Бессонница

ОТ АВТОРА

Идея книги родилась в 2003 году. Тогда я впервые узнала об уникальных и необычайно удивительных возбудителях редких неизлечимых заболеваний – прионах. Сюжет книги всплыл в моей голове молниеносно. Образы главных героев и ключевые сцены мелькали, словно кадры фильма. Прошло несколько лет, но, к глубокому сожалению, лечения прионных болезней не существует до сих пор. Но существуют Мужество и Надежда. Он и Она. Мужество людей, сражающихся со страшным недугом и людей, которые борются за них. Надежда, что поиски лекарства увенчаются успехом.

Именно Мужества и Надежды я желаю всем пациентам, которые борются с любыми неизлечимыми заболеваниями. И всем врачам, которые, несмотря на трудности, искренне и вполне заслуженно любят свою профессию.

Майя Маврина

ГЛАВА I

Ксения понимала: если сегодня не сбежать – он убьет ее, как и всех остальных. Поэтому дождавшись темноты, она постаралась бесшумно открыть входную дверь и выскочить в коридор. Но в тишине ночи каждый поворот замка звонким эхом отдавался по квартире.
– Ксюша?! Куда ты? – сонный голос человека из спальни, заставил сердце учащенно биться. Голос, который, до недавнего времени она считала самым близким, казался теперь чужим. А ласковое обращение к ней по имени – лишь издевкой. Наконец, раздался третий щелчок замка. Ксения открыла дверь и выскочила в коридор.
– Ксюша! Вернись!!! – голос звучал громче и настойчивее. На секунду она заметалась, сердце отбивало бешеный галоп. Ветер из открытого в коридоре балкона обдавал холодом тело под промокшей от пота ночной рубашкой. Но голова была ясной. Девушка понимала: если она побежит по лестнице этот человек быстро догонит ее. Стучать в ближайшие двери тоже нет смысла. Косые взгляды и перешептывания соседей в последнее время прямо дали понять, что помощи от окружающих ждать не стоит. Для всех ее муж – примерный семьянин, отличный работник, скромный, тихий, добрый. А она – истеричка. Но ведь, известные серийные маньяки всегда казались именно такими – тихими и добрыми.
«Балкон!» – уверенно произнесла про себя Ксения и бросилась в направлении потока холодного воздуха. Босыми ногами она ступила на бетон и бесшумно закрыла за собой балконную дверь. Спиной вжалась в кирпичную стену и сквозь удары собственного сердца, звучащие в висках, слушала шаги в коридоре. «Лишь бы он пошел на лестничную площадку, – мысленно взмолилась Ксения, – если он войдёт сюда – мне конец».
– Ксения! – раздался разъяренный рев.
Взгляд девушки упал на люк, ведущий к пожарной лестнице. Ксения метнулась к этой дверце в полу, дернула задвижку и резким движением открыла люк. Начала спускаться, крепко держась за перекладины лестницы. Она посмотрела вниз, чтобы поставить ногу и в этот момент почувствовала боль, в сжатой, словно в тисках, руке. Подняв голову, она встретилась со взглядом его бешеных глаз…

***

Наслаждаясь утренним горячим кофе Иветта смотрела в окно и наблюдала, как снежинки неспешно кружатся в воздухе и падают на белый пушистый ковер, устилавший улицу. Снег шел уже второй день, и зима, шаг за шагом вступала в свои владения. Иветта встала из-за стола, ополоснула чашку и поставила ее в сушилку для посуды. Зашла в комнату, быстрым движением сняла с вешалки легкое зеленое платье и надела его. В прихожей она схватила сумочку, обула сандалии и пошла на работу.
Спустившись на один лестничный пролет, девушка пошла по длинному коридору со скрипучими деревянными полами и облупившейся краской на стенах. Она шла до тех пор, пока не оказалась около белой двери. Открыв ее ключом, Иветта вошла и закрыла дверь за собой. Перед ней открылся еще один длинный коридор, но уже со свежевыкрашенными кремовыми стенами и линолеумом на полу. Иветта двинулась вперед, через несколько шагов повернулась направо и толкнула рукой дверь с надписью «Ординаторская». Дверь легко поддалась.
– Доброе утро, Антонина Михайловна!
– Доброе утро, Иветта Алексеевна, – пятидесятилетняя коллега всегда приветливо улыбалась и прекрасно выглядела. Прическа, макияж и маникюр были ее неотъемлемыми атрибутами.
– Олег Валентинович уже пришел?
– Да, он ведь у нас жаворонок. Уже проводит обход. Так что спокойно переодевайтесь.
Иветта привычно открыла шкаф с рабочей одеждой, взяла свои вещи и спряталась за ширмой. Через несколько минут Иветта уже шла по коридору в медицинском платье прямого кроя чуть выше колен, подвязанном широким синим поясом и белых балетках с острым металлическим носиком.
– Иветта Алексеевна, дорогая! Доброе утро! – обратился к доктору мужчина в красном спортивном костюме.
– Доброе утро, Михаил. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. А как же иначе? – настроение мужчины было приподнятым. – Вы создали мне чудесные условия для нахождения в больнице. Здесь вкусно кормят, можно отдохнуть, поспать, погулять во дворике. И, главное, не нужно ходить на работу!
– Ну, скажем, условия в стационаре – это не моя заслуга. Я отвечаю только за ваше лечение.
– Не скромничайте, Иветта Алексеевна. Я знаю, что именно вы так хорошо заботитесь о своих пациентах.
– Михаил, вам не хочется возвращаться на работу после выписки?
– Нет-нет, вы меня не правильно поняли. Я совсем не лентяй. Работать люблю. – Он говорил с напором, от переполнявших эмоций, сжимая руки в кулаки. – Люблю, но считаю, что в работе всегда должно быть место для творчества. Не нравится мне чертить сухие схемы зданий. Знаете, Иветта Алексеевна, как называется моя профессия?
– Судя по вашей истории болезни – инженер.
– Точнее она называется – инженер-модельер. – Он снова сжал кулаки.– Именно так написано в моем красном дипломе. Мне нравится конструировать ракеты.
– Ракеты?! Вы обладаете такими возможностями, Михаил?
– Конечно!
Михаил приблизился к врачу настолько близко, что ей пришлось сделать шаг назад. Пациент, ничуть не смущенный этим движением продолжил говорить, делая акцент на каждом слове: «Иветта Алексеевна, мы не первый день знакомы, поэтому расскажу вам по секрету: я сконструировал уже две ракеты на паровом двигателе для космических полетов. По заказу правительства».
– Правда?
Михаил утвердительно кивнул.
– Хорошо, будьте спокойны. Я никому не выдам вашей тайны, – сказала Иветта серьезно. – А теперь мне пора навестить других пациентов.
Доктор двинулась дальше по коридору с кремовыми стенами, сжимая в руках историю болезни с надписью: «Маниакальный синдром. Мания величия».
Все будни Иветты были наполнены общением с подобными пациентами. Она была психиатром.
Спокойная серьезная Иветта при первом знакомстве могла показаться хладнокровной. Однако при близком общении ставилось понятно - она способна найти общий язык с человеком, которому трудно с кем-то поладить.
В годы институтской жизни она старательно училась, не стремясь, впрочем, получить красный диплом. Для неё важнее была ценность знаний. Она уважала образованных людей и искренне сочувствовала тем, кто не мог окончить учёбу. Им чего-то не хватало. Настойчивость? Силы воли? Ума? Брошенное на полпути дело, в которое уже вложено столько сил, удручало Иветту.
Однако она не была заносчивой, ровно, как и не пыталась стыдить или поучать таких людей. У каждого есть выбор. Каждый решает сам за себя.
Кроме основной работы Иветта занималась исследованиями в специально отведённой лаборатории больницы.
А вечером одна уходила домой.

ГЛАВА II

В город пришла долгожданная весна. Солнце начало греть сильнее, и на асфальте около больницы заблестели лужи талой воды.
Проработав три месяца в отделении психиатрии, Валерий освоился. Приобретённые в университете знания вкупе с навыками опытного куратора, приносили свои плоды. Валера стал держаться уверенно и немного дерзко, что в глазах Иветты, граничило с наглостью. Из-за этого отношения коллег оставались немного колючими. Стараясь придерживаться выбранной тактики обучения ординатора, Иветта демонстрировала строгость. Валерий, напротив, не обращая внимания на ершистость коллеги, хотел ближе познакомиться с ней. Он часто шутил и заводил разговоры на отвлеченные темы.
Утром Валерий привычно ждал в коридоре отделения, когда Иветта, переодевшись, выйдет из ординаторской. Наконец, дверь отворилась, и доктор направилась в его сторону. В этот момент ее кто-то окликнул, и внезапная смена курса заставила юбку медицинского платья элегантно вспорхнуть. Кульбит не остался незамеченным Валерием. В последнее время он, вообще, стал многое замечать в Иветте: и ее любимую прическу – высокий пучок темно-русых волос, узор радужки ее синих глаз и родинку на правом запястье.
– Иветта Алексеевна, а вы знаете, что любовь можно найти в реестре МКБ–10? – спросил Валерий, дождавшись, когда куратор освободилась.
Иветта усмехнулась: «Вы имеете в виду расстройство привычек и влечений неуточнённое – F 63.9»?
– Именно.
– Возможно. Я всегда замечала, что в этом чувстве есть что-то обсессивно-компульсивное.
– Обсессивно-компульсивное! – произнёс Валерий, смакуя каждый звук, – Эти слова из ваших уст заводят меня! А вы замечали это, глядя на себя или глядя на других?
– Осторожнее на поворотах, ординатор, это уже вмешательство в личную жизнь. Тем более что сегодня у нас очень важный день. Я хочу рассказать вам об изучении прионов. Пойдемте со мной.
Иветта с молодым коллегой вошли в лифт и поднялись на самый верхний – седьмой этаж здания больницы. Зайдя в один из кабинетов, они переодели медицинскую одежду, спрятали лица за масками и защитными очками, надели перчатки и вошли в лабораторию.
Солнечный свет из окна отражался от белоснежных стен, ослепляя чистотой и идеальным порядком. Казалось, все находится на своем месте. По одну сторону помещения располагались вытяжные шкафы и анализаторы, по другую – холодильник и дверь с надписью «Виварий». В центре находились столы c пробирками в штативах, прочая чистая лабораторная посуда и дозаторы.
Иветта прошла вглубь кабинета, аккуратно касаясь рукой белоснежного стола, стоящего в центре. Потом обернулась и спросила: «Что вы знаете о прионах, Валерий Игоревич?»
– Прионы – это возбудители заболеваний головного и спинного мозга, состоящие только из белковых молекул. Они не содержат ДНК, чем отличаются от всех известных микроорганизмов, таких как бактерии, грибы и вирусы. Насколько я помню, существуют в двух формах. Первая форма – неинфекционная, которая встречается в головном мозге в норме. Вторая – патологическая, которая накапливается в головном мозге у больных людей и животных. Передаются наследственным путем, при употреблении в пищу мяса зараженных животных и при пересадке органов, – Валера отчеканил информацию, которая сохранилась в голове с начальных курсов университета.
– Правильно. Они вызывают болезнь Куру, синдром фатальной семейной бессонницы, болезнь Крейтцфельда-Якоба… Вы верно сказали, Валерий Игоревич: прионы – это белки. Но интересно то, что нагревание, термическая обработка, холод, высушивание, обработка различными химическими и ионизирующими веществами их не убивают. Они выдерживают кипячение в течение трех часов, по сравнению с известными вирусами устойчивее к замораживанию в три раза. При температуре минус сорок градусов по Цельсию не теряют активности в течение нескольких лет.
– То есть из всего живого прион погибает последним?
– Именно.
– Надо же – какие живучие твари.
– К тому же, на них не развивается выраженный иммунный ответ. Все это существенно осложняет поиск препарата для лечения прионных болезней. Многие ученые считают, что будущее в этом вопросе за генной инженерией. Но Дмитрий Викторович твердо уверен, что есть другой путь. И мы уже несколько лет пытаемся его отыскать. Тестируем препараты, которые дают хоть малейший положительный эффект, пытаемся подобрать необходимую дозу и кратность введения. Но значимых результатов пока нет.
– Вы изучаете все заболевания?
– Нет, только синдром фатальной семейной бессонницы. Передается по наследству, манифестирует в возрасте от тридцати до шестидесяти лет. Страшное заболевание, лишающее человека возможности спать. Только представьте: что такое жизнь без сна? Она превращается в пытку. Беспокоит потливость, дрожь, сердцебиение. Появляются страхи, возбуждение, потом галлюцинации. В дальнейшем, когда наступает полная бессонница, развивается слабоумие. И, в конце концов, от этой пытки через год-полтора несчастный неизбежно погибает.
– С этим столкнулся кто-то из ваших родных? - Аккуратно поинтересовался Валера.
– Нет, что вы. Просто я видела двух больных. Зрелище не из приятных.
– Чья это была идея – изучать прионы?
– Дмитрия Викторовича. Как любит рассказывать, однажды он прочитал в американском журнале об эпидемии коровьего бешенства, вызванного прионами, и безумно заинтересовался. Потом и меня заразил интересом к прионам и предложил исследовать синдром фатальной семейной бессонницы.
– Значит, ради науки мучаете животных? – без тени нравоучений в голосе спросил ординатор, кивая на табличку «Виварий».
– Да, приходится, – вздохнула Иветта. – Чтобы уберечь от страшной трагедии людей, столкнувшихся с этой болезнью. Мы заражаем прионной инфекцией кроликов, а потом вводим препарат панамицин, выпускаемый компанией «Панакея».
– Панамицин. – Валера задумался. – Ни разу не слышал о нем.
– Это экспериментальный препарат. Его нет в широкой аптечной сети. Это антибиотик тетрациклинового ряда. Наподобие доксициклина. Мы узнали о клиническом испытании, проводившемся в США. В нем люди с синдромом фатальной семейной бессонницы, принимавшие доксициклин прожили вдвое дольше, чем люди из контрольной группы.
– Насколько дольше?
– Примерно на год. Да, это мало. Но хотя бы что-то. И мы уцепились за этот шанс.
– Как же действует панамицин?
– Вероятно, стимулирует распад прионов за счет естественных энзимов мозга. В тех исследованиях, о которых мы читали, доксициклин был эффективен только при его применении на ранней стадии заболевания. Мы пока проводим испытания на животных. Что нас радует, в отличие от доксициклина, панамицин в нашем исследовании проявил эффективность у кроликов на поздних стадиях болезни. Они проживают на 3 месяца больше тех, кто остался без лечения.
– Но все же умирают?
– Да, умирают. К сожалению, на смертность мы пока повлиять не можем. Пробуем разные дозировки. Сейчас проводим пульс-терапию на кроликах. К испытанию панамицина на людях приступать пока рано.

ГЛАВА III

Каждый год в начале марта профессор Аносов приглашал дорогих ему людей на обед по случаю своего дня рождения.
За одним столом неизменно собирались: Иветта, старший брат профессора с женой, пара коллег по работе – Олег Валентинович и Антонина Михайловна. Дважды приезжали Валера со своей тётей.
Дом профессора располагал к гостеприимству и приёму гостей. В этом была заслуга его жены Елизаветы. Супруги познакомились в годы учёбы в мед институте. Будущая жена Дмитрия училась на пятом курсе, кода он поступил на первый. Многие преподаватели были уверены, что Дмитрия ждет блестящее будущее. Он знал это, и, будучи от природы немного тщеславным, очень стремился это будущее заполучить. Он рано определился с выбором специальности и мечтал занять приличное место в обществе психиатров города. Дмитрий решил, что пойдёт дальше, чем работающий рядовым психиатром старший брат. Думал о том, что непременно станет профессором и будет занимать почётное место в президиуме психиатрических конференций. Так все и сложилось. Причём сложилось легко. Елизавета была дочерью заведующего кафедрой психиатрии в институте усовершенствования врачей.
Профессор, видя, что дочь не проявляет должного рвения к учёбе, решил бросить все силы на зятя. И не просчитался. Дмитрий, учась в ординатуре, написал кандидатскую, а позже и докторскую, и, начал успешно работать в отделении.
В кругах единомышленников он нашёл надёжных друзей – Северова и Золотого. Трудолюбивых, с трепетом относящихся к своему делу. Все трое устроились работать в одно отделение. Дружба продолжалась несколько лет. В хорошие времена Дмитрий Викторович нередко бывал у Золотого и держал Иветту на коленях, пока друзья беседовали. Она подрастала на его глазах. Поэтому после трагических обстоятельств, при которых погибли товарищи, профессор и его жена недолго раздумывая, взяли девочку к себе. О чем ни дня не жалели. Иветта очень любила Аносовых и называла их "мама" и "папа".
У Дмитрия Викторовича был уют в доме и положение на работе. У него было все, чего он мог желать для удовлетворения своего лёгкого тщеславия. В начале знакомства с Елизаветой, он не испытывал к невесте горячих чувств, лишь симпатию. Им двигало желание лучше устроиться в кругах врачей психиатров. С годами Елизавета раздобрела, и разница в возрасте стала видна отчётливо. Однако Елизавета была прекрасной хозяйкой и внимательной женой. И чувство тихой уютной любви, возникающее с годами у некоторых супругов, стало для него более ценным подарком судьбы, чем страсть, которую он мог испытать в юности, женись он на другой.
Впрочем, мы немного отвлеклись. Дом Аносовых был красиво со вкусом обставлен. Зал являлся особой гордостью Елизаветы. Стены были оклеены красными обоями с витиеватыми узорами, поверх которых красовались изысканные натюрморты. Всё это придавало комнате музейный вид, впрочем, не слишком вычурный.
Картины, украшавшие дом Аносовых, были выбраны Елизаветой. Всё, кроме одной. На стене длинной прихожей висела репродукция художника Тони Робер–Флёри «Доктор Филипп Пинель освобождает от оков психически больных в больнице Сальпетриер в 1795 году». Название говорило само за себя. Французский психиатр снимает с людей цепи, на которых их держали, словно диких зверей.
Елизавета часто ворчала, что картине не место в их доме. Она сетовала на то, что вид умалишённой девушки в белом одеянии, вероятно не раз подвергавшейся истязаниям в больнице Сальпетриер, не на шутку пугает её. Но профессор был не преклонен. Картина останется на своём месте. Ведь она символизирует начало гуманного отношения к психически больным, заложенного Филиппом Пинелем. Елизавета видела, что бросая взгляд на репродукцию, профессор будто любовался девушкой, и это приводило хозяйку дома в бешенство. Она кричала, что выбросит её в мусорное ведро. Впрочем, скоро успокаивалась и картина как прежде оставалась на стене.
В день своего рождения профессор любил готовить сам. Он неизменно проводил на кухне добрую половину утра. И в этот раз он остался верен традиции: с вечера заботливо замариновал утку, смешав мед, горчицу, чеснок, перец и соль. И сейчас, достав птицу из холодильника, глубоко вздохнул носом, чувствуя аромат маринада. Включив духовку, он принялся фаршировать утку половинками яблок.
Профессор был сосредоточен и задумчив. Голова его, в силу профессии, всегда была занята раздумьями. Но одно занимало его важнее, чем, что бы то ни было. Мысль эта вечно не давала покоя. Где то на задворках сознания она неизменно следовала за ним. И теперь, с приездом Валерия, стала ярче и мучительнее. Он таился от всех, кто будет присутствовать сегодня за праздничным столом. И тайна эта была чудовищна.
Именно о ней думал профессор, готовя обед.
Пока профессор фаршировал утку и зашивал толстой иглой отверстие, духовка нагрелась до нужной температуры, он поместил птицу в рукаве на противень и отправил запекаться. Елизавета суетилась рядом. У нее уже были готовы несколько салатов, рулетки из баклажанов, фаршированные блинчики, рыба в кляре. В холодильнике красовался испечённый хозяйкой медовый торт, и охлаждалось вино. Оставалась лишь сервировка стола, рыбная и мясная нарезки.
Через пару часов раздался первый звонок в дверь. Елизавета убежала открывать, и через минуту на пороге кухни появился Валерий. Он приветливо помахал профессору пакетом с двумя бутылками шести летней «Лезгинки». Дмитрий Викторович обнял гостя, а потом принял у него пакет и достал коньяк.
– С той самой поездки на Кавказ?
– Я же обещал! – рассмеялся Валера.
Профессор поставил коньяк на стол и начал оживленно беседовать с гостем. Они вспоминали старые встречи и смешные истории из детства Валеры.
Продолжая беседовать, профессор достал утку из духовки и ножницами срезал верх рукава для запекания. Ложкой полил утку вытопившимся жиром и снова возвратил в духовку.
– Вот, теперь птичка красиво подрумянится.
Через полчаса пришла Иветта. На ней было элегантное изумрудного цвета коктейльное платье. Следом приехал старший брат профессора с женой. На чете старших Аносовых хорошо сидели элегантные костюмы. И на статном Борисе и на худощавой от природы Нелли, которая была младше мужа на шесть лет. Старший брат Дмитрия был очень похож на него, отличаясь лишь тем, что его волосы уже полностью посеребрила седина.
Почти тотчас за семьёй брата пришли коллеги по работе: Олег Валентинович в белом кашемировом джемпере под ручку с Антониной Михайловной в серебристом платье.
За обеденным столом было весело и шумно. Гости делились друг с другом новостями и эмоциями. Завсегдатаи этого праздника общались без лишнего официоза. Лишь Иветта продолжала держать дистанцию в разговоре с Валерой. Хозяйка подала утку и гости стали восхищаться великолепным внешним видом яства и его чудесным ароматом. Профессор разрезал утку на кусочки и после первого поздравительного тоста, сказанного женой, все принялись наслаждаться вкусом птицы.
– Изумительно! Ничего вкуснее я не ела, – принялась расхваливать Нелли.
– Совсем захвалишь меня! – ответил хозяин, гордясь собой. – Нелли, Борис, как вы отдохнули в Питере?
– О, прекрасно! На этот раз Нелли таскала меня на выставку Сальвадора Дали.
– И понравилось? – спросила Елизавета.
– Я в восторге! – защебетала Нелли.
– А мне творчество Дали мне совсем не по душе. Не поклонница я сюрреализма. Мне подавай натурализм. Во-первых, не стоит таким художникам трогать религиозные темы. Они должны изображаться так, как рисовали художники эпохи Возрождения. Во-вторых вообще его картины не вызывают приятных эмоций. Это лицо без туловища, держащееся на подпорках! А рука, сжимающая грудь! Его картины какие-то мерзкие, что ли. И над смыслом их думать не хочется. Уж извини, Нелли, говорю как есть.
– У каждого свои вкусы, – ничуть не обиделась она. – Тем более, подобные картины, конечно же, не повесишь в доме. Их интересно разгадывать в музее.
– Ну, сюрреализм сюрреализму рознь. – Сказала Антонина. – Например, на картины Майкла Шеваля смотреть одно удовольствие. Мне ещё нравится Ван Гог. Его "Звёздная ночь" просто завораживает!
– Кстати, у Ван Гога был маниакально-депрессивный психоз, – вставил Олег Валентинович.
– Олег, почему ты так уверен? – Поинтересовалась Антонина. – На этот счёт есть разные мнения.
– Тонечка, известно, что эпизоды, когда он с радостью и упоением писал картины, сменялись депрессиями. Причём депрессиями настолько жуткими, что у него была тяга к членовредительству. Чем не МДП?
– У него была болезнь Меньера. – возразил Борис. – Я в этом уверен! Его доводил до исступления невыносимый звон в ухе. Художнику необходимо было серьёзное медикаментозное, а возможно и хирургическое. А не гидротерапия в психушке! – и довольный своими умозаключениями, Борис отправил кусок утки в рот.
– Согласен, – поддержал Валерий. – Думаю, он отрезал себе ухо не из-за тяги к членовредительству, вызванной психическим заболеванием. Нет. Он сделал это из-за мучивших его головных болей и головокружений. Пытался избавиться от этих симптомов.
– Странный способ, – изумилась Нелли.
– Какой уж есть. Возможно, другого выхода он не видел.
– Значит, ему вряд ли могли помочь – большей части нужных препаратов тогда ещё не существовало, – заключила Антонина.
– Ну почему ваши разговоры за столом неизменно сводятся к работе, – шутливо запротестовала Елизавета. – Даже разговор об искусстве сводите к психиатрии.
– Но ведь наша работа – это неотъемлемая часть нашей жизни, – столь же шутливо начал защищаться брат.
– Мне хватает этой дамочки в белом, которую я терплю в своём доме уже не первый год.
– Ты имеешь ввиду картину в прихожей? – осведомилась Нелли.
– Именно её. Мой муж, как завороженный смотрит на неё.
– Ты преувеличиваешь! – начал было возражать профессор.
– Не капли! – отрезала Елизавета. – Только представьте, – обратилась она к гостям, – В жизни его не ревновала ни к одной женщине. А к этой нарисованной ревную!
– Она тебе не конкурентка, – рассмеялся Борис. – Такой чудесной хозяйкой ей не быть никогда! – он достал сигарету и закурил.
Иветте никогда не нравилась привычка Бориса курить в доме, и Валера быстро уловил возникшее на её лице раздражение.
– Может, выйдем подышать свежим воздухом? – шепнул он.
Гости продолжали беседовать и никто не воспротивился их уходу из–за стола.
Валера помог Иветте надеть пальто, потом накинул свою куртку и они вышли во двор.
– Обожаю дядю Бориса, но никогда не нравилась эта привычка курить в доме, когда выпьет. Почему только отец разрешает ему!? – Она поспешила объяснить свое настроение. Впрочем, выйдя на улицу и глотнув свежего воздуха мгновенно смягчилась. Теперь она и самая не понимала, почему раздражение по поводу сигарет, сегодня было таким, как некогда, ярким.
– У каждого свои недостатки, – улыбнулся Валера.
– Дальше последует заключение отца о том, что искусство постепенно умирает и Казимир Малевич именно это хотел нам сказать своим "Чёрным квадратом".
Валера рассмеялся.
– Подумать только – полный дом врачей, рассуждающих об искусстве. Иветта Алексеевна, как вы это выдерживаете?
– Что вы имеете ввиду?
– С детства находитесь среди высококлассных специалистов. Наверняка от вас многого ждали.
Они неспешно прогуливались по дорожкам двора.
– Я думаю, у меня не было другого выхода, как стать психиатром, – улыбнулась Иветта, – и я с этим покорно смирилась и упорно трудились. Вот и все. Вам грозит тоже будущее. Уж поверьте мне. И у вас все получится.
– Я отправлял резюме в две московские больницы. Сегодня по электронке пришёл ответ.
– Какой? – искренне заинтересовалась девушка.
– Из обеих написали, что будут рады видеть в своих рядах.
– Это доказывает мою мысль. Закончите ординатуру и будете успешно работать в Москве.
– А вы? – Валера посмотрел на собеседницу, пытаясь уловить выражение ее лица.
– А что я?
– Не хотите уехать в Москву?
– Нет-нет, – запротестовала Иветта.
– Разве не хочется оставить этих престарелых профессоров и стать немного свободнее? – рассмеялся Валерий.
– Но я свободна в своих решениях, – изобразила негодование Иветта и спокойно продолжала, – В это отделение я вложила много сил. Здесь, в этом городе, я что–то значу для пациентов и коллег. А в Москве? Что ждёт меня там?
– Вы боитесь неизвестности, – констатировал Валера.
– Именно.
Беседуя, они постепенно подошли к невысокому дощатому забору, выкрашенному белой краской. Дом Аносовых находился на пригорке и с этой точки двора открывался красивый вид. Иветта ненадолго молча залюбовалась, опершись на перекладину забора, а потом произнесла:
– Валерий Игоревич, расскажите мне лучше вот о чем. Вы как то упоминали, что спали в палатке на снегу. Когда это было?
– Прошлой зимой. Я поднимался с группой на Эльбрус.
– На Эльбрус?! Здо́рово! Это требует хорошей физической подготовки, насколько я знаю.
– Я в прекрасной форме и тогда и сейчас. Уж поверьте, – он лукаво улыбнулся. – Часто бегаю по утрам. И потом, была ещё недельная подготовка в лагере у северного склона.
– И как ощущения?
– Ничего подобного в моей жизни не было! Понимаете, когда ты преодолеваешь восхождение, то тебе чертовски трудно, – говоря это, Валера гладил Иветту по запястью, приближаясь к бугорку локтевой кости, выбранному им символом горы Эльбрус. – И вот, когда, наконец, оказываешься на этой высочайшей точке Европы, от усталости не остаётся ни следа. Глаза застилают слезы. "Ты сделал! Ты сделал это! " – говоришь ты себе. "Ты покорил эту гору!" – Валера тихим голосом изображал крик, пытавшийся вырваться из груди в тот миг. Он остановил указательный палец на бугорке на запястье Иветты и изучающе посмотрел на неё.
Девушка почувствовала, что прикосновения Валеры вызвали в ней сладкую волну, разливающуюся по всему телу. Она вдруг живо представила, как его губы касаются её шеи, и он страстно прижимается к ней всем телом. "Я слишком много выпила" – раздосадовала она.
– А вы, когда-нибудь, совершали восхождение?
– Нет, ни разу. Но в детстве занималась греблей на байдарках, – поделилась Иветта.
– О, как интересно, – он продолжал пристально рассматривать Иветту.
В следующую секунду дверь дома отворилась, и послышался хохот.
– Эй, где вы пропали? – кричал подвыпивший Валентин.
– Ребята, начинаются танцы, – поддержала Елизавета.
Иветта с Валерием посмотрели друг на друга с иронической усмешкой и отправились на танцы "кому за тридцать".
После окончания праздника Иветта осталась ночевать в доме приёмных родителей. Переодевшись в длинную шелковую сорочку, она подошла к окну, за которым чернела ночь. О прекрасном виде с пригорка, на котором возвышался дом, можно было только вспоминать. Рассмотреть невозможно. Она видела оконное стекло и свое отражение. Иветта вспомнила, как смотрела на Валерия через стекло двери реанимации, когда он успокаивал родственников больного. Ее подкупила тогда решимость и серьезность, с которой он взялся за эту трудную задачу. Работая рядом с ним, она постепенно начинала чувствовать мужское плечо. В первые дни знакомства, Валерий показался ей немного легкомысленным. Теперь было ясно – это первое суждение ошибочно. Он надёжный, знающий цену себе и своим поступкам человек. Умеющий добиваться целей. Чего только стоит его подъем на высочайшую точку Европы. Человек, которому, впрочем, присуще хорошее чувство юмора и лёгкость на подъем. Алкоголь выветрился во время танцев, и теперь Иветта твердо осознала: дело не в выпитом вине. Её тянет к этому мужчине.
Но стоит ли заводить с ним отношения? Его желание не вызывало в ней никакого сомнения. Но стоит ли идти на это ей? Валера твердо дал понять, что собирается уехать в Москву после окончания ординатуры. А возможно даже после окончания первого года. Переезд не входил в её планы. Слишком дорого было все, что связывало девушку с городом, в котором она родилась, училась и работала. Слишком много сил вложено в отделение, научную работу. Здесь её любят и дорожат как сотрудником. А что ждёт в Москве? Она не привыкла так рисковать. Тем более страшила её мысль о том, как сложатся события, если они, в конце концов, расстанутся там. Да, Иветта заглядывала в мыслях так далеко, но по-другому она не умела. Нужно все просчитать. Всё продумать, насколько это возможно. Решение пришло ей на ум только одно – о переезде не может быть и речи. По крайней мере, в ближайшее время. Значит тем более не стоит грезить об отношениях с Валерием. Как она будет выглядеть в лице коллег, когда он уедет? Вся больница будет шептаться, жалеть её. Как это мерзко.
Иветту передернуло от мысли.
Даже если удастся сохранить отношения в тайне, ей останется только переживать и какое то время приходить в себя. Малоприятная перспектива.
Иветта отошла от окна и присела на кровать. Она вспомнила касание его руки, и сладкая волна нахлынула на неё сильнее, чем от прикосновения наяву.
Иветта долго не могла уснуть, раздумывая над тем, что её волновало. Валерий был первым человеком, вызвавшим столько эмоций. Так почему она так боится быть с ним? Почему думает только о печальных последствиях? Ведь, по сути, нет между ними никаких непреодолимых препятствий. Они молоды и свободны. И, потому, стоит попробовать. Стоит. Да, определённо стоит. Но пусть все развивается постепенно. Ведь в этом есть некая прелесть. Сколько притягательности в человеке, с которым вы называете друг друга по имени и отчеству, зная, что эта начало долгой игры с продолжением...
Иветта улыбнулась своим мыслям и, наконец, приняв решение, уснула.
Валера тоже долго не мог уснуть в ту ночь. Приехав в свою квартирку в старой части больницы, он принял холодный душ, желая охладить пыл. Танцы "кому за тридцать" повеселили. Уморительно было смотреть на подвыпивших коллег. Он отметил, что Иветта была очень мила, окончательно сняв к концу вечера маску учительской серьёзности. Хотя и выглядела уставшей. Да, последние дни на работе им изрядно досталось. Валера и сам вымотался. Он распластался на кровати, вытянув ноги, и подумал об Иветте. У него не было ни капли сомнения, что стоит попробовать начать с ней отношения. И если все пойдёт гладко, то он сможет уговорить девушку поехать с ним в Москву. Конечно, это будет не просто, но ему все удастся. Без сомнения. Удастся.
Валерий и Иветта, наконец, уснули с приятными мыслями, не подозревая, что принесёт им грядущий день.