Бездомный главнокомандующий.

Пролог, глава первая

             Он там стоял негаданный, нежданный, 
            Знак одиночества в толпе большой. 
            А взгляд усталый и немного странный, 
            Как и у всех, но чуточку другой.  
             Он словно молча молит: Извините.  
             Вы не подскажете, как я попал сюда.                                                                                                                  
            Я не наглею право, но простите. 
            Я в этом месте вовсе не был никогда. 
            Мне улыбнулся искренне и ясно, 
             Глухую горечь уголками губ тая. 
            И чуть вздохнул мол, выгляжу ужасно. 
            Но что поделать, мир суров к таким как я. 
            И жест мольбой в бездоннейшее небо. 
            А руки темноту на клочья рвут. 
            Ну, а когда б другим я всё же не был? 
            Мне бы позволили остаться тут? 
            Нет. Трудно, но указанной дорогой 
            Я в неземной нырну круговорот... 
            Ах. Знал бы он. О встрече той недолгой 
            Ведь помню я уже который год. 
            И всё надеюсь вновь его я встретить. 
            Опять увидеть ту улыбку, взгляд. 
            И постараться на вопрос ответить 
            Что задал он мне много лет назад. 
                  


                         

                                                           ГЛАВА ПЕРВАЯ 

 Да, это произошло пускай и не много лет назад, но кажется, что действительно давно. Хотя стихи появились только вчера. Таким же промозглым предрождественским вечером. Нельзя сказать, что всё происходило в точности так, как в стихах. Нельзя сказать, что за это время я сама сильно изменилась. Правда за этот год у меня, наконец-то утратив былую юношескую худобу и угловатость, в положенных местах оформилась фигура. Да и взгляд, не то чтобы совсем потерял ту доверчивую открытость и восторженную бесшабашность, свойственную недавним выпускникам, но прикрыл её патиной циничного безразличия и плотным слоем жизненного опыта. Зато внутри, я осталась всё той же доверчивой девчонкой, которая в ту рождественскую ночь его увидела впервые таким, каким он был некогда, увы, но не в этом мире.  
   Я не утверждаю, что раньше была близко знакома с этим человеком. Так, увидела его однажды, возвращаясь с работы. Не то, чтобы он специально попался мне на глаза. Просто мой взгляд случайно зацепился за него в толчее шумной улицы. А потом я вдруг выяснила, что привычная дорога от метро к моему дому идущая вдоль старого автомобильного моста, ведёт меня именно мимо того места где в один осенний хмурый вечер появилась большая потрёпанная картонная коробка, в которой и обосновался этот бездомный.  
  И вообще, я даже имени у него никогда не спрашивала. Просто так случилось, что я снова поймала его взгляд. Это был взгляд потерянного, забытого, никому не нужного и от этого глубоко страдающего мужчины. Я моментально прониклась к нему симпатией. Нет. Даже не так. Это была не совсем симпатия, а некая смесь заботы, сострадания и желания хоть как-то обогреть и защитить именно этого конкретного человека. 
  Я уважала его гордость, поэтому не пыталась совать ему деньги. Не покупала одежду или еду. Просто промозглыми вечерами я стала иногда приглашать его переночевать на свою веранду. Не ахти, какой ночлег. Но когда у человека явно в кармане нет ни гроша на ночлежку, вследствие чего картонные коробки вынужденно заменяют ему крышу над головой, то думаю, он будет рад и такому. Да и к тому же я искренне считала, что ему, пусть и на неотапливаемой веранде, будет намного теплее, чем под продуваемым всеми ветрами мостом. Поэтому, в особенно сырые, мерзкие вечера, когда у меня самой от холода зуб на зуб не попадал даже за то короткое время, что я бежала от метро до своего дома, я специально высматривала его там и звала за собой. Иногда он нехотя, как мне казалось, но всё же соглашался переночевать под моей крышей. 
   Может на меня так действовал именно холод, может еще что-нибудь, не знаю. Это теперь, когда мне почти сразу же после окончания учёбы посчастливилось найти весьма приличную работу, вследствие которой у меня буквально в течение одного года появился пусть небольшой, довольно-таки старый, но зато уже почти свой и к тому же вполне добротный дом, я меньше задумываюсь о завтрашнем дне.  
  Тем более что мои статьи, начиная с самой первой, неожиданно оказались востребованными сразу в нескольких издательствах так, что гонорары за их публикацию позволили мне больше не считать скрупулёзно каждую мелкую монетку, с тревогой задумываясь о том, чем я буду завтра оплачивать свои счета. Но, вспоминая недавние суровые и, чего греха таить, порой даже голодные студенческие годы, когда у меня, не смотря на все старания, у самой едва-едва хватало денег только на оплату учёбы и аренду крохотной комнатушки в полутёмном подвале, я просто не могла поступить иначе по отношению к тому, чья судьба сложилась не так удачно.  
   Не подумайте, что этот человек был грязным или от него мерзко пахло. Он обычно выглядел вполне опрятно в своих поношенных, но обязательно чистых лохмотьях. Ходил с аккуратно подстриженной бородкой и собранными в хвостик длинными волосами. Просто, не смотря на то, что его буквально окутывала аура былого благородства, он всегда выглядел каким-то поношенным. И это касалось не только одежды. Более точно его всего можно было определить одним единственным словом, пропылённый, или даже не так, утомлённый жизнью. Погасший взгляд, безысходность в каждом жесте, даже в том, как он пожимает плечами или покачивает своей головой. Видимо прошедшая жизнь его помотала и побила весьма и весьма прилично. А такое никогда не проходит бесследно. 
   В канун рождественских праздников наступил именно один из тех зимних вечеров, которые я больше всего ненавидела. Выскочив из метро, я тут же продрогла до самых костей. Ведь собиралась же прихватить с собой утром пальто. Но просидела за правкой своей очередной статьи почти, что половину ночи и после этого естественно проспала. Нет, будильник в телефоне прозвонил вовремя. Но я, как мне кажется, всего на секундочку прикрыла глаза и подскочила аккурат за полчаса до того момента, когда я уже должна быть в офисе.  
  На ходу одной рукой проверяя всё ли, что может мне сегодня понадобиться уже находится в сумке, а другой, застёгивая жакет, я в который раз поблагодарила себя за удачное расположение своего дома. Всего пять минут неспешным шагом вдоль парка до станции метро и двадцать минут, а если поезд подъедет сразу, то и меньше, и я добираюсь точнёхонько до дверей здания, в котором работаю.  
  Ах, да! Разрешите представиться Анна Савани. Да, да! Не смотря на то, что я урождённая американка, у меня русско-французские корни. А всё из-за того, что мой отец француз и в юности он, проходя стажировку в России, полюбил там, как он всегда мне говорил, очаровательную славяночку. Увёз её на родину во Францию, где они и поженились. А буквально через год, ему предложили выгодный контракт на работу в США, где я и родилась. Мы так и остались жить в Штатах, о чём, если признаться, я нисколько не жалею. Так! О чём это я? 
   На то, чтобы выглянуть в окно, а тем более добежать до шкафа и достать оттуда пальто, у меня уже не было ни секунды. Так что я хоть и немного продрогла, пока быстрым шагом топала по привычной дороге, а потом шагала от метро до работы, но успела почти вовремя, проскочив мимо охранника спустя две минуты после начала рабочего дня. Даже, пока все неспешно собирались на пятиминутку в кабинете шефа, заскочила в дамскую комнату и пару раз прошлась расчёской по волосам и чуть тронула губы помадой. Шеф, равнодушно поздравив коллектив с наступающим праздником, не мешкая раздал нам плюхи и пряники и отправился наверх к руководству. 
  Предпраздничный день оказался на редкость суматошным, поэтому мне, как и всему нашему отделу, совершенно некогда было не то что перекусить, а даже элементарно глотнуть кофе. Несмотря на канун праздника, после визита наверх нашему дражайшему шефу пришла в голову очередная бредовая идея, и именно нам просто крайне необходимо было как можно скорее воплотить этот его бред в нетленном печатном виде.  
  Как капризная дамочка в супермаркете, он загонял всех своих сотрудников до состояния взмыленных лошадей. То менял весь написанный им текст, то какую-нибудь из его частей. То формат, то кайму на заголовке над текстом, то ее цвет или размер, а то и вовсе сам шрифт своего гениального (как он искренне считал) опуса.  
  Уже в самом конце рабочего дня, когда отпечатали и сверстали ему экземпляр наконец-то окончательно одобренного им шедевра, шеф милостиво похвалил нас за проделанную работу, ещё раз поздравил с завтрашним праздником и разрешил всем расходиться по домам. Всем, да не всем. Мне, в наказание за опоздание (ведь заметил всё же гад) пришлось еще почти пол часа ждать, пока машина распечатает и сошьет заданное шефом количество брошюр.  
  Пока она, чуть слышно гудя и шелестя листами бумаги, трудилась на благо эго нашего шефа, я смогла, едва шевеля ногами от усталости подползти в нашей крохотной комнате отдыха к кофе-машине и наконец-то сварить себе капучино с двойной порцией сахара. Вдыхая  божественный аромат кофе (ещё бы ему не быть божественным, когда в желудке с самого пробуждения маковой росинки не было), я подошла к окну.  
  Прихлёбывая свой вожделенный напиток, приподняла жалюзи. Да! К вечеру погода явно испортилась. Не на шутку разбушевавшийся ветер остервенело трепал голые ветки редких деревьев, рвано заслоняя ими свет уличных фонарей. А всё небо затянули тучи, грозясь вот-вот разразиться холодным  дождём, опять оставляя несбыточными мечты о медленно кружащихся и неслышно покрывающих землю лёгких, кружевных снежинках. 
   Сложив в стопку брошюры, я отключила оборудование, потушила везде свет и, крикнув на выходе из здания ночному охраннику приветливое “с наступающим” вышла на улицу. Выскочив из здания нашего офиса, я, кутаясь в жакет, забежала в круглосуточный китайский ресторанчик на углу, который призывно мигал мне разноцветными гирляндами, обвивающими две длинные, причудливо изогнутые искусственные еловые ветки над входной дверью.  
  Мне в принципе не очень нравится китайская еда, но поблизости нет больше ни одной приличной забегаловки, где готовят еду на вынос. А тащиться по холоду целых два квартала до супермаркета брр-р-р. А потом ещё и готовить праздничный ужин для одной себя любимой. Нет уж, увольте. Я слишком устала, так что в эту рождественскую ночь я прекрасно обойдусь и китайской кухней.  

                                                              


                                                          








                                                              


                                                          






 

Глава вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ 

   Покрепче перехватив озябшими руками пакет нагруженный коробочками со всё ещё тёплой ароматной курицей, лапшой, салатом и ещё чем-то невероятно вкусненьким, я сразу же застучала зубами, едва только вышла из метро. Ведь ночной ветер, устав играться мусором и голыми ветвями озябших деревьев, с радостью схватил меня, как новую игрушку в свои ледяные объятья. Под аркой моста в своём картонном домике сжалась в комок знакомая фигура. Я в очередной раз не смогла равнодушно пройти мимо. Тем более, в такой вечер. Естественно я опять позвала его переночевать к себе на веранду.  
  Возможно, бездомный в очередной раз проигнорировал бы моё приглашение, но его нерешительность подстегнул дождь. За то короткое время, которое мне понадобилось для того, чтобы почти бегом добраться до моста и, остановившись окликнуть его, он припустил и, как обиженный на весь белый свет художник начал разрисовывать всё вокруг в ещё более тёмные тона. Его холодные капли, подхватываемые умелой кистью пронизывающего ветра, теперь с легкостью залетали под арку моста, грозясь вскорости насквозь промочить не только меня, но и то хлипкое картонное убежище, которое занимал этот человек. 
   Как всегда взглянув на меня своими печальными глазами, бездомный устало вздохнул и вылез из своей уже насквозь промокшей коробки. Чуть сгорбившись и покашливая, как от застарелой простуды, он по-джентльменски подхватил мой пакет, и тяжело шаркая подошвами своих давно уже кем-то изношенных и разбитых бесформенных ботинок, пошагал за мной вслед.  
   Хм, мне вдруг пришла в голову странная, но, тем не менее, очевидная мысль. А ведь за всё время, что я его так сказать знаю, я ни разу не слышала от него ни единого слова. Даже ни звука. На все мои обращённые к нему реплики он обычно лишь слегка пожимал плечами, качал или кивал головой в зависимости от того, что я ему говорила. И всё…  
  Не решаясь подойти ко мне поближе, чтобы хоть как-то спрятаться от хлещущих с неба холодных струй под маленьким козырьком, установленным над крыльцом моего дома, он терпеливо стоял под дождём, дожидаясь пока я открою входную дверь и включу в доме свет. Вошёл за мной на веранду.  Как обычно, не проронив ни звука, вернул мне пакет и привычно отправился в свой уголок.  
  По обоюдному нашему молчаливому согласию он выбрал для сна именно его. Там стоит продавленный диван, оставшийся от прежних хозяев. Он видимо ещё много лет назад был уже таким же старым и истёртым, как сейчас. Я думаю именно этот его недостаток  помешал прежним хозяевам пожелать забрать его с собой в своё новое жилище. Но в то же время им по какой-то не известной мне причине видимо было слишком жаль его выкидывать. А может в своё время они просто не пожелали тратиться на вывоз крупногабаритного мусора, вот и оставили его мне.  
  Лишней мебели, как и денег на её вывоз, у меня не было. Поэтому мама сшила мне на эту скрипучую древность весёленькое лоскутное покрывало из оставленных прежними жильцами тряпок, и я отправила  эту раритетную  развалину на веранду. Там, рядышком с еще более обшарпанным столом, ему как раз нашлось подходящее место.  
  На диване именно для такого случая лежит свёрнутый ветхий плед, доставшийся когда-то нашей семье по наследству от двоюродной маминой бабушки. Этот вручную связанный ею из разноцветной шерсти раритет исправно служил вначале много лет моей тогда ещё юной маме, а потом перекочевал ко мне, не смотря на ветхость всё так же исправно согревая ночами мою тушку после поступления в колледж. Ну вот честно скажу: у меня до сих пор просто рука не поднялась его выкинуть после этого. Я помню, как уговаривала бездомного взять его, чтобы ему было хоть чуточку теплее ночами. Но на все мои, как мне казалось, веские доводы, он только отрицательно качал головой. Лишь после того, как я пригрозила, покривив душой, что если он его немедленно не возьмёт, выкину это старьё в мусорный контейнер, он тяжело вздохнул и с молчаливым кивком согласился им укрываться. И это была единственная уступка с его стороны за всё то время, что я его знаю.  
   Согревшаяся, поевшая и от этого естественно воспрявшая духом я, читая поздравления родственников, коллег и просто знакомых, посидела примерно пол часа в соц. сетях. Поболтала по телефону с мамой, клятвенно пообещав обязательно приехать к ней завтра, мысленно пожелала всем, кого я знаю исполнения их самых наизаветнейших желаний и отправилась спать. Уснула я тот час же, едва коснулась головой подушки. Но, проспав, как мне показалось, не более пары-тройки часов, проснулась, резко перейдя от глубокого сна к бодрствованию, словно там, во сне кто-то громко окликнул меня по имени.  
  Недоуменно вглядываясь в ночную темень за окном, я прислушалась. На кухне тихо работал холодильник, на стене над ним чуть слышно тикали часы и больше я не услышала никаких посторонних звуков. Может меня позвал с веранды бездомный? Вдруг там у него или с ним что-то случилось? А может мне, просто приснился кошмар и мозг заставил меня проснуться, не позволив его запомнить? Не знаю. Но я решила встать и всё проверить.  
  Включив ночник, я накинула халат и, путаясь в его длинных полах, стала босыми ногами нащупывать тапочки. Ледяные половицы неприятно холодили ноги, но со сна я никак не могла найти куда-то запропастившихся тапок. Нащупала! На этот раз мои мягкие, пушистики, украшенные длинными заячьими ушками, по непонятной причине занырнули глубоко под кровать. Я присела, нагнувшись, подтянула их поближе и занырнула ногами внутрь. Ох, какое облегчение. По ступням наконец-то растеклось блаженное тепло, а мои ноги почти сразу же согрелись.  
  Я полностью доверяла своему ночному постояльцу. За всё время нашего вынужденного соседства, он ни разу не позволил себе ничего, что смогло бы хоть в малейшей степени насторожить меня или навести на мысль о его недобрых намерениях. Чего уж греха таить, я даже частенько забывала закрывать при нём на ключ дверь, отделявшую веранду от кухни. Но по старой студенческой привычке, я всегда поблизости от себя, а в настоящее время прямиком у передней правой ножки моей кровати, хранила молоток. Раньше, он охранял меня от порой не в меру активно стремящихся пообщаться соседей по подвалу. А сейчас лежал просто так. Для душевного спокойствия. Прихватив его для верности, я прокралась через кухню ко входной двери. 

                                                           






 

Глава третья

ГЛАВА ТРЕТЬЯ 

  За кухонной дверью стояла полнейшая тишина. Не было слышно ни скрипа продавленного дивана, ни покашливания или сопения спящего на нём человека – ничего. Но ведь что-то меня разбудило?! Естественно, как любая женщина, я решила убедиться, что на веранде действительно всё спокойно. 
  Тихонечко распахнув дверь, я сделала шаг, и в тот же миг на меня обрушился ослепляющий, беспощадный, всепроникающий свет. Этот свет обволакивал, охватывал всю меня буквально со всех сторон от макушки до кончиков пальцев на ногах. Он моментально лишил меня всякой воли, заставляя неподвижно замереть, непроизвольно сжавшись так, что стало трудно дышать, а ещё, он невыносимо слепил мои глаза, проникая даже сквозь плотно сомкнутые веки. Этот свет был пронзительно, ну просто нереально белым, с чуть заметным синеватым отливом, как у кварцевых ламп, только в тысячи тысяч раз ярче. 
   Я почему-то была не в силах даже повернуть голову, чтобы понять, откуда он взялся. Смутно догадываюсь, что его источник расположен вовсе не снаружи, ведь тогда бы я увидела его отсвет через угловое окно спальни, а  находится где-то внутри веранды, причём почти рядом со мной. Я ещё успеваю удивиться, почему он не выходит за пределы окон, ведь я не видела из спальни даже слабого его отсвета. А может этот свет возник в тот самый миг, когда я открыла дверь? Возможно. Но что тогда его спровоцировало? Откуда он взялся? Не смотря на удивление, распирающие меня вопросы не находящие пока никаких ответов вихрем проносились у меня в голове, сменяя друг друга. Но тут этот яркий, невыносимый свет внезапно погас.  
  Мгновенно ослепшая, я тут же вновь обретаю подвижность и машинально тянусь свободной рукой к выключателю. Громкий, словно пистолетный выстрел в абсолютной тишине веранды его щелчок заставил меня невольно вздрогнуть. Другой рукой я всё ещё крепко сжимаю ручку моего молотка-защитника, автоматически отведя её чуть назад и в сторону для замаха. Но пока никого не бью, потому что до сих пор ничего не вижу, да и не слышу тоже. 
   Хотя, нет. Постепенно я вновь обретаю возможность видеть, но после того невыносимо яркого сияния, которое разливалось здесь буквально несколько секунд назад, слабый свет единственной лампочки над моей головой кажется мне невероятно блёклым.  
  Да! Зрелище то ещё. Посреди веранды стоит видимо не до конца очнувшийся, ещё не пришедший в себя бездомный. Его чуть раскосые глаза цвета горького шоколада широко распахнуты. Остекленевшие видимо от только что пережитого им потрясения они смотрят прямиком на меня. Нет, я тут же почему-то отчётливо понимаю, что он глядит вовсе не на меня, а в точку, расположенную примерно на уровне моей груди, но чуть поближе к нему.  
  Он вглядывается в неё так, словно там до сих пор находится нечто невидимое моему глазу, но привлёкшее его внимание или же оно находилось там буквально мгновение назад. Он стоит, протягивая к этому неведомому нечто руки, словно пытаясь его схватить и удержать, пока еще не понимая и не осознавая, что теперь там уже абсолютно ничего нет.  
   И тут я замечаю, что его протянутые руки светятся своим собственным светом. В слабых лучах лампочки этот свет едва заметен. Но его всё же можно различить на тёмном фоне его поношенной одежды. Постепенно приходя в себя, бездомный опускает глаза на свои руки и тоже замечает свечение. Потрясённо взмахивает ими, стараясь стряхнуть этот свет, пытается стереть его о свою одежду. Бесполезно. Ничего не помогает и свечение на его руках не гаснет. Причём светятся только кисти его рук, и свет совсем не распространяется выше запястий. Даже не так. Свет расположился исключительно на его ладонях, совсем не затрагивая пальцев. 
  Чтобы лучше разглядеть это свечение, я выключаю свет, оставляя вверху только слабенькую подсветку в виде маленькой разноцветной гирлянды развешенной вдоль верхней кромки окон моей веранды. Теперь отчётливо видно. Его ладони не просто светятся, на них как будто нанесён световой татуаж, складывающийся в замысловатый узор из чётких линий скоплений крохотных точек, черточек и завитушек чем-то напомнивших мне восточные иероглифы. В призрачном свете слабенькой гирлянды видно, как мужчина потрясённо соединяет ладони своих рук, подносит их к лицу, пытаясь тщательнее разглядеть проявившийся рисунок и удивлённо вздрагивает, явно поняв, что же такое он есть на самом деле.  
  У меня вдруг создаётся впечатление, что для него это вовсе не абстрактный рисунок, а какой-то текст, в который он вчитывается несколько минут, плотнее сложив свои ладони вместе и медленно поворачивая их под тем или другим углом. Бездомный поднимает голову и только теперь замечает меня.  









 

Глава четвертая

               ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ 

  И вот тут-то я вновь впадаю в ступор. Я впервые слышу его голос! Оказывается, он у него настолько необычного тембра, что меня буквально переклинило. Он был такой неимоверно притягательный, завораживающий и поражающий своей глубиной и силой, что невольно заставил затрепетать с ним в унисон каждую клеточку моего тела. В этом необыкновенном голосе словно слились воедино перезвон церковных колоколов, величественные переливы оркестровых труб и поразительной красоты аккорды огромнейшего органа. Да за такой голос любой оперный певец продал бы душу, даже не раздумывая ни секунды. А девушки, я не покривлю душой, что будь он чуточку помоложе (хотя кого в таких делах останавливает возраст мужчины), вешались бы на него пачками, услышь они от него даже одно приветливое слово. 
- Вот это подарок! Теперь мне можно возвращаться. А жаль. Я здесь привык. - Ошарашенно, но одновременно и обрадованно произнёс он.  
  Ничего не понимая, я снова включаю верхний свет. А мой бездомный-то преобразился. Куда подевались сутулые плечи, погасший взгляд и поникшая голова. Передо мной, хоть и в той же самой поношенной одежде, стоит совершенно другой мужчина.  
  Он собранный, подтянутый, даже как будто ставший на несколько сантиметров выше и как минимум на десяток лет моложе. А глаза! В них столько всего. Воля, энергия, какой-то почти юношеский задор, но в то же время вселенская мудрость и тот неповторимый уверенный блеск, который обычно свойственен только очень целеустремленным и сильным духом личностям. Если бы я встретила этого человека сейчас, то сказала бы что передо мной стоит младший брат или даже старший сын того бездомного, причем только что оставивший военную службу не иначе как в разведке или и того ещё круче. 
- Кто вы,- невольно вырывается у меня. 
- Вы всё равно не поймёте. - Вздыхает он. 
- Как бы вы ни пытались, ваше восприятие действительности вам этого не позволит. - С сожалением констатирует он очевидный для себя факт, не в силах отвести взгляд от меня? 
- Но, я хотел бы кое-что сделать перед тем, как уйти. 
  Как завороженная, я смотрю на то, как он, не отрывая взгляда, медленно подходит ко мне. Наклоняется. Очень осторожно, бережно, даже с каким-то трепетом охватывает своими руками моё лицо и целует. 
   Я, конечно же, не монашка. Не ханжа, но и не распущенная девушка, раздающая поцелуи направо и налево кому ни попадя. Но этот поцелуй…  
  Я даже представить себе не могла, что простое прикосновение его губ перевернёт всё внутри меня, всколыхнув из глубин сознания неведомые доселе мысли и желания. Прикажи он идти за ним на край света, переплыть океан, броситься под поезд или с крыши самого высокого здания - я, не раздумывая сделаю это лишь за ещё один его подобный поцелуй. 
  Бездомный (пусть теперь он совершенно не похож на того потерянного, утомлённого жизнью человека, но я по привычке называю его так) вопросительно смотрит на меня. А потом, видимо правильно поняв моё состояние, ласково улыбается.  
- Я мечтал сделать это с самого первого дня нашего знакомства. Не бойтесь, у меня никогда не было даже мысли чем-то оскорбить или обидеть вас. Просто, вы были единственной, кто проникся ко мне участием. Не требуя ничего взамен, вы предложили мне что ни на есть самое ценное в любом мире: вашу заботу. Ваше расположение и сострадание. Сострадание отверженному, никому не нужному существу. По сути, отбросу. 
Он с неохотой делает шаг назад. Взгляд его вспыхивает от невысказанного вопроса, но он пересиливает себя. Позволив себе лишь ещё несколько слов.    
- Спасибо вам за это. И, прощайте. 
С этими словами мой преобразившийся бездомный, подарив мне ещё один проникновенный взгляд, внезапно просто взял и растаял в воздухе, оставив на полу опадающую в ботинки кучку поношенной одежды.  
  А я, так ничего и не поняв, стою и тупо пялюсь на эту кучу тряпья, ожидая толи, что он вновь в ней появится, толи, что она тоже постепенно растает под моим взглядом. Ничего подобного не происходит. Простояв столбом несколько минут, я внезапно ощущаю что, увы, но я окончательно продрогла и к тому же буквально валюсь с ног от усталости. Благоразумно решив, что утро вечера, то-бишь рождественской ночи, мудренее я с тяжелым вздохом выключила свет и отправилась спать.  
   Утром же мне пришла в голову очень даже мудрая мысль, что всё произошедшее этой ночью мне просто-напросто приснилось. Никакой свет меня не слепил и вообще, никакого бездомного я вчера не встречала. На моей веранде он не ночевал, не светил своими руками как фонариками и никуда не исчезал у меня на глазах. И тем более не целовал, ведь никакой его одежды на полу веранды утром тоже не валялось. Да и одеяло было, как всегда, аккуратно свёрнуто в уголке дивана. Вот только после той ночи я никогда больше не встречала того человека.  
Никогда... 
Вот только сны…  
  Куда мне от них мне теперь деться, ума не приложу. Они теперь посещают меня почти каждую ночь, постепенно раскрывая мне тайну моего бездомного. Нет, я больше не буду его так называть. Теперь у него есть имя. Я со временем узнала его из своих, а может быть навеянных мне кем-то извне снов.  
Его зовут Анг Ли. 
                                                      
















 

Глава пятая

              ГЛАВА ПЯТАЯ 

 Мой враг сильно просчитался, оставив мне память. Хотя, я точно знаю, что он с радостью лишил меня абсолютно всего, что я знал, умел или имел в своём мире. А память, всего лишь ещё одна изощрённая злая шутка моего теперь уже бывшего друга и соратника Вонга. Таким образом, он решил не дать мне забыть, чего именно я лишился, попав в закрытый мир. Думая, что я буду мучиться по этому поводу. Но, тут он просчитался. Причём сильно просчитался. Почести и всенародное признание это вовсе не то, о чём я сожалею.  
  Конечно, мне очень жаль, что я потерял опыт и всю ту накапливаемую годами внутреннюю магию, которой обладал в своём родном мире, чудом сохранив лишь её жалкие крохи. Чтобы накопить здесь даже ту Ци, что я имел в своём мире при рождении, мне понадобилось бы лет этак триста, если не больше. Понятно, что я столько просто не проживу, ведь реалии этого мира распространяются теперь и на меня. А местные жители редко когда дотягивают и до сотни. Но больше всего мне жаль, что я вовремя не рассмотрел гниль, в том кого считал почти братом, с кем привык с раннего детства делиться абсолютно всем, что имел сам.  
  Я очнулся обнажённым посреди шумной улицы какого-то огромного, сверкающего, шумного и, видимо, очень богатого города, буквально ослепляющего отовсюду миллиардами разноцветных огней. Навстречу мне, как и в противоположную сторону сплошным потоком, чудом не задевая друг друга спешили странно и ярко одетые люди, а поодаль с огромной скоростью мчалось нечто невообразимое. Это были некие приземистые обтекаемые предметы ужасно смердящие, рычащие, сверкающие и явно опасные. 
  Ко мне подошли два человека. Они выглядели более скромно, но были обвешаны какими-то блестящими амулетами и одеты в тёмную, одинаковую одежду. Эти люди принялись мне что-то говорить на своём абсолютно неизвестном мне языке. Пусть я ничего не понял, но догадался, что один из них, судя по интонации, спрашивал меня о чём-то, а другой пытался мне что-то доказать. Я пытался им что-нибудь ответить, но из моего горла не вырвалось ни звука. Да, Вонг постарался. Даже захоти я этого, я не смог бы объяснить этим людям кто я и что здесь делаю, перемещая, он лишил меня не только возможности понимать их язык, но и голоса. Так ничего от меня и, не добившись, один из них достал откуда-то очень тонкий кусок полотна и прикрыл мою наготу.  
  Потом они зачем-то связали мне руки, но не верёвками, а гибко соединёнными воедино двумя браслетами. Я горько усмехнулся своим мыслям. Вот меня и обручили с этим миром даже не спросив, желаю ли я этого союза. Эти люди отвели меня в один из стоящих вдоль улицы домов, посадив там в клетку. И это у них темницы? Да у нас правители живут намного скромнее, чем они. Правда и решётки в их домах не стоят вот так, чуть ли не посреди комнат. А здесь - в темнице от огромных окон и светящихся шаров над головой светлее, чем в самый солнечный день. Чисто так, что можно увидеть своё неясное отражение на полу. Правда шумно, зато в моей клетке есть удобная широкая скамья, на которую я с радостью тут же и уселся. 
  Руки мне освободили. Немного погодя, принесли даже кое-какую одежду, в которую я и облачился, изрядно помаявшись со способами соединения её краёв. А пища-то тут, оказывается, ничуть не хуже, чем в наших знатных домах во время званых пиров. Вот только мало её, но я привык к тому, что порой в походе совсем еды не было, поэтому удовольствовался и этим. 
Не буду перечислять все приключения и испытания, которые мне пришлось перенести, прежде чем меня выпустили на свободу, скажу только одно, физическая сила, оказывается, и здесь может разрешить немало проблем. И вот, я оказался  на улице. Теперь мне негде жить. Нечего есть. Я не могу разговаривать, абсолютно ничего и никого не понимаю в этом душном, шумном и весьма странном мире. Практически ничего здесь не умею и никому не нужен.  
  Казалось бы, вот оно! Вонг добился именно того, что напророчил мне в момент моего изгнания в этот закрытый мир. Но я не потерял самого главного – самоуважения. Пускай этот мир отвергает меня, пускай он пытается всеми силами уничтожить, растоптать, стереть, разрушив те крупицы Ци, что у меня ещё остались, но я пока не опустил руки. Я не сломлен, ибо я свободен.  
  Кое-как научившись находить пищу в больших круглых или квадратных ящиках с отбросами, что стоят позади почти каждого дома, я воспрял духом. Теперь я почти всегда был сыт. Там же, я иногда находил подходящую для меня одежду. Даже воду, оказывается, тут можно найти почти повсюду. Ею поливают траву, кое-где растущую у домов, моют улицы. Да что там улицы, ею моют даже стены этих самых домов. И пусть она не такая чистая, как в нашем мире, да и найденная пища частенько бывает несвежей, но я довольствуюсь и этим. 
  К одному, только, я привыкнуть не смог, просто смирившись с этим фактом, здесь повсюду очень душно и воняет. Не отбросами и нечистотами, нет, хотя и такое бывает. Весь этот мир провонял чем-то, не сказать, чтобы очень неприятным, но это и не аромат горных лугов однозначно. Вдали от шумных улиц, эта вонь ещё не так сильна, поэтому я устроил себе место для сна у окраины маленького чахлого леска под какими-то сдвоенными колоннами, соединёнными поверху сплошным перекрытием. 
  И тут я впервые увидел её. Возможно, и не впервые. Но в толчее многолюдных улиц все лица встреченных мною людей, частенько сливаются в одно. А здесь… 
  Она шла и буквально излучала неяркий свет из своих глаз цвета морской волны. Это была не энергия Ци, нет. Этот свет был совсем иной. Тёплый, притягательный, уютный. Я взглянул на её ауру. Этот свет у неё был сконцентрирован не только в её глазах, а ещё где-то в области груди. И когда я поймал её взгляд, я вдруг почувствовал, что моя Ци встрепенулась, будто ощутив нечто родственное ей в этой молодой женщине. А потом она начала медленно, медленно увеличиваться под воздействием струящегося из её глаз света, словно питаясь им. Конечно, не так, как росла бы в моём родном мире во время тренировок или долгих медитации. А немного по другому. Крохотными, едва заметными импульсами, но всё-таки росла. 
  И когда эта юная женщина приглашающе махнула мне рукой я, не раздумывая пошёл следом за ней. Она привела меня к маленькому домику, местами окружённому невысоким кустарником, но в основном всё той же короткой травой. Пройдя по узкой дорожке, вымощенной плоскими кусками камня, она запустила меня внутрь небольшой пристройки к дому, а сома прошла дальше. 
  Но прежде, указала мне на продавленное спальное место. Я такие уже видел сквозь окна в других домах, поэтому мне не нужно было гадать о их предназначении. И даже предложила полотно для укрывания. Я, было, отказался. Но она принялась что-то жарко мне объяснять, в возбуждении сверкая своими невероятными глазами, указывая то на него, то куда-то за дом. Чтобы её не огорчать, я принял это полотно, и даже прикрылся им на ночь, кое-как уместившись на её скрипучем ложе.  
  Полотно пахло этой женщиной. Тонко, едва заметно. И когда я уснул, то мне приснилось, что я каким-то непостижимым образом сливаюсь своей Ци с её светом, возможно именно через это полотно. Что я всё ещё поглощаю через него ту невероятную энергию, что она так щедро мне подарила своим взглядом. И, да простит она мне те нескромные мысли, что невольно возникли у меня во сне, но мне с неистовой силой захотелось поцеловать её за этот её неожиданный дар. 
                                                                 
 

Глава шестая

                                                            ГЛАВА ШЕСТАЯ 

 Первый необычный сон о нём настиг меня этой же ночью. Яркий. Захватывающий. Настолько необычный, что я даже его потом записала. 
  И самое первое, что я там увидела, был лес. И не просто лес, а густые, едва расцвеченные лучами восходящего солнца высоченные бамбуковые заросли, кое-где прочерченные узенькими тропками. Бамбуковые стволы шелестели в вышине своими листьями, слегка покачиваясь под порывами ветра, а по ним, ну словно обезьяны по раскидистым веткам, прыгали люди. Они все были одеты в одинаковое подобие чёрных укороченных халатов, запахнутых на груди и туго перехваченных широкими поясами. Ноги этих людей, скрытые чёрными же просторными штанами, были обуты в такие же чёрные мягкие сапожки длиной чуть выше щиколотки. А на спине у каждого, упрятанные в крест-накрест закреплённые ножны, виднелись толи ножи, толи короткие мечи, ручки которых были оплетены тонкими полосками чёрной же кожи. 
  Но не это больше всего поразило меня, а то, как именно передвигались эти люди по бамбуковым стволам. Они не просто перепрыгивали с одного качающегося ствола на другой, цепляясь за них изо всех сил всеми своими конечностями, а в буквальном смысле, едва прикасаясь кончиками пальцев к их гладкой поверхности, перелетали с одного на другой, временами даже чуть зависая в воздухе.  
  Все эти люди внимательно следили за путником, в котором я с удивлением узнала моего бездомного. Одетый примерно в такую же одежду, только проще, грубее и на несколько тонов светлее, он пробирался по одной из извивавшихся среди бамбуковых зарослей тропок, казалось, абсолютно не замечая слежки за своей спиной.  
  Воины, а я теперь даже не сомневалась, что это были именно воины, постепенно и абсолютно бесшумно приближались к безоружному путнику, всецело погружённому в свои мысли. 
Мне захотелось крикнуть ему, да так, чтобы он услышал мой крик даже несмотря на то, что я вижу его всего лишь во сне и не могу докричаться, как бы я этого ни хотела: 
- Оглянись! Неужели ты не чувствуешь нацеленные на тебя взгляды. - Но я не смогла этого сделать. Это правда был всего лишь сон, а над своими снами ни я, ни кто-нибудь другой, увы, не властны. 
  Но путник, видимо всё же почувствовал что-то. Толи мой порыв, толи (что более вероятно) чужой взгляд, направленный в спину. Он остановился, стремительно обернулся и успел прикрыться от внезапной атаки мгновенно согнутым в руках молодым стволиком бамбука.  
   И вовремя. Опередив всех преследовавших его воинов, один из них выхватив прямо в полёте свои мечи, обрушился со спины на безоружного человека. И если бы не бамбук, то первый же его удар окончился бы для путника весьма плачевно. Меч в его правой руке с невероятной скоростью рассёк гибкий стволик, а пока нападавший замахивался второй рукой, мой бездомный ловко оттолкнул его им, действуя словно шестом. Дальше события закрутились настолько быстро, что я едва успевала за ними следить. Вот где помогла бы замедленная съёмка. Жаль, что во сне она невозможна. 
  Нападавшие воины спрыгивали то впереди, то позади него на тропу и набрасывались один за другим, отскакивая вверх на стволы бамбука лишь затем, чтобы не напороться на мечи своих же соратников. Но и он не стоял на одном месте. Словно оживший вихрь, он ухитрялся отражать каждое их нападение своим импровизированным шестом. Да так успешно, что вскорости выбил из рук у нападавших пару мечей.  
  Вооружившись ими, он начал совсем другой танец. Это был танец смерти. Поочерёдной смерти каждого воина, напавшего на моего бездомного. Мой взгляд и слух едва успевали выделить из этой круговерти тел то отлетающую куда-то руку или голову, то громкий вскрик, сопровождающийся разлетающимися во все стороны брызгами крови, то рухнувшее наземь тело и всё это на фоне звона непрерывно лязгающих мечей. И вот, едва под его ноги рухнул последний противник, бездомный снял с него перевязь и, одев её, закрепил за спиной обретённые мечи.  
  А когда он,  пройдя ещё немного, наклонился к пересекающему тропинку ручью, попытавшись смыть с рук и одежды брызги вражеской крови, мне вдруг показалось, что одна из строчек иероглифов на его правой руке засветилась чуть ярче, чем соседние. Но после всего того, что я увидела, я была не очень уверена в том, что заметила именно это, а не что-нибудь иное, потому, что он тут же одел на руки прихваченные с поля боя перчатки, оставляющие свободными пальцы, но полностью прикрывающие ладони и тыльную сторону кисти. И именно в этот момент я проснулась. 
  Я ещё долго не могла отойти от впечатления, навеянного этим необычным сном, казавшимся настолько реальным, что я ещё долго не могла сдержать дрожь, то и дело пробегавшую у меня по спине и страх, всё ещё сжимавший моё сердце. Только слабые лучи восходящего солнца заставили меня поднять свою пятую точку с кровати  и поплестись в ванную. 
  Окончательно я пришла в себя лишь после второй чашки крепкого кофе под радостное клацанье и завывание принтера, сменившего шелест клавиатуры моего старенького компьютера. Собрала в стопку и отложила на уголок стола распечатанные листы готового текста, нехотя оделась и пошагала к метро.  
  Мне предстоял длинный день до отказа насыщенный мамиными вздохами, мамиными пирогами и её же запечённой рождественской индейкой. Её восторженными возгласами над моими подарками. Её расспросами и ненавязчивыми советами. Её невысказанными пожеланиями моего скорейшего замужества и тайными сожалениями об очередном отвергнутом воздыхателе. И огромной горой подарков, кусочков вкусненького и просто крайне нужного по её мнению на данный момент её маленькой девочке в этой её непростой самостоятельной жизни. Всё как всегда.  
  Домой я вернулась почти за полночь. Быстро сгрузила все навязанные мне продукты в холодильник, побросала остальное в кресло (завтра вечером разберу) и быстренько ополоснувшись, отправилась спать. 
                                                    
 

Глава седьмая

                                                       ГЛАВА СЕДЬМАЯ 

  Будильник! Кто придумал это иногда ,правда, полезное пыточное приспособление, поднимающее нас по утрам против нашей воли. Почти у всех людей хоть раз, да возникала крамольная мысль, запустить эту громко верещащую мерзость в стену, чтобы ещё хоть немного насладиться желанным сном. Но нет. Умные головы додумались всунуть это порождение свихнувшегося учёного не только в наши телефоны, но и в другие современные гаджеты. Уж теперь-то они безнаказанно будят своих хозяев в любое заданное ими же самими время, трезвоня популярные мотивчики через каждые пять, десять минут, пока их не отключат. 
  Так я ворчала утром после праздничного дня, медленно собираясь на работу. Душ, кофе, пара кусочков навязанной мамой стряпни и вот уже градус моего утреннего настроения повысился до уровня – почти сносно. Я подхватила сумку, в маленький карманчик которой сунула флэшки с парой – тройкой новых статей и сложенные пополам распечатанные страницы со своим сном. У меня возникла идея, показать их одному программисту, который подвизался на каком-то портале, печатая там свои рассказики. 
  Что это были за рассказы, мне было мало дела, но я краем уха слышала, как он хвастался, что ему за них там капает какая-то денежка. Не Бог весть, какая. Но всё же. Лишний никель никому ещё не мешал. А уж после праздничного разгула, и подавно. 
  Шефа сегодня было не видно и не слышно. Видимо от души погуляв вчера в семейном, а возможно и не только, кругу он как всегда страдал от жесточайшей головной боли. Никакой аспирин или алко-зельцер не может снять с него то состояние перепития, которым он обзаводится после каждого праздника или выходного дня. 
  Быстренько сбагрив накопившуюся на мониторе макулатуру в корзину, я набросала макет проекта, над которым начала трудиться буквально пару дней назад и отправила его шефу. Без его решительного “Одобрямс” мне пока больше нечего было делать. Нет, я могла самостоятельно взяться ещё за что-нибудь. А оно мне надо? Развив видимость активной деятельности, я протянула время до обеденного перерыва. 
  Перекусив прихваченным из дома кусочком жареной индейки, я навострила ноги к столу того самого  программиста, который хвастался своими подвигами на литературном поприще. Шлёпнув ему на стол листки с записью своего сна, я замерла в ожидании его вердикта. 
- Слушай кнопка (меня почему-то все здесь звали именно так) ты каким таким вывертом своего умишки смогла наваять подобное. Я вроде не замечал за тобой склонности к реалрпг или экшену. Да и описание такого жёсткого боя не могло зародиться в этой юной головке. Признавайся, откуда содрала. Я тебя не сдам. Но, поверь старому прожжённому писаке. (Это он-то старый, да он от силы на три года старше, чем я) Эти странички с руками оторвут на одном портале, если, конечно, это не плагиат. 
- Скажешь тоже. В жизни не сдирала ничего кроме контрольных по математике. Да и то только в младших классах. 
- Ну, тогда скинь мне этот текст. Я его ещё дома почитаю. Если не возражаешь, подчищу парочку нестыковок. Ну а потом только тебе решать, будешь его публиковать или нет. 
Наш междусобойчик заглушил рёв шефа.  
- Обеденный перерыв закончился две минуты назад. У вас всех что, работы нет. Или вы раздумали работать в моей фирме. Так за воротами тысячи желающих занять ваше тёпленькое местечко. Я никого не удерживаю. Но наблюдаю буквально за всеми. 
  Программист быстренько сунул мне в руки какую-то распечатку, глазами показав, что мне следует с ней отправиться к принтеру. Прошествовав в указанном направлении, я заметила, как наши сотрудники лихорадочно создают видимость кипучей работы. Горстке везунчиков, которым не посчастливилось тот час же заняться каким-либо делом, я не завидую. Больная голова шефа, это не тот орган, который страдает всепрощением. Им ещё повезёт, если они отделаются лишением премии. Но чаще всего месть нашего шефа более изощрённая. Он не только лишит их премии, но и будет теперь подсовывать им самые провальные проекты, мстительно наблюдая за всеми их трепыханиями при их выполнении. Недаром его любимым выражением является: 
- Вы не думайте, что я самодур. Я просто всё вижу и всё помню. 
  Кое-как дотянув до конца рабочего дня, я отключила свой компьютер и поспешила вон из офиса. 

                                                               



 

Глава восьмая

                                                      ГЛАВА ВОСЬМАЯ 

  Метро встретило меня толчеёй таких же белых воротничков, стремящихся быстрее попасть к семьям, жёнам, детям, подружкам или просто в пустую холостяцкую квартиру. Влившись в этот поток, я доехала до своей станции и потопала домой. 
  Проходя мимо, я вгляделась под арку моста, но увидела лишь опрокинутую и смятую картонную коробку которую местные жители уже успели забросать пакетами с мусором. 
  Дома меня ждал салат и ещё один кусочек маминого пирога, а так же компьютер и несколько сообщений в соц. сетях. Быстренько их просмотрев, я углубилась в перипетии очередной статейки, заказанной мне дня три назад. Статья продвигалась легко, поэтому уже ближе к одиннадцати я ополоснулась в душе и, вспомнив о залежах на кресле, разобрала мамины подарки. Меня умилила очередная пижамка, сшитая ею из моих подростковых футболок и своих сорочек. Мама есть мама. Только она может так виртуозно сочетать несочетаемое. И тогда на пижамной кофте среди шёлковых рюшечек и воланов появляется надпись “Я люблю жизнь” в окружении танцующих пингвинят. А на пижамных шортах кружатся розовые слоники, держащие в хоботах шёлковые мячи, отороченные всё теми же рюшами. 
  Всё ещё улыбаясь, я отправилась в кровать, не заметив, как уплыла в очередной сон. На этот раз я провалилась в прошлое и увидела детство мальчика, которого звали Анг Ли. 
  Его отчётливые воспоминания начинаются с пяти лет. Жарким летним днём отец отвёл его на городскую площадь. Там, среди таких же детей ходили сосредоточенные взрослые, выбирая среди них себе учеников, подмастерьев или просто слуг. К его отцу подошёл седой старик в поношенной, аккуратно заштопанной одежде. Отец низко поклонился ему, а маленький Анг Ли никак не мог понять, почему его отец, который является главой купеческой гильдии в их городе, кланяется какому-то оборванцу.  
- Учитель, - вежливо обратился к старику отец, - вы выбираете моего сына? 
- Да. Его потенциал очень высок. Если он не будет лениться и проявит должное усердие, я сделаю из него великого воина. 
- Благодарю вас учитель, - ещё раз поклонился отец. 
Потом он присел перед сыном и крепко обнял его, прошептав в самое ухо. 
- Слушайся и повинуйся ему сынок. Тебе повезло. Сам великий Мастер Шу выбрал тебя себе в ученики. Это честь, которой добиваются многие, но обретают лишь единицы. 
 Так маленький Анг Ли вместе с ещё двумя мальчиками Ченом и Вонгом оказался в учениках у Мастера Шу. И если Анг Ли был сыном богатого купца, то Чен родился в маленькой прибрежной деревушке в семье бедного рыбака, а Вонг и вовсе был родом из соседнего городка из семьи мелкого разорившегося лавочника. Он был самым старшим из этой троицы. Его отец за два года уже отчаялся пристроить сына куда-нибудь, и Мастер Шу был для него последней надеждой. 
  По дороге учитель попросил мальчиков подобрать по маленькому камешку. Анг Ли приглянулся кусочек гранита, полноватый улыбчивый Чен подобрал полевой шпат с вкраплениями прозрачного кварца, а худощавый, с хитроватой улыбкой на лисьем лице Вонг выискал в канаве кусочек свинцового колчедана, называемого в народе золотом дураков. 
 Хижина учителя стояла на плоской вершине высокой скалы. К её порогу вела крутая лесенка, вырубленная спиралью прямо по уступам этой скалы. Рядом с входной дверью хижины на окружающем её крошечном лугу паслись две козы, а за стенами просторного заднего дворика притаился маленький огородик с парой десятков грядок. Учитель велел мальчикам положить свои камни в уголок первой ступеньки лестницы. Сказав: 
- Когда ваши камешки переместятся на самую верхнюю ступень этой лестницы, вы станете признанными воинами. 
Этим же вечером, после того, как учитель накормил их козьим молоком с кусочком рисовой лепёшки, показал им спальные циновки и отправился к себе, хитрый Вонг взял свой блестящий в последних лучах заходящего солнца камешек и переложил его на самую верхнюю ступень. Каково же было его удивление, когда, проснувшись, он его там не обнаружил. Вышедший из своей комнаты учитель, посмеиваясь, посоветовал ему поискать камень на положенном месте, где он и оказался. 
  Утро для ребят началось с двухчасовой разминки задолго до рассвета. Они бегали по скале вниз и вверх по ступеням, занимались растяжкой, отжиманиями, силовыми упражнениями, и упражнениями на развитие координации. После лёгкого завтрака, учитель отправил их поливать огород, а затем собирать хворост для очага. Самостоятельно приготовив обед, они поели и занялись медитацией. 
- Медитация, это основное упражнение, которое вы должны усвоить в самую первую очередь. Она поможет увеличению вашей Ци за счёт пополнения внутреннего резерва, усилению концентрации внимания и улучшению памяти. – Поучал их учитель, прохаживаясь между циновок. 
- А за счёт чего пополняется наш внутренний резерв, - недоумённо спросил Чен. 
- Да за счёт пищи, которую ты съел, а ещё за счёт физических нагрузок, потому что из за них увеличивается твоя сила и выносливость. 
Учитель потрепал его по голове и продолжил. 
- Только запомните. Вы можете быть выносливыми, сильными, и даже уже достаточно опытными воинами, но если ваша Ци будет невелика, вас победит любой человек, чья Ци будет хоть на малую толику больше вашей. 



                                                        
























 

Глава девятая

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 

  Утро? Утро! Утро добрым не бывает. Особенно если на единственных целых колготках поползла стрелка. Пришлось срочно переодеваться в брюки. Рабочий день прошёл как всегда, как по минному полю. Сидишь себе, работаешь и не знаешь, когда шеф рванёт очередной своей идеей. Зато вечером меня ждал очередной красочный сон. 
  Анг Ли уже исполнилось двенадцать лет. Это теперь был не тот очаровательный карапуз с ямочками на щеках и прелестной улыбкой, а вполне сформировавшийся серьёзный, немного жилистый подросток. Чен из пухленького мальчишки превратился в высокого красавца с не по детски развитыми плечами и перекатывающимися мышцами на руках. И только Вонг, невероятно вытянувшись, остался таким же худым и нескладным. Они все уже освоили бой на шестах, а сегодня, учитель впервые позволил им взять мечи. Пусть деревянные, утяжелённые изнутри свинцовыми вставками, но уже не ножи, с которыми они упорно занимались до этого дня. 
  Пока учитель, повернувшись к ним спиной, показывал основные стойки, Вонг подтолкнул Чена, и если бы не вовремя протянутая Анг Ли рука, тот заехал бы рукоятью меча себе прямиком в левый глаз. 
- Я бы посоветовал тебе сконцентрироваться на упражнениях, а не завидовать успехам друга, - не поворачивая головы, одёрнул его учитель. 
  Вонг зло зыркнул на него исподлобья, но мигом потупил глаза, опасаясь того, что учитель каким-то одному ему известным образом опять почувствует его злость. Ему частенько доставалось за злые шутки над товарищами, но он никогда не упускал ни одного подходящего случая выставить их перед учителем в невыгодном свете или устроить кому-нибудь из них каверзу. Причём старался подстроить всё так, чтобы за результат его шалостей наказывали их, а не его. 
  Вот и сегодня, после медитации учитель поручил им натаскать воды в большую бочку, служащую для полива грядок в их маленьком огородике. Воду предстояло таскать из протекающего у подножия скалы звонкоголосого ручья. Вонг заранее просверлил во всех днищах вёдер, кроме своих, по паре крошечных дырочек, замазав их грязью. А когда друзья опустили их в ручей, грязь моментально раскисла, и вода начала вытекать тоненькими струйками прямиком на каменные ступени им под ноги. Естественно, они быстро стали скользкими, ведь Вонг ещё вчера вечером натёр каждую из них кусочком мыла. 
  Каверза удалась на славу. После второго же захода, вначале Чен, а следом за ним и Анг Ли не удержавшись на мокрых, скользких ступенях, кубарем скатились вниз, расплёскивая по пути всю набранную воду. Ну а Вонг, благоразумно шедший впереди, теперь довольно стоял вверху с полнёхонькими вёдрами и громко хохотал над ними. 
  Вышедший на шум учитель мигом понял, кто виноват в произошедшем, и тут же наказал проказника. Вонг должен был, не выпуская из рук своих полных вёдер, спуститься с ними обратно вниз. И не просто так, а на каждой ступеньке выполняя по пять приседаний. Потом тщательнейшим образом вымыть каждую из них и в одиночку наполнить бочку до краёв. А в это время друзья, смазав целебным бальзамом все свои новоприобретённые ушибы и ссадины, взялись оттачивать своё владение сюрекенами, стараясь попасть каждым из них непременно в разные углы мишеней, закреплённых на стене заднего двора.  
  Да, навыкам этих ребят теперь можно было только позавидовать. Кроме воинского искусства, учитель дал им знания обо всех целебных травах, научив приготавливать из них всевозможные отвары, мази и бальзамы. Научил различать яды и показал способы их обезвреживания. Каждый из его учеников стал прекрасным наездником, способным сутки напролёт скакать в седле. А главное, он где вовремя подсказав, а где и показав на личном примере, помог им быстрее развить в себе энергию Ци.   
  У каждого эта энергия развивалась по-разному. Но это всецело зависело уже от самого подростка и от того, как правильно он научился концентрировать её во время медитации. А вот способность сохранить в организме свою новоприобретённую Ци, зависела исключительно от темперамента и потенциала самого юноши, а вовсе не от того, как долго он медитировал или сколько поклонов отвесил перед маленькой пагодой на заднем дворе. 
  Как ни странно, больше всего не повезло Вонгу. Хотя он и был самым старшим из учеников, учёба ему давалась намного труднее, чем его более юным товарищам. Из-за врождённой непоседливости, ему приходилось намного дольше оттачивать навыки рукопашного боя и боя с применением различного оружия. А зависть к успехам друзей сводила на нет умение пользоваться тем или иным из оного. Он дольше других зубрил всевозможные составы трав и способы их переработки в лечебные составы, которые Чен щёлкал, как орешки. 
  Одно только давалось ему действительно невероятно легко. Стратегия и тактика ведения боя. Здесь ему не было равных. В этом Вонг уступал только Анг Ли. Вот кто с удивительной лёгкостью разрабатывал сразу несколько вариантов манёвров флангами, центром и резервными частями своей воображаемой армии, перестраивая её конницу, пехоту и лучников так, что это неизменно приводило каждый его вымышленный бой к победе. 

                                           


 

Глава десятая

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ                                                          

  Что? Опять утро? А почему будильник до сих пор не позвонил? А!? Спокойно. Так! Сумку я, кажется, собрала, свежая одежда в шкафу. Сейчас выпью кофе и… 
   Уф-ф! Сегодня же воскресенье! Можно поваляться в постели сколько хочешь. Нет. Сколько хочешь, увы, не получится. Мне обязательно сегодня нужно прошвырнуться по супермаркету, затариться продуктами на неделю и купить наконец-то эти долбаные колготки. Причём желательно сразу пары три – четыре, и обязательно тёплых. А то они имеют неприятное свойство, не только рваться в самый неподходящий момент, но и заканчиваться именно тогда же. А ещё хорошо бы побаловать себя любимую салоном красоты. Но это желание пока остаётся из разряда несбыточных, хотя к маникюрше я схожу обязательно. Терпеть не могу неухоженные ногти. 
  Да и пора бы зайти на этот портал, как там его программист называл, забыла. Ничего, позавтракаю и позвоню ему. Он то помнит. Хотя, в такую рань его не добудишься. Его утро в выходные начинается в лучшем случае незадолго до обеда. И то, если его желудок к этому времени потребует еды. А иначе, он вполне может проспать почти до вечера. Он оправдывает это тем, что не может себе позволить вволю высыпаться в рабочие дни. Он, видите ли, сова. А совы не могут уснуть раньше полуночи, зато и спят они обычно почти до обеда. 
  Ну и что, что он сова. Я тоже в будние дни частенько ложусь в кроватку после двенадцати. И ничего. Подхватываюсь в выходной на часок позже, чем в будни, зато потом не мечусь по утрам в поисках чистой футболки или джинсов. Кстати, нужно зарядить стиральную машину перед походом по магазинам. 
  Я раздвинула кухонные шторы. Сегодня погода опять не радовала нас солнышком. Тяжёлые свинцовые тучи низко нависли над городом, обещая если не дождь, то противную промозглую морось на весь день. Пригляделась. Точно! Морось уже сыпалась с неба, добавив лёгкой размытости окружающему пейзажу. 
  В такую погоду хочется сидеть на диване или в любимом кресле, прикрыв ноги пушистым пледом и попивать горячий кофе, глядя на пылающие в камине поленья. Да! Размечталась ты девочка. Кстати о кофе. Пора бы поднять с кухонного табурета свою пятую точку и сварить его. А то утро уже в самом разгаре, а я ещё голодная. 
  Сварив себе самую большую кружку кофе, я, возвращаясь в комнату, забрала её с собой вместе с отыскавшимся в холодильнике стаканчиком фруктового йогурта. Как всегда утром включила компьютер и открыла страничку в соц. сетях. Мама! Только она может прислать десять одинаковых сообщений с милыми нелепыми картинками под каждым из них. Я ей ничего не говорю по этому поводу. Ведь она таким бесхитростным образом старается мне показать свою заботу о вечно занятой дочери. После смерти отца ей очень одиноко.  
 Быстренько набрав ей сообщение, которое она прочтёт не раньше завтрашнего утра, вот такая она у меня принципиальная – компьютер включает только утром, которое начинается для неё задолго до моего, я свернула все окна и вышла из сети. 
  Но перед этим (всё же привычка, как говорит моя мама – вторая натура) снова записала свой сегодняшний сон. А что? Если повезёт, выложу свои сны (точнее свои записанные о них воспоминания, хотя это уточнение по сути роли не играет) на этом его портале, авось и мне что-нибудь за них перепадёт. Но что-то я сомневаюсь, что подобные моим рассказы заинтересуют кого либо, кроме подростков. Это они увлекаются всевозможными играми с азиатской атрибутикой и могут клюнуть на мои опусы. 
   Каждый раз в метро наблюдаю за этими фанатами - игроманами. Уставятся в монитор и не замечают ничего и никого вокруг себя. Хорошо, если приткнутся где-нибудь в сторонке прежде, чем засесть в своём телефоне. А то встанут на самом проходе, и протискивайся потом мимо, и ведь не отойдут. И не потому, что некуда, а просто они в упор не видят тебя, зависнув в игре. 













 

Глава одинадцатая

                                               ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ 
   
  Я оказался прав. Та необычная энергия молодой женщины, которую она мне подарила и которую моя Ци посчитала родственной ей, полностью слилась с ней за ночь. Ци возросла, увеличив мой личный запас почти до того уровня, который я приобрёл при рождении.  
 Это немыслимо! Это потрясающе! Только такие восторженные эпитеты, не переставая кружились в моей голове с самого момента пробуждения. Я бы восторгался этим своим открытием и весь последующий день, но насущные потребности моего проснувшегося организма требовали его вначале накормить, затем напоить, ну и (эту подзабытую потребность я сегодня впервые испытывал за всё своё время пребывания в закрытом мире) размяться.  
  Уйдя поглубже в тот чахлый лесок, что располагался неподалёку, я выполнил комплекс базовых детских упражнений. Видел бы сейчас меня мой учитель. Вот бы он посмеялся. Да я, после выполнения их в первый раз, чувствовал себя лучше, чем сейчас. При перемещении в этот мир Вонг высосал из меня все навыки. Все умения и силы. Но теперь я поставил перед собой цель восстановить их. 
  Лишь бы эта молодая женщина ещё хотя бы раз пригласила меня к себе. Лишь бы не отвернулась и ещё разок одарила тем невероятным светом. Ведь она подарила мне надежду. Не на возвращение, нет. С тем, что я навсегда застрял в этом закрытом мире, я почти смирился. Она подарила мне надежду на то, что я и здесь смогу стать кем-то большим, чем ничто. 
  У меня до сих пор стоят в ушах прощальные слова, что, наклонившись над моим полупарализованным телом, ядовито прошипел мне Вонг, прежде чем отправить сюда. 
- Ты потеряешь всё. Власть, почёт, силы, магию. Ты навечно останешься в мире, где её абсолютно нет, и  без всего, к чему ты так привык, превратишься в ничто, по сути в мусор. Ведь там даже ничего не слышали ни о внутренней энергии Ци у существ, ни о способах её концентрации. Но я оставлю тебе лазейку. Ты сможешь вернуться назад. Но ты возвратишься в этот мир только в том случае, когда в том закрытом мире кто-нибудь полюбит такое отребье, как ты и поможет тебе восстановить твою Ци. 
Он захохотал, глядя на то, как я безуспешно пытаюсь отстраниться от него, а потом продолжил. 
- Хотя, нет. Это будет слишком жестоко даже для тебя. Пускай кто-нибудь хотя бы проникнется к тебе состраданием. Пускай он искренне, бескорыстно посочувствует и захочет помочь тому отбросу, в который ты там превратишься. Но вся шутка состоит в том, что там абсолютно все люди живут, не имея внутри себя ни крупицы магии. Поэтому я не говорю тебе - увидимся. Я говорю тебе - прощай! 
Он снова громко захохотал и равнодушно отвернулся от мня. 
Это было последнее, что я услышал, проваливаясь в темноту. Очнулся я уже в этом мире на шумной улице огромного города. 
  А вечером зарядил дождь. Сильный. С пронизывающим ветром, срывающим пожелтевшую листву с веток деревьев, и лужами, пузырящимися от врезающихся в них капель. Интересующая меня женщина почти на закате пробежала мимо моего убежища, кутаясь в какую-то тоненькую прозрачную накидку. Она уже проскочила моё хлипкое жилище, но в последний момент остановилась и приглашающе махнула мне рукой, по пути смахивая со лба прилипшие туда мокрые пряди волос.  
  Ей достаточно было встретиться со мной взглядом, и на меня опять полилась эта её невероятная энергия. Сегодня её струйка была чуть тоньше, видимо потому, что её хозяйка замёрзла и была слишком сильно утомлена. Я тоже сильно устал, выполняя комплекс упражнений, поэтому мы вошли в дом, и пока она открывала кухонную дверь, я расположился на выделенном мне спальном ложе. Я побоялся даже лишний раз взглянуть в её сторону, чтобы невольно не выдать свои чувства. Но я не терял надежды, что сегодня произойдёт то же чудо, что и вчера. 
    
   
    
 

Глава двенадцатая

                                               ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 

Понедельник, понедельник 
Голова болит. И так... 
Милка одолжи мне денег 
Ну хотя бы четвертак. 
  В стиле рэп напевал в метро по-русски какой-то непроспавшийся студент, активно жестикулируя руками больше смахивающими на сапёрные лопаты. Как дитя трёх культур, я прекрасно понимала его и, прикрывая ладошкой зевок, кивала в такт ритму его слов, вспоминая сегодняшний сон. 
  Сегодня Анг Ли, как и за два дня до этого – Чену, исполнилось шестнадцать лет. И на рассвете им предстоит испытание, которое Вонг уже проходил два года назад. Учитель будет проверять у них уровень Ци, который они успели развить в себе за эти годы упорных тренировок и медитации. Они, конечно, ещё сразу же после того, как Вонг прошёл его, попытались выспросить у него все подробности прошедшего испытания. Но он, гордо подняв подбородок, лишь нетерпеливо отмахнулся от их назойливых приставаний, посоветовав вначале подрасти, а потом задавать ему такие личные вопросы.  
  Но что их удивило, так это то, что камешек Вонга, выбранный им ещё в самом начале ученичества и лично положенный на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к вершине скалы, после этого испытания так и не достиг самой верхней ступени. Хотя год за годом все их камешки стабильно, хоть и медленно передвигались вверх, но его колчедан постоянно отставал. И даже после испытания,  он подскочил выше их камней всего на пару ступенек, поэтому существенно и не оторвался от своих соседей.  
  Наконец-то им предстоит узнать всё самим. Наскоро умывшись, с первыми лучами солнца они вышли на задний двор. Учитель уже стоял там. Заложив руки за спину, он приветливо оглядел возмужавших за эти годы ребят, и кивком указал им на стоящие поодаль шесты. 
  Схватив их, юноши, нет скорее уже молодые парни, принялись наносить ими друг другу удары, ловко уклоняясь от нападок противника. В пылу сражения, они даже не заметили, что у них под ногами уже не ровная площадка заднего двора, а поднимающиеся всё выше и выше к небу деревянные столбы, выдвинувшиеся стройными рядами из её поверхности. Нет, это уже даже не столбы, а покачивающиеся и слегка прогибающиеся под их весом бамбуковые стволы со срезанными вершинами. Юноши всё так же ничего  не замечают в азарте боя у себя под ногами, неутомимо продолжая сражение до тех пор, пока учитель не воскликнул: 
- Достаточно. 
  Бамбуковые стволы быстро спрятались в землю, опустив соперников вниз. Поставив шесты на место, ребята поклонились учителю, выжидающе вперив в него разгорячённые боем взгляды. 
  Всё так же молча, учитель подал каждому из них тугие луки и колчаны с десятью стрелами. В мишени на противоположной стороне двора, тот час же устремились звенящие от переполняющей их энергии сверкающие молнии, за которые легко можно было принять летящие стрелы, настолько быстро они были выпущены.  
Приглядевшись, учитель удовлетворённо кивнул головой и всё так же молча махнул рукой на мечи, закреплённые на предназначенных для них стойках.  
  Звон металла, заполнил утренний воздух. Поверхность заднего двора, до этого сухая и утоптанная до состояния камня, вдруг покрылась тонким слоем жидкой грязи, по которой ноги сражающихся юношей скользили так же легко, как по льду. Но это ничуть их не остановило и даже не замедлило. Они, казалось, даже были рады тому, что теперь у них появилась возможность ещё более плавно, можно даже сказать грациозно, уклоняться, проскальзывая по грязи изворачиваться или наоборот нападать на противника.  
- Довольно, - услышали они вновь.  
  Закрепив мечи в надлежащие стойки, юноши вновь почтительно поклонились учителю. Бой им так понравился, что Чен не удержался от задорной улыбки другу, которую не преминул подхватить Анг Ли. 
  Не прерывая своего молчания, учитель указал им на столы, на которых лежали специальные широкие кожаные наручи и такие же пояса с закреплёнными в них метательными ножами и сюрекенами. Рядом с ними покоились плотные тканевые повязки, которыми испытуемым предстояло завязать себе глаза. Когда они закрепили на предплечьях наручи, застегнули пояса и завязали глаза, учитель, подойдя к ним, взял каждого за руку и заставил повернуться несколько раз на одном месте.  
  Отойдя от них на несколько шагов, не издав более ни звука, он громко хлопнул в ладоши. Это и послужило началом следующего этапа испытаний. По наитию сориентировавшись по сторонам света, юноши принялись метать ножи в невидимые мишени, чередуя их с сюрекенами. И лишь тогда, когда то и другое у них закончилось, они развязали повязки. 
  Вновь удовлетворённо кивнув головой, учитель наконец-то произнёс первые за это утро слова, не считая тех «достаточно», что он говорил им ранее. 
- Вы с честью выдержали все испытания. Я рад за вас. О своих результатах вы узнаете, взглянув на ступени, ведущие к вершине этой скалы. 
  Нечего и говорить, что поклонившись учителю, они наперегонки бросились к дорожке, ведущей вокруг хижины к каменной лестнице. Шутливо подталкивая друг друга, юноши удивлённо вперили взгляд в открывшуюся перед ними картину. Гранит Анг Ли лежал всего на две ступеньки ниже самой верхней из них, опередив шпат Чена всего на одну ступень. Но даже шпат опережал сверкающий камешек Вонга, отставший от него теперь на целых четыре ступеньки. 
  Посмеивающиеся и беззлобно толкающиеся ребята, обсуждая расположение камней, не заметили злого взгляда, торопливо брошенного на них из-за двери хижины. Вонг завистливо выдохнув шёпотом в их адрес парочку неласковых слов, принялся с остервенением мести пол их жилища, не переставая мысленно костерить парней самыми распоследними словами.  
  Не смотря на то, что учитель никогда не выделял ни одного из своих учеников, его постоянно душила жгучая зависть к этим двум, как он считал незаслуженно обласканным провидением выскочкам. Ведь это они были более ловкими, сильными, выносливыми, а не он. И самое обидное – их Ци возрастала намного быстрее, чем у него. Ну за что им такая милость провидения? За что? 
                                                  







 

Глава тринадцатая

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ  
                                                    
  Нет ничего приятнее на свете для работающего человека, чем сообщение о пополнении его счёта в банке. Заверещавшие на множество голосов гаджеты со всех сторон оповестили нас об этом долгожданном радостном событии незадолго до конца рабочего дня. 
  Побаловав себя в супермаркете парой пакетиков вкусняшек, я подкупила кое-что из того, что грозило дома вот-вот закончиться, и потопала к метро. Не успела я сделать и пары десятков шагов, как мне на нос упала снежинка. Я приостановилась и подняла голову, чтобы полюбоваться на падающее с неба чудо, и тут, чуть не выбив у меня из руки пакет с покупками, на меня налетела какая-то малолетка в яркой пронзительно розовой курточке. Даже не извинившись, она досадливо взмахнула головой, стряхивая налипший на волосы снег, поправила в левом ухе наушник, и побежала дальше. 
  Пока я ехала в метро, я гадала: Закончится ли снег до того, как я приеду на свою станцию, или нет. Мне так хотелось ещё хоть немного полюбоваться на то кружевное чудо, которое представляет из себя каждая снежинка до того, как она опустится на асфальт и растает. 
  Мне повезло. Снег шёл. И всё то время, пока я добиралась по той слякоти, в которую превратилась дорожка к моему дому до крыльца, и когда я на него вышла, обнимая озябшими руками чашку какао. Я подставила ладошку, и на неё начали, кружась, опускаться маленькие хрустальные шестигранники. Их прозрачные резные лучики тут же таяли от тепла моей ладони, но до этого успевали порадовать меня своим невероятным совершенством. 
  Ложась спать, я специально не стала выключать уличный свет, который зажгла по всему периметру дома, чтобы ещё хоть немного полюбоваться на снегопад. Ну и пусть счёт за электричество в этом месяце будет чуть больше, чем обычно. Снег в этих широтах такая большая редкость, что мне не жаль потраченной на любование им энергии. Выключив в комнате даже ночник, который я стала постоянно включать с тех самых пор, как мне начали сниться мои необычные сны, я любовалась на кружащиеся в небе снежные хлопья до тех пор, пока не уплыла в царство Морфея. 
  Мне вновь приснился Анг Ли. Но не тот юноша, которым я любовалась только несколько ночей назад, а вполне зрелый мужчина, который покинул мою веранду, кажется, уже целую вечность назад. А он изменился. Я бы не сказала, что слишком сильно. Но изменения явственно бросились мне в глаза.  
  Во первых, он обзавёлся ещё одним видом оружия. Кроме перекрещенных за спиной мечей, на плече у него теперь был закреплён колчан полный оперённых стрел и лук, в каком-то странном чехле. Хотя, нет, это ещё не всё. На его поясе появился ряд маленьких кармашков, а чуть пониже плеч – широкие наручи.  
  Беспалая перчатка на его левой руке была с тыльной стороны рассечена, видимо чем-то острым, разрез начинался от пальцев и заканчивался почти у самого запястья. Сквозь него проглядывал окровавленный бинт, плотно обхватывающий кисть. 
  Сейчас Анг Ли находился не в бамбуковом лесу, а посреди обычного, лиственного мелколесья. Он сидел на поваленном дереве и что-то жевал. Скорее всего, это был кусок хорошо провяленного мяса, потому что он с усилием отрывал от него зубами маленькие кусочки, прежде чем потом долго и тщательно пережёвывать каждый.  
  Закончив с едой, он аккуратно стянул с левой руки перчатку и размотал бинт. Хотя, тот кусок грязной узкой тряпки, который был обмотан вокруг его раны, я ни за что бы не назвала чистым, а тем более стерильным бинтом. Да и любой врач нашего мира тот час бы заголосил при виде его о сепсисе и понавыписывал кучу нужных и ненужных препаратов. 
  Достав из кармашка на поясе какую-то толи выточенную из камня баночку, толи крохотный глиняный горшочек и, зачерпнув оттуда мазь, он принялся наносить её на слегка зарубцевавшуюся рану. Попридержав большим пальцем левой руки всё тот же кусок ткани, он начал правой заматывать ею кисть. При этом отчётливо стала видна ладонь раненой руки.  
  А ведь я была права. Мне вовсе не показалось, что в прошлый раз одна из линий тех самых иероглифов у него на правой ладони, светилась чуть ярче, чем все остальные. На этот раз я ясно разглядела, что и на левой руке теперь есть подобное свечение. Причём светятся уже два ряда надписи. И гораздо ярче, чем мне привиделось в прошлый раз. Интересно, что бы это значило? Я ведь видела там на веранде, как он всматривался в эти строчки, словно читал их. Так может быть таким образом некто посылает некие послания на его ладони. Тогда почему они разгораются всё ярче, а не гаснут сразу же после прочтения? Сплошные вопросы без ответов. Но, возможно в следующих снах для меня всё прояснится. Время покажет.