Без фильтра

Пролог

Соня.

Десять лет назад.

Снег лежал на подоконнике мягкой горкой, и казалось, если открыть окно — он посыплется прямо на кровать. Гирлянда мигала неровно: то ослепительно вспыхивала, то почти гасла, будто и она дышала вместе с нами. Мы втроём сидели на полу — я, Катя и Полина — в пижамах, с кружками какао и шоколадом, который уже начал таять от тепла ладоней. Вокруг нас стояли свечи, пламя отражалось в окне и будто множилось в темноте. Это была ночь перед Рождеством. И мы собирались провести её с пользой.

— Итак, у меня есть Таро, — торжественно объявила Поля, доставая из рюкзака свой набор молодой ведьмы. — Доска Уиджи, магический шар и набор для создания куклы Вуду. С чего начнём?

— И где ты всё это понабрала? — не без восхищения спросила Катя, глядя на Полину так, будто та действительно сейчас вызовет кого-нибудь с того света.

— Места надо знать, — усмехнулась Поля и подмигнула. — Ладно, я хочу для начала ответить на вопрос, который меня волнует уже пару месяцев.

Она отложила в сторону свои магические артефакты и стала мешать колоду, ловко, с видом знатока. Карты шуршали в её руках, как крылья.

— Уважаемая колода, — прошептала она, приблизив губы к картам, — скажите, пожалуйста, согласится ли наша Сонечка сходить на свидание с Андрюшкой Головиным?

Я закатила глаза к потолку. Ну вот. И подруга туда же. Мало мне одного одноклассника, одолевшего своим вниманием, так теперь ещё и Полька подтянулась.

Андрей таскается за мной с самого начала года. То предлагает проводить до дома, потому что где-то поблизости якобы завелась стая бездомных собак, то просит помочь с черчением — хотя сам рисует лучше половины класса, то между делом спрашивает, не пойду ли я с ним на «Голодные игры» или на седьмой эпизод «Звёздных войн».

Я, конечно, сходила. На обе премьеры. Я обожаю эти франшизы и ждала их с прошлой зимы, но не с ним. Сходила одна, чтобы никто не отвлекал своими расспросами о предыдущих частях.

— Ох, Сонька, так я тебе завидую, — мечтательно протянула Катька. — Первый красавчик школы на тебя запал, а ты нос воротишь. Я бы так не смогла…

Я фыркнула. Пфф, подумаешь, первый красавчик. Нет, он, конечно, симпатичный. И умный. И высокий. И телосложение у него спортивное. Но… меня не «цепляло».

— Ну ясно, — прервала мои мысли Поля. — Не пойдёт она с ним никуда, Кать. Тут вот что.

Она указала на карту, лежавшую на полу. Луна. Серебристое сияние, изгибы облаков, взгляд женщины, будто знающей больше, чем говорит.

— И что это значит? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.

— Луна не несёт ничего хорошего для отношений, — протянула Поля, нахмурившись. — Это что-то про тайну, про недосказанность… про скрытые чувства.

— Ого, — только и выдохнула Катька, глядя на меня так, будто я сейчас должна во всём признаться.

По спине пробежал холодок. Мне вдруг стало не по себе — от свечного света, от теней на стенах, от самой этой игры, которая неожиданно перестала быть шуткой.

— Ну вот, погадали и хватит, — сказала я, отставляя кружку с какао. — Перейдём к спиритической доске?

— Ну уж нет! — вскинулась Поля, глаза у неё блестели от азарта. — Мне жутко интересно, что же скрывает от нас наша Сонечка…

Не знаю, к кому она обратилась — к нам или к своим картам. Она вытянула новую карту, положила её перед собой, и на секунду комната будто замерла. Поля наклонилась, вглядываясь в изображение — и глаза её чуть не вылезли из орбит. Это был Дьявол.

— О-о-о, о-бал-деть! — выдохнула она с видом, будто только что открыла портал в ад. — Тут, по ходу, страсти нешуточные намечаются.

— Что это, Поля? — слегка напугано спросила Катя.

— Дьявол — это соблазн, искушение, запретный плод. Наша подруга, Катенька, скрывает от нас кого-то очень… очень …запретного, — протянула она, растягивая слова, будто смаковала каждое.

— Поля, хватит чушь нести, — попросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Ну какая же тут чушь? Карты всё видят. Колись, кто твой тайный соблазн, а?

Это произошло интуитивно. Я не собиралась никому ничего рассказывать, посвящать в свои секреты и тайные мысли. В идеале я хотела бы и от себя это спрятать. Но как бы там ни было, я повернулась к стене и задержала взгляд на семейном фото трёхлетней давности.

Это было фото с папиного юбилея — собралась вся семья. Мама прижималась к имениннику с одного бока, я — с другого. И по краям, замыкая композицию, стояли Ярослав и он.

Чуть в стороне, с бокалом в руке и той самой улыбкой, в которой всегда было больше насмешки, чем тепла.

Максим.

Сердце привычно ускорилось. Губы пересохли и я машинально их облизнула. Я сразу поняла, что выдала себя: Полина перестала улыбаться, а Катька округлила глаза.

Глава 1

Соня.

Апрель - наши дни.

Молочные, нежно-розовые и золотые шары свисали с потолка лёгкими гроздьями, покачиваясь в теплом воздухе от вентиляции.

Щёлк.

Гирлянды из янтарного света рассыпались по стенам, отражаясь в бокалах.

Щёлк.

Праздничный стол утопал в пастельной скатерти, ломился от тарталеток, мини-кростини и ложечек с крем-брюле. Шампанское пузырилось, подхватывая смех, летящий из кухни.

Щелк.

Трехъярусный торт — высокий, словно башня, украшенный милыми медвежатами из мастики и огромным шоколадным бантом. Он выглядел так, будто растает во рту ещё до первого укуса. От него тянулся густой аромат сливок и ванили, окутывая комнату тёплым сладким облаком.

Щелк.

Всё было продумано до мелочей — моя невестка умела создавать уют, тонкий, обволакивающий, словно шелк. Повсюду живые цветы: пионы, эвкалипт, ранункулюсы. Некоторые в стеклянных вазах, другие — в невысоких корзинах, будто случайно расставленных, но идеально встроенных в композицию. Лёгкий аромат зелени и свежесрезанных бутонов ощущался даже сквозь сладость торта и запечённый пармезан.

Я снимала всё подряд — детали, свет, лица, предметы. Не могла позволить себе что-то упустить. Пальцы уверенно лежали на корпусе камеры, как всегда. Спина немного ныла — я уже не чувствовала, сколько раз приседала, нагибалась, ловила удачный ракурс.

Сегодня — первый день рождения моей любимой племянницы. Она сидела на бежевом ковре с высоким и мягким ворсом, в окружении горы подарков. Маленькие ладошки перебирали коробки, шуршали обёртками, щупали новые игрушки — и всё с таким сосредоточенным выражением, будто это не просто праздник, а важный отборочный тур в её детской империи.

Брат стоял в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку, с бутылкой минеральной воды в руке. На нём была простая белая рубашка с закатанными рукавами и немного расстёгнутым воротом — как всегда: нарядно, но удобно. Он смотрел на дочь, и уголки его рта едва заметно дрожали от еле сдерживаемой нежности.

Щелк.

Ярослав даже не дёрнулся — привык быть моей постоянной фотомоделью, даже несмотря на то, что теперь в объектив чаще попадала его маленькая золотовласая копия. Я присела на корточки, выгнула спину, стараясь поймать фокус, и затаила дыхание.

На девочке было платье цвета неба перед грозой — нежно-голубое, с пушистой шифоновой юбкой, и крошечная корона, будто забытая настоящей принцессой в её сокровищнице. Я сделала ещё несколько кадров — один в профиль, один в полный рост, один — с маленьким смешком, внезапно сорвавшимся у неё с губ.

Праздник ещё даже не начался — гости только начинали подтягиваться, прихлопывая подошвами по дверному коврику, снимая обувь и здороваясь в коридоре. Но флешка на 512 гигов, по ощущениям, уже была забита под завязку. К счастью, у меня были ещё две в кармане чехла. Я всегда готова — к хорошим кадрам, к важным моментам.

Так или иначе, моя жизнь — ворох снимков. Удачных и не очень. Ярких и размытых. Радужных — и тех, от которых сбивает дыхание. В бесконечном потоке новых кадров маленькой очаровательной именинницы я не заметила, как щелкнула входная дверь и вошёл ещё один гость.

Первыми о его присутствии мне подсказали мурашки, пробежавшие по спине — будто кто-то провёл холодными пальцами вдоль позвоночника. Вторыми — ноздри, уловившие знакомый аромат: терпкий, с лёгкой горечью, с древесной нотой, такой… до боли родной. Третьими — пальцы, резко похолодевшие на корпусе камеры. Я едва не уронила её — будто в ладонях оказался кусок льда.

Мы не виделись больше года. Хотя оба, по словам родных, души не чаяли в Машке — по молчаливому уговору избегали пересечений. Но в её день рождения нам просто необходимо уместиться на одной территории.

Он — мой бывший. Любовь всей моей жизни. Человек, о котором я мечтала с девяти лет — долго, упрямо, до глупого онемения в пальцах.

Он — лучший друг моего брата. Тот, кто водил меня в садик, прятал за спиной сломанные игрушки и таскал на руках, когда я падала. Тот, кто дразнил, бесил, сводил с ума — а потом смотрел так, что всё внутри рассыпалось в пыль.

Максим...

Он появился в моей жизни раньше, чем я научилась читать. И остался в ней куда дольше, чем следовало бы.

Мы были ничем. И всем сразу. Мы никогда не называли это отношениями. И всё же — мы были. На каком-то своём языке, на своей нелепой орбите, от которой нельзя было оторваться. Только если сгореть.

И мы сгорели…

Теперь — я с другим. Он… сам по себе, как всегда.

С тех пор прошёл год с лишним. Я отпустила, а он перестал пытаться. Все наши пересечения теперь — вот такие: семейные праздники, от которых он обычно отлынивал.

Но не сегодня.

Сегодня он был здесь, в этом доме, в этой комнате.

И воздух вокруг вдруг стал слишком тесным, чтобы дышать.

Я всё ещё сидела спиной ко входной двери — не оборачиваясь, не дыша.

Слышала, как он заговорил. Глубокий голос, слегка хриплый, обволакивающий, знакомый до дрожи в груди:

Глава 2

Соня.

Праздник шел полным ходом.

В гостиной было тепло и светло, пахло ванилью, корицей и сладостями. Кто-то напевал в полголоса «Happy Birthday». То и дело комната взрывалась громким хохотом и хлопушками. Машка в мятой пышной юбке, носилась по кругу с зайцем наперевес. Кто-то ловко раскладывал на тарелки домашние закуски, кто-то снимал всё на телефон. Кто-то открывал ещё одну бутылку — под смех, под разговоры, просто потому что было хорошо. Смех и разговоры — вперемешку, с перебивками, бликами от гирлянд, с той самой неуловимой атмосферой, которую невозможно подделать.

Я ходила между ними с камерой.

Снимала через фильтр. Снимала в движении. Ловила руки, улыбки, детали. Тёплое расфокусированное мерцание. Объятия, подарки, бокалы. Кто-то уронил яблоко — и оно шустро покатилось под стол. Кто-то взъерошил волосы соседу. Кто-то смеялся так искренне, что невозможно было не улыбнуться в ответ.

Я была частью всего этого. И в то же время — будто смотрела из-за стекла. Отстранённо, по-профессиональному, через объектив. Потому что Максим не собирался быть невидимой тенью. Он мелькал в кадре, будто специально: то с Машкой на руках, то рядом с мамой, делившейся новым рецептом, то у стола с тортом, окруженном детьми. И каждый раз, стоило мне поймать его в фокусе, он словно знал об этом.

Чуть поворачивался. Чуть дольше задерживал взгляд. Не на камере. А на мне.

А я делала вид, что не замечаю. Нажимала на кнопку, уходила дальше, меняя угол. Снимала чужое счастье, избегая его лица, но он всё равно оставался на плёнке. В свете гирлянд, в отражении стекла, в размытии фона — где-то на границе кадра. Слишком чёткий. Слишком близкий. Слишком… мой.

И только один человек мог избавить меня от этого наваждения. Человек, который однажды вытащил меня из замкнутого круга. Который доказал, что отношения могут быть спокойными и надёжными. Тёплыми — без перегрева. С ним всё было ровно. Здраво. Без качелей и без безумия.

Без истерик, без срывов, без страданий.

Без Макса, в конце концов.

Но вот только его всё не было. Я в десятитысячный раз посмотрела на часы и отметила: он опаздывал уже на два часа.

Стук в дверь прозвучал, как спасение.

Я разогнулась, быстро выключила запись, даже не проверив, был ли кадр чётким. Ярослав с дочерью на руках пошел открывать, но я уже знала, что это он. По характеру стука. По интонации вежливого «здрасте». По лёгкому замешательству в голосе Машки, не сразу понявшей, кто перед ней.

Я вышла в прихожую — и увидела его. Высокий, аккуратно одетый, с мягкой улыбкой и пакетом подарков в одной руке и букетом в другой.

Даня. Мой Даня. Мой хороший, разумный, уравновешенный мужчина.

— Прости, задержался на съемках, — тихо сказал он и склонился ко мне, протягивая цветы. Я вдохнула его запах — дорогой, сдержанный, знакомый. Обняла его за шею, позволила себе уткнуться носом в воротник, на секунду — всего на секунду — спрятаться от самой себя.

— Всё хорошо, ты пришёл, — шепнула я. И в этот момент мне правда стало легче.

Обнявшись за талию, мы вошли в зал. Даня вручил имениннице подарки — нарядную коробку с ленточкой и большой конверт, украшенный котятами. Машка засмущалась, спрятала личико в изгибе папиной шеи и даже не заглянула внутрь.

Стоило Ярославу опустить её на пол, как она тут же сбежала к своему плюшевому другу, оставив новые сокровища где-то на кресле.

Лёгкая ревность кольнула в груди — глупая, детская.

Я бы и сама хотела так: без раздумий, без вежливости, без правильных слов. Просто броситься к тому, кого действительно ждала.

Но я не позволила себе даже моргнуть.

Просто взяла у Дани пальто, пригладила его воротник и снова улыбнулась — той самой тёплой, спокойной улыбкой, которую он знал наизусть. Той, что принадлежала только ему.

— Сонечка, ну наконец-то мы хоть увидим твои глаза вне объектива, — сказала одна из подруг брата, нарочито весело. Я выдавила вежливую полуулыбку, сняла ремешок камеры и аккуратно убрала её в чехол. Пора было присоединиться. Пора стать частью картинки, а не её создателем.

Теперь у меня был другой щит — надёжный, прочный, предсказуемый.

Я подвела Даню к столу с закусками, и он набил рот так жадно, будто не ел целый год.

— Не осуждай, — пробормотал он сквозь полное счастья лицо. — С утра всё на бегу. И ни крошки. Даже кофе был только запахом.

— Тогда ешь, — сказала я мягко. — Сегодня можно всё. Даже торт до ужина.

Он усмехнулся, не поднимая глаз:

— Звучит, как благословение.

— Почти, — ответила я. — Только не перепутай с прощением.

— М-м, — пробормотал он, склонившись к самому уху. — Тогда прощение я выпрошу, когда мы останемся наедине, договорились?

Даня обнял меня — слишком крепко, слишком близко, как будто вокруг не было ни детей, ни родителей, ни Ярослава с Алей. Его ладонь скользнула по спине, останавливаясь чуть ниже, чем позволяли рамки приличия. Я почувствовала, как кожа под тонкой тканью платья нагрелась, будто поймана на чём-то личном.

Глава 3

Максим.

Наши дни / Пять лет назад.

Так или иначе, каждый человек рано или поздно задаётся вопросом:
в чём смысл жизни?

Спросить об этом Ярослава — он не задумываясь скажет: в любви, семье, детях.

Спросить Егора — тот только усмехнётся и кивнёт, мол, всё верно, брат.

Спросить Володьку — сожмёт губы в тонкую линию, немного помолчит… а потом философски изречёт:

— На прошлой неделе я добился пожизненного для педофила. Наверно, это и есть смысл.

А если спросить меня… Я просто пожму плечами.

И всё же, моя жизнь — идеальна. На мой взгляд.

Стометровый пентхаус с видом на слияние двух рек. Тачка, 550 лошадей, пуля по трассе. Профессия, за которую держатся обеими руками. Статус. Вес в словах. Будущее, которое я строю сам.

Я сам себе режиссёр, сам себе продюсер. Делаю, что хочу, с кем хочу, когда хочу.
Разнообразие? Пожалуйста. Блондинки, брюнетки, рыжие. Скромницы, стервочки, искательницы острых ощущений. Моя постель — это культурный фестиваль. Каждая вторая думает, что станет особенной. Каждая третья пытается задержаться. Но ни одной не удаётся.

Мне хорошо наедине с собой. В полной тишине, с бокалом виски, с видом на город, с телефоном, где нет ни одного непрочитанного сообщения. Жизнь, выстроенная по миллиметрам.

Никакой драмы. Никаких сюрпризов. Никаких незапланированных чувств.

Почти.

Почти — потому что где-то на краю этой отлаженной, как швейцарские часы, жизни уже давно поселилась одна маленькая колючка. Тонкая. Занозистая. Невозможная.
Та, которую я должен был бы оставить в прошлом. Та, которая — как назло — всё ещё болит.

Соня.

Я заметил это чертово кольцо не сразу. Сначала просто уловил какой-то кипиш у стола с закусками. А потом до меня как вспышка дошел смысл этого самого кипиша.

Бриллиант. Чистый, огромный, как чья-то насмешка.

Я застыл.

Машка тянула меня за рукав, махала какой-то башней из конструктора. Я даже кивнул ей, машинально. Но мозг уже сконцентрировался на кольце.

Я чувствовал, как что-то внутри сжимается. Не ярость. Не ревность. Даже не боль. А… тишина… гулкая, как выстрел в упор с глушителем.

Она носит кольцо. Она согласилась. Она выбрала его.

Мои пальцы медленно сжались на красном кубике «Лего». Кусок пластмассы треснул. Я даже не заметил, что надломил его, пока не почувствовал, как Машка смотрит на меня обиженно — и я, чёрт побери, снова должен был собирать эту башню, будто всё нормально.

Будто я не видел это кольцо.

Я не понимал реакции своего организма. Это ведь не в первый раз. Я уже сталкивался с подобным — когда девушка, что мне нравилась, выходила замуж. И что? Обычно это вызывало лишь лёгкое раздражение и механическое движение пальцем — удалить номер из списка контактов.

Никакой драмы. Никакого сожаления. Никакого «а что если».

Но сейчас… Сейчас было что-то другое. Словно кто-то сунул мне под рёбра раскалённую проволоку и медленно тянул вверх. И мне не нравилось это чувство. От слова «совсем».

Я оглянулся на поднос с алкоголем — одно шампанское. Скривился. Ярик, хитрый черт, всё продумал. Детский день рождения — никакого виски, никакого облегчения.

Я понимал, что бросаю Машку наедине с ворохом недостроенных пластмассовых башен, но ничего не мог с собой поделать. Ноги сами вынесли на воздух. Я вышел на веранду и затянулся никотином.

Следом подтянулся Ярослав.

— Ты в порядке?

Я с усмешкой пожал плечами. Вот уж не думал, что друг когда-то будет уточнять у меня за «дела сердечные».

— Просто удивился, — отозвался сдержанно. — Не думал, что у неё с этим хлюпиком всё настолько серьёзно.

Похоже, я и впрямь ревновал сильнее, чем стоило. Парень, если честно, не был хлюпиком. Вполне… приличный. Даже раздражающе приличный.

— Да я и сам слегка в шоке.

Мы замолчали. Я курил, Ярик смотрел в облака. Молчание между нами всегда было нормой. Но сейчас оно царапало, как плохо затянувшийся шов.

— Что думаешь делать?

Я выгнул бровь.

— А что? Что-то должен?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Хоть поговори с ней.

Я усмехнулся, хлопнул его по плечу.

— Со мной всё в порядке. У нас давно в прошлом. Я поеду, пожалуй. Только тачку завтра заберу, окей? Пусть у тебя постоит.

И не дожидаясь ответа, направился к выходу. Не потому что спешил. Просто если бы остался ещё хоть на минуту — не знаю, сдержался бы.

Пока шёл по территории закрытого жилого комплекса, заказал такси. К моменту моего появления у кованых ворот — машина уже ждала. Я свалился на заднее сиденье, как мешок, и откинулся на подголовник, прикрыв глаза.

Перед внутренним взглядом всплыл сверкающий камень на её тонком пальце.
Слишком явный. Слишком… не мой.

Глава 4

Соня.

Четыре года назад.

После той случайной встречи в клубе (случайной — для него, не для меня) я дала Максу время прийти в себя. То, как он отчаянно держал лицо, стараясь не выдать ни капли желания, меня одновременно забавляло и бесило. Я ведь думала, всё будет проще. Возможно, стоило дать ему выпить чуть больше — прежде чем выходить на танцпол и позволять собой любоваться.

Так или иначе, прикормка была брошена. Оставалось лишь дождаться момента, когда лучше всего забрасывать удочку. Я любила его с девяти лет — что мне стоило подождать ещё… скажем, годик? Дать ему свыкнуться с мыслью, что я выросла. Можно было бы дождаться дня рождения брата, но мне отчаянно хотелось взглянуть на него хоть одним глазком. Посмотреть — всё такой же ли он, чёртовски сексуальный, подтянутый и харизматичный? Всё такая же ли у него улыбка-усмешка? Послушать его мягкий, словно бархат, голос.

Оказывается, самым сложным в моей затее оказалось найти повод зайти к Славке в офис. Я перебрала сотню вариантов — от «устроить визит по делу, якобы за консультацией» до «притвориться, что перепутала адрес и зашла случайно».

В итоге просто позвонила брату и сказала:

— Хочу посмотреть ваш новый офис. Ходят слухи, что там всё дорого-богато. Проверю, действительно ли у вас золотые унитазы.

Ярослав в ответ рассмеялся, но отказывать не стал:

— Золотых унитазов ты у нас, конечно, не увидишь, но… заходи, кофе выпьем.

Я улыбнулась, стараясь, чтобы в голосе не проскользнуло лишнего восторга.
План сработал. Оставалось лишь подобрать платье — не слишком вызывающее, но и не то, в котором приходят к брату.

После трёх часов перед зеркалом и вороха неподошедших под случай вещей я остановила выбор на белой атласной рубашке и суперузкой юбке-карандаш — той самой, что делает фигуру оружием массового поражения. И конечно же высоченные шпильки.
Чуть блеска на губах, немного туши и лёгкий аромат — и всё. Ни грамма лишнего.
Пусть думают, что я просто зашла на кофе. Пусть только попробует так подумать и он.

Офис оказался именно таким, каким я его себе представляла: стеклянные перегородки, бетонные колонны, строгие линии мебели и холодный блеск металла. Всё в этом пространстве дышало уверенностью, деньгами и самодостаточностью.
На ресепшене сидела девушка — слишком красивая, чтобы быть просто секретарём. Блестящие каштановые волосы собраны в гладкий хвост, на губах — помада цвета спелой вишни. Маникюр безупречен, улыбка — выверенная до миллиметра.

— Добрый день, — произнесла она с тем самым тоном, в котором приветствие звучит как лёгкое приглашение. — Вы к кому?

— Меня зовут Соня Жданова, — ответила я, чуть приподняв подбородок.

Я не собиралась быть заносчивой сукой, просто… что-то в этой девице меня выбесило сразу. Возможно, мысль, промелькнувшая в голове: «Макс с ней уже спал или только планирует?»

— О, — девушка улыбнулась ещё шире, и от этой улыбки внутри что-то неприятно кольнуло. — Проходите, прямо по коридору, кабинет Ярослава - последняя дверь слева.

Я кивнула, прошла мимо, чувствуя на себе её взгляд — и пытаясь убедить себя, что мне всё равно.

Подошла к указанной двери, но взгляд зацепился за табличку напротив — М. Е. Кравцов. Хищная улыбка сама собой тронула губы.

Я даже не задумалась над последствиями – просто толкнула дверь.

Макс сидел за широким дубовым столом, в окружении вороха бумаг и светящегося экрана ноутбука. Кончики пальцев бегали по клавиатуре, взгляд сосредоточен, челюсть напряжена. На нем была темно-синяя рубашка и точно такого же оттенка галстук.

Что особенно меня удивило — он был в очках. Стильных, без оправы.
И, чёрт побери, как же они ему шли. Было в этом что-то нестерпимо привлекательное — в его спокойствии, в чуть приподнятых бровях, в том, как он откинулся на спинку кресла, не отрывая взгляда от экрана.

Я слегка опешила. Подготовившись ко всему — к его усмешке, к фразе на грани приличия, даже к равнодушию — я совершенно не ожидала, что выбьет из равновесия такая мелочь, как очки.

— Ты настолько постарел, что уже приходится носить очки? — выпалила я, прежде чем мозг успел поставить фильтр.

Он резко оторвался от экрана и уставился прямо на меня, будто не слышал, что я вошла. Пальцы на клавиатуре замерли, челюсть чуть напряглась. Сосредоточенный, словно читает комментарии к статье Уголовного кодекса, он держал взгляд на мне секунду. Другую. Третью. Словно его мозг отчаянно пытался сопоставить офис, бумаги, холодные стеклянные перегородки и… меня. Совсем не вписывающуюся в эту конструкцию.

В груди сжалось странное ощущение — смешение тревоги и восхищения, как будто я стою на краю обрыва, но глаз отвести не могу.

— Соня? — наконец выдохнул он. — Что ты здесь делаешь?

— Я шла к Славке и… — я оглянулась на дверной проём, делая вид, что ищу «правильный путь». — И, кажется, снова перепутала, где право и лево.

Максим скривил губы в привычной усмешке — той самой, из-за которой у меня всегда перехватывало дыхание. И, чёрт, сейчас тоже перехватило. Я почувствовала, как подкашиваются ноги, гудящие от каблуков, будто ток прошёл по телу.
Он медленно снял очки — это движение, простое и до безумия мужское, почему-то оказалось опаснее любого прикосновения. Небрежно бросил их на стопку бумаг и, чуть прищурившись, прошёлся взглядом по мне — медленно, неторопливо, будто боялся упустить хоть миллиметр. Каждый сантиметр этого взгляда прожигал кожу.

Глава 5

Соня.

Май - наши дни.

В доме было тихо. Даже город за окном будто сбавил обороты — шум стал тише, свет фонарей мягче, воздух за стеклом гуще. Открытое окно тянуло прохладой, а от чашки рядом на столе всё ещё поднимался тонкий пар — остатки вечернего чая с жасмином. Я сидела, поджав ногу, в простой фланелевой рубашке, в полумраке своей квартирки, разглядывая на экране последние кадры.

Чистые линии, мягкий свет, улавливаемый мною точно, будто с полуслова. Сегодняшняя съёмка удалась. Девочка-балерина в пуантах, танцующая на фоне старых заводских ворот, получилась почти символом — силы, лёгкости, протеста. Я провела пальцем по тачпаду, увеличивая снимок. И снова почувствовала то тёплое, благодарное послевкусие, когда всё совпало. Когда получилось.

На заднем плане негромко играла инструменталка — плейлист для ночной обработки: без слов, без резких акцентов, только ритм, похожий на биение сердца. Работать в одиночестве мне всегда нравилось. В этом было что-то интимное. Тонкое. Успокаивающее.

Я потянулась, чувствуя, как хрустят плечи после нескольких часов за ноутбуком. Проверила время — почти полночь. Через секунду телефон дрогнул от входящего вызова. Имя на экране вызвало у меня улыбку — короткую, нежную, почти детскую.

— Привет, — сказала я мягко, почти шепотом, с невольной улыбкой, которая растеклась по лицу.

— Киса, привет. Прости, я помню, что обещал не отвлекать, но… Я соскучился, — голос у него был тёплый, как утренний кофе. Он обволакивал, убаюкивал, будто напоминал: можно не держать оборону. Всё хорошо.

Я усмехнулась, и удобно устроилась на диване, поджимая под себя ноги и кутаясь в плед.

— Я тоже соскучилась. И… ничего, я почти закончила редактировать сегодняшние снимки.

— Так быстро? — удивился Даня. В его голосе не было ни капли упрёка, только искреннее восхищение. Как будто он и вправду гордился каждой мелочью, что я делаю.

— Да. Кадры вышли замечательные. Им почти и не требовался редактор, — ответила я, всё ещё глядя на ноутбук, где на экране застыл снимок: девочка в пуантах и белом свитере крупной вязки зависла в прыжке, как птица.

— Ты у меня такая талантливая…

Я замолчала, уткнулась взглядом в потолок. Раньше я всегда отмахивалась от таких слов. Сарказмом, шуткой, отговоркой. Но с ним... не хотелось. С ним было по-другому. Он и правда считал меня талантливой — и не потому, что надо сказать что-то приятное. А потому, что видел.

— Слушай, — продолжил он, — я тут подумал… Ай-да рванем в Москву на денек?

Я вскинула брови, услышав улыбку в его голосе. Она была заразительная.

— О… хорошая идея. Когда?

— Ну-у... не знаю. Может прямо завтра? У меня выходной.

Я рассмеялась — сонно, тепло.

— Ого, завтра? Как-то неожиданно. Мне же собираться надо.

— Да ладно тебе. Кеды, джинсы, и толстовка — чего тебе собираться? Я заеду за тобой около пяти утра, ладно? К десяти уже будем в столице. Договорились?

Я улыбнулась в трубку, тихо, как будто он мог это почувствовать.

— Договорились.

Мы ещё немного поговорили — о том, где позавтракаем, о погоде, о чём-то незначительном и простом. Но даже в этой простоте было уютно. Как в чашке чая, забытой на подоконнике.

После звонка я не сразу выключила ноутбук. Ещё немного листала отснятое, мысленно отмечая, какие кадры пойдут в портфолио. Но мысли уже улетали — туда, в утро, где будет дорога, кофе в бумажных стаканах и Данина рука на моём колене. Я уснула с улыбкой, уткнувшись в подушку, как в грудь, — спокойно, ровно, будто и правда всё правильно.

*

Я проснулась от шороха дождя за окном. Серый рассвет только начинал пробиваться сквозь плотные занавески. На часах было без пяти пять. Я улыбнулась: он приедет с минуты на минуту. И сразу же на экране всплыло его сообщение:

«Я подъезжаю. Можешь потихоньку спускаться».

Я зевнула, потянулась и откинула с себя одеяло. В комнате было прохладно, но приятно — так, как бывает в конце весны, когда город ещё не проснулся, а воздух кажется чище обычного.

Быстро оделась — как и просил: кеды, джинсы, толстовка. Волосы небрежно убрала в пучок, наскоро умылась. Зеркало отразило что-то неожиданно довольное: будто бы мне давно не дарили таких простых и радостных дней.

Схватила маленький рюкзак и на цыпочках вышла в подъезд, стараясь не разбудить соседей.

На улице пахло мокрым асфальтом и жасмином, а у бордюра ждал Данин тёмный седан. Фары мигнули, и я шагнула в это утро — лёгкое, домашнее, по-настоящему моё.

Я забралась на переднее сиденье и потянулась за поцелуем — коротким, тёплым, с сонной нежностью. Он откликнулся сразу, губами коснувшись моих как будто с облегчением. Даня пах ментолом и кофе, и ещё — чем-то свежим, ночным, как будто дождь впитался в его одежду и кожу.

Я чуть отстранилась, провела пальцами по его щеке. Щетина кололась, глаза были тусклее обычного.

— Ты вообще спал сегодня? — спросила я тихо, с мягкой укоризной.

Глава 6

Соня.

Москва приветливо встретила нас солнцем и теплом.

Дорога к столице была лёгкой и свободной. Пару раз мы останавливались — на заправке и в кафешке — утренний голод заставил перекусить парочкой круассанов с капучино. Я сидела на подоконнике, уткнувшись носом в тёплый стаканчик, пока Даня жевал с видом человека, который всерьёз наслаждается каждой крошкой своего завтрака.

Мы почти не говорили. Но это было то самое хорошее молчание — когда всё сказано до и не требует подтверждений.

Когда выехали на МКАД, я приоткрыла окно — в лицо сразу ударил утренний ветер, ещё не жаркий, но уже с намёком на майский зной. Поток воздуха развевал волосы, щекотал кожу, приносил в салон запах пыли, бензина и солнца. Я глубже утонула в кресле, прикрыла глаза, позволив себе ещё немного этой тишины на грани сна.

— Итак, какой у нас план? — спросила я лениво, даже не открывая глаз.

Даня оторвался от дороги всего на миг, чтобы бросить на меня короткий взгляд, — и снова к асфальту.

— Можем начать с ВДНХ. Потом площадь, Зарядье, Воробьёвы горы… А хочешь — в зоопарк заглянем?

Я хмыкнула, повернулась к нему боком.

— Ты серьёзно сейчас предложил зоопарк?

— Абсолютно, — усмехнулся он. — Мне кажется, у тебя будет классное лицо, когда ты увидишь ленивца.

— Не уверена, что хочу сегодня видеть кого-то более расслабленного, чем я, — протянула я, усмехаясь.

Он рассмеялся, и в этом смехе было что-то почти подростковое — чистое, искреннее, немного заразительное. Я поймала себя на том, что снова улыбаюсь.

— Просто скажи, если хочешь что-то другое, — добавил он. — Сегодня всё можно.

И в этот момент я действительно поверила, что всё можно. Что сегодня — день без спешки, без тяжёлых мыслей, без прошлого. Просто день для нас двоих.

ВДНХ встретила нас просторными аллеями, золотом куполов и всплесками фонтанов. Людей было немного — раннее утро всё ещё держалось за город. Где-то в стороне шумели аттракционы, пахло жареными вафлями и сладкой ватой, а солнце щедро рассыпалось бликами по белоснежным фасадам.

— Какой воздух… — сказала я, запрокидывая голову и щурясь от света. — Почти не московский.

— Почти, — усмехнулся Даня, — если не смотреть на цену за парковку.

Мы шли медленно. Иногда он касался моей спины, будто напоминая: я здесь. Иногда я брала его за руку, просто потому что хотелось. Без надобности, без жеста — просто так.

У одного из фонтанов он достал телефон:

— Давай сделаю фото.

— Серьёзно?

— Ты же фотограф, — пожал он плечами. — Но даже фотографу иногда нужно быть просто красивой девушкой на фоне брызг.

Я рассмеялась, но всё же чуть отступила назад, прислонилась к ограде и чуть вздернула подбородок. Он сделал снимок, потом подошёл и показал экран.

— Ну, в тебя точно кто-то безнадёжно влюблён.

— Надеюсь, он богат, красив и не боится моих заморочек, — сказала я, глядя ему прямо в глаза.

— Всё совпадает. Почти, — подмигнул он.

И мы пошли дальше.

На выходе с ВДНХ мы свернули в сторону тенистой аллеи — там всегда чуть тише, прохладнее. Где-то неподалёку заиграла гитара — хриплая, как будто немного усталая, но с характером. Мелодия была знакомой — то ли кавер на старый рок, то ли что-то авторское, но цепляло. И в этом было что-то… настоящее.

— Подожди, — тихо сказал Даня, придерживая меня за локоть.

Мы остановились. Музыкант — парень лет двадцати, в выцветшей джинсовке, с волосами, заплетёнными в свободные дреды — сидел прямо на асфальте, перед ним раскрытый футляр от гитары. Деньги там почти не шевелились.

Он пел не ради лайков. Пел, потому что иначе не мог.

Даня стоял рядом со мной, чуть прищурившись. Потом полез в карман, вытащил купюру и аккуратно положил её в футляр.

— Спасибо, брат, — парень кивнул, даже не сбившись с ритма.

— Запиши мои контакты, — просто сказал Даня. — Мы работаем с молодыми музыкантами. Фонд «Голос будущего». Может, пригодится.

Музыкант оживился, замер, перестал играть.

— Серьёзно?

— Серьёзнее некуда.

Они обменялись парой фраз, он записал что-то в заметки, и мы пошли дальше.

— Ты всегда так? — спросила я, глядя на него сбоку.

— Как?

— Ну... выискиваешь на улицах таланты. Как охотник.

Он усмехнулся.

— Нет. Просто иногда видишь, что человек — это не просто музыка. Он сам — как будто уже песня. Такие заслуживают шанса.

Я ничего не ответила. Только крепче сжала его руку.

В такие минуты я понимала, почему с ним спокойно. Почему с ним — можно. Он не требовал, не вторгался, не толкал меня на край. Просто шёл рядом. И замечал тех, кого обычно проходят мимо.

Глава 7

Максим.

Июнь - наши дни.

Свежее летнее утро пахло кофе и чужими проблемами. Как обычно. Олеся с ресепшена вежливо кивнула. И даже в этом кивке было столько достоинства, будто она не на ресепшене в адвокатской конторе, а как минимум держит оборону в Госдуме.

Я подмигнул ей, сунул в рот жвачку — мой единственный утренний ритуал, который я соблюдаю с религиозной преданностью. Почта была забита. Телефон — тоже. Один клиент не мог вспомнить, в какой квартире хранил оружие. Другой настаивал, что «оно само упало в карман». Третий злился, что я «недостаточно верю» в его невиновность.

Типичный день: допросы, ходатайства, бумаги. Все бегут. Кто-то — от следствия. Кто-то — от жены. Кто-то — от себя. Я — только за гонораром. Работа — как шахматы, только вместо фигур — люди. И каждый ход может кого-то погубить. Или, если очень повезёт, вытащить. Я давно перестал путать сочувствие с обязанностью. Моя задача — выиграть. Остальное — фоновые шумы.

После обеда раздался звонок с ресепшена. Олеся, вечно невозмутимая, звучала... напряжённо. Это само по себе было событием. Обычно голос у неё как у девушки из автоответчика: спокойный, вежливый, и с нотками скрытого превосходства.

— Максим Евгеньевич, к вам посетитель без записи. Говорит, по личному делу. Утверждает, что вы его знаете.

— Имя? — я не отрывался от экрана, впечатывая в ходатайство формулировку «вопиющая процессуальная недобросовестность».

— Даниил Шмауц.

Я отодвинул ноутбук и чуть прищурился.

— Первый раз слышу.

— Эм… он сказал, что вы почти родственники.

Повисла пауза. Та самая, что по идее должна была звучать где-нибудь в суде, когда прокурор вдруг вынимает из папки «последний козырь». Я медленно выпрямился, поднял брови. Почти родственники. Интересное кино.

Я был совершенно уверен, что ни один Шмауц не значится в списке моих немногочисленных родственников. Зато один такой точно был среди тех, кого я бы с удовольствием переселил на необитаемый остров. С односторонним билетом. Я откинулся на спинку кресла и потер лицо ладонями. Вот только этого мне сегодня не хватало.

— Пусть заходит, — буркнул я и положил трубку, не дожидаясь, пока Олеся скажет что-нибудь ещё. Хотя, если честно, ради неё я бы, возможно, и задержался на линии. Там у неё такой голос…

Ладно, не сейчас.

Я несколько секунд посидел в тишине. Потом встал, прошёлся к окну, ткнул пальцем в непонятное пятно на стекле, а после вернулся обратно. Никакого волнения я не испытывал. Только раздражение. «Почти родственники». Тоже мне, формулировка. Мы и виделись-то три раза в жизни. И каждый из них был из разряда: «чем быстрее ты исчезнешь, тем здоровее будет экосистема». А он — «родственники». Ну-ну.

Память, как назло, не подкачала и стала услужливо подкидывать картинки.

Свадьба Ярослава — я, в костюме от Brioni, он — в улыбке от дьявола. Едва обменялись парой фраз, в которых не было ни грамма симпатии.

Крестины, когда он явился последним и повёл её прочь, как будто всё вокруг существовало только ради него.

И, конечно, тот самый Машкин день рождения. Ладонь на её талии — собственнический жест, от которого хотелось врезать. И то ублюдское кольцо на безымянном пальце. Холодный металл, мерзко блеснувший в свете лампы. Я не мог на него смотреть. Не мог и не смотреть. Будто оно было не украшением, а клеймом. Как метка: «Занято. Не трогать». Как вызов: «Проиграл, дружок». Я запомнил его в деталях — и мечтал сорвать. Пальцами. Зубами. С хрустом.

Прошло уже больше двух месяцев, а я всё пытался выкинуть из головы эту сцену, но она возвращалась — по ночам, за рулём, в зеркале. А теперь он здесь.

Интересно. Нахрена-то?..

По делу? Смешно. Ровно напротив моего кабинета – кабинет Ярослава. Его действительно «почти родственника».

По личному? Тоже не убедительно. Я же, вроде как, не вмешиваюсь. Не звоню, не ищу встреч, не лезу. Или всё-таки лезу? В её память. В его зону влияния. И он пришёл поставить меня на место?

Одни вопросы. И ни одного чёткого ответа.

Я откинулся в кресле, сцепил руки за головой, уставился в потолок. Пять секунд.
Десять. Пятнадцать. Дверь щёлкнула мягко, почти уважительно. Я не двинулся. Даже бровью не повёл. Только глаза — прищур.

Он вошёл, как и положено клиенту с репутацией, — вежливо, уверенно, без показного пафоса. Высокий, собранный, в классическом костюме безупречного кроя. Остановился в дверях, посмотрел прямо на меня и слегка кивнул:

— Максим, добрый день.

Я поднялся из-за стола и протянул руку. Пожал, чуть крепче, чем нужно, просто чтобы напомнить — я тут хозяин.

— Даниил, — сдержанно поприветствовал я, чтобы он ненароком не счел, что ему тут рады. Жестом указал на стул.

Парень улыбнулся и присел. Чай или кофе я предлагать не стал. Перебьется.

— Итак, чем обязан визиту? — стартанул я с места в карьер.

Он слегка смутился, как будто не был готов так сразу переходить к делу. Сцепив ладони на столе, он внимательным взглядом прошелся по моему кабинету, подмечая детали, или мысленно подбирая слова.