В городском заснеженном парке у озера, покрытого толстым слоем льда, сидела молодая шестнадцатилетняя девушка. Она куталась в пуховик, из которого давно выросла, а перья в нём сбились в ком. Дрожа под порывами ветра, она смотрела в небо, туда, где висела луна и небо сходилось к горизонту.
Её руки онемели, а пальцы уже не могли разжаться. Летние тряпочные кроссовки не грели, они намокли совсем давно, и только тонкая корочка льда с каждым часом становилась крепче.
- Почему ты здесь?
Рядом с ней остановилась высокая женщина. Одетая легко, в таких же кроссовках, как и она, стояла гордо выпрямив спину и спрятав руки в карманах осеннего пальто.
- Я жду его, - прошептала девушка, не поднимая взгляда. Голос дрожал, как лист на ветру, сорванный пролитыми слезами. Она чувствовала, как холод проникает в самое нутро, но упрямо продолжала смотреть в одну точку. Туда, где когда-то их пути сходились, а теперь, казалось, расходятся навсегда.
Женщина рядом молчала, лишь ветер играл с прядями длинных волос. Казалась невозмутимой, словно статуя, вытесанная из мерзлоты, но в уголках глаз таилась печаль, такая же глубокая, как у той, что ждала.
- Он не придёт, - тихо произнесла женщина, нарушив тишину. - Он ушёл.
Девушка вздрогнула, словно от удара. Застывшие слёзы превратились в крошечные льдинки на щеках. Она плотнее закуталась в пуховик, впиваясь ногтями в воротник.
- Нет, - прошептала она. - Он обещал. Он всегда возвращается.
Женщина сняла пальто и бережно накинула на плечи девушки. Присев рядом на холодную землю, сказала:
- Тогда я дождусь его с тобой. И мы вместе увидим твоего отца. Он, как и прежде, пройдёт той тропинкой, - женщина тонким пальцем прочертила линию на горизонте, - и снова помашет тебе рукой, чтобы ты могла кинуться в его объятья. Он сожмёт тебя, как и прежде, до хруста костей, а ты будешь говорить и говорить. Своими тёплыми руками сотрёт печаль с твоего лица, вместе с замёрзшими слезами.
Слова женщины эхом отражали надежду молодой девушки. Холод уже добрался до сердца, и лишь слова женщины согрели убитую горем душу.
Женщина знала эту боль, эту глубокую пустоту, когда жизнь замирает на месте.
- Знаешь, - тихо проговорила девушка, не поворачивая головы, - я помню запах его рук. Он пах деревом и солнцем. Когда обнимал, казалось, была самой счастливой на свете.
- Мы дождёмся его. Я буду здесь, пока ты снова не станешь счастлива.
Женщина, в тонкой рубашке, не дрожала под зимним ветром, глаза её, голубые, как два самых чистых озера, смотрели на горизонт, куда смотрела девушка.
- Кто ты? - спрашивает девушка.
Тонкое пальто уже не грело. Не спасло бы и тепло огня.
- Я жду, так же, как и ты, - туманно отвечает женщина.
Ветер усиливался, пронизывая насквозь. Волосы женщины больно кололи щёки девушки, но убрать их сил не было.
- Чего ждёшь? - синие губы девушки дрожали, но продолжали говорить, чтобы дождаться.
- Конца своей истории, - женщина поворачивает лицо к девушке. - Хочешь, расскажу всё с самого начала?
Холодные глаза женщины встречаются с тёплыми карими глазами девушки. Эта незнакомка похожа на ангела, и поражённая её красотой, девушка находит силы на лёгкую улыбку и кивок.
- Ты будешь первой за десятки лет, кто услышит правду. С момента встречи, которая определила мой конец…
Женщина начала рассказ, уже зная, что слушательница встретит отца, так и не услышав конца.
Мужчина в облезлой куртке из кожзама шел, спрятав руки в карманах. Шапка надвинута на лоб, из-под неё выбивались блестящие пряди, почти скрывавшие обезображенное лицо. Склонив голову, он упорно смотрел под ноги, словно тараня встречный поток.
Нищий, но полный какой-то внутренней, упрямой решимости, он пробирался сквозь город, где, казалось, гении не рождались. Здесь для него смрадно пахло пороком и страхом, он ощущал этот запах каждым нервом, каждым участком языка и… упивался им, находя мрачное удовольствие в этом путешествии.
Остановившись напротив церковной башни, чьи витиеватые стрелки неумолимо отсчитывали время, он ждал. Когда они показали без четверти три, мужчина резко обернулся, и в тот же миг время замерло, а город утонул в густом, зловещем тумане.
Из застывшей толпы к нему навстречу двигался невысокий парень, чьё лицо было изуродовано шрамами и старыми ранами. Вокруг глаз уродливые морщины, а уголки губ, словно пришитые, застыли в вечной, жуткой улыбке.
- Не ждал тебя, - голос его звучал могильным эхом, - но я выполнил обещание.
Мужчина приподнял шапку, обнажив глаза затянутые мутной плёнкой. На исхудавшем лице выпирали скулы, словно у оголодавшего зверя, но рванные губы… Они горели алым, цветом спелой вишни - единственный яркий признак жизни в этом лице.
В непроглядном тумане, сквозь который не пробивался ни луч света, лицо в шрамах повело его вперёд. Вело неуверенно, с трудом, каждый шаг сопровождался хрустом суставов, а колени предательски подгибались. В этом истерзанном теле догорала жизнь.
Под их ногами не было слышно ни звука, они плыли сквозь туман, пока не увидели девушку. Та стояла в сотне метров от них и озиралась. Единственная, на кого не действовал морок, она оставалась здесь и сейчас, в этом реальном, промёрзшем городе. В глазах этой проститутки, одетой в вызывающе короткое платье, из-под подола которого игриво выглядывала резинка чулок, а короткая красная куртка едва защищала от пронизывающего зимнего ветра, читалась застывшее безразличие. Толпа вокруг неё продолжала нестись в неведомом направлении.
- Она - лучший вариант, - прохрипело лицо в шрамах, - настолько, что я даже немного завидую тебе.
Урод повернулся к мужчине в куртке из кожзама. Тот наклонил голову и увидел пустоту в спине девушки. В этой пустоте, как в тёмном омуте, найдётся место и для него.
- Что ж, - проговорил он, - твой долг списан.
Едва прозвучали эти слова, как вечная улыбка слетела с изуродованного лица. Уголки губ поползли вниз, оттягивая за собой всю кожу, и он стал похож на бульдога с длинным носом.
- Спасибо, - прошептал он, кланяясь так низко, что коснулся носом коленей.
Мужчина бросил взгляд на часы в витрине магазина. Время застыло - без четверти три. Он надвинул шапку на глаза, и в то же мгновение туман рассеялся, а город вновь пришёл в движение.
Лица в шрамах больше не было. Теперь это был ребёнок лет одиннадцати, и мать отчитывала его:
- Я же просила не убегать! - Она замерла, увидев нищего мужчину. - Иди ко мне немедленно!
Прекрасный мальчик бросил мимолётный взгляд благодарности на своего бывшего хозяина и побежал к матери.
Сквозь пряди волос мужчина следил за девушкой. Она оставалась неподвижной, словно статуя, пока к ней не подошел мужчина в дорогом деловом костюме. Несколько слов - и они вместе направились к дешёвому отелю, чтобы снять комнату на час.
А мужчина лишь оскалился, радуясь своей удаче.
В комнате номер семь, что была спрятана в конце коридора и отделена от соседей небольшой подсобкой, работала Ева. Её постоянный клиент, обычный офисный планктон, любил громких девушек. А Ева мастерски отрабатывала свой день: лежала пластом и орала от удовольствия. Эта комната и сценарий работы существуют уже на протяжении пяти лет. Их двоих такой расклад устраивал.
- Не сделаешь скидку? - спрашивает мужчина, завязывая галстук на детский узел.
Ева уже оделась и поправляла макияж в зеркале.
- С чего это? - глаза немного скосили на отражение мужчины, но красить губы она не прекратила.
- У сына день рождения.
Ева знала, что у него двое сыновей и жена её возраста.
- Передай ему «привет», - отвечает и оборачивается, протягивает руку за деньгами, - когда будешь объяснять, почему в этом году без подарка.
Он хоть и скривился, но положил в протянутую ладонь обусловленную сумму.
Не прощаясь и заталкивая деньги за лиф платья, Ева упорхнула на высоченных каблуках. В этой одежде она порхала, как бабочка, будто невесомая и беззаботная.
И это правда, у Евы не было забот. У неё была особенность, которую знала только мать и которую Ева скрывала до своих тридцати трёх лет. Она ничего не чувствовала. Это не громкие слова, это факт: ни физической, ни эмоциональной встряски. Она жила умом, и эта особенность давала ей полную свободу.
На улице, где зима и минус пятнадцать, она свободно гуляла с голыми ногами, лишь куртка, чтобы не сойти за сумасшедшую.
История Евы началась в небольшом городке, где она росла с матерью на пособие по инвалидности. Вначале матери ампутировали одну ногу, после лодыжку второй, а через полгода не стало и матери. Ей тогда стукнуло семнадцать, и вместо похорон матери она выбрала побег от государственной защиты сирот.
Так она оказалась в большом городе без образования, опыта работы, денег и жилья. Два года мотаний по городу привели её в бордель, и вот стаж её работы в сумме - четырнадцать лет.
И да, она не сошла с ума. Благодаря своей особенности.
По пути домой всё чётко по плану: она заходит в прокат дисков, берёт там три фильма, на которые положила глаз уже давно. Через небольшие улочки сворачивает в бордель, чтобы отдать деньги «мамочке», а дальше идёт домой. Да, даже у неё есть смены и конец рабочего дня.
На пути домой навстречу ей движется поток людей. Те, как и она, бегут поскорее домой. Ева не замечает, но со стороны видно, как толпа огибает её, словно планктон - огромного хищника. Но мужчина в кожаной куртке врезается ей в плечо. Ева не издаёт ни звука, лишь бесчувственный толчок даёт ей понять о столкновении.
- Простите, - говорит мужчина, чьё лицо скрыто под шапкой и волосами, и в момент извинения зачем-то берёт девушку за голое запястье.
- Ничего, - ровно выдаёт Ева и продолжает путь домой.
Обычная ситуация большого города.
То, что Ева считает домом, - это комната с небольшой перегородкой для кухни. Здесь нет телевизора, но у неё есть старый проектор и DVD. Особенность жилища Евы в беспорядке, но так кажется только чужакам. Эти стопки книг, кассет и дисков не валяются, это и есть порядок. Единственное, чего нет в этой комнате - это живописи и музыки.
Книги и фильмы - обучающее пособие по жизни для Евы. Благодаря им она поняла, как правильно понимать людей, различать эмоции и что вообще она должна чувствовать в той или иной ситуации. Несмотря на возраст, Ева всё ещё учится жить в мире, где всё построено на чувствах.
Нет, Ева не готовит, она ест сырую, абсолютно несочетаемую еду не для вкуса, ведь и его она не чувствует, а для поддержания жизни в теле. И да, она не спит. Отдыхает, когда смотрит фильмы или читает, но желания спать… Нет, никогда.
Еве не знакомы сновидения, мечты и грёзы, она не умеет видеть этого, но логика у неё отменная.
Отмывшись, заправив чистую постель и включив фильм на проекторе, Ева готовилась следить за каждым изменением в лице персонажей.
Но в эту ночь что-то пошло не так…
Незаметно для себя у Евы закатываются глаза, а веки опускаются. Перед глазами мутнеет, а голоса отплывают всё дальше.
- Это что такое? - мямлит под нос Ева и потирает лицо, силой размыкая веки. - Это что?..
Слово «сон» почему-то не рисковало сорваться с языка. Нет, она не была удивлена, просто всё идёт не по запланированному сюжету. Всё слишком…
Ева уснула в одну секунду, и сон у неё был, как у младенца. Обычная темнота, всё равно что в смолу окунуться с головой. Но когда проснулась…
Она сидела на витой лестнице, прижавшись телом к стене, и пускала слюни на бордовые обои. Уже было утро, по лестнице вверх и вниз ходили официанты и уборщицы, и они не замечали присутствия сидящей проститутки. Точнее, делали вид, что не замечали.
- Девушка! - Ева хотела схватить официантку за руку и расспросить об этом месте, но та вырвала руку и убежала. Действительно убежала. - Это… Абсурд?
Говорила с собой, пытаясь сложить 1+1, но чего-то не хватало.
- Это и есть сон? - уже на улице, в богатом квартале города, где вместо такси роскошные чёрные машины, Ева продолжала разговор сама с собой. - То есть, я ещё сплю. Или же нет… Мужчина.
(Девять часов назад)
В ту самую минуту, как Ева погрузилась в сон, из комнаты выскользнула проститутка в помятой пижаме, с копной взлохмаченных волос. На вид - лет тридцать, высокая, едва достающая до метра восьмидесяти, и болезненно худая. Всё та же привычная фигура, но в этот раз походка выдавала в ней неуверенность новорожденного жеребенка.
Её вид не произвёл впечатления на консьержа. За годы службы в этом городе он нагляделся на такое, что и дуло пистолета, приставленное к виску, не заставило бы его вздрогнуть.
Вынырнув на улицу, где режущие ночные огни и какофония звуков не могли коснуться её сознания, она безошибочно следовала за нитью смрада. Она шла быстро, срезая путь там, где здравомыслящая девушка не рискнула бы и днём, перебегала дорогу перед мчащимися машинами, уверенная в своей неприкосновенности. Ловила на себе ошеломлённые, порой даже восхищенные взгляды, пока не достигла квартала, разительно отличавшегося от её обители.
Неоновые вывески здесь сияли ярче дешёвых плакатов, дорогие витрины заменяли перегоревшие фонари своим люминесцентным светом. В этом месте смрад порока и страха стал осязаемым, словно гранитная стена.
Посреди улицы, в бурлящем потоке, застыла не только девушка, но и весь город. Время замерло без четверти три. Обходя застывшие фигуры, она пристально изучала пятна на тротуаре и стенах - размытые следы, когда-то бывшие кровью. Видела призрачные тела умерших, а за ними - бесконечный поток душ, мечущихся по городу. Она долго всматривалась в этот хоровод призраков, словно голодная крыса, выискивая свою добычу.
И вот время снова пришло в движение, а вместе с ним ожил и город.
Под босыми ступнями она ощущала каждую плитку, каждую песчинку. Даже холод проникал сквозь тонкую ткань пижамы. Это чувство… быть живым… давно было ей незнакомо. Но мужчина в теле девушки уверенно шёл к своей цели.
Впереди возвышалось ярко освещённое четырёхэтажное здание. Толпа, жаждущая войти, сдерживалась крепкой заградительной лентой, за которой высились угрожающие фигуры охранников.
К всеобщему удивлению, охрана мгновенно пропустила девушку, отвесила ей низкий поклон и тут же вернула ленту на место.
- Не ждали тебя, хозяин, - сипло пробасил здоровяк, но это только на первый взгляд. Хозяин видел в нем лишь разлагающийся труп.
В ответ он лишь кивнул и вошёл внутрь.
Этот запах! Он сбивал с ног, дарил небывалое чувство насыщения! Губы девушки искривились в хищном оскале. Рука непроизвольно сжалась в кулак, словно пытаясь ухватить это ощущение, но тут же разжалась. И с диким рыком, не свойственный нежной Еве, она резко взмахнула рукой. Вместе с ней словно сорвались сотни живых масок.
Крик! Хаос! Вопли настоящих людей, спрыгивающих с коленей богатеев или отталкивающих от себя случайных соседей. От их былой красоты не осталось и следа - лишь вонючая плоть, мясо для хозяина.
- Хозяин! - прохрипела искалеченная душа, в которой почти не осталось человеческого, - Хозяин, постой…
- Нет, - отозвался он голосом, звучавшим из самой бездны, - нет, мой дорогой. Я больше не твой хозяин.
Схватив руками челюсти, он разорвал безобразную голову пополам, и чёрная, как смола, душа вытекла на пол вместо крови.
Босые ноги девушки скользили в этой мерзкой жиже, пока он разрывал одну душу за другой, питая себя их страхом. Время не останавливалось. Музыка продолжала греметь, вдребезги разбивались бутылки, столики и вычурные предметы интерьера. Всё обращалось в прах…
А несколько часов спустя в этом же клубе тот же мужчина, в теле Евы, принимал душ, наслаждаясь упругими струями воды. Он тщательно отмывал слизь между пальцами ног, вымывал волосы до скрипа и надевал первое, что попалось под руку.
Растерянная Ева тащила свою тушку по улице не в силах припомнить, как на ней оказалась эта одежда. В одном уверена точно - это не её стиль. Но ещё больше её смущало потеря времени. Подойти и спросить, сколько сейчас часов, казалось глупой затеей - вновь отправят в больницу, а может, и дальше.
Когда Ева вернулась в дом, где снимала комнату, её взгляд упал на дремлющего консьержа.
- Мужчина, - постучала она пальцами по решётке. Консьерж встрепенулся и уставился на неё сонными глазами. - Вы не помните, во сколько я вчера ушла?
Худой пожилой мужчина чуть наклонился через столик, осматривая наряд Евы.
- О, обувь на вас! - воскликнул он с ухмылкой. - А ушли вы через час-полтора после возвращения.
- Даже так… - протянула Ева, в голове сосущая пустота. - А говорила, куда?
Консьерж насмешливо выгнул одну бровь, погружаясь обратно в свою задумчивость. Он не был удивлён - опытный мужчина, приходилось видеть всякое.
- Проплыли, как кульгавое облачко. Между прочим, впервые не отозвались.
Да, на Еву это не похоже. Фильмы научили её вежливости, а классика укрепила это знание.
- Почему кульгавое? - спросила она.
Этот допрос с пристрастием о самой себе смутил пожилого мужчину - с таким он сталкивался впервые.
- Потому что хромали на обе ноги. Можно задавать вопросы?
Ева нервно потарабанила пальцами, её логика сломалась, словно несмазанные шестерни.
- Что? - переспрашивала она, уставившись на мужчину. - Да, задавать можно, только ответов у меня нет.
Она направилась к лестнице, а консьерж, проследив за привычной походкой, натянул кепку на глаза.
- Стар я для молодёжи, - пробормотал он.
В комнате Ева обыскала каждый уголок, надеясь найти подсказки или намёки, но всё оставалось на своих прежних местах, за исключением пижамы - её след простыл.
- Допустим, - встала она посреди комнаты и, глядя на всё ещё горящий проектор, на стене застыли последние секунды титров. - Я помылась, легла в кровать, включила фильм. Помню начало, около пятнадцати минут, а потом отключилась. Наверное, это был сон, хотя мне ничего не снилось. Тоже, наверное… Дальше?
Вопрос хороший. И Ева обязательно разберётся с ним, но сейчас она встала под горячую струю воды, кожа краснела, но она ничего не чувствовала. Временами, из-за бесчувственности, её кожа слазила от кипятка. Перед зеркалом она изучила себя со всех сторон и обнаружила: синяки на туловище, царапины на плечах и предплечьях, на шее - красное кольцо от хватки, а костяшки пальцев сбиты до мяса.
Подойдя вплотную к зеркалу, Ева всмотрелась в свои ярко-голубые глаза с огромными зрачками. В них не было изменений, но от пристального взгляда ей почудился мужской смешок за спиной. Резко обернувшись, она встретила пустоту.
- Он был! - убеждала себя, язык нервно облизывая пересохшие губы - это первый признак волнения. И если бы эмоции были ей доступны, паника захлестнула бы с головой.
Но Ева оделась в рабочую одежду и уже на выходе окинула взглядом своё жилище. В открытой двери ванной виднелось зеркало: в отражении она, а за её спиной фигура в кожаной куртке. Ева знала, что если обернётся, наткнётся на пустой коридор. Так и было. Однако физическое присутствие ощущалось на протяжении всего дня.
В дешёвой забегаловке, с открытой кухней, в обеденное время всегда безлюдно. Для Евы это был тихий оазис среди шумного города. Вечерами же, и особенно в выходные, заведение наводняли студенты и средний класс, привлечённые дешёвым алкоголем. В такие моменты никто не обращал внимания на еле живую вытяжку, пропитавшую воздух стойким запахом жареного. Хозяин, повар, бармен и кассир в одном лице - Давид, чуть за тридцать, - отличался редкостной для его возраста беспечностью. Его жизненное кредо: работать в кайф, деньги - дело наживное.
Ева была здесь завсегдатаем с самого открытия, вот уже лет десять.
- Говорят, если повесить приличную вывеску или хоть как-то приукрасить вход, клиенты потянутся. Ну и реклама не помешает, - посоветовала Ева, потягивая воду из стакана и ковыряясь вилкой в неопределённой яичной смеси.
- Даже обклей я рекламой каждый столб, запах моей стряпни всё равно никуда не денется, - отозвался Давид, остервенело скребя плиту от пригоревшего жира.
- Есть выход: убери из меню вонючие куриные лапки.
Забегаловка специализировалась на азиатской уличной еде. Давид родился здесь, но учился в Китае, колесил по Японии и Таиланду, впитывая рецепты и впечатления, которых хватило бы на несколько жизней.
- Может, мне вообще закрыться?! - резко обернулся Давид к Еве. - И вообще, тебе давно пора. Проваливай.
- Нет, - спокойно ответила она, отодвигая полупустую тарелку. - Скажи честно: у тебя бывали ночи, когда ты совершенно не помнишь, где был и что делал?
Давид замер с грязной тряпкой в руке, уставившись на Еву с нескрываемым любопытством.
- Бывало, у меня вся молодость как в тумане. С шестнадцати до двадцати лет - сплошной провал, - Давид вытер руки и уставился на Еву своими пронзительными зелёными глазами. - И всё же, брысь отсюда. Клиентов распугиваешь.
Ева окинула взглядом пустой зал. Давид постоянно пытался её выпроводить, и каждый раз придумывал новые оправдания.
- Клиентов распугиваешь, - повторил Давид, нахмурив брови. - У меня тихое местечко для отдыха, а ты не соответствуешь моему интерьеру.
Ева лишь пожала плечами, взяла стакан с водой и отвернулась, чтобы не смущать.
Давид с шумом выдохнул, бросая полотенце на стойку.
- Ты же был в Азии. Там говорят, с каждым тяжёлым вздохом частичка счастья покидает душу. Не тупи.
Давид фыркнул и наклонился к Еве, подперев подбородок кулаком.
- Ладно, чего хотела?
Ева по-прежнему смотрела в запотевшее окно.
- А как ты восстанавливал память?
- Зачем? После пьянки всегда похмелье. Кого вообще волнует вчерашний день? Друзья просвещали, конечно. А тебе-то это зачем? Ты же не пьёшь.
Действительно, Ева никогда не злоупотребляла алкоголем. Пробовала, конечно, но для неё это было как пить воду - ни вкуса, ни опьянения.
- Да, это так. Но этой ночью произошло что-то странное.
В запотевшем окне, где отражения расплывались, превращаясь в цветные пятна, Ева увидела за дальним столиком в углу тот же силуэт, что и утром.
- Ты уже не девочка, а в твоей профессии на пенсию рано выходят. Думаю, у тебя просто чердак поехал.
- В смысле?
- Кукушка улетела, - пояснил Давид, но она по-прежнему не понимала. - С ума сошла, короче.
- Правда? - Тон её голоса оставался ровным, и именно эта черта зацепила Давида. Он даже проникся к ней симпатией и, возможно, попытался бы ухаживать, но… - И как это понять?
Давид тупо разглядывал затылок Евы. Каждый раз несла бред совершенно серьёзным тоном. Будто не от мира сего.
- В больничку сходи, обследуйся.
- Знаешь, ты хреновый друг, - ответила она. - Ты успокоился?
Ударить Еву по затылку, по копне её пышных шоколадных волос, единственное желание Давида, но он лишь хмыкнул и оттолкнулся от стойки.
- Нет ещё.
Ева не отрывала взгляда от силуэта в капюшоне, отражавшегося в окне. Он двигался, будто приподнял руку к лицу, прикрывая нижнюю челюсть. Она пыталась разглядеть детали, но из-за конденсата на стекле ничего не получалось.
- Тогда до завтра, - сказала Ева, не оборачиваясь, поставила стакан на стойку и вышла.
Давид смотрел ей в спину и был уверен, что она на что-то подсела. В её светлых голубых глазах появился странный блеск. Они будто стали ярче, и Давид мог поклясться, что видел в них красный отблеск, как у животного в объективе камеры со вспышкой. Но он не дурак, поэтому списал всё на «показалось».
Следом за Евой, сквозняк распахнул дверь.
В два часа дня у Евы был один особенный постоянный клиента. Сразу оплачивал два часа. Час она, словно дикарка, раскрашивала себя в ванной, а он, за стеной, трепетал от похотливого предвкушения, умоляя её тянуть время, ведь «так приятнее«. В ожидании он всегда расстилал на кровати свою, маниакально белую простыню, чтобы после, словно трофей, забрать её с собой. Второй оплаченный час был его личным адом и раем: не просто секс, а исступлённое трение, жадное желание запечатлеть краску на себе, мольбы испачкать простыню, а после - хриплое, из последних сил, вымученное извержение. Ему слегка за сорок, но откуда этот дикий фетиш, Еве не объясняли, да она и не спрашивала - платил втрое больше.
В крохотной ванной мотеля особо не развернуться, поэтому Ева изощрялась, как змея, чтобы вымазать себя на этот раз фиолетовой краской, вперемешку алой. Заказ клиента - закон, когда он хорошо проплачен. Задрав ногу на обшарпанную дверь, она размазывала краску по коже, смешивая цвета в психоделический узор, и старалась не думать ни о чём. Не из-за стыда, которого в жизни не испытывала, а чтобы не дать глупым мыслям заползти в её голову.
Опуская ногу, Ева зацепилась пяткой за дверную ручку, и тело по инерции пошло назад. Инстинктивная попытка ухватиться за воздух или шершавую стену провалилась. Затылок с глухим стуком врезался в острый угол раковины. И мир для Евы погрузился во тьму.
Шумный вдох мужчины, наконец-то заполучившего это тело.
- А, - протянул он на выдохе, ощупывая затылок.
Кровь или краска? Не разобрать. Но тут же, словно одержимый, рванул в душ, смывать с себя этот бред. Под горячими струями воды он блаженно жмурился, наслаждаясь каждым упругим ударом по телу. Тёплая вода и густой пар спёрли дыхание, вызвали головокружение, и перед глазами поплыли мутные пятна. И всё это время на губах играла довольная улыбка.
Выбравшись из душа, первым делом протёр запотевшее зеркало и заглянул в чужие, небесно-голубые глаза. На самом дне зрачков мерцал огонёк, говорящий о его жизни. Он не мог сдержать улыбку, выходя голым в комнату.
Там, на кровати, сидел сгорбленный мужчина, с седой щетиной и тронутыми сединой висками. До старости он был шатеном, наверное… Хотя, теперь уже точно не скажешь.
- Ты почему не намазала краску? - просипел он возмущённо.
А Ева, что уже не Ева, окинула его презрительным взглядом и медленно двинулась к нему.
- Ты знал, что твой фетиш - мерзость поганая? - выплюнула она, и глаза мужчины расширились от ужаса. - Понятно, что ты ещё тот выродок, но откуда эта гниль у тебя в башке?
Брезгливо ткнула его пальцами в лоб, и тот замер, словно поражённый громом, не веря своим ушам. За несколько лет их «сотрудничества» она не произнесла и сотни слов, и те были лишь дежурными фразами, вежливой маской.
- Ты что творишь? - сипло выдохнул он, вскакивая на ноги.
Он хотел было продолжить, но девушка толкнула его обратно с силой, явно превосходящей возможности хрупкой женщины, да и вообще человека. Он ударился головой о стену и тут же схватился за затылок, с гримасой боли на лице.
- Слушай сюда, - рыкнула Ева, забираясь на кровать, чтобы возвышаться над ним во весь рост. - Когда ты сдохнешь, а это случится очень скоро, у тебя не будет второго шанса! Там таких придурков не пропускают!
- Ты что несёшь? - он был взрослым человеком с богатым жизненным опытом, но до одури глупым.
- Делюсь правдой, дорогой, - усмехнулась Ева и тут же накрыла его лицо своей ладонью. - Или, может, судьбу твою предсказываю…
Пальцы сдавили челюсти с такой силой, что у этого извращенца не осталось шанса закричать или позвать на помощь. Кости под её хваткой жалобно хрустнули.
- Тебе стоило, - прошипела Ева, накрывая второй рукой лоб, - прожить эту жизнь лучше, чтобы заслужить второй шанс.
Второй рукой с тонкими, почти прозрачными пальцами, просвечивающими голубыми венами, она проломила его лицо. Руки, словно в грязь, провалились внутрь и с глухим стуком ударились о стену, когда этот «орешек« наконец раскололся.
- Мерзость, - пробормотала девушка, отряхивая руки, - почему мне не досталась монахиня…
Она тщательно вымыла руки с мылом, словно смывая с себя заразу, и села на кровать. Одеваться не хотелось - эта одежда была не в его вкусе.
На часах без двадцати три. Она терпеливо ждала пять минут, не отрывая взгляда от секундной стрелки.
- И-и-и, - протянула Ева, медленно поднимаясь с кровати, подобно пантере, готовящейся к прыжку.
И как только стрелки показали без четверти три, она вырвалась из комнаты, словно выпущенная из клетки. Капли дождя застыли в воздухе, а Ева летела сквозь оцепеневшую толпу к ближайшему магазину одежды. Ей нужна была шёлковая рубашка, брюки из настоящей шерсти и кашемировый свитер. Она до костей продрогла, пока бежала, поэтому выхватила у застывшего посетителя стакан с горячим кофе. И мимоходом, из чистого поскудства, вылила остатки обжигающего напитка за рубашку консультантки.
В планах этого мужчины, что поселился в теле Евы, не было никаких убийств. Во всяком случае, на этот вечер. Он хотел посвятить его исключительно себе, поэтому из дорогого бутика с брендовой одеждой он направился прямиком в шикарный ресторан, чтобы побаловать свои новообретённые вкусовые рецепторы.