Безжалостный

Глава 1

Марк

Дрянь!

Подлая рыжеволосая дрянь.

Как только смазливая физиономия моей сводной сестры показывается в дверях дома, у меня возникает непреодолимое желание ее придушить. Вот прям сомкнуть пальцы на тонкой белой шее и сжать.

До алых следов на коже.

До хруста в косточках.

– Всем привет! – лепечет Ариадна, закатывая в холл тошнотворно-розовый чемодан.

Вся такая приторная. С отвратительным вайбом хорошей девочки. Отточившая мастерство пускания пыли в глаза до совершенства.

Слишком самовлюбленная для того, чтобы скрыть свое истинное нутро.

Слишком хитрая для того, чтобы демонстрировать его в полной мере.

Ариадна Юцкевич с детства балансирует где-то на грани. Между трогательной милашкой и инфернальной стервой. Уверен, за те пять лет, что мы не виделись, мало что изменилось.

– Здравствуй, Ари! – мой отчим, Анатолий, заключает эту змеюку в крепкие отцовские объятия.

Затем настает черед матери, которая тоже буквально светится от счастья и, гладя падчерицу по огненным волосам, смахивает с щек сентиментальные слезы. Даже наша по обыкновению угрюмая домработница Илона скалится во все тридцать два, приветствуя зазнобу Ариадну.

Фак. Похоже, в этом доме все рады ее приезду. Ну, кроме меня, разумеется.

Отворачиваюсь, делая вид, что меня не волнует многоголосое семейное сборище. Хотя, в сущности, так оно и есть. Я спустился на первый этаж для того, чтобы хлебнуть эспрессо. Этим, собственно, и планирую заняться.

Сосредотачиваю внимание на приборной панели кофемашины, когда внезапно в спину прилетает фальшиво-дружелюбное:

– Добрый день, братец.

Стискиваю челюсти и на секунду раздраженно прикрываю глаза. Так и знал, что рыжеволосая ведьма доебется. Надо было сразу валить наверх, когда раздался звонок в дверь.

«Добрый день, братец». С-с-сука… После всего, что она сделала, после нашего кровопролитного прошлого ей бы лучше обходить меня стороной. А не то я за себя не ручаюсь.

Дернув подбородком, оглядываюсь. Медленно, дабы дать ей прочувствовать всю глубину моего презрения. Ведь она не дура, нет… Только прикидывается. А у самой котелок будь здоров варит. Особенно, когда ей это выгодно.

Передо мной два огромных зеленых глаза, опушенные густым веером ресниц. Мягкие розовые губы приоткрыты в невинно-вопросительной гримасе.

Прямо пай-девочка, чтоб ее. Почти поверил.

– Добрый, – бросаю холодно.

– Ты… Ты отлично выглядишь, – продолжает эта смертница, без стеснения бегая по мне изучающим взглядом.

– Увы, не могу сказать о тебе того же, – скрещиваю руки на груди.

– Тогда сделай, как я, – ехидно улыбается. – Солги.

Говорил же, кобра в обличии кролика. Ядовитая и опасная.

– Ты удивишься, но далеко не для всех ложь – единственно возможная форма существования.

– Есть такое понятие, как ложь во благо, – невозмутимо пожимает плечами.

– А еще есть такое понятие, как «закрой рот». Думаю, оно в данном случае было бы уместнее.

– Ну все-все, брейк, – в накалившееся пространство между нами вторгается моя мать. – Сколько можно, ребята? Вам же уже не по десять лет! Может, хватит кусаться?

– Я настроена вполне миролюбиво, тетя Камилла, – Ариадна по-прежнему прикидывается овечкой. – Это твой сын все никак не хочет отпускать старые детские обиды.

Закатываю глаза аж до мозга и срываюсь прочь. Нахуй кофе. Нахуй эту языкастую пигалицу. Нахуй вообще всех. Надо взять ключи от тачки и делать ноги из дома. А то я не сдержусь и обязательно кого-нибудь грохну. Кого-нибудь шибко умного, с рыжей мочалкой на башке.

– Марк, ты куда? – окликает меня Анатолий.

– У меня дела, – кидаю через плечо.

– Пожалуйста, останься хотя бы на обед. Нам очень важно провести это время в кругу семьи.

– Извини, но в другой раз.

Я хорошо отношусь к отчиму. Уважаю его как человека, как мужа моей матери и даже могу признать, что в какой-то степени он заменил мне отца. Но сидеть за одним столом с его бесячей дочуркой – спасибо, увольте. Я этим дерьмом по горло сыт.

– Марк, – меж лопаток оседает залп тяжелой артиллерии в виде молящих маминых интонаций. – Не будь засранцем, сын! Я пирог испекла. С малиной.

Черт, это проблема.

Я люблю малиновый пирог. А еще я очень люблю маму, хоть и нечасто демонстрирую это. Вообще я тот еще сноб и циник, но правда в том, что она единственный человек на свете, кому я не могу сказать «нет». И ей, конечно же, это известно.

– Ладно, – испускаю обреченный вздох. – Сейчас оденусь и спущусь.

С голым торсом в нашей семье за столом сидеть не принято.

Залетаю в свою комнату и встаю перед шкафом. Глаза таращатся на стройный ряд идеально выглаженных футболок, висящих на плечиках, а вот перед мысленным взором стоит совсем другая картина…

Мне тринадцать. За окном догорает закат. Смеркается.

Набравшись смелости, толкаю ручку и выхожу в коридор. Прислушиваюсь, дабы убедиться, что вокруг нет посторонних, и делаю несколько робких шагов вперед. Коротко стучу в дверь и замираю в томительном ожидании.

Через пару секунд по ту сторону слышится копошение. Дверь распахивается, и на пороге показывается моя сводная сестра. Сложная, непостижимая, как тайны космоса, и… обезоруживающе красивая.

– Чего тебе, Марк? – спрашивает, капризно надувая губы.

– Я… Я тебе кое-что принес, – достаю из-за спины цветок и вручаю его ей.

Санторни Аплоз. Редчайший сорт роз. Тонкий, нежный, с голубым отливом. Я рисковал жизнью, чтобы добыть этот экземпляр, и теперь очень хочу, чтобы она оценила его по достоинству.

– Ого, как красиво… – Ариадна внимательно рассматривает тугой бархатный бутон. – Где ты его взял? У нас такие не растут…

– Зато они растут в саду у Аркадия.

– Ты был у Аркадия? – испуганно округляет глаза.

Глава 2

Ариадна

Марк спускается к столу спустя десять минут отсутствия. Высокомерный. Отрешенный. С выражением великого снисхождения на надменном лице.

В этот раз, в отличие от предыдущего, его спортивный торс скрыт под тканью футболки, и благодаря этому я могу смотреть на сводного брата, не покрываясь предательским румянцем. Больше нет необходимости стыдливо прятать взгляд и взволнованно покусывать губы. Он оделся – и мои нервы пришли в состояние относительного покоя.

Хотя, если честно, я до сих пор в шоке от того, как он изменился за пять лет…

Когда я уезжала из Москвы, Марк Га́ссен был худощавым угловатым подростком с отвратительными манерами и злым языком. Внутренне он все тот же говнюк, а вот внешне…

Гадкий утенок превратился в черного лебедя.

Клянусь, когда я зашла сегодня в дом и напоролась взглядом на его внушительную фигуру, у меня отвисла челюсть. Сначала я не узнала вредного сводного брата, а потом… Потом едва не поперхнулась собственной слюной от изумления. В общем, мне понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и нацепить маску невозмутимости.

Гассен стал гораздо выше и шире в плечах. Оброс мышцами и на славу потрудился над прессом. А его кожа – матовая, гладкая, фарфоровая – казалось, отдавала каким-то магическим сиянием… Будто у Эдварда Каллена из «Сумерек».

Любопытно. Может, вампиры действительно существуют?

Марк стал совершенно другим. Прежними остались только глаза. Пронзительно-голубые. Холодные, словно две океанские льдинки. Вызывающие непреодолимое желание поежиться.

– Давайте выпьем за Ари, – тетя Камилла, моя мачеха, поднимает бокал в воздух. – За нашу умницу и красавицу. Мы очень рады, что ты приехала и наконец снова будешь жить с нами.

– Я тоже этому рада, – улыбаюсь я и, чокнувшись с родителями, отпиваю немного сока.

Мистер «шли бы вы все к черту», само собой, в перезвоне бокалов не участвует. Откинулся на спинку стула и с откровенно скучающим видом пялится в телефон.

– Марк, убери мобильник, пожалуйста, – тетя Камилла пуляет в сына строгий взгляд. – Мы же за столом.

Гассен заканчивает сообщение, которое до этого печатал, а потом с явным нежеланием откладывает гаджет в сторону. Экраном вниз. Проводит пятерней по густым иссиня-черным волосам и, упираясь локтями в столешницу, заявляет:

– Так, значит, ты поступила на журфак? Поздравляю.

Его слова звучат вполне безобидно. Вот только интонация буквально сочится ядом. Подспудно я чувствую какой-то подвох, но никак не могу ухватить конкретику.

– Спасибо, – отзываюсь осторожно, отправляя в рот кусочек мяса.

– В мире есть три самые продажные профессии. И ты, конечно, выбрала одну из них.

А-а-а. Вот и конкретика подъехала.

Тщательно пережевываю говядину, промакиваю губы салфеткой и спокойно отвечаю:

– И какие же три профессии считаются самыми продажными? Хотя погоди, дай угадаю, – возвожу глаза к потолку, делая вид, будто задумалась. – Политики, судьи и… Да, пожалуй, ты прав: журналисты. Однако, если мне не изменяет память, ты, Марк, учишься на факультете политологии, а значит, не тебе рассуждать на эту тему.

– Я имел в виду ментов, – цедит Гассен, прожигая меня уничижительным взглядом. – Ментов, а не политиков.

– Очевидно, у нас с тобой немного разные рейтинги, – не без труда, но я все же выдерживаю его зрительную атаку.

Хотя, по ощущения, у меня на голове вот-вот волосы задымятся.

Перекреститься, что ли?

– Ари хочет работать в глянцевом журнале, – вставляет мой отец, с завидным аппетитом уплетая салат. – Думаю, это отличный выбор для молодой амбициозной женщины.

– Спасибо, пап. Я уже жду не дождусь начала студенческой жизни.

– Кстати, насчет студенческой жизни, – подхватывает тетя Камилла. – Может быть, Марк проведет тебе небольшую экскурсию перед началом занятий? Он ведь уже год в этом университете проучился.

Мы с Гассеном снова переглядываемся. И в его ледяном взоре отчетливо читается: «Согласишься – четвертую». Да и я, признаться честно, вовсе не горю желанием проводить время в обществе сводного брата. У меня всего одна жизнь, и она мне дорога.

– Эм… Думаю, я как-нибудь сама справлюсь, – отнекиваюсь я. – У Марка наверняка полно своих дел.

– Ребята, послушайте, – мачеха со вздохом откладывает приборы, и ее лицо становится серьезным. – Я понимаю, много лет назад вы расстались на не очень хорошей ноте. Но теперь вы выросли, и я не вижу никакого смысла в том, чтобы жить прошлым. Давайте попробуем начать с чистого листа, а? Все вместе. Ведь, несмотря ни на что, мы одна семья.

Туплю взор, испытывая неловкость. С одной стороны, я согласна с тетей Камиллой. Что было, то прошло, не так ли? Нам всем нужно двигаться вперед и думать о будущем.

Однако, глядя на Марка, я понимаю, что он все еще ненавидит меня. Люто. Бескомпромиссно. Всей душой. Получится ли у меня растопить лед в его сердце? Или жизнь под одной крышей обернется для нас новой войной?

Раздумывая над этим, я невольно уношусь мыслями в прошлое, которое все эти годы отчаянно пыталась забыть.

Мне одиннадцать, Марку двенадцать. Мы ссоримся. Как всегда, сильно. В пух и прах. Не на жизнь, а на смерть.

– Мой скейтборд! Зачем ты сломала его?! – орет он, встряхивая меня за плечи. – Мне его на днюху подарили!

– Это не я! – пищу испуганно, пытаясь высвободиться из его железной хватки. – Не я, Марк!

– А кто?! Кроме тебя, некому!

– Может, это соседские мальчишки? – пытаюсь предположить. – Или кто-то из взрослых случайно раздавил?

Но Марк мне не верит. В его холодном голубом взгляде сгущается чернильная мгла, а губы превращаются в тонкую презрительно изогнутую нить.

– Ты пожалеешь, ведьма, – шипит с тихой яростью в голосе. – Ты сильно пожалеешь.

С этими словами он отпускает меня и уходит прочь.

Глава 3

Ариадна

– Ну так что, ты проведешь Ариадне экскурсию? – не унимается тетя Камилла.

Гассен не спешит с ответом. С совершенно непроницаемым видом демонстративно медленно разрезает остатки стейка на одинаково ровные кусочки. Будто издевается. Будто специально испытывает наше терпение на прочность.

– Марк, ну чего ты молчишь? – раздраженно подгоняет мачеха.

Очевидно, в ответ на свой глубокомысленный спич о единстве нашей семьи она ждала от сына какой-то более внятной реакции.

– Подбираю слова, – отзывается он, невозмутимо орудуя вилкой.

– Какие? – она хмурится.

– Цензурные. Но это не так-то просто.

Родители обмениваются взглядами, и тетя Камилла едва заметно закатывает глаза. Судя по всему, непростой характер сына уже даже ей осточертел.

– Марк, пойми, держать на сердце зло – не лучшая тактика, – вмешивается мой отец. – Отпусти – и тебе полегчает.

– Зла не держу, – отсекает холодно. – Держу дистанцию.

– Но…

– Благодарю за обед, было вкусно, – Гассен поднимается на ноги, не дав папе продолжить мысль. – А теперь извините, мне пора.

– Куда? – апатично интересует тетя Камилла, подпирая щеку кулаком.

По ней видно, что она сдалась. По крайней мере, на этот раз.

– К Южакову, – бросает на ходу. – Буду поздно. Не ждите.

Гассен скрывается из виду, а еще через минуту слуха касается звук захлопнувшейся входной двери.

Слава богу. Он ушел. Теперь хоть поесть спокойно можно.

– Не принимай на свой счет, Ари, – говорит тетя Камилла, подливая себе еще вина. – Марку просто нужно немного времени. Он привыкнет к тебе, вот увидишь.

– По правде говоря, у меня есть сомнения на этот счет, – возражаю робко. – Может, мне все же не стоило приезжать?

– Глупости! Даже в голову не бери! – отмахивается она. – Марк перебесится, и все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Тетя Камилла появилась в моей жизни, когда мне было девять. Я знала, что иногда папа встречается с какой-то тетенькой, однако в подробности не вникала. Пока однажды вечером он не привел ее к нам домой. А еще через полгода они поженились.

Мачеха сразу же мне понравилась. Должно быть, потому, что я никогда не знала материнской любви и безумно по ней тосковала. Моя собственная мать умерла при родах, а меня воспитывали папа и бабушка.

Переехав в наш дом, тетя Камила тут же начала заботиться обо мне. Она заплетала мне косы, обнимала, целовала, водила в школу, делала со мной уроки и всячески баловала. Я до сих пор помню ярко-розовые бусы ручной работы, которые мачеха подарила мне на десятый день рождения. К ним еще прилагалась открытка с надписью: «Моей самой сладкой девочке».

Чувствовалось, что тетя Камилла очень старается. Что она искренне хочет порадовать меня.

Я была счастлива тому, что у папы появилась такая добрая и веселая жена, но куда ж без ложки дегтя в бочке меда? В тете Камилле было прекрасно все. Все, кроме ее заносчивого сына.

Марк Гассен невзлюбил меня с первой минуты. Это было видно по его лицу. По взгляду, который, казалось, заживо сдирал с меня кожу.

Если вначале я еще предпринимала какие-то неумелые попытки подружиться с пафосным мальчиком, то через пару недель мне стало абсолютно ясно: он никогда не будет общаться на равных. Никогда не примет меня за «свою». Я для него не больше, чем мусор, лежащий под ногами. Не интересней, чем пыль за окном.

С самого раннего детства Марк Гассен пребывал в глубокой уверенности, что он король мира. У него почти не было друзей – только многочисленные прихлебатели. Сверстники превозносили его за незаурядный, не по годам развитый ум. Взрослые обожали его из-за его таланта. И только я знала, какой он на самом деле.

Бесчувственный. Жестокий. Безразличный.

Четыре долгих года мы мучили друг друга, а потом произошла ситуация, которая явственно показала нам и нашим родителям неприглядную истину: больше так продолжаться не может.

В итоге было принято решение, что я уеду жить к бабушке в Питер, а Марк останется с предками в Москве. Говоря откровенно, я была рада этому раскладу. Конечно, мне не хотелось покидать отца и тетю Камиллу, но на тот момент я была так истощена и морально вымотана, что мечтала оказаться где угодно, лишь бы подальше от засранца Гассена.

– Ладно, пойду разбирать вещи, – говорю я, когда мы с родителями допиваем по второй чашке чая.

– Хорошо, – отзывается тетя Камилла. – Если понадобится помощь – зови.

Адресую ей благодарную улыбку, коротко чмокаю отца в затылок и направляюсь на второй этаж. Я не была в своей старой комнате больше пяти лет, поэтому немного волнуюсь. Интересно, она все такая же, какой я ее помню?

Толкаю дверь и, затаив дыхание, захожу внутрь. Окидываю взглядом просторное помещение и удовлетворенно выпускаю воздух из легких. Нет, здесь ничего не изменилось. Все так же уютно и по-девчачьи. Розовые стены, огромный плюшевый медведь у окна, малиновая подушка с вышивкой «Ариадна».

Провожу ладонью по мягкому шелковому одеялу и сажусь на кровать, ощущая под ягодицами приятную упругость матраса. Непривычно оказаться здесь вновь. Непривычно, но в то же время радостно.

Поплотнее закрываю дверь и, достав из рюкзака ноутбук, захожу в соцсеть. Во входящих висит одно непрочитанное сообщение, присланное двадцать минут назад.

Встревоженно сглатываю. Нервы опять натягиваются тугой тетивой, а пульс разгоняется до предельных значений.

BadCracker: «Ты тут?»

Ari2006: «Да. Есть новости?»

BadCracker: «Можешь открывать шампанское, детка. Все файлы удалены».

Перечитываю сообщение несколько раз, боясь поверить в смысл написанного. Неужели это все? Конец моих страданий? Неужели больше не нужно бояться, трястись и просыпаться в холодному поту по ночам?

Ari2006: «Что-о-о? Ты не шутишь?!»

BadCracker: «Таким не шутят».

Ari2006: «А-а-а! Я люблю тебя!»

Глава 4

Марк

Лежа на кровати, лениво листаю ленту новостей. Сегодня первый день занятий, но тащиться в универ адски не хочется. Тому виной вчерашняя попойка с пацанами в клубе. После столь бурных тусовок я чувствую потребность отлежаться и хотя бы немного восстановить пораженные алкоголем клетки.

Смахиваю окошко браузера и перехожу в популярную нынче соцсеть. Я не ищу профиль рыжей ведьмы специально, он сам вылезает мне в рекомендованном. Должно быть, потому что время от времени я нет-нет да поглядываю ее ролики.

Не подумайте ничего такого – банальное любопытство. Да и к тому же по современным меркам моя охреневшая сводная сестричка – Интернет-звезда. На ее аккаунте почти миллион подписчиков, которые сопровождают восторженными писками весь ее не перегруженный смыслами контент.

Целыми днями Ариадна кривляется на камеру и выкладывает свое «творчество» в Сеть. Кому-то это может показаться банальным или даже претенциозным, но вовремя открывать рот, подпевая популярным хитам, – не такая уж простая задача.

По крайней мере для современных девушек, чей IQ вряд ли дотягивает до ста.

Скептически скривившись, тыкаю пальцем в недавно выложенный ролик. На нем бестия танцует под песню «Х.О» в крошечном белом топике и короткой красной юбочке, которая едва прикрывает задницу.

Одета как шлюха. Очень сексуально.

Независимо от того, что я говорю ей в лицо, наедине с самим с собой я могу быть честным: Ариадна охрененно красива. Той порочной женской красотой, от которой, судя по историческим примерам, у сильных мира сего начисто срывало крышу.

Есть девушки просто симпатичные, милые, которых хочется обнять и отогреть, а есть те, чья внешняя привлекательность носит агрессивно-сексуальный характер. На таких смотришь – и в голове на репите крутится порнуха с их участием.

С такими женщинами не хочется гулять по парку, держась за ручки. Их хочется трахать.

Жестко. Изощренно. Без остановки.

Перехожу к следующему ролику, на котором Ариадна красуется перед камерой в полупрозрачном платьишке, и вдруг ловлю себя на том, что возбуждаюсь. Член в штанах постепенно набухает, наливается кровью и начинает призывно пульсировать, требуя разрядки.

Сука. Как не вовремя. И как, черт возьми, символично.

Хотите призание? В первый раз в жизни я подрочил с мыслями об Ариадне. Кажется, тогда мне было лет двенадцать или тринадцать. Мы с родителями поехали в отпуск на Майорку, где я регулярно созерцал сводную сестру в купальнике, и это, безусловно, раззадорило мое и без того воспаленное юношеское воображение.

Потом по возвращении домой я закрылся в своей комнате, закрыл глаза и начал воскрешать в памяти ее загорелую кожу, перепачканную белым песком, и медные пряди волос, которые так красиво развевались на ветру…

Я почувствовал, что больше не могу терпеть, засунул руку в трусы и с силой сжал кулак.

Все произошло очень быстро. Меньше, чем за минуту. Я ощутил острый забористый кайф, который, достигнув пика, начал понемногу сходить на нет. А затем по телу разлилось сильное физическое облегчение. Будто внутренняя пружина, которая не давала мне покоя весь наш отпуск, наконец разжалась.

Тогда я еще не умел сублимировать и не имел возможности переключиться на других девчонок. Поэтому мысли об Ариадне стали для меня настоящим наваждением. Я мечтал, что однажды она станет моей. Имел в виду, конечно же, не секс, нет… Я жаждал поцелуя. Банального поцелуя. Короткого, мимолетного, даже без языка…

Я просто хотел почувствовать ее губы на своих губах.

Но жизнь ударила меня мордой об стол, превратив мечту в горькое разочарование.

Внезапно в коридоре раздается какое-то глухой звук. Будто что-то упало. Вынырнув из мрачных размышлений, нехотя поднимаюсь с кровати и выхожу из комнаты.

Прислушиваюсь. Вроде тихо. Может, показалось?

Намереваюсь вернуться обратно в свое логово, когда взгляд невольно цепляется за щель в дверном проеме. Это комната ведьмы. Она не закрыла дверь. Почему?

Ведомый любопытством, приближаюсь и, стараясь не шуметь, заглядываю внутрь. В спальне пусто, однако, если напрячь слух, можно услышать тихий шум воды, раздающийся из ванной.

Хм. Похоже, Ари плещется в душе.

Меня трудно назвать порядочным человеком, а в том, что касается сводной сестры, – тем более. Поэтому я без всякого стеснения распахиваю дверь и, уверенно перешагнув порог, фыркаю.

Бля-я-ядь. Как же предсказуемо.

Комната Ариадны выглядит так, будто здесь обильно стошнило единорога. Все вокруг такое слащавое, розовое, словно сделанное из сахарной ваты…

Тотальный кринж.

Брезгливо сморщившись, окидываю взглядом содержимое ее распахнутого чемодана, осматриваю подоконник, полный уродливых плюшевых игрушек, и вдруг замечаю открытый ноутбук, который стоит на столе.

Так. А вот это уже интересно.

Нависнув над компьютером, нажимаю кнопку включения и терпеливо жду, когда он запустится. Пара секунд – и передо мной рабочий стол с котятами на заставке.

Твою мать, даже без пароля. Это было слишком легко.

Поочередно перещелкиваю открытые в браузере вкладки. Сайт универа, онлайн-монтажер видеороликов, маркетплейсы… Господи, как скучно она живет!

Внезапно комп издает какой-то крякающий сигнал. Не сразу догоняю, что это. Закрываю браузер, пытаясь отыскать источник странного звука, когда внезапно в нижнем углу экрана высвечивается сообщение.

BadCracker: «Ты тут?»

Нахмурившись, проваливаюсь в диалоговое окошко и вижу целую переписку. Времени у меня мало, поэтому читаю с конца. Какие-то файлы, признания в любви, «не доверяй мужикам, они козлы»…

Охренеть. Что это все значит?

Пытаюсь открыть архив с файлами, но он ожидаемо запрашивает пароль. Судя по сообщению некого BadCracker, это дата их с Ари знакомства, но я в душе не ебу, кто это такой и уж тем более, когда они повстречались.

Неожиданно во внешнем фоне что-то меняется. Что-то незначительное, но вполне уловимое.

Глава 5

Марк

Час ночи. Четверг. Единственный день недели, когда посторонним невозможно попасть в камерный клуб «Vanilla Bull». Сегодня он открывает двери исключительно для «своих». Вечеринка будет закрытая, со сложившейся публикой. Здесь только обладатели увесистых металлических VIP-карт и их спутницы.

«Vanilla Bull» – это свежий нетривиальный взгляд на ночную жизнь столицы. Пристанище бизнесменов, художников, музыкантов, профессиональных тусовщиков и всех тех, кого объединяет тонкость вкуса, любовь к качественной музыке, нешаблонность мышления и внешнего вида.

Кроваво-красные стены, брутальный кирпич, шипованные люстры и череп быка, канатом привязанный к деревянному столбу – нестандартный интерьер клуба удовлетворяет эстетические потребности даже самой взыскательной публики.

Здесь красиво, чертовски дорого и пахнет сексом. Поэтому парни вроде меня любят проводить вечера в «Vanilla Bull».

– Так что насчет тех файлов? – лениво выпуская в воздух кольца кальянного дыма, интересуется Демид, мой лучший друг и по совместительству двоюродный брат. – Тебе удалось их открыть?

– Нет, – качаю головой. – Для этого нужно знать пароль или быть опытным хакером.

– Как думаешь, что там?

– Не знаю. Предположений много, но конкретики ноль.

– Может, домашнее порно?

– У тебя очень скудная фантазия, Южаков, – усмехаюсь, отпивая вискарь из бокала. – Кроме порнухи ничего на ум не приходит?

– Мне девятнадцать. У меня, кроме порнухи, ничего на уме и нет.

Посмеиваюсь и делаю еще один глоток, смакуя на языке нотки запеченной груши. Вот уже несколько дней таинственная переписка сводной сестры не дает мне покоя. Какие секреты спрятаны в этом заархивированном файле? Что она на самом деле скрывает?

Я так привык считать Ариадну образцово-показательной девочкой, что даже намек на какие-то грязные тайны чертовски меня будоражит. Прямо как прелюдия перед соитием.

Я хочу узнать все. Но пока не знаю, как это сделать.

– А что, если тупо перебрать все даты в качестве пароля? – продолжает Южаков. – Начиная с дня ее рождения. Учитывая то, что ей всего восемнадцать, это чуть больше шести тысяч вариантов.

– У меня есть подозрение, что при многократном вводе неверного пароля файл может заблокироваться. Я не хочу так рисковать.

– Тогда у тебя остается один-единственный путь, – Демид с усмешкой проводит ладонью по бритому черепу.

– И какой же? – бросаю на него косой взгляд.

– Связать ее и пытать до тех пор, пока она сама не скажет тебе пароль.

– Ха! Очень смешно.

Хотя я солгу, если скажу, что не думал о чем-то подобном. Но пока это всего лишь фантазии. Дерзкие и бесплотные. Нарушение уголовного кодекса не входит в мои планы. По крайней мере, в ближайшие.

Откидываюсь на бархатные подушки и, глубоко затянувшись ароматным кальяном, устремляю взгляд вдаль. Через стеклянную стену VIP-комнаты прекрасно видно, как вдоль балконов второго этажа прогуливаются абсолютно обнаженные девушки. Их чарующая нагота обременена лишь массивными аксессуарами и распахнутыми шелковыми халатами. Это ни в коем случае не дешевый гоу-гоу дэнс, популярный в прошлом десятилетии. Это определенная интрига заведения, дающая перчинку и напряжение в хорошем смысле слова.

– Здорово, мажоры!

В помещение входит еще один мой двоюродный брат – Булат Кайсаров. Дерзкий тип с напрочь отсутствующими тормозами. А следом за ним – наш общий друг Вадим Таманский. Наиболее рациональный и осознанный член нашей отмороженной компашки.

Обмениваемся рукопожатиями, и парни падают на соседний диван. Кайсаров, как всегда, на шарнирах. Таманский выглядит еще более серьезным, чем обычно.

– Слыхали про замес на Таганской? – Булат наполняет свой бокал вискарем до самого верха и даже немного проливает на стол. – Говорят, внебрачный сынок губернатора на ночных покатушках пешеходов сбил.

– Аккерман, что ли? – без особого интереса отзывается Южаков.

– Да. Тот самый тип с лощеной рожей, которого я отметелил у бара прошлой зимой, – самодовольно хмыкает Кайсаров. – Будет круто, если он присядет на годок-другой.

– Не присядет, – безапелляционным тоном возражает Вадим.

– Это еще почему? – хмурится Булат. – Ведь есть свидетели.

– И что с того? На раз-два состряпают новое дело, найдут виноватых, заплатят им пару-тройку мультов за отсидку – и дело в шляпе. Аккерман на свободе, а терпила при деньгах.

– Да ну нахуй такое правосудие! – Кайсаров залпом осушает бокал.

– Вот именно, – мрачно подтверждает Таманский. – Нахуй.

Друзья продолжают обсуждать общих знакомых, а я вновь возвращаюсь мыслями к рыжеволосой ведьме, которая уже неделю живет со мной в одном доме. В последнее время ее слишком много. И в моей жизни, и в моей башке. Это неимоверно бесит, но ситуация, увы, не меняется. А еще эти загадочные файлы….

Дьявол! Я натурально одержим ею!

– Эй, Гассен, чего притих? – смеющийся взгляд Кайсарова прилипает к моему лицу. – Мысленно имеешь свою прекрасную сводную сестрицу?

– Отвали, – лениво огрызаюсь я, добавляя лед в свежую порцию виски.

– Колись, как поживает красотка Юцкевиц? – не унимается придурок. – Небось похорошела за эти годы?

– Тебя ебет?

– Раз спрашиваю, значит, ебет, – ничуть не обидевшись, отвечает он. Несколько секунд терпит мое демонстративное молчание, а потом снова подначивает. – Ну давай, Гассен, раскачивайся. Кто грустит, тот трансвестит.

– А можно мне другого психолога? – кисло шучу я.

– Сорян, брат, но какой есть, – со смехом поднимается на ноги и плюхается рядом. – Ты же знаешь, телки и мордобой – две мои любимые темы. А у тебя тут такая сочная драма наклевывается.

Коротко переглядываюсь с Южаковым, который уже в курсе моей ситуации, и быстренько обрисовываю ее Булату с Вадимом. Друзья слушают молча. Не осуждая и не задавая лишних вопросов. Им известна наша с Ариадной история, поэтому мои мотивы понятны без слов.

Глава 6

Марк

Время четвертый час утра, но, несмотря на это, тусовка в самом разгаре. Люди пьют, танцуют, общаются. Стряхивают с себя тяжесть трудовых будней, а заодно и молодеют на пару-тройку лет. Не зря в узких кругах бытует мнение, что вечер, проведенный «Vanilla Bull», – это маленькая, но чертовски насыщенная жизнь.

Музыка в этом закрытом камерном клубе – отдельный вид искусства. Она как стук сердца — пробирает изнутри, но при этом не бьет по барабанным перепонкам. Душа «ванильного быка» имеет мощную харизму и силу притяжения. Поэтому здесь так много постоянных клиентов.

Заливаю в себя который по счету стакан янтарной жидкости и закрываю глаза. Мне нравится состояние алкогольного опьянения. Все проблемы сразу кажутся мелкими и незначительными, а ты сам – всесильным и всемогущим.

Жестокая иллюзия. Но порой так хочется повитать в облаках.

– Пацаны, я вам свежей девчатины принес! – голосит Кайсаров, со смехом затаскивая в випку откровенно одетых нимф.

Все высокие. Все блондинки. С одинаково накаченными губами, крошечными носами и силиконовыми сиськами.

Прям парад манекенов, блядь.

Девушки рассредотачиваются по комнате, выбирая себе «жертву» на вечер. Одна опускается на колени к Таманскому, вторая – садится рядом со мной, а третья принимается что-то ласково нашептывать Демиду на ухо.

Себе Булат оставляет самую распущенную из них. Без лишних церемоний девица встает перед ним на колени, расстегивает ремень его джинсов и без ложной скромности начинает сосать.

Самозабвенно. Энергично. Ритмично качая головой вверх-вниз.

– Извини, подруга, но у меня девушка есть, – Южаков, как и подобает порядочному молодому человеку, отодвигается от липнущей к нему телочки и принимает вертикальное положение. – Пацаны, я отчаливаю. Дальше веселитесь без меня.

Прощаюсь с другом и перевожу внимание на куклу, которая сидит подле меня и, томно хлопая ресницами, наматывает на палец волосы. Синие глаза, хорошая кожа, зубы вроде тоже ничего. Чисто внешне – на семерочку. Не фонтан, конечно, но шанс дать можно.

Как говорит Булат, вечеринка говно, если никого не хочется трахнуть.

– Как зовут? – интересуюсь я, вяло потягивая кальян.

– Регина. А тебя?

– Марк.

– Ты очень красивый, Марк. Напоминаешь мне одного голливудского актера… – она немного хмурится, силясь припомнить имя. – Он еще в «Дюне» снимался.

– Тимоти Шаламе?

– Да, он самый!

– По-моему, он довольно тщедушный, – замечаю со скепсисом.

– Нет, я не про тело, а, скорее, про лицо, – Регина подается чуть ближе. – У тебя такой же глубокий пронзительный взгляд…

– М-м-м… Понятно.

Ее взор смещаются к моим губам и застывает на них. Она судорожно выпускает наружу воздух, а затем с театральным пафосом шепчет:

– Скажи, Марк, есть кто-то, кто занимает особое место в твоем сердце?

Я едва удерживаюсь от того, чтобы не цокнуть языком и не скривиться.

Что за псевдопоэтичную хуйню она несет?

– Артерии, – отвечаю я.

– Что? – Регина непонимающе округляет глаза.

– Особое место в моем сердце занимают артерии, – повторяю почти по слогам. – А тебе, пожалуй, пора домой. Я устал и хочу побыть в одиночестве.

Не подумайте, в плане связей на одну ночь я не такой уж привереда. Но при этом мне очевидно, что баба с подобными подкатами впоследствии выебет не только тело, но и мозги. А мне такие извращения нахер не сдались.

Надушись как рыба-шар, Регина одергивает юбку и, громко цокая каблуками, покидает випку. Я погружаю в рот дорблю на шпажке и направляю взгляд на Кайсарова, который вовсю наслаждается минетом, запустив руку в волосы своей любовницы.

– Знаешь что, брат, – глядя на меня из-под полуприкрытых век, хрипит он, – я тут вспомнил, у меня один кореш есть… Айтишник.

– И что дальше? – наклонившись к столу, нажимаю кнопку вызова кальянщика.

– Я могу разузнать у него насчет твоих запароленных файлов. Вдруг поможет?

А это мысль.

– Давай, – немного подумав, соглашаюсь я. – Когда сможешь с ним связаться?

– Завтра наберу. Потом сообщу тебе, что и как.

– Заметано, – киваю я.

Дверь випки распахивается, и на пороге, вопреки моим ожиданиям, показывается вовсе не кальянщик, а сам Айдар Аракчеев, бессменный хозяин и идейный вдохновитель «Vanilla Bull».

– Здравствуйте, гости дорогие, – с широкой улыбкой на губах он входит в помещение.

Адресовав приветственные кивки моим увлеченным девушками друзьям, Аракчеев проходит вглубь комнаты и садится на стул напротив меня. Почесывает густую бороду и в свойственной ему шутливо-аристократической манере интересуется:

– Как настроение, господин Гассен?

– Твоими усилиями – прекрасное, – поднимаю бокал за его здоровье.

– Рад это слышать, – слегка наклоняет голову набок. – Как пальцы? Не изволят ли попорхать по клавишам моего рояля?

– Не сегодня, Айдар, – отнекиваюсь. – Я здорово набухался и хочу спать.

Иногда, совсем нечасто, по просьбе руководства и друзей я играю для посетителей «Vanilla Bull». Тут довольно неплохая акустика и приятная публика, поэтому в исключительных случаях я позволяю себе нарушить собственное негласное правило о том, чтобы не исполнять музыку на людях.

– Буквально одна композиция, друг. У нас сегодня гости из Штатов. Они наслышаны о твоих способностях и хотели бы вживую ими насладиться.

Отвожу взгляд в сторону, задумываясь. Нас с Айдаром объединяют довольно теплые приятельские отношения. Это не дружба в классическом смысле, а, скорее, связь двух вдохновляющих друг друга людей. Когда он о чем-то просит, да еще столь настойчиво, я стараюсь не отказывать. Не только из уважения, но и потому что знаю: рано или поздно мне от него тоже что-нибудь понадобится.

– Окей, – наконец соглашаюсь я. – Сыграю Равеля. Устроит репертуар?

– Безусловно, – благодарно кивает Аракчеев. – В твоем исполнении, Марк, даже «Танец маленьких утят» звучит как небесная музыка.

Глава 7

Ариадна

Первые дни учебы проходят на ура. Преподаватели радуют профессионализмом, а одногруппники – дружелюбием. Я пока не очень разобралась во всех этих сложных многоходовках огромного университетского здания, поэтому стараюсь приезжать на пары хотя бы за полчаса. Чтобы в спокойном темпе отыскать нужную аудиторию и занять место в первых рядах.

В связи с этим вставать приходится чуть ли не в шесть утра, но для меня это не проблема. По натуре я жаворонок, поэтому привыкла начинать свой день с ранних подъемов.

Стоя перед зеркалом, расчесываю волосы и, напевая себе под нос незамысловатую английскую песенку, принимаюсь наносить макияж. Процедура утреннего ухода за собой – для меня что-то вроде медитации. Умиротворяет и заряжает позитивной энергией.

Похлопывающими движениями наношу на кожу увлажняющий флюид, а мыслями уношусь в недалекое прошлое, которое было наполнено страстью, болью и… последующим сильным стрессом.

Мы с Юрой познакомились примерно год назад. Я только-только начала учебу в одиннадцатом классе, а он был студентом-третьекурсником.

Красивым. Эффектным. Популярным.

Он подкатил ко мне на вечеринке, которую устроила моя подруга Амелия. Сказал, что сражен наповал моей красотой, а затем пригласил на танец.

Конечно, я согласилась. Конечно, поплыла. Когда тебя семнадцать и сердце максимально открыто для первых трепетных чувств, не влюбиться в парня, который напоминает Дэвида Бекхэма в свои лучшие годы, практически невозможно.

Юра был хорош. И я имею в виду не только внешность и божественный стиль, но и безупречные манеры. Он был галантным, всегда придерживал мне дверь, задаривал цветами и осыпал комплиментами.

На пике нашего бурного романа я была уверена, что он и есть тот самый. Что через несколько лет мы поженимся, родим детей и будем бесконечно счастливы. Прямо как сладкие парочки из моих любимых романтических комедий.

Но реальная жизнь, к сожалению, невообразимо далека от киношной. И в этом я убедилась на собственном опыте.

Когда зимой мне исполнилось восемнадцать, Юрины ухаживания стали более настойчивыми. Он начал активно намекать на секс, то и дело повторяя, что отныне я совершеннолетняя, а значит, уже можно.

Несмотря на то, что по закону я действительно имела право вступать в половые отношения, спешить с этим мне отчаянно не хотелось. У меня не было мамы, но тетя Камилла и бабушка сумели заложить в меня важную мысль о том, что секс – это особенное событие в жизни женщины. То, что должно произойти по большой любви и непременно по доброй воле.

Словом, на тот момент я была не готова распрощаться с невинностью, о чем и сообщила Юре. Дескать, я тебя очень люблю, но нам надо подождать. До тех пор, пока я сама этого не захочу.

Выслушав меня, Юра понял и принял мою позицию. По крайней мере, мне так показалось. Несколько последующих недель наши отношения развивались в привычном темпе: походы в кафе и кино, телефонные разговоры до утра, прогулки за руку, жаркие поцелуи на заднем сидении его машины…

А потом как-то раз Юра забрал меня после школы и сообщил, что выиграл какой-то международный грант и уезжает в Испанию на несколько месяцев. Конечно, в рамках целой жизни два-три месяца – ничтожный срок, но для двух молодых влюбленных людей они ощущались как вечность.

Помнится, в последний вечер перед его отъездом мы с Юрой чуть не пересекли черту. Чуть не сделали это. Я остановилась в самый последний момент, когда поняла: еще немного – и буду жалеть о содеянном. Ведь совсем скоро Юра улетит, а мне придется жить с последствиями своего импульсивного решения.

Вам может показаться, что в целом я очень осознанная и хорошо чувствую грань, но на самом деле это вообще не так. Я любила Юру на разрыв аорты, со всей силой первых юношеских чувств, поэтому тот факт, что в отношениях с ним мне удалось отстоять свою позицию, в большей степени является везением, помноженным на хорошее воспитание.

Возможно, это бред, но я искреннее верила, что, чем дольше парень добивается девушку, тем сильнее он ее ценит. А я очень хотела, чтобы Юра дорожил мной. Потому что для меня он был центром вселенной.

Юра уехал в Мадрид, и моя тоска по нему стала напоминать зуд во время ветрянки. Я не могла отвлечься, не могла сосредоточиться на чем-то другом. Мысли о нем пожирали мой бедный мозг все свободное от учебы время, и мне всерьез казалось, что я вот-вот сойду с ума.

Юра, по его собственным словам, тоже адски страдал. Говорил, что ему катастрофически не хватает моих рук, моих губ, моего запаха… Мы были одержимы друг другом, и каждый день разлуки напоминал китайскую пытку водой. Терпеть было абсолютно невозможно.

Первый раз Юра попросил мою фотографию через неделю после отъезда. Я сделала селфи в ярко-розовом сарафане и отправила ему. Парень, разумеется, был в восторге. Расхваливал меня на все лады, называл моделью…

А потом попросил слегка спустить лямку сарафана с плеча. Для того, что дать «немного пищи его воображению».

Конечно, я выполнила эту невинную просьбу. А что такого? Это ведь просто плечо. Подумаешь, какая мелочь.

Но на этом мы с Юрой не остановились. Чем дольше он пребывал в Испании и чем сильнее мы скучали друг по другу, чем откровеннее становились наши переписки. Сначала это были игривые фотографии в одежде, потом – в нижнем белье, а затем мы как-то незаметно перешли к нюдсам.

Честно? На тот момент я вообще не понимала, что делаю нечто неприличное и потенциально опасное. Во-первых, я была убеждена, что эти снимки предназначены исключительно для личного пользования. Во-вторых, мне казалось, что подобного рода развлечения вполне естественны для любящих людей. Ну и, в-третьих, я считала, что горяченькие фотки помогут поддержать страсть и перчинку в отношениях на расстоянии.

Поймите правильно, Юра был чертовски красив и каждый день вращался в кругу знойных испанок. Разумеется, я хотела удержать его внимание! И делала все для этого…

Глава 8

Ариадна

После двух лекций по русской литературе и основам журналистики я спускаюсь на первый этаж, чтобы перекусить. Вообще кафе, в котором обедают и просто коротают время студенты нашего ВУЗа, называется «Кофейная симфония», но в народе ее величают иначе – Рюмка. А все из-за необычных столиков, которые по форме действительно напоминают питейный сосуд.

Кормят в Рюмке не сказать чтобы прям очень вкусно, но все же получше, чем в столовой, которая находится двумя этажами выше. Туда наведываются только люди с феноменально крепкими желудками и бюджетники.

Водрузив на поднос капустный салат, тарелку солянки и небольшой круассан, я подхожу к кассе и расплачиваюсь за еду. Затем подхватываю его на руки и держу путь к столику у окна, который заняли мои новоиспеченные одногруппницы.

Внезапно откуда-то сбоку слышится звук моего имени, и, сбавив шаг, я чисто интуитивно поворачиваю голову. За большим прямоугольным столом, который, как мне пояснили, носит пометку «для избранных», сидит компания парней во главе с моим несносным сводным братцем.

Что ж, это неудивительно. Марк с детства был в числе так называемой элиты. В школе, во дворе, а теперь и в институте.

По правую руку от Гассена расположился парень с бритым черепом и нахальной физиономией, которая мне смутно знакома. Кажется, это Демид Южаков. Лучший друг и родственник Марка по материнской линии. То ли двоюродный, то ли троюродный брат.

Когда я последний раз видела Южакова, он был нескладным мальчишкой, который харкался сквозь узкую щель между зубов и смачно матерился. Сейчас он, несомненно, возмужал, но, судя по продолжающейся дружбе с Гассеном, в глубине души остался тем же недалеким идиотом.

Народная мудрость: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

Остальные парни в компании сводного брата мне незнакомы, но насмешливое выражение их лиц красноречиво говорит о том, что секундой ранее они обсуждали меня. И интуиция подсказывает, что далеко не в лестном ключе.

– Чего такая кислая, Юцкевич? – Южаков, судя по всему, тоже меня помнит. – Лимон проглотила?

– Нет, – качаю головой. – Тебя увидела.

– Ну и как? – забавляется. – Изменился? Похорошел?

– Изменился. Но не похорошел.

Парни за столом разражаются низким сиплым гоготом, а я фыркаю и, демонстративно отвернувшись, продолжаю путь. Не хватало еще обращать внимание на всяких глумливых дураков.

– И это все, на что ты способна? – со смехом бросает Демид мне в спину.

– Это все, чего ты достоин, – отвечаю, не оборачиваюсь.

Мне почти удается покинуть поле нашей словесной перебранки с гордо поднятой головой, однако внезапно все идет наперекосяк. На полный скорости шагаю к своему столику, когда неожиданно откуда-то сбоку на меня налетает нечто и едва не сбивает с ног. Поднос, который я несла в руках, взмывает в воздух, а его содержимое опрокидывается мне на грудь и с сокрушительным грохотом падает на пол.

– Черт! – выругиваюсь в сердцах, опуская взгляд на перепачканный солянкой кардиган.

– Прости-и-и! – подле меня суетится невысокая кудрявая девчонка, чья белая футболка тоже перепачкана едой. – Прости, пожалуйста! Я задумалась и случайно налетела на тебя… Ох, блин, это борщ? – она испуганно пялится на здоровенное рыжее пятно у меня на груди. – Свекла паршиво отстирывается…

– Это солянка, – мрачно сообщаю я. – Но, думаю, это мало что меняет.

– Я оплачу химчистку, – тараторит она, взволнованно заламывая пальцы. – Честное слово, оплачу!

Кудрявая так трогательно переживает из-за своей неловкости, что гнев, который я собиралась на нее обрушить, постепенно стихает. Неприятно, конечно, но не катастрофа. В жизни случаются вещи и похуже испорченных шмоток.

– Ладно уж, – со вздохом отмахиваюсь я. – С кем не бывает…

– Еще раз извини, – не унимается она. – Твой свитер, должно быть, очень дорогой?

– Не дороже денег, – пожимаю плечами.

Теперь, когда первые эмоции схлынули, я могу как следует рассмотреть свою напарницу по несчастью. Кожа у нее очень смуглая, и при этом видно, что это не просто загар. Волосы цвета горького шоколада вьются буйными кудрями, а большие карие глаза занимают чуть ли не половину лица.

Девчонка очень красива, но такое чувство, будто не догадывается об этом. Растянутая футболка, потрепанный рюкзак и потертые кеды, виднеющиеся из-под безразмерных джинсов, – она выглядит так, словно пошла выбрасывать мусор, но каким-то чудом забрела в универ.

– У меня есть влажные салфетки, – заправив копну густых волос за уши, она торопливо лезет в карман рюкзака.

– Думаю, это бессмысленно, – со скепсисом оглядываю нашу перепачканную одежду. – Пойдем лучше в туалет. Там приведем себя в порядок. Ну или, по крайней мере, попытаемся…

Девчонка согласно кивает, и мы с ней устремляемся на выход.

– Поздравляю, Нечаева! – засранец Южаков буквально неспособен держать длинный язык за зубами. – Первая неделя занятий – а ты уже в своем репертуаре!

Кудрявая ничего не отвечает на его выпад. Молча поднимает руку и, к моему изумлению, дерзко демонстрирует ему средний палец, увидев который, Демид лишь пуще скалится.

– Вы знакомы? – интересуюсь я, когда мы с ней выходим в коридор.

– Да, это мой друг, – отзывается она, оттирая остатки соуса с щеки.

Друг?! Ну ничего себе… С виду она типичная тихоня. По ней и не скажешь, что у нее такие друзья.

– На каком факультете ты учишься? – продолжаю прощупывать почву.

– Юрфак, второй курс. А ты?

– Журфак. Первый.

– Я, кстати, Дина, – она поворачивается и одаривает меня на удивление белозубой улыбкой. – Дина Нечаева.

– А я Ариадна Юцкевич, – вздергиваю уголки губ в ответ.

Внезапно Дина застывает как вкопанная. Ее темные брови недоверчиво ползут вверх.

– Ариадна Юцкевич? – переспрашивает зачем-то.

– Ну да…

– Сводная сестра Марка Гассена?

Глава 9

Марк

Люблю раннее утро. Так тихо и кажется, что все сдохли. Иллюзия, конечно. Но пребывать в ней какое-то время довольно приятно.

Я мизантроп и не вижу в этом ничего предосудительного. Люди – те еще сволочи. Забравшись на вершину пищевой цепи, подмяли под себя планету и творят лютый беспредел. Ядерное оружие, геноциды, непрекращающиеся войны, истерзанная экология – этот список можно продолжать бесконечно.

А еще люди – это единственный вид, который убивает не только ради выживания, но и для удовольствия. И я сейчас не про какие-то единичные случаи говорю, нет… Вся история человечества измазана кровавыми пятнами. Это в очередной раз доказывает, что главная угроза для жизни людей – это сами люди.

Забавный парадокс, не так ли?

Опрокинув в себя вторую чашку эспрессо, закрываю балкон и подхожу к холодильнику. Я далеко не спец в плане готовки, но нехитрые бутерброды состряпать могу.

Обычно завтрак нам организует наша домработница Илона, но в последнее время я все чаще пропускаю «дружные» семейные застолья. Во-первых, не могу долго смотреть на смазливую физиономию рыжей стервы. Так и подмывает запульнуть в нее солонкой или перечницей. Чтобы заткнулась и перестала раздражать мои нервы.

А, во-вторых… Хотя, собственно, нет никаких «во-вторых». Причина исключительно в Ариадне. И в ее повсеместном присутствии, которое триггерит мою психику похлеще, чем красная тряпка быка.

Кладу на стол пару яиц, хлеб, сыр и палку сырокопченой колбасы, намереваясь сварганить их этого некое подобие завтрака, когда внезапно на кухню входит бесячая сводная сестра. Она неприятно шаркает по полу пушистыми тапочками, в пух и прах разбивая гармонию моего уединенного утра.

Блядь. Помяни ведьму – она тут как тут.

Прохожусь недовольным взглядом по растрепанной гриве и пижаме с утятами, которая больше подошла бы пятикласснице, нежели студентке первого курса, и вдруг замечаю в руке Ариадны то, что никак не вписывается в концепцию ее ванильного образа.

Нож.

Большой. Столовый. С поблескивающим металлическим лезвием.

– Зачем тебе нож? – хмурюсь я.

– Вам, – поправляет она.

– Чего?

– К человеку с ножом обращаются на «вы», Марк, – поясняет она, многозначительно играя бровями.

М-да. Как была глубоко придурочной, так и осталась. Хоть санитаров зови.

– Хочешь меня зарезать? – лениво роняю я, переключая внимание на лежащие передо мной яйца.

– С чего ты взял? – ее тон буквально вибрирует фальшью.

– Делаю выводы на основе прошлого.

– Прошлое на то и прошлое, чтобы его отпускать, – философски изрекает Ариадна, становясь у противоположного края кухонного островка. – Нож я брала для того, чтобы распаковать вещи, которые вчера доставила транспортная компания. Так что… Я больше не испытываю к тебе ненависти, Марк.

Эта ее явно напускная осознанность изрядно меня веселит. Типа выросла, да? Типа правильная стала? Ха-ха-ха. Трижды.

Разбиваю тонкую белую скорлупу и, отправив жидковатое содержимое в сковородку, с вызовом вскидываю взгляд:

– А что тогда испытываешь?

– Ну… Мы могли бы дружить.

Несколько секунд мы пристально смотрим друг другу в глаза, а потом я не выдерживаю и разражаюсь гомерическим хохотом.

Дружить, блядь… Она прикалывается? Да я скорее подружусь с зэком, дважды отсидевшим за убийство, чем с хитрожопой сколопендрой, от которой за версту разит коварством и лицемерием.

– Это вряд ли, – отвечаю, успокоившись. – Но, если ты настаиваешь, я не против секса по дружбе.

– Идиот! – шипит эта гадюка, вмиг теряя маску божьего одувана и обнажая свое истинное лицо. – Мы с тобой вообще-то родственники!

– Тем более, – мне нравится ее провоцировать. – Скрепим родство дипломатическим трахом?

– Ты болен! – в ее зеленых глазах читается презрение.

Ну вот. Наконец-то я вижу честные эмоции, а не эту елейную хуйню, которую она на себя навесила в попытке прикинуться хорошей девочкой.

– Вот именно, – я наконец перестаю скалиться и становлюсь серьезным. – Поэтому держись от меня подальше, ведьма. И не суйся на кухню до семи часов утра.

– Кухня – это общественное место!

Ну, конечно. Как я мог забыть? Эту горластую блоху хлебом не корми – дай поспорить.

– Оно становится общественным только после семи. Запомни это, если не хочешь начинать день со стресса.

– С какого еще стресса?.. – в замешательстве.

– Помнишь восьминогих друзей в своей постели? – ухмыляюсь. – У моего знакомого по-прежнему есть террариум.

Это своего рода пасхалка. Жирный намек на прошлое, в котором мы с Ариадной не знали ни границ, ни тормозов.

Как-то раз, устраивая очередной акт мести, я подложил ей в кровать пауков. Они были не ядовитые, но довольно крупные и мохнатые. Короче говоря, то утро сопровождалась слезами и визгами. Думаю, Юцкевич долго не могла забыть мой «сюрприз».

– Подонок! – выпаливает с ненавистью.

– Фурия, – парирую спокойно.

– Мне казалось, что с возрастом люди умнеют! Но в твоем случае даже время бессильно!

– Ты чертовски права. А теперь будь добра, освободи помещение. Ты портишь мне аппетит.

Она в сердцах швыряет нож на столешницу, сверкает гневным взглядом и, исторгнув пару непечатных, уносится прочь.

Кажется, Юцкевич разочарована. Попытка отрастить ангельские крылья, как всегда, закончилась провалом. Черт… Но какой же это надо быть чокнутой, чтобы всерьез надеяться, что после всего случившегося дерьма мы с ней сможем… дружить?

Пиздец. Как вспомню эту ее фразу, так до сих пор смех пробирает.

Затолкнув в себя глазунью и несколько бутербродов, отчаливаю из дома. Сегодня мне к первой паре, но перед универом нужно заскочить в одно место. В офис айтишника, контакт которого подогнал мне Булат. Вчера вечером пришло смс, что у него есть кое-что интересное для меня.

Глава 10

Марк

До начала занятий остается не так много времени, но в универ я, само собой, не спешу. Сейчас у меня есть дела поприоритетнее и, что немаловажно, гораздо интереснее.

Забравшись в тачку, достаю из рюкзака ноутбук и торопливо втыкаю в разъем флешку. Пара секунд томительного ожидания – и передо мной возникает папка с лаконичным названием «Ари».

На кончиках пальцев появляется приятный зуд, а слюна во рту невольно сгущается. Я будто предчувствую, что увиденное поразит мое воображение.

И не ошибаюсь.

В папке не так много файлов, чуть больше двадцати. Зато, мать вашу, какие.

Вопреки ожиданиям моих друзей, здесь нет ни одного видео. Только фото. Но вот насчет характера контента они не прогадали. Это действительно обнаженка.

Красивая. Эффектная. Дразнящая воображение и порождающая мгновенный стояк.

Несмотря на откровенный подтекст, на большинстве снимков рыжая бестия в одежде. Либо в полупрозрачной сорочке, либо топе с приспущенными лямками, либо в нижнем белье. Фотографии не выглядят безвкусно или дешево. Наоборот, это максимально горячо и эстетично.

Оголенное полушарие груди, родинка под ключицей, задорно торчащий сосок конфетно-розового цвета, будоражащий изгиб бедра – на этих кадрах Ариадна почти всегда смотрит в камеру. Иногда томно покусывает губы, иногда обнимает себя руками, иногда закрывает глаза.

Она охуенно сексуальна. Вот прям до какого-то ненормального критического максимума. Будто отфотошопленная картинка, а не настоящая женщина из крови и плоти. И тот факт, что эти фотки до меня видел еще кто-то, металлическим скрежетом оседает на зубах.

Интересно, для кого она их сделала? Какого мудозвона хотела возбудить?

Пару раз щелкаю на рандомный снимок и приближаю его. Здесь Ариадна в костюме кошки. На голове – ободок с ушками, кончик носа вымазан чем-то черным, а на теле – только тонкие кожаные стринги и черный лифчик с игриво приспущенной чашечкой…

Бля-я-ядь… Ну это издевательство какое-то! Просто цистерна масла в костер моего болезненного сексуального наваждения!

Я столько лет потратил, чтобы выкинуть из головы эту бездушную обольстительную дрянь, а теперь смотрю на ее фотографии и понимаю, что все усилия пошли прахом.

Я по-прежнему одержим ей. Сильно. Безрассудно. Маниакально.

Член в штанах страдальчески дергается, сигнализируя о том, что терпеть больше не в силах. Суетливо одергиваю ширинку и с силой закусываю нижнюю губу.

Сука. Я бы сейчас все отдал, лишь бы не хотеть. Лишь бы не думать, не визуализировать, не представлять… Но, как назло, в башке какие-то лютые психоделические сцены. Ариадна все в том же костюме порочной кошечки, а я на ней. Потом под ней. Потом сбоку, на коленях, сзади…

Ар-р-р… Как же невыносимо!

Бегло оглядываюсь по сторонам: вокруг никого. Отодвигаю сидение и, спешно спустив джинсы, обхватываю рукой налитый кровью член. Яростно дергаю кулаком туда-сюда, ощущая смесь стыда, ядерного возбуждения и безумного наркотического кайфа.

Ну почему? Почему она? В мире так много охрененных телок. С куда более покладистым характером и без лютой дури в башке. Но мое извращенное сознание не ищет легких путей. С каким-то мазохистским упорством циклится на истеричке, которая для меня под запретом.

Ее кожа, ее волосы, ее запах… Это все детали одной коварной ловушки. А фотографии, которые я только что увидел, – контрольный выстрел в голову. Потому что на деле ее грудь еще аппетитнее, а талия еще тоньше, чем я представлял…

Феерическое окончание наступает до смешного быстро. Словно мне снова четырнадцать, и я впервые зарегистрировался на порносайте. Достав из бардачка влажные салфетки, привожу себя в порядок и застегиваю ремень.

Мне срочно необходима девушка. Реальная, доступная и… желательно рыжая. Мне надо провести с ней ночь или пару ночей. Чтобы успокоиться и перестать так бурно реагировать на присутствие сводной сестры.

А не то такими темпами я ладони до мозолей сотру.

Мне нужна девушка-антидот. Девушка-обезболивающее. Девушка, которая хотя бы на время усыпит бесов, резвящихся у меня в черепной коробке.

Захлопываю компьютер и, выкрутив руль, газую в сторону ВУЗа. Нарушаю все допустимые лимиты скорости и бросаю тачку на университетской парковке через каких-нибудь сорок минут.

По плану у меня – кофе. Пускай даже дерьмовый, из автомата. Я зависим от кофеина, но это не проблема. Проблема в том, что это далеко не единственная зависимость, которую я не могу контролировать.

Приложив пластиковую карту к терминалу оплаты, терпеливо жду, пока допотопный вендинговый аппарат приготовит мне коричневую бурду. Вскидываю голову, скользя взглядом по кишащему студентами холлу, и вдруг замечаю на горизонте огненный всполох рыжих волос.

Походкой от бедра ведьма чешет в моем направлении. И не одна в компании кнопки Дины Нечаевой, которая держит ее под руку и самозабвенно что-то лепечет.

Ни хрена себе поворот. Каким это, интересно, макаром они спелись?

По-моему, дружба кролика и удава и та выглядела бы более органично. Динка – милая, прилежная девчушка. Слишком добрая и правильная для этого сурового циничного мира. А Юцкевич – хищница со стальными клыками. Проглотит и не подавится.

– Привет, Марк, – улыбается Нечаева, притормаживая у кофейного автомата. – Что с лицом?

Ариадна останавливается чуть поодаль, с преувеличенным вниманием глядя в сторону. На ней гладкий бархатный ободок и футболка с надписью «Во всем виноват недосып и Волан-де-Морт», выгодно подчеркивающая упругую грудь.

– Божья импровизация, – бурчу я, извлекая горячий стаканчик.

– Да ну? Не знала, что ты веришь в бога, – Дина занимает мое место у аппарата и принимается жать кнопки, выбирая напиток.

– Бог – это собирательное понятие, – отзываюсь я. – Но я верю в карму.

– Правда? – она задумывается. – Я, пожалуй, тоже.

– Ну а ты? – слегка повышаю голос, обращаясь к Юцкевич, которая изо всех сил изображает заинтересованность цветом стены. – Веришь в карму, Киска?

Глава 11

Ариадна

Щеки вспыхивают жаром. Так быстро и болезненно, будто их обварили кипятком. Гулкий шум вспенившейся крови застилает слух, а голова становится чумной и тяжелой.

Марк уже давно ушел, а я все еще слышу его шаги, эхом отдающиеся где-то в области солнечного сплетения. Бам-бам-бам. Прямо в унисон с моим истерично колотящимся сердцем.

Он знает. Знает!

Но как это возможно, черт возьми?!

– Ари, что с тобой? – ко мне приближается Дина и ласково касается моего плеча. – Ты покраснела и выглядишь очень напуганной…

– Кажется, я в беде, – хриплю еле слышно.

Осознать случившееся получается с трудом. Шестеренки в мозгу заедают и скрипят. Паника, ядом расползающаяся по венам, парализует тело и мыслительные процессы.

– В какой еще беде? О чем ты? – тревожится Дина.

Мы с ней знакомы не так долго, но я уже вижу искреннее сопереживание в ее глазах. Она очень хорошая. А я, видимо, и впрямь выгляжу как человек, застывший на краю пропасти.

Облизываю пересохшие губы и, сделав пару шагов в сторону, приваливаюсь к стене. Меня ведет. Ноги ватные. Мне срочно нужна опора.

Марк не мог увидеть мои запретные фотографии. С точки зрения логики – не мог. Ведь они удалены из Сети. Полностью! Безвозвратно! Но что, если в этом мире не все процессы подчиняются законам логики? Что, если есть некая доля хаоса, которая сыграла свою фатальную роль?

Вопрос «как», безусловно, волнует меня, но в меньшей степени. В большей – что Марк собирается с этим со всем делать? У него есть какой-то жуткий план? Или это просто стеб с целью увидеть тень ужаса на моем лице?

– Ари, тебе плохо? – щебечет взволнованная Дина. – Может, сходим в медпункт?

– Нет, все нормально, – отзываюсь я, собираясь с силами. – Просто голова закружилась…

– Из-за слов Марка?

А Дина не так проста. Ее не проведешь.

– Да, можно и так сказать, – потираю взмокший от адреналиновых всплесков лоб.

– Мне показалось, он нес какой-то бред, – Нечаева хмурится. – Какие-то кошки, ушки, ободки… Не знаешь, он часом запрещенку не употребляет?

– Нет, дело не в этом, – вздыхаю.

Хотя лучше бы Гассен употреблял. Так я могла бы списать его гадкие намеки на галлюцинации во время наркотического прихода.

Я погружаюсь в себя, напряженно обдумывая произошедшее. Дина тоже на какое-то время замолкает. Не лезет в душу и не атакует расспросами. Просто терпеливо ждет, давая мне немного времени на то, чтобы собраться с мыслями и чувствами.

Какова вероятность того, что Марк чисто случайно ткнул в мою болевую точку? Брякнул на шару и попал в яблочко? Не-е-ет… Слишком много было совпадений. Он не просто бросался намеками, он знал, куда бить. Конкретно. Прицельно. Точно.

В связи с этим возникает следующий вопрос: что именно ему известно? Он просто мельком видел мои фотографии? Или у него была возможность сохранить их?

Если это так, то мне лучше сразу начать рыть себе могилу. Ибо еще одного стыдливого хождения по кругам ада я не выдержу. Подлец Юра высосал из меня все соки, слив снимки в Интернет. Так что у меня попросту нет сил на борьбу с еще одним отъявленным мерзавцем.

– Может, пропустим первую пару? – робко предлагает Дина. – В Рюмке есть вкусное какао и сырники. А я хорошо умею слушать.

Несмотря на сильный стресс, на моих губах появляется улыбка. Дина такая славная. Так тонко чувствуют перепады моего настроения… Эх, и где она была раньше?

С подругами мне никогда особо не везло. Девочки из моего окружения, как правило, меня недолюбливали. То ли завидовали, то ли ревновали ко мне парней, то ли считали недостаточно компанейской. В общем, искренние дружеские контакты мне как-то не давались…

Только один раз мне посчастливилось по-настоящему поладить с девушкой. Это вышло и случайно и… в довольно экстремальных обстоятельствах. К сожалению, наша внезапная дружба была совсем недолгой, потому что в итоге моя подруга уехала за границу.

Однако с Диной все складывается совсем по-другому.

С первого нашего разговора она расположила меня к себе. Своей прямотой, мягкостью и какой-то врожденной эмпатией. Не хочу быть самонадеянной, но, кажется, я тоже ей по душе. А иначе почему она позвала меня прогулять пары?

– А секреты хранить ты умеешь? – спрашиваю я, отлипая от стены.

– Да, – серьезно и тихо отвечает Нечаева. – Умею.

И я почему-то ей верю.

Мы направляемся в Рюмку, покупаем сырники с какао и занимаем укромный столик у окна. Я отхлебываю немного шоколадного напитка, который и впрямь оказывается довольно вкусным, и пускаюсь в повествование о том, как гадко и прозаично закончился мой роман с, на первый взгляд, классным парнем.

– Ну и говнюк же этот Юра! – возмущенно восклицает Дина, когда я дохожу до кульминации. – Как вообще можно смотреть на других девушек, когда встречаешь с такой красоткой, как ты?!

– От меня он так и не добился желаемого, а от Катарины, видимо, смог, – вздыхаю удрученно.

– Тебе не следовало отправлять ему пикантные фото, – она подпирает щеку кулачком. – Он этого не заслуживает!

– Да. Жаль, что я поняла это слишком поздно.

– Но с выброшенными шмотками ты круто придумала. Поделом ему!

– Он, наверное, так не считает, – качаю головой. – Раз решил столь грязно отомстить.

– Сволочь он! Вот кто!

– Угу.

– И что случилось потом? После того, как этот придурок выложил снимки в Сеть? – продолжает Нечаева. – Ты, наверное, чуть с ума не сошла?

– Не то слово, Дин. Я же публичный человек. У меня блог, подписчики, репутация… В общем, я тогда думала, что умру.

От ужасных воспоминаний о том времени у меня по спине до сих пор ползут колючие мурашки.

– А эти фотографии… Насколько они откровенные? – осторожно уточняет она.

– Достаточно откровенные для того, чтобы разрушить мой имидж.

– Жесть… И что же ты предприняла?

Глава 12

Марк

Девчонка подо мной тяжело дышит. На ее лбу серебрится пот, а искусанные губы то и дело приоткрываются, исторгая хриплые надсадные стоны. Она громкая. И совсем не из стеснительных. Поэтому я ее и выбрал.

– О да, Марк! Не останавливайся! – молит она, вонзаясь ногтями в мою спину. – Еще! Еще!

Мне нравится, что она такая ненасытная. Хочет трахаться и совсем не стыдится своих желаний. Честность в сексе важна ничуть не меньше, чем в обычной жизни. А, возможно, даже и больше. Ведь секс – это наикрутейшее из всех доступных человеку удовольствий.

– Давай, сучка, кричи громче! – рычу я, с жадностью стискивая ее аппетитную упругую грудь.

Твердая двойка. Без силикона и прочей хуйни. Полностью натуральная. Прямо как я люблю.

Эрика прогибается в пояснице и, натянувшись струной, томно закатывает глаза. Видимо, вот-вот кончит. Поэтому я наращиваю темп, вколачиваясь в нее с поистине зверским напором.

Глубоко. Яростно. Ненасытно.

Ее тело напрягается и начинает мелко дрожать. Она мечется по подушке, комкая белые простыни, а в следующую секунду я ощущаю, как ее вагина чуть сильнее сжимает мой член.

– Боже, Марк! Ты великолепен! – сипит, не поднимая век.

Сучка получила свой оргазм. А теперь я хочу получить свой.

Запускаю пальцы в рыжие с золотистым отливом волосы и сжимаю их у корней, слегка оттягивая ее голову назад. Моему взору открывается длинная тонкая шея и выступающие ключицы, под которыми красуется какая-то изящная надпись на латыни.

Я не очень люблю татуировки на женском теле, но Эрике готов простить этот маленький недостаток. Потому что в остальном она огонь: не лежит как бревно и активно участвует в процессе.

– Приподними бедра, – командую я, по-прежнему держа ее за волосы.

Девчонка послушно вскидывает таз.

Толкаюсь меж широко разведенных ног, ощущая всю глубину ее влажного и теплого влагалища. Эрика снова протяжно стонет, а я закрываю глаза и мысленно воскрешаю образ Ариадны в костюме развратной кошечки.

Торчащие то ли от холода, то ли от возбуждения соски. Кожаные стринги, обтягивающие ее сладкую киску. Плоский животик, по которому так и хочется провести языком…

Блядь! Как же заводит!

В последний момент выскальзываю наружу и торопливо стягиваю гондон. Пара размашистых движений кулаком – и я бурно изливаюсь Эрике на сиськи, измазывая спермой ее красивое смуглое тело.

Она блаженно улыбается, наблюдая за тем, как густая белая жидкость орошает ее грудь, ребра и даже плечи. Затем проводит по коже пальцем и, игриво глядя мне в глаза, облизывает его.

Извращенка. Но мне по кайфу такое.

– Ты был хорош, – заявляет Эрика, когда я слезаю с нее и перекатываюсь на противоположный край кровати.

– Угу, – отзываюсь я, широко зевая.

После траха меня всегда клонит в сон. Хочется выпроводить рыжулю и вздремнуть часок-другой, но через сорок минут у меня встреча с пацанами в центре. Поэтому придется ограничиться освежающим душем.

– Знаешь, на выходных мои друзья устраивают вечеринку у бассейна, – Эрика подползает ближе и ласково проводит по моему плечу длинным алым ногтем.

– И что?

– Может, пойдем вместе?

Я поворачиваюсь и вперяюсь в Эрику спокойным изучающим взглядом. Она симпатичная, не тупая и действительно горячая. А вечеринка – это очередной удобный повод с ней поразвлечься. Поэтому я не вижу никаких причин для отказа.

– Давай, – соглашаюсь я. – Только напомни накануне. А то могу забыть.

– Спасибо, Марк, – мурлычет она с радостью.

А затем подается вперед и, положив ладонь на мою щеку, тянется к губам с явным намерением осуществить слащавый слюнообмен.

Реагирую мгновенно: сдергиваю ее руку со своего лица и демонстративно отворачиваюсь в сторону.

Обойдемся без сопливых телячьих нежностей.

– В чем дело? – выдает слегка оскорбленно.

– Никаких поцелуев, – предупреждаю я, соскакивая с постели. – Запомни раз и навсегда.

– Это еще почему? – в ее взгляде плещется недоумение.

– Не люблю.

– Не любишь целоваться? – тянет недоверчиво.

– Именно так. А теперь собирайся – мне скоро нужно уходить.

Я не целую девушек в губы. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Можете называть это как хотите: правило, кредо, заскок. Но факт остается фактом: обмен бактериями посредством губ и языка – для меня табу.

Моя половая жизнь началась в шестнадцать лет, и за минувшие три года я перетрахал уйму девушек. Но в плане поцелуев я гребаный девственник. Нетронутый и неискушенный. Мне не раз задавали вопросы, мол, почему так? А я лишь пожимал плечами и озвучивал одну из многочисленных отговорок, припрятанных у меня в арсенале.

Но, говоря откровенно, истинная причина заключается в том, что я тупо брезгую. О-о-о, я очень-очень брезгливый! Почти как старина Говард Хьюз. Если секс – то только в презервативе. Даже минет. Если рукопожатие с незнакомым человеком – то только с последующей санитарной обработкой рук. Если питание в общепите – то только в ресторанах с высоким рейтингом. Ибо я совсем не горю желанием есть из нетщательно промытых тарелок.

В общем, у меня, как и у любого человека, есть свои загоны. Я их уважаю и требую уважения от других. Поэтому, когда девушка демонстрирует намерение покуситься на мой рот, я тотчас очерчиваю личные границы. Четко и недвусмысленно.

Ибо нехуй лезть туда, куда тебя не просят.

Бегло споласкиваюсь в душе. А когда выхожу, Эрика заявляет, что ей тоже нужно помыться. Дескать, просто влажных салфеток недостаточно.

Раздраженно нахмурившись, кошусь на часы. До встречи с пацанами остается меньше двадцати минут. И что-то мне подсказывает, что Эрика в этот срок даже близко не уложится.

– Ладно, – вздыхаю я. – Я пошел, а ты оставайся. Как приведешь себя в порядок и будешь уходить, просто захлопни дверь. Она закроется автоматическим.

В этом огромное преимущество потрахушек в отеле. Можно со спокойной душой оставить в номере малознакомую девушку, не переживая за сохранность имущества и за то, что она из любопытства будет рыться в твоих вещах.

Глава 13

Ариадна

– Тебе точно не нужен водитель? – обеспокоенно спрашивает папа, наблюдая за тем, как я вешаю кокосовый ароматизатор на зеркало заднего вида.

– Не переживай, я справлюсь, – с улыбкой отзываюсь я.

Я с детства хотела сидеть за рулем, и на прошлой неделе случилось чудо: отец подарил мне новенький Мерседес. Глянцевый, красный, со стильным кожаным салоном и трогательным праздничным бантом на капоте.

Когда я получила такой невероятный презент, моему восторгу не было предела. Я поочередно обнимала папу и тетю Камиллу, рассыпаясь в бурных благодарностях. Мне не верилось, что отныне я буду передвигаться не на такси, а на собственной машинке. Да еще и на такой красавице!

Водительские права я получила еще летом. Кстати говоря, экзамен сдала с первого раза. Поэтому сейчас все мое нутро зудит от предвкушения самостоятельной езды. Понятное дело, что первое время будет страшно, но этот момент нужно просто пережить. Набраться опыта, обзавестись уверенностью – и тогда вождение из трудного испытания превратится в удовольствие. Ну, по крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Езжай тихонько, на рожон не лезь, – инструктирует папа.

– И обязательно пристегивай ремень безопасности, – добавляет тетя Камилла. – Без него никуда.

– Хорошо-хорошо, – киваю я, поудобней уставаясь на водительском сидении. – Только не переживайте за меня сильно, ладно?

– Напиши, как доедешь до университета, – мачеха ласково треплет меня по волосам.

– Ну вот, – посмеиваюсь. – Началось.

– Конечно, началось! Вот родишь своих детей – поймешь!

– Я напишу, – говорю послушно. – И буду очень-очень аккуратной.

Родителей такой ответ, судя по всему, устраивает. Пожелав мне удачи, папа захлопывает дверь машины и делает несколько шагов назад. Я ставлю коробку передач в режим езды и, обхватив ладонями мягкий кожаный руль, неспешно трогаюсь с места.

Ну что? С богом.

Как ни странно, дорога до ВУЗа дается мне довольно легко. Я неукоснительно соблюдаю правила дорожного движения, избегаю рискованных ситуаций и перед каждым маневром внимательно смотрю по зеркалам.

Однако, когда я заезжаю на университетскую автостоянку, передо мной возникает серьезная проблема под названием параллельная парковка. Еще во время учебы в автошколе я терпеть не могла этот маневр, но, по иронии судьбы, именно его мне сейчас предстоит осуществить. Других свободных мест в округе попросту нет. Занятия вот-вот начнутся, поэтому паркинг забит автомобилями практически под завязку.

Медленно выпускаю воздух из легких, мысленно сосредотачиваясь. В этом нет ничего сверхсложного, верно? Включить заднюю передачу. Вывернуть руль вправо до максимума. Плавно двигаться назад до появления в левом зеркале передней правой фары сзади стоящего автомобиля. Выровнять колеса. Продолжить движение задним ходом.

Я стараюсь выполнять инструкции, которые диктует внутренний голос, но у меня ничего не получается. Ни со второго, ни с третьего, ни даже с пятого раза. То мне не хватает места, то я упираюсь задним колесом в бордюр, то беру совершенно неправильный угол.

На седьмой попытке у меня опускаются руки. Я ударяюсь затылком в подголовник и, зажмурившись, гневно выругиваюсь. Ну почему? Почему у меня ничего не выходит?! Я ведь не раз проворачивала этот маневр во время практики, а сейчас будто напрочь разучилась!

Протяжный сигнал клаксона приводит меня в чувства. Бросаю взгляд в окно и понимаю, что перегородила проезд другим машинам. Так что позади меня потихоньку начинает образовываться пробка.

Блин, как это все не кстати!

Снова хватаюсь на руль в тщетной попытке припарковать машину, но стресс, подогреваемый осознанием того, что меня все ждут, окончательно сбивает с толку. Я суечусь, истерично кручу руль и откровенно паникую.

Короткий стук в окно заставляет меня вздрогнуть и вскинуть мечущийся взгляд. По ту сторону стекла стоит симпатичный светловолосый парень. Его лицо лишено враждебности и раздражения, поэтому я решаю его выслушать и нажимаю кнопку стеклоподъемника.

– Какие-то проблемы? – дружелюбно интересуется он, когда мое окно медленно отъезжает вниз.

– Нет, я просто… Просто… – начинаю запинаться я. А потом поджимаю губы, дергаю головой и говорю как на духу. – Вообще-то да, у меня проблема. Я не могу припарковать машину.

Пускай это прозвучит нелепо. Зато честно.

– Недавно водишь? – улыбается понимающе.

– Сегодня – первый день, – признаюсь сокрушенно.

– Хочешь, помогу? – предлагает вдруг.

– Эм… В смысле?..

– В смысле сяду за руль и припаркую твою тачку, – он понимает меня с полуслова. – Для меня это плевое дело.

– Ну… Если тебе не трудно, то давай, – выдыхаю с облегчением. – Буду премного благодарна.

Парень без лишних слов забирается в мою красавицу и за считанные секунды ставит ее на нужное место. Так легко и непринужденно, будто занимался этим всю жизнь.

– Готово, – объявляет он, выбираясь из автомобиля и вручая мне ключи.

– Спасибо тебе огромное, – я чувствую, как мои щеки наливаются красным. – Так глупо получилось…

– Ничего подобного, – парень снова вздергивает уголки губ, и я мысленно отмечаю, что у него очень красивая улыбка. Белозубая, обаятельная, раскрывающая веер мелких лучистых морщинок в уголках его серых глаз. – Каждый второй начинающий водитель испытывает проблемы с парковкой. Это совершенно естественно.

– Буду успокаивать себя этой мыслью, – смущенно заправляю прядь волос за ухо.

– Я, кстати, Кирилл, – парень протягивает мне руку.

– Ариадна, – осторожно обхватываю кончики его пальцев. – Приятно познакомиться.

– А мне-то как приятно, – он беззастенчиво меня разглядывает. – Может, обменяемся номерами?

– Это еще зачем? – хихикаю.

– Ну как же? – Кирилл наигранно удивляется. – Вдруг тебе снова понадобится моя помощь с парковкой? Или ты захочешь продолжить наше знакомство за ужином?

Глава 14

Марк

– Йоу, Гассен, – ко мне приближается Булат и, встав рядом, пару раз щелкает зажигалкой, закуривая. – Ты сегодня без настроения?

– С чего взял? – отзываюсь я, не отрываясь от созерцания ночного, но никогда не спящего города.

– Твоя по обыкновению постная рожа выглядит совсем уж траурно, – он выпускает в воздух сизое облачко дыма. – В чем проблема, бро? Хуй не стоит? Или кровь, которую ты испил на ужин, оказалась несвежей?

За все те годы, что я знаю Кайсарова, я привык к его хамоватой манере общения. Привык и даже начал находить в ней нечто забавное. Но сейчас мне, откровенно говоря, не до шуток. Мозг кипит от противоречий, а на душе коптится гадкий мутный осадочек.

– На днях я кое-что увидел. И теперь не знаю, что с этим делать.

– Ты про горячие фотки сводной сестры? – беззаботно уточняет Булат.

Я пуляю в него резкий пригвождающий взгляд. Откуда он знает о фотографиях Юцкевич? Я пока ничего ему не говорил.

– Сори, брат, но у Южакова язык как помело. Особенно, когда выпьет, – Кайсаров тут же считывает причину моего недовольства.

– Не распространяйся об этом, – предупреждаю я. – Я еще не решил, что предприму дальше.

– А что ты собрался предпринимать? – в голосе друга появляется любопытство.

– Сказал же, еще не решил.

– Не решил, но наверняка все как следует обдумал. Колись, извращенец, какие фантазии крутятся в твоей порочной башке?

– Почему ты думаешь, что я фантазирую о ней в этом смысле?

Его предположения чертовски верны и оттого вдвойне меня бесят.

– Потому что я видел ее в универе, – отвечает просто.

– И что? – с интересом, который сам в себе презираю, кошусь на друга.

– Я б вдул, – пожимает плечами.

Ну, кто бы сомневался. Булат относится к той категории парней, которые трахают все, что движется. Без разбора и каких-то завышенных эстетических притязаний.

– Я не нюдсы Юцкевич имел в виду, – говорю я, решив свернуть эту неоднозначную тему.

– А что тогда? – Булат глубоко затягивается никотином.

Какое-то время молчу, взвешивая все «за» и «против, а потом прихожу к выводу, что должен поделиться своими сомнениями. Кайсаров хоть и хулиганье, но я ему доверяю. Он, в отличие от Вадима, никогда бы не положил глаз на девушку друга.

– Во вторник по пути в «Нефть» я случайно увидел Алину, – начинаю я.

– Демидовскую, что ли?

– Да, – киваю мрачно. – Только она была не одна.

Булат замирает, явно что-то почувствовав. Его темно-зеленые глаза сужаются, и в них появляется нетерпение.

– В общем, она была с Вадимом, – договариваю я. – И они целовались.

– С каким нахуй Вадимом? – выдает озадаченно.

– С Таманским.

Повисает тишина. Булат тушит сигарету о перильное ограждение, смачно сплевывает на пол и снова поднимает на меня ошалелый взгляд:

– А ты ничего не попутал?

– Не попутал, – отсекаю уверенно. – Несколько минут на их щенячьи ласки смотрел.

– А они тебя видели?

– Нет. Им не до посторонних было.

– Пиздец, – выдыхает изумленно.

А мне и добавить нечего. Еще какой пиздец.

– Как Вадос мог так поступить? – недоумевает Булат, меряя шагами веранду. – Он же знает, что Южаков в свою Алинку по уши!

– Видимо, не один Южаков в нее по уши, – подмечаю едко.

– Гондон! – злится Кайсаров. – Блядь, какой же он гондон! Давай уебем его, а?

– Перед этим Демиду рассказать нужно, – говорю сдержанно.

Я понимаю реакцию Булата. Его бомбит. У меня, в отличие от него, было время, чтобы справиться с возмущением, поэтому взрывных эмоций почти не осталось. Только разочарование и суровая решимость выполнить свой дружеский долг.

– Прямо сейчас? – Булат притормаживает.

– Думаю, сейчас. Дальше тянуть бессмысленно.

– Согласен, – кивает, поразмыслив. – Пошли?

– Пошли.

Отрываемся от перил и возвращаемся обратно в випку. Демида тут нет, отчего мы делаем вывод, что он спустился на танцпол. Что ж, это нам даже на руку. Обычно танцы в пьяной толпе благотворно действуют на его настроение.

Булат нервно хватается за кальянную трубку, а я опускаюсь на диван и, скрестив руки на груди, погружаюсь в мрачные раздумья. О дружбе, о превратностях любви и о том, почему некоторые люди, к которым ты вроде бы не испытываешь теплых эмоций, никогда не исчезают из твоей жизни насовсем.

Взять хотя бы рыжую бестию. Мы впервые встретились, когда мне было десять. С того рокового момента минуло больше девяти лет, а она до сих пор костью стоит у меня в горле.

Сначала Ариадна дико меня раздражала, потом я в нее влюбился (со всей силой непроходимой юношеской тупости), затем возненавидел (это чувство, пожалуй, было самым сильным и концентрированным) и наконец спустя пять долгих лет – возжелал.

Это очень странно и попахивает каким-то биполярным расстройством, но, как бы я ни пытался, у меня не получается выкинуть эту дрянь головы. Я все равно думаю о ней. Постоянно думаю. Перед сном, за рулем, на парах, на тренировках в качалке, во время дрочки. И даже во время секса с другими девушками!

Черт, я реально свихнулся. Может, к психологу сходить?

Дверь випки резко распахивается, и на пороге показывается Южаков. Раскрасневшийся. Веселый. Довольный.

Буду надеяться, что запаса его позитива хватит на то, чтобы достойно воспринять мои говенные новости.

– Сядь, – говорю я, обращаясь к двоюродному брату. – Нужно поговорить.

– О чем? – Южаков падает на диван по соседству и изображает ленивую заинтересованность.

Коротко переглядываюсь с Кайсаровым и приступаю к рассказу. Говорю о том, что видел накануне. Прохожусь тупо по фактам: кто, где и с кем. Сухо, лаконично, без лишних подробностей.

Во время моего повествования расслабленное лицо Южакова становится напряженным и злым, а в конце он и вовсе вскакивает на ноги и гневно выкрикивает:

Глава 15

Ариадна

– Ва-а-ай! Ну что за царица! – восхищенно пищит Дина, разглядывая мою новенькую машинку. – Какие формы! Какой дизайн! А главное – какой цвет!

– Да-а, я обожаю красный, – довольно улыбаюсь.

– Я тоже, – вздыхает подруга, проводя пальцами по сверкающему на солнце капоту. – Только вот беда: мне он совершенно не идет.

– С чего это ты взяла? – спрашиваю со скепсисом. – Ты смуглая. У тебя такие потрясающие кудряшки! Красный – точно твой цвет!

– Нет, – качает головой. – Для столь ярких вещей нужен высокий уровень уверенности. А у меня с этим напряженка.

Общаясь с Диной вот уже несколько недель, я заметила, что она действительно очень застенчивая, скромная и не любит привлекать к себе лишнее внимание. Ее глаза, как правило, опущены в пол, а плечи – слегка ссутулены. Ее гардероб в основном состоит из безразмерных футболок и потертых джинсов, а такое понятие как «туфли на каблуках» она и вовсе отрицает.

И это чертовски странно, учитывая экзотический тип ее внешности. Чтоб вы понимали, у Дины в венах течет кубинская кровь! Ее бабушка была родом из Гаваны. И ее дедушка, советский ученый, приехавший на Кубу для обмена опытом, тотчас влюбился в нее.

Если рассуждать объективно и непредвзято, Нечаева очень красива: шоколадная кожа, буйные локоны, огромные глаза. Но проблема в том, что она не осознает своей привлекательности и даже в какой-то степени стыдится своих южных корней. Ведь из-за них она не такая, как все: слишком смуглая, слишком кудрявая, слишком похожая на мулатку.

Я неоднократно говорила Дине, что она очень симпатичная, но подруга лишь отмахивается. Дескать, ты так считаешь только потому, что мы дружим. Она совершенно не умеет принимать комплименты и спешно открещивается от них. Даже если это нечто банальное вроде: «Ты сегодня круто выглядишь».

– Кстати, как Марк? – Нечаева запрыгивает на багажник и ставит рядом рюкзак. – Больше не кидал двусмысленных намеков?

– Слава богу, нет, – я пристраиваюсь рядом. – Но я стараюсь лишний раз не попадаться ему на глаза. От греха подальше.

Это чистейшая правда. Я не просто не хочу, но и, откровенно говоря, боюсь контактировать со своим мрачным сводным братом. Не знаю, почему, но один его вид вселяет в меня какой-то иррациональный первобытный ужас. Идеальная бледная кожа, холодные голубые глаза, иссиня-черные волосы и мощная темная аура…

Аура, от соприкосновения с которой мурашки ползут по спине.

Нет, мне, определенно, не хочется иметь с Марком ничего общего. Даже тот факт, что он живет в комнате напротив, отзывается в груди каким-то тихим щемящим беспокойством. Хорошо одно: этот граф Дракула на минималках крайне редко появляется дома. Уходит рано, приходит под утро. Так что мы и впрямь практически не пересекаемся.

– Это правильно, – одобряет Нечаева. – Держаться на расстоянии – отличная тактика.

Какое-то время мы молчим, болтая ногами и любуясь уютным вайбом золотой осени, а затем я игриво толкаю Дину плечом и предлагаю:

– Хочешь порулить?

– У меня нет прав, – улыбается немного грустно. – И вряд ли когда-то будут.

– Почему?

– Боюсь, – коротко отзывается она, но в подробности не вдается.

А еще в Дине есть какая-то загадка. Она вроде вся такая открытая, с душой нараспашку, но при этом я чувствую, что у этой хорошей, на первый взгляд, девочки есть секрет. И, возможно, даже не один…

– Я тоже раньше боялась, – делюсь я. – Но, чем больше ездишь, тем меньше страх.

– А как дела с парковой? – интересуется насмешливо.

Конечно, я рассказала Дине эпичную историю позора и спасения, которая приключилась со мной недавно.

– Лучше, – хихикаю. – Например, сегодня я припарковалась абсолютно самостоятельно.

– Поздравляю! А что тот парень? Еще не звонил?

– Кирилл? Утром написал, – довольно играю бровями.

– Да ну? И что говорит?

– На свидание зовет.

– Круто. А ты что?

– Я еще не ответила, но, наверное, соглашусь, – тяну задумчиво. – Он вроде ничего. И пишет на удивление грамотно.

– О, я обожаю это в парнях!

– Я тоже, но в наше время это такая редкость. Прямо как белый янтарь или… уссурийские тигры.

Мы с Диной заливаемся смехом, продолжая болтать обо всем и в то же время ни о чем, когда внезапно мое внимание привлекает стоящий неподалеку темно-синий Форд Мустанг. И вовсе не потому, что это редкая модель автомобиля (необычных и крутых тачек на университетской парковке хоть отбавляй), а потому что он сильно (и довольно недвусмысленно) раскачивается.

– Матерь божья! – вспыхиваю я. – Похоже, там кто-то занимается сексом!

– Где? – пугается Дина.

– Да вон там! В Мустанге!

Нечаева перехватывает направление моего взгляда, и вдруг ее лицо превращается в восковую маску. Она перестает дышать и вся будто каменеет. Ни один мускул не шевелится, только во взгляде недвижным фоном застывает тоска. Лютая, кровожадная, черная.

– Дина, что с тобой? – я встревоженно хватаю ее за руку.

– Ничего, – она неотрывно смотрит на Мустанг, который натурально ходит ходуном.

– Я же вижу, что-то не так, – чуть сильнее сжимаю ее пальцы, дабы привести в чувства.

Но подруга никак не реагирует на требовательное касание. Ее ладонь в моей руке ощущается как нечто безжизненное.

– Дина! – восклицаю я. – Чья это машина?!

– Булата, – одними губами отзывается она.

А в следующий миг я вдруг с ужасом замечаю, как по ее щеке прокатывается одинокая слезинка.

– Кайсарова? Твоего друга?

Дина беззвучно кивает, и мне становится ясно, что он для нее не просто друг. Она любит его. Сильно и, судя по всему, давно.

А он ублажает какую-то девицу на заднем сидении своей тачки…

Черт! Ну зачем?! Зачем я только привлекла ее внимание к этому злосчастному инциденту? Надо было сидеть и молчать! Теперь чувствую себя сволочью, которая, сама того не ведая, щедро сыпанула соли на незаживающую рану близкого человека…

Глава 16

Марк

– Что с головой? – спрашивает мама, заметив мой пострадавший затылок.

– Все нормально, – бурчу я, спешно заливая в себя экспрессо.

Не хотел лишний раз светить своей разбитой башкой, но она как-то внезапно вошла на кухню…

– Что значит, нормально?! – родительница подходит сзади и бесцеремонно хватает меня за голову, приглядываясь. – Господи, Марк, я вижу швы!

– Ерунда, всего пара стежков, – я стряхиваю ее ладони.

– Кто это тебя так? – не унимается.

– Никто. Я сам упал.

– Просто шел и упал?! – язвительно.

– Да, мам. Иногда так бывает, – я выдерживаю ее требовательный испытующий взгляд.

– Марк, – она вздыхает, – я знаю, ты уже взрослый мальчик, но тебе нужно меньше пить.

Закатываю глаза – двойной закаткой – и, подхватив лежащий на столе телефон, устремляюсь в прихожую.

– Дело совсем не в алкоголе.

– А в чем тогда? – семенит по пятам.

– Ни в чем. Мне пора, мам.

– Марк, ты в последнее время сам не свой…

В ее голосе слышится искреннее беспокойство, поэтому я слегка смягчаюсь. Притормаживаю и, обернувшись, натягиваю некое подобие улыбки:

– Не переживай, ладно? Я в порядке.

– Это из-за Ариадны, да? – она взволнованно заламывает пальцы.

– При чем здесь она? – осведомляюсь хмуро.

– С тех пор, как она вернулась, ты дома практически не появляешься. И настроения у тебя нет… Ходишь чернее тучи… Скажи честно, вы опять с ней повздорили?

– Нет, мы с ней вообще не общаемся, – отсекаю я.

– А, может, стоит? – тянет с надеждой.

– Не стоит. Поверь.

– Марк…

– Мам, извини, но я правда опаздываю. У меня пары.

Я вижу, что родительница совершенно не удовлетворена нашим диалогом, но ничего другого я ей сказать не могу. Мой единственный действенный способ поддерживать свое психоэмоциональное состояние в относительной норме – это делать вид, что рыжей бестии не существует.

Если мы с Юцкевич начнем общаться, я ее либо трахну, либо придушу. И то, и другое светит тюремным сроком, поэтому я предпочитаю держаться на расстоянии.

Так безопасней. И для меня, и для нее.

Выхожу на улицу и, щурясь на ярком полуденном солнце, запрыгиваю в Порше. Выехав за пределы поселка, выжимаю педаль газа в пол – и малышка за считанные секунды разгоняется до сотни.

Я не фанат дешевого адреналина, но иногда он помогает сбросить накопившееся напряжение. Хотя бы на короткое время.

С момента драки с Южаковым минуло уже три дня, а мы до сих пор не разговариваем. Я не признаюсь в этом ни одной живой душе, но чувствую себя откровенно хуево. И не из-за рассеченной башки, нет… А из-за того, что друг усомнился в моих мотивах. Решил, что я засираю его личную жизнь только потому, что сам глубоко несчастлив.

Никто не хочет быть мразью. Даже самые отъявленные подонки – маньяки и убийцы – не считают себя таковыми. Они находят оправдания своим поступкам. Пускай тупые, пускай аморальные, но все же оправдания.

А все потому, что самоценность любого человеческого существа должна на чем-то зиждиться. Ей нужна опора, понимаете? Фундамент, на котором кирпичик за кирпичиком можно выстраивать элементы своего «я».

Я никогда не пребывал в иллюзии, что я святой. У меня уйма недостатков, и каждый из них по-своему разрушает личность. Я пью, матерюсь, использую женщин, не занимаюсь благотворительностью (хотя денег, доставшихся мне в наследство от отца, хватит на несколько безбедных жизней), не забочусь об экологии, не сочувствую тем, кому повезло меньше, чем мне. Я циничен, груб, иногда излишне прямолинеен. Трачу понапрасну не только бабки, но и свою жизнь.

Да, я не идеал. Я так же далек от него, как Северный полюс от Южного. Но вот в чем я был действительно уверен, так это в том, что я хороший друг. Не потрясающий, не превосходный. Но хороший. На твердую, сука, четверку.

И для меня стало чертовски неприятным открытием, что мой лучший друг, оказывается, так ни хрена не считает. Он заподозрил меня во лжи только на основании того, что мои отношения с женщинами складываются не так радужно, как у него. Типа я завидую, прикиньте?

Хотя чему тут завидовать… Нет любви – нет проблем. И ситуация с Алиной Перовой в очередной раз доказала это.

Бросив тачку на парковке, захожу в универ, держа пусть прямиком к лекционной аудитории. Навстречу попадаются какие-то люди. Кто-то здоровается со мной, кто-то зовет по имени, но я смотрю тупо перед собой, не отвлекаясь на посторонние звуки.

Сори, ребят, но сегодня я не в духе.

Заворачиваю за угол, намереваясь затеряться где-то на галерке, когда внезапно, перед самым входом в помещение, мое внимание рыболовным крючком цепляется за что-то яркое, в сущности, незначительное, но тем не менее безумно меня триггерящее.

Пожар рыжих волос. Провокационно короткая юбка. Шпильки высотой с девятиэтажку и блузка, на которой не помешало бы застегнуть пару верхних пуговиц.

Юцкевич стоит у окна и, томно хлопая длинными кукольными ресницами, общается с каким-то белобрысым типом в пидорских джинсах. Присматриваюсь к лицу парня и понимаю, что уже не раз видел его где-то стенах института. Возможно, мы даже знакомы….

Блядь, как же его зовут? Костя? Игорь? Хотя похуй. Как бы его ни звали, тот факт, что он пожирает глазами манящее декольте ведьмы, автоматом настраивает меня против него.

Терпеть не могу мудаков, которые капают слюнями на то, что принадлежит мне.

Ноги сами разворачивают меня на девяносто градусов и несут к мило воркующей парочке. Я разобью их идиллию быстрее, чем они успеют произнести слово «сближение». Зуб, сука, даю. Я в этом деле мастер.

– Эй, сестренка, кто этот парень? Очередной претендент на роль зрителя твоей обнаженки? – без предисловий пуляю я.

Услышав мой голос, Ариадна вздрагивает. Медленно поворачивает голову и впивается в меня затравленным взглядом.

Глава 17

Ариадна

Остаток дня проходит как в тумане. Я хожу на лекции, пишу конспекты, отвечаю на вопросы преподавателей и одногруппников, но делаю это машинально, на автопилоте. Не вникая в суть и не фокусируясь на деталях.

Мое сознание далеко. В топком, зловонном болоте воспоминаний о едких и совершенно недвусмысленных словах Гассена: «Кто этот парень? Очередной претендент на роль зрителя твоей обнаженки?»

Признаться честно, после его реплики про кошачий ободок с ушками, я убедила себя в том, что у меня паранойя. Да и Дина сказала, что это ничего не значит. Мол, он просто увидел эту безделушку среди вещей и потому дразнится.

Однако теперь у меня нет малейшего сомнения в том, что Марк знает мой постыдный секрет. Причем не просто знает, но и, скорее всего, видел фотографии, которые стали моим проклятьем.

Как, почему, откуда – вопросы, не имеющие ответов. Да и мне, говоря откровенно, уже плевать на причины этого ужасного недоразумения. Гораздо сильнее заботит другое: что мне делать с Гассеном? Как заставить его молчать?

Интуиция подсказывает, что этот сын сатаны не просто так терзает меня намеками. Он что-то хочет. Но вот что?

Дины сегодня нет в институте, поэтому обсудить сложившуюся ситуацию мне не с кем. Хотя что тут обсуждать? Все ясно как день. Я в заднице. В большой жирной заднице. И мрак, окружающий меня, сгущается с каждым днем.

Когда занятия подходят к концу, я спускаюсь на парковку и, сев в машину, несколько минут буравлю даль пустым невидящим взглядом. Мне плохо. Так плохо, что хочется забиться в укромный тихий угол и никогда оттуда не выходить.

Ситуация с Юрой и этими проклятыми фотографиями, сделанными в порыве шальной юношеской влюбленности, уже принесла мне тонну боли. А конца и края до сих пор не видно. Теперь о снимках прознал Гассен, и это значит, что меня ждет еще один виток унижений. Возможно, даже более жестоких и изощренных, чем прежде.

Я не строю иллюзий насчет Марка. Я знаю, какой он человек. Знаю, что им движет и какие темные мысли роятся в его голове. Он ненавидит меня, и я солгу, если скажу, что это беспричинно. В прошлом мы причинили друг другу много страданий, и эта незажившая, непроработанная травма огромной мрачной тенью нависает над настоящим.

Я уже не помню, с чего началась наша вражда. Не помню слов и поступков, ставших катализаторами ненависти. Зато я отчетливо помню тихую убийственную ярость в холодном голубом взгляде и события, которые положили начало концу.

На момент роковой развязки мы с Марком уже довольно долго находились в состоянии войны. Травля была нашей нормой, борьба – стилем жизни. Мы выкидывали пакость за пакостью, стараясь насолить друг другу, но однажды Гассен перешел границы: облил зеленкой мое любимое платье. Оно было дорого мне не из-за высокой цены или популярного бренда, а потому, что было подарено бабушкой по маминой линии, которая за несколько месяцев до этого умерла.

Это нежно-голубое платье с белыми кружевными оборками было нитью, связывающей меня с родной мамой и ее родственниками. А Гассен взял и уничтожил его. Просто так, из вредности. Смеха ради.

Сказать, что я была в гневе, – не сказать ничего. Во мне кипело желание отомстить, и я не придумала ничего лучше, чем обрезать струны на его любимом пианино. Марк тогда был звездой музыкальной школы, ездил по всяким конкурсам, занимая призовые места, и я решила, что подобная подлянка станет достойной расплатой за испорченное платье.

Так оно и вышло. Увидев поломку на своем любимом инструменте, Гассен пришел в бешенство. Залетел в мою комнату и, схватив с кровати подушку, со всей силы запульнул ее в меня. Удар вышел мощным и, потеряв равновесие, я рухнула со стула, больно ушибив ногу.

Завязалась драка. Далеко не первая в нашей с Марком жизни, но в итоге ставшая последней.

Все шло как обычно: я кидала в него рандомные предметы, пиналась, кусалась, осыпала ударами его плечи. Он скручивал мне руки и исторгал грязные ругательства. В какой-то момент, совершенно обезумев от злости, я лягнула Гассена в пах, и, глухо охнув, тот отпрянул. Воспользовавшись заминкой, я подлетела к сводному брату и со всей дури толкнула его в грудь, совершенно не учтя тот факт, что он стоял у широко распахнутого окна…

Марк рухнул со второго этажа. Приземлился на кусты шиповника, которые слегка смягчили падение, но при этом сломал кисть правой руки и два пальца. Травма оказалась настолько серьезной, что Гассену пришлось надолго отказаться от игры на фортепиано. Он пропустил ряд престижных конкурсов, впал в апатию, и в итоге вовсе забросил занятия музыкой.

И все это случилось по моей вине.

Родители тогда поняли, что наш с ним конфликт – не просто детские шалости, а нечто более глобальное и серьезное. И что дальше так продолжаться просто не может.

На семейном совете было принято решение, что я на все лето отправлюсь к бабушке, в Питер, и таким образом у нас с Марком будет возможность немного отдохнуть друг от друга.

Собрав вещи, я уехала в город белых ночей и впервые за много-много лет почувствовала себя по-настоящему спокойной. С бабушкой, папиной мамой, мы прекрасно поладили, а через каких-то несколько недель я уже обзавелась новыми друзьями. Меня никто не обзывал, не третировал, не портил мои вещи, и я наконец поняла, что значит жить в свое удовольствие. Без страха и постоянной тревоги.

В общем, по истечении обговоренного времени я попросила у папы разрешения остаться с бабушкой насовсем. Сначала он воспротивился, но потом обсудил это с тетей Камиллой, взвесил все «за» и «против» и в конечном итоге дал добро.

Мы с Марком не контактировали пять долгих лет. Возвращаясь в Москву, я очень надеялась, что прошлое осталось в прошлом, но, похоже, это не так. Гассен не простил и не отпустил старые обиды. И теперь у него в руках есть опасный козырь, который он, вне всяких сомнений, захочет использовать против меня.

Глава 18

Ариадна

Я очумело хлопаю глазами, с трудом осознавая смысл произнесенных Гассеном слов.

Рабыней?..

Он издевается? Что за абсурд творится в его голове?!

– Руки убери, – предостерегаю я, ощущая нестерпимое жжение его пальцев на моих губах.

Как ни странно, Марк повинуется. Одергивает ладонь, однако сам не отодвигается. Он стоит близко. Слишком близко. И его темная аура мощными энергетическими волнами опаляет мое скукоженное личное пространство.

Мне нечем дышать, потому что аромат Гассена повсюду. Забивается в ноздри, заполняет поры, обволакивает кожу. Удивительно, но, вопреки внешнему образу, его запах не ощущается как нечто тяжелое и мрачное. Он сладкий и притягательный, словно буйные колючие цветы, утопленные в карамельном сиропе.

Наверное, в этом и заключается главный парадокс всех мерзавцев. Внутри они отвратительны, но внешне – дьявольски привлекательны. Именно так работает обманчивая притягательность зла.

– Соглашайся, ведьма, – подначивает Марк, скатываясь по мне испепеляющим взглядом. – Возможно, тебе даже понравится.

– Я очень в этом сомневаюсь.

– Сама подумай, что лучше: извалять репутацию в грязи или каких-то три месяца потерпеть мой скверный характер.

– Три месяца?! – от шока мои глаза ползут на лоб.

– Да. Именно столько заживала моя рука после того, как ты вытолкнула меня в окно.

Гассен произносит это спокойно, но я все равно чувствую нотки ненависти, звенящие в его голосе. Он не забыл. Не простил. Он хочет расплаты. И шантаж – это идеальный способ поквитаться.

– Марк, я очень сожалею, что тогда все так вышло и…

– Закрой рот, – властно осаждает он, не позволяя мне закончить мысль. – Мне не нужно твое раскаяние. Мне нужно, чтобы ты подчинилась. В противном случае я выложу фотки в Сеть – и гори твое светлое журналистское будущее синим пламенем.

Боже мой…Какой же он неумолимый, жестокий, не ведающий пощады...

Не будь у меня определенного публичного имиджа и карьерных амбиций, я бы, возможно, смогла смириться с обнародованием личных файлов. В конце концов, это не порнография. Однако, учитывая размеры моего блога, откровенные нюдсы произведут эффект разорвавшейся бомбы. И далеко не факт, что у Ули снова получится быстро купировать зарождающуюся катастрофу. Во второй раз может ничего не выйти.

Сейчас у меня есть несколько вариантов. Первый – послать Гассена в далекое пешее и ждать, как все сложится дальше. Ведь высока вероятность, что подлец просто-напросто блефует. Тот факт, что он знает о существовании запретных фотографии, еще не доказывает, что у него есть доступ к ним.

Второй и наиболее безопасный вариант – это прикинуться смиренной овечкой и сделать вид, что я согласна на условия Марка. А самой тем временем спешно искать компромат на этого подонка. Какой-то противовес всегда можно нарыть. Даже у святош есть секретики, а у таких беспредельщиков, как Гассен, – тем более.

Например, Юру мы заткнули именно таким образом. Нам с Улей удалось собрать доказательства того, что мой бывший купил большинство экзаменов в своем ВУЗе и сам практически ничего не сдавал. В сущности – мелочь, но по репутации может ударить нехило. Особенно с точки зрения грядущих карьерных перспектив.

Вдруг у Марка тоже есть какие-то грязные тайны?.. Хотя о каком «вдруг» я рассуждаю? Они у него точно есть! Двести процентов! Он же демон в человеческом обличии!

– Ладно, – выдыхаю я. – По рукам. Но через три месяца ты уничтожишь эти файлы. При мне.

– Само собой, – удовлетворенно усмехнувшись, Марк делает шаг назад. – Можешь не сомневаться в моей порядочности.

Теперь, когда он отошел на безопасное расстояние, я чувствую себя гораздо свободнее и наконец могу впустить в легкие достаточное количество кислорода. Только сейчас я в полной мере осознаю, как сильно на меня давила его энергетика. Под ее напором я была натянута, будто струна, и еле-еле дышала. Аж голова кругом пошла…

– Ты и порядочность – это антонимы, Гассен, – с презрением в голосе произношу я.

– Мне нравится, что твое мнение обо мне колеблется где-то на уровне плинтуса. Значит, падать ниже уже некуда, – забавляется он.

– Под полом всегда есть преисподняя, – возражаю хмуро. – Тебе ли это не знать.

Марк ничего не отвечает. Лишь зловещая ухмылка озаряет его скульптурное, будто высеченное из мрамора лицо.

Гассен красив и знает об этом. Высокий лоб, решительно выступающий подбородок, прямой узкий нос, практически вертикальные скулы – его необычная внешность пугает и завораживает одновременно. А нетипичное сочетание холодных светлых глаз, бледной нордической кожи и иссиня-черных волос навевает мысли о суровой снежной зиме где-нибудь на далеком диком севере…

Обнимаю себя руками и невольно ежусь.

В какую западню я попала? Удастся ли мне выбраться оттуда живой и невредимой? Или, как в прошлой раз, придется потерять немало душевных сил?

Я знала Гассена еще ребенком и при этом все равно боюсь его. А ведь за пять лет, минувших со дня нашей разлуки, он едва ли стал лучше, мудрее и адекватнее. Чего мне ждать от него на этот раз? И что подразумевает расплывчатая формулировка «исполнять все мои желания»? Какие именно его желания я могу воплотить? Надеюсь, это не что-то неприличное?..

– Итак, с сегодняшнего дня начинается отсчет, – будто прочитав мои мысли, продолжает Марк. – В течение трех месяцев ты должна быть послушной, Ари. Даже не просто послушной, а покорной, понимаешь? Тебе следует держать язык за зубами. Не спорить, не перечить, не задавать лишних вопросов. Просто делать то, что я говорю, и по возможности улыбаться. Да… Пожалуй, улыбка – это обязательное условие, – он садится на диван и вальяжно закидывает ногу на ногу. – Мне нравятся твои губы, ведьма. Раздвигай их почаще.

Звучит крайне двусмысленно, ну да ладно. Суть в общем-то ясна.

– Я доступно изъясняюсь? – уточняет Марк, очевидно, не уловив на моем лице должного понимания.

Глава 19

Ариадна

Когда я захожу в комнату Гассена, первое, что бросается в глаза, – это мрак, царящий повсюду. Такое чувство, будто помещение утонуло в глубокой непроглядной ночи, а время меж тем всего лишь третий час дня.

Судорожно шарю по стене в поисках выключателя и, шлепнув ладонью по заветной клавише, наконец обретаю ясность зрения. Комната, как и следовало ожидать, выполнена в суровых темных тонах: мебель из красного дерева, диван из черной кожи, графитовые полы, тяжелые бордовые шторы, которыми наглухо занавешены окна.

Кровать, как ни странно, самая обычная. Двуспальная. С простым черным покрывалом. Хотя я бы не удивилась, если бы Гассен спал на ложе в виде гроба. Это было бы максимально в его стиле.

Медленно исследуя помещение взглядом, я прихожу к выводу, что оно гораздо больше, чем моя комната. Раза этак в два. Интересно, так было всегда? Или после моего отъезда Марк присвоил одну из соседних спален и объединил ее со своей?

Не знаю, почему, но мне здесь не по себе. И дело даже не в мрачном антураже, который напоминает декорации из фильма ужасов, а в каком-то подспудном ощущении холода, окутавшего меня, едва я переступила порог.

Спальня Гассена полностью отражает характер своего хозяина. Такая же сумрачная, неприветливая и угрюмая.

Первым делом – подлетаю к окнам и широко раздвигаю плотные шторы. Это пространство заслужило немного света! Затем выключаю работающий на полную мощность кондиционер и даю команду портативной колонке включить старые хиты Бритни Спирс. В такой атмосфере мне, определенно, будет гораздо комфортнее.

Вопреки моим опасениям, спальня Гассена совсем не захламлена и не запущена. Никаких грязных носков, валяющихся по углам. Никаких пустых коробок из-под пиццы, спрятанных под кроватью. Все довольно аккуратно, чисто и на своих местах.

Максимум, что здесь требуется сделать, – это протереть пыль и пройтись по полу моющим пылесосом. Так что, скорее всего, я управлюсь, меньше чем за час.

Притаскиваю в комнату ведро с водой, вооружаюсь влажной розовой тряпочкой и, подпевая Бритни, принимаюсь за уборку. Все идет довольно гладко до тех пор, пока я не добираюсь до прикроватной тумбочки Гассена.

На пару мгновений замерев в замешательстве, я все же поддаюсь любопытству и, плюнув на все приличия, открываю ящик. И то, что предстает моему взору в следующую секунду, заставляет меня ахнуть и пораженно округлить глаза.

Я вижу презервативы. Уйму презервативов! Всех мастей, цветов и марок.

Обалдеть. Он их коллекционирует, что ли?

Запускаю руку в гущу шелестящих квадратиков и многозначительно хмыкаю. Нет, мне не показалась. Ими заполнен весь немаленький ящик. Доверху!

Боюсь ошибиться, но по моим прикидкам здесь несколько сотен презервативов. Среднестатистическому мужчине этого запаса хватит на несколько лет, и теперь мне интересно, за сколько его израсходует Гассен?

Не то чтобы меня всерьез волновало количество его половых партнерш…. Но все же просто из любопытства: за сколько? За полгода? За год?

А специалисты, между прочим, говорят, что слишком частый секс так же вреден, как и полное его отсутствие. Так, может, Марку стоит попридержать коней? А то износятся его золотые яйца раньше времени.

В голове звучит саркастичный хохот, и я широко улыбаюсь собственным мыслям.

А что будет, если я возьму и спрячу его коллекцию? Возьму ее, так сказать, в заложники? Как скоро он хватится пропажи? И хватится ли вообще?

Промежуток между идеей и ее реализацией в жизнь максимально короткий. Я приношу из своей комнаты пакет и складываю туда все это шуршащее добро. Если Марк спросит, я скажу, что решила, будто это мусор и выкинула презервативы. Вот умора-то будет!

После это мелкой пакости мой настроение стремительно ползет вверх. Теперь я уже даже не жалею, что трачу драгоценное время на уборку комнаты засранца Гассена.

Счет один-один, братец.

Вытерев пыль и помыв полы, я водружаю на стол Марка вазочку с благовониями и со спокойной душой покидаю его комнату.

Наверное, это прозвучит странно, но сейчас, когда у нас с Гассеном появилась какая-никакая договоренность, я чувствую себя относительно спокойно. Будто снова обрела почву под ногами.

Больше всего на свете людей страшит неизвестность, и этот фактор наконец устранен из моей жизни. Я знаю, чего ждать и на что рассчитывать. Это дарует ощущение контроля над ситуацией. Пускай зыбкое и призрачное, но все же.

Пролистав лекционные конспекты и подготовившись к завтрашним семинарам, я прячу тетради в сумку и подхожу к зеркалу. Расчесываю волосы, освежаю макияж и переодеваюсь в новое платье, которое еще ни разу не светила в Интернете. По плану снять немного контента для соцсетей на будущую неделю.

Я знаю, кому-то танцы и песни на камеру кажутся дурачеством, но для меня это способ самовыражение и, как бонус, неплохой доход от рекламных интеграций. Современный мир таков, что твоя аудитория – это своеобразный нематериальный капитал, который при умелом обращении и грамотном подходе вполне может превратиться в материальный.

Творческий процесс полностью захватывает меня. Я кручусь перед камерой, вкладывая эмоции в каждое движение тела, кода внезапно дверь моей комнаты с грохотом распахивается, едва не слетая с петель, и на пороге предстает разъяренный Гассен.

То, что он не в духе, я замечаю сразу. Об этом говорят его полыхающие бешенством глаза и раздувающиеся ноздри.

– В чем дело?! – от неожиданности я аж подпрыгиваю на месте.

– Где мои гондоны? – едва ли не по слогам и с многозначительными паузами между словами цедит он.

Ах, вот оно что… Я уж подумала, что-то серьезное стряслось…

– А зачем они тебе? – осведомляюсь ехидно.

– Верни их! – рявкает.

– Что, прям горит, да? – мне становится очень смешно. – Член в штанах дымится?

Воображение живо рисует забавную картинку, как секс Гассена обламывается только потому, что он не нашел презервативов в тумбочке.