В последнее время книги у Старика брали всё реже. Уникальная его библиотека покрывалась пылью, бороться с которой, в силу возраста становилось труднее, дорогие переплёты ветшали, а долгое время не открываемые страницы объёмных изданий, попросту говоря, хирели. Собранные некогда с огромным трудом в новых реалиях они оказались никому не нужны. Минули дни, когда его с восторгом узнавали на улицах. Канули в Лету собрания литераторов и творческие встречи в Доме писателей. Единственным, кто хоть изредка навещал теперь знаменитого в прошлом автора, был Букинист.
Хотя и букинистом, скользкого с виду типа в дорогой одежде, назвать было сложно. Приходил тот в основном утром, в рабочие дни, когда жителей в доме почти не осталось, и столкнуться с соседями нос к носу было практически невозможно. Попав же в квартиру, человек этот всякий раз заводил разговор о желании выкупить у Старика несколько экземпляров. И ведь чего только взамен не предлагал.
Речь, впрочем, шла о двух, написанных много лет назад произведениях, "Манифесте бродячих собак" и "Поводыре".
Вот только Старик на уговоры не вёлся. Деньги его интересовали теперь в последнюю очередь, поэтому, испробовав все возможные способы, незадачливый спекулянт, отправлялся восвояси не солоно хлебавши.
И хотя, книги, о которых шла речь, по мнению автора, особо не удались, требовали вдумчивой редактуры и оригинального оформления, по какой-то причине делец от литературы интересовался исключительно ими.
Надо сказать, то были первые и оттого особенно дорогие сердцу произведения. А "пробный тираж" в трёх экземплярах, являлся скорее подарком работавшего в те далёкие годы книгопечатником приятеля, чем признанием литературного таланта автора.
Писал он тогда излишне пафосно, греша нагромождением текста и орфографических ошибок, отчего книги выходили какими-то вычурными, по-детски даже наивными. Так что старик абсолютно не обижался, когда первые читатели возвращали его писанину обратно. Известность и членство в Союзе Писателей пришли уже много позже, когда автор стал узнаваем, научился писать "вкусно", и лишь о том, что интересно обществу.
Сейчас же, судя по всему, соседи и не подозревали, с кем рядом они проживают. Отводили глаза при встрече, ограничиваясь дежурным "Здрасьте", когда не удавалось по-тихому разминуться на лестнице, либо едва заметно кивали на улице, в том случае, если возможности пройти мимо также не оказалось.
Такое уж теперь поколение. Возраст не тот актив, что в почёте у окружающих и нет им дела до скучной вашей компании.
По этой причине книги долгое время оставались нетронутыми. Случайным знакомым Старик их не предлагал, ну а друзей у него практически уже не осталось.
Этими же, в тяжёлых кожаных переплётах никто и вовсе не интересовался. За долгие годы их пролистали разве что пару десятков раз. Но возвращали сразу. Не далее третьего дня.
Одних отпугивало странное по сути своей название, других размеры. Третьи, пролистав несколько страниц, неопределенно кривились, выдавали нечто вроде: "Клиника. Не читабельно по диагонали", и протягивали роман автору обратно.
Хотя нет. Были ведь двое, кто за всё это время брали труды почитать. Дочь Григория Ивановича Зотова, Лера, студентка исторического факультета столичного вуза и Матвей Тарасов, сантехник из местного ЖЭСа.
Оба, кстати, до сих пор произведение не вернули. Лера поначалу вела себя странно. На вопрос: "Нравится ли книга?" неопределенно пожимала плечами, изрядно при этом нервничая. Сказала, что видимо из-за усталости, буквы на седьмой странице сложились перед ней в образ пляшущей по щиколотку в воде молодой женщины. При этом она почему-то сильно конфузилась. Извинялась даже... А сотрудник ЖЭСа и вовсе, взяв роман почитать, куда-то исчез.
Старик подошёл к переделанному в книжный шкаф громоздкому шифоньеру, отыскал на пыльной полке последний экземпляр стоявшего особняком "Манифеста". Открыл книгу в самом начале и заботливо пролистал первые две страницы. Нашёл титульный лист, сдвинул палец вниз, туда, где указаны были год выхода книги и данные издательства. Осторожно дотронулся до приклеенной меж ними бумажной полоски, "единственного условия" напечатавшего книгу товарища.
По какой-то причине тот, собственноручно её здесь приладил и ни при каких обстоятельствах просил полоску не убирать. Хотя, по прошествии времени, та едва заметно надорвалась, и из-под неё выглядывала строка неких малопонятных цифр.
Старик попытался вернуть бумагу на место, сделать так, чтобы комбинация единиц и нолей не бросалась в глаза при открытии. Но вышло плохо. Совсем, точнее, не вышло. Высохший от клея лоскут бумаги больше ни на что не годился. Торчал вверх, оголяя цифры. Поэтому убедившись в тщетности попыток, мужчина водрузил себе на нос очки, сунул книгу под мышку и поплёлся на кухню, искать для ремонта тюбик с прозрачным клеем...
Из радиообращения.
"Мы жили жизнью без забот. Волновались за ипотеки и долги по кредитным картам. Переживали за недостаток лайков в социальных сетях, мнимых друзей на работе, и кофе, с которым слегка ошибся официант. Считали ценностями то, на что в принципе не стоило обращать внимания. Возносили кумиров.
И вдруг осознали, что потерять можем привычный свой Мир за считанные секунды. Утратить его красоту безвозвратно.
Что оставит нас людьми на обломках Цивилизации? Растеряв большую часть того, чем гордились, поймём, что уцелела единственная для всех нас ценность. Лишь наша друг с другом связь..."
* * *
Тёмная, обременённая тяжестью глубины волна, сложилась в цифру "1", поднялась во весь свой гигантский рост и, что есть сил, устремилась в сторону мрачной, окольцевавшей город, Стены. Ударила в её основание и лакированный светом луны Периметр жалобно застонал, затрещал герметичными швами.
Напирающая отовсюду вода сжимала огромную, окружившую поселение людей Стену так, словно та была хрупкой, готовой вот-вот лопнуть, яичной скорлупой. Волны бились в каменную твердь с упорством бойцового питбуля. Выли, раз за разом, испытывая конструкцию на прочность, но, убедившись, что Стена всё ещё держится, отступали. Огрызались белой пеной, откатывали назад, недовольно вихрясь. Копили силы в бурных водоворотах, а затем, разгоняя валы, бросались в новую атаку.
Шторм продолжался уже неделю.
Семь, прошедших в ожидании неминуемой гибели дней. Семь ночей, без надежды проснуться. От ударов водяных исполинов лопался фрагментами армированный бетон. Тревожно пели заунывные песни, державшие Опорные Башни, металлические канаты. Плетёные толстыми змеями, они вязали меж собой в ДанВере всё. Старые сигнальные мачты (сохранившиеся здесь с тех пор, когда первые выжившие надеялись ещё быть обнаруженными) подвесные мосты (на случай, если вода вдруг сломает Периметр) а также стены Второго Уровня и Цитадели для Избранных.
Всё здесь крепилось и держалось друг друга. Иначе выжить в Городе становилось практически невозможно...
* * *
Абзац закончился, и Ева вдруг обнаружила себя стоящей на краю уходящего за спину каменного утёса. Полными неописуемого ужаса глазами она посмотрела со Стены вниз, туда, где затевали дикие пляски, обезумевшие от безграничной власти над Городом волны.
— Это блин, … как?!
Сознание отказывалось воспринимать то, что доносили ему глаза и, закусив с перепуга губу, девушка остолбенело пялилась в кромешную тьму ревущей где-то под ней бездны. Она хотела закричать от ужаса, выразить в эмоциях свои чувства, однако ударивший в лицо ветер забил не родившуюся фразу глубоко в горло. Повалил Еву на спину, отчего она громко закашлялась.
— Кхе-кхе...
Соль во рту и ноздрях жгла слизистые. Приклеила язык к нёбу чем-то липким, лишила возможности свободно дышать. Девчонка попыталась было утереть её ладонью, но убедившись, что результата действия не приносят, встала на колени. Потянула воздух носом, а затем, начхав на приличия (всё равно ведь никто не видит) по-мужски громко сплюнула.
— *****! — выругалась с удовольствием.
Времени, размышлять над ситуацией, не было. Для начала следовало поскорее подняться, ибо ограждение на Стене отсутствовало, и новый поток ветра мог запросто сбросить её вниз. Хорошо, если слететь удастся наружу, в окружавшее город тёмное море. Хуже если ураган сбросит тело внутрь. На ощетинившиеся арматурой бетонные волнорезы.
Почему, кстати, те изнутри? С какой водой собрались они там бороться? Хотя какая ей в принципе разница? Внутри, снаружи. Судя по высоте, и силе волны, быть сброшенной со Стены означало смерть в любом случае.
Эмоции первых минут постепенно угасли. Сражаться за жизнь предстояло здесь и сейчас, поэтому, пересилив себя, она осторожно встала. Ухватилась руками за скользкий от воды парапет апокалиптической набережной, и сделала пробный шаг в сторону видневшейся вдали лестницы.
Вроде как получилось.
Однако дальше надлежало быть очень внимательной. Следующий участок оказался наклонным. Совершенно открытым, изъеденным острыми трещинами, споткнувшись о которые можно было даже не пытаться лететь в бездну. С лёгкостью свернёшь себе шею и здесь.
Волны на нём вылизали бетон, словно голодный котёнок миску, так что в случае падения зацепиться там будет не за что. Надо бы прыгнуть. Возможно, удастся ухватиться за тот вон покатый выступ. Подтянуться и перебросить тело на сухую поверхность. Как в парке на скалодроме, куда они с Викой ходили до той поры, пока она, дура безмозглая, не послушав совета подруги, замуж не выскочила.
(Овца, блин, тупая!) — вспомнив о бывшем, Ева недовольно поморщилась.
Следующий шаг вышел плохо. Рассчитывая миновать ближайшую промоину, девушка вытянула вперёд ногу, нашарила носком основание, и уже собралась было перенести на него вес тела, как ступня вдруг предательски соскользнула. Ноги разъехались, после чего она медленно поползла к краю пропасти. Причём именно ко внутренней её стороне.
Пытаясь спастись, усиленно забила руками. Однако ладони, касаясь холодного камня, скользили по нему, как по льду. Финал был практически предрешен, когда в очередной судорожной попытке остановить сползание, Ева обнаружила, что бетон на пути её неожиданно "вспух". Выжал из себя на поверхность цифру "2", в которую тут же упёрлась нога, и падение прекратилось.
— У-уф.
Слов больше не было. Руки, ноги и низ спины ныли так, будто она только что разгрузила машину угля. Адреналин разогнал пульс далеко за сотню, отчего сердце буквально выпрыгивало из груди, а нарастающий в голове гул с каждой секундой грозил перерасти в рёв паровоза. Угнетающее состояние. Тяжёлое и непривычное. Не всякий ведь день приходится сползать в пропасть.
НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ НАЗАД
Ева взяла доставленную курьером посылку, механически расписавшись в протянутом парнем бланке.
— Всего доброго, — почтальон мило ей улыбнулся.
Дверь за рассыльным закрылась, и она взглянула на адрес отправителя.
— Вот, мразь!
Каждое новое упоминание о её бывшем, вызывало в душе девушки саднящую, мерзкую боль. Как будто кто-то невидимый вставлял руку в грудную клетку и, сжав сердце в тяжелый кулак, не давал тому свободно биться.
Свёрток был лёгким. Обмотанный бумажным скотчем целлофан, внутри которого лежало, нечто объёмно-мягкое. Ева прошла в комнату, разорвала упаковку, и, добравшись до содержимого бандероли, тихонько заплакала. Уткнулась лицом в нежную ткань, обхватила руками, не в силах совладать с эмоциями, и дала волю чувствам.
В пакете лежал заяц. Её любимый плюшевый Феля, с некогда разорванным соседской собакой, розовым ухом. Ухо, конечно, давно починили, но "шрам" от укуса остался. Напоминал родным о храбрости ушастого зверя принявшего на себя удар обезумевшего пса в момент, когда животное бросилось к маленькой Еве.
Вообще-то изначально звали зайца "фенолфталеином". По крайней мере, об этом свидетельствовала пришитая на его бархатных штанишках длинная бирка. Было ли это досадной ошибкой, либо дефектным чувством юмора производителя, теперь уж не выяснить, но Ева быстренько переименовала беднягу в Фелю и любила с тех пор больше всего на свете.
Ушастый являлся подарком отца, отчего был ей особенно дорог. Папа вручил игрушку на девятый День рождения дочери, приплюсовал к ней букет цветов и огромную (такую, как и сам заяц) коробку конфет.
Вспомнив, как искренне любили её родители, Ева заплакала ещё громче. Прижала Фелю к себе, а затем, словно решив, вдруг что-то у него выяснить, заглянула зверушке прямо в глаза. Посадила в кресло напротив и, утерев слёзы, спросила:
— Вот скажи мне, малыш, тебя когда-нибудь предавали?
Заяц покосился на неё хитрым глазом, но ничего не ответил.
— Да нет. Не случайные люди, по ущербности времени именуемые друзьями в различных контактах.
Наличие собеседника явно пошло ей на пользу. Ева перестала реветь и попыталась рассуждать чисто логически.
— Не мнимые подруги, фальшиво целующие тебя при встрече и деланно радостно улыбающиеся, когда требует того ситуация. И даже не дальние родственники, с которыми ты встречаешься, раз в году, за каким-нибудь накрытым по поводу именин братца столом. И вроде как всегда общий язык находишь. Хотя нет. Не всегда. В один прекрасный момент узнаешь, насколько им всем не нравишься. Без претензий вообще. Проехали. И обида, в принципе, особая не берёт. Ведь, по большому счёту, все они тебе посторонние.
Слёзы высохли окончательно. Ева поправила свалившееся на морду зайца, длинное ухо, заботливо уложила косого на подушку, затем продолжила.
— Предавал ли тебя, Феля, человек, которого ты близким считал? Да, да. Тот, кто допущен был в самое сердце? И давно корни там, зараза, пустил, потому, как я сама ему это позволила. Каждой фиброй души с ним делилась. Дура. Продолжением его себя возомнила. Берегла, как зеницу ока. Заботилась, бежала на помощь, плечо подставляла по первому требованию. Когда, по болезни, сама едва ноги передвигала. Неприятности брала на себя, в надежде, что справимся. Потому что не имела я права глаза закрыть на проблемы родного мне человека. Подло, исподтишка, предавали тебя, Фталеин?
Ева прошлась к окну и сквозь мутное, давно не мытое стекло принялась разглядывать лежавшую внизу улицу, по которой в будничной суете двигались люди.
— Растаптывали ли тебя в один день, мой хороший? В тот момент, когда совершенно этого не ожидаешь. Когда готовишь человеку приятную встречу, решаешь, как лучше его накормить и что приготовить на ужин. По сути, за добро тебя предавали?
Голос Евы внезапно дрогнул.
— Унижали ли до боли в сердце? До полного душевного опустошения. До абсолютного непонимания "за что?" До отупения в поисках ответа на вопросы: "А может, это я во всём виновата? Может это я что-то не так в нашей жизни делала?"
Девчонка не выдержала, схватила стоявший на подоконнике, видимо забытый прежним хозяином, граненый стакан и изо всей силы запустила им в противоположную стену. Ударившись о твёрдое основание, стакан, как ни странно, выдержал. Не разлетелся, как ожидалось, на кучу осколков, а упав на пол, завертелся волчком.
Это обстоятельство Еву, почему-то, ещё больше расстроило. Не позволило, видимо, выразить чувства по полной. Не принесло ощущения мстительной радости от бессмысленного разрушения.
— Если да, Фталеин, то мы с тобою в одной команде. На равных, можно сказать, условиях. И лишь степень предательства позволит определить, кто из нас двоих теперь центрфорвард.
Ева, наконец, оставила зайца в покое. Сходила в кухню и заварила себе ароматного кофе.
— Какая же я была дура! — В сотый раз сделала она вывод.
Постепенно запах напитка привёл мысли в порядок. Девушка взяла со стола обжигающую ладонь чашку, поднесла к губам и стала тихонечко дуть. Вопреки обещаниям самой себе, не ворошить прошлое, на ум почему-то пришёл момент, когда они с Владом только лишь познакомились. В тот день в парке вот также пахло свежезаваренным кофе. Гуляли люди, ярко светило солнышко и, от охватившего душу восторга, хотелось обнять весь окружающий мир.
Они с Викой только что сдали экзамены. С первой попытки закрыли сессию, отчего сразу же ринулись в город, отмечать радостное событие. Погуляли по набережной, вспоминая смешные истории. Посидели в кафе, поели сладостей. А после решили развлечься на скалодроме. Если бы она только знала, чем всё это закончится! Ноги бы её в парке не было! Но, увы, не дано нам знать, что каждого ждёт впереди.
До Стены в тот раз девчонки так и не добрались. Задержались в толпе зевак, рассматривающих свалившегося с высоты парня. Тот лежал на боку, кривился от боли и громко стеная, растирал ушибленную при падении ногу. Рядом с ним носилась перепуганная, как заяц в зоопарке, администратор. Девушка их возраста, которая хотела всё как-то уладить. Бедняжка предлагала вызвать врачей, но, от «скорой» клиент отказался.
— А чел ведь с потока нашего, — изумленно вытаращив на парня глаза, сообщила вдруг Вика, — помнишь, мы в библио с ним недавно пересекались? Он ещё учебник для практических занятий у тебя спрашивал.
… Вблизи парочка выглядела ещё более несуразной. Сияющая, как медный таз в солнечный день физиономия лысого и вытянутое книзу, недовольно скривившееся лицо человека с козлиной бородкой. На контрасте толстяк смотрелся просто огромным, а спутник его напротив, неимоверно худым и болезненно бледным.
— Велис, ты снова взялась за старое?— Тощий извлёк откуда-то из-под стола дамскую сумочку, смешно подёргал её защёлку, словно пытаясь ненароком открыть, и швырнул через столешницу точно девчонке в руки. — Я ведь запретил тебе менять код!
Несмотря на непривлекательный внешний вид, голос у мужика был властным.
Ева взглянула на модный клатч и глаза её изумлённо расширились. Она бы рада рассказать, что-либо про код, вот только совершенно не понимала, о чём конкретно он её спрашивает. Да что там код. Она вообще не в состоянии была объяснить, где и вовсе теперь находится. С тех пор как прочла главу злополучной книги, попросту перестала соображать, что происходит.
— Кто вы? — девушка вернула сумку на стол.
Вопрос был основополагающим во всей истории, потому показался ей сейчас единственно верным. Следовало, наконец, остановить безумный бег в загадочном городе и во всём здесь для себя разобраться.
— Кто мы?! — Обладатель дурацкого пенсне на носу вытаращил глаза, а затем вдруг театрально зааплодировал. — Смешно, малышка. Очень даже смешно. Только вот на сей раз подобные штуки со мной не прокатят. Надоела постоянная твоя взбалмошность.
Он налил себе порцию "Tomatin Legacy", из стоявшей на столе бутылки, поболтал жидкость в граненом бокале и, не смакуя, залпом выпил.
— Так зачем ты сменила код?
Фужер "козлистого" наполнился новой порцией виски.
— Какой код? — Ева, недоумевая, пожала плечами.
— Ладно, Вел, завязывай дурочку наклонять. Я не хочу с тобой ссориться, правда. Не в том я сейчас настроении. — Тон мужика заметно смягчился, — отдай мне бабки и, будем считать, долг ты вернула.
Он протянул бокал толстяку, выразительно на него взглянув. После чего тот достал из кармана плоскую, снабженную фиксирующей защелкой коробочку. Открыл и порылся пухлым пальцем внутри.
— Давай, Ури, подрегулируй мне выпивку. — Поторопил его владелец серьги.
— Синтелеск или Дренкон?- поинтересовался упитанный.
— Синтелеск.
Коробка оказалась заполнена какими-то разноцветными капсулами, наподобие тех, что упаковывают витамины в аптеках. Выбрав синюю, здоровяк опустил её в виски, отчего в стакане произошла реакция, и пилюля мгновенно в спиртном растворилась. Оставила после себя обильный, пенный след на поверхности в виде цифры "4"
— Шикарная штучка, — Худой во второй раз осушил свой бокал до дна, — ты будешь, Вели? Дренконом угощу бесплатно, а вот за Синту надо бы пару монет. Либо скажи код, и Ур отдаст тебе всю коробку бесплатно.
— Спасибо, я не хочу.
—"Спаси-и-ибо, я не хоч-у-у",— передразнил её собеседник, — с каких это пор, киса, ты отказываешься от "банана с ножами"? Это же древняя классика. Помнится, готова была по пять монет за него выкладывать, когда в первый раз "Цитрус" пробовала. Или случилось что-то, чего я не знаю?
И тут в голове у Евы возник едва различимый голос, от которого девчонка непроизвольно вздрогнула. Наполненный приятным грудным тембром он предостерёг:
[Отвернись, родная. Не дай им взглянуть в глаза]
От неожиданности Ева впала в ступор. Открыла рот и изумлённо к себе прислушалась.
— Что?!
— Вот и я говорю, что? — Бородатый истолковал её фразу по своему, — клиент нас уже целый час дожидается, а ты сама на себя не похожа!
Что-то вдруг заподозрив, он перегнулся через стол и двумя пальцами взял Еву за подбородок. Вопреки воле девушки посмотрел ей прямо в лицо.
— Да ты пустая, никак? — Брови мужика изумлённо выгнулись, — опять с грёбаным "янки" своим якшалась?
В этот момент за стоявшим ближе всех, ко входу столом возник конфликт. Какой-то здоровенный детина в красной майке с эмблемой обнимающихся на льдине пингвинов схватил за волосы сидевшего напротив него белобрысого парня с бутылкой пива в руке и со всей дури ткнул того мордой в стол.
От удара нос чувака превратился в брызнувший соком томат. Заливая столешницу и тарелки с едой, из него хлынула кровь. Однако блондина, казалось, сей факт ничуть не расстроил. Не выпуская пиво из рук, он утер лицо рукавом рубахи и поднявшись, звезданул противника бутылкой по голове. Тот пошатнулся, но равновесия не потерял. Помотал головой, словно оглушенный молотом бык на скотобойне, озверел окончательно, после чего взял обидчика за одежду и одним резким движением вытянул в широкий проход. Швырнул на пол, попутно пиная ногами.
Но за белобрысого неожиданно заступились. Двое, сидевших за соседним столом мужиков в тёмных бейсболках, набросились на почитателя пингвинов одновременно. Скрутили ему руки и стали пытаться повалить на пол.
Драка обещала стать жёсткой, поэтому остальные посетители "Сожри слона" предусмотрительно со своих мест встали, а затем очень дружно, словно не раз уже это проделывали, отодвинули столы с выпивкой подальше от валяющихся на полу и самозабвенно выбивающих друг из друга мозги мужиков.
— Грэг, — не обращая внимания на дерущихся, позвал Ури, — возьми.
Он протянул бородатому палку с экраном. Тот нажал на ней какую-то кнопку, а затем поднёс прибор к шее девушки.
— Б****, Велис!! Каким местом ты думаешь?! — когда на панельке отобразилось "without downloading"(без загрузки) заорал мужчина, и, повернувшись к Ури озлобленно рявкнул, — глиатайн и два ноотропа! Живо!!!
Толстяк метнулся куда-то в подсобку, притащил оттуда блестящий пистолет-инъектор, а также парочку необычайно тонких, просвечивающихся насквозь, то ли планшетов, то ли стеклянных панелей с отображёнными на экранах цифрами. Судорожно отыскал в одном из них нужную информацию и протянул автоматический шприц Грэгу.
— Глиатайн. Миксер-Синтетик. Зайдёт где-то процентов на 70. Но другого здесь нет.
Тощий, в который уж раз раздражённо поморщился.
— Он, хрен бы вас всех побрал, не успеет подействовать!
— Другого нет босс, — как будто тот не понял с первого раза, повторил Ури.
Творящееся вокруг безумие не поддавалось никаким объяснениям. Мрачный, окруженный ревущими волнами город, странный голос в её голове. Все эти, ошалевшие, без раздумий режущие друг друга люди. Какие-то вовсе уж нереальные биосферы с оружием (почему-то именно так она федров для себя окрестила) И в довершение ко всему возникающие перед глазами нелепые цифры. Словно в насмешку над её, полным нарастающей паники, состоянием, с завидным постоянством являющиеся теперь где ни попадя. Возникающие, в неожиданных абсолютно местах, бесследно затем исчезая.
А Грэг Левински? Обрам Гирш? Кто эти люди? Какого чёрта "козлистый" назвал её своей собственностью? Или как там он выразился, "товар с Леванты"? "Для использования в интимных целях?" К этому как относиться? Она здесь что, проститутка? Инъекции? Те вообще остались за гранью её понимания. Что ей тогда вкололи? Терпимость? Это ещё что за на ***? Нервы откровенно сдавали, поэтому отреагировать спокойно не получилось. Ещё и по-маленькому, блин, как назло, захотелось!
Ева свела колени в надежде приглушить естественные позывы.
[Попробуй свалить в уборную]
Голос в её голове стал теперь совсем тихим. Далёким и едва различимым. Словно Ева слушала его через плотно прилегающие к ушам наушники.
— Ну как ты, киса? Пришла в себя? — Тощий несильно похлопал её по щеке.
Убедился, что девчонка возвращается к нормальному состоянию, затем скомандовал:
— Валим отсюда. Чую неспроста суета. Не ровен час федры перекроют квартал. Тогда левыми отмазками от них не отделаться.
Он взял Еву за руку и, подтолкнув вперёд Ури, двинулся к двери.
— Я хочу в туалет, — девчонка попыталась освободиться, однако Левински, не взирая, на хлипкое телосложение, вцепился в запястье, словно маститый удав в бедного кролика.
— В Колизее поссышь.
Снаружи всё было ещё печальнее. В темноте ночи угрюмые здания ДанВера смотрелись ужасно. Приделай кто либо им головы, а в стены понатыкай торчащие повсюду столбы с фонарями, вышло бы точь-в-точь как в сказках про злых великанов. Устрашающе и зловеще. Едва дверь за Евой захлопнулась, она обнаружила, что прямо у порога "Слона", уткнувшись лицами в мутную жижу, лежали те двое, выброшенных федрами за ненадобностью, раненных. Или уже не раненых? Судя по тому, как погружены в воду головы этих людей, а тела обездвижены, разборки с ножами их больше не интересуют.
Хотя те, кто ранений не получил, кучковались сейчас на противоположной стороне улицы, явно ожидая, когда из бара покажутся остальные участники потасовки. Походу опыт купающихся в грязных лужах товарищей их мало чему научил.
На воздухе было сыро, так что троица Грэга двинулась к припаркованному за углом клуба авто (какому-то обшарпанному донельзя электрокару с цифрой "6" на линялом капоте)
Ури втиснулся в водительское кресло (как он только там поместился) Поюзал жирной задницей по обшивке (не иначе пытаясь расширить конструкцию), а Грэг и Ева уселись сзади.
Едва тачка тронулась, Левински откинулся на спинку сиденья.
— Зачем ты Кристалл у Третьего спёрла? Мы же договаривались, возьмёшь только деньги.
Он произнёс это, глядя в окно. Чуть слышно, как если бы сам с собой разговаривал, вот только тон, с которым звучала фраза, счастья Еве явно не предвещал.
— Какой кристалл? – переспросила девчонка.
[Не надо было сейчас отвечать]
— Хватит лепить из меня дурака, Велис! Думаешь, я не знаю, на чей счёт весь этот федеральный движняк приписать? У АДа фиксация на каждом углу! Не будь в охране моих людей, висеть бы нам всем на вязальных канатах посреди площади. Или ты решила, что сможешь меня обыграть?
Грэг хотел сказать что-то ещё, но вдруг передумал. Снова взял Еву за подбородок, надавил особым образом и внимательно изучил закатившиеся от боли зрачки.
— Да ты, *****, и, правда, ничего не помнишь?!
Он, витиевато выругался, засунул пальцы девчонке в рот, пошарил ими под языком, после чего ощупал изнутри передние зубы.
[Блевани ему на руку. Покажи, что ты не в себе]
Ева, как смогла, выполнила команду, и тощий тот час же её отпустил.
— Вот, ку***! Датчика нет! Походу реально её промыли?! — "козлистый" озадаченно почесал подбородок.
Машина меж тем объехала некий торчащий из воды (хорошо хоть та до порогов авто не доходила) шест, а затем скорость прибавила.
— Тогда без смысла сейчас девку везти. Админ всё равно фишку прочухает. — Не оборачиваясь, заключил Ури.
— С*ка, с*ка, с*ка!!! — Грэг несколько раз саданул кулаком в переднее кресло, — Велис, *****, ну почему ты такая ё******?
Мужик ухватил девчонку за волосы, но тут в конце улицы показался наглухо тонированный джип с надписью "Федеральное Исполнение". Бронированный монстр свернул в их сторону, и за ним последовала ещё четвёрка, усеянных чёрными шлемами, машин.
Левински с досады ткнул "горничную" лбом в подголовник, а затем резко девушку отпустил.
— Доигралась, иса? Чтоб тебя Одичалые драли. Как ты теперь чип этот грёбаный в Цитадель вернуть собираешься?
Не теряя времени, он активировал левое запястье, набрал сообщение на появившейся вместо кожи панели.
— Давай в "Подвал", Ури. Может, оттуда ещё успеем.
"Электричка" свернула вправо, когда до «кавалькады» чёрных машин оставалось каких-нибудь триста метров, съела кусок едва различимой дороги и, миновав очередной шест на пути, мягко вильнула.
— У Хэнка нет "Ёмкости", босс, — толстяк вёл машину предельно внимательно.
— Знаю. Но его «обрыгаловка» единственная дыра в 3-ем Секторе, откуда можно безопасно добраться до Колизея.
На счастье федералы за ними не погнались. Колонной проехали мимо нужного поворота и двинулись к центру Сектора. Видимо имели там какую-то конкретно поставленную задачу. Ури же свернул ещё несколько раз и дальше кар двинулся на подъём. Машина вихляла тёмными переулками до тех пор, пока воды на улицах практически не осталось, и, когда Ева потеряла уже счёт поворотам, авто неожиданно остановилось. Уткнулось носом в запертые на амбарный замок ворота, судорожно напоследок дёрнувшись.