Без Вины Виновата. (том 2)

Глава 1

Вот уж если не повезёт и начнётся у человека чёрная полоса неудач, считай всё, надолго. И мчишься по этой полосе без оглядки сломя голову, и не замечаешь, как изредка, но всё же мелькнёт в промежутках чуть заметная беленькая полосочка, а ты её проскочила на огромной скорости, и вернуться назад нельзя: дорога с односторонним движением. Вот и думай после этого, как жить дальше, если вокруг тебя сплошное кольцо недопонимания. И самое обидное, что не чужие люди воздвигли эту стену, а свои, до боли в суставах родные.

   Вопрос номер один: "Почему все противятся, чтобы я, Антонина Крышкина, по мужу Акопян, занялась любимым делом, то есть открыла частное сыскное агентство?".

   Ответ: "Нет, и ещё раз нет!!! Нам дорога твоя жизнь, а работа детектива сопряжена с риском".

   Вопрос номер два: "Почему обязательно надо иметь юридическое образование?".

   Ответ: "Так положено".

   Почему положено? Кем положено? А если у человека призвание (это только исключительно доводы и личное мнение Антонины).

   "Призвание!!! Эк, куда хватила!"

   А что? Чем я хуже других? Две руки, две ноги, а вот голова, к сожалению, всего одна, да и та, по словам мужа, с мозгами поссорилась. Так и до депрессии недалеко... Сами доведут, а потом будут кудахтать, руками размахивать, плечами пожимать, что вот, мол, довела себя глупыми идеями до белого каления.

   Антонина сидела в кухне у окна и по обыкновению, как часто происходило в последнее время, "считала мух". Сутками напролет муж пропадал в больнице. Как обычно бывает перед открытием любого объекта, то тут, то там всплывали недоработки. То оборудование не довезли, а которое установили, забыли подключить к электросети. В двух палатах не досчитались кроватей...

   Интересно, куда они могли деться, когда по накладной завхоза поступили в точном количестве? Пусть сами голову ломают, ничего не скажу. А могли бы догадаться, тут и дедукция Шерлока Холмса не нужна. Раз на территории строящегося объекта есть рабочие, а это, в основном, гастербайтеры из стран ближнего зарубежья, значит, надо им на чём-то спать. Ну, надоели людям нары в три яруса, а кровати без дела простаивают. Вот наиболее ушлые их и умыкнули. И, возможно, с полного согласия того же самого завхоза, не безвозмездно, конечно, на небольшой срок, но за определённую мзду, это точно.

   - Привет, родная! - Тигран чмокнул жену в макушку. Она промолчала, угрюмо сдвинув к переносице брови и не повернув головы в его сторону. Постояв немного, муж вздохнул и, не дождавшись ответного приветствия, вышел из кухни. Но не прошло и минуты, как вернулся вновь и присел рядом с ней на стул, - опять хандришь?

   - Думаю... - нехотя отозвалась она.

   - О чём? Только умоляю, не начинай вновь разговоров об агентстве. От одного слова детектив у меня в последнее время челюсти сводит, оно ассоциируется со словом лимон: вяжет рот и становится кисло.

   - Мне нужен скальпель.

   - Что? - Тигран потрогал холодный лоб жены, - вот те раз... Температуры, вроде, нет, а бредишь. Скальпель хоть и отличается размерами от ножа, финки или сабли, но всё-таки причисляется к холодному оружию.

   - Ты не понял, мне нужен скальпель пластического хирурга.

   - Зачем? - Тигран повернул лицо жены к свету и внимательно осмотрел со всех сторон, - по-моему, ты преувеличиваешь, дорогая, ты прекрасно выглядишь!

   - Это по-твоему, - буркнула Антонина, - а по-моему, просто ужасно: под глазами мешки, вокруг сеточка из куриных лапок, живот отвис, а на целюлите скоро пробу негде ставить будет...

   - Какую пробу?

   - Не годится, пора в утиль!

   - Ну, это ты зря... - заулыбался Тигран, будто кот, до отвала объевшийся деревенской сметаны. - У меня есть прекрасный метод лечения и без скальпеля. Скажем так - альтернативное нехирургическое вмешательство. Идём в спальню, там я твой целюлит как следует рассмотрю, а отвисший животик поцелую... Мои руки станут тебе вместо скальпеля, а губы вместо наркоза.

   - И что вы за народ такой, мужики? Весь разговор сводите к постели, будто там все вопросы решить можно.

   - Я же не говорю, что все, но вот некоторые - это точно. Можешь представить себе, если бы все было так, как вы, женщины, утверждаете?

   - Ещё как могу! И отвечу тебе на это: начался бы массовый гомосексуализм. Так как чаще всего договора между собой заключают непосредственно мужчины. Скажешь, не всегда? Согласна, но в большинстве случаев. Вот смотри: почему, когда жена спрашивает мужа, где он был, ответ практически во всех слоях населения мало, чем отличается друг от друга. Начальники говорят: "Был на заседании", это до поздней-то ночи! И обязательно при этом уточняют: "С партнёрами". Простые же мужчины, не обременённые властью: "Был с друзьями". Улавливаешь, к чему я клоню?

   - Пока не очень.

   - Не с партнёршами, а с партнёрами, не с подругами, а с товарищами. Вот и выходит, сплошное однополое бытие.

   - Неувязочка получается! Ты сама себе противоречишь, ты же утверждала, что все разговоры у мужчин сводятся к предложению женщинам, именно женщинам, а не мужчинам, заняться в постели любовными играми, - хмыкнул Тигран, проводя пальцем от уха жены к соблазнительной ложбинке между грудями.

   - Если бы не продолжение рода, то неизвестно ещё, в чьих постелях тогда предпочитали бы кувыркаться мужчины.

Глава 2

Ещё в школе Настя посещала драматический кружок вот и решилась после настоятельных уговоров учителей пойти в театральное училище. Будучи на первом курсе познакомилась с весёлым десантником Юркой Кочергиным, когда сопровождала деда, ветерана Великой Отечественной Войны, 9 мая на Поклонную гору. Юра учился в Рязанском военно-десантном училище, и как отличников боевой и политической подготовки его и нескольких ребят премировали посещением парада в Москве в честь празднования Победы над фашистскими завоевателями. Высокий, обаятельно-наглый, с задвинутым набок голубым беретом, с тельняшкой, выглядывающей на груди из форменного треугольника, он сразу привлек внимание Насти, а деду понравился тем, что выбрал профессию военного, так как сам дед до 1995 года был кадровым военным, теперь генералом в отставке. Дед Насти, Валентин Алексеевич Кручинин, на фронт попал совсем зелёным мальчишкой, в 12 лет. После бомбёжки эшелона, где ехали эвакуированные из Москвы работники НИИ, маленький Валька чудом уцелел и попал в партизанский отряд под командованием Панина, секретаря райкома. Принимал участие в разведывательных операциях в тылу врага, за что в 14 лет был награждён орденом Боевой Славы. Его как сироту направили в Суворовское училище, так и решилась судьба паренька, он стал профессиональным военным. В 30 окончил военную академию.

Юрка очень отличался от Настиных бывших и нынешних парней, бесстрашный сорвиголова мечтал быстрее окончить училище и отправиться в любую горячую точку, какая в тот момент появится на горизонте. Его открытая улыбка притягивала, миндалевидные глаза завораживали и гипнотизировали, чуть длинноватый, чем положено военному человеку, чуб слегка курчавился. Оттопыренные уши не портили, а лишь делали его внешность безумно загадочной. Твёрдый подбородок с ямочкой придавал лицу мужественное выражение. Когда он заразительно смеялся, на щеках появлялись симпатичные ямочки. Смеялся так, что окружающие люди невольно останавливались и тоже начинали улыбаться, даже если всего минуту назад их одолевали невесёлые мысли. Своим жизнерадостным энтузиазмом он заражал не только Настю, но и всех вокруг. Вольно или невольно многие попадали под его поистине гипнотическое обаяние. В Анастасию Юрка влюбился с первого взгляда, она же только с десятого, а может, с двадцатого. Раз в месяц он появлялся возле её подъезда с цветами, а она ломала голову, как это ему удаётся проделывать. Ведь в училище, так же как в армии, порядки были очень строгими, одним словом, военная дисциплина. Просто так, без увольнительной, за ворота не выйдешь, тем более, Москва - это не Рязань, до неё на троллейбусе не доедешь.

После театрального училища сокурсники как могли, так и устраивались, повезло немногим, хотя все считали себя настолько талантливыми, что становилось обидно, почему именно тебя не взяли в тот или иной сериал, пусть даже пока на маленькую роль второго плана. Настя считала себя очень одарённой и перспективной актрисой, в училищных спектаклях она несколько раз играла главные роли, и преподаватель прочил ей успешную в будущем карьеру. Виталий Кириллович Заварский неоднократно намекал молоденькой студентке, что если она захочет, то он составит ей протеже в театре Табакова. Но за всё надо платить, естественно, не деньгами, а своим роскошным молодым телом. Насте претила такая протекция, и она делала вид, что не понимает намёков Заварского. Перед выпускными экзаменами Виталий Кириллович подошёл к ней и уже без намёков зло сказал:

- Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты в ближайшие несколько лет не нашла работу по специальности, если, вообще, когда-нибудь найдёшь.

Девушка не поверила, что такое возможно, и только спустя полгода поняла: слова Заварского не были простой угрозой оскорблённого старика, а имели под собой твёрдую почву заговора. Но что такое сцена? Иногда это только мечты, мечты о блестящей карьере, о рукоплескании зала, свете рампы. Но всё это ничто по сравнению с любовью прекрасного парня. Любовь вытеснила горечь поражения. Юрка, видя, как угнетена Настя, подхватывал ее на руки, целовал и приговаривал:

- Старики не вечны, наступит пора молодых и перспективных, а ты талант, ты бриллиант, пусть еще неогранённый умелой рукой мастера. Придёт время, и ты засверкаешь в лучах славы, директора театров и продюсеры супермодных телесериалов будут стоять в очереди в надежде, что ты дашь своё согласие на участие в их спектаклях. Сценарии будут на твоём столе лежать пачками, выбирай, какой хочешь.

И она верила, что именно так и будет, как говорил её любимый.

Настя стояла рядом с Юркой в тенистой алее парка имени Горького, куда они любили ходить, когда он приезжал на несколько часов из училища. Она стояла рядом, выжидающе заглядывая ему в глаза. Настя была намного ниже Юрки, стройная, со светло-каштановыми волосами, ниспадающими на хрупкие плечи. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зелёную чащу развесистых деревьев, щекотали её загорелую, после посещения солярия шею. Юрке приходилось всякий раз подавлять в себе волнующие ассоциации, образующие цепочку: летний полдень - красивая любимая девушка, а если свернуть немного с дорожки - лесное уединение, в котором можно укрыться и до одурения целоваться.

- Ты такая красивая, - говорил Юрка, уткнувшись носом ей в шею, его дыхание щекотало ее кожу, вызывая дрожь во всём теле. - Скорее бы наша свадьба, а то, боюсь, я взорвусь, как переполненный лавой вулкан.

- Какой же ты нетерпеливый, всего-то и нужно подождать один месяц, а там... Потом нам никто не помешает заниматься тем, чем хотим.

- Чтобы этим не заниматься, надо быть таким же толстокожим отставным генералом, как твой дед, который взял с меня клятву, ещё строже военной присяги, что я не трону его драгоценную внучку до поры до времени, то есть до свадьбы. Слушай, а может, плюнем на всё, да и заляжем в кровать? На вокзале предлагают комнаты в аренду на несколько часов, - он умоляюще смотрел на девушку, у которой от его слов порозовели щёки, а глаза покрылись туманной дымкой.

Глава 3

Софья Несмеянова, Софи, как называли её сокурсники, была девушкой эксцентричной и свободолюбивой. Иногда её называли Рыжая Соня из-за огненно-ярких, отливающим красным цветом волос. Чуть выше среднего роста, с живыми зелёными, как у кошки, глазами, носиком бульбочкой и припухлыми чувственными губами она выглядела если уж не красавицей, то вызывающе прекрасной, точно. Своим взрывным, очевидно, присущим всем рыжим характером она одновременно притягивала и отталкивала от себя людей. Ребята поскромнее вообще предпочитали с ней не связываться и с опаской обходили стороной. Не боялись лишь те, которых она сама к себе подпускала, а иногда ради смеха завлекала. Но берегись те из них, которые после таких намёков не обращали на неё внимания, к её сожалению, попадались и такие. Она тут же зачисляла их в список своих врагов и при первой возможности прилюдно разносила в пух и прах, после чего те долго приходили в себя. Выпустив пар, быстро успокаивалась и больше уже никогда не замечала тех людей, они переставали для неё существовать. Но с близкими, подругами, родными отходила также быстро, как впадала в гнев.

   Актрисой Софи становиться никогда не собиралась, в училище пошла просто так, ради интереса, да ещё желая досадить отцу, известному критику Павлу Несмеянову. Многие деятели науки, культуры и искусства его побаивались. Пятидесятидвухлетний критик был настолько работоспособен, что все диву давались. Казалось, такое просто невозможно, но на прошедшие накануне вечером с шикарно накрытыми столами презентации фильма, книги или научной работы, которые обычно заканчивались за полночь, уже в утреннем выпуске газеты появлялась его статья. К его мнению прислушивались, с ним считались, и если уж похвалил сам Несмеянов, считай, все дороги открыты. А если разнёс, никуда не достучишься, везде отказ ожидает. Он был способен в нескольких строчках разгромить книгу известнейшего на всю страну автора или охаять спектакль с игрой именитых актёров. При этом довольно посмеивался в тесном кругу друзей, большинство из которых, впрочем, были его прихлебателями, отщипывающими маленькие кусочки от большого пирога славы своего всевластного хозяина, готовыми по первому его намёку или требованию сломя голову мчаться хоть в знойную пустыню, хоть на Северный полюс. За его спиной недоброжелатели сплетничали, что эти его так называемые друзья, являются его негласными шпионами. Нет, секретов государственных они не выведывали и, тем более, не работали на сопредельные Государства, также не являлись сотрудниками ни ФСБ, ни ГРУ. Они собирали информацию для хозяина о нужных ему людях, которых Несмеянов потом своим довольно-таки увесистым компроматом держал на коротком поводке. Шантажом он не занимался, деньги за собранные материалы не требовал, но те знали, что в любую минуту он мог их опубликовать, и тогда не избежать публичного скандала. И сами герои папок, и заинтересованные в скандалах подобного рода лица не пожалели бы отдать за их приобретение гонорары с шестью нулями, лишь бы обладать заветной информацией.

   Тесную дружбу Софи вела только с двумя из девушек: Натали Бербер и Людмилой Саламатиной. Люся была на редкость уравновешенной и достаточно спокойной, способной выносить эксцентрические выходки Софи. Никогда не обижалась, даже если та шутила над ней довольно грубо, не завуалировано или изощрённо. Впрочем, сразу же после таких своих нападок бросалась обнимать её и тормошить, приговаривая при этом:

   - Ну что ты, Люсь, не обижайся, вот такая я уродилась, стерва несусветная. И если бы со зла задирала тебя, а то так, от нечего делать куражусь. Прости меня заразу, такую - разэтакую. И самой иногда не нравится, а остановиться в лом, раз уже понесло. Пока не достигну пика своей колоссальной и гениальной зловредности, на половине пути тормознуться не могу, никаких сил нет, ни моральных, ни физических. Хотя про физические это я так сболтнула, для того чтоб держать язык за зубами физкультура не требуется, - оправдывалась она, при этом комично морща свой маленький носик, отчего на лице сильнее чем обычно выделялись носовые дырочки. Глазки же при этом у неё всегда бегали то в одну, то в другую сторону, как у часов-ходиков в виде головы кота.

   Обидеться на неё было, конечно, нужно, но невозможно после такого её самобичевания и признания своих пороков, а потому любая пакость сходила ей с рук.

   Наталью она предпочитала не задевать и никогда не позволяла себе над ней потешаться, оставляя статус девочки для битья Люсе, не дающей ей должного отпора. Софи прислушивалась к замечаниям Натали и скрепя сердце всё же выполняла её постоянные рекомендации. В глубине души завидовала её безупречным манерам, но завидовала не зло, не цинично, а белой завистью. Сколько лет отец прививал ей такие манеры, даже нанимал специальных учителей по эстетике, но считал, что всё напрасно. "Выброшенные и возложенные на алтарь демонического поведения деньги", - ворчал он всегда, после увольнения очередного преподавателя и разноса дочери. Больше месяца ни один педагог не мог выдержать общения с взбалмошной девчонкой. Да и чему её научишь, если она сама этого не хочет. Но Софи знала, что это только доля правды, и если никто её к этому принуждать не будет, а она сама решит, что это необходимо, то считала себя способной дать фору даже прекрасно обученной манерам и этикету Английской королеве. Но так как хотела она этого очень редко, то слыла нахальной и невоспитанной сумасбродкой, избалованной дочкой. И только отец считал её маленькой капризной принцессой и потакал всем её прихотям.

   Просыпаясь по утрам, Софи любила с полчасика понежиться на своей огромной под балдахином кровати, прежде чем спуститься к завтраку, который к её пробуждению готовила горничная. Постельное бельё было только чёрного или бледно-салатового цвета. Красный она терпеть не могла, приговаривая, что красному солнышку (это она так называла себя любимую) такой цвет не нужен и даже оскорбителен для столь нежной натуры. Её огненная сущность, а именно головка с копной шикарных кудрей, в таком цвете может затеряться, потускнеть, чего ей очень не хотелось. Потому что именно волосы, её гордость, должны были на любом, кроме красного, фоне выделяться ярким бросающимся в глаза пятном. Что ж, у каждого свои причуды, каждый вправе сходить с ума по-своему. И не убедят таких людей никакие доводы, что именно красный цвет подойдёт им гораздо лучше, чем какой-либо другой. И ничего здесь не поделаешь. Хоть плачь, хоть смейся над ними, хоть пасквили сочиняй, ничего не поможет, такими твердолобыми становятся они в своих убеждениях.

Глава 4

Сколько Антон себя помнил, он играл всегда и везде. В школе играл роль примерного ученика, заглядывающего в рот преподавателям, учился на одни пятёрки и школу закончил с золотой медалью. Ему пророчили университет или в худшем случае институт, так как математические способности его были намного выше среднего школьного уровня. Дома он исполнял роль послушного мальчика, ничем не расстраивающего родителей. Со всех сторон был положительным, и его часто ставили в пример остальным, а родители так просто гордились своим чадом. Маму он действительно любил и обожал, а вот к отцу испытывал только глубоко запрятанный страх (тот временами был крут и под горячую руку мог стукнуть), внешне же проявлял к родителю уважение.

Во дворе приходилось яростно отстаивать место под солнцем, так как дворовая шпана терпеть не могла тех, кто хорошо учился, тем более, если он ходил в наглаженных брюках да ещё с галстуком, пусть не пионерским (это давно отменили), а классическим чёрным. Вот эта роль рубахи-парня была куда тяжелей, чем все остальные. Но он и с этим справился, играл так, что сам себе удивлялся. Записался в секцию бокса и кикбоксинга, чтоб иметь возможность дать сдачу каждому, кто осмелится над ним потешаться или, что происходило часто, припереть в тёмном переулке, чтоб отобрать и без того скромные финансовые запасы, сэкономленные на школьных завтраках.

Когда подрос, то понял, что роль вора была для него единственной, которая согревала душу. Вернее сказать, это и было его истинным призванием. Нет, конечно, он не воровал что ни попадя, не брал, что близко лежит ни дома у родителей, ни у своих друзей, ни у знакомых или малознакомых. Не позволял себе даже ластика спереть, не говоря уже о чём-то более существенном.

В десятом классе Антон сколотил группу подростков и вместе с ними промышлял грабежом ночных прохожих, больше всего отдавая предпочтение сильно подвыпившим гражданам. Бомбил киоски, да так лихо, что после того, как срабатывала сигнализация, и милиция уже через 8-10 минут приезжала на место преступления, его и след простывал. По-крупному не рисковал, в хорошо охраняемые заведения как, например, супермаркеты, казино, банки, дорогие бутики не совался. Пацанам, когда те возмущались и требовали от вожака более крупных набегов, терпеливо объяснял, что дело это слишком хлопотное, они к нему ещё не готовы, а если так, то неизвестно чем всё это может закончиться. А если кто предпочитает воздух свободы променять на тюремные нары и понюхать парашу, то пусть без него, ему же в столь нежном возрасте это как-то не катит.

После школы играючи поступил в театральное, и не из-за того, что его прельщала слава или карьера, к этому он не стремился, знал наверняка, что в будущем артистом не станет. Училище было необходимо, чтоб ещё больше отточить актёрские данные, так щедро отпущенные ему природой, для будущей, самой главной его роли, роли мошенника. Бытие актёра - это каторжный труд, а зачем рвать жилы, когда есть возможность совместить интеллектуальные способности и артистические с выгодой для себя, ловить удачу на поприще облапошивания наших наивных граждан. Его кумиром был Мавроди, так гениально выстроивший свою пирамиду и обобравший огромное количество населения. Он считал его гением, а тех, кто погорел, презирал, считая, что они сами во всём виноваты. А что? Читали же все сказку о попе и работнике его Балде. Что сказал Балда? Вспомнили? Вот так-то! "Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной". Пирамида Мавроди как раз и была выстроена по такому принципу, и акции предназначались тем, кто погонится за быстрой прибылью. Вот и откушали бесплатного сыра, напрочь забыв, что он бывает только в мышеловке. Антон потешался над тем, как Лёня Голубков с экрана телевизора уговаривает граждан нести свои сбережения не в банк, и тем более не прятать в банке, а как он, такой умный, скупать акции МММ. Сколько же отхватил этот Лёня за такой призыв? А? Можно только предположить, что немало. Да, а когда пирамида сделала своё чёрное дело, и Мавроди растворился с миллионами, не помяли ли ему изрядно бока те, кто уверовал в рекламу?

Ему не было жаль наивных пенсионеров, ему было на них просто плевать. Наплевать, что не ради наживы несли они последние копейки Мавроди, а лишь хотели скопить на похороны, чтоб их дети или соседи, если не было родственников, смогли похоронить их, не влезая при этом в огромные долги и, не дай Бог, не прося на их погребение милостыню. У них не было достойной старости, была лишь мечта, что уход из жизни не будет ни для кого обременительным.

В таких жизненных нюансах Антону разбираться было не интересно, да и не с руки предаваться жалости, ведь и самому ему, если он воплотит свою мечту в реальность, в скором времени придется кидать вот таких же обездоленных наивных лохов ради своей выгоды.

Он прикинул, что вот уже несколько лет идёт бум с возрождением старых и возведением новых церквей, а это неплохой изначальный капитал для новой финансовой пирамиды. Попы развернулись, ездят на шикарных иномарках, выстраивают себе особняки, мало, чем отличающиеся от вилл новых русских. Бедными, гонимыми и преследуемыми их давно называть перестали. В Думе заседают, да и Президент с ними за ручку здоровается. Антон был атеистом, не верил ни в Бога, ни в чёрта. Единственным его идолом были деньги, и чем больше, тем лучше. На ум пришёл отличный план: он подберёт несколько малоимущих старушек, расставит их недалеко от станций метро, так как близко к церквям соваться не следует, попы быстро порядок наведут. Напишет на ящиках сбора подаяний, что деньги пойдут на возведение новых церквей, на реставрацию старых, на помощь бездомным и голодающим детям, на их одежду и бесплатное питание. Кто же на такое пожалеет отдать свои кровные? Хоть гривенник с носа, но бросит, подумав при этом, что авось им за это Боженька грехи простит. Ведь на благое же дело их скромный дар пойдёт. А подтолкнуло его к этой мысли одно письмо, полученное его двоюродной тётей от её дальней родственницы с периферии:

ГЛАВА 5

  - Погодите! - воскликнула Антонина, - ты говорил, - повернулась она всем корпусом к Борису, - погибли четверо. Рассказали же мне о троих. Да и то, Антона Шпакова не убили, он погиб от собственной неосторожности. Какого дьявола после рабочего дня надо было лезть в холодильник, да ещё изрядно под шофе?

   - Убили Антошу, Антонина Васильевна, чует моё сердце, убили! - прошептала Люся.

   - Не такой он был человек, чтобы напиваться до безобразия, а потом залезать в морозильный отсек. Зачем? Чтобы освежиться что ли?

   - Это всего лишь твои предположения, Люся, деточка! Нет же никаких доказательств обратного. А подозрения, не подкреплённые фактами, к делу не пришьёшь. Так кто четвёртый?

   - Натали Бербер. Только она в списке не четвёртая, а первая. Её уж точно не убили, она скончалась от потери крови, - всхлипнула Людмила.

   - Не поняла! Поясните! Отчего началось кровотечение?

   На последнем курсе училища Натали задалась целью написать сценарий фильма. Её отец кинорежиссёр, известен как в России, так и за рубежом. Пятнадцать лет назад выехал из страны, работает на киностудии "Холмарк", снимает фильмы и очень этим гордится. С мамой Натали, Надеждой Эдуардовной Бербер, они расстались, когда девочке ещё и семи лет не исполнилось. Связи с отцом Натали не теряла, даже иногда ездила к нему в гости на летние каникулы. Как-то раз отец, будучи в прекрасном расположении духа, посоветовал Натали, может, в шутку, а может, в серьёз написать сценарий, а он, Колчановский Сергей Мартынович, снимет по нему фильм. Сюжет должен быть захватывающим по содержанию, берущим за душу. Но не в стиле мыльной оперы, а что-то кровавое, потому что именно такие фильмы предпочитает американская молодёжь. Должен получиться коктейль из мелодрамы, боевика и фильма ужасов. Денег у него достаточно, а если понадобится, то и спонсоров найдёт.

   Эти слова запали в душу Натали, и она стала описывать манеру поведения, характер и внешний вид своих сокурсников, с точностью подмечая, кто на что способен. Так шаг за шагом стал вырисовываться сюжет, появилось название "Семь трупов наизнанку". Почему именно наизнанку, этого Натали даже себе объяснить не могла, скорее всего, имелось в виду то, что все её герои, в отличие от настоящих прототипов, должны были умереть. Начало было таким: "В городе Энском шёл бал, на котором одна из выпускниц, выйдя на трибуну, торжественно произнесла речь" (что Натали и сделала, следуя своему сценарию). Только сюжет разворачивался не в стенах Щукинского училища, а в академии художеств. И выпускники станут не артистами, а художниками, будущими Репиными и Айвазовскими.

   - Я, Натали Бербер!!! Выйдя на эту сцену, торжественно клянусь добиться успехов на театральных подмостках, завоевать любовь зрителей! И если я изменю своей клятве, а так же и вы все, здесь сегодня присутствующие, пусть меня (нас) покарает Всевышний! Пусть рукой его праведного гнева станет земной человек, которому он вручит меч правосудия!!!

   Поклянёмся же все, что если не продолжим начатое в этих священных стенах, оступимся от нашей заветной цели и мечты стать лучшими, великими, то умрём лютой смертью!!!

   - Клянёмся!!! - прижав одну руку к сердцу, а другую, подняв высоко над головой, крикнула Натали свой призыв.

   - Клянёмся! - дружно ответил ей весь зал и зааплодировал.

   Никто не придал особого значения данной клятве, мало ли что взбрело в голову Натали под парами выпитого шампанского, льющегося в этот вечер рекой. Клялись даже те, кто ни минуты не сомневался в том, что никогда не станет актёром. Да и сама виновница торжественной речи так не считала и не думала. Она просто уже входила в роль, которую сама придумала для фильма, и в котором надеялась сыграть главную героиню.

   После отзвучавших оваций подруга Софи, подойдя к ней, просто-таки давилась от смеха, хоть кричала и клялась громче всех, стоя рядом со сценой. Людочка мило улыбалась, она вообще, как считала Натали, не от мира сего. Всегда всё и всем прощает, ни на кого не обижается и старается по мере своих сил оправдать тот или иной отвратительный поступок любого человека, даже совершенно для неё постороннего и непривлекательного. Временами Натали жалела подругу, считая, что такой мямле, как она, никогда и никуда не пробиться в жизни. Было вообще загадкой, как Люся оказалась принятой в училище, да и вообще, зачем туда поступала. Её манера поведения и речи сильно смахивала на героиню фильма "Старшая сестра" с Татьяной Дорониной в главной роли. Может, потому и приняли, что никого похожего на Доронину больше не встречалось?

   Услыхав такую речь, папа Натали от души повеселился бы, а вот мама покрутила бы пальцем у виска и нетерпящим возражений тоном произнесла:

   - Чего ещё можно ожидать от дочери паяца, кроме такой идиотской выходки!

   Мама Натали, женщина серьёзная, строгих правил, Член Корреспондент Академии Наук имени Тимирязева, ныне депутат Городской думы, в скором будущем намеревается баллотироваться в Думу Государственную. Надежда Эдуардовна даже мысли не допускала и была категорически против того, чтоб дочь стала актрисой, когда иногда Натали заводила разговор на эту тему.

   - Хватит с меня и твоего папаши, помешанного на кино, и ты туда же... - морщась как от зубной боли, выговаривала она дочери. Это не профессия для серьёзной молодой девушки. Этим ремеслом пусть занимаются вертихвостки с одной извилиной в голове и более ни на что не способные.

Глава 6

- Это я виновата в смерти Натали, - заплакала в очередной раз Люся, - надо было послушать Бориса, а не идти у неё на поводу.

- Виновата в смерти? Ну почему ты так считаешь? - Антонина заглянула в грустные глаза девушки.

- Натали, когда я уложила её на диван, кое-что мне рассказала.

- Даже это не повод так думать и считать себя виноватой! Прежде всего, давай рассуждать. Почему она, больная, судя по твоему рассказу, приехала к тебе, а не пошла домой к матери? Не думаю, что она также легкомысленно отнеслась бы к болезни дочери, как сама Натали, да и вы в том числе. Вам простительно, вы не врачи, диагноза недомогания подруги поставить не могли и, конечно же, не предполагали, что это может окончиться для неё подобным образом. Что конкретно говорила тебе в тот последний вечер Натали?

- По-моему, она была беременна или что-то похожее.

- Женщина или беременна, или нет, промежуточной стадии я не знаю.

- Как я вам уже говорила, отношения с матерью у Натали были натянутыми, и это ещё мягко сказано. Надежда Эдуардовна узнала, что дочь встречается с Глебом, и потребовала, чтоб она прекратила с ним всякие отношения, иначе пригрозила выставить её за порог.

- Почему? Натали взрослая женщина и вправе была сама выбирать себе партнёра и устраивать свою судьбу.

- Жаль, что мама ее так не считала. Глеб, конечно, негодяй, но вы правы, это касалось только их самих, а не её матери.

- Вот именно, поэтому для меня и не понятна позиция её мамы. Да, конечно, каждый родитель хочет для своего ребёнка наилучшей жизни, но Натали имела право на собственные ошибки, чтобы учиться на них, набираясь своего, хоть и горького опыта.

- Так и Натали говорила матери, но Надежда Эдуардовна грубо прервала ее, сказав, что она наступает вторично на одни и те же грабли, а значит, предыдущий опыт её ничему не научил. Добавив при этом, что она дубина стоеросовая.

- О каком опыте идёт речь?

- Этого я не знаю. Натали никогда не распространялась о своей прошлой жизни, а я не имею привычки влезать в душу человеку, если он того не хочет. Так вот, она предположила, что залетела от Глеба, идти в больницу не решилась. Её мама, Депутат Государственной Думы, и дочь, естественно, боялась огласки. Мать не выдержала бы такого позора, незамужняя дочь принесла в подоле. Нонсенс для строгой мамаши. Да и с сердцем у неё были неполадки, два перенесенных инфаркта кого хочешь заставят задуматься. Врачи предупредили, что третьего приступа она не переживёт. Вот Натали и скрыла от неё факт своей беременности, обратившись в частную клинику. Адрес клиники узнала через Настю Кручинину, так как её мама врач-гинеколог и знакома со многими своими коллегами, принимающими пациентов за деньги. Это вполне устраивало Натали, так как анонимность посещения такой клиники была гарантирована. Она рассказала, что когда приехала по адресу, ждать пришлось минут сорок, в помещении было холодно, и она ужасно замёрзла, у неё зуб на зуб не попадал. Когда наконец-то появилась тётка-врач, то на неё даже не взглянула, прошла сразу к умывальнику и долго, с садисткой тщательностью драила руки. Затем несколько минут насухо их вытирала.

- Это говорит в её пользу, чистые руки - первейшее и наиглавнейшее правило врача.

- Вы от кого? - прежде чем приступить к осмотру, строго поинтересовалась она.

- От Насти, Анастасии Кручининой, - заикаясь, ответила Натали. - Доктор, не могли бы вы поскорее меня осмотреть, сердце от страха заходится.

- Ничего, потерпишь! Надо было раньше головой думать, когда ноги широко раздвигала, - грубо оборвала её докторша, - с истериками обращайся к невропатологу, а я по другому профилю.

- Что вы! Просто боязно мне очень, вот я и...- голос её надломился от накатившихся слёз, а я зык от волнения начал заплетаться.

- Не канючь, сейчас погляжу, что там за беда с тобой стряслась. Хотя и так ясно, что ещё может случиться с бабой после случки с кабелём. - Врачиха натянула резиновые перчатки. Закончив осмотр, зло покосилась на девушку. Деньги за аборт, на которые она рассчитывала, приказали долго ждать. Иначе, зачем этой тощей девице приходить сюда, а не обратиться в поликлинику по месту жительства.

- Милочка! С чего ты вообще решила, что беременна? Лично я ничего не нахожу!

- Как же так? У меня задержка почти месяц, - Натали была в полной растерянности.

- Ну и что! Задержка не всегда связана с наступлением беременности, это может быть гормональный сбой, реакция организма, связанная с нервным перенапряжением или простым переутомлением. Ты кем работаешь?

- Я актриса, - чуть слышно выдавила из себя Натали, испугавшись, что тётка спросит ещё и фамилию.

- Вот! -уверено заявила она, - налицо психологические перегрузки. Попей но-шпу и экстракт пустырника.

Домой Натали ехала ещё более напуганная, чем прежде. Если это не беременность, что тогда? Нарушилась психика, как заявила врач? От неизвестности становилось ещё страшнее.

Вконец измучив себя, позвонила Софи и поделилась своими подозрениями:

- Скажи мне, только честно, я похожа на сумасшедшую?

- С чего это ты пришла к такому выводу? - рассмеялась она.

- У меня навязчивая идея, что я беременна...

- И что? Из-за этого ты решила, что должна обязательно тронуться умом?

- Нет, просто я думаю, что беременная, а врач настаивает на обратном. От всего этого я тихо слетаю с катушек, неровен час, съеду совсем, и тогда меня точно отправят в психушку.

- Велика проблема, - прокричала Софи в трубку, - слетай в аптеку и купи тест на определение беременности. Всех делов-то.

Натали помчалась в аптеку и купила сразу три теста, чтобы уж наверняка узнать, беременная она или нет. Тесты показали положительный результат. Яркая полоска не просто говорила, а прямо кричала о зародившейся в ней жизни.