Без права на шанс

глава 1

Эта книга — вторая в цикле Исправляя судьбу.

В ней я продолжаю историю Лиама и Сэм — тех, кто учится дышать заново после потери, кто пытается держаться, когда почва уходит из-под ног.

Я постаралась передать боль и тишину, которая остаётся после утраты. Ту, о которой редко говорят вслух. Если вы когда-то теряли близких — вы поймёте. И, может быть, среди этих страниц найдете немного тепла, как тихий свет в конце долгой ночи.

Это история не о смерти — а о том, как снова начать жить.

Депрессия не признак слабости — это признак того, что вы пытались быть сильным слишком долго...

СЭМ

Можно ли спасти человека, который не хочет быть спасённым?

Или пережить боль, которая въелась под кожу, как татуировка, только без смысла?

Каждое утро я просыпаюсь с этим вопросом. Или, если быть честной — просто открываю глаза. Потому что проснуться — это про возвращение к жизни. А я, кажется, туда уже не возвращаюсь.

Ответ всё тот же: я не знаю.

Но осталась. Выбрала Лиама. Хотя слово "выбрала" звучит слишком героично. На деле это было больше похоже на бессилие, завёрнутое в упаковку «решения». Я просто не смогла уйти. Он держал меня, когда я разваливалась на молекулы. Он уговаривал дышать, когда я, к несчастью, ещё могла это делать. Он верил в меня. Безумец.

Теперь он смотрит на меня, как на живое доказательство своей веры. А я смотрю в потолок и думаю: сколько времени нужно, чтобы он понял, что вложил силы не в ту? Когда он заметит, что этот "садик надежды" давно сгнил изнутри?

Мы живём вместе,в нашей новой квартире. Лиам работает в компании Арона. Великая трагикомедия продолжается: всё те же семейные драмы, только теперь за ужином я не кидаю вилки в стену. Прогресс, чёрт возьми.

Линда всё ещё рядом. Делает вид, что материнство можно прицепить к человеку, как бейджик на конференции. Иногда ловлю её взгляд — как у бездомной собаки, которой дали пощёчину и кусок хлеба одновременно. Но я не приближаюсь. Ни к хлебу, ни к ней.

Я не хочу жить.

Но я стараюсь. Такая себе пародия на функционального взрослого.

Ради Лиама, конечно. Кто же ещё. Ведь ничего так не мотивирует, как постоянное чувство вины, что ты — чёрная дыра, которая засасывает всех вокруг.

Он уговорил меня вернуться в университет. Потому что, цитирую: «Ты должна попробовать. Просто сделай первый шаг».

Первый шаг. Второй шаг. Третий шаг… И что? Я всё равно стою на месте. Только выгляжу, как будто двигаюсь. Идеальное преступление против здравого смысла.

Я улыбаюсь в нужных моментах. Смеюсь, когда надо. Имитирую жизнь. Чтобы те, кто меня любит, перестали носиться с плакатами: «Спасём Сэм!». Ведь если я выгляжу нормально — значит, можно не спрашивать, как я на самом деле. А на самом деле я где-то между “сдохнуть тихо” и “прожить из вежливости”.

Сара стала моей подругой. Это иронично. Я не верила в женскую дружбу. Но Сара оказалась… терпимой. Возможно, потому что не задаёт вопросов. А может, потому что у неё слишком хорошие крема, и я просто привязалась к запаху кокоса.

Сейчас мы лежим у бассейна. Солнце, пальмы, водичка. Почти отпуск. Если бы не тот факт, что я внутри себя всё ещё проваливаюсь, как в открытый люк.

— Никогда не думала, что твои выходные могут выглядеть так расслабленно, — говорит Сара. — Ты ведь всегда на бегу. Будто от чего-то убегаешь.

Угу. Например, от собственной жизни. Я усмехаюсь, но не отвечаю. Не потому что нечего сказать, а потому что устала. Даже думать — уже утомительно.

— Просто стараюсь вписаться, — говорю, пряча глаза за очками. — Может, однажды я поверю, что всё это реально.

Скорее поверю, что мармеладные мишки начнут говорить.

К нам подходят Лиам и Скотт с коктейлями. Господи, они выглядят так, будто жизнь — это рекламная брошюра для турагентства: улыбайся, пей мохито и не думай о прошлом.

— Выглядите так, будто обсуждаете что-то важное, — говорит Лиам.

Например, как не утонуть в собственной голове. Плавать не учили.

— Скорее просто наслаждаемся солнцем, — отзывается Сара. — Хотя, если у тебя есть секретный коктейль — делись, герой.

Скотт улыбается, как будто его шутки всё ещё работают. Милый. Надеется.

— За ленивые выходные и хорошую компанию! — говорит он, поднимая бокал.

Я поднимаю свой. Глоток сладости с каплей лайма. Отличный камуфляж для тоски.

Я смотрю на них — друзей. На Лиама, который продолжает бороться за меня, как будто я — не руины, а крепость.

И думаю: может, если я буду достаточно долго притворяться, что счастлива… однажды это станет правдой.

Хотя бы на несколько часов.

Хотя бы на один вдох.

ЛИАМ

Лето медленно ускользало, но сегодня оно, похоже, решило устроить прощальный тур. Солнце лупило с такой яростью, будто пыталось сжечь весь июль одним махом, и даже пальмы, казалось, хотели слинять в тень и взять отпуск.

Мы сидели у бассейна, смеялись, плескались, как в каком-то дурацком рекламном ролике о счастливом лете и красивой жизни. Скотт пытался стащить Сару в воду, она визжала так, что у птиц случился инфаркт, но в итоге оба свалились в бассейн, создавая волну, способную унести шезлонг.

И вот они — мокрые, довольные, шумные. А я? Я сидел рядом и смеялся вместе со всеми. Почти. Почти смеялся. Почти был там. Потому что мысленно — как всегда — я был где-то в другом месте.

Точнее — с кем-то другим.

Сэм.

Она лежала на шезлонге, словно статуя с настроением «не подходи — укушу». Книга в руках, взгляд затуманенный, как будто она была не здесь, а в другом измерении. Или в прошлом. Или, что хуже, — в себе.

Она изменилась. И да, это звучит банально. Типа «ты стал другим». Но, чёрт возьми, она правда стала другой. Полтора года назад Сэм была острой. Колючей. И — живой. Сейчас она скорее напоминала обломок кометы — красивая, но несущая на себе весь пепел своего падения.

глава 2

Ты можешь научиться снова ходить.
Снова дышать.
Снова смеяться.

Но сможешь ли ты снова жить?

СЭМ

Я не всегда чувствую, что управляю своей жизнью. Иногда кажется, что я просто статист в фильме, который давно уже не смотрит никто — даже я сама. Пассажир в собственном теле, тихо наблюдающий, как всё идёт к чёрту. Без права на вмешательство. Без перемотки.

Но бывают редкие, почти мифические моменты, когда мне удаётся ощутить хотя бы крошечный контроль. Микродозу силы. Иллюзию, что я ещё дышу не просто по инерции.

Например — когда я сажусь за руль своей Audi R8.

Гладкий чёрный корпус — как гроб на колёсах, если смотреть под нужным углом. Идеально отполированный капот, в отражении которого я вижу собственную усталость. Низкие посадочные сиденья — удобные, почти как капкан, из которого не хочется вылезать. Когда-то эта машина была символом свободы. Адреналина. Жизни. Всё как в кино.

А потом всё стало как в фильме ужасов с плохим бюджетом. Игра окончена. Спасибо, что проиграли.

Год назад я не могла даже смотреть на неё. Слишком много воспоминаний. Слишком много крови на памяти и на руле — пусть даже её давно оттерли.

После аварии я боялась всего:

Боялась заводить двигатель — вдруг снова не остановлюсь.

Боялась ехать вперёд — вдруг снова врежусь.

Боялась смотреть в зеркало заднего вида — вдруг там увижу Ника.

Боялась себя. Как будто я бомба замедленного действия. Как будто стоит нажать не ту педаль — и всё снова кончится.

Но однажды я просто села, завела… и поехала.

Не потому что перестала бояться. А потому что всё равно. Когда внутри пусто — уже не страшно. Страх требует надежды, а у меня её не осталось даже на сдачу.

Теперь прошло полгода. И я снова за рулём. Каждый день.

Мотор послушно урчит, как дрессированное животное, а я сжимаю руль, как будто от этого зависит моя устойчивость. Может, так и есть.

Дорога впереди растягивается, как бесконечная кинолента — только без сюжета. Без режиссёра. Без цели.

Я разгоняюсь. Ветер хлещет по стеклу. Асфальт под колёсами визжит, будто хочет остановить меня, но — увы. Я слишком давно не слышу чужих просьб.

Когда-то я ощущала свободу.

Когда-то я кричала от восторга, ощущая, как машина подчиняется мне, как каждое движение — это вызов гравитации.

Теперь?

Теперь это привычка. Ритуал. Как пить кофе по утрам, зная, что он не разбудит. Как надевать улыбку, зная, что никто не заметит, как она треснула.

Иногда я жму на газ сильнее, чем нужно. Просто чтобы почувствовать хоть что-то. Просто чтобы мотор зарычал громче моих мыслей.

А потом сбрасываю скорость. Потому что я всё ещё трус.

Потому что — несмотря на всю эту позу равнодушия — я не готова разбиться насмерть.

Хотя, чёрт возьми, иногда мне кажется, что разбиться было бы проще.

Чем просыпаться. Снова. Каждый чёртов день. И делать вид, что я еду вперёд.

А не кругами. По замкнутой, проклятой трассе своего прошлого.

***

Сегодня среда.

А значит — день моей еженедельной экскурсии в прошлое. В сад боли, воспоминаний и безмолвных взглядов.

В гости к женщине, которая потеряла сына… и по странному недоразумению не возненавидела меня.

Селеста Лавелль.

Мать Ника.

Королева печали в шелковых брюках.

Живёт за городом, в величественном особняке, который смахивает на открытку из другой эпохи — если бы открытка пахла скорбью, а не лавандой.

Высокие кованые ворота, газоны, ухоженные настолько, будто трава боится расти без разрешения.

Всё будто кричит: "Мы справляемся, у нас порядок!"

А за этим порядком — пустота.

Потому что если ты потерял ребёнка, всё остальное уже не имеет значения. Ни кованые розы на заборе, ни безупречно симметричные кусты.

Я раньше ходила на кладбище каждый день. Полагаю, у меня был абонемент в первый ряд.

Теперь — только раз в неделю.

Видимо, траур устаёт. Или я просто решила, что страдать по расписанию — модно.

А вот в поместье к Селесте езжу по средам. Стабильность, мать её, важна.

Зачем я туда еду?

Хороший вопрос. Я бы тоже хотела знать.

Может, потому что Селеста — единственный человек на планете, кто смотрит на меня не с жалостью, а с болью.

И я узнаю её взгляд.

Потому что это — мой взгляд. Только в другом лице и с дорогим кремом под глазами.

Я паркуюсь у ворот, выхожу из машины.

Воздух свежий, влажный. Прямо как мои глаза по утрам.

Пахнет скошенной травой, тишиной и чем-то, что называют одиночеством, если бы оно имело аромат.

Идеальное место для рефлексии и эмоционального саморазрушения.

Селеста уже ждёт.

Как всегда, безукоризненно собрана. Строгая, но не холодная.

Такая женщина могла бы учить элегантности войну.

В ней — благородство и усталость, выдержка и внутренняя трещина, замаскированная жемчугом.

Я помню, как смеялась она раньше. Легко, открыто, как будто жизнь не могла ударить по ней.

Сейчас её глаза — выжженное поле.

Без боли. Без надежды. Только пепел.

— Ты снова опоздала, — говорит она спокойно. Без укора.

Скорее — как данность. Как напоминание, что я по-прежнему хронически не вовремя. Даже в горе.

Я пожимаю плечами.

— Зато приехала. А это, по сегодняшним меркам, почти героизм.

Она улыбается. Чуть. Не потому что смешно — а потому что сил на большее нет.

Это не радость. Это кивок между двумя выжившими после бомбёжки.

глава 3

Лиам

Когда-то я думал, что бизнес — это про деньги.

Ну знаешь, классика: костюм, кофе, цифры на экране и фразы вроде «прибыль — выше ожиданий».

Теперь я понимаю, что бизнес — это про контроль.

За каждым словом, жестом, даже паузой между предложениями.

Деньги — это побочный эффект. Победа — вот настоящая валюта.

— Если хочешь, чтобы тебя уважали, ты должен сам создавать правила, — говорил отец, сидя во главе стола так, будто это был трон, а не обычная конференц-переговорка. — Никто не даст тебе власть просто так. Её берут.

Ну, спасибо за наставление, папа. Жаль, что инструкция «Как взять власть и не провалиться» не прилагалась.

Сейчас я именно этим и занимаюсь.

Выхожу из переговорной, расстёгивая верхнюю пуговицу — не потому, что жарко, а потому что, чёрт возьми, я не хочу больше играть в эту игру в галстуки.

В комнате остались трое мужчин лет пятидесяти, все с лицами «я всё видел и всех переиграл». Старые партнёры Арона. Они смотрят на меня, как на пацана, которого притащили с утренника и заставили подписать бумаги.

Пусть думают. Мне даже нравится.

Пока они снисходительно хлопают меня по плечу, я уже просчитываю, как обойти каждого из них. В шахматах таких называют пешками. Только в дорогих костюмах.

— Лиам, — слышу голос Арона. Он выходит следом, как всегда с тем самым «отцовским» тоном. Словно проверяет, не облажался ли я.

Я поворачиваюсь к нему.

— Документы подписаны. Контракт на поставки утверждён, — сухо сообщаю.

Он кивает. Коротко. Почти хвалит. Это уже достижение.

— Хорошая работа.

О, спасибо, отец. Где моя золотая звезда за поведение?

Он смотрит на меня так, будто всё ещё гадает — что я делаю в его империи. Сомневается, нужен ли я тут.

Новость для тебя, папа: я уже внутри.

Вкушаю кровь акул и делаю вид, что это шампанское.

— Кстати, тебя ждут в зале для презентаций, — бросает он, уходя в свой кабинет, будто не только знал, что будет дальше… а, возможно, даже подстроил.

Я уже догадываюсь, кто там.

О, да. Она.

Конечно. Где бизнес — там и Клер.

Как утренняя бессонница.

Как заноза в пальце, о которой забываешь — пока снова не ударишься.

Я выдыхаю. Поправляю манжеты.

И иду туда, где, возможно, в меня снова метнётся буря

***

Клер сидит за столом с лицом, будто только что отказала стажёру, осмелившемуся дышать в её сторону.

Волосы идеально прямые — как будто каждый локон прошёл собеседование на эту работу.

Помада — бледно-розовая, почти незаметная. Типичная маскировка под «я милая», пока она методично уничтожает очередной квартальный отчёт.

Когда-то я не обращал на неё внимания.

Но теперь... теперь даже слепой бы понял, что она привлекла внимание Арона.

А для моего отца это почти как отметка о допуске к секретам мироздания.

Клер — не просто умна. Она умна с приправой из расчётливости и бездушной точности.

Она не кидает взглядов, не флиртует. Она встраивается.

Не сотрудник, а вирус в системе. Программу не просто выучила — она её, похоже, сама написала.

— Ты снова опоздал, — говорит она, не отрываясь от ноутбука. Голос ровный, как линия на графике убытков.

— Две минуты, Клер. Не драматизируй. Я же не Уоррен Баффет, чтобы вызывать панику своим отсутствием.

Она даже не моргает.

— В нашей сфере две минуты — это время, за которое можно потерять контракт на несколько миллионов.

Ах, ну конечно.

Извините, святейшая лига корпоративного выгорания.

Засеките мне штраф, я готов раскаяться.

Сажусь напротив, лениво наблюдая, как она закрывает какой-то файл.

Интересно, это отчёт... или список будущих жертв?

— Что сегодня? — спрашиваю, как будто мне это не безразлично.

— Финальные расчёты по сделке. Я уже отправила документы на подпись. Но у нас новый проект, — её интонация меняется, и я слышу подвох, — и мне поручили вести его вместе с тобой.

Вот это поворот.

— Отец сказал?

Она кивает.

— Он считает, что тебе нужно научиться видеть сделки с нуля. Не просто приходить на готовенькое.

Разумеется, он считает.

Разумеется, именно Клер должна быть моим проводником в мир настоящего корпоративного ада.

Кто же лучше научит тебя плавать, чем акула?

— Надеюсь, ты не против, — её голос мягкий, почти вкрадчивый. Почти.

Я улыбаюсь — тем самым «офигенно рад» выражением, которое обычно дарю репортёрам на конференциях.

— Всё зависит от того, как часто ты собираешься мной командовать.

Клер делает вид, что обдумывает.

Слишком долго. Слишком осознанно.

— Постоянно, — говорит она, отрываясь от бумаг.

Мило.

Кажется, я только что подписался быть её персональной игрушкой на ближайшие квартальные показатели.

— Ну, тогда мне остаётся только подчиниться. Обожаю, когда власть распределяется справедливо, — саркастично добавляю я.

Она улыбается уголком губ.

Без флирта. Без игры. Просто как профессионал, который знает, что она выиграет. Даже если пока делает вид, что просто выполняет работу.

Неудивительно, что отец хочет видеть её рядом со мной.

Только не ясно — чтобы она дополняла меня…

…или контролировала?

***

Ближе к вечеру я возвращаюсь в кабинет, оставляя за спиной ещё один насыщенный день, полный лицемерных рукопожатий, улыбок с оттенком «я бы тебя сожрал, если бы мог» и кофе, который уже не спасает ни печень, ни психику.

Мои шаги гулко отдаются по пустому коридору, как будто здание выжидает — кто сломается первым: оно или я.

Сажусь за стол, откидываюсь на спинку кресла и смотрю на экран телефона.

Светящийся дисплей как маяк в болоте офисной рутины.

Сообщение от Сэм.

глава 4

ЛИАМ

Съёмочная площадка расположилась в старом здании фабрики, которое когда-то видело пот, кровь и дешёвые сигареты. Теперь оно утопает в строительной пыли, краске и пафосе от дорогой техники. Типичный метаморфоз «из грязи в бренд». О, прогресс.

Внутри всё гудит как улей. Огромные прожекторы швыряют свет по бетонным стенам, создавая эффект апокалипсиса в формате 4К. Люди мечутся, таскают реквизит, обсуждают сцены, как будто от этой рекламы зависит судьба человечества. (Спойлер: не зависит.)

Арон вложил сюда столько денег, что я уже всерьёз начал опасаться, не собирается ли он воссоздать здесь Голливуд. Только с налётом корпоративной паранойи и без драмы. Ну, почти.

Мы с Клер идём внутрь, она ловко цепляет папку у ассистента — жестом, который кричит: «я здесь главнее, чем ты думаешь». Я останавливаюсь рядом, глядя на всё это действие с выражением лица «сколько стоит весь этот цирк?».

— Неплохо, — произносит она с почти ленивым интересом, заглядывая в документы.

— На тридцать тысяч неплохо, — отвечаю я, глядя на осветительное оборудование, сверкающее так, будто его собирались использовать для межгалактической трансляции.

Клер тихо присвистывает.

— Интересно, когда они признаются, что выбрали слишком дорогую концепцию?

— Где-то после банкротства, — фыркаю. — Или когда придётся снимать продолжение в подвале с фонариком.

Она хмыкает.

— Думаешь, нужно надавить?

— Думаю, им уже пора понять, что мы не спонсируем «игру в режиссёра» — мы платим за результат.

Я выискиваю глазами координатора. Парень выглядит так, будто у него осталось полторы секунды до нервного срыва. Глаза бешеные, футболка мокрая, лицо — смесь ужаса и смирения. Отлично. Самый подходящий кандидат, чтобы выпустить пар.

Разговор с ним длится пятнадцать минут, и примерно каждую пятую я думаю, что он сейчас заплачет. Но в итоге изменения в бюджет проходят. Ура. Мы все выжили. Даже он.

Клер всё это время стоит в стороне, скрестив руки, и наблюдает с таким выражением, будто ставит мне оценку. Ну-ну, лектор по менеджменту.

— Впечатляюще, — кивает она, когда мы отходим от площадки.

— Ты сомневалась? — бросаю, подняв бровь.

— Посмотрим, как ты справишься дальше, — произносит с тем самым полунамёком, от которого у большинства мужчин загорается интерес.

У меня — тревожность.

В этот момент телефон дрожит в кармане. Смотрю на экран.

Сэм.

Я отвечаю сразу.

— Алло?

— Лиам… — её голос глухой, будто доносится изнутри замкнутого пространства.

Мгновенно напрягаюсь. Голос Сэм в таком состоянии — как сигнал воздушной тревоги в тихом доме.

— Что случилось?

— Всё нормально. Просто… Ты можешь заехать в магазин? У нас закончился кофе.

Кофе. Конечно. Сэм не звонит ради кофе. Она — не из тех, кто ломается из-за отсутствия кофеина. Значит, ей просто нужно, чтобы я приехал.

— Уже еду, — говорю коротко и кладу телефон на панель.

И тут Клер, будто почувствовала момент, откашливается.

— Я утром должна забрать документы из офиса… но они не у меня.

Я кидаю на неё взгляд.

— Где?

— У тебя.

Ага. Конечно. У меня. Потому что жизнь — не драма, если тебе не нужно везти одновременно кофе, документы и потенциально взрывоопасную Клер в дом, где тебя ждёт твоя девушка с разбитым сердцем.

— Чёрт, — ворчу, вспоминая, что после встречи с Ароном действительно закинул папку в сумку и забыл о ней, как о встрече с дантистом.

— Так что… — она делает шаг в сторону выхода, — поеду с тобой. Заберу их сразу.

Я поворачиваю машину к трассе, вздыхая про себя. Конечно, поедешь. Почему бы и нет? Чем больше потенциального напряжения, тем веселее вечер.

— Может, останешься на ужин? Всё равно уже поздно, — предлагаю на автомате.

Она пожимает плечами.

— Почему бы и нет?

Её голос нейтральный. Ни намёка, ни флирта. Только деловой тон. Но всё равно внутри скребёт. Потому что я знаю — этот вечер может стать… сложным.

Очень, очень сложным.

СЭМ

Тишина. Опять.

Та самая, от которой не спасают ни музыка, ни чай, ни даже новые занавески, которые Линда зачем-то решила повесить — «освежить обстановку», как она выразилась. Ну да. Потому что правильная текстура ткани спасает от утраты.

Я сижу на кухне, обхватив руками чашку. Чай давно остыл, как и я внутри.

Полумрак, полосы света от фонарей на полу, и ощущение, будто мир снаружи живёт своей жизнью, а я застряла где-то в версии себя без цвета, без вкуса, без... смысла.

Холод. Не внешний. Внутренний. Настоящий. Постоянный.

Он подкрадывается, как всегда — тихо, без предупреждения.

Я знаю этот момент. Его не спутаешь ни с чем.

Момент, когда ты перестаёшь быть человеком и становишься пустой оболочкой.

Тело вроде бы сидит на кухне. А душа — чёрт его знает где. Возможно, снова под тем мостом, где всё закончилось.

Раньше я звонила Нику.

Даже когда не могла говорить. Даже когда просто слушала, как он дышит или несёт какой-нибудь бред о том, как однажды мы заведём собаку и назовём её Виски.

Он всегда знал, когда мне хреново. Даже если я говорила, что всё ок.

Но теперь... теперь у меня только чай и стена.

Я беру телефон.

Кому я, чёрт возьми, могу позвонить?

Линде? О, прекрасно. Получу 15 минут тревожной терапии, где она постарается сказать всё, что «мама должна говорить» и ничего, что мне действительно нужно услышать.

Саре? У неё и так свои призраки. А я ещё не готова перекладывать свои на чьи-то плечи.

Остаётся один вариант. Единственный.

Лиам.

Тот, кто упрямо держится за меня, даже когда я срываюсь.

Тот, кто всё ещё верит, что меня можно «спасти». Наивный.

Я нажимаю кнопку вызова.

Гудки.

Один. Два. Три.

— Алло? — его голос тёплый. Уверенный. Словно он в другом фильме, где всё заканчивается хорошо.

глава 5

Лиам

Ты серьёзно? — Клер смотрит на меня поверх бокала, и в её голосе звучит типичное «ну-ну, мальчик, давай, удиви меня». — Ты правда думаешь, что можно заключить контракт на таких условиях?

Ага, конечно. Прямо сейчас вытащу волшебную ручку и подпишу сделку с единорогами.

— Я просто говорю, что иногда стоит идти на уступки, если это приведёт к более выгодному соглашению в будущем, — произношу максимально спокойно, откидываясь на спинку стула. Хотя внутри мне хочется швырнуть эту вилку в стену. Или в логотип компании.

— Да, конечно, — Клер хмыкает, как будто только что услышала глупость столетия. — А потом удивляться, почему партнёры считают, что тебя можно прогнуть.

— Не всех можно прогнуть, Клер, — говорю с легкой усмешкой. Особенно тех, кто сам научился гнуть в ответ.

— Это мы ещё посмотрим, — бросает она, чуть наклоняя голову. В глазах у неё тот самый блеск — как у кошки, наблюдающей за мышью, которая думает, что она в безопасности.

Я смеюсь. Конечно, смеюсь. Что ещё остаётся делать, когда сидишь в своём же доме и ведёшь деловую пикировку вместо того, чтобы… не знаю… провести вечер спокойно?

— Какой у тебя коварный настрой сегодня, — замечаю. Хотя мысленно уже хочу поставить ей за это «пять баллов» в номинации «Пассивная агрессия месяца».

— Это потому, что я не ела весь день, — мило отвечает она, делая паузу. — Так что, если я злая, вините не меня, а уровень сахара в крови.

Конечно. Кровь виновата. А не твой врождённый инстинкт давить на слабые места.

— Тогда тебе срочно нужно поесть, пока ты не съела кого-то из нас, — усмехаюсь я, делая вид, что всё весело и непринуждённо.

Клер берёт вилку с таким выражением лица, будто сейчас приступит к поеданию не салата, а своей очередной жертвы.

Мой взгляд скользит к Сэм.

И всё. Моментальный удар в грудь.

Она молчит. Не смеётся. Не шутит в ответ. Просто крутит стакан в руках, будто там ответы на все её вопросы — только она никак не может их найти.

Сэм… Ты ведь слышишь нас? Или ты уже где-то в своей голове, где всё серо и глухо?

— Сэм, — Клер обращается к ней с наигранной дружелюбностью. — Ты работаешь или учишься?

Я чувствую, как напрягаюсь. Прямо как перед ударом в спарринге.

Сейчас будет.

Сэм поднимает глаза. Медленно. Осторожно. Как будто каждое движение даётся с усилием.

— Учусь, — коротко отвечает она.

Чёрт, как же это звучит. Сухо. Отстранённо. Как будто между нами — километры. Хотя физически мы сидим за одним столом.

— Круто, — улыбается Клер, не замечая (или делая вид), что воздух в комнате стал на пару градусов холоднее. — Я вот жалею, что в своё время не выбрала что-то творческое. Дизайн, архитектуру… Что-то, что не сводится к цифрам и контрактам.

Конечно, теперь она делает ход конём. Попытка показаться человечной — зачтена.

— Ты любишь искусство? — спрашиваю я. Пытаясь втянуть Сэм в разговор, вытащить её хотя бы на поверхность.

— Оно меня расслабляет. В нашей сфере слишком много давления, стратегий, денег. Иногда хочется отключить голову.

Ага. Особенно когда за столом сидит моя девушка, которая уже полчаса как отключена. Только не расслаблением. А безысходностью.

— Вот тут согласен, — киваю я, хотя на деле хочу просто встать и вытянуть Сэм отсюда. Подальше от этого разговора, от этих тонких ударов по её самооценке.

Я снова смотрю на неё.

Она не ест. Только делает вид. Её тарелка почти нетронута.

Даже в этом она аккуратна. Уничтожает себя — медленно, изящно. Чтобы никто не заметил.

И тут я понимаю: между нами — снова стена. Та самая, с которой мы уже боролись. И я опять не знаю, как её сломать. Особенно когда она сама кирпич за кирпичом выкладывает новую.

***

Когда ужин заканчивается, Клер ставит пустой бокал на стол с тем выражением лица, как будто только что распробовала не просто еду, а какой-то кулинарный триумф.

— Было вкусно. Спасибо, Сэм, — произносит она с идеально отмеренным тоном. Достаточно дружелюбно, чтобы не выглядеть высокомерной. Достаточно холодно, чтобы не звучать слишком по-домашнему. Умело. Как всегда.

— Без проблем, — отвечает Сэм почти шёпотом. Ни улыбки, ни эмоций. Даже не смотрит на неё. Ни капли агрессии — только пустота. И это, честно говоря, пугает больше всего.

Я встаю. Стул отъезжает с резким звуком. Слишком громко на фоне этой тишины, которая сковала комнату с самого начала.

— Провожу тебя, — говорю Клер.

Сэм даже не шевелится. Прямо как статуя. Или как человек, которому всё равно.

У двери Клер поправляет сумку. Всё ещё идеально. Ни один волосок не сбился с линии. Наверное, если начнётся землетрясение, она сначала приведёт себя в порядок, а потом только начнёт паниковать.

— Ты сам-то понимаешь, что тут что-то не так? — её голос звучит легко, почти игриво. Как будто мы обсуждаем не напряжённый, токсичный ужин, а неудачную презентацию в PowerPoint.

Я моргаю. Молча. Хотя внутри всё уже раздражённо закипает. Ну конечно, давай, Клер, анализируй мою личную жизнь — это ведь твоя новая корпоративная привилегия?

— О чём ты? — спрашиваю с максимально нейтральным лицом. А внутри хочу ответить: «Нет, вообще не в курсе. У меня дома апатия в человеческом обличье сидит на диване, но я думал, это нормально».

Она усмехается. Та самая её фирменная полуулыбка, как будто ей известно что-то, чего не знает никто. И это чертовски раздражает.

— Лиам, я не слепая, — спокойно говорит она, как будто констатирует, что вода мокрая.

Вот оно, началось. Конкурс бесплатных советов и психологических диагнозов от женщины, которая проводит со мной максимум три часа в неделю. Потрясающе.

Я выдыхаю, устало потирая шею. Жест обычный, автоматический. «Скоро взорвусь» — если бы у меня была кнопка, это был бы сигнал.

— Это не твоё дело, — отвечаю я спокойно. Ну, настолько спокойно, насколько это вообще возможно, когда тебе хочется заорать: «Да я и сам не знаю, что с ней происходит, Клер, если честно. Может, ты мне объяснишь?»

глава 6

Сэм

Прошлое — это не книга, которую можно просто закрыть и убрать на дальнюю полку. Оно как надоедливый спам — выкидываешь, а оно возвращается. Упертое, наглое, с наглым заголовком "непрочитано".

Иногда — в голосе, от которого хочется бежать.

Иногда — в запахе, от которого выворачивает.

А иногда — в женщине, которая стоит на пороге твоей квартиры после десяти грёбаных лет тишины, словно зашла на чашку чая по пути из салона.

Я не сразу поняла, что это она.

Сначала Линда. Ходячий нервный сгусток в блузке. Вид у неё был такой, будто она вот-вот расплачется… или набросится. Не уверена, что я была против второго варианта.

А потом — Изабелла.

О, конечно. Как эффектный финал в плохом фильме: на фоне дождя, с нужным количеством драмы и идеальной укладкой.

Я застыла. Нет, не от радости. Просто моё тело ещё не привыкло к команде «бей» при виде матери. Была бы собака — залаяла бы. А я просто… смотрю.

Моё сердце сжалось в узел, а мозг успел выбросить единственную мысль: «Ты что, охренела?»

Но нет. Это не глюк. Не бред. Не сон на антидепрессантах. Она здесь. Реальная. С сумочкой. С причёской. С выражением лица "давай начнём всё с чистого листа".

Женщина, которая должна была быть мне матерью.

Женщина, которая проигнорировала моё письмо, когда умер отец.

Женщина, которую я долго называла в голове "той, кто исчез".

— Привет, Сэм, — сказала она, как будто просто зашла за сахаром.

Ну конечно. А что ещё сказать, когда приходишь после десятилетнего саботажа? "Прости, застряла в пробке времени"?

Выглядела она, как и положено кошмару из прошлого: стильно, безупречно, с той мерзкой аурой "я всё контролирую".

Волосы — как из рекламы. Помада — на случай, если придётся укусить кого-то дорого и красиво. Запястья тонкие, как её отношение к обязательствам.

Я смотрела на неё и чувствовала, как внутри всё съёживается. Не от страха. От отвращения.

Это была не мать.

Это был красивый, стильный призрак. Только вместо стонов — объяснения. Вместо цепей — сумочка от Dior.

— Что она здесь делает? — спрашиваю я, ровным голосом, которым можно было бы замораживать океаны.

Внутри всё вопило. Сломай ей нос. Разбей эту маску. Скажи, что она тебе никто. Но вместо этого я просто стояла. Как будто моё тело не захотело прикасаться к прошлому даже через ярость.

Линда кладёт ключи, как будто надеется, что если будет двигаться аккуратно — я не взорвусь.

— Она приехала в дом Арона. Искала тебя.

Ах. Ну раз искала — другое дело. Где мои фанфары? Где оркестр? Мы что, не празднуем воссоединение десятилетия?

Я перевожу взгляд на Изабеллу. Она держит сумочку, как будто собирается выдать всем по презенту из своей новой линии парфюма: "Запах вины. Шлейф на десять лет".

— Мне было трудно найти тебя, — произносит она.

Серьёзно? У тебя был интернет. У тебя были адвокаты. У тебя был мой адрес. У тебя не было желания.

— Ты даже не пыталась, — выдыхаю я.

— Это не так.

Конечно. А ещё — небо зелёное, и я олимпийская чемпионка по терпению. Спасибо, мама. Очень правдоподобно.

Я смотрю на неё, и внутри всё сжимается в тугой, вязкий ком.

Как она вообще смеет стоять здесь так уверенно, с этим своим идеально выстроенным лицом, будто всё в порядке? Будто она не прогуляла моё детство. Будто мы с ней просто поссорились на кухне и теперь неловко миримся.

Да ты же мать года. Появилась спустя десять лет. Браво. Медаль тебе дать или просто медленно захлопнуть дверь перед носом?

Я перевожу взгляд на Линду.

— Почему ты её привезла?

И не говори, что «это было правильно». Это прозвучит как плевок в лицо.

Линда отвечает не сразу. Конечно. Ей тоже неуютно. Ещё бы. Она столько лет старалась играть в мать, а теперь — нежданный камбэк «биологического материала».

— Потому что она всё равно нашла бы тебя, — наконец говорит она.

Я медленно качаю головой.

— Нет. Ты не понимаешь. Она не имела права находить меня.

Изабелла выдыхает. Почти театрально.

— Сэм… дай мне сказать.

О, как мило. Слово из уст женщины, которая не сказала НИЧЕГО, когда умер мой отец. Которая даже не потрудилась ответить на письмо, где я в шестнадцать лет писала ей, что боюсь остаться одна. Простыми словами. Почти по-детски. Но даже это она проигнорировала. Зато сейчас — дайте ей сказать. Великая актриса решила выйти на сцену.

— У тебя было достаточно времени, чтобы сказать, — голос мой звучит тише, чем ожидала. Не потому что я спокойна, а потому что ярость уже перешла в усталость. — Ты могла сказать что-то, когда умер отец. Я писала тебе. Ты не ответила.

Она молчит. И, как всегда, не рассыпается в извинениях. Ни капли сожаления в глазах. Ни намёка на боль. Только лёгкая надменность, как будто она на собеседовании, а не на руинах собственной материнской репутации.

— У меня были причины.

Ох, вот и оно. Ключевое слово всех, кто обделался, но хочет выглядеть философом.

— Причины? — усмехаюсь я, и в этой усмешке больше яда, чем в любых проклятиях. — Какие, чёрт возьми, причины могут быть у матери, чтобы просто проигнорировать своего ребёнка?

Изабелла не опускает взгляд. Конечно. Она же из тех, кто держит осанку даже в аду.

— Всё не так просто, как ты думаешь.

Ага. Ну да. Всегда есть "контекст", правда? Любой предатель живёт под лозунгом "всё не так однозначно".

Смешно. Я десять лет думала, что, может, она умерла. Или попала в кому. Или её похитили. А она просто жила. Где-то там. Сумочками, бокалами, чистыми полотенцами. И без меня.

— Да? Тогда объясни. Сделай хоть что-то, кроме как стоять здесь и смотреть на меня, будто ты имеешь на это право.

Она делает шаг ко мне. Её каблуки цокают по полу, будто каждое движение должно напомнить всем, кто здесь альфа.

глава 7

Сэм

Я слышу, как закрывается дверь в гостиную.

Лиам.

Конечно, это он.

Тот, кто всегда приходит в конце сцены, как приличный герой из плохо написанной пьесы.

Слишком вовремя, чтобы быть случайностью, и слишком поздно, чтобы что-то исправить.

Я знаю, что он сейчас стоит в коридоре, слышал всё — Линду, Изабеллу, мой сорванный голос.

Собирается с мыслями, как будто эта дверь — последняя линия фронта.

Тихий вдох.

Шаги.

Стук. Осторожный, как будто я дикая зверюшка, которую не надо спугнуть.

— Сэм…

О, Лиам. Всегда этот мягкий тон, как будто им можно вылечить десятилетнее предательство.

— Можно войти?

Я не отвечаю. Пусть сам решает.

Если он хочет быть со мной в аду — добро пожаловать. Только предупреждать не буду, где здесь горячее.

Дверь медленно открывается.

Я всё ещё сижу на краю кровати, как статуя скорбящей девы, только без святости.

Руки на коленях, глаза в пол.

Богиня душевной разрухи. Добро пожаловать в мой храм.

Лиам заходит, тихо. Закрывает за собой дверь, словно запечатывает снаружи мир, в котором хотя бы кто-то притворяется, что всё нормально.

Он не торопится подойти.

Наверное, думает, что я взорвусь, как только он приблизится.

Что ж, не исключено.

— Ты в порядке?

Глупый вопрос.

Почти очаровательный в своей беспомощности.

Я хмыкаю.

Если бы мне платили каждый раз, когда кто-то спрашивает «Ты в порядке?», я могла бы купить остров, на котором спряталась бы от всех «заботливых».

Он всё же подходит, опускается на одно колено передо мной.

Смотрит снизу вверх — будто ищет во мне ту Сэм, которую он знал.

Жаль, она давно в бегах.

— Эй…

Голос у него почти шепчет.

Мягкий, теплый, и от этого ещё больнее.

Как согревающее одеяло, которое ты больше не чувствуешь, потому что внутри замёрз давно и насмерть.

Я поднимаю взгляд.

Он смотрит на меня с тревогой.

С любовью.

Настоящей, тупоискренней. Безусловной.

И именно это меня добивает.

Я не заслужила этого.

Я просто... отработанный материал, оставшийся после взрыва.

— Твоя мать? — спрашивает он, и голос дрожит так, будто это слово — проклятье.

Я киваю. Механически.

Он сжимает губы, как будто сейчас скажет что-то резко.

Но нет. Просто выдыхает сквозь зубы.

— Я не знаю, что она тебе сказала, но если ты не хочешь её видеть, я найду способ, чтобы...

— Она не уйдёт, — перебиваю я.

Голос у меня такой тихий, что сама себя почти не слышу.

Но в этих словах — вся суть.

Паразиты не уходят. Они присасываются обратно, когда ты начинаешь дышать.

— Я сказала ей уйти, но она не ушла.

Лиам проводит рукой по волосам. Устало. Слишком взрослым жестом для своих двадцати с чем-то.

— Чёрт.

Да, Лиам. Добро пожаловать в мой личный сериал, где все персонажи — травмированные, а сценарий пишется сломанной рукой.

Он смотрит на меня — не осуждая, не требуя, не спасая.

Просто рядом.

Иногда это хуже спасения. Потому что я не могу ответить тем же.

Я тянусь к его руке.

Пальцы встречаются.

Он сразу сжимает мои. Как будто боится, что я исчезну.

Может, и прав.

— Я не хочу, чтобы она снова ранила тебя, — говорит он тихо.

Слишком поздно, Лиам. Эта боль уже не кровоточит. Она давно стала частью костей.

— Уже поздно, — отвечаю я.

Он качает головой. Упрямо. Как будто можно отмотать всё назад.

— Я рядом, Сэм.

Я знаю.

Вот в этом и проблема.

Я не хочу, чтобы он был рядом, когда я — это не человек, а руины.

Но я всё ещё держу его за руку.

Мазохизм — мой второй язык.

— Пойдём, — вдруг говорю я.

Он моргает.

— Куда?

— На кухню.

Он приподнимает бровь.

Мол, вот это поворот.

— Ты хочешь поговорить с ней?

Я стискиваю губы.

Да что мне вообще от неё нужно? Извинение?

Слёзы?

Объяснение, почему она променяла меня на жизнь без меня?

— Она сказала, что вернётся. Значит, мне нужно узнать зачем.

Лиам колеблется. Несколько секунд.

А потом кивает.

Он не отпускает мою руку.

И это — единственное, что пока не разваливается на куски.

***

Изабелла всё ещё сидит за кухонным столом.

Как королева в изгнании, вернувшаяся в свои покои спустя годы — уверенная, безмятежная и, как всегда, чертовски не к месту.

Линда стоит у плиты, скрестив руки на груди. В её взгляде читается готовность: к бою, к конфликту, к буре, которую невозможно предотвратить.

Обе поднимают головы, когда мы входим.

Лиам, как по сигналу, напрягается рядом. Я чувствую, как он дышит — коротко, резко. Он, похоже, уже понял, что сейчас будет бой без правил.

Я молча сажусь за стол напротив неё.

Честно? Хотелось бы драматично развернуться на каблуках и уйти, но на мне домашние тапки и психическая нестабильность. Так что сижу.

Изабелла чуть улыбается.

Ну конечно. Улыбка, как в рекламе антивозрастного крема: холодная, красивая и абсолютно бесполезная.

— Ты всё-таки решила поговорить, — произносит она.

— Нет, — отзываюсь я. — Я решила выслушать.

Если уж ты пришла разрушать мою жизнь, мать, — разрушай с пафосом.

Она кивает, делает глоток чая.

Вот так просто. Как будто сейчас не выбросит в мой мозг очередной эмоциональный снаряд.

— Тогда слушай.

О, прекрасно. Я в предвкушении.

— У тебя есть брат, Сэм.

Я моргаю.

Извините, что?..

— Что?

— Его зовут Майкл. Он твой старший брат.

В комнате становится так тихо, что слышно, как моё уважение к ней окончательно покидает помещение.

— Ты врёшь, — говорю я. Но звучит это так, будто я сама не верю в свои слова.

глава 8

Сэм

После ухода Изабеллы в квартире стало слишком тихо.

Неуютно-тихо. Тишина такая, будто воздух сам затаил дыхание, чтобы не потревожить мои хрупкие остатки психики.

Я сижу в спальне, уставившись в тёмное окно. В отражении — тень. Сгорбленная, неопрятная. Человек-намёк.

Голова гудит, как будто внутри поселился пчелиный улей, только вместо мёда — мысли.

У меня есть брат.

У меня. Есть. Брат.

Двадцать девять лет. Десять лет разницы. Он жил где-то там, ел кашу по утрам, влюблялся, ссорился с родителями — с кем-то, но не со мной.

А я в это время училась не умирать каждый день. Весело, правда?

Я не знаю, что мне с этим делать. Завести чат в мессенджере? Купить «лучшую кружку для брата»? Или просто притвориться, что это не выжгло мне изнутри всё?

— Сэм.

Голос Лиама за дверью. Он всегда так… осторожен. Как будто я фарфоровая кукла, и если он скажет не то, то всё: трэш, истерика и психотерапия.

— Можно войти?

Я, конечно, не отвечаю. Но с каких пор это его останавливало?

Лиам входит, тихо, как призрак, и садится рядом. Не трогает, не говорит сразу. Просто сидит.

Мужчина, умеющий ждать, — редкость. Особенно когда ты на грани нервного срыва.

— Тяжёлый день, да? — спрашивает он.

Я криво усмехаюсь.

— Это ты ещё мягко выразился. Я бы назвала это "эмоциональной катастрофой вселенского масштаба". Но твоя версия тоже сойдёт.

Он берёт меня за руку. Ладонь тёплая. Надёжная. И всё бы хорошо, если бы она не напоминала, насколько я сейчас холодная изнутри.

— Я знаю, что у тебя в голове хаос. Что ты злишься.

О, Лиам, дорогой. Это не хаос. Это полноценная операционная с демонами, в которой каждый из них хочет что-то от меня. А я сижу в углу, укутанная в плед из недоверия и злости.

Я киваю. Потому что слов нет. Да и зачем?

— Что ты хочешь делать?

Ах, вот он, сакральный вопрос. "Что ты хочешь?"

Как будто я знаю. Как будто у меня есть план, кроме "не развалиться окончательно".

Но вдруг я слышу себя:

— Я хочу его увидеть.

Лиам застывает.

Сюрприз, милый. Ты думал, я выберу стабильность и терапию, а я выбираю эмоциональное самоистязание. Типичная я.

Он крепче сжимает мою руку.

— Сэм…

Я поворачиваюсь к нему, устало, но твёрдо.

— Он мой брат, Лиам. Я не знала о нём всю жизнь. А теперь знаю. Разве это не значит, что я хотя бы должна попробовать?

Он отпускает мою ладонь и трет лицо, как будто пытается вытереть с него панику.

— Ты не знаешь, какой он.

— И что? Значит, не должна пытаться? Не должна хотеть знать? Это твой вариант: защищать меня от мира и при этом не понимать, что иногда мне надо в него выйти. Даже если там больно.

Он смотрит на меня с болью и страхом.

Он боится, что я снова уйду в свою бездну.

— Просто… будь осторожна, хорошо?

Я фыркаю.

— Я не ребёнок.

— Я знаю, — он усмехается нервно. — Но ты всегда ищешь в людях что-то хорошее. Даже когда этого там нет.

Ну прости, что не стала такой же циничной, как твой бизнес-клан. Кто-то же должен сохранять веру в людей, даже если они — дерьмо в красивой обёртке.

— Он заслуживает шанса. Он мой брат.

— Хорошо, — выдыхает он.

Я поднимаю бровь.

— Хорошо?

— Я понимаю, что тебе нужно это сделать, — его голос становится тише. — Просто обещай мне… если что-то пойдёт не так, ты скажешь.

Я киваю.

И уже вру.

Я не скажу ему всего.

Потому что мне нужно разобраться самой.

Потому что я не хочу, чтобы он говорил: "Я же предупреждал".

Это не его боль. Это моя.

И я иду туда одна.

Как всегда.

Лиам

Это плохая идея, — Линда качает головой, ставя чашку кофе на стол. — Очень плохая.

О, правда? Спасибо, Капитан Очевидность. А я-то думал, что всё гениально: найти старшего брата, о существовании которого никто не знал, и устроить семейный пикник на обломках психики Сэм.

Я провожу ладонью по лицу.

— Ты думаешь, я не знаю?

Мы сидим в кабинете Арона. Массивный стол, дуб, тяжёлый запах сигар — всё как всегда. Отец рассеянно листает бумаги, но я прекрасно вижу, как его уши навострены, как у хищника, заслышавшего возню в кустах.

— Она хочет его увидеть, — говорю. — И я не могу её остановить.

Арон усмехается и наконец поднимает взгляд.

Вот оно. Сейчас начнётся шоу под названием «Мудрый отец и его вечные намёки».

— Ты звучишь так, будто тебе нужен мой совет.

— Мне нужно мнение, — прищуриваюсь. — Ты знаешь этого Майкла?

Он медлит. Настолько демонстративно, что хочется закричать: "Прекрати делать паузы, как будто ты в старом нуарном фильме!"

— Майкл Лерой… — он сцепляет пальцы на груди. — Нет, лично не встречал. Но его имя я слышал.

Ну прекрасно. Отлично. Просто восхитительно.

Я напрягаюсь.

— В каком контексте?

Отец смотрит пристально, с таким выражением, будто решает, достаточно ли я взрослый, чтобы узнать, что Санта-Клауса не существует.

— В таком, который мне не нравится.

— Чёрт, — откидываюсь на спинку стула.

Конечно, не нравится. Если бы ему понравилось хоть что-то в моей жизни, я бы уже начал волноваться.

Линда наклоняется вперёд, голос тихий, как у заговорщицы на семейном ужине:

— Лиам, Сэм не прислушается ни к тебе, ни ко мне. Она упрямая.

Спасибо за открытие века. В следующий раз запишу на плакат: "Сэм: уровень упрямства — бетонная стена."

— Если она решила его найти, она это сделает.

Я стискиваю зубы.

— Тогда мне остаётся только одно.

Арон закатывает глаза.

— Дай угадаю. Ты собираешься следить за ней?

Я киваю.

Следить, не следить — скоро у меня будет степень по "как не умереть от тревоги, наблюдая, как твоя девушка ломает свою жизнь в прямом эфире".

глава 9

Сэм

​Как найти человека, которого ты никогда не знала? Вопрос, достойный философского трактата или, по крайней мере, дешёвого детектива. С тех пор как Изабелла сообщила мне о Майкле, этот вопрос не даёт покоя.​

Всё было бы проще, если бы у меня был её номер. Я бы позвонила, спросила, где он, как его найти, как с ним связаться. Но у меня ничего нет. Только имя. Только десятилетия неизвестности между нами.​

Я думала попросить Линду. Но что я скажу? «Привет, можешь узнать у своей невестки, где мой брат, которого я не знала всю жизнь?» Она начнёт отговаривать. Говорить, что мне это не нужно, что я опять цепляюсь за призрак, который может меня разочаровать.​

Но я не могу не думать о нём.​

Я лежу на кровати, глядя в потолок. Как он выглядит? Как он живёт? Знает ли он обо мне? Хочет ли знать? От этих мыслей сжимается грудь.​

Я открываю ноутбук, ввожу в поисковике: «Майкл Лерой, Нью-Йорк». Сотни результатов. Бизнесмены. Политики. Обычные люди с аккаунтами в соцсетях. Но не он. Я сканирую страницы, но ничего, что могло бы указать на моего брата. Чёрт. Я закрываю ноутбук, резко вставая.​

Если я ничего не могу найти, то мне остаётся только одно — поехать к Изабелле. Я не хочу этого делать. Но хочу знать его.​

***

День в университете тянется мучительно долго. На большой перемене я сижу в столовой напротив Сары, ковыряя вилкой салат и почти не слушая, что она говорит.​

— Сэм? — Сара щёлкает пальцами у меня перед лицом. — Ты вообще здесь?​

Я моргаю, встряхиваясь. — Да, прости. Что ты сказала?​

Она прищуривается, изучающе глядя на меня. — Я говорю, что ты отвлеклась. И выглядишь так, будто собираешься сделать что-то очень глупое.​

Я хмыкаю. — Пока не решила, глупо это или нет.​

Сара скрещивает руки на груди. — Так. Давай колись.​

Я откидываюсь на спинку стула, выдыхаю. — Помнишь, я рассказывала про мать?​

Она кивает.​

— Ну, теперь у меня есть брат.​

Сара замирает. — В смысле?​

— В прямом. Оказывается, он был всё это время. Просто я о нём не знала.​

— Чёрт, Сэм… — она удивлённо качает головой. — И что теперь?​

Я пожимаю плечами. — Я хочу его найти.​

Сара недоверчиво вскидывает брови. — И как ты это собираешься сделать?​

— Вот в том-то и дело, что не знаю.​

Она какое-то время молчит, а потом говорит: — Ты уверена, что он захочет тебя видеть?​

Этот вопрос застаёт меня врасплох. Я хочу сказать, что да, конечно. Но слова застревают в горле. Я не знаю. Именно это пугает больше всего.​

— Ты ведь только узнала о нём, верно? — продолжает Сара. — Может, стоит сначала разобраться, кто он вообще такой?​

Я нервно постукиваю пальцами по столу. — Я пыталась найти его в интернете. Ничего.​

— Значит, он либо не светится, либо… не хочет, чтобы его находили.​

Я резко вскидываю на неё взгляд. — Почему ты говоришь так, будто это плохо?​

Сара делает глоток кофе, качает головой. — Я не говорю, что это плохо. Просто… будь осторожна, ладно?​

Я отворачиваюсь, глядя в окно. Я не могу не искать его. Потому что где-то там есть человек, который связан со мной кровью.​

****

Когда занятия заканчиваются, я направляюсь к парковке.

Открываю машину, бросаю сумку на переднее сиденье. Пальцы уже на ключе зажигания, когда слышу:

— Сэм.

Замерла.

Моё имя. Приятно. Обычно его используют, чтобы сообщить плохие новости или попросить одолжить деньги.

Поворачиваюсь.

Он стоит чуть в стороне от машин. Высокий, в чёрном пальто, руки в карманах, взгляд спокойный, но оценивающий. Как будто уже знает обо мне всё. Прекрасно. Ещё один эксперт по моей жизни.

Синие глаза — яркие, холодные, изучающие. Стрижка с коротко выбритыми боками и немного удлинённой челкой. Модный. Наверное, у него есть подписчики в Instagram.

Цвет волос — тот же, что у меня и у Изабеллы. Как мило. Семейная палитра.

Майкл?

Брат, которого я никогда не знала. И который, похоже, знает меня лучше, чем я сама.

Он нашёл меня первым. Отлично. Я даже не успела начать поиски, а он уже здесь. Наверное, у него есть приложение для отслеживания потерянных родственников.

Я не могу пошевелиться. Он стоит в нескольких метрах, спокойный, уверенный. Как будто наша встреча — не случайность. Конечно, ведь всё в моей жизни так идеально спланировано.

Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Может, начать с "Привет, ты тоже любишь семейные драмы?"

— Ты искала меня?

Его голос ровный. Ни капли удивления. Ни намёка на эмоции. Как будто мы обсуждаем погоду.

Я сжимаю пальцы на дверце машины.

— Я… — мой голос звучит тише, чем я ожидала. — Ты Майкл?

Он слегка наклоняет голову, изучая меня.

— А ты как думаешь?

Отлично. Загадки. Обожаю.

Я моргаю. Он не спешит признавать очевидное. Проверяет меня. Как будто я — товар на распродаже.

Делаю осторожный шаг вперёд, пытаясь разглядеть его лицо.

Я сглатываю.

— Я хотела тебя найти, — признаюсь я.

— Знаю.

Конечно, знает. Он же ясновидящий.

Я снова замираю.

— Откуда?

Он чуть усмехается.

— Интуиция.

Прекрасно. Может, он ещё и астролог?

Я смотрю на него, в груди растёт странное чувство. Он стоит передо мной — мой брат, которого я никогда не знала. Но он не кажется чужим. Скорее, как незваный гость на вечеринке, которую я не планировала.

— Ты… знал обо мне?

Майкл медлит, прежде чем ответить.

— Нет.

Простое слово. Но оно раскалывает меня изнутри. Как будто я — сюрприз, который никто не ждал.

Я отвожу взгляд, делая короткий вдох.

— Почему ты пришёл?

— Потому что ты всё равно бы меня нашла.

— А если бы нет?

Он чуть улыбается, но в этой улыбке нет лёгкости.

глава 10

Лиам

Сэм вернулась поздно.

Конечно. Как всегда — в свойственной ей манере: тихо, будто дом — музей, а не место, где её, мать его, кто-то любит и ждёт.

Я услышал, как открылась дверь, как она осторожно поставила ключи на полку, стараясь не разбудить меня.

Словно я сплю.

Словно я вообще способен уснуть, когда она исчезает без объяснений и возвращается с лицом, как у солдата после боевых действий.

Я уже собирался выйти из спальни, но что-то заставило меня остановиться.

А точнее — привычка наблюдать, прежде чем говорить. Полезная штука, когда ты в отношениях с девушкой, у которой внутри больше осколков, чем в разбившемся зеркале.

Она стояла в коридоре, прислонившись к стене, глядя в пустоту.

Драматичное позиционирование — будто бы снимается в рекламе антидепрессантов.

Пальцы теребили рукав куртки, лицо в напряжении.

Вот оно — знакомое состояние «я в порядке, просто всё внутри горит».

Я знал этот взгляд.

Я видел его сразу после смерти Ника.

И каждый раз, когда она вспоминала о нём, даже не называя имени.

И внутри всё сжалось.

Опять.

Потому что я, как идиот, всё ещё надеюсь, что однажды она вернётся ко мне целиком, а не этими половинками, которые приносят в дом только тишину и горечь.

— Сэм…

Она вздрогнула, резко обернувшись.

— Ты не спишь?

Нет, конечно. Я просто валяюсь в темноте, считая трещины в потолке и гадая, вернётся ли моя девушка или снова растворится в собственной голове.

Я покачал головой.

— Давно жду тебя.

Она опустила взгляд.

Виновато. Наверное. Или просто притворяется, что испытывает что-то, кроме желания убежать.

— Прости, я…

Я не дал ей договорить.

Потому что знаю: сейчас начнётся очередной монолог про «всё сложно», и у меня не хватит сил слушать это в сотый раз.

Я подошёл ближе, накрыл её ладонь своей. Пальцы дрожали.

Не от холода — от перегрузки внутренней катастрофой.

— Что случилось?

Она покачала головой.

Типичный ответ. На автомате. Как будто если повторять «ничего» достаточно долго, всё само станет «ничего».

— Не лги мне.

Сэм сжала губы. Упрямо. Мол, «я тебе ничего не должна».

Да я и не прошу откровений — просто хочу знать, в каком состоянии моя девушка. Разве это слишком?

Я провёл пальцами по её щеке, чувствуя, как она задерживает дыхание.

Вот он, момент истины — или поцелуй, или побег. Мы, похоже, живём между этими двумя крайностями.

— Если не хочешь говорить… — голос мой стал тише. — Тогда просто будь рядом.

Её глаза снова встретились с моими.

И в них — хаос.

Такой, где человек тонет, но ещё машет руками, делая вид, что умеет плавать.

Я убрал прядь волос с её лица, наклонился ближе.

Она не отстранилась.

Это уже прогресс.

— Лиам…

Я чувствую, как её дыхание дрожит.

И почему каждый её шёпот звучит так, будто она прощается?

— Я здесь, — шепчу в ответ. — Всегда.

Как идиот.

Как преданный пёс, который знает, что его могут выгнать, но всё равно ляжет у двери и будет ждать.

Она тянется ко мне, губы — горячие, с привкусом отчаяния.

Поцелуй, как всегда, не про страсть. Про выживание. Про попытку зацепиться за хоть что-то живое.

Я отвечаю.

Потому что, чёрт подери, я люблю её.

Даже когда она рушится.

Даже когда я — только обломки рядом с её краем.

Она прижимается, пальцы сжимают мою футболку, будто я — последняя точка опоры в её бесконечном падении.

Наверное, я и правда так и выгляжу — спасательный жилет с глазами.

Я прижимаю её к стене. Не потому что хочу секса.

А потому что хочу вернуть ей хоть ощущение тела, границ, жизни.

Когда её руки скользят мне под футболку, я понимаю, что мы обеими ногами за гранью.

Но знаешь что?

Мне плевать.

Если сегодня всё, что я могу ей дать — это тепло, прикосновения и иллюзию безопасности, я это сделаю.

Я просто хочу, чтобы она осталась.

Хоть на одну ночь.

Хоть рядом.

Хоть с собой.

***

Утро.

Любимое время суток. Особенно когда ты просыпаешься с осознанием, что у тебя всё под контролем.

Шутка.

Я просыпаюсь первым. Конечно.

Потому что, в отличие от неё, я не умею спать спокойно, когда в голове — разборки, драма и чувство, что ты спишь рядом с призраком.

Сэм спит рядом. Её рука лежит на моей груди, дыхание ровное, лицо — почти безмятежное.

Почти. Потому что даже во сне она выглядит так, будто держится за что-то, чтобы не упасть.

И вот тут, в этом моменте, когда всё выглядит идеально — тепло, мягкая постель, девушка в моих объятиях — мне почему-то хочется заорать.

Потому что я знаю: это всё временно.

Она пришла ко мне вчера. Она была рядом.

Но не со мной.

Я мягко провожу пальцами по её спине. Её кожа тёплая, под пальцами дрожит жизнь. Она шевелится, сонно прижимается ближе. Как будто ей и вправду спокойно рядом со мной.

И, чёрт, я бы хотел в это поверить.

— Доброе утро, — шепчу я, касаясь губами её виска.

— Ммм… — она лениво улыбается, не открывая глаз.

Милая сцена, почти как в кино. Только у меня в голове — не саундтрек, а сирены.

— Ты скажешь мне, где была вчера?

О, и вот мы здесь.

Тишина. Плотная, как бетонная стена.

Она напрягается. Секунда — и её тело становится каменным. Прекрасно. Вот это и есть моя реальность: один неверный вопрос — и всё рушится.

Сэм открывает глаза, но не смотрит на меня. Конечно.

Глаза — зеркало души, а она, похоже, давно повесила на своё зеркало чёрную простыню.

— Просто гуляла.

Я вздыхаю. Не потому что устал. А потому что, если сейчас не выдохну, скажу что-нибудь, за что буду потом извиняться.

— Сэм.

глава 11

Сэм

Я снова иду на парковку. В этот раз я знаю, кто меня ждёт. И, как ни странно, не полицейский с ордером.​

Нервничаю ли я? Да. Но я не остановлюсь. Потому что кто ещё, если не я, будет разбираться с семейными драмами?​

Майкл уже там. Стоит, облокотившись на свой чёрный, матовый Aston Martin. Конечно, у него Aston Martin. Потому что ничего не говорит «я — загадочный брат», как машина Бонда.​

Он замечает меня сразу, но не двигается. Наверное, репетирует взгляд «я не такой, как все».​

Я подхожу ближе. Он по-прежнему спокоен, как и в прошлый раз, но в его взгляде уже нет той холодности. Возможно, он просто забыл включить режим «ледяной брат».​

— Ты пришла, — произносит он.

— Ты думал, что не приду?

Он чуть усмехается.

— Нет.

Ну конечно. Он всегда знает всё. Наверное, у него есть хрустальный шар в багажнике.​

Майкл открывает пассажирскую дверь, жестом приглашая меня сесть.

Я колеблюсь.

— Мы куда-то едем?

— Если хочешь меня узнать, тебе придётся увидеть немного больше, чем просто меня, — спокойно отвечает он.

О, загадки! Как же без них? Следующим шагом будет квест с поиском семейных тайн.​

Я вдыхаю и всё-таки сажусь в машину.

Мы едем молча. Как в фильме, где главные герои не знают, что сказать, но музыка драматично играет на фоне.​

Я украдкой бросаю взгляд на Майкла. Руки уверенно лежат на руле, взгляд направлен на дорогу, челюсть напряжена. Он явно практиковал позу «серьёзный водитель».​

— Я пыталась найти тебя, — говорю я, разрывая тишину.

Он чуть приподнимает бровь.

— В интернете?

— Да.

— И что нашла?

Я качаю головой.

— Ничего.

Он коротко усмехается.

— Это хорошо.

Конечно, хорошо. Ведь быть невидимкой — это так модно.​

Я нахмуриваюсь.

— Ты не хочешь, чтобы тебя находили?

— Не все встречи должны случаться, Сэм.

О, философия пошла. Скоро он начнёт цитировать древних мудрецов.​

В его голосе звучит что-то, от чего внутри становится непо себе.

Я опускаю взгляд на руки, сплетаю пальцы.

— Значит, мы бы так и не встретились?

Майкл медлит, прежде чем ответить.

— Я не знал нашей мамы, пока мне не исполнилось 18.

Я напрягаюсь.

Он продолжает, всё так же глядя на дорогу:

— В 19 она стала жить со мной. И это помогло мне, Сэми.

Сэми? Теперь он меня так называет? Интересно, сколько времени он репетировал это прозвище перед зеркалом?​

Я не перебиваю.

Майкл редко произносит лишние слова.

— Сейчас тебе 19. И мама снова появилась в твоей жизни.

Он переводит взгляд на меня, и в этих синих глазах нет привычного холода.

— Она бросила тебя, как и меня когда-то. Я знаю, каково тебе.

Ну, наконец-то. Общий знаменатель найден. Может, теперь мы станем лучшими друзьями и будем вместе смотреть семейные комедии?​

Я ощущаю удар этих слов.

Он понимает.

Он чувствовал то же самое.

— Но вдруг её появление в твоей жизни поможет тебе? — он чуть склоняет голову, снова сосредотачиваясь на дороге.

Я не знаю, что ответить.

Потому что всю жизнь я думала, что одна.

А теперь передо мной сидит человек, который прошёл через то же самое.

И это заставляет меня ему верить.

Машина останавливается.

Я выныриваю из мыслей и осматриваюсь.

Это бар.

Необычный. Закрытый клуб.

Тусклый неон, охранник у входа, никакой рекламы.

— Что это? — спрашиваю я.

Майкл выходит из машины, обходит её и открывает для меня дверь.

— Место, где меня знают.

О, как оригинально. Надеюсь, внутри не окажется секретного общества с кодовыми рукопожатиями.​

Я сомневаюсь.

Но выхожу.

Внутри играет тихая музыка, пахнет виски и сигаретами.

За стойкой бармен кивает Майклу, не задавая вопросов.

— Ты часто сюда ходишь?

Он улыбается краем губ.

— Я здесь работаю.

Я удивлённо моргаю.

— Барменом?

Майкл смеётся.

— Не совсем.

Конечно, не совсем. Он, наверное, тайный владелец или, может, супергерой в отставке.​

Я не понимаю, но пока не спрашиваю дальше.

Он заказывает нам выпивку, а затем, облокотившись на стойку, внимательно смотрит на меня.

— Тебе здесь нравится?

— Пока я мало что видела.

Он кивает.

— Но тебе любопытно.

Я пожимаю плечами.

— Ты мой брат. Я хочу знать, кем ты стал.

В его глазах мелькает что-то необъяснимое.

— Хорошо, Сэми. Я покажу тебе.

Его голос звучит спокойно, но задумчиво

Майкл слегка усмехается, кивает бармену, и тот молча подаёт ему бокал с виски.​

— Ты пьёшь? — спрашивает он, глядя на меня.​

— Иногда.

Он ставит передо мной ещё один бокал.​

— Значит, сегодня «иногда».

О, прекрасно. Теперь у нас тут вечер откровений под градусом.​

Я смотрю на него, пытаясь понять — это проверка или просто привычка.​

Но он не отводит глаз.​

Я беру бокал и делаю маленький глоток. Жидкость жжёт горло, но я не морщусь.​

Майкл наблюдает за мной, и в его взгляде что-то меняется.​

— Ты не похожа на девочку, которая ломается.

О, спасибо за комплимент. Всегда мечтала быть «не ломающейся девочкой».​

Я ставлю бокал на стойку, поворачиваясь к нему.​

— А ты думал, я ломаюсь?

Майкл усмехается.​

— Я не думал. Я проверял.

Прекрасно. Теперь я — лабораторная мышь в его эксперименте.​

Я задерживаю дыхание.​

Он проверял меня.​

Зачем?​

Прежде чем я успеваю спросить, к нам подходит какой-то мужчина.​

— Майкл, можно на минуту?

Мой брат даже не смотрит на него.​

— Не сейчас.

— Но это…

Майкл медленно переводит взгляд.​

Холодно.​

глава 12

Лиам

Я никогда не любил офисную работу.

Слишком много воздуха, пропитанного духами бухгалтерии и самодовольства. Слишком мало смысла. Мне нужно движение. Контроль. Чувство, что я сам определяю свою жизнь, а не сижу под фальшивыми люстрами и слушаю, как кто-то в дорогом костюме говорит мне, куда идти и с кем дружить.

Но вот я — сижу напротив отца в его просторном кабинете. Мрамор, стекло, минимализм и холод, как в мавзолее для великих эго. И он, как всегда, говорит мне, как жить.

— Лиам, — его голос спокоен, почти заботливый. Почти. — Ты слишком отвлекаешься на свои личные проблемы.

О, прекрасно. Начали. Сейчас будет лекция с элементами пассивной агрессии. Я уже чувствую.

Я сжимаю челюсть, чтобы не усмехнуться.

— Какие ещё личные проблемы?

Он хмыкает. Ставлю 50 на то, что сейчас пойдут "примеры".

Он кидает на стол пару документов — не глядя, театральным жестом, как будто сейчас выложил козырного туза.

— Ты думаешь, я не вижу, как ты ведёшь дела? Решения принимаешь с задержкой. Встречи отменяешь или переносишь. Ты здесь, но внимание — где-то ещё.

Он наклоняется, сцепив пальцы в замок. Вот оно — фирменное "сейчас будет важно".

— Я скажу тебе прямо. Это из-за Сэм.

И вот он, финальный аккорд. Сэм. Конечно. У нас семейная традиция — обвинять женщину в том, что у мужчин не работает голова.

Я смотрю на него и чувствую, как в груди поднимается раздражение. Нет, не раздражение. Ярость. Медленная, упрямая.

— Причём здесь она?

— Ты сам знаешь, причём.

Ага. Великолепный аргумент: "Ты сам знаешь". Уровень дебатов на кухне у бабушки.

Я сжимаю кулаки, чтобы не сказать то, о чём потом пожалею. Или, наоборот, совсем не пожалею.

Отец тяжело вздыхает, словно ему действительно жаль. Такой утончённый актёр. Где его "Оскар"?

— Я не хочу лезть в твою личную жизнь.

— Тогда не лезь, — отрезаю я.

— Но ты сам мешаешь себе.

Ну конечно. Я мешаю себе. Не рынок, не обстоятельства, не его контроль. Я. Как удобно.

Он бросает взгляд в сторону двери, и я почти слышу, как он готовит следующий снаряд.

— Клер — вот человек, который мог бы помочь тебе.

Ах вот куда ты клонишь. Вернулись к теме «давай найдём тебе удобную женщину». Список кандидаток высылается Excel-файлом по понедельникам.

Я усмехаюсь, не скрывая раздражения.

— О, теперь мы снова к этому вернулись?

— Клер — умная, целеустремлённая девушка, она не тащит за собой тень прошлого и не втягивает тебя в свои проблемы.

И снова: спасибо за презентацию кандидата. Уже почти готов жениться. Почти.

Я напрягаюсь, проглатывая злость.

— Сэм тоже...

— Не ври себе, Лиам, — перебивает он. Быстро, чётко. Как хирург, отрезающий всё лишнее.

Мои пальцы сжимаются на подлокотниках. Я почти слышу хруст дерева.

— Я не...

— Ты понимаешь, о чём я говорю. Эта девочка разваливается, и ты разваливаешься вместе с ней.

Я резко встаю. Потому что если не встать — я скажу что-то, за что он меня выкинет из офиса и из семьи. А может, и нет. Может, он будет только рад.

— Разговор окончен.

— Нет, не окончен, — отвечает он с той самой хладнокровной уверенностью, от которой кровь закипает.

Я останавливаюсь у двери. Почти ухожу.

— Сегодня встреча с клиентами, — добавляет он. — Клер тоже там будет.

Ну конечно. Всё уже давно распланировано. Меня просто забыли предупредить, что я — пешка в чужой игре.

— Не опаздывай, — говорит он, прежде чем я хлопаю дверью.

Но я уже опоздал. Только не на встречу. А в целом — в его ожидания. И, чёрт возьми, я даже горжусь этим.

***

Встреча прошла, как ожидалось. Напряжённо, вымученно и с обязательной дозой корпоративного притворства.

Я сидел рядом с Клер, которая, надо признать, вела себя чертовски профессионально. Ни одной попытки флирта, ни одного взгляда с подтекстом. Только уверенность и чёткие формулировки.

И это бесило меня больше, чем если бы она начала кокетничать.

Потому что я знал — ей плевать. Она не играет. Ей действительно просто удобно рядом со мной. Как будто я — очередной файл в папке с названием “перспективные активы”.

А я? Я не мог думать ни о чём, кроме одного.

Где сейчас Сэм.

Пока я сидел там, демонстрируя отцу свою «вовлечённость», в голове крутилась только одна мысль: она опять ушла. Опять не сказала, куда. Опять растворилась, будто её жизнь больше не включает меня.

Позже, когда я вернулся домой, тишина встретила меня у порога.

Сюрприз.

Я стоял в прихожей, облокотившись на дверной косяк, сжимая переносицу. Кто-то бы назвал это мигренью. Но я знал — это раздражение, завёрнутое в тревогу.

Чёрт, Сэм.

Я прошёл в гостиную и плюхнулся на диван. Минуту просто сидел, тупо глядя в темноту, как идиот, который ждёт, что потолок ответит ему на все вопросы.

Взгляд упал на её куртку. Небрежно брошенная на спинку стула, как будто она сбежала в спешке, как будто забыла, что кто-то может обратить на это внимание.

Поднялся. Подошёл ближе. И тогда уловил запах.

Сигареты.

Резкие, дешёвые, стойкие, как запах вранья.

Сэм не курит. Ни в каком «иногда», ни в каком «на нервах».

Этот запах въелся в ткань. Значит, она была рядом с кем-то, кто курит. Долго. Достаточно, чтобы потом весь воздух в квартире пах чужим выбором.

Я нахмурился. И — как бы случайно — нащупал что-то в кармане.

Чек.

Бар. Не тот, где бывают наши. Не тот, куда ходит Сара. И уж точно не тот, где Сэм могла бы оказаться одна.

Имя заведения говорило одно — это место не для кофе с подругами.

Я сжал челюсть.

Серьёзно? Бар? В одиночку? Поздно вечером? Конечно. Очень целительное хобби для девушки, которая клянётся, что просто устала от учёбы.

глава 13

Сэм

Майкл сказал, что я могу уйти.

Ага, конечно. Мол, ты свободна, Сэми. Свобода по-братски — это когда тебе оставляют дверь открытой, но очень уверенно смотрят на часы, ожидая, что ты вернёшься вовремя.

Но я осталась.

А теперь он… проверяет меня.

Молча, хладнокровно, почти лениво. Не словами, нет. Зачем тратить энергию, когда можно играть в шахматы в реальном времени, и ты — его пешка? Или ферзь. Всё зависит от того, насколько я умею держаться.

Он не спрашивает, зачем я пришла.

Он просто ждал.

Уверенный.

Спокойный.

Как будто знал, что любопытство и неразрешённая эмоциональная дыра в груди всё равно затащат меня обратно.

— Сегодня не бар, — говорит он, открывая дверь своей угрожающе элегантной машины.

Как будто это не просто поездка, а вступление в очередной уровень игры под названием "Попробуй не охренеть от того, кем оказался твой брат."

Я замираю на секунду.

— А куда?

Он ухмыляется.

— Посмотрим, насколько ты доверяешь мне, Сэми.

О, прекрасно. Люблю тесты на доверие. Особенно без подготовки, без инструкций и с нулевыми шансами на пересдачу.

Но, чёрт возьми… я всё равно сажусь в машину.

Потому что мне нужно знать. Нужно видеть этого человека до конца. Каким бы он ни был.

Мы едем молча. Типичная поездка с братом, который полжизни был вымышленным персонажем, а теперь внезапно стал загадкой с двойным дном.

— Почему ты мне доверяешь? — спрашиваю я, наконец. Потому что молчание начинает давить. А ещё потому, что у меня в голове слишком много вариантов ответов, и ни один не звучит обнадёживающе.

Он не сразу отвечает. Конечно. Почему бы не добавить пафоса.

— Ты моя семья.

О, классика жанра.

— Ты знал меня всего пару дней.

— А ты знала меня?

Попадание. В яблочко. Без предупреждения.

— Нет, — признаю я.

Он поворачивает голову. Улыбка в его глазах — не издевательская. Просто… спокойная. Уверенная в своём праве быть правым.

— Но ты здесь.

Ага. И вот мы снова возвращаемся к вопросу: зачем?

Машина останавливается.

Я смотрю в окно и чувствую, как внутри что-то медленно сползает в пятки.

Здание без вывесок. С охраной у входа. О, да, всё это пахнет секретами, деньгами и мужским эго размером с небоскрёб.

Майкл выходит первым, как будто это его персональная сцена. Жестом показывает идти за ним.

Пожалуйста, проходите. Следующий акт начинается.

Я иду следом. Каждый шаг — как внутренняя ставка в игре, правила которой мне ещё не объяснили.

Внутри приглушённый свет, запах дорогого алкоголя и сигарет. У всех мужчин одинаковый взгляд: сосредоточенный, напряжённый, немного… голодный. Но не по еде.

— Что это? — шепчу я, чувствуя, как сердце стучит быстрее. Не от страха, нет. От того самого чувства, когда ты знаешь — дальше будет нечто.

— Закрытый клуб, — отвечает он. Будто я спрашивала, где ближайшая аптека.

— Ты здесь работаешь?

Он усмехается.

— Я здесь свой.

Свой.

Это не объяснение. Это заявление.

Я замечаю, как на него смотрят. С уважением. С опаской. С таким выражением, как будто он мог бы приказать, и кто-то из них исчез бы из этого клуба… и, возможно, из реальности.

И тут до меня доходит: Майкл — не просто мой брат.

Он кто-то.

И если я действительно хочу его узнать, мне придётся нырять глубже.

Намного глубже, чем я думала.

***

Мы садимся за отдельный столик, который, судя по взглядам окружающих, считается «его» по умолчанию.

Приятно, когда за тебя заранее знают, где ты хочешь сидеть. Особенно если ты даже рта не открыл.

Подходит официант, и прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Майкл заказывает два виски. Без уточнений. Без пауз.

Ну да, логично. Я же всё ещё подопытная. Участник закрытого дегустационного клуба под кодовым названием «Найди свою семью и не офигей».

— Ты даже не спросил, хочу ли я пить, — говорю я, скрещивая руки.

Он смотрит на меня с ленивой полуулыбкой.

— А ты хочешь?

Я сжимаю губы, беру бокал. Если уж играть в эту игру, пусть он знает — я умею пить не хуже, чем сомневаться в людях.

Он следит за каждым моим движением. Не скрываясь. Не смущаясь. Как будто я — книга, которую он уже прочитал, но всё ещё не уверен, что понял правильно.

— Ты не боишься меня, Сэми?

Я ставлю бокал на стол с лёгким стуком. Он звучит как точка. Или многоточие. Пока не ясно.

— Должна?

Он молчит. Конечно. Ему ведь выгоднее, чтобы я сама догадалась, что именно должна чувствовать.

— Люди боятся того, чего не понимают, — произносит он спокойно.

О да. Особенно, когда это «нечто» — твой новообретённый брат с харизмой теневого CEO мафии и взглядом, как у профессионального киллера на пенсии.

Но я не отводжу взгляда. Если хочешь выжить среди акул, перестань пахнуть испугом.

— Я не боюсь тебя, Майкл.

Он чуть приподнимает бровь.

— Посмотрим.

Конечно, посмотрим. И, наверное, ещё в замедленной съёмке.

Разговор едва начался, как к нашему столику направляется мужчина. Строго одет, слишком гладко выбрит, улыбается с натянутым энтузиазмом, как будто зубы ему полировали за счёт компании.

Я сразу замечаю, как меняется Майкл.

Ну всё, сейчас кого-то ментально расчленят. Без крови, но с холодом и фирменным взглядом.

— Майкл, — говорит тип, улыбаясь, как будто пытается продать нам страховку от морального ущерба. — Не ожидал увидеть тебя здесь.

Майкл ставит бокал на стол. Медленно. Словно даже стекло боится треснуть при неловком движении.

— Я тоже, — отвечает он с ровной интонацией, в которой уже читается: "Иди своей дорогой, пока ноги целы."

Мужчина переводит взгляд на меня. И я чувствую, как его оценивающий взгляд скользит по мне, как будто я не человек, а потенциальный актив.

глава 14

Сэм

Поехали, — неожиданно говорит Майкл.

Я моргаю.

Поехали. Без объяснений, без карты, без "пристегни ремень". Всё, как я люблю — с привкусом потенциальной катастрофы.

— Куда?

Он улыбается уголками губ — тонко, почти вежливо. Но в глазах нет привычной насмешки.

В них… что-то другое. Что-то, от чего мне становится не по себе.

— Тебе нужно кое-что увидеть.

Конечно. Мне нужно.

Как будто у меня есть выбор. Как будто я не уже пассажир в чьём-то чужом сценарии, который явно не прописан для счастливого финала.

Я колеблюсь.

Полсекунды.

А потом киваю.

Потому что когда ты всю жизнь проваливаешься, падаешь — перестаёшь бояться очередной ступеньки в пустоту.

Майкл заводит машину, и мы трогаемся с места.

Город остаётся позади.

Огни растворяются, как обещания, которые никто не собирался выполнять.

А я сжимаю пальцы на подлокотнике так, будто от этого зависит моя жизнь. Хотя я и сама не уверена, хочу ли я её удержать.

Не потому что страшно. Просто тело всё ещё делает вид, что ему не всё равно.

— Ты хоть скажешь, куда мы едем? — спрашиваю я, выдавливая из себя голос, который звучит на удивление спокойно.

Почти как будто я не та, кто внутри уже пишет себе некролог.

— Скоро увидишь.

Отлично.

У него все ответы — в духе плохих сериалов: загадочно, раздражающе и с лёгким налётом "я знаю, а ты нет".

Я краем глаза смотрю на него.

Он — как рекламный плакат для слова «контроль»: ровная осанка, крепкие руки на руле, взгляд в точку.

Но я замечаю.

Как у него чуть напрягается челюсть.

Вот так. Даже у идеальных братцев бывают трещины. Спасибо, вселенная. Хоть что-то человеческое.

Машина замедляется.

Я чувствую, как внутри всё сворачивается в клубок.

Потому что то, что я вижу за стеклом, — не просто пейзаж.

Это воспоминание.

И оно наступает на горло.

Мы останавливаемся.

Я поворачиваю голову.

И всё.

Тишина в голове. Только глухой стук в груди.

Потому что передо мной — тот самый трек.

Асфальт, залитый светом фар. Изломанная линия изгиба, где воздух до сих пор пахнет дымом и смертью.

Место, где умер Ник.

Место, где должна была умереть и я.

Но выжила.

Почему — вопрос, на который у меня всё ещё нет внятного ответа.

Майкл выключает двигатель, выходит из машины.

А я остаюсь сидеть.

Каменная. Стиснутая.

Как будто приклеилась к креслу. Как будто любой вдох — предательство.

— Майкл… — мой голос — трещина в стекле. Слишком тихий. Слишком живой для этой сцены.

Он смотрит на меня из-за открытой двери.

Ровно. Без сочувствия.

Не потому что не чувствует. А потому что знает: жалость — это последнее, что меня удержит на ногах.

— Выходи, Сэми.

Я смотрю на него.

На трек.

На ночь, которая вдруг кажется бесконечно пустой.

И понимаю: если я сейчас не выйду — я останусь здесь навсегда.

Не физически. Просто внутри. Замороженной. В том самом повороте, где жизнь свернула не туда.

Я медленно отстёгиваю ремень.

Открываю дверь.

Выбираюсь наружу, будто наступаю на собственную могилу.

И почему-то… становится легче.

Наверное, потому что призраки не так страшны, когда ты наконец встречаешься с ними лицом к лицу.

Я не двигаюсь.

Воздух здесь — как цемент. Тяжёлый, липкий, набитый воспоминаниями, которые давно пора сжечь.

Но, увы, мозг — не мусоросжигательный завод, и всё, что ты пыталась забыть, однажды возвращается в формате HD.

В груди — нечто тугое.

Ком, петля, может, даже целая коллекция остатков чувств.

А может, просто тревожный узел, завязанный на том самом «тогда».

И вот оно.

Как на повторе, как в фильме, который ты ненавидишь, но всё равно смотришь — раз за разом.

Вспышки света. Рёв мотора.

Запах горелой резины и смерти в процессе доставки.

Ник поворачивается ко мне. Тот взгляд — до отвращения уверенный. До наивности живой.

«Готова?» — спрашивает.

А я — улыбаюсь. Потому что да. Потому что думала, что да.

И, честно говоря, будь у меня возможность дать себе тогда пощёчину — я бы не пожалела.

Через несколько минут нас размажет по обочине.

Железо хрустнет, как чипсы, огонь пойдёт по кузову, а я буду лежать в этой консервной банке с привкусом крови во рту и мыслью:

«Какого чёрта я ещё дышу?»

А он — нет.

Он больше не скажет «готова». Не скажет ничего.

И теперь я здесь, на этом треке, словно в театре, где постановка давно закончилась, но фантом боли всё ещё аплодирует.

Горло сжимается.

Я не хочу быть здесь.

Я хочу — не чувствовать.

Но, конечно, судьба у нас с юмором.

Потому что Майкл — воплощение спокойного безумия — просто стоит и ждёт.

Ни слов, ни уговариваний.

Просто взгляд.

Терпеливый, как будто я не на грани срыва, а опаздываю на обед.

Я глубоко вдыхаю.

Героически.

Как будто кислород поможет мне не рассыпаться.

И всё-таки выхожу.

Потому что да, я сломана, но упряма. Прекрасный микс для катастроф.

Майкл смотрит на трек, затем бросает:

— Теперь это место принадлежит мне.

Мир замирает.

Извините, что?

Я резко поворачиваюсь к нему.

В голосе — острые края:

— Что?

Он делает пару шагов вперёд, руки в карманах, голос ровный, почти ленивый:

— Томми больше не владеет этим треком. Теперь он мой.

...

Я моргаю.

Пардон, ты сейчас серьёзно, да? Это тот самый момент, когда в семейной драме включается "вот это поворот" под саундтрек из триллера?

Мозг судорожно пытается обработать услышанное.

Томми — этот самодовольный, напомаженный ублюдок — считал трек своей святыней.

глава 15

Сэм

Я живу двойной жизнью.

Нет, не как супергерой в латексе, спасающий мир по ночам.

Моя суперсила — молчание. Моя маска — улыбка. А миссия? Уничтожение. По списку. Без свидетелей.

Днём я — та же старая Сэм.

Университет, кофе, блестящие зубы, саркастические шутки и вежливые «всё хорошо».

Сара болтает о косметике и мальчиках, Лиам подбрасывает меня на занятия и делает вид, что не замечает, как я от него отдаляюсь.

Чудо-гёрл. Почти настоящая.

Но ночью...

Ночью я другая.

Холоднее. Точнее. Ближе к Майклу.

Я не знаю, в какой момент это началось.

Может, в ту самую ночь на треке.

Может, когда он сказал «место твоё».

А может, когда я поняла, что могу больше никогда не быть жертвой.

— Сэм, ты вообще слушаешь?

Меня резко выдёргивает голос Сары.

Я моргаю, возвращаясь из тёмных, приятных фантазий.

(Нет, не тех — в моих никто не целуется. Там обычно кто-то страдает.)

— Да, конечно, — выдыхаю автоматически.

Идеальный ответ, когда ты не имеешь ни малейшего понятия, что происходило.

Сара смотрит на меня, как на фейл с макияжем.

— Правда?

— Абсолютно, — невинно улыбаюсь, как будто не прокручивала в голове список людей, которых хочу морально уничтожить.

— Тогда скажи, что я только что сказала.

Я открываю рот.

Ничего.

Пусто.

Супергеройская сила временно недоступна. Пожалуйста, перезагрузитесь.

— Эм...

Сара театрально закатывает глаза.

— Боже, Сэм, с тобой последнее время вообще невозможно разговаривать. Ты где витаешь?

О, милая, если бы ты знала…

Я улыбаюсь. Натянуто, вежливо. Маска ON.

— В мыслях.

— Ага. В каких?

В таких, где я стою рядом с Майклом в клубе, обсуждая, как аккуратно снести одного самоуверенного подонка с его пьедестала.

В таких, где Томми получает по заслугам.

Где я не чувствую вины. Только огонь.

Но вместо этого я делаю глоток кофе (пресного, как мои ответы) и спокойно меняю тему:

— Ты говорила про вечеринку?

Отвлекающий манёвр активирован.

Сара тут же расправляется, как кот, услышавший слово «еда».

— Да! В пятницу. Скотт нашёл какой-то шикарный пентхаус, говорит, будет что-то грандиозное.

Ах, да. Пьяные студенты, бессмысленные танцы, и кто-то обязательно потеряет туфлю. Или чувство стыда.

— Звучит весело, — киваю, потому что надо.

— Лиам поедет?

О, вот и началось.

— Думаю, да, — она пожимает плечами. — Ты же тоже будешь?

Я на секунду зависаю.

Пятница…

У Майкла ничего не запланировано.

Значит, на один вечер я могу сыграть в «обычную девушку».

— Конечно, — говорю я.

Внутри всё стучит:

Главное — не забыть, кто я теперь. Даже в платье. Даже с бокалом шампанского. Даже с улыбкой.

Потому что у Сэм теперь две стороны.

Одна — мягкая и милая.

А вторая — учится мстить. И, черт побери, у неё это неплохо получается.

глава 16

СЭМ

Лиам проводит ладонями по моей спине, медленно, лениво, оставляя на коже горячий след.

Профессионал. Наверное, мог бы преподавать «Как отвлечь девушку от любого плана — от кофе до революции».

— Ты уверена, что хочешь пойти? — его голос тихий, почти нежный. В нём — маскировка, но я уже умею её распознавать.

Это не вопрос. Это милая, мягкая попытка держать меня в поле притяжения.

Я сижу перед зеркалом, кисточка в руке, лёгкий макияж, идеально натянутая улыбка. Девушка, у которой «всё под контролем».

Вот только весь мой контроль давно торчит где-то у Майкла в багажнике.

— Уже спрашивал, — говорю я, глядя на Лиама в отражении.

Его взгляд — как чашка крепкого кофе: тёмный, глубокий и немного опасный для нервной системы.

Он склоняется ближе, губы касаются моего плеча.

Чувствую, как кожа дрожит. Проклятье. Он всё ещё умеет это делать.

— Просто у нас был бы отличный повод остаться дома, — продолжает он, лениво, словно между делом, но его губы всё ниже.

Да. Конечно. У нас бы определённо был отличный повод. И не один.

Только вот я сомневаюсь, что можно перепихнуться от тревоги.

Я закрываю глаза.

Даю себе пару секунд передышки.

Передышки от себя, от мыслей, от двойной жизни.

— Сара нас не простит, если я сорвусь, — шепчу я, когда он скользит к моей шее.

Что правда — то правда. Сара способна устроить полноценную войну за пропущенную вечеринку. С флагами и ультиматумами.

Лиам усмехается, губы всё ближе.

— Сара не станет нас разыскивать, если ты напишешь, что заболела.

О, как мило.

Он предлагает мне солгать лучшей подруге.

Ради секса.

Как романтично. Почти как в комедиях, где потом всех убивают.

Его руки сползают на мою талию, затем ниже.

Он знает, где нажать. И как. И когда.

Да, Лиам, у тебя диплом с отличием по «Соблазнению и манипуляциям».

Мои пальцы замирают на кисточке.

Полвека готовилась к вечеринке, и вот теперь рискую пойти туда с размазанной тушью и видом «я только что выжила в торнадо».

— Лиам...

— Что? — в его голосе — наивность. Такая же настоящая, как кристаллы Сваровски в дешёвой бижутерии.

Я поворачиваюсь к нему, глаза в глаза.

— Ты очень хочешь, чтобы я осталась?

Он почти касается губами моих. Почти. Почти, Лиам.

— Да.

Я улыбаюсь. Медленно. Ядовито-сладко.

Та улыбка, после которой обычно начинаются неприятности.

— Тогда тебе стоит постараться.

Смотрю, как зрачки Лиама расширяются.

Игра началась, детка.

Всё же вторая жизнь — не единственное, что я прячу под кожей.

Первая тоже ещё может кусаться.

ЛИАМ

Сэм смеётся.

Громко, заразительно — так, как надо. Так, как, по идее, звучит настоящая радость.

Я наблюдаю, как она кружится на танцполе с Сарой, их волосы разлетаются, туфли сверкают, руки подняты к потолку, музыка выстукивает пульс зала.

Сэм танцует так, будто ничего не болит.

Как будто у неё нет разбитой души.

Как будто она не возвращается домой поздно, не врет мне в лицо и не прячет телефон так, будто на нём ядерный запуск.

И все вокруг, чёрт подери, ведутся.

Улыбаются ей в ответ, хвалят платье, предлагают коктейли, будто не чувствуют, что её смех пустой. Легкий, звонкий — и совершенно фальшивый.

Как пластиковые розы в отелях среднего класса.

— Что с тобой? — раздаётся сбоку.

Я перевожу взгляд — Скотт.

Он протягивает мне стакан виски с таким выражением, будто сейчас вручает Нобелевку.

— Всё нормально, — отзываюсь автоматически, беря стакан. Даже не пробую.

Скотт криво усмехается. Конечно. Он меня знает.

— Серьёзно? Потому что ты выглядишь так, будто готов откусить ухо первому, кто посмотрит в её сторону не так.

Я не отвечаю.

Потому что... черт, может, и правда готов.

Сэм снова попадает в поле зрения. Она кидает голову назад, смех разлетается, как шампанское. Резкий. Слишком лёгкий.

Или я параноик.

Или я влюблён.

Хотя, если честно, одно другому не мешает.

Я наблюдаю, как свет скользит по её телу. Платье — чёрное, открытое, слишком короткое, чтобы мне не захотелось кого-нибудь ударить.

И я помню те пару часов назад.

Помню, как она выгнулась подо мной.

Помню, как прошептала: «Тебе стоит постараться».

Господи, да я бы и с дьяволом заключил сделку, если бы это вернуло ту версию Сэм, которая тогда была рядом.

Ту, которая дышала мне в шею и не уходила в ночь с фразой: «Потом поговорим».

А теперь она танцует, улыбается, будто мы вообще не знакомы.

Словно я — просто парень из очереди в баре, с которым она случайно заговорила, а не тот, кто держал её, когда она плакала до рассвета.

— Это из-за неё, да? — произносит Скотт, явно не в восторге от моего молчаливого кино. Его взгляд тоже на Сэм.

Я не отвечаю.

Потому что да.

Потому что, чёрт возьми, конечно, из-за неё.

Из-за неё я не могу расслабиться.

Из-за неё я чувствую, будто вот-вот что-то сломается — и это будет не она.

Это буду я.

***

Через полчаса

Сэм подходит ко мне.

Щёки раскраснелись — не только от алкоголя, но и, наверное, от количества фальшивых улыбок, которые она сегодня раздарила всем, кроме меня.

Конечно, если бы это был конкурс на “самую загадочную подружку года”, она бы уже стояла с кубком в руках и коктейлем в другой.

Она улыбается, но у меня в голове уже автоматически включается фильтр: улыбка ≠ искренность.

— Ты так и будешь стоять здесь весь вечер? — спрашивает она и, не дожидаясь ответа, забирает у меня стакан. Делает глоток, будто ей срочно нужно остудить собственное возбуждённое молчание.

Я смотрю на неё, на эту идеально поданную «беззаботную» версию Сэм, и чувствую, как внутри медленно закипает.

глава 17

СЭМ

Я не сразу его замечаю.

Сначала это просто ощущение: что кто-то смотрит.

Ты знаешь это чувство — как будто чей-то взгляд сверлит затылок, даже если ты не оборачиваешься.

Как будто кожа под этим взглядом начинает чесаться. Нервно.

А потом я его вижу.

Высокий, с тёмными волосами, стоит у бара, изображает, будто пьёт.

Очень старательно делает вид, что не палится.

Спойлер: палится.

И смотрит.

Прямо на меня.

Так, будто я не человек, а список задач, и он сейчас отметит галочкой пункт «обнаружить объект».

О, прекрасно. Теперь у меня есть сталкер. Вечер официально удался.

Я не моргаю, не отворачиваюсь слишком резко.

Поворачиваюсь к Саре, делаю вид, что смеюсь. Возможно, слишком громко.

Возможно, как психопат в рекламе зубной пасты.

Периферийное зрение ловит его движение.

Он делает шаг. Потом второй.

Никого из толпы он не замечает, будто прорезает её.

И теперь я точно знаю — он идёт за мной.

Чудесно.

Классический сюжет. Девочка идёт на вечеринку — получает приглашение от тьмы.

Я начинаю двигаться, петляя, как кролик в лабиринте.

Сначала через танцпол. Потом к бару. Потом снова в гущу людей.

Если бы я была чуть более драматичной, можно было бы назвать это «танец бегства».

Но я просто пытаюсь не обосраться от напряжения.

Он всё ещё за мной.

Круто.

Вот бы хотя бы преследователь был оригинальным. А то всё по канону.

Я ухожу на балкон.

На улице прохладно, пахнет сигарами, дорогими духами и перспективой дерьма.

Становлюсь у перил, делаю вид, что любуюсь видом.

Типа я просто задумчивая. Типа у меня глубокие мысли, а не дрожащие колени.

Но я чувствую, как он приближается.

Поворачиваюсь.

Он рядом.

— Ты Сэм, да? — голос низкий.

И, разумеется, спокойный. Потому что только психи в фильмах говорят высоким, визгливым тоном.

Я поднимаю бровь.

— А ты кто? Новый агент по впариванию страховки?

Он усмехается.

— Просто один человек очень хочет тебя увидеть.

Ах. Ну конечно. Вот и началось.

— Кто? — голос звучит твёрже, чем я чувствую себя внутри.

На самом деле я бы с удовольствием провалилась сквозь балконную плиту прямо сейчас.

Он делает шаг ближе.

Личное пространство? Не слышал.

— Томми.

Бум.

Вот оно.

Я знала, что он вернётся.

Но, чёрт, мог бы хотя бы прислать открытку сначала. Или повестку в суд.

Пульс колотится в ушах.

Но я стою. Не двигаюсь.

— И что он хочет?

— Ты ведь знаешь.

Да, знаю.

Он хочет убедиться, что я всё ещё на поводке страха.

Сюрприз, Томми. Поводок проржавел и порвался.

— Если он хочет что-то сказать — пусть скажет лично, — бросаю я, скрестив руки на груди.

Он наклоняется ближе.

Вот сейчас бы ударить. Просто ради профилактики.

— Он не забыл тебя.

О, как мило. Можно мне тоже отправить открытку с "я не забыла твои подлости"?

— Забудь о мне, — выпаливает мой рот раньше, чем я успеваю подумать.

Он снова ухмыляется.

Так, будто я сказала именно то, чего он ждал.

— Он надеялся, что ты скажешь что-то поинтереснее.

— Передай ему, что мне плевать, чего он надеялся.

Я делаю шаг назад.

И тут он хватает меня за запястье.

О. Так вот где заканчивается терпение.

— Проблемы? — раздаётся голос за моей спиной.

Низкий. Чёткий. Грозовой.

Лиам.

Я чувствую, как он становится рядом.

Чувствую, как земля под ногами немного возвращается в твёрдое состояние.

Парень замирает.

Медленно отпускает мою руку.

— Я просто хотел поговорить с Сэм.

— А она этого хочет?

Спросил Лиам, не отводя взгляда.

Если бы голос мог убивать — этот парень бы уже испарился.

— Всё нормально, забудь, — бормочет он и уходит.

И я стою на этом балконе, пока внутри всё ещё дрожит.

Это ещё не конец.

Это только вступление.

И мне страшно.

Но я не сдамся.

Потому что теперь я не просто Сэм.

Теперь я — проблема.

Лиам поворачивается ко мне.

И в его взгляде — вулкан до извержения.

Глаза чёрные, как эспрессо без сахара и сна.

Если бы взгляд мог кричать — его бы услышала полиция, пожарные и, наверное, даже Томми.

— Кто это был?

О, прекрасно. Началось.

Сейчас он включит режим «личного телохранителя» с нотками паранойи и послевкусием ревности.

А я даже не получила коктейль, чтобы пережить этот вечер.

Я отвожу взгляд.

— Никто.

Да, конечно. «Никто» с лицом гангстера и голосом, как у убийцы из нуарного фильма.

Но что мне ещё сказать?

«Здравствуй, Лиам, этот приятель из тени только что передал привет от демона моего прошлого»?

— Сэм… — его голос напряжённый, и я чувствую, как он стискивает челюсть.

Вот бы сейчас не расплавиться под его взглядом.

А то я не Сэм, а керамическая кружка — трещу от давления.

Я закусываю губу.

— Давай уйдём отсюда, Лиам, — тихо говорю. Почти шепчу. Почти умоляю.

Потому что знаю: если он сейчас сорвётся, этот парень с бархатным голосом отправится в реанимацию.

А мне это не нужно.

Пока не нужно.

— Сэм…

О нет. Он снова повторяет моё имя.

А значит, сейчас пойдут вопросы, обвинения, мрачные монологи на тему "почему ты мне не доверяешь".

Я поднимаю глаза.

— Пожалуйста, — произношу тише.

Он молчит.

Но я вижу: внутри него уже идёт буря.

Молнии, грозы, и небольшой смерч недоверия, способный снести всё, что мы выстраивали.

И всё же он кивает.

Словно делает шаг назад, но только временно.

Я знаю, что он ничего не забыл.

глава 18

Сэм

Тишина.

Она не просто обволакивает квартиру.

Она ползёт по полу, забирается под кожу, в глаза, в уши, в мозг.

Как холодный змей. Или как вина. Кто их теперь отличит.

Она была в машине.

Теперь она между нами.

И, честно говоря, по сравнению с этим, визг тормозов звучал как любовная серенада.

Лиам даже не посмотрел на меня.

Кинул ключи, будто они виноваты, что я умею врать.

Разулся, как будто это последняя попытка остаться человеком.

И исчез в ванной — как герой в плохом фильме, который знает, что сейчас пойдут титры, и можно больше ничего не объяснять.

А я?

А я стою в гостиной в полной темноте.

Как будто если не включать свет, то всё это не на самом деле.

Как будто я не только что выстрелила в его доверие. Прямо в упор. Без глушителя.

"Ты можешь хотя бы раз не врать мне?"

"Этот парень упомянул Томми!"

"Я разберусь сам."

Ага. Разберётся.

Проблема в том, что Лиам не просто «разбирается».

Он действует. Быстро. Без тормозов. Без страховки.

А Томми — это не тот парень, с которым можно сыграть в “давай поболтаем по-мужски”.

Если Лиам влезет туда, он не выйдет прежним.

Или не выйдет вообще.

А я?

Я сделаю то, что умею лучше всего.

Оттолкну.

Скажу что-нибудь разрушительное и с ноткой драматичного безразличия.

Типа: «Я не просила тебя быть моим парнем.»

Ага. Гениально.

Потому что в тот момент, когда я это выдала, я не просто сделала больно.

Я вырезала ему сердце ножом из льда.

Смотрела прямо в глаза и резала.

И да, я видела, как он дернулся.

Как его пальцы стали белыми на руле.

Как в глазах сверкнула не ярость, а боль. Такая… чистая, что мне захотелось врезать себе.

Слово было сказано.

И назад его не запихнёшь, даже если я стану фокусником года.

Поздравляю, Сэм.

Ты снова победила в номинации "Как разрушить всё за полторы секунды".

Я опускаюсь на диван, упираюсь локтями в колени и вжимаюсь в темноту, как будто она меня обнимет.

Она хотя бы честная.

Лиам в ванной.

Я слышу, как вода выключается.

Слышу, как он долго не выходит.

Наверное, считает. До десяти. Или до тысячи.

Чтобы не вернуться в комнату и не спросить: “Кто ты вообще такая, Сэм?”

И я не смогу ответить.

Потому что я сама не знаю.

Но я знаю одно.

Если я промолчу сейчас — он не вернётся.

Не в эту комнату.

Не ко мне.

А я не справлюсь.

Я не скажу всей правды.

Но хотя бы часть.

Кусочек, который не обрушит всё здание, но даст понять, что под этими руинами ещё дышит кто-то живой.

Я поднимаюсь.

Иду в коридор.

И знаю, что это, чёрт возьми, единственный способ ещё раз постучать в закрытую дверь.

Вода перестаёт шуметь.

Шум надежды, маскирующий неловкость и глупость. Было бы здорово, если бы он просто продолжал стоять под душем вечно. Или улетел в Непал. Или хотя бы вышел сухим и обернулся с фразой: «Знаешь, я всё понял, ты молодец. Пойдём есть мороженое».

Но, конечно, нет. Это не тот жанр.

Я слышу, как он идёт в спальню, и понимаю: если не скажу сейчас — потом будет поздно. Позже будет "слишком поздно", а потом и вовсе "никогда".

Я вдыхаю. Глубоко. Настолько, насколько может вдохнуть человек, собирающийся застрелить саму себя словами.

Он стоит у окна. Спиной. Всё как в сцене из французской драмы: полотенце, капли на ключицах, молчаливый страдающий мужчина, который вот-вот выкурит метафорическую сигарету боли.

Идеальная цель.

— Лиам…

Он замирает. Ни "привет", ни поворот головы. Сразу уровень "суд по семейным делам".

— Что?

В голосе усталость и раздражение — коктейль, который он явно пьёт каждый вечер последнее время. Но самое страшное — в голосе пустота.

А я-то надеялась хотя бы на злость. Злость — это эмоция. А равнодушие? Оно убивает на медленном огне.

— Я… хочу поговорить.

Он поворачивается. Медленно. Как будто ему физически больно смотреть на меня.

В его взгляде ни капли тепла. Только "Серьёзно? Снова ты?"

— О чём?

Да, Сэм, вот сейчас будет весело.

Сейчас ты расскажешь, как устроила себе криминальные субботники и гоняешь по ночам с братцем-оборотнем из местной мафии.

Или хотя бы часть. Маленький эпизод из этого феерического сезона.

— О том парне на вечеринке.

Он вскидывает брови. Сарказм уже готовится к запуску. Можно включать прожекторы и фон.

— Наконец-то.

Да, держи овации, Сэм. Только опоздала ты на целую вечность.

— Я не хотела скрывать это… — начинаю я.

Он усмехается. Горько. Так, как усмехаются те, кого уже давно не удивляют ни ложь, ни оправдания.

— Правда? Потому что в машине ты не выглядела слишком болтливой.

Ну да, в машине я была звездой жанра "Молчание ягнят", только без антуража.

Просто выдала ноль информации, при этом вела себя как человек, который точно знает, где спрятан труп.

— Кто он?

И вот оно. Финал. Красная дорожка. Конфетти.

— Он работает на Томми.

В этот момент можно почти услышать, как Лиам внутри закипает. Кулаки сжимаются, челюсть ходит ходуном, как у Джона Уика перед сценой с массовым убийством.

— Я так и знал.

Конечно, знал. Потому что Лиам всегда знает, когда его держат за дурака. Просто делает вид, что верит, пока не настанет момент сказать: "Ага. Попалась."

— Что он сказал?

Ох. Вот и ловушка.

Я не могу сказать всю правду. Майкл — это моя территория. Мой секрет. Мой... союзник.

И да, я в этом дерьме по уши. Но это моё дерьмо.

— Он просто хотел напомнить, что Томми не забыл.

Полуправда — тоже форма честности, правда?

Он сверлит меня взглядом. Не верит ни на секунду. И я его не виню.