего государство Союз Магических Миров.

Встав напротив и поставив сумку перед ногами, Эрина уставилась на серое массивное изваяние, погрузившись в какие-то свои отстранённые мысли. Пока она ждала своего бывшего одноклассника, а теперь уже и сокурсника, Вильгельма Гроссенштайнберга (которого все звали просто Вилм), было время прокрутить в голове образы вожделенных грядущих перемен. Всё-таки теперь она курсант Магической Военной Академии, ещё и не где-нибудь, а в самой главной столице — центре миров! Несказанно повезло. Хоть Эрина и не отличалась крепкой и выраженной мускулатурой, она была довольно-таки сильна и вынослива для того, чтобы сдать физические нормативы на приемлемом уровне: не блестяще, но этого хватило. С горем пополам, но она всё равно немножко собой гордилась, хоть и не говорила об этом вслух ни себе, ни кому-либо ещё. Больше всего баллов ей удалось набрать на базе теории и анализа магического потенциала.

Не успела Эрина нафантазировать, как оправдает ожидания своей приёмной семьи, про которые они говорили ей изо дня в день с тех пор, как в младшей школе выяснилось, что девочка склонна к магии, как сзади её окликнул Вилм. Он добирался на электричке из своей родной деревни, где вечером отмечал со всей своей большой семьёй своё зачисление.

— Эй! Ты уже здесь! — воскликнул запыхавшийся Вилм и остановился рядом с Эриной, согнувшись и тяжело дыша. — Надо было мне брать билет на поезд от города и ехать с тобой...

— Что случилось?

Глава 2

— А ты рассеянная…

Эрина сквозь сон услышала чей-то голос. Поморщившись, она открыла глаза и увидела, что над ней кто-то стоит. Приглядевшись, девушка поняла, что это та самая соседка-эльфийка Фрида. На мгновение её прозрачно-серые глаза жутко сверкнули, придав ей ещё более грозный вид, отчего Эрина вмиг подскочила.

— А? — вскрикнула она.

— Ты заснула как мёртвая. Даже зубы не ходила чистить. Но с этим тебе даже в каком-то смысле повезло. От замечания стало неловко. Но тема быстро сменилась:

— Там какой-то график. Я переписала, на, — Фрида протянула бумажку, на которой было написано:

«ПОЛЬЗОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫМ ТУАЛЕТОМ И ДУШЕМ:

РАКОВИНЫ, ДУШЕВЫЕ 06:30 – 07:30 / 20:00 – 21:30

СОРТИРЫ 06:00 – 7:30 / 16:00 – 20:00 П.С.

ЗАПРЕЩАЕТСЯ СРАТЬ ПОСЛЕ 20:00 И ДО 8:00.

ЗА НАРУШЕНИЕ ЛЮБОГО ИЗ ПРАВИЛ — ШТРАФ 1000 ФЛИНСОВ.

С УВАЖЕНИЕМ, ПАНКРАТ ВИССАРИОНОВИЧ».

Во время прочтения у Эрины от недоумения скривился рот и задёргался глаз. Фрида в этот момент села на её кровать рядом, дожидаясь, когда девушка перестанет нервно изучать клочок бумаги. Раз за разом вдумчиво вчитываясь в это, Эрина всё больше и больше недоумевала, и это отражалось на её лице, которое искажалось всё сильнее и сильнее. На миг Фриде, наблюдавшей за ней, показалось, что от красоты соседки-блондиночки уже ничего не осталось — всё было съедено диким взглядом и кривым оскалом, обрамлённым неестественными мимическими складками, настолько выразительными и глубокими, что в них можно было спрятать что-нибудь.

— Короче, вчера Рикки попыталась пойти в душ после половины десятого, потому что раньше не успела… Ну, и, короче… мы познакомились с Панкратом. Я рисковать не стала, забила на мыльно-рыльные процедуры и пошла ссать за общагой…

— А Рикки? Ей выписали штраф? — обеспокоено поинтересовалась Эрина, вставая с кровати.

— Отделалась лёгким испугом. Сама увидишь. Не все это увидели. Это всех ждёт, — мрачно приговаривала эльфийка, тоже поднимаясь с кровати. — Иди занимай очередь, времени на всё про всё дают мало… А то закончишь, как Рикки.

Эрина ускорилась, в один момент взяв из неразобранной сумки полотенце, сменное белье, щётку, мыло и прочее, что ей бы пригодилось в душевой. Очередь на их этаже была действительно внушительная. Тут волей-неволей начинал задаваться вопросом: «А как всем на этаже успеть за полтора часа?». Но это было только начало проблем: вдруг из ванной комнаты послышался возмущённый гул:

— Воду отключили! Они воду отключили!

— Это только на нашем этаже?

— Да, поди, везде!

— И что теперь делать?

Эрина вглядывалась вдаль и увидела, как все начинают расходиться, нагнетая волну возмущения. Народу становилось всё меньше и меньше, но Эрина решила подождать, чтобы хотя бы справить нужду. Широко зевая, она побрела в нужном направлении. Вдруг её дернуло. Как током ударило.

Озарение. Гениальная идея. Девушка отложила свои вещи, чтобы освободить руки, и направилась к трубам водоснабжения. Какого было её удивление, когда она повернула краники, и вода появилась. Скривившись от удивления, девушка всё же не стала медлить и тратить время на домыслы и раздумывания о том, как же остальные девчонки не заметили, как кто-то перекрыл воду.

Конечно, не хотелось никуда торопиться, но Эрина спешила закончить с водными процедурами и поскорее удалиться. Чувствовало её нутро что-то неладное. Слишком тихо. Слишком разряженный воздух. Она обвернулась полотенцем и вышла из душевой кабины, затем поспешно стала надевать одежду, как вдруг в наклоне, заглядывая у себя промеж ног, завязывая шнурки ботинок, она увидела голову белого гуся, выглядывающего из-за двери. Его голубые глаза в розовой окантовке голых век свирепо смотрели на девушку.

Затем раздалось шипение. Эрина не успела отреагировать, — хотя бы распрямиться, — как гусь оказался уже возле неё и оранжевым горбатым клювом смачно ухватил за зад. От боли и неожиданности Эрина разразилась криком, на глазах навернулись слёзы, а вслед за ними и она навернулась на пол с оглушительным грохотом. И ей не было понятно: это треск пола под её весом или треск её костей. Девушка лежала на спине, ей с трудом удавалось дышать, лицо исказилось от боли, на лбу проступили капли пота, а из глаз продолжали течь слёзы.

— Ш-ш-ш-ш! — это всё, что выдавил из себя гусь, процедив зловещее шипение сквозь клюв, склонив маленькую белую голову над Эриной и уставившись на неё правым глазом. Эрина в испуге взвизгнула и вскочила. Она хотела было ударить птицу первым, что попадётся под руку, но первой попала птице под руку — под клюв, точнее — она, и гусь со всей силы ущипнул Эрину за щёку.

— Ах ты, курица!

— Ш-ш-ш-ш!

На момент ей показалось, что гусь ни много ни мало откусил ей кусок от лица — такая сильная и жгучая была боль от его щипка. Но Эрине некогда было щупать, рассматривать и выяснять — её ждала неравная схватка с гусем. Не растерявшись, она бросилась в угол, схватила оттуда швабру с ведром и начала отмахиваться от взбешенной птицы, кидавшейся на неё с распахнутыми крыльями и истошно вопящей зловещее «га-га». Ведро Эрина использовала как щит, а швабру — как копьё. С помощью первого ей удавалось защищаться от выпадов гуся, а с помощью второго ненадолго увеличивать между ними дистанцию. Благодаря этому отважная девушка смогла сместиться вдоль стены к выходу и уже готовилась бежать прочь. Но гусь был не промах: он быстро понял, в чём заключался план нарушительницы спокойствия, и устремился к выходу, закрывая его крыльями и устрашающе вопя.