Аннотация
— Что это?
Смотрю невидящим взглядом на небрежно раскинутые бумаги.
— Документы на лечения твоего отца от израильской клиники.
Внутри все сжимается.
Он пожирает взглядом. Колючие изумруды царапают шею, раздирают горло.
— Но у нас нет таких денег. Как?
Издевательски смеется. Вытрясает всю стойкость.
— Конечно, нет, — грубые пальцы по-хозяйски сжимают мой подбородок. — Я оплатил лечение. Считай это договором купли-продажи.
В ушах нарастает гул.
— Чего?
— Кого, — усмехается, отчего в груди холодеет. — Тебя.
***
Мы познакомились в университете.
Невзрачный парень в огромных очках. Бегал за мной по пятам, выполнял каждую прихоть.
Пока я жестоко не обошлась с ним.
Он исчез на долгие годы.
А теперь вернулся красивым и успешным ради одной цели.
Забрать меня себе.
***
— Воробьева, ты просто бомбита! — восклицает Дегтярев, давний приятель Женьки Лазарева.
Напрягаюсь и оборачиваюсь при упоминании фамилии подруги. Прислушиваюсь сквозь грохочущую музыку. От этого типа жду все что угодно. И не только от него. Слишком хорошо знаю тех, с кем мы сегодня проводим время.
Вечеринка превращается во встречу однокурсников. Прошедших лет обучения вполне хватило, чтобы познакомиться с их тараканами. Тревога за подругу не позволяет остаться в стороне. Катя слишком вежливая и скромная, поэтому не даст отпор наглецам, вроде Дегтярева. Привыкла прятаться за спиной Лазарева, а с этим психом никто не связывался лишний раз.
Вздыхаю и встряхиваю волосами. Пот струится между лопаток, любое колебание воздуха остро ощущается на теле. Жаль уходить. Играет классный сет. Диджей сегодня старается на славу, а от бесконечных танцев подкашиваются ноги. Даже грудь тяжело вздымается, потому что кислорода отчаянно не хватает.
Торопливо пробиваюсь сквозь беснующуюся толпу, сжимая бокал с недопитым коктейлем.
Откуда звучит голос? Волнение дергает нервы, запускает цепную реакцию по телу.
Периодически меня кто-нибудь останавливает, чтобы поговорить о жизни. Делаю вид, что не замечаю.
Сегодня я просто расслабляюсь и выгуливаю свою лучшую подругу, Катю Воробьеву. А то она со всеми страданиями превращается в бледную тень самой себя. Помешалась на работе и бывшем парне, Женьке.
Новый грохот дезориентирует. Каким чудом я вообще что-то слышу? Картина того, как Дегтярев грязно лапает Катю, стоит перед глазами. Злюсь. На него и на нее. Нет, почему она настолько беспомощная? Порой не понимаю, как она дожила до своих лет.
Хотя... Будь Лазарев моим парнем, я бы тоже все проблемы скинула на его плечи.
Трясу головой. Нет. Я точно не стану такой, невзирая на подарки судьбы. Нужно стоять за себя и напоминать зарвавшимся козлам, где их место.
Замечаю в толпе знакомую макушку и облегченно вздыхаю. Тревога отступает, скованные мышцы расслабляются. Дуреха. Напряжение уходит следом за паникой. Обнимаю оглядывающуюся по сторонам подругу, а она испуганно вздрагивает. Невольно смеюсь, потому что в крови бушует алкоголь.
Катя все-таки такая милаха.
— Куда ты пропала? — прислоняется ближе, словно ищет опору.
— Забыла? Миссия, Воробьева!
Морщит нос. Ну да, ну да, куда святым до моих проблем? Я наплела целую историю про поиск богатенького мужика, чтобы вырвать Катю из панциря тоски и одиночества. А она, конечно, поверила.
— Не поняла?
— Где-то здесь ходит мой потенциальный спутник жизни. Страдает, мучится. Думает, где Леночка потерялась, — подмигиваю на ее смех. — Нет, ты точно эгоистка! Развлекалась без меня?
Кивает в сторону смеющихся парней.
— Не то слово.
Замечаю, как Олег практически растянулся на столе. Пока его приятель что-то кричит склонившемуся официанту. Неужели я рассчитываю на приличное знакомство здесь?
— Дегтярев, как всегда, — касаюсь губами бокала и удивляюсь прохладе стекла. — Фух, духотища.
Катя кивает и цепляется за мой локоть. Только сейчас замечаю, что ноги заплетаются. Жара и алкоголь не лучшие товарищи.
Она тянет на воздух, чтобы немного проветриться. Я не против. Курить хочется. Поганая привычка прицепилась с тех пор, как заболел отец. Но даже от подруги скрываю ее, потому что это ниже моего достоинства.
Очередь в гардероб огромная. Катя замирает, косится на меня с сомнением. Равнодушно машу рукой.
— Пошли так. Очень душно.
— Вспотевшие, — говорит несмело. — Простынем.
Какая зануда, господи. Смех рвется наружу. Иногда Катя напоминает строгую училку. Простынем. Ага. Скорее задохнемся, пока в очереди простоим.
— О, раньше тебя подобное не беспокоило, — не сдерживаю колкость.
Подруга непреклонна. Включает старшую сестру.
— Я постою, — упрямо выдает она.
Пожимаю плечами. Пусть ждет, почему нет? Но мне слишком жарко, хочу на воздух. Только выходить с коктейлем не стоит, там же идет дождь.
Благо, что затуманенный алкоголем разум еще соображает.
Голос мне знаком. Да и глаза… Они словно светятся в едва освещенном коридоре. Гипнотизируют.
Чувствую, что меня тянут. Трясу головой, упираюсь каблуками в скользкую плитку. Ноги ватные. Возмущаюсь, скорее, по привычке. Не хочется сопротивляться. Давно забытое ощущение покоя опутывает с головой.
Очень необычно, ведь я все решаю сама. Обычно.
Жмурюсь, когда яркий свет бьет в глаза. Вокруг все белое. Можно приступ эпилепсии получить. Обычно в клубах туалеты плохо освещены.
— Дай сюда, — спокойный и твердый голос незнакомца ласкает слух.
Прикосновение исчезает. Теперь ухо щекочет горячее дыхание и очень возбуждает. Проглатываю ком, когда мужские ладони ложатся на талию. Инстинктивно напрягаю ноги, потому что тепло расползается по всему телу сладкой патокой.
Невероятно! Меня лапает озабоченный придурок, а я, как малолетка рядом с кинозвездой, вот-вот грохнусь в обморок от восторга!
Мысль придает сил и трезвости. Выпрямляюсь до хруста в позвоночнике, вскидываю подбородок. Взгляд мельком цепляет ослепительную улыбку. Возмущение застревает в горле.
Незнакомец ловко убирает руки, оставляет после себя только пульсирующие следы на коже.
— Кто ты такой? Что тебе от меня нужно? — остервенело тру веки.
Про себя молюсь, чтобы не размазался уставший за день макияж. Но согнать морок необходимо, а то через минуту станет непонятно, к чему приведет встреча.
— Мне от тебя? — усмехается наглец.
Подворачивает рукава, затем склоняется над раковиной с жилеткой.
Ищу в памяти нужный образ, но разум отказывается помогать. Я точно знаю этого гиганта, который притащил меня в мужской туалет. Он вроде моего возраста, но кажется взрослее.
— Отдай жилетку, и я пойду, — обхватываю ладонями предплечья.
Жутко. Почему прикосновения такие знакомые? И дыхание… Аромат свежий, но с табачной перчинкой. Будто бы раньше он был другим.
Приглядываюсь внимательнее. Делаю шаг вперед, затаиваю дыхание.
Незнакомец не двигается. Расслаблен. На ум приходят тигры из цирка и обманчивое впечатление абсолютной безопасности от зверя за решеткой. Вот он лежит, но стоит дрессировщику отвернуться, как в одно мгновение острые когти разрывают бедолагу на части.
Парень дает мне возможность рассмотреть его со всех сторон. Подметить двигающиеся под черной футболкой стальные мышцы, коротко стриженный русый затылок.
— Кажется, тебе интереснее здесь, — хмыкает и косится на мое отражение в зеркале.
Подавляю желание скрыться за дверью и никогда не вспоминать об этом дне. Воинственно выпячиваю грудь. Мне нечего стесняться.
А на парня приятно смотреть. Сплошной секс. Даже свисающие на лицо растрепанные пряди делают незнакомца только привлекательнее.
— Стирай, не отвлекайся, — язвлю. — Раз уж взялся.
Смеется. Его смех вводит в ступор.
Нет, я бы не забыла такого красавчика! Мне же никто не стирал память. В каждой черточке проскальзывает что-то знакомое, но картинка все равно не складывается.
— Слушаю и повинуюсь, принцесса, — замираю от нежности в бархатистом голосе. — Тебе так обычно отвечают, да?
Сталь в интонации режет и попадает в обескураженное сердце. Не понимаю как, но металл в его словах бьет прямо по больному. Замечаю безумный блеск в зеленых радужках... Как все исчезает. Передо мной вновь привлекательный парень. Который улыбается так, словно не резал словами душу минуту назад.
— Чего ты? — нежный шёпот бальзамом льется на раны, и я недоуменно моргаю. — Не вспомнила, да?
Его ладонь касается моего лица. Убирает локоны, гладит щеку. Делает все так, словно мы знакомы тысячу лет. Внутри что-то откликается, поэтому тянусь навстречу. Шампанского больше нет — это настоящая магия. Иначе как объяснить притяжение между нами?
То, как он смотрит, как касается… Волшебно. Словно я принцесса в изумрудном замке его глаз. Напор, с которым его язык вторгается в рот, вызывает стон. Все невысказанные противоречия испепелились под жаром столкнувшихся тел. Обнимаю своего таинственного незнакомца за шею, подпрыгиваю и обхватываю ногами.
Прекрасно.
Такое уже было. И не один раз. Тело пылает от прикосновения его кожи к моей. Нагло и беспринципно он залезает рукой под топ, сминает грудь.
Здесь чертовски неудобно. Несчастная раковина скрипит под моим весом, будто сейчас обвалится на пол. Смеситель упирается в спину, когда незнакомец отстраняется. А я по инерции тянусь к нему, как к магниту
Он прячет под маской безразличия огоньки безумия. Но его выдает реакция тела: от красных пятнышек на скулах до тяжело вздымающейся груди.
Почему нас никто не заметил?
— Сумасшествие, — шепчу и снова тянусь к нему.
Он хватает мои запястья, прижимает к себе. Поднимает за подбородок так, чтобы смотреть прямо в глаза.
Его маска вмиг слетает с лица, разбивается вдребезги под нашими ногами.
Смятение рябью проходит по телу. Не знаю, куда деть взгляд. Все перемешивается: шампанское, прошлое, возбуждение.
Олег Шершнев?
Не верю. Тот добрый и немного язвительный парнишка из университета. Он, положа руку на сердце, всегда привлекал меня только мозгами. Но не сводил с ума. Никогда.
С трудом нахожу опору под ногами. Подошвы норовят заскользить по влажной плитке.
Олег…
Аж мурашки по коже. Стоит как замороженный. Лицо каменное, взгляд затуманен. Словно не здесь.
Почему в таком ступоре? Даже не реагирует, что цепляюсь мертвой хваткой.
— Неловко вышло, — бормочу и сама себя обрываю.
Кто меня за язык тянул? Все вышло. Даже лучше. Он же ненастоящий незнакомец. Мы практически бывшие.
«И как же ты его “бросила”?» — напоминает внутренний голос.
Трясу головой. Чувство неловкости возвращается. Обнимает за плечи, стремиться в середину живота. Тугим комком дискомфорта падает.
Это случилось давно. Он же понимает, что у нас ничего не было?
— Сильно изменился? — вздрагиваю, когда Шершнев очаровательно улыбается.
Куда делась каменная статуя? Сверкает своими тридцатью двумя, галантно придерживает за руку.
Опешив, смотрю вверх. Пробегаю взглядом по колючему подбородку, цепляю кончик когда-то крючковатого носа. Вроде все нормально. Только изумрудное пламя в глазах странно полыхает. Недобро. Сыплет искрами и жалит кожу как бенгальский огонь.
— До неузнаваемости, — осторожно поднимаю с пола жилетку.
Воздух искрит. Чувствую, как электризуются волоски на руках. Поддавшись первобытному инстинкту, оглядываюсь, но… Все спокойно.
Шершнев поправляет прическу и улыбается отражению.
Что происходит? Виновато шампанское или коктейли? Вроде приличное заведение, но мне явно что-то подмешали. Или старые добрые однокурсники подсыпали?
Иначе как объяснить тот факт, что я с удовольствием и упоением щупала Шершнева? Еще глюки: то холодно, то жарко. Так и до больнички недалеко.
— А ты все такая же, — он оборачивается, а по моей спине проходит холодок. — Только стала еще краше.
— Спасибо, — растерянно лепечу, наблюдая за расслабленными движениями.
Или его уверенность меня дестабилизирует, или это зрительные галлюцинации от выпитого. Второй раз человек, который без задней мысли помогал мне с любой просьбой в университете, внезапно напоминает хищного зверя.
Я словно в океане, плаваю посреди ледяной воды. Смотрю по сторонам, кажется, вижу акулий плавник. Он или обман зрения?
Шершнев замирает неподалеку. Засовывает руки в карманы и смотрит. Слишком устало для своего возраста. Выдыхаю с облегчением.
Сонная тяжесть наваливается на плечи. Давлю зевок, покрепче перехватываю жилетку.
— Слушай, мне надо найти Катю, — оглядываюсь впопыхах.
Все чисто. Странно, ведь сумочка валялась на полу, но ничего не выпало. Вздыхаю и скрещиваю пальцы. Очень надеюсь, что жилетка не сильно пострадала. Казалось, Олег знал, что делал, когда ее застирывал.
— Лазареву? — хмурится, отчего на лбу собираются морщины.
Знакомо. Из-за плохо зрения Олег всегда хмурился и щурился одновременно. Выглядело странно со стороны, но в этом была вся прелесть. Оно цепляло меня в прошлом.
Будь во мне поменьше стереотипов и не слушай я всяких дураков, точно с Шершневым сложилось. Чего не хватало? Красоты?
Мне ли не знать, что это наживное.
Сердце тоскливо стонет.
Предательница…
— Она Воробьева, — не замечаю, как улыбаюсь. — Ты никогда не помнил.
Безразлично пожимает плечами.
— Девушка Лазарева, — отворачивается чересчур резковато для равнодушного человека. — Остальное не имеет значения.
Виновато вздыхаю. Да, похоже, я знатно испортила ему жизнь. Шершнев дружил с Лазаревым в университете. Даже, по-моему, поддерживал контакт некоторое время. После ухода Олега почти сразу отчислился и Женька.
А потом Шершнев прекратил общение с единственным другом, который у него был.
— Она там осталась одна, — потупив взор, вздыхаю. — Нам домой пора.
— Я видел Лазарева, — внезапно выдает Олег и движется к выходу. — Так что Катя твоя давно дома. Поехали.
Недоуменно моргаю, затем злюсь. Волны ярости паутиной окутывают тело.
— Ты не понял, — говорю с нажимом. — Они больше не вместе, и я ее здесь не оставлю.
— Если она еще там, то подвезу вас обеих, — чеканит каждое слово. — А если нет, то ты не умеешь выбирать друзей, малыш.
— Я в состоянии решать без тебя, — повышаю голос и быстро приближаюсь. — Не трогай Катю. Наличие денег и красоты не дает тебе права судить людей.
— Конечно, нет, — он смеется и поворачивается, затем наклоняется ко мне близко-близко. — Такое право дано только избранным при рождении, верно?
В машине с Шершневым находится комфортно, уходит вся неловкость.
Ночью нет пробок, поэтому едем быстро. Но и здесь Олег не нарушает правила. Ведет спокойно и уверенно, не поддается на провокации со стороны всяких гонщиков.
Ловлю себя на мысли, что невольно любуюсь им. Давненько никто не вызывал во мне такой интерес.
Легкий поток воздуха приятно щекочет кожу и слегка остужает голову.
— Красивая машина, — разбавляю голосом арию Баха из динамика и повисшую, между нами, тишину.
— Безделушка, — морщит нос, затем поглаживает большим пальцем руль. — Один из многих атрибутов успешного человека.
Киваю. Что здесь скажешь? Встречают по одежке. Актуально во все времена. Часы, ювелирные изделия, дорогие иномарки.
— Я ничего в них не понимаю, — жму плечами.
Сколько вещей, которые раньше не трогали, становятся важными. В этом есть своя прелесть. Замечаешь мелочи и ценишь то, что раньше казалось незначительным.
— Но ты понимаешь, сколько она стоит, — скептически приподнимает бровь, а я закатываю глаза. — Остальное тебя мало интересует.
— Хватит, Шершнев, — цыкаю и откидываю за спину длинные волосы. — Я не меркантильная тварь, как тебе видится.
— Не-е-ет, ты что. Как можно подумать? — хмыкает, сверкает белыми зубами.
Злопамятный. Хочется ответить колкостью, но передумываю. Пусть побесится. У него быстро проходит. Попыхтит и перестанет, а мне ругаться с ним не с руки. Мне действительно интересно, как у него дела. Да и воспоминания о случившемся в туалете клуба будоражат воображение.
К лицу приливает краска. Чувствую, как щеки пылают, и отворачиваюсь.
Ох, Леночка, ты с удовольствием пощупала, нижнюю часть тела Шершнева.
Откидываю козырек, делаю вид, что поправляю макияж. Судорожно забываю выступивший пот и красноту пудрой.
Спокойствие, Леночка, только спокойствие.
— Почему зацепилась за машину?
— Ты притих, а меня тянет на разговоры, — убираю пудру и ногтем расколупываю отлетающий от сумочки страз.
Починку этой «безделушки» не себе позволить в ближайшее время. Хотя зарплата у меня вполне достойная, но с болезнью отца все деньги уходят на его лечение.
Мысль остужает. Но я по-прежнему чувствую, как резво отстукивает сердце.
Такие самцы, как Шершнев, на дороге не валяются.
— Я знаю о твоем отце, — внезапно говорит Шершнев, и я замираю. — Мне жаль.
— Мне не нужна жалость, — выплевываю резко.
Не понимаю, почему завожусь на ровном месте. Слова больно ранят. Словно папы уже нет. Уверена, что Олег говорит искренне, но его сочувствие ужасно бесит.
Отец всегда был опорой. И будет снова. Как только переживет кризис.
— Папа справится, — сжимаю кулаки. — Он сильный.
— Сильным людям тоже нужна поддержка и любовь, — Олег задумчиво смотрит перед собой. — Иногда необходимо побыть слабым.
— Такое не про него. Папа не умеет ни отдыхать, ни расслабляться. Когда ты управляешь крупной фирмой, слабость равна смерти.
— В этом он прав.
Тема неприятна. Не нравятся ни рассуждения Шершнева, ни моя вынужденная оборона. Папа не нуждается в защитниках.
Ежусь, ищу удобное положение. Прежний комфорт испаряется. Теперь уверенность собеседника раздражает. И машина, и голливудская улыбка.
— Ты хотела поговорить, — словно читает мысли Шершнев. — Лучше сменим тему.
Бесит. Я еще и виновата.
— Откуда все это? — развожу руками. — Ты грабишь банки?
— Все белее белого. Нечего рассказывать. Стартап. Провал. Второй стартап. Снова провал. Найм, накопление, поиск инвестиций. Стартап, выход на окупаемость и стремительный взлет. Технологии сейчас в цене, акции растут, компания тоже. Смотрю на другие сферы, чтобы расширить сетку.
— Быстро ты, — поджимаю губы. — У нас так только Лазарев поднялся. Благодаря папе.
— Про него знаю, — обрывает Олег, и я недоуменно оборачиваюсь. — Там своя мотивация уйти в бизнес. Но моя оказалась сильнее.
Кидает взгляд. Подмечаю в нем непонятное осуждение, невольно сжимаюсь. Словно меня в чем-то обвиняют.
Нет, я не из робкого десятка. Все дело в странном влиянии Шершнева.
— Как твоя мама?
Во рту скапливается слюна при воспоминании воспоминаний о пирожках Татьяны Ивановны.
— Отогревается в Турции после Сибири. Восхищается местным колоритом, подсела на их сериалы и с упоением пересказывает мне каждую новую серию, — интонация Шершнева смягчается, в салоне становится теплее. — Голосовыми.
— Весело тебе, — смеюсь, представляя, с каким лицом успешный бизнесмен сидит вечерами и слушает истории про турецкие страсти.
Болтаем о какой-то ерунде. Про бывших однокурсников, цены на бензин и новые фильмы. Разговор идет легко и невесомо. Я не замечаю, как Шершнев останавливается возле моего подъезда.
Некоторым людям не свойственно чувство такта.
Просыпаюсь на следующий день под разрывающийся телефон. Режим вибрации не спас воскресное утро. Проклинаю себя и неспособность выключить его вовсе.
Все из-за новостей о папе. Вдруг позвонят из клиники?
Тяжело моргаю, прогоняю яркие всполохи сна. Через секунду не вспомню, что снилось, однако ощущения приятные. Потягиваюсь, ловлю улыбку на лице в зеркале.
Встреча с Олегом оставила неизгладимое впечатление. Кто бы подумал, что он станет таким? Кажется, что все произошедшее вчера — просто сон. Только разливающееся в груди тепло намекает на правду.
— Слушаю, — скриплю в трубку, обдираю голосом стенки горла.
На часах семь утра. Я не выспалась. В голове гудит.
Вопрос, который не дает покоя: кто в выходной день просыпается раньше десяти?
— Елена Семеновна, вы спите? — тонкий писк помощницы моего начальника, Павла Андреевича, раздается в динамике.
Обреченно вздыхаю.
— Рита… — чувствую, как на зубах скрипит ее имя.
Что за бестолковая девчонка?
— Елена Семеновна, у нас здесь такое! — перебивает дрожащим голосом. — Это не могло ждать.
— Аудит? — напрягаюсь и подскакиваю на кровати. — Они совсем озверели? Скоро ночами ходить начнут.
Судорожно ношусь по комнате. Нужно ехать. Без вариантов. Постоянные косяки в отчетах сошли на нет за последнее время, но по-прежнему оставались. С учетом того, что выловить в воскресное утро практически некого, никто ничего не найдет.
Торможу возле зеркала. Проделки папиных конкурентов. Точно. Используют ситуацию. Всевозможные инспекции водят вокруг нас хороводы. А теперь, видимо, нашли слабую точку.
Только бы Галина Петровна подъехала. Нашего главного бухгалтера все боятся как огня. Стоит зыркнуть из-под очков-половинок, как два-три здания налоговой инспекции закрываются на ремонт. И обновление в системе вместо четырех часов проходит за пять минут.
— Звони Галине Петровне, — скидываю пижамные штаны, прижимаю телефон к плечу. — Если она на своей метле не покинула пределы Московской области, то у них просто нет шансов. За испорченный вечер с внуками она их вместе со всеми папочками сожрет…
— Нет, нет. С этим все в порядке, — лепечет Маргоша совсем тихо. — Не в этом дело.
Молчит. Чувствую, как придавший сил адреналин превращается в ярость. Единственный выходной. Полноценный. И не проверка.
Бешусь.
— Рита-а, — протягиваю, и до мысленного треска сжимаю телефон, — или ты объяснишь, что происходит, или Галина Петровна покажется тебе ангелом небесным.
— Завтра срочное собрание акционеров, — выпаливает Маргоша на одном дыхании. — Утром. Все загадочные, никто ничего не говорит. Павел Андреевич белее белого. Молчит, бегает, трясется. Глаза бешеные. Вам звоню, потому что велел под страхом смертной казни.
Недоуменно хмурюсь.
Что за цирк с конями? Паша всегда спокойный как удав. Непоколебимый, как монолитная несущая стена! Какая паника?
Если вечером объявят конец света, он все равно невозмутимо напомнит про отчет и дедлайны. Такие мелочи, как апокалипсис, Павла Андреевича не волнуют.
Что его пошатнуло?
Оседаю на кровать, сжимаю в руках черную наволочку.
В нашей фирме «собрание акционеров» — что-то из разряда «сверим все календари, коллеги».
Срочное — обычно в рамках двух недель. Но вот так, чтобы всех собрать за один день?
Нехорошее предчувствие оседает в горле. Или кто-то умер, или мы банкроты. Нет. Все умерли, и мы банкроты.
— Не спрашивайте, — выдает Маргоша и всхлипывает в трубку. — Сама ничего не понимаю. С утра грозит уволить.
— А он где?
— В архиве заперся с юристом. Матерится, — вой переходит в рыдания.
Морщусь. Ненавижу, когда люди теряют профессиональное лицо.
Но, признаю, сама в шоке.
Лишний повод не впасть в панику, а собраться.
— Кофе ему отнеси, — настойчиво намекаю на то, как разведать информацию. — Мне тебя учить?
— Отнесла уже, — спокойно выдает Маргоша. Резкой переменой вводит в ступор, — Ничего не говорят. Только шуршат да переписываются.
— Матерится?
— Просто в воздух, — вздыхает, — или на меня. Что всех еще не обзвонила. Елена Семеновна, подтверждаю завтра ваше присутствие?
— Конечно, — киваю, словно меня видят. — Будет информация — пиши.
Разговор заканчивается так же внезапно, как и начался. Последняя нервная клетка отплясывает танго в районе пульсирующего от перенапряжения виска.
Забавно, Леночка. Родилась в приличной и успешной семье. Живи да радуйся. Родители все сделали.
Только не успеваешь вылупиться, как все: то червяка не разжевали, то из гнезда рано выкинули.
«Не смешно».
Набираю ответ на автомате, потому что не по себе от его едкой шутки. В другое время я бы не обратила внимания, мол, пусть резвится. Слова, сказанные мной в прошлом, оставили на нем след.
Я пожалела о них в тот момент, когда не увидела Шершнева поблизости. А потом узнала, что Олег бросил университет. Но всегда гнала мысли, что это произошло по моей вине. Тогда я была пьяна и толком не соображала.
Только могли ли наши ненастоящие отношения так повлиять на него?
Вновь погружаюсь в прошлое.
Злосчастная вечеринка по случаю дня рождения кого-то из Лазаревских дружков. Громкая музыка, целующиеся парочки, что еще вчера едва друг друга знали, а завтра забудут.
Черт меня дернул туда пойти?
Но я пьяна, мне весело. Рядом крутится чей-то перспективный и вполне симпатичный сын. Не помню, как так вышло. Бокал, а следом пошел второй. Вот изумруды моего ненастоящего парня переливаются от бешенства за толстыми стеклами очков в тусклом свете комнаты.
— Она моя девушка, — рычит Шершнев на поднятого над полом блондинчика.
Уверена, если промедлю минуту, Олег порвет этого мажора. Тот уже синий в его огромных лапищах.
Хочу кинуться к нему.
Ничего не было. Мы просто разговаривали. Да, этот урод утащил меня в уголок, но ты пришел вовремя.
Вокруг слишком много людей. Никто из них не знает про наши фальшивые отношения с Шершневым. А я так и не определилась, что с ними делать.
Колеблюсь ровно минуту. Под звучный треск под ребрами давлю болезненную улыбку. Собственный смех кажется нервным. Думаю, все видят, что я вру.
Они смотрят. Раздаются ехидные смешки, шепот разносится по помещению. В этом обществе не принято дружить с такими как Олег. Тем более встречаться с ними. На Шершнева все закрывают глаза только из-за Лазарева. А здесь такой скандал: у королевы курса парень — нищий урод.
— Шершнев, ты обкурился? Ты себя в зеркало видел? — фиксирую взгляд на застывшем Олеге.
Он белеет. Краска уходит с лица, а глаза превращаются в щели. Смаргиваю слезы, закусив щеку изнутри. Больно. Жажду подойти и успокоить его. Скрыться от посторонних, которые стали свидетелями разыгравшегося скандала.
— Лазаревский щенок совсем с цепи сорвался, — проносится по толпе.
— А Ленка, что ли, с этим нищебродом? — чей-то знакомый голос врывается в воспаленное сознание.
— Фу, он такой стремный, — вторит другой.
Не понимаю, как сохраняю лицо. Выразительно смотрю на Шершнева.
Мы потом поговорим, Олег. Не сейчас. Не при всех.
Пойми меня, пожалуйста.
— Я не встречаюсь с теми, у кого на счету меньше миллиона долларов, — подхожу и щелкаю пальцем по его носу.
Поворачиваюсь к захрипевшему блондинчику. Кажется, что Шершнев вознамерился выдрать у него кадык. А я не замечала никогда, насколько у него сильные руки.
Со мной он всегда был предельно нежным.
— У него их, кстати, тоже нет. Так что расслабь булки, зая…
Выныриваю из воспоминаний под вибрацию телефона. В груди противно тянет, во рту словно нагадили кошки. Хочется прополоскать внутренности с мылом.
Прошлое остается прошлым, чтобы ты не сделал. Вариантов немного: или страдать, или принять.
Выбираю второе.
Но до сих пор ненавижу избалованных мажоров. Потому что сама была такой.
Обычно я не обращаю на них внимания. Но слова Шершнева задевают за живое.
Он знает, что с моим отцом. Кто так шутить? Неужели я заслуживаю подобного отношения?
«А мне кажется вполне забавным. Общее прошлое — это очень романтично».
Не понимаю, почему не отрываю взгляд от экрана телефона.
Он издевается?
Невидимая струна напрягается, заставляет выпрямить спину. Сейчас ее разорвет от напряжения.
«Лен, я шучу. Ты чего?»
Слышу, как кровь отбивает в ушах барабанный ритм. Не верю. Что-то не дает покоя. Не понимаю, что ответить, лишь пялюсь в экран. Облегчение прокатывается по телу, но внутри что-то гложет. Словно ложное чувство безопасности меня обманывает. Сама себя успокаиваю, будто все хорошо.
Трясу головой.
«Неуклюжая попытка. Извини. Я по делу. Сегодня встретимся в пять вечера?»
Новое сообщение перебивает предыдущее. Глажу пальцем экран.
Жмурюсь.
Просто я очень впечатлительная. Отец, проблемы с деньгами, новые приключения на работе. Такое кого угодно превратит в параноика. Даже меня. Пора заняться терапией.
Если разобраться, то Олег не написал ничего плохого. Вспомнил неловкий случай, ничего больше. Кто из нас так не делает при встрече с давними знакомыми? А то, что не подумал про ситуацию с отцом… Он и не должен.
Неприятно, да. Но кто я ему? Ненастоящая бывшая девушка?
Отбрасываю телефон в сторону и недоуменно пялюсь в потолок. Катя в третий раз скидывает мой звонок. Именно тогда, когда мне нужна подруга, она занята своими делами. Понимаю, что так думать — эгоизм. Но ничего не попишешь
Мне нужен не совет… А ее голос.
Наша дружба, несмотря на все эмоциональные качели, продержалась кучу лет. За это время Воробьева стала мне настоящей сестрой. Я привыкла заботиться о ней, но сейчас требовалась ее поддержка.
Червячок совести тревожно ворочается в груди. Я до сих пор не рассказала ей о проблемах с отцом и бизнесом. Жду, как маленький ребенок, что та выпытает.
Какая глупость.
Подбираю телефон. Достаточно детского поведения на сегодня. Скоро встреча с Олегом, а я до сих пор не поняла, что чувствую и чего хочу.
С одной стороны, заинтригована и очень заинтересована. Поражаюсь своей реакции на бывшего парня. Мне все нравится. Но с другой... Сколько раз уже так было? Я слишком легко и быстро очаровываюсь.
Пальцы бегут по сенсорным кнопкам. Прежде чем успеваю написать Кате, вижу ее поступившее сообщение.
«Прости, ученик попал в реанимацию. Не могла говорить. Что-то случилось?»
Мысленно ударяю себя по лбу. Нет, я точно эгоистка. Новая работа Кати мне нравится. Особенно то, с каким трепетом она к ней относится. Дети делают ее счастливее.
А здесь такое.
«Оу, не знала».
Волнение не дает покоя. Набиваю следом два сообщения.
«Ты в норме?»
«Можешь говорить?»
Она не отвечает. Волнение щекочет горло.
Позвонить? А если она занята?
Поток переживаний прерывает знакомая мелодия. Поджимаю губы. Воробьева страдает синдромом то спасателя, то жертвы. И это не дает мне покоя. В итоге поднимаю трубку.
— Кать, — тревожусь, — точно можешь?
— Давай не об этом, пожалуйста, — едва узнаю ее голос, настолько тусклый и безжизненный. — Звонила?
— Да-а-а, — тяну, прислушиваясь к ее дыханию.
Меня разрывает спросить, как она. Или сесть на такси и примчаться к ней. Сердце сжимается от осознания, насколько ей плохо. Но ничего не поделать. Когда-то давно я приняла решение не лезть в ее жизнь без спроса. Сейчас именно тот случай.
Не говорит о себе, значит, отвлечемся на меня. Делаю пару вдохов и натягиваю привычную улыбку. Маска ложиться, словно влитая.
— Воробьева, сидишь? — весело пропеваю.
Что еще делать? Нужно переключать Катю с ее упаднических мыслей.
— Лучше. Лежу.
— Короче, ты помнишь Олега? — от того, как звучит в моих устах его имя, звенит тревожный колокольчик.
Надо, Ленчик, тебе бы тормозить в своих размышлениях. Он же сказал, что встреча по делу.
— За два дня не забыла. Дегтярев жег, — вижу, как Воробьева пожимает плечами.
Не понимает. Впрочем, я тоже не думала о Шершневе до недавней встречи.
— Я не про него, — из груди вырывается нервный смех. — Олега Шершнева. Он учился на курс старше. Музыку писал, помнишь? Группа у него была. Господи, как же называлась…
Треклятое название кажется чем-то важным, но в голове белый шум. Вернее, там только его музыка.
Всегда нравилось, как он играл на гитаре.
— Я заинтригована, — перебивает Катя. — Помню. Патлатый такой. В очках.
Хохочу.
Патлатый и в очках.
Все помнят его внешность, а я — музыку.
Сама идея нашей встречи кажется абсурдной. Мы с ним из разных вселенных: что тогда, что сейчас.
— Лена-а-а, Олег же за тобой хвостом четыре года ходил. Если правильно помню, Шершнев не в твоем вкусе. Ты сказала, чтобы подкатывал, когда заработает пару миллионов долларов.
— Эм, — мнусь, не зная, что ответить.
Катя права. Но больше цепляет, что она помнит тот случай.
Неужели все так плохо?
— Он заработал, — выпаливаю на одном дыхании. — У него растущая IT-компания.
Катя молчит, и я теряюсь. Больше не жду ничего хорошего от нашего диалога. Настроение летит в трубу.
— Мы встретились. Вчера. Парень, который в нас врезался. Помнишь? Олег очень изменился, — говорю, сама не зная зачем.
Словно оправдываю, только не пойму, кого именно: то ли Шершнева, то ли себя.
— Сначала тоже не узнала! Поболтали, потом вы втроем влетели. Я быстро ему телефон дала, — складно вру. Становится тошно. — Сегодня позвал на свидание. Не знаю, что и думать…
— И у тебя сразу любовь проснулась?
Слова Кати обжигают лицо, будто добротная пощечина. Во рту противно жжет, следом накатывает гнев.
Какого черта она так со мной разговаривает?
— Теперь Олег нужен? Лена, отстань от парня. Пусть строит жизнь с нормальной девушкой.
Выбранное Шершневым место удивляет. Ресторанчик находится недалеко от офиса нашей компании, так что я много раз в нем обедала. Даже проводила корпоративы.
Почему же сейчас не по себе?
Недоброе предчувствие рождается в груди, но я списываю все на разговор с Катей.
Она права.
Но от осознания сего факта легче не становится.
— Это была ошибка, — проговариваю вслух, остановившись возле прозрачной витрины.
Получается правдоподобно. Верю себе.
Вижу свое отражение. Миндалевидные глаза в обрамлении пушистых ресниц смотрят строго, как и нужно. Длинные светлые волосы собраны в высокий пучок на затылке. Синий брючный костюм не оставляет намека на флирт. Только черные босоножки — единственная деталь, которая намекает на легкомысленность и романтичность.
Нервно поправляю выбившийся локон: не девушка, а неприступный бастион. Делаю два вдоха и вхожу в распахнувшиеся двери.
— Добрый день.
Знакомый администратор приветствует с порога.
— Здравствуйте, — улыбаюсь, — у меня здесь…
— Встреча, — подсказывает парень и напряженно машет головой в сторону. — Да, да. Ваш спутник ждет. Я провожу.
Чуть ли не срывается с места, заставляет меня недоуменно распахнуть глаза.
Что происходит?
Поведение администратора настораживает. А он останавливается и оборачивается.
— Елена? — его взгляд бегает.
— В чем дело? — хмурюсь и расправляю складки на пиджаке.
Мнется. Кажется, будто жаждет что-то сказать. Оглядывается по сторонам, затем подается вперед.
— Это не мое дело, — сдувается и бурчит себе под нос. — Извините. Пойдемте.
— Да что случилось?
Сдерживаюсь, чтобы не схватить парня за рукав. А он сама невозмутимость. Рассекает поток из редких посетителей, точно заправский ледокол, и приветливо улыбается им. Ничего не остается, как пойти следом.
Напряжение нарастает, вокруг сгущаются краски. Словно через минуту на головы людей обрушится ливень с грозой. Но этого не происходит. Только вспыхивает и ослепляет молния. Настолько яркая, что от ее света жжет глаза.
В белых брюках и такой же рубашке за столом сидит Шершнев. Что-то увлеченно печатает на ноутбуке. Вспоминаю, что скорость света быстрее скорости звука, и через несколько секунд грянет гром.
Администратор подходит и хватается за стул.
— Можете идти, — не поднимая головы, бросает Шершнев.
Парня сдувает, словно ветром. До меня донеслось только бормотание про хороший вечер. А я стою возле столика и недоумеваю.
Что за хамство?
— Присяду? — с усмешкой указываю на выдвинутый стул.
— Секунду, — говорит по-английски в ноутбук и поднимается с места.
Замечаю наушник у него в ухе.
Это демонстрация? Его Высочество слишком занят для встречи с простыми смертными?
Злюсь. Чувствую, как ярость течет по венам и захлестывает сознание. Шершнев же, не глядя на меня, отодвигает стул и жестом приглашает присесть. Только я не двигаюсь с места.
— Пожалуй, нашу встречу лучше перенести, — поджимаю губы и поправляю на плече сумку. — У меня мало времени.
— У меня тоже, — устало смотрит, и я врастаю в пол. — Сядь, Лен.
— У тебя переговоры…
— В которых ты заинтересована в первую очередь, — осекает на полуслове и цедит сквозь зубы: — Сядь на место. По-жа-луй-ста.
— У тебя минута, — тряхнув головой, падаю на предложенный стул.
Игнорируя меня, он возвращается на место. Наблюдаю за ним, почти не вслушиваюсь в суть разговора.
Притягательный засранец. Специально ли был тот спектакль, но сейчас Шершнев увлечен по-настоящему. Внешне спокоен, но все равно замечаю, как он барабанит пальцами по столу.
Старая привычка. Он и раньше так делал, когда придумывал мелодию на паре. Или решал сложную задачку.
Настолько увлекаюсь наблюдением, что не замечаю, как Шершнев закрывает ноутбук и отодвигает его в сторону. Прихожу в себя от бархата его голоса.
— Прости, заставил тебя ждать.
Фокусирую на нем взгляд. Шершнев тепло улыбается. Даже как-то… Смущенно, что ли.
У меня глюки. Разве он способен на смущение? Впору самой провалиться под землю. Гнев испаряется, словно его и не было.
— Это были важные переговоры, Лен.
Смотрит прямо на меня, отчего в горле застревает ком. Не понимаю, как реагировать. Слишком быстро мы сменили одну плоскость на другую. Виновата, конечно, наша страстная встреча. Общайся мы подольше, у нас нашлось бы что-то общее.
«Отстань от парня. Пусть строит жизнь с нормальной девушкой».
— Успешные, надеюсь? — отдергиваю руку от его ладони.
— Руку, — дергаюсь, словно змея, — убери.
Губы кривятся в усмешке, а в глазах сияет победоносный блеск. Думает, что обставил меня. По довольному выражению лица все видно. Он даже не пытается его скрыть. Но пальцы все-таки оставляют в покое подбородок.
— Не вижу счастья, драгоценная моя. Разве не об этом ты всегда мечтала? Пришел мужик, богатый и красивый и говорит: «Я все решу». Где объятия и слезы облегчения? Твой папенька практически спасен, принцесса.
— Заткнись, — скриплю зубами. — Боже, Шершнев, какая пошлятина.
Рот наполняется кислотой. Жажду ее выплюнуть и воспользоваться ополаскивателем. Противно даже отвечать. Любое мое слово вызывает усиленное ядоотделение у лощеного гада.
— О, прости, милая, — разводит руками. — Совсем забыл, что есть пошлятина. Только уточни, а секс в туалете клуба в эту категорию входит или нет?
— Входит. Но на большее ты не годишься. Но у тебя же другие планы?
Шершнев удивленно приподнимает бровь. Едва сдерживаюсь, чтобы не подобрать со стола бумаги и не отхлестать ими самодовольную рожу.
ОН воспринимает за поражение, потому что дальше выдает:
— Где гневная тирада из разряда: «Кем ты себя возомнил»?
Подбираю со стола салфетку. Адский зуд охватывает тело.
Как я приняла его за нормального парня? Он же конченый псих.
Игнорируя косметику на лице, тру места, где кожа соприкасалась с его пальцами. Еще не хватало подцепить какую-нибудь дрянь.
— Ее не будет, — откидываю в сторону бумажный клочок. — Выслушаю твое предложение до конца.
— Заинтриговал? — щурится, затем косится в развернутое меню.
— Пытаюсь понять мотив. Зачем все это? — сцепив пальцы в замок, наклоняюсь. — Прости, но в спектакль про внезапно проснувшуюся любовь не верю ни на грамм.
Кивает, затем перелистывает страницу. Словно уже отыграл свою партию и вытащил главный козырь. Но я знаю, что это не так. Вижу по тому, как он безотрывно смотрит на глянцевые страницы.
Пазлы в голове нашли друг друга и послушно складываются в картинку. Осталось мелкие детали.
— Правильно делаешь. Ты у меня умная девочка, — скалится, отчего к горлу подступает тошнота. — С чего бы начать?
Недовольно морщу нос.
— Шершнев, ты решай быстрее. Потом сверни в трубочку бумаги и засунь в одно место. Единственная причина, почему я здесь — банальный интерес. Ничего больше.
— Здоровье папеньки тебя уже не волнует? — приподнимает голову и хлопает ресницами
Закрываю глаза. Удар достиг цели.
Боже, почему я такая дура? Поверила в сказку о принце. Переживала, что вновь причину ему боль.
Шершнев изменился. Пора воспринимать его новую личность и не оглядываться на прошлое.
— Тогда тебе будет интересно, как обстоят дела в его бывшей компании.
Будь передо мной кто-то другой, я бы подскочила с места и трясла проклятого подлеца за грудки. Потому что компания отцу дороже жизни. Он вложил в нее все.
Сдерживаюсь с огромным трудом. Не понимаю, зачем Шершнев нарывается на скандал, но я не поддаюсь на провокацию. Только до боли сжимаю кулаки.
У меня дергается веко.
Шершнев, оторвавшись от меню, внимательно смотрит на меня. Вновь происходит метаморфоза. Я не успеваю за сменой его эмоций. Тень усталости падает на лицо Олега, но через секунду исчезает.
— Лен, пятьдесят пять процентов акций теперь у меня. Твой отец продал мне половину из своего пакета. Тридцать достанутся тебе в ближайшее время.
— Он бы никогда…
Шершнев смахивает со лба налипшие волосы.
— Он уже это сделал. Его дела хуже некуда. Поэтому он обеспечивает будущее тебе и компании. С первым я пообещал помочь, если по второму вопросу Семен Вениаминович доверится мне. Все так и вышло. Но теперь я, как абсолютно новый человек в управлении, рискую напороться на левые теневые схемы. С которыми, если честно, нет времени возиться. А тебя все знают. План таков: выйти с тобой под руку и объявить, что акции — подарок тестя на нашу свадьбу.
— Уволь всех, в чем проблема? Посади своих людей. Не верю, что тебя беспокоят чужие судьбы. Остальные акционеры тебе больше не указ.
— Дура, — бормочет Олег куда-то в сторону, и я вспыхиваю от ярости. — Пока я устрою свои порядки, конкуренты отожрут львиную долю рынка. Нет, ты права. Я все верну, но это деньги. Большие, драгоценная моя. И планы на них есть не только у меня.
— Оу, так у тебя будут большие проблемы, — расплываюсь в улыбке и, скрипнув стулом, поднимаюсь с места. — Все ясно, Шершнев. Нашелся кто-то позубастее тебя в океане? Боишься, что откусит хвостик, пока ты наматываешь круги?
Он пожимает плечами, отбрасывает меню и разваливается на стуле.
Меня задевает его спокойствие. Если рассказ — правда, то ему лучше не расслабляться.
Вариантов всего два: или он врет, или уверен, что у него все под контролем.