Полина
— Вот ваш контракт, ознакомьтесь, подпишите, — высокий смуглый мужчина протянул мне белый лист плотной бумаги и ручку. Продолговатую, с зауженным кончиком, как на картинке из учебника по истории Древнего мира. Шариковую?
Сейчас во всей Галактике не найдется планеты, не использующей современных высокотехнологичных ручек с наночернилами. Именно ими подписываются все документы, где требуется отпечаток почерка, а не электронная подпись.
Я еще раз осмотрелась вокруг, концентрируясь на каждой мелкой детали. В окнах обыкновенное стекло. Стены замызганные, с осыпающейся штукатуркой. Лампочка накаливания под потолком. В какую же древность я попала?
Впрочем, не важно. Сейчас задача у меня не мир идентифицировать, а выжить и вернуться домой. В свою жизнь.
Не раскисать! — скомандовала я себе, и на душе немного полегчало. Теперь можно и контракт почитать.
Уверенным, без доли колебания движением я взяла бумагу в руки и опять обвела взглядом затрапезную комнату рекрутера в поисках свободного стула. Или табуретки. Ногам после сумасшедшего дня нужен отдых.
Не найдя ничего подходящего, отошла к окну с темными, сто лет не мытыми стеклами и потому с трудом пропускавшему дневной свет. Позволила мутному солнечному лучу упасть на бумагу и принялась внимательно изучать контракт, ставший моим спасением от похищения и рабства.
Буквы с трудом складывались в слова и обретали смысл.
Сколько ни бегай глазами по тексту, суть написанного не изменится. С сегодняшнего дня и на ближайший календарный год я принимаю на себя обязательства выполнять работу врача широкого профиля в этой забытой всем миром части света.
Еще раз пробежалась по словосочетанию «широкого профиля» и понадеялась, что не одна я под этим набором букв понимаю обычную работу терапевта.
Вот только мое чутье от одного взгляда на обстановку в будущем медпункте завыло сиреной: быть мне здесь многопрофильным специалистом, не меньше. Хорошо, если операции делать не придется. Но выбора нет. Нужно брать что дают.
— В контракте указано, что мне полагаются помощники, — обратилась я к заскучавшему рекрутеру. — Какая будет у них специальность?
— У рабов нет медицинской специальности, — усмехнулся он и поторопился добавить, увидев мои взлетевшие ко лбу брови: — Вам придется самой всему их обучить.
— Мне не нужны рабы, — теперь я чувствовала, как хмурюсь и в голосе появляются стальные нотки.
«Успокойся. Не спеши. Выдашь себя импульсивной реакцией и окажешься на месте этих бедняг. От такого поворота никому лучше не станет», — сказала я сама себе и постаралась замедлить дыхание.
Рекрутер, как пес с тонким нюхом, почуял, насколько мне не по себе, и вцепился в мое лицо своими глазами-буравчиками.
Расслабиться. Нужно срочно расслабиться. Мышцы лица, как и остальное тело, вернуть в непринужденное состояние.
И я принялась тихо и неторопливо дышать.
Пара острых взглядов резанули по щеке, царапнули шею и кольнули область декольте, спрятанную под плотной прямого покроя майкой.
Быстро погасить адреналиновую вспышку не удалось. Смуглый только посмотрел, а почувствовала я себя так, словно облапал.
— Ну так как, брать рабов будете? — мужчина игриво дернул бровью.
— Возьму, если других вариантов нет.
— Не-а, — помотал головой собеседник. — Сами выберете или примете, кого дадут?
— Сама не буду, — слова слишком быстро сорвались с губ, а голос предательски дрогнул. — Мне женщин, двух. Одну помоложе, другую постарше.
— Женщин на бытовые работы у нас не предусмотрено, — снова этот пренебрежительный взгляд. — Мужчина вам больше подойдет. И в быту, и кхм… — тон Смуглого перешел в нарочито похабный. — В общем, вы понимаете?
Я сухо кивнула. Понимаю. Как уж не понять. Не вчера родилась. И криминальные новости «Межгалактического вестника» читаю регулярно. Рабство, хоть на словах порицается, но и в более продвинутых мирах не редкость. А уж на таких отсталых планетах удивительно было бы ожидать его отсутствия.
Мне сейчас не про рабство думать надо, а про дремучие методы и технологии врачевания, с которыми вовсю придется работать, если не повезет, целый год.
Вот, например, скальпель. Слово знакомое. Помню даже, как выглядит, спасибо учебнику по истории медицины. В руках же скальпель, отлитый из медицинской нержавейки, я ни разу не держала.
В моем мире на многие случаи жизни подходит высокотехнологичный лазерный коагулятор, разрезающий ткани с точностью до микрон.
А лекарства… Что я буду делать без всех нанопрепаратов, которые легко встраиваются в биохимию клетки и без побочных эффектов устраняют неполадку?
Осознание проблемы, предвещая скорую катастрофу, обрушилось на голову, и я чуть не улетела в бездну отчаяния с одной-единственной мыслью. Почему я пропускала лекции по истории медицины?
— Подписывать будете? — рекрутер нетерпеливо встал из-за стола, приблизился ко мне вплотную и повторно протянул ручку.
Машинально я взяла легкий пластик и, склонившись над столом, поставила размашистую, только что придуманную подпись. Синими чернилами. Ручка и в самом деле оказалась шариковой.
— Теперь, когда формальности улажены, идемте, покажу вашу вотчину, — на ходу сгибая контракт надвое, словно ничего не значащую бумажку, Смуглый направился к выходу.
Вотчина показываться не хотела. Лампочки в коридоре светили так себе: одна из нескольких, небольшой яркости. Отчего весь он тонул в полумраке и увидеть, что находится дальше десятка метров, не представлялось возможным. Лишь проблеск света в самом конце темного прохода, больше напоминающего тоннель, возвещал: выход отсюда есть.
Смуглый с силой ударил по выключателю, чем оживил еще пару лампочек, прочертивших в полумраке проемы дверей, разбросанные по всему коридору, и уверенной походкой направился к ближайшему из них.
— Кабинет для приема пациентов, — приоткрыв дверь, он продемонстрировал убогое нутро.
Дверь с грохотом захлопнулась. Смуглый бодро направился к следующей двери грязно-бежевого цвета.
— Процедурная. Внутри — операционная, — и, снова поймав удивление на моем лице, добавил: — Для легких случаев.
— А со сложными куда отвозите?
— Никуда.
Я чувствовала, как стала похожа на Фриду Кало, когда мои брови сошлись на переносице.
— Каждый год одно и то же, — поморщился Смуглый и отвернулся в сторону, — приезжают волонтеры…
Это что, в его тоне проскользнула нотка презрения?
— Думаете, хотят нести доброе, светлое, вечное? Или облагодетельствовать хотят нас, отсталых дикарей? — мужчина замолчал.
— Тогда зачем они едут?
— Может, мне у вас спросить?
Рекрутер издевается, а я не могу понять, чем ему не угодили почти бесплатные помощники.
— Смотрите, я вижу разруху, отсутствие элементарных средств помощи и невозможность применить свои знания и умения. Меня это напрягает.
— Да ну? — Смуглый покосился на меня, словно увидел то ли вымершего зверя, то ли отъявленную лгунью.
— Так может, закупить оборудование, препараты? Тогда волонтеры смогут проявить свои навыки, — довела я свою мысль до конца.
Мужчина развернул контракт и мельком пробежался по нему взглядом.
— Полина, вы что-нибудь узнавали о планете, на которую волонтерить приехали? — он убрал из тона издевку и лишь недобро сверкнул глазами кофейного цвета.
А вот это уже опасно. И я как можно более безразлично пожала плечами:
— Не особо.
— Конкретнее, — черная бровь Смуглого изогнулась вопросительным знаком.
— Ничего не знаю, кроме того, что врачей у вас почти не осталось.
— Почти! — сокрушенно качнул головой мужчина и, ускорив шаг, приблизился еще к одной двери. — Смотровая, за ней родильная.
Родильная? Протест колючим клубком сжал внутренности и подкатился к горлу. Я не акушер-гинеколог! Только роды мне не хватало здесь принимать.
— Я не… — прохрипела я и сама почувствовала, как глаза расширяются от ужаса.
— Да, — тоном, не терпящим возражений, подтвердил Смуглый. — Больше некому. Повитуху в помощь возьмете, но в тяжелых случаях на нее не рассчитывайте.
Смуглый скривился и отвернулся в сторону.
«Волонтеры, хреновы белоручки, — донеслось до моих ушей злобное бормотание, — работать не заставить, только рабов им подавай».
Вторая часть фразы меня озадачила, но не время выяснять, что мужчина имел в виду, и я сделала вид, что ничего не услышала. Смуглый захлопнул дверь и, развернувшись, продолжил идти вперед.
Светлое пятно в конце коридора чуть потемнело, и из его нутра донеслось размеренное грохотание. Кто-то поднимается по лестнице, догадалась я. Наверное, там выход на воздух. И я ускорила шаг.
Смуглый продолжал говорить отрывистыми фразами, теперь про стерилизацию и асептику. Которых здесь почти не предусмотрено. Я слушала вполуха. А все потому, что навстречу нам из светлого проема вынырнула пара мужчин, ведущих оживленный разговор на незнакомом мне языке.
Сначала до меня долетели обрывки слов, а потом и целые фразы.
«Придется обрадовать Смуглого еще кое-чем», — опомнилась я.
Но прежде чем успела произнести хоть одно слово, мы почти поравнялись с мужчинами. Липкий голодный взгляд двух пар глаз обжег лицо, остановился на губах и медленно, оценивающе сполз вниз, на грудь.
Да что же это такое? Машинально подтянула полы кожаной куртки и застегнула. Не привыкла я к такому дерзкому оцениванию.
Мужчины перебросились парой фраз с моим спутником и вернули свое внимание на меня. Который повыше и светлее, держался нагло и раскованно. Переступил с ноги на ногу, качнул бедрами и медленно провел языком по верхней губе, засветив пирсинг на языке. И взглядом стрельнул.
Кажется, нравы здесь под стать общему техническому оснащению.
Я почувствовала, как краска заливает лицо, и, не дожидаясь реакции своего сопровождающего, зашагала вперед.
Надо придумать тактику, как быть с этими дикарями. В том, что бесстыжая демонстрация намерений Высокого была лишь цветочками и меня ждут сложные времена, я ни на секунду не сомневалась. Отпор надо будет давать сразу. Да такой, чтобы надолго запомнился.
Смуглый гортанно рыкнул на своих коллег и поспешил за мной.
— У вас есть два дня привести дела в порядок. С послезавтра идет запись пациентов, — проговорил он как ни в чем не бывало. Словно не заметил ничего непристойного в поведении коллег.
А может, ничего не пристойного в этом жесте и не было? Подумаешь, язычком поигрался и жопой повилял.
— Мне нужен будет переводчик, знающий межгалактический язык.
Я тоже решила раньше времени не привлекать к себе внимание. Будут поползновения — отвечу. Как? Придумаю! А пока — наблюдать и выжидать.
Но это разумная часть мозга твердила свое видение ситуации. Эмоциональная же составляющая призывала забиться в угол, а еще лучше — спрятаться подальше.
— Одного из рабов будете использовать в том числе переводчиком, — ответил мужчина.
Световое пятно в конце коридора действительно оказалось выходом на лестницу. Мы быстро преодолели два пролета и оказались внизу.
Дин
Жжение, поглощающее каждую клетку, зарождалось над головой, где запястья, плотно прижатые друг к другу и зафиксированные цепями, так, что не пошевелиться, тянули тело вверх. Обжигающая, не знающая пощады боль, как змея, растекалась сверху вниз, превращая тело в один оголенный нерв.
Замираю и прислушиваюсь. Никто не идет, громыхая шагами по коридору. Но все равно жду, когда дверь откроется и пытка, наконец, прекратится.
Сколько времени здесь болтаюсь, даже примерно не получается подсчитать. В темноте, когда боль разрывает тело на кусочки, любая секунда кажется вечностью. И ты теряешь счет минутам, часам.
Но дело не только в боли: чувство нереальности накрыло плотной пеленой. Рефлексы замедлились, словно и не живой вовсе. Или не совсем живой.
Как в ответ на мысли, кашель, поднявшийся из легких и тряхнувший тело в одном болевом спазме, отчего в голове еще сильнее помутнело, подсказал, что всё-таки я даже слишком живой для происходящего.
И всё же — сколько я здесь нахожусь?
Вопрос не особо важный, если есть выдержка и дальше вот так болтаться, как селедка, подвешенная на крюк. У меня ее давно уже нет.
Вдобавок тревожный червячок нагнетает панику: вдруг решили убить и за мной не придут? Пожизненно осужденные — самые бесправные существа на Шенталире. Их превращают в рабов, над ними издеваются, их унижают и наконец убивают. Никому за это ничего не будет. И ни одна душа не вступится. Потому что у людей, живущих здесь, нет души.
Нестерпимо хочется пить. Во рту пересохло, и облизать иссушенные губы не вариант. И всё-таки провожу сухим языком по растресканным губам. Новый страх кольнул душу. Сколько живет человек без воды? Дней десять? Но это там, на родном Антиларе. А здесь… Дней семь, не больше.
Мысленно хватаюсь то за один, то за другой временной промежуток, в попытке получить точку отсчета. Но ориентиры ускользают как вода сквозь пальцы. Мозг не в состоянии удержать их в накрывшей голову ватной пелене.
Почему никто не идет?
Почему здесь так темно?
Пролейся капля света, и уже тьма не казалась бы такой непобедимой. И я бы смог сориентироваться во времени, хоть немного.
***
Спустя вечность туман в голове стал тяжелым, непробиваемым, два слова не удержать в памяти. А тело, раздираемое болью, и окружающее пространство слились в один организм.
В памяти всплыли практики мракобесов, при которых происходит вот такое единение со Вселенной. Называют это суперспособностью, а на самом деле явление — просто глюк мозга, который при длительном нахождении в одной позе перестает различать, где заканчивается тело и начинается окружающее пространство.
Это уже слишком. И я осторожно дернул плечами, чуть коснувшись холодной стены. Иллюзия рассыпалась, и снова я сам по себе, а окружающее пространство само по себе.
Еще раз дернулся, и сквозь дыры в футболке кожу царапнули острые языки застывшего раствора, выпирающего из стены. Раскрошившийся кирпич оказался по качеству так себе. Цементный раствор, приклеивающий кирпич к кирпичу, победил в борьбе со временем.
Отвлечься на размышления о пустяках не получилось. Мысли, как их ни отвлекай, возвращались к еще одной проблеме.
Пальцы, несмотря на все попытки ими пошевелить, больше не слушались.
Стоило мне тряхнуть кистью и не почувствовать движения, прилив отчаяния захлестнул с головой.
При всей бредовости, в глубине души еще жила надежда, что когда-нибудь я смогу взять в руки инструмент и извлечь звук.
И я в сотый или тысячный раз пошевелил пальцами и, не ощутив отклика, застонал от бессилия. Впрочем, потерявши голову, по волосам не плачут, как любила говорить Изабель.
Знал ведь, нельзя перечить Линсеру с Селинтией. Нужно было перетерпеть эту проклятую неделю под названием Игры, как терпел раньше.
И тогда не оказался бы здесь. В сыром, холодном подвале, подвешенный, как селёдка на крюк. С риском потерять пальцы, умереть от обезвоживания или лишиться рассудка.
Никогда еще меня не оставляли в таком положении так надолго. Но и я никогда прежде не вел себя вызывающе. В первый раз за пять с половиной лет отказался подчиняться.
Все правильно. Я — осужденный на пожизненное заключение на чертовой планете Шенталир. И заодно непослушный раб, несу заслуженное, по мнению Линсера, наказание.
Отчаянно шевельнул пальцами. Ничего. Словно их и нет у меня. «Почему словно?» — уцепился за обрывок мысли. Уже нет. Как нет и больше никогда не будет прежней жизни, любимой девушки, музыки.
Пора бы уже забыть про то, что было «до». Особенно про Изабель и музыку. И думать только о том, что происходит сейчас.
Но забыть не получалось. Растревоженные воспоминания раскаленным ножом кромсают на кусочки тело, а глубине сознания звенит злорадный смех Изабель.
Полина
Мы остановились внизу, у самого выхода. Смуглый опять пробежался взглядом по моей внешности: алчно заскользил глазами по губам, шее и замер на уровне груди. Потом сморщился, словно о чем-то вспомнил. Наверное, о моей растерянности от увиденного масштаба разрухи. Похоже, от умственных способностей волонтера в моем лице он не в таком восторге, как от фигуры. Тем лучше для меня. Меньше будет ожидать подвоха.
Проблема лишь в том, что я от своей тормознутости тоже не в восторге. Голова все еще идет кругом. И до сих пор хочется верить, что я попала в дурной сон, который вот-вот разлетится на миллионы осколков, и я проснусь дома в своей спальне, рядом будет похрапывать Эдвин. А впереди будет новый день и новая работа.
Ком подступил к горлу, а глаза наполнились слезами. Я изо всех сил сжала челюсти. Не хватало только разреветься, как девчонке.
В этом мире слезы — признак слабости. Только раз стоит показать, и шакалы — я держала перед глазами встреченных пару минут назад мужчин — сожрут.
Нужно держаться уверенно. Как будто никакие пираты не нападали на наш гравилет. Словно я специально сюда приехала волонтерить. А про Эдвина пока лучше не думать. Смысл терзать душу? Все равно, пока до галанета не доберусь, помочь ему не смогу.
И ни одной лишней эмоции на лице, кроме тех, которые должны быть. Ни единой нотки срывающегося голоса. Я мысленно повторила легенду, несколько раз произнесенную мне главарем пиратов, захвативших наш гравилет. Я волонтер, приехавшая на планету для оказания помощи. Всю жизнь об этом мечтала. Межгалактический Медицинский университет окончила, только чтобы стать волонтером.
Кажется, последняя фраза выдаст меня с головой. Не может нормальный человек специально окончить университет самого высокого уровня, чтобы поехать в какую-то дыру, где даже нет возможности применить полученные умения.
Ком в горле растаял, слезы отступили, и я, выровняв дыхание, посмотрела на Смуглого. Нужно узнать, как его зовут. А то в суматохе не запомнила. Или он не представился.
— Будут вопросы или проблемы, обращайтесь, — мужчина, наконец, отвел от меня взгляд.
— Вопрос уже есть, — вымучила я из себя деревянную улыбку. — Кому подавать запрос на покупку лекарств и оборудования?
— Все вопросы будем решать через меня, — хлопнул себя по карманам. — Чуть не забыл. Вот ключи от вашей служебной квартиры.
Холодный железки звякнули и упали в мою ладонь. Я изумленно поднесла их к глазам. И вправду металлические, один побольше, с легким налетом ржавчины, другой маленький, блестящий: зубцы не успели окислиться.
Мысли о свинарнике, который ожидал меня в будущем жилье, отразились на лице. Смуглый чуть насмешливо добавил в голос покровительственный тон:
— Все не так плохо, как вы думаете.
«Хорошо, что он не знает, до какой степени все плохо», — мрачно подумала я.
Как позже оказалось, я и сама не знала размер катастрофы, разразившейся над моей головой.
— Вот моя визитка, — в ухоженной руке материализовалась бумажка.
Бумажная визитка? Серьезно? Мне вдруг захотелось вспомнить всех богов Вселенной. Вот только не верю я в них, и если вспоминаю, то скорее для красного слова.
Поэтому я молча взяла бумажку и, чуть расшевелив улыбку на губах, еще раз поблагодарила.
— Ожидайте в рабочем кабинете, сейчас вам работников приведут, — мужчина повернулся ко мне спиной, и я поняла, кого он мне все время напоминал: безжалостного, чуть ленивого хищника.
— Телефона или сетевого адреса нет? — крикнула я быстро удаляющемуся рекрутеру, рассмотрев на бумажке только адрес и номер кабинета.
Мужчина плавно, словно гепард, повернулся.
— Это Шенталир, Полина. Шен-та-лир! Здесь нет сотовой связи, галанета, межгалактической телефонии. Здесь ничего нет!
Что?
Тот самый Шенталир — планета, на которую ссылают самых опасных убийц со всей Галактики? И которая принадлежит пиратам, заключившим договор с Межгалактическим сообществом, что они принимают всех неугодных элементов — и в обмен никто не вмешивается в заведенные на планете порядки.
Пират, отправивший меня сюда, не спас меня от плена. Я продолжаю оставаться его пленницей. Тайной пленницей.
На миг мне вспомнилось, как небрежно Смуглый переломил пополам подписанный мной контракт. Ну конечно, это простая бумажка для отвода глаз. Никто меня отсюда выпускать через год не собирается.
Лучше бы я осталась с мужем и остальными пассажирами. Но тогда мне показалось, если есть возможность улизнуть, так лучше будет для всех. И особенно для Эдвина. Ведь я запомнила лица пиратов и их корабль. Думала, пройдут сутки-двое, и я сообщу властям о похитителях. И всех быстро освободят. В Галактике не осталось ни одного сектора, недоступного Межгалактической полиции. Нужно только знать, кого и, желательно, где искать.
Кого искать, я знала. Но толку от этого оказалось ноль целых ноль десятых.
В этот момент мне захотелось превратиться из атеистки не в верующую — такая метаморфоза оказалась бы слишком быстрой, — но хоть в агностика и завопить во весь голос: «Всевышний!» И понадеяться, что меня услышат. Но в моем мировоззрении это невозможно. Никто меня не услышит. Значит, выживать и выбираться отсюда мне придется без посторонней помощи.
А пока самое время притвориться дурочкой-волонтером, которой меня здесь и воспринимают. Пират, подписавший бумаги, с которыми меня принял Смуглый, мог никому не рассказать о своей персональной добыче. Чутье подсказывало, что именно так он и поступил.
Что должен сделать врач, пришедший на новое рабочее место? Оценить степень разрухи и предвидеть возможные неожиданности.
Степень разрухи я уже оценила. Теперь время заняться неожиданностями, чтобы, столкнувшись с ними, не потерять лицо.
Я еще раз прошла по кабинету и удовлетворенно посмотрела на результат работы. Фонендоскоп нашла, протерла от застарелой грязи, и он оказался даже рабочим. Тонометр нашла и термометр, ртутный: в коробочке с разбитыми собратьями один оказался целым.
Да-да, пары ртути смертельно опасны и сжирают нервную систему быстрее, чем тараканы свою любимую наживку. Утрирую, но не сильно.
В коробочке блестящих шариков ртути не было. Значит, она испарилась. Или термометры в нее переложили уже после того, как расфигачили. Мне кажется более правдоподобным первый вариант.
Раз отрава испарилась, значит, она осела в стенах и прочих предметах интерьера. И теперь медленно отравляет всех находящихся в этой комнате.
По меркам этого древнего мира никакое это и не отравление. Подумаешь, испарилась ртуть из десятка термометров. Пустяки. А вот по меркам токсикологии, которую преподавал профессор Полек, даже один разбитый термометр может крепко пошатнуть здоровье.
Недолго думая, я сгребла в охапку добытое непосильным трудом и перенесла в комнату, табличка на которой гласила: «Процедурный кабинет».
Подумаешь, буду вести прием в другом кабинете. При всей разрухе моя передислокация — меньшая из проблем. Тем более, огляделась я, процедурный кабинет почти ничем не отличается от кабинета для приема пациентов. А то, что он соединен с операционной, не мои проблемы. Скальпель в руки не возьму ни за что. Мне первый труп в собственном врачебном кладбище не нужен.
Я еще раз осмотрелась и уронила на стол тонометр с фонендоскопом. А градусник спрятала в ящик стола.
Надеюсь, здесь никто градусники не разбивал. Но, как доберусь до аптеки, надо будет не забыть и провести демеркуризацию помещений. Лучше поздно, чем никогда.
Как только я задумалась, чем бы осадить и превратить в соли пары ртути, в дверь негромко постучали.
— Войдите, — машинально пригласила я, не успев удивиться предупредительности гостя. Часом раньше местные не показались мне вежливыми.
Дверь открылась, и в комнату вошел подтянутый смуглый мужчина. Заглушая панику, я попыталась вспомнить развязных парней, встретившихся в коридоре. Вдруг это один из них?
Память на лица у меня так себе. Вдобавок все, кого я встретила здесь, из-за загара казались мне если не братьями, то близкими родственниками. Понять, языкастый это шалун или его спутник, я так и не смогла.
«Не горит, потом разберусь», — решила я и перевела взгляд на топтавшегося позади вошедшего еще одного парня, менее смуглого, но тоже черноволосого. Синие глаза которого смотрелись на контрасте с угольно-черными волосами сверхэкзотично.
Вообще-то ген ярко-синих глаз выбыл из популяции людей уже больше пятисот лет назад, по всей основной галактической группе. Сколько ни биться генетикам, рецессивный ген в доминантный без серьезного вмешательства в ДНК, ныне запрещенного, не перепрошьешь.
— Чуть нашел вас. Ильвего сказал, что вы будете в другом кабинете, — мужчина махнул рукой в сторону коридора.
«Ильвего… Ах да, Смуглого так зовут, на визитке написано», — вспомнила я быстрее, чем успела нахмуриться.
— Мне здесь больше нравится, — улыбнулась я и сразу поняла, что ни капли не успокоилась, а улыбка, как и раньше, выходит деревяннее некуда.
Но я ошибалась. Деревяннее куда было, и я это прочувствовала в полной мере после следующей фразы визитера.
— Вот ваш раб и вот на него бумаги, — протянул он мне одной рукой белый лист, заполненный шрифтом, словно его набирали на старой печатной машинке.
Другой рукой сделал знак топтавшемуся за его спиной парню, и тот вышел вперед. А потом грохнулся на колени прямо под мои ноги. Я чуть не отскочила от неожиданности, но быстро удержала равновесие и свела губы в улыбке, больше похожей на оскал:
— Спасибо!
— Не за что, — пожал плечами конвоир. — Просмотрите договор, если что непонятно, я расскажу, — и направился к выходу.
— Э-э-э…. Куда вы?
— За следующим, — и он выудил из кармана вещицу, напоминающую бритвенный станок. — Электрошокер. Знаете, как пользоваться?
Я непонимающе замолчала. Тем более штука, которую он держал в руках, никак не могла быть электрошокером.
«В моем мире не могла, — поправила я себя. — А здесь что угодно может быть чем угодно».
Пара шагов — конвоир приблизился к рабу, стоящему на коленях со склоненной головой. Тот старательно делал вид, что изучает трещины в плитке, но в действительности — я была уверена — прислушивался к каждому нашему слову. Он не шелохнулся и даже, как мне показалось, еще сильнее застыл в своей неподвижной позе.
— Нажимаете на кнопку и прикасаетесь к коже, можно через одежду.
Резкое движение, и конвоир ткнул штукой в голое предплечье раба. Тот резко дернулся, втянул воздух, но остался стоять в том же положении.
— Вот так, — бросил он мне вещицу. — Это я не сильно приложился. Там три режима. Попробуете, разберетесь.
Летящий в меня электрошокер я поймала и только кивнула в ответ. И понадеялась, что ни мускулом не выдала внутреннюю дрожь, которой окатила меня с головы до ног подступившая мысль про Эдвина. Не тестируют ли и на нем такую штуку? Где же он?
Дверь за конвоиром захлопнулась, а я поспешила спрятать руки за спину. Не хватало только, чтобы раб увидел, как меня трясет.
Дин
Холод подкрался незаметно. Точнее, меня все время, даже когда тело горело огнем, била мелкая дрожь. Но тот холод был другим. А сейчас показалось, что сердце вдруг перестало проталкивать кровь в пережатые цепью кисти и они закоченели.
Можно бы успокоить себя тем, что, не чувствуя пальцев, я не могу определить, есть ли в них тепло. Но зябкость, растекавшаяся ниже линии цепей, не давала возможности поверить в утешающую иллюзию.
Как только начнется отмирание тканей, я покойник. Никто не станет спасать раба. Особенно учитывая, что спасать нечем: видел я возможности местной медицины.
Провел босой ступней по стене около пола и, коснувшись выступающей кромки кирпича, задумался: можно ли, опираясь на нее, ослабить давление на руки?
Жаль, никогда не увлекался скалолазанием. Такой выступ для профи — как полка или плато: уцепиться и держаться, давая облегчение рукам, вполне вариант.
Ну и что, что раньше не пробовал. «Самое время проверить, какой из меня Человек-паук», — вспомнил я героя древних сказок.
Осторожно коснулся левой ступней холодной скользкой стены и попытался уцепиться за небольшую вмятину, оставшуюся после рассыпавшегося кирпича. Ступня соскользнула, а цепь еще сильнее впилась в запястья, сдирая кожу и сотрясая разрядом боли.
Стон эхом отразился от стен. Мысль о том, чтобы повторить попытку, прошибла лоб испариной, которая, раздражая щекоткой, покатилась вниз.
Однако, набравшись неведомо откуда решимости, я снова уцепился за выступ и перенес вес на ногу. Дернул руками — искры посыпались из глаз, зато железная змея, громыхнув звеньями, чуть ослабила хватку. И снова, не удержавшись, соскользнул вниз, заходясь в судороге.
В голове запульсировало, мысли превратились в тягучее желе, и холодок паники пробежал по коже. Может, и вправду смысла дергаться нет и лучше прекратить, пока не хватил удар?
И тут же сам себе приказал собраться и не быть размазней.
Набрал воздуха побольше и тихонечко, поставив ногу на уже менее скользкий выступ, повторил упражнение. Цепь поддалась еще на несколько миллиметров. Сжав зубы, сдирая остатки кожи, я смог повернуть кисти другой стороной.
Мириады мурашек ринулись вверх, заполняя собой каждую живую клеточку истерзанных рук. Злобно ухмыльнувшись — мой прием работает! — я рухнул вниз.
Теперь дело за малым: сгребая всю волю в кулак, повторять эти движения и надеяться, что не слишком поздно кровь пошла по пережатым сосудам.
По рукам покатились теплые капли. Пот должен был щипать раны, и его капли всегда холодные. «Кровь», — вздохнул я и повторил маневр.
Кашель, и так слишком долго не дававший о себе знать, вырвался из груди, чтобы сжечь тело в адском котле. И темная пропасть небытия поглотила меня.
***
Темноты больше не было. Света тоже. Оранжевый всплеск обжег изнутри и погас.
Я чуть тряхнул головой и попытался оторвать подбородок от груди. Небритость и в обычной жизни я не любил, а сейчас отросшая щетина царапала ободранную кожу. Бесполезно. Шея затекла и не держала голову.
Дернул ногой. Громко звякнули кандалы, и привычный звон, как крючком, зацепил внимание и не дал вернуться в тишину и покой, в нереальность.
Тряхнул рукой. Теперь я не почувствовал ее всю. Ужас холодной змейкой скользнул вверх по позвоночнику. Я не могу все еще находиться в этом подвале, не могу.
Может, у меня галлюцинации и на самом деле я снова в своей рабской комнате и мне снится кошмар? Не может ведь наказание продолжаться бесконечно долго? Сознание было готово генерировать какие угодно сказки, лишь бы не показывать реальность самой страшной стороной.
А реальность такова, что я продолжаю висеть на крюке. Пальцы снова онемели, и если я не хочу их потерять, надо возвращаться к упражнениям по скалолазанию.
Я принялся уговаривать себя хоть один раз попробовать встать на этот чертов уступ, хотя сил продолжать барахтаться не было.
Когда почти договорился с собой и под звон кандалов нащупал искомое место, уловил грохотанье по ту сторону двери. С облегчением соскользнул вниз и принялся ждать.
***
Прошла вечность, не меньше, и дверь со скрипом отворилась. Темноту разрезала слабая полоска света.
Знакомые шаги. Имя всплывает в памяти медленно. Жером. Никогда не радовался его появлению. Потому что именно ему поручали конвоировать рабов. Но сейчас я был ему почти рад. Да что там привередничать, рад я ему был, как никому другому.
А все потому, что мое наказание закончилось и скоро можно будет немного передохнуть. Напиться воды. Сколько я здесь пробыл без нее? Сутки? Двое? И еще дни Игр приплюсовать. Совсем мрачная картина получается. Неудивительно, что туго соображаю.
Жером подошел вплотную, и в сером свете, льющемся от приоткрытой двери, я увидел, как скривилась его морда. Эстет чертов. Запах ему, видите ли, не нравится. Ожидал, что ромашками пахнуть буду?
Не первый год работает у Линсера, мог бы уже и привыкнуть. Но нет, каждый раз морщится, как…
Довести до конца мысль не успел. Жером потянулся к крюку, коснулся плеча. Неприятно…
Цепь, доставившая столько боли, с грохотом упала на пол, и я как подкошенный рухнул следом.
— А ну вставай! — заорал Жером, подкрепляя приказ пинком.
Попытался подняться — второй пинок мне сейчас совсем некстати будет: могу отрубиться, и тогда мразь уйдет, оставив меня здесь, — но запутался в кандалах. А тут и мурашки подоспели атаковать затекшие мышцы. Хорошо это. Значит, еще не все потеряно. Но сколько бы Жером ни бесновался, встать прямо сейчас я не смогу.
Жером, бормоча в полголоса ругательства, резко дернул кандалы на ногах, потом на руках. Ух ты, снял? И как в полутьме увидел, куда ключ вставлять? «Вот что значит мастер своего дела», — горько усмехнулся я.
— Пшел! — рявкнул конвоир. Сегодня он торопится, не издевается, как обычно. Ладно, я что… я только рад выйти отсюда.
Мурашки прошли, и я, пошатываясь, встал. И даже удержался на ногах, несмотря на завертевшееся с безумной скоростью вокруг меня пространство.
Полина
Не убирая рук из-за спины, я обошла вокруг свое новое имущество.
Взгляд зацепился за обожженное предплечье. Не сильно, говорит, приложился? А кожа покраснела и распухла. В такой антисанитарии микробы в два счета разгуляются, и лечи, Полина, нагноение.
Я, конечно, утрировала. Но кто знает, какие из лекарств окажутся в моем распоряжении? Может, антибиотиков не будет совсем или… Черт! Вовремя же я вспомнила.
— Когда тебе в последний раз прививку от столбняка делали? — спросила я тоном чуть более резким, чем хотела.
Ну и ладно — все знают, что на Шенталир и связанные с ним планеты приезжают только отрываться по полной. За большие деньги пираты устраивают экскурсии по принципу «все включено». Поэтому стоит не разрушать стереотип о типичной «свободной» — пока свободной, поправила я себя — и вести себя так, как от меня ожидают.
Набравшись решительности, я подошла вплотную:
— Язык проглотил? Я задала вопрос.
Парня перетрясло, и он еще ниже склонил голову, тихо пробормотав:
— Нет, госпожа.
— И?
— Я вас не понимайть, — с дрожью в голосе произнес раб и еще больше сжался в клубок.
«Этот вряд ли будет переводчиком», — вздохнула я. Два слова связать не может. Надеюсь, следующий будет тем, кого обещал Смуглый.
И что теперь с ним делать? Как доносить приказы, чтобы услышал и понял?
Кажется, я разошлась и раб это почувствовал быстрее, чем сама успела отследить реакцию организма.
— Я сделать все, что вы просить, все-е, — пролепетал раб. — Только не наказывайть, пожалуйста.
И всхлипнул жалостливо.
Вот поганец, манипулятор, черт бы его побрал. И без тебя тошно.
Тихо шипя под нос ругательства, я вышла за дверь. Не сбежит. А если сбежит, то мне же лучше. Пусть наемных работников присылают.
Быстро прошла коридор, слетела вниз по лестнице и нашла дверь с незнакомой надписью, которую Смуглый назвал аптекой. Где ещё искать вакцину от столбняка, как не в аптеке?
Ну то есть в моем мире в аптеки за вакцинами не ходят, но здесь… В кабинете врача и в процедурном ничего похожего на холодильник или шкаф для лекарств не было, значит, ищем здесь. И я решительно вошла в темное помещение.
Первой нашла заветную фармакопею. Она лежала на полке и сразу же привлекала к себе внимание как размером фолианта, так и слоем пыли на нем.
Все еще хуже, чем я думала. Значит, к нормальным методам лечения, пусть и древним, здесь не прибегают.
Осмотрелась и поняла весь абсурд своего поиска. Пыльная комната, заполненная старинными аптечными склянками с притертыми крышками, не допускала, что здесь можно хоть что-то быстро найти. Тем более вакцину, которую нужно хранить при пониженной температуре.
«Надо будет разобрать этот завал», — сделала я себе мысленную пометку и захлопнула дверь с наружной стороны.
Когда вернулась назад, в комнате меня ожидали трое. Кроме уже знакомого конвоира и застывшего на коленях синеокого раба, еще один парень, со светлыми волосами чуть выше плеч, сидел на полу, прислонившись к стенке. Его голова свешивалась на грудь, а нестриженые грязные волосы закрывали лицо.
— Сегодня я пациентов не принимаю.
«Решила быть стервой — будь ею до конца», — сказала я себе. И выражение лица пожестче сделала.
— Это не пациент, — запротестовал конвоир и протянул мне еще одну бумажку. — Подпишите. Это еще один ваш раб.
И отвернулся к окну. Наверное, чтобы не видеть мой оскал вместо улыбки и брови, полезшие вверх от удивления и возмущения таким сюрпризом.
Еще раз взглянула на блондина. Или шатена. Засаленные, слипшиеся волосы представление об их цвете давали самое приблизительное.
Неожиданно с губ мужчины сорвался стон и он зашелся в кашле. А тело затряслось от дрожи. «Или судороги», — мрачно уточнила я про себя.
Захотелось отвести глаза, словно я подсмотрела что-то неловкое, но мужчина словно удерживал на себе взгляд.
Аккуратный, я бы даже сказала, красивый профиль на миг мне показался знакомым. Где я могла его видеть? Иллюзия узнавания рассеялась, когда присмотрелась лучше: слишком грязный, с обожженной и ободранной кожей. Светлая щетина дополняла и без того затрапезный вид. Только темные прямые брови вразлет подчеркивали правильные черты и придавали облику выразительность.
Нет, глупости. Нигде я его не могла видеть. Просто мозг в ответ на переутомление и избыток информации выдает вот такие финты. Мне ли этого не знать?
— То есть вот этот полутруп — мой раб? — отвлеклась я, наконец, от рассматривания мужчины и вернулась в свою роль.
Конвоир только кивнул.
— Ну спасибо вам, удружили! А не отправиться ли вам со своим рабом?..
Кажется, своей наглости и тону удивилась не только я — о как могу, когда жизнь заставит, — но и конвоир. На миг он приоткрыл рот, потом взмахнул рукой и после этого произнес:
— Вам переводчик нужен?
— Нужен.
— Других у нас нет. Берите что дают. Из дома самого господина Ольдсена Иленри, — попытался прорекламировать «товар» конвоир.
— Какая мне разница, из какого он дома, когда он того и гляди помрет, если не сейчас, то через неделю? — я остановила взгляд на искромсанных руках раба.
Ответом мне была тишина.
Делать нечего. Подошла к подпирающему стену несчастному и попыталась провести хоть какой-то первичный осмотр.
— Подними голову, посмотри на меня, — приказала я опять слишком резко.
Ладно, пусть привыкает: играть в игры «добрая госпожа — злая госпожа» я не намерена. Тем более здесь нельзя быть доброй, я это сегодня уже поняла: растопчут и не оглянутся.
Парень — только теперь я заметила, насколько он молод, — дернулся, с трудом поднял голову и попытался сфокусироваться на моем лице.
Серые его глаза были запавшими, слизистые красными и пересохшими, а губы красно-синими. Дыхание было частым и тяжелым.
Коснулась лба рукой: горячий, покрытый испариной. Потянулась к кисти, грязной и окровавленной — словно на четвереньках ползал. Пульс наверняка как у еле подогретого покойника.
Мы с подопечными остались одни, и я неторопливо прошлась по кабинету, собирая обрывки мыслей в связный план действий.
Действие первое и самое важное: мне нужен выход в галанет. Или в местный его аналог. В то, что Смуглый сказал про отсутствие связи, — не верю. Быть такого не может. Даже в древние времена в сухой закон пьяницы находили возможность добыть виски. В крайнем случае гнали самогон. Значит, у меня два пути: найти «черный ход» в галанет или проковырять в него «дыру» самостоятельно. Второе для меня, не технаря, слишком сложно; попробую сначала первый вариант.
Действие второе, менее важное, но безотлагательное (вот такое противоречие!): вытащить блондина из могилы, в которой он уже стоит одной ногой.
Я снова принялась рассматривать своего будущего переводчика. Мне показалось или одышка усилилась, а губы еще больше посинели? Отгоняя панику, я повторно пробежалась взглядом по ранам, на которых при первичном осмотре не заострила внимание.
Через изодранную футболку, перекрывая продолговатые рубцы, проступали ожоги, один в один каким конвоир наградил синеглазого раба, когда демонстрировал электрошокер. Часть футболки промокла от влаги, и ею явно была не вода, а свежая кровь.
Как только вернется конвоир и я подпишу бумаги, надо срочно идти в аптеку и переворачивать все вверх дном, пока не найду антибиотики, антисептики и ингредиенты для питья при обезвоживании. Уж последние должны быть обязательно.
Пункт третий: забрать вещи этих несчастных от прежнего хозяина. Не может быть, чтобы у них ничего не было за душой.
В любом случае про вещи буду узнавать потом. Сейчас нужно думать, где взять лекарства и одежду — я бросила взгляд на босые ноги раба — с обувью для блондина. И обезболивающее. Все-таки у меня не настолько военно-полевые условия, чтобы заниматься всеми этими ранами на живую.
Еще мне нужна вода. Обеззараженная — ага, размечталась — и, желательно, теплая. При сильном обезвоживании это важно.
Бросила взгляд по сторонам. В углу обнаружилось какое-то подобие кухонной мойки. Чего гадать. Я подошла и повернула вентиль.
Вместо воды из крана по ушам вдарил утробный вой, перешедший в дерущий по нервам скрежет, и я поскорее дернула вентиль в обратном направлении, затыкая непрошеный шум.
— Ты знаешь, где набрать воды? Питьевой, — обратилась я к синеглазому, все так же стоящему на коленях, только вместо трещин в полу созерцавшему блондина.
— Вода? Пить? — снова началась волынка непонимания.
— Да, где ее найти? — я медленно произнесла фразу, почти по слогам и самым спокойным тоном, чтобы уж наверняка понял вопрос и перестал бояться. Нервирует меня своим страхом. Мне тоже страшно, между прочим.
Раба демонстрация добрых намерений ничуть не убедила, и он, сжавшись, уткнулся в пол.
— На улице… колодец, — просипел блондин, настолько невнятно, что я скорее додумала, чем услышала.
Колодец! Знакомое слово. Предшественник скважин, вспомнились мне картинки из учебника Древнего мира.
«Чтобы сойти с ума, не хватает самой малости. Например, транспорта на углеводородном топливе вместо обычных гравикаров», — вздохнула я и вернулась к актуальному вопросу.
Я прошла в смежную комнату в поисках емкости для воды. Ничего. Вышла в коридор. Где-то же должно быть хоть небольшое ведро. Это ведь больница, пусть и заброшенная.
К моему везению, в бывшем кабинете для приема пациентов нашлась подходящая посудина, только слишком пыльная, и я направилась назад к бедолагам, без пяти минут своим.
Перед дверью на миг зависла, перебрасывая ведерко из одной руки в другую, а услышав непонятный разговор с шипением в голосе, и вовсе замерла, пытаясь понять, кто из рабов говорит.
Судя по бодрому с ядом тону — пусть я и не понимаю местный говор, — голубоглазый почувствовал себя альфой. Да ну? Только еще вражды между рабами мне не хватало.
Я резко толкнула дверь и вошла в комнату.
— Что ты сказал ему?
Синеглазый потупил взгляд и, сжавшись, уставился в пол.
— Повтори мне, что ты сказал ему! — если так пойдет и дальше, к ночи я заработаю нервный срыв.
Мелкое происшествие расстроило неожиданно сильно. Тело окатило жаром, и сердце затряслось в непривычном, оттого пугающем ритме. Проклятый адреналин. За последние сутки я израсходовала его на десять лет вперед.
Впрочем, надо с самого начала все расставить по своим местам, в том числе во взаимоотношениях между рабами, и тогда часть проблем снимется.
Будто в насмешку над этой мыслью, глаза выхватили валяющийся на столе предмет.
Надо же, бросила как игрушку и забыла. Куда делась моя внимательность и концентрация? Ругая себя на чем свет стоит, я поскорее схватила орудие самообороны.
«А если бы раб на меня напал?» — попыталась я страхом вернуть себя в тонус и скосила взгляд на брюнета. Но синеглазый затрясся мелкой дрожью, перечеркнув мое намерение испугаться.
«Интересно, притворяется или в самом деле настолько боится?» — подумала я и сразу же отчитала себя за такие мысли.
— Так что ты ему сказал? — спросила уже более миролюбивым тоном.
— Чтобы я не открывал рот, — снова прошептал блондин, делая слишком длинные паузы между словами, — когда меня не спрашивают.
— Отлично, хоть один из вас знает, что на вопрос нужно отвечать.
Ответом мне была тишина.
— И еще, — добавила я металла в голос. — Разборок между вами не потерплю. Ясно?
Брюнет совсем сгорбился и пробормотал:
— Да, госпожа, — и склонился ниже некуда.
Блондин ничего не ответил, только чуть приподнял голову, скривил рот, словно его мутит, и снова уронил ее на грудь.
Черт побери, я же пытаюсь казаться такой, как все свободные, сойти за «свою», чтобы выжить, — но отчего мне так тошно?
«Не время для рефлексии», — вздохнула я и, наконец, поставила ведро, которое все еще держала в руках, перед синеглазым.
— Принеси воды. Из колодца. Знаешь, где он?
— Да, — кивнул синеглазый и нерешительно поерзал на месте, не зная, то ли встать самому, то ли ожидать приказа.
Не прошло и пяти минут, как скрипнула дверь и в комнату вернулся синеглазый. Поставил ведерко, полное воды, у моих ног и снова опустился на колени.
— Где здесь можно нагреть воду?
Синеглазый никак не отреагировал на вопрос, а блондин снова пробормотал:
— В служебном… жилье… есть электроплитка.
— Бывал здесь раньше?
— Б-бывал, — блондин попытался сдержать дрожь, но его руки и голова отказались подчиняться и заходили ходуном.
Я не стала на него пялиться: не обязательно роль стервы отыгрывать на все сто процентов.
— Если принесут документы, то я в служебной квартире, — подхватив ведро с водой, я вышла в коридор.
Нащупала в кармане ключи. Кажется, Смуглый говорил, что мое жилье на одном этаже с кабинетом для приема пациентов. Цифра «4» на брелоке привела меня к нужному помещению.
Гася суетливость, я щелкнула хлипкими замками и вошла в полумрак. Как раз напротив входной двери обнаружилась кухня: небольшая комната с самыми простыми шкафчиками, мойкой, бесполезной без воды в кране, и столом, максимум на четырех человек. А также с чайником и электроплиткой.
Пока грелась вода — хвала Всевышнему, электричество никто не отключил! — я прошлась по остальной части жилья. Две скромные комнатушки, одна чуть побольше, и санузел. Интересно, как им пользоваться, если нет воды? Наверняка во дворе есть непритязательный аналог.
Когда вода вскипела, я поспешила спуститься на первый этаж, в аптеку.
Захлопнула за собой дверь в пыльное затемненное помещение и открыла ближайший шкафчик. В глаза бросилось столпотворение больших и малых склянок. Взяла в руки ближайшие две из них: разве можно хранить вещества из общего списка вместе с веществами списка «Б»?
«Только залежей вершков с корешками из местных трав тут не хватает, — бросила я шпильку в адрес местного здравоохранения. — Хотя может, они как раз и найдутся».
Одно хорошо — надписи на склянках оказались на латыни. Поиск это упростит. Лишь бы еще содержание соответствовало заявленному. В таком бардаке — я резко топнула ногой, пригвоздив к полу выскочившее из-под шкафа насекомое, — ожидать можно чего угодно. Чем бы ни занимался мой предшественник, явно не наведением и поддержанием здесь порядка.
Другой ориентир, на который я отважилась положиться, — сахар и соль не требуют защиты от света. Значит, ищем емкости из прозрачного стекла. И я принялась перерывать шкафчик за шкафчиком.
Когда я, изрядно утомленная поиском, открыла последний из них, в мою руку легла вожделенная склянка, чуть большая остальных. Глюкоза. Еще немного возни, и полкой ниже обнаружилась соль.
План минимум выполнен. Еще бы и калия хлорид поискать с натрия гидрокарбонатом — содой, если по-простому, — но не сегодня. И я, захватив с собой добычу, поспешила вернуться в служебку.
За время археологических раскопок вода в чайнике успела остыть, и вопрос с ее охлаждением отпал сам собой.
Пора готовить питье. Я остановила взгляд на склянке с глюкозой. Во рту пересохло, а голова немного кружилась, отчего вся кухня вдруг показалась чуть нереальной. Как в игровой симуляции. Только сейчас поняла, насколько же я проголодалась и как сильно хочется пить. И прилечь поспать.
«Про отдых лучше не мечтать, — одернула я себя. — А вот про питье стоит подумать. Чем я хуже своего пациента?»
Столовые приборы и посуда нашлись на их законном месте, аккуратно запакованные в полиэтиленовый пакет. Надо же, ни грызуны не добрались, ни насекомые. С посудой мой предшественник был явно щепетильнее, чем с лекарствами.
Я торопливо сыпанула в чашку глюкозы и залила ее водой.
Один стакан приторно-сладкой воды жажду не утолил, и я повторила. Рябь перед глазами прошла. В голове прояснилось. Засыпав глюкозу прямо в чайник, добавила в него несколько ложек соли. И, прихватив заодно стакан, направилась к пациенту.
***
«Специалист подобен флюсу», — древний мыслитель оказался прозорливым на века и тысячелетия вперед. Все-таки стоило с блеском окончить Межгалактический университет по профилю иммунологии, чтобы ощутить свою беспомощность в таком нехитром деле, как уход за пациентом. Сейчас, опустившись на колени перед привалившимся к стене рабом и пытаясь влить в него хоть немного воды, я поняла, насколько непростая работа у медсестер и санитарок.
Блондин голову уже не держал, и она безжизненно свешивалась ему на грудь. Сейчас бы инфузомат поставить, но где его взять? Придется действовать по-старинке. И поставила рядом с собой чайник, чтобы лишний раз не вставать.
Осторожно отвела слипшиеся волосы парня за уши, чтобы не попадали в стакан с водой, но проще не стало.
— Давай, подними голову, сделай глоток, — почти как ребенка принялась его уговаривать.
Блондин честно попытался — я видела, как напрягаются шейные мышцы, как подрагивают ресницы на полузакрытых веках, — но голова все равно клонилась вниз.
— Помоги мне, подержи голову, — позвала я второго раба на помощь.
Но блондин синеглазого опередил. Чуть приоткрыв глаза, с невыразимой гримасой на лице сам немного приподнял голову и, не без моей помощи, удержал ее на весу.
Совсем другое дело!
Поднесла стакан ко рту и, постукивая стеклом о зубы, всё-таки влила в него часть воды. А часть пролилась на ошметки, оставшиеся от когда-то черной футболки.
«Надо срочно одежду новую купить», — снова мелькнула мысль. Вот только где и за что?
Через пару заходов блондин отвел голову от стакана, который я снова успела наполнить. Мне показалось, бодрится он. Вон как жадно пил и последние капли с губ слизал не менее порывисто. Но три стакана, пусть и частично разлитых, для первого раза хватит.
— По стакану в час или чаще. Чайник за сегодня надо опустошить, — решила огласить инструкции, одновременно вглядываясь в глаза пациента. Менее впалыми они не стали, хотя общий настрой парня изменился, только не факт, что в лучшую сторону.
Озадачиться этим не успела, дверь опять скрипнула. Размашистые шаги конвоира громыхнули и затихли неподалеку от меня.
Дин
«Не ожидал тебя здесь встретить, Гарик», — чувствую, как уголки губ выдают мое ехидство, пока я вглядываюсь в ярко-синие радужки свое напарника по несчастью.
Надеялся, что старик Ольдсен волонтерам не отдаст? Думал, раз не убийца и даже не преступник — просто раб, получивший свой статус по наследству от родителей, — это защитит тебя от вот этого всего?
В ответ на меня зыркают суровые синющие глаза. В них плещется растерянность, замаскированная под злобу, и страх.
Доля секунды, и лицо напротив презрительно морщится.
«Не нравится мое общество? Кто бы сомневался», — снова усмехаюсь про себя и жалею, что темнота все настойчивее затягивает меня в свое нутро. Иначе не удержался бы, потроллил самого правильного раба в этом забытом всеми поселении.
Смотрю прямо в черные зрачки, утопающие в синем шторме, пока Гэри не отводит взгляд и не утыкается в пол.
Пора повзрослеть тебе, Гарик, и понять: мироздание, оно не по справедливости тумаки раздает. Будь ты хоть сотню раз паинькой и безупречным рабом — нет гарантий, что не окажешься здесь. Я бросил взгляд на комнату, в которую меня приволок Жером.
Холодная, тусклая, с нелепым изображением моря, острова и пальмы на стене. Ничего не изменилось. Даже трещина в плитке на полу, которую я собственноручно расколол, на месте. Чуть почернела только.
Стена напротив пошатнулась. Рисунок смазался и завертелся в удушающем зелено-синем калейдоскопе. Удивительно, откуда в подвале брались силы бороться с цепью?
Голова — словно в нее засыпали груду камней… тяжеленная… никак не удержать на весу. И взрывается от каждого шороха. Гэри, как специально, ерзает на месте, не унимаясь. И Жером нетерпеливо переминается с ноги на ногу, грохочет подошвой о пол. Ну да, спешит он, задерживаем мы его.
Тишину бы… Закрываю глаза, пытаюсь абстрагироваться. На короткое время даже получается, пока не хлопает дверь. Незнакомые шаги заставляют вздрогнуть и сильнее вжаться в стену.
Пытаюсь угадать, кого принесло. На мужские не похожи: они более тяжелые были бы, грубые. Здесь же слышится только легкость.
Не Пашик? Грозился вернуться и пропал?
Чувствую, как срывается ритм сердца, и, все же чуть приподняв голову, фокусируюсь на размытом темном пятне, которым сейчас выглядит вошедший.
До слуха долетают голоса, и в поле зрения проступает фигура, явно женская.
Странно она принимает нового раба. Обычно в полный рост встать требуют. Ну да, сейчас не прокатит. Хотя Жером и мертвого поднимет, если надо. А эта бумагами трясет. Что-то ей в них не нравится. Пытаюсь прислушаться, но шум в ушах и кружащийся мир не позволяют уловить, о чем спор.
Незнакомка повысила голос, а мерзавец Жером, наоборот, стушевался, оправдывается. Не рада собственности, которая на ногах не стоит, надо же.
Темнота. Прихожу в себя, когда лба касается рука. Берет мою кисть, сквозь свои волосы вижу сведенные вместе брови. Хмурится. Недовольна.
Я тоже не сказать, чтобы рад, но просто молча закрываю глаза.
Реальность опять плывет, мысли путаются. Что-то мне совсем нехорошо. Еще и тошнота накатывает, сжимая желудок в узел. Хорошо, что рвать нечем. Наблюй я на пол, разозлится как сто чертей, тут без вариантов.
Кажется, до Гарика, наконец, в полной мере дошло, куда он попал, и его еще сильнее трясет от страха. Оттого, по растерянному лицу вижу, он тем хуже понимает ее слова.
От воды бы не отказался, но предпочитаю благоразумно молчать. И лишь когда новая хозяйка сама, обращаясь к Гэри, заводит про нее речь, помогаю подсказкой. Вмешиваться не собирался, раздражает меня напарник по неудаче. Но смотреть, как обрушится гнев так называемой госпожи на еще не доросшего до таких потрясений Гарика, не смогу.
Может, и в самом деле принесет воды?
Мне не кажется? Вода… Теплая. Что-то с ней не то… Стекает с подбородка, на грудь. Но жалко терять даже каплю — не важно, что за гадость мне скормили.
Все равно с жадностью выпиваю все, что подносит ко рту девушка.
После очередного стакана темнота отступает, а вата в голове превращается в легкий туман. Теперь взгляд удается фокусировать и голову становится легче держать ровно.
Перевожу взгляд на волонтерку, и ком подкатывает к горлу. Который уже раз? — Не важно. Просто не могу отвести глаз от плавных линий фигуры, длинных темных волос, высокого лба и аккуратного носа и подбородка. А глаза, светлые, с легкой небесной синевой, я уже раньше рассмотрел.
В другом месте и в другое время я бы мог позвать ее на свидание. Будь она не той, кто ездит «волонтерить» подальше от контроля полиции.
«И она бы пошла», — самонадеянно усмехаюсь себе тому, прежнему.
Но здесь не я — она заказывает банкет и зовет на свидание, которое известно чем закончится. И не пойти не могу. На то у нее и документы есть.
Ком в горле разрастается. Сколько раз я был свидетелем, как милая девушка или нормальный с виду парень превращались в монстров, оставаясь один на один с бесправным рабом. Маска приличия слетала моментально. Не вспомнить всех даже. Хотя нет, вспомнить не проблема, но надо ли?
Отворачиваюсь. Больше пить, как и рассматривать новую искательницу приключений, не хочется.
В ответ получаю резкие рывки за истерзанные руки. Ба! Жером явился не запылился и напомнил о себе, урод. Держусь изо всех сил, но все равно, как со стороны, слышу стон и понимаю: мой.
Но волонтерка почему-то не злится. Нервничает, психует, но вроде как не на нас. В глубине души поднимается волна любопытства.
Хотя какое там — просто переигрывает. Подумаешь, не кричит, не хватается за шокер. Добренькую изображает, не как все. Не приезжают сюда гуманисты, тем более волонтерами.
Полина
Я бросила взгляд на блондина. Выглядел он лучше, чем полчаса назад: кожа чуть порозовела и глаза стали живее. Казалось бы, пара стаканов воды — мелочь, но не при обезвоживании.
Блондин все еще нет-нет, да продолжал поглядывать на чайник с водой. Ну вот, опять забыла про ограниченные возможности пациента. Инструкцию выдала, но не подумала, как он с чайником справляться будет. Надо снова подойти и помочь.
Мой взгляд остановился на кандалах, опутавших руки и ноги блондина.
«Но я здесь — госпожа, не по чину мне церемонии. Тем более с убийцей», — здравый смысл сдавать позиции сочувствию не собирался.
От меня сейчас требуется продолжать командовать. Кстати, самое время узнать, как их зовут. И я взяла со стола подписанные договоры.
Одного звали Гэри, второй был Дином. «Так, рост у Гэри метр семьдесят, глаза синие, волосы черные. А Дин у нас под метр восемьдесят, волосы светлые, глаза серые. Понятно, кто из них кто. Остальные параметры мне не нужны», — отложила я бумаги в сторону.
— Гэри, — обратилась я синеглазому, все еще стоявшему на коленях, — возьми воду, которая в чайнике, и помоги напиться Дину.
Синие глаза с непониманием уставились на меня.
— Что я непонятного сказала?
— Я мочь вставать? — нерешительно уточнил раб.
А я чуть не выдала удивленную гримасу: он стоял бы на коленях хоть сутки, не разреши я встать? Ну и дела.
— Конечно, — ответила, сдерживаясь, чтобы не предложить выполнить мой приказ ползком на коленях. Сарказм не распознает — решит, что я придумала тупое издевательство над бедным рабом.
Гэри встал, неторопливо взял чайник и стакан, приблизился к Дину. Мне казалось, я кожей почувствовала колкий взгляд блондина, которым тот окинул Гэри и меня заодно.
Настороже надо быть, особенно первое время, пока не войдет в привычку. Напасть могут как нечего делать. У блондина вид совсем отшибленный, словно ему ни своей жизни, ни тем более жизни госпожи не жаль.
Впрочем, чего еще от такого ожидать. Спасибо конвоиру, что предупредил и что отдал электрошокер. Я машинально коснулась рукой кармана.
Сколько стаканов выпил Дин, я не считала. Опомнилась, лишь когда Гэри сказал, что чайник пуст. Снова обвела взглядом обе застывшие фигуры.
«На туберкулез хорошо бы проверить», — в глаза бросался недостаток веса по отношению к росту. Но вот только как? «Даже рентгеном здесь не просветить», — вспомнила я древнющий метод выявления болезни. Такой себе метод по точности, если честно.
На цивилизованных планетах палочку Коха давно изжили и изможденных больных можно увидеть разве что в учебниках истории медицинской науки. Но профессора всегда делали ремарку о коварности заболевания и о том, что в Галактике обязательно найдется планета, где болезнь так и не смогли победить.
«Кажется, я знаю, как эта планета называется», — вздохнула я и всмотрелась в лица своих невольников.
Придется следить за симптомами. Начнут потеть, особенно по ночам, температурить под сорок, одышка, розовинка лица добавится — повод насторожиться. Вообще-то сейчас часть симптомов у блондина уже присутствует, но пневмонию никто не отменял.
Сложности дифференциальной диагностики в условиях отсутствия оборудования и, чего скрывать, клинического опыта заиграли новыми красками.
Ладно, хватит о грустном, и я снова уставилась на оживающего на глазах пациента.
— Неважно тебе у предыдущих хозяев жилось, — обратилась я к блондину, чтобы как-то нарушить неловкую тишину и вывести его на разговор.
— Не жалуюсь, — процедил он в ответ и замолчал.
Вот и поговорили, называется.
Логично, смысл жаловаться. Только во вред пойдет. Особенно, если я со старыми хозяевами подружусь. Но бровь в ответ скептически подняла.
Кстати, надо сблизиться с местным бомондом. Врач — профессия уважаемая, всем нужная. Проблем возникнуть не должно. И вернулась к мыслям о своих несчастных.
— А ты? — обратилась я к Гэри.
— Я? — и на колени хлопнулся.
— Тоже не жалуешься?
Гэри прочитал на моем лице что-то свое и опустил голову, снова уставившись в истертую плитку.
— Опять от пола оторваться не можешь? Офигеть какой пол?
Ну как обойтись без сарказма, наблюдая этот цирк?
— Что? — не понял раб.
— Встань, — вздохнула я.
Он нерешительно поднялся, и снова эти растерянные синие глаза смотрят прямо мне в душу.
— Ты тоже попробуй встать, — обратилась я к Дину.
На успех я не рассчитывала, но прикинуть динамику состояния на глаз хотелось.
— А ты рядом постой, подстрахуй, если падать начет, — приказала я Гэри, избегая прямого взгляда.
К моему удивлению, пошатываясь и держась за стенку, блондин встал и смог удержаться в таком положении.
— Важное объявление, — сделав максимально жесткое выражение лица, сообщила я. — Чтобы вот этого стояния на коленях больше я не видела!
— Но пачиму? — вырвался вздох у Гэри. — Так принято.
— Здесь больница, персонал должен быть в чистой одежде. Штаны стирать каждый раз после вытирания пола будешь?
— Но…
— Это приказ, — решила я не тратить время.
Тем более дел еще вагон и маленькая тележка.
— Пройдись немного, — обратилась я к блондину.
Тот сделал пару шагов, потом еще несколько. Было видно, что стоит он нетвердо, шатает его. Но не настолько, чтобы упасть. И то хорошо.
Я еще раз взглянула на его лицо. Черноты под глазами нет, просто впалые глазницы. Значит, сотрясения точно нет. Еще одна хорошая новость.
Не опухший, голова не разбита. Вон сколько хороших новостей! Главное — знать, где их искать. А то нарисовала себе ужастик с судорогами и туберкулезом во главе угла.
Я уже собиралась отвести взгляд, но интуиция снова зазвенела тревожными звоночками. Я точно раньше видела этого парня. Высокий, на голову выше меня. Глаза… серые с темной окантовкой, нос аристократический. И лоб большой, открытый. Подбородок с небольшим намеком на ямку. Фигура красивая, гармоничная. Любая одежда на такой сидит отменно.
— Я ненадолго, никуда не уходите, — спрятав полыхающую жаром ладонь в карман, я направилась к выходу.
— А это…. мне куда? — Гэри покосился на ведро с водой, которое все ещё держал в руках.
— Поставь около стены, — я посмотрела налево, — чтобы случайно никто не зацепил. Как вернусь, — бросила я в сторону Дина, — займемся тобой. Вода пригодится.
Кажется, того передернуло. Ну да, я бы на его месте тоже нервничала: раны непростые, плюс пневмония вишенкой на торте.
Гэри опустил ведро, бесшумно прошел в дальний угол и снова устроился на полу. Потом еще беседу проведу. А пока надо срочно распотрошить один шкаф в аптеке, в котором я заметила заводские упаковки с лекарствами. И по вертушкам пробежаться: самые ходовые порошки хранят как раз на них.
И я вышла в коридор, а до слуха долетел насмешливый тон Дина:
— Ужина сегодня не будет…
Он троллит Гэри? И кажется, меня тоже. Захотелось вернуться и… И что я скажу? Действительно, я без понятия, где добывать ужин. Но еще даже обед не наступил. Есть время подумать.
Аптека, так обескуражившая в предыдущие посещения, сейчас никаких негативных эмоций не вызвала. Мозги устали пугаться и перешли в режим запоминания, где что лежит, чтобы не зависать надолго в поисках нужного.
Но до чего же быстро привыкаешь к плохому. Того гляди через неделю буду считать нормой — я стряхнула пыль с круглых черных чаш и открыла пластмассовую коробку с разновесом — отсутствие нормальных весов и ржавые гирьки.
«Могло и таких не быть», — отложила весы с разновесом в попавшуюся под руку коробку. Вскоре туда добавились бинты и вата в шуршащей упаковке, анестетик, антибиотик местного фармпроизводства, марганцовка, сода.
Я уставилась на склянку из темного стекла с этикеткой, обещавшей фурацилин. Открыла. Так и есть: знакомый ярко-желтый порошок… Нет, фурацилин — это перебор. На Зантире его даже из ветеринарной практики убрали, а тут человек.
Еще раз прошлась между пыльнющими шкафами и растрескавшимися вертушками. Что это? Взгляд остановился на небольшой склянке с пышным розовым цветком на этикетке. Возьмем в качестве спирта.
Еще раз крутанула вертушку. Белый порошок? Интересненько… Streptocidum. Мое! Для наружного применения сойдет даже просроченный.
Дальше что у меня на очереди?
Подошла к фармакопее и стряхнула с нее пыль. Открыла с замершим сердцем, которое радостно затрепыхалось в груди от вида знакомых букв и слов. И снова хорошая новость: фармакопея написана на Межгалактическом языке.
Я водрузила на талмуд заполненную добычей коробку и направилась к своим невольникам, попутно успокаивая себя наставлениями профессора Полека, что за одну ночь можно выучить китайскую, японскую и турецкую грамоты.
Вот и я смогу справиться со всей этой древней фармакологией и врачеванием. Тем более времени у меня больше чем одна ночь.
***
Рокот голосов я услышала, едва поднялась на второй этаж. В тишине, какая бывает только внутри заброшек, отдельные выкрики резонировали неестественно громко, отчего поутихший страх ожил и холодной змейкой скользнул к позвоночнику.
Прислушиваясь на ходу — не Дин ли? — поспешила на звук. Возгласы становились все громче. Визг скребанул по нервам.
«Кушетку сдвинули в сторону», — догадалась я.
Топот ног и негромкий удар. Перепалка набирала оборот.
Рабы перешли в рукопашную? У Дина нет на нее сил. У Гэри — смелости.
Ушат воды охладил бы медленнее, чем осознание: посторонние снова здесь.
Я замедлила шаг, перебирая варианты действий.
Сначала освободить руки. И я поставила ношу в ближайший дверной проем.
Что у меня с шокером? Коснулась шершавого пластика, и сердце перестало заходиться в сумасшедшей пляске.
«Готова?» — спросила сама себя и тут же покачала головой. Не тот университет я закончила, чтобы быть всегда готовой к потасовке.
Точное место, куда занесло посторонних, на слух не определялось. Но этого и не требовалось. Я была уверена: они в процедурном кабинете, где я оставила Дина и Гэри.
Я приблизилась к знакомой двери — не ошиблась. И злость, с которой говоривший сотрясал воздух, простого обмена любезностями, войди я в помещение, не обещала.
Во рту пересохло, сердце шмякнулось о ребра особенно сильно.
Вдруг захотелось смалодушничать, отступить на несколько шагов назад и вернуться в аптеку. Переждать там, пока незнакомцы не уйдут. Тем более пришли они не ко мне.
«Разговорчивые» Дин с Гэри вряд ли без прямых вопросов сообщат о незваных гостях. Кстати, сколько их? По голосам выходило не меньше двух.
Облизнула сухие губы и сделала шаг назад.
Вот тут-то и проснулась совесть вместе со здравым смыслом, оттесняя страх подальше. Сбегу сейчас — усугублю проблему. Которую надо решить, чтобы больше без сюрпризов. А то что-то мои предшественники-волонтеры уважением не пользовались, судя по тону Смуглого. Не говоря уже о тоне Дина…
Засунула ладонь в карман. Электрошокер, почти как живой, скользнул в руку, и я рывком открыла дверь.
Чужие голоса вдарили по ушам, к ним добавился лязг цепей. Три незнакомца столпились вокруг Дина, стоящего на коленях. Один, самый тощий из троицы, держал его за волосы, намотанные на кулак.
Двое других держались справа от главного и радостно покрикивали. Жаль, на местном языке.
Кому и чем не угодил мой раб, хотелось бы знать.
Мое появление в общем гомоне прошло незамеченным. Пока я оценивала происходящее, тощий размахнулся и чуть не впечатал голову Дина в стену.
«Такую ж! Сотрясения не было… Сейчас будет!» — я остервенело заскрежетала зубами.
Спохватилась и поискала глазами Гэри. Он оказался на прежнем месте: в углу на коленях.
Медлить больше нельзя. Расстановка сил не в мою пользу, но вариантов все равно нет: кто здесь хозяин, решается прямо сейчас.
Слившись с пластиком в кармане, я вышла на середину комнаты.
— Что здесь происходит? — задала я самый идиотский вопрос из возможных.
Дин
Пощечина освежила голову, затуманенную событиями последних дней. Да что там дней — последних лет.
На долю секунды я почувствовал себя почти как раньше. Как будто я жив, и как будто напротив такой же живой человек, которого действительно ранили мои слова. Я поддался этой иллюзии. Стало совестно за глупую выходку, за всю ситуацию, в которую я попал. Следом накатили горечь и отчаяние. Ну и пусть. Даже они лучше пустоты.
К реальности вернуло прозвучавшее обещание заняться мной: тело отозвалось ознобом, внутри снова все сжалось. Рано я, дурак, про эмоции подумал. Лучше бы пустота в душе никуда не уходила.
То что надо сейчас — обрадовать бедного Гэри отсутствием ужина, погромче и на межгалактическом. Допросись-ка, дружок, от своего справедливого мироздания такой мелочи, как миска каши.
Ну почему у меня мурашки по коже каждый раз, как ни сверкнет он своими синющими глазами?!
Повисшую на несколько минут тишину нарушает топот ног по коридору. Как не вовремя. Я не успеваю перебрать ругательства, как дверь с грохотом открывается и в комнату вразвалочку, как к себе домой, вкатывается Линсер с дружками.
Ничего хорошего для меня их появление не предвещает. Нервы еще сильнее встряхивают тело, и по рефлексу, отточенному годами, ноги просят поскорее согнуть их в коленях.
Но падать на колени я не хочу. В конце концов, это приказ волонтерки. Потом она споется с местной элиткой и Линсер, как обычно, будет в дверь с ноги заходить и творить что вздумает. Но это потом. Сейчас, пусть и на короткий миг, я поддаюсь соблазну почувствовать себя человеком. И остаюсь стоять на месте.
— На колени, Динни. Ты забыл, как это делается? — хищная улыбка приблизилась к моему лицу. — Своего хозяина не узнаешь?
Как же хочется заехать лбом в самодовольную глумливую морду!
Продолжаю молча стоять, словно обращается тварь не ко мне. Усилием воли гашу ярость, затапливающую с головой. А то ведь еще замахнусь — а это сразу считается нападением — и спасения мне не будет. Волонтерка, что ли, станет меня спасать? Кем бы она ни была — уж точно не захочет этого делать, когда узнает, за что меня сюда сослали. Только с тормозов слетит, как это происходило со всеми до нее. Моя статья — индульгенция для них, не иначе.
— На колени, — шипит Линсер и делает знак одному из дружков.
Один кулак сгибает меня пополам, другой прилетает в лицо, и я оказываюсь на полу как раз в том положении, что требовалось мрази.
— Вот. Теперь можно и поговорить, — он медленно обходит вокруг меня и снова оказывается напротив.
— Мы с Селинтией очень разочарованы. Не делай так больше, Динни! — руки вцепляются в волосы и с силой швыряют в стену.
Что есть мочи упираюсь в пол и, как маятник, пытаюсь отклониться в противоположном направлении. Жаль, сил совсем немного и долго я так не повоюю. А главное, за что борюсь?
— Развлечемся? — с ноткой игривости мразь обращается к своим дружкам. Подступает тошнота.
— Ага, — слышу булькающее гоготание, — а потом в клуб по девкам.
Неожиданно рука отлепляется от моей головы. Надо же, я и не заметил, когда открылась дверь. Воспользуюсь передышкой.
Впрочем, пауза не затянется. Ни разу не видел, чтобы Линсеру перечили. Никто не хочет получать мстительного гаденыша во враги. Проще с такими дружить, улыбаться и махать.
Волонтерка что, вообще не в теме? Разговор идет не по привычному сценарию. Девица нервно рычит и… упоминает полицию.
Это она серьезно? Поднимаю взгляд, ожидая увидеть на ее лице безумие, но от усталости мир снова заходится волчком. Ничего не разобрав, закрываю глаза.
Линсер понимает слова про полицию так же, как и я, и начинает неистово хохотать вместе со своей сворой.
Полиция здесь есть, но только для своих. То есть для Линсера, а не для полубезумной девицы, непонятно как с такими познаниями о Шенталире попавшей в волонтеры.
Но девица не сдается, хоть голос ее начинает пропускать дрожь. Психи обычно бесстрашные, видел не раз. Не сходится.
Переходит на более предметный разговор, про документы. Надеюсь, в нос придурку бумаги не сунет: тот порвет в один момент. Правила не писаны для урода.
Может, и в самом деле адекватная? Не все любят делиться личными вещами. А мы с Гэри у нее, кажется, первые рабы.
Нет, ошибся. Не в себе. Даже не пытается договориться.
Линсер в своем репертуаре и уже достаточно себя завел. Не понимаю, почему он медлит, не бросается первый и шавок своих не науськивает.
Снова открываю глаза, но отвожу их в сторону Гэри. О, парень у нас играет в невидимку: в клубок свернулся и трясется. Совсем ни к черту нервы. Опускаю взгляд в пол, прислушиваюсь к себе и понимаю, что самого тоже потряхивает.
Я должен радоваться, что твари отвлеклись от меня и сейчас истратят весь свой запал на эту сумасшедшую. Но от сознания ее участи становится тошно, как абсурдно бы ни звучало сочувствие волонтеру-садисту.
Что делать, когда начнется потасовка? Мне конец, если вмешаюсь. Благо сухожилия, вытянутые висением на цепях, убавляют такой соблазн: я сегодня и стакан с водой не удержу. Тайком подножку поставить — максимум.
Вопль Линсера оглушил и встряхнул сердце. Следом прилетела волна эйфории. Хоть кто-то осмелился дать твари то, что она заслуживает.
Долго ликовать не придется: сейчас Линсер даст знак своим заторможенным дружкам и девкой займутся по-взрослому. У меня опять сменится хозяйка, точнее ей снова станет Селинтия. А клуб «Ветреная лаванда» приготовится сожрать новую рабыню.
Отправляются к выходу? Не похоже на Линсера вот так просто проглотить унижение. Конечно, он еще будет мстить, подкарауливать…
Но я совершенно точно знаю, что мерзавец произнесет здесь и сейчас.
Эти слова оглушают, после них всегда проваливаешься в самую черную пустоту и на время перестаешь существовать и что-либо чувствовать. А первая эмоция, которая к тебе возвращается, — всегда страх.
Полина
Никогда не считала себя нежной фиалкой, падающей в обморок от первой же проблемы. Но сейчас происшествие меня выбило из колеи не намного меньше, чем захват гравилета пиратами.
Ни разу в жизни я не вступала в схватку с гопниками или с отвязными детками богатых родителей. И с убийцами никогда не пересекалась.
Железный обруч снова сжимал трахею, перекрывая кислород. Невыносимо хотелось уйти прочь и забыть все, что успела увидеть за несколько часов, которые здесь провела.
Вот только тайный пират наверняка за мной наблюдает, доступа к связи с Галактикой нет и, как выбраться в цивилизацию, непонятно. Но я буду искать способ убраться отсюда поскорее. Иначе или сойду с ума, или стану такой же тварью, как Линсер.
А ведь хорошо стукнула, и мерзавец эффектно завопил. Как бы то ни было, я отстояла свое живое имущество и вообще победила гаденыша на его территории (не случайно же он по моей заброшке как у себя дома шастает). Но вместо ликования и подъема душу давила тяжесть весом в тонну.
Молча я обошла Дина стороной, как обходили меня с электрошокером в руке незваные гости, и вышла в коридор, а потом на крыльцо.
Свежий воздух прохладным потоком проник в легкие, наполнил кровь кислородом. Я попыталась переключить внимание и набросать примерный план действий на сегодня, но тревога, как в насмешку над моими усилиями, постоянно сбивала с мыслей и подсовывала картины, которые я запихнула в самые далекие уголки сознания.
Полученное от Гэри и Дина представление об участи тех, кто оказывается в полной власти нелюдей, растравило нервы; а встреча с Линсером похоронила надежду, что я успею выбраться раньше, чем Эдвин получит все истязания, которые выпадают жертвам похищений. Никто не знает, сколько таких линсеров среди пиратов. Хорошо, если не каждый первый.
Сжав зубы, остановила поток переживаний за мужа. Легче не стало. Им на смену пришли мысли о погибшей женщине и нерожденном ребенке и о медленно умирающем сейчас их убийце. И чем дальше я их гнала, тем сильнее они вгрызались в душу.
Еще сильнее, чем прежде, захотелось проснуться и понять, что все это дурной сон. Кошмар, который вот-вот закончится.
Я чуть не закашлялась. Летающие в воздухе песчинки попали в бронхи и напомнили, что я не сплю. Уже почти сутки, кстати. Еще немного, и точно сон с явью путать начну, а перед глазами начнут летать спирали и треугольники, как на картинах художников-абстракционистов.
Слухи насчет произвола местных на Шенталире ходили давно, но не было доказательств. Теперь, похоже, доказательства я увидела своими глазами.
Задокументировать, что ли? Чтобы при возвращении отправить все материалы правозащитникам, и пусть они разбираются. Только как это сделать? И возможен ли вообще обратный путь отсюда?
Это же место из кошмаров каждого жителя Галактики, начиная с детских страшилок. Даже школьная учительница пугала: кто не выучит ее предмет, отправится проходить галапрактику на Шенталир. Никто ей, конечно, не верил, но к галаграфии старались относиться посерьезнее.
Кто бы мог подумать, что это нехитрое знание может пригодиться в жизни. Итак, что мы имеем: планета из двух континентов и океана, их разделяющего. Один почти полностью покрыт песком, и лишь небольшой клочок суши на нем пригоден для жизни.
Я снова вдохнула полной грудью. На зубах скрипнули песчинки, а воздух начинал нагреваться. К вечеру станет совсем душно. Ночью резко похолодает в пустыне, а к рассвету холод дойдет и до этого поселения. «Еще одна проблема, — отметила я себе. — Одежду надо купить и на жару, и на прохладную погоду».
Про другой континент ничего не вспоминалось. Наверное, более благоприятный в плане климата, а в остальном такой же убогий.
Пираты освоили эту планету под свою основную базу тысячи лет назад. Местоположение оказалось находкой: между двумя черными дырами, гравитационное искажение от которых на долгие тысячи лет делало Шенталир невидимкой.
Здесь пираты прятали похищенных пленников и ценные грузы. Время шло, пираты процветали, база расширялась, климат планеты улучшался. Но и технологии в Галактике не стояли на месте. Двести лет назад, несмотря на все ухищрения пиратов, Шенталир, до зубов защищенный от вторжения посторонних, был обнаружен.
Войны к этому времени вышли из моды, да и планета находилась слишком далеко, чтобы тратить ресурсы на ее зачистку. И пиратам с их планетой просто объявили бойкот.
А чуть позже какой-то «светлой голове» из Межгалактического сообщества пришла идея сотрудничества. На Шенталире построили тюрьмы и подкинули уже потомкам пиратов работенку — за которую стали неплохо платить — по содержанию и охране преступников, ссылаемых сюда со всей Галактики. Так планета стала последней гаванью для самых злостных нарушителей закона: смертников, которых не хотелось лишать жизни из соображений гуманизма.
С нее даже сняли часть торговых ограничений. Обещали снять все, если планета станет «прозрачной» и будет регулярно допускать инспекторов на свою территорию.
Шенталирские феодалы тюрьмам не обрадовались, но сделку приняли, а вот допускать проверки наотрез отказались.
Правозащитные организации пытались возражать, что ссылать преступников в далекое место, над которым нет никакого контроля, слишком негуманно. Но мировое сообщество отмахнулось от этой темы. Тем более доказательств жестокого обращения с преступниками не было.
«Ха, а откуда им быть?» — задала я вопрос мирозданию. Вспомнились слухи, что только доверенные местным верхам могут попасть сюда волонтерами или туристами, и у меня засосало под ложечкой. То ли от голода, то ли от тревожного предчувствия.
Солнце поднималось выше, ветер затих. Приятная утренняя прохлада как-то быстро превратилась в некомфортную жару. Я сняла куртку и повесила на руку. Вода с глюкозой и солью, пролитая на одежду, высохла и превратила ткань в наждачку, неприятно царапавшую кожу.
Более широкую публику пускали в другое «прекрасное» место — Новый Шенталир. Туда ездили за очень немалые деньги в дни каких-то зрелищ. С риском для репутации, естественно, хотя и организовывалось все тайно, через блэкнет. Я раньше недоумевала, кому и зачем нужен такой туризм…
Перед тем как вернуться в процедурный, я пробежалась по отделению. Нашла техническое помещение с инвентарем и ветошью, несколько палат и одну непривычно крохотную комнату, имеющую санузел с душевой. Из-за отсутствия окна она больше напоминала чулан, если бы не втиснутые в нее аж три койки, да так плотно, что на проход места не оставалось.
Тут и думать о ее предназначении нечего — комната для рабов. Я окинула взглядом помещение и поняла, что именно вызывает самое большое неприятие. Можно смириться с отсутствием окна и общей теснотой, но не с неимением замка на двери.
Мысль о врезке хоть простой защелки проскочила и погасла. Смысл в замке — если Линсер постучит, ему будут обязаны открыть. И вообще, рабам вряд ли разрешается запираться изнутри. Если разрешу, а заодно запрещу открывать кому попало, вызову еще больше кривотолков у местных. Нужно другое решение. Не для того я с Линсером поцапалась, чтобы он принялся втихую отыгрываться на моих рабах.
Впрочем, простой выход был на самом виду. Но едва я начинала его допускать, вспыхивал внутренний протест. Решиться поселить рабов в служебку, не поискав другие варианты, я никак не могу.
Я еще раз прошла по этажу, нашла душевые для пациентов. И расстроенно — ржавчина говорила об их полной непригодности, даже будь в трубах вода, — подхватила оставленную в дверном проеме коробку с лекарствами и фармакопею и направилась в процедурный кабинет.
Дин и Гэри находились там, где им положено быть. Одни. И на том спасибо, второй стычки с Линсером или ему подобными я сейчас не выдержу.
Гэри, повернувшись спиной к двери, смотрел в окно. Не на коленях. Лишь когда обернулся на звук моих шагов, по лицу пробежала тень, а я почти почувствовала, как он борется с собой, чтобы не занять привычное положение. Не упал. Отлично. Пожалуй, с ним не все потеряно.
Словно в ответ на мои мысли, он кивнул в сторону лежащего на столе прямоугольника со шнуром:
— Зарядка для... — и завис, подбирая слово.
Я чуть успела прикусить язык, чтобы не сказать «спасибо». Молча взяла зарядку, достала шокер и воткнула в розетку.
Дин отрешенно созерцал дурацкий рисунок на стене, продолжая сидеть на полу, где я его и оставила. Атмосфера фонила усталостью и раздражением. Опять поругались?
Вражда рабов меня начала напрягать, а я еще и суток в статусе рабовладелицы не пробыла.
— Гэри, по коридору направо есть техническое помещение. Там ведра, швабры и ветошь. Принеси воды, протри кушетку и сделай уборку в служебке, — максимально четко произнесла я задание и на всякий случай уточнила: — Понимаешь мои слова?
Гэри нервно кивнул.
— Тогда иди.
Брюнет исчез за дверью, а я взглянула на лицо Дина. Фингал уже начал проступать: большое розовое пятно потемнело еще на пару тонов.
Подошла вплотную, чуть коснулась пальцами. Кожа горячая, но не рассечена. Само пройдет. Лишь бы сотрясение не получил.
Дин рассеянно поднял голову, мельком взглянул на меня и снова принялся безучастно созерцать стену.
— Голова кружится? — ну да, в его состоянии про что ни спроси, на все ответ будет положительный.
— Не сильнее, чем обычно.
Настороженность в голосе — это что-то новое.
— Сейчас займемся твоими ранами, — решила я предельно четко декларировать свои намерения, как учит медицинская деонтология. — Будешь моим первым пациентом.
— Неудачное вы место для первой работы выбрали.
— И не говори.
Я обошла Дина и заметила, как напряглись его мышцы со спины. А когда тихонько коснулась футболки, присохшей к ране, он вообще вздрогнул.
И тут я поняла. Он меня просто боится.
После нашей потасовки с Линсером нельзя его в этом упрекнуть. Я сама себя уже скоро бояться буду.
Первым порывом было рассказать, какая я белая и пушистая. И вреда не причиню. Но потом голова встала на место. Всё-таки передо мной убийца, пусть и в плачевном состоянии. Что у него на уме, я знать не могу. Вдруг он неспроста настолько избит? Вдруг неконтролируемый?
Мысль мне совсем не понравилась. Чуть суматошно перебрала в памяти все препараты, которые видела в аптеке, — нейролептики там не встречались.
Из практики в реабилитационном центре я усвоила, что выверты пораженного мозга являют чудеса силы и героизма: один пациент в делирии, то есть в белой горячке, почти в узел связал медицинский штатив, прежде чем санитары успели его утихомирить. «А ведь делирий бывает от любой интоксикации, — проскочило в голове, когда я попыталась отмахнуться от воспоминания-страшилки и вернуть мысли в предметное русло. — Тут тебе и нагноение ран, и пневмония, и все на фоне обезвоживания». Этот пока не в делирии, но все равно тревога не унималась.
— Гэри здесь тоже из-за преступления? — попробую снова отвлечься разговором.
— Вы хотите сказать, тоже убийца? — с небольшой одышкой проговорил Дин и зашелся в кашле на последнем слове. А я принялась искать глазами фонендоскоп.
— Да, — отвернувшись, я забрала его с подоконника.
— Он не преступник, — откашлялся Дин.
— Не понимаю тогда, как он попал в рабство. За долги?
— Спросите у него сами, — ушел от ответа блондин.
Спрошу, не проблема. Может, у них здесь чистое либертарианство и любой может продаться в рабство. Утрирую, но не исключаю.
Перевела взгляд на натягивающиеся цепи кандалов и не почувствовала даже отголоска предыдущего желания снять их поскорее. Но как иначе я доберусь до ободранных кистей? Да и разбираться с пневмонией они мне тоже будут мешать.
Короткое раздумье, и, наконец, я сделала то, против чего восставала душа: полезла за ключами и поочередно освободила одну и другую руку Дина. Даже мимолетного касания было достаточно, чтобы почувствовать лихорадку.
Снова этот отрешенный взгляд, выворачивающий душу наизнанку.
— Не сбегу я, — неправильно истолковав мою нерешительность, когда я зависла перед тем, как заняться кандалами на ногах, тихо проговорил Дин. — Кандалы это так, для унижения. Некуда отсюда бежать, ну и, — он чуть согнулся, приподнимая штанину и демонстрируя узкую черную змейку на щиколотке, — следящий браслет никто не отменял.
Дверь скрипнула, ответить Дину я не успела. Да и нечего мне было отвечать. На пороге возник еще один загорелый парень в плотной одежде защитного цвета. Позади него нерешительно переминался с ноги на ногу Гэри.
— Я от господина Ильвего. Вы посылать запрос, — парень говорил медленно, чуть зависая на каждом слове.
— Да, — кивнула я, отмечая, что знание межгалактического здесь даже у свободных никуда не годится.
— Господин Ильвего просит вас больше не присылать рабов с поручениями. Приходите лично.
Что-то мне подсказало, что требование было высказано в более резкой манере. Гонец его смягчил.
— Хорошо, — кивнула я и решила не оправдываться. — Сегодня я к нему еще успеваю?
— Это на будущее. Сегодня не надо. Вот аванс, — парень протянул тряпичный мешочек, в котором угадывалась стопка купюр, — и на содержание рабов.
— Спасибо, — забрала я из рук гонца поклажу, надеясь, что Смуглый приложил расчетный, сколько из этого всего мое. — Завтра я еще приду лично по другим вопросам.
В ответ парень кивнул и, пожелав хорошего дня, исчез в коридоре.
На военного похож или охранника, наподобие того, который Гэри и Дина привел. Такая же лаконичность и скорость исчезновения. И загорелость у всех примерно одинаковая.
Я пробежалась взглядом по лицу Гэри. Тоже загорел не намного меньше свободных. А вот кожа Дина, который сейчас, продолжая кутаться в мою куртку, сидел на кушетке — когда успел подскочить? — намного бледнее. Не то чтобы это плохо: все равно подневольных здесь уж точно не защищают кремом от ультрафиолета.
Я снова поймала на себе теперь уже нескрываемый Дином пристальный, буравящий взгляд, который он не отвел, даже когда я вопросительно подняла брови. Мой жест остался без ответа. Нет у меня времени в гляделки играть.
Теперь, когда деньги получены, надо бы их подсчитать и прикинуть самые необходимые траты. Ну и менее необходимые, если аванс окажется достойным молодого специалиста, попавшего в феерическую западню. Но все же сведением дебета с кредитом займусь чуть позже. А сейчас самое время определить, куда я поселю своих невольников.
Голова звенела от усталости, спина ныла, и невыносимо хотелось пить. А вот думать и просчитывать возможности появления Линсера совсем не хотелось. Тем более в таком состоянии я обязательно что-нибудь не учту. Проверено на собственном опыте неоднократно.
Идея поселить рабов на день-два в служебку занимала все более уверенную позицию. Наивно было бы надеяться, что Линсер не посмеет ввалиться в личное жилье волонтера. Ха! Правила хорошего тона явно не для него писаны. И все равно я могу приказать, чтобы без моего присутствия никого не впускали, и, поскольку территория моя, выглядеть это будет естественно. Дин с Гэри обязаны подчиниться. Не снесет же гаденыш дверь?
Похоже, это и в самом деле хорошее решение. Если бы не одно но.
Гэри выглядит совсем безобидным, а вот про Дина так не скажешь.
Здравый смысл тихонько намекнул, что я отвлеклась и занимаюсь не тем. Вместо решения проблем местного контингента, которые меня никакой стороной не касаются, стоило бы обратить внимание на свое состояние. Тем более много мне не нужно. Сон, вода и немного глюкозы из склянки, оставленной на кухне.
Однако зависать над проблемой некогда, завтра разберусь, и я отдала распоряжение:
— Дин, ты сейчас встаешь. Гэри, ты помогаешь Дину. И мы идем в служебку. Поживете пока там.
В ответ на изумление во взгляде Дина сказать мне было нечего. Я только вытащила шокер из розетки — не хватало опять его здесь забыть — и пошла впереди.
***
«Всё-таки мой предшественник был аккуратистом», — улыбнулась я, глядя на ровные стопки постельных принадлежностей в одном из шкафов в коридоре служебки. Цветное с цветным, белое с белым, комплект к комплекту. Только, в отличие от посуды на кухне, в полиэтилен не упаковал.
Пока Гэри готовил спальные места — одно в комнате побольше, которую я определила себе, и два во второй, — я занялась подсчетом финансов.
Записку в мешочек с деньгами Смуглый приложил. Из нее следовало, что мне на обустройство положено 1350 местных лир, еще 100 лир на Гэри и 50 на Дина. Какими бы ни оказались местные цены, разница в суммах меня уже напрягла.
Когда я разобралась с наличностью, Гэри как раз заканчивал с моей комнатой, самой ближней к выходу. Вроде бы ничего не случилось, а лицо его было чуть хмурое, со сжатыми губами и сведенными к переносице бровями. «Злится, — догадалась я, — что ему одному пришлось работать, пока напарник не в форме».
Не слишком ли быстро он перестал меня бояться? Мысль мне показалась серьезной, но сейчас не до нее: у меня еще одно дело не сделано.
Нужно узнать их размер одежды и обуви. Захотела спросить, но, едва взглянула на все мрачнеющее лицо Гэри, передумала. Я вспомнила, что в договоре на рабов были разные цифры и параметры. Достала из кармана бумаги и удовлетворенно кивнула: задача решена. Осталось сделать объявление, и можно идти за покупками.
— Итак, — зашла я в дальнюю комнату и принялась коротко освещать положение дел. — Моя комната ближайшая к кухне. Не сметь в нее заходить.
Кивнули.
— Второе. Я входную дверь закрою только на нижний замок, он открывается изнутри. Никому, кроме нас троих, не открывать. Это приказ. Все понятно? Дин, переведи правила для Гэри.
Когда Дин закончил, я вспомнила о главном.
— Душ, как видите, не работает. Заниматься решением проблемы буду завтра. Дин, ты говорил, что знаешь, где что здесь. Туалет на улице есть?
Блондин кивнул.
Забрав куртку — под одеялом она больше Дину не нужна, — я отправилась с Гэри наружу.
***
Едва мы вышли на воздух, кожу опалило жаром, словно тепло лилось не от обычного светила, а от раскаленного газового гиганта, не меньше, чем Бетельгейзе. Понятно, в ближайшие несколько часов не похолодает и все это время мне придется тягать куртку в руках.
Гэри нерешительно топтался рядом, не понимая, что мы будем делать.
На миг я зависла, гипнотизируя взглядом символы, складывающиеся в строчки, но ничего, кроме цены, мне не говорящие. Строчки собирались в блоки, над которыми чуть более жирным шрифтом о чем-то сообщалось.
Наверное, обычная градация блюд на первое, второе и компот. То есть напиток с десертом. Так что я выбрала из каждого блока по блюду средней цены и потыкала в них пальцем официантке, подошедшей принимать заказ.
Способ себя оправдал: на первое я получила картофельный суп с говядиной, на второе стейк из жесткого мяса, а на третье и в самом деле стакан компота из сухофруктов. И бисквитное пирожное с масляным кремом, которое я так и оставила лежать на тарелке: кондитерских излишеств мне сейчас хотелось в последнюю очередь.
Мой обед потянул на 20 лир, заказ Гэри стоил всего 4 лиры. «Чем он там "шиканул"? Сказала же, чтобы брал нормальный обед», — скрипнула я зубами.
Тем временем он, увидев меня на кассе, подошел и стал за спиной. Что-то я нервничаю, когда вот так позади стоят.
— Гэри, — обернулась я, — спроси, что здесь продают на вынос.
На вынос продавали все, что госпожа пожелает. И я неторопливо перечислила, что хотела бы увидеть на ужин. Дину подобрала что полегче: непонятно, как долго он голодал.
Итого поход в столовку потянул на внушительные 55 лир. Чаевых я решила не оставлять: покупок предстояло немало и, похоже, пока я здесь, отвечать мне придется не только за себя.
Гэри уже не хмурился и выглядел вполне довольным. Мы вышли в холл, чтобы направиться в сторону промтоварного отдела. Но меня привлекла вывеска с грозным трафаретным шрифтом, и, потянув за тяжелую металлическую дверь, я под затухающую улыбку Гэри зашла посмотреть, что там продают.
Заглянула не зря. На стенах оказались развешаны разные приборчики, напоминающие мой шокер. Надо будет иметь в виду это место, если потребуется дополнительное оружие.
— Сколько стоит средний? — спросила у не сводившего с меня глаз бородатого торговца.
— Две тысячи лир.
Нет, это на крайний случай, и я вышла из павильона. Но мысль про необходимость заначки осталась.
Женский отдел мы пролетели за полчаса, не больше. Я просто сгребла средней нарядности и цены футболку, белье, брюки и толстовку в тележку. Проверила в примерочной, затем добавила еще несколько таких же футболок.
Наскоро я набрала несколько вещей и в мужском отделе. Зависла только возле мужской парфюмерии, глядя на посетительницу в изысканном красном наряде, зарывшуюся среди стекляшек. Сопровождал мадам молодой мужчина, в котором я не с первого взгляда опознала раба. Аккуратная площадка на голове делала его похожим на свободных, если бы не одежда: такая же, как у остальных рабов, без карманов, только более яркого цвета.
Сообразив, что удивляться нечему, я направилась туда, где виднелось множество разноцветных флаконов. Тележку пополнили шампунь, мыло, пара тюбиков крема для бритья, собственно бритвы, и мы понеслись дальше.
В продовольственной части пришлось задержаться. Внезапно я поняла, что понятия не имею, что можно приготовить из продуктов, которые бросились в глаза.
Мы шли мимо холодильников с какими-то полуфабрикатами: белыми подушечками из теста, внутри которых, если верить картинкам, было мясо, овощи и даже варенье. Дальше по пути оказались холодильники со странными продолговатыми продуктами, аналогичным образом обещающими вкус рыбы, крабов и даже устриц.
Мне захотелось остановиться и выругаться во весь голос. Но я только сильнее сжала ручку тележки, и мы пошли дальше.
Добрались до секции с разнообразными замороженными овощами и фруктами.
— Гэри, — чуть ли не взмолилась я, — а нормальные продукты у вас есть?
— Какие? — подозрительно покосился на меня помощник.
— Ну овощи, фрукты свежие, крупы. Обычной еды сготовить. Что ты, что Дин выглядите не очень.
— Наверное, есть, — нерешительно огляделся по сторонам Гэри.
— Пошли искать, — произнесла я, шаря глазами по прилавкам. — Ты, кстати, справишься сам на кухне?
Гэри со вздохом кивнул и, чуть вобрав голову в плечи, двинулся следом. Ну а что он хотел? Чтобы я Дина, не стоящего на ногах, к готовке приобщала?
Почти привычная мне еда нашлась в другом конце магазина. Называлась она торжественно «биопродукты» и стоила раз в десять дороже того замороженного недоразумения.
Взяв продуктов на первое время — и так тележка оказалась неприлично переполненной, — мы направились к кассе. Уже почти у цели мое внимание захватили крики со стороны небольшого отдела с пестрыми стеллажами.
Тучная женщина громко скандалила, вокруг нее суетился невысокий мужчина.
«Видимо, пытается утихомирить», — догадалась я. Подумать следующую мысль не успела. А все потому, что женщина повернулась и я увидела, как она держит за руку ребенка лет десяти. А ребенок сжимает поводок, который оканчивается на шее раба, стоящего на коленях.
— Что это у них? — слегка ошалев, я не смогла сдержать любопытство.
— Ребенку продали взрослую книгу, — объяснил Гэри суть конфликта.
— О-о-о! — только и смогла выдохнуть я.
Женщина тем временем дернула ребенка за руку, раб поднялся с колен и вся процессия направилась прочь от злосчастного магазинчика. С облегчением на лице мужчина вытер испарину. Ну и ну.
— Пожалуй, я тоже туда зайду, — произнесла я и направилась в сторону книжного.
— Что угодно госпоже? — нацепив на лицо улыбку, метнулся мне навстречу продавец.
— А что у вас есть?
— Все, что душа желать, — продолжал переводить Гэри. — Вот хит сезона. На шенталирском, — замялся продавец.
— Ничего, — заинтересованно улыбнулась я. — У меня переводчики есть.
— Вы обязательно почитать! Беременный от Трех Инквизиторов, — Гэри замялся и снова уставился в пол.
«До чего же легко его смутить», — удивилась я.
— Э-э… А еще что есть?
— Еще? Попаданка и ее Рабы!
— Пошли, Гэри.
Не дожидаясь, когда торговец переключится на следующий бестселлер, я направилась прочь.
Утро началось с того, что я проспала. Подскочила, когда солнечные лучи лизнули своим горячим языком лицо и успели уже слегка нагреть воздух в комнате.
Расфокусированный взгляд выцепил размытые очертания стула, с моей легкой руки превратившегося в баррикаду, и я, вспоминая последние события, протерла глаза. И прислушалась.
Ни звука. Видимо, ждут разрешения. Сейчас это сюрпризом не стало. «Быстро я привыкла к своему новому статусу», — подколола сама себя, и выбралась из-под одеяла.
Всё-таки до чего неудобно жить на одной территории с посторонними мужчинами. «Сейчас бы вот так, как встала, прошла на кухню и выпила чая, а потом уже оделась», — фыркнула я, пытаясь попасть в штанину. До первой чашки чая или кофе по утрам я всегда не в форме.
На кухне было пусто. Я поставила чайник на плитку и направилась проверять, как чувствует себя пациент.
Снова сперва постучала. Надеюсь, через несколько дней я перестану встречать на лицах это странное выражение, как будто делаю нечто недостойное.
Надо над этим подумать. Не перестанут ли меня бояться из-за моей мягкости. «Здесь это признак слабости», — вспомнила я собственные мысли по поводу Линсера. Если посмотреть, как меняется отношение ко мне Гэри, то, похоже, этот подход актуален и для него.
— Добрый день, — я скользнула взглядом по Гэри и остановилась на Дине, который при моем появлении выбрался из-под одеяла.
«Ну и фингалище!» — охнула я, хоть и ожидала увидеть «красоту». Нудный голосок в голове напомнил, что хорошо бы сделать рентген скуловой кости, да где его взять?
— Как думаешь, перелома нет? — обратилась я к Дину.
— Откуда мне знать, — дернул тот плечом.
И то верно. Я сунула ему градусник, затем озвучила планы на сегодня: после завтрака Гэри предстояло поработать в аптеке, а вечером — я окинула взглядом состояние своей вчерашней работы — поучиться перевязке.
Через час мы уже вовсю перебирали аптечные залежи и оттирали грязь. Нос щекотало от запаха серы — Гэри потревожил разбитую склянку с бледно-желтым порошком. Выгребая из угла осколки, мой помощник на мгновение перестал ими звякать, и вскоре я поняла, насколько загодя он уловил постороннее присутствие: в дверях появился очередной незваный гость.
— Разрешите представиться, — улыбнулся одними губами седоватый мужчина, — Ольдсен Иленри, — и пробежал оценивающим взглядом по фигуре.
«Да что же такое! Здесь все озабоченные?» — возмутилась я про себя, но ответную улыбку продолжала держать на лице. И не зря.
— Полина Мелихова, новый вра…
— Я отец Линсера, — не дал мне договорить посетитель, и по его лицу я поняла, что улыбка испарилась с моих губ. — Не пугайтесь, — упреждающе поднял он руку, — я пришел извиниться за поведение своего сына.
После пары секунд оцепенения захотелось ответить, что сыночек сам должен извиняться, а не отправлять отца. Но я закусила губу и молча ждала продолжения разговора. Эти извинения папаши-богатея явно неспроста, и что-то ему от меня надо.
— Линсер тоже придет, — словно прочитал мои мысли мужчина.
Что? Мерзавец придет сюда? Извиняться? Такую разэтакую! Надо Дину сказать, чтобы не вздумал высовываться. Пусть лежит себе и лежит в служебке с пневмонией.
— Я очень огорчен поведением сына, он вел себя недопустимо, — гость даже как будто склонил голову, чем вызвал у меня прилив паранойи. Что здесь происходит? Не испугался же он, что я жалобу в полицию подам?
Противоречия раздирали на части. Делать вид, что все произошедшее пустяки, не хотелось. Но и не говорить же, что главный пострадавший здесь Дин.
— Он очень сожалеет о своем промахе, — продолжал мужчина. — Может ли он загладить свою ошибку?
— Может, — я поджала губы. — Я хочу его попросить больше не приближаться к моим рабам. И ко мне.
— И все?
Просто кивнула в ответ.
— Он больше не приблизится, даю слово.
Смотреть на улыбающегося мужчину, в глазах которого плескались льдинки, оказалось занятием не для слабонервных, но я справилась и улыбнулась в ответ.
— Могу я компенсировать урон?
С приклееной улыбкой я замотала головой:
— Нет необходимости, ничего не разбито.
Пожилой мужчина снова не дал договорить и махнул рукой.
— Сейчас придут несколько рабов и под присмотром моего сына отмоют здесь все до блеска. Горячая вода есть?
Я молча переваривала эту фразу. Ольдсен по-своему истолковал мое молчание.
— Подключим, займет какое-то время. Раньше здесь вода была, коммуникации подведены.
— Не стоит, — отказалась я и попыталась морально настроиться на появление Линсера. По манерам Ольдсена понятно, что мои возражения ему до лампочки.
— Вот и отлично, — словно не услышав меня, он полез в карманы и протянул ручку с бумагой. — Напишите расписку, что вчерашний инцидент исчерпан.
Листок, где я нацарапала требуемую фразу, быстро скрылся в ловких пальцах мужчины.
— Всего доброго, — дал он понять, что визит окончен, и развернулся.
«Теперь надо ждать сынка "вежливого" господина, — вздохнула я. — Если он не наврал».
Ольдсен не соврал. Не прошло и получаса, как Линсер в компании семи рабов прогрохотал за дверью, и я, сжав зубы, вышла встречать помощничков.
— Привет, дорогая! Я тебя искал в служебном жилье, но там только твой раб прохлаждается, — словно это не я его вчера припечатала шокером, начал раскланиваться Линсер. — Не пугайся ты так, ничего я ему не сделал, просто пару слов сказал и продолжил искать тебя.
Чуть уперев руки в бока, а заодно вспоминая, что шокер остался лежать в спальне, я продолжала слушать неутихающий поток речи, в которой на извинение не было и намека.
— Не сердись, детка, — Линсер подошел совсем близко. — Я вчера был не в себе.
— Тяжелый день? — с ехидством уточнила я.
— Очень тяжелый, — схватился за подсказку мерзавец, якобы не заметив мой сарказм.
— В таком случае не являйся ко мне и моим рабам в такие дни, — процедила я сквозь зубы.