Безупречный

Безупречный

Красная Крыса, Жёлтый Слизень, Синий Скаройнер, Белый Паук, Желтая Пиявка, Зелёный Мантикор, Жёлтая Улитка, Красный Песочник, Серый Червь, Белый Угорь, Синий Москит, Чёрный Слизень... Медные бляхи с глухим звяканьем падали на дно бочонка. Этот снял своё имя с ремня и бросил к остальным. До утра у Этого не будет имени, он никто и ничто. Этот подошёл к первой попавшейся свободной нише, заглубленной в стену из красного песчаника. Ниша оказалась третьей от пола и Этот ловко, как песчаный кот, запрыгнул в неё и вытянулся на прохладном голом камне. В длину ниша еле вмещала его, а до потолка оставалось чуть более фута. Камень на дне ниши немного изменил цвет от слез, пота и крови тысяч предшественников Этого. Лет до девяти он также иногда по ночам проливал слезы в нишах, безмолвно и недвижимо. Но те капли слабости бесследно растворились в Вине мужества. Тело любого человека, пережившего всё, что пришлось испытать Этому за прошедший день, теперь изнывало бы от боли, но Этот больше не был человеком, и каждый его день был похож на предыдущий. До сего дня. Ведь завтра Этому предстоит пройти Mori izrenne*, получить свой шлем и занять место в центуре*. Десять лет он тренировался, жил и убивал ради того дня, который наступит завтра. С такой мыслью Этот закрыл глаза и провалился во тьму.

***

Сперва он учуял запахи: конский пот и навоз, прелая трава, масло в волосах, дым и мясо на костре. Затем услышал звон колокольчиков, грубую речь, ржание, задорные крики, визг и хохот. Наконец, он увидел чёрное небо, рассеченное от края до края мерцающей тропой из молока Небесной Кобылицы. Этот... нет, тогда у него было настоящее имя. Дарго поднялся с земли и побежал, раздвигая руками мокрую от росы траву, мимо костров, повозок и дремлющих лошадей. Он бежал от обозов через палатки воинов, к большому богато расшитому шатру кхала. Площадка перед шатром была вытоптана и расчищена от высокой травы, так что Дарго увидел чернеющие на западе ступенчатые пики Кразаадж Хас, врезающиеся в ночное небо и огоньки, мерцающие у подножия одного из них. Кровные, несшие стражу у входа в шатёр, не удостоили и взглядом мальчишку, не достававшего им даже до пояса, так что Дарго тихо проскользнул внутрь. Кхал Урго восседал на небольшой кушетке, которая прогибалась под ним. Огромную грудь и живот кхала, еле прикрытые кожаным жилетом, усыпали шрамы от копий и аракхов. Он был не только мускулистее, но и толще всех присутствующих, хотя и уступал ростом некоторым из своих Ко, сидевшим в кругу перед кхалом. Среди других Ко Дарго приметил и своего отца. Варро, Степной Волк, командующий головным кхасом, кровный всадник и правая рука кхала Урго, взмокший от долгой езды, докладывал своему вождю о том, что успел узнать о большом юнкайском караване, укрывшемся под сенью Кразаадж Хас: – Мы схватили одного погонщика, он сказал, что караван идёт из-за Хребта Костей из И-ти, у них шёлк, мак, кость, пряности и рабы, около 300 голов. Охраны не более двух сотен. Заметив нас вчера, они окопались под восточной пирамидой и заставили рабов насыпать вал в тех местах, где разбитые стены их не защищают. – Хорошо, – прогремел Урго, – в моём кхаласаре почти тысяча всадников. Варро, Рохо и Нурго, возьмите свои кхасы, пока солнце не взошло проведите их в обход города и затаитесь в руинах, на рассвете я поведу кхаласар в бой, а вы нападёте из тени. Мы втопчем гарпий в пыль и заберем добычу. Шатёр наполнился ободрёнными возгласами, Варро и другие Ко бряцая колокольчиками направились к выходу. Дарго встретился взглядом с отцом, тот с улыбкой подошёл к сыну, ласково потрепал его по голове. – Присмотри за лошадьми, а также за сестрой и матерью, завтра я вернусь обогрив аракх в крови наших врагов и мы вместе отпразднуем новый день, – сказав так, он вышел из шатра. – Подожди, ave*, я тоже хочу драться! – Дарго побежал вслед за отцом, но откинув завесу зажмурился от света. Как по заклятью, ласковая ночь обратилась в палящий полдень, отовсюду доносились вопли ужаса, трава горела, шатёр обрушился, стрелы свистели в воздухе. Истекающий кровью черный жеребец вынес из огня кхала Урго, рядом скакал Варро на гискарском мерине, обузданном где-то в неразберихе схватки. Конь кхала без сил рухнул на землю и грузный воин скатился в пыль, но кое-как, дико бранясь, поднялся на ноги. На поляну с другой стороны въехала дюжина дотракийских всадников, и закружились вокруг Урго, один из них полоснул аракхом по шее мерина и Варро тоже оказался на земле, перед этим успев снести нападавшему голову. – Гарзо, выблядок грязной овцы, весь этот караван был западнёй! За сколько медяков ты продал свой зад гарпиям!? – взревел Урго. Вперед выехал всадник выше остальных, с короткой бородкой и характерным лхазаринским разрезом глаз. – Я не торгуюсь с пахарями, но Мудрые Мастера Юнкая сделали мне щедрый подарок, и рассказали, где я смогу найти старого друга. Урго плюнул и обнажил свой аракх: – Я, Урго, потомок Великого Кхала Моро, ведшего за собой все дотракийские кхаласары, я сокрушу тебя как дед моего деда сокрушил Сарнор! Я отрежу твою жалкую косичку и подотру ей... – стрела, пущенная одним из всадников, вонзилась в бедро Урго и прервала его угрозы. Варро закрыл кхала от другой стрелы своей спиной. – Спасайся! – крикнул Варро сыну, – мой долг умереть за кровь моей крови! – и Дарго бросился сквозь пелену дыма, пыли и слёз к обозам. Там царил не меньший хаос, лошади в панике носились между горящими телегами, дети ревели, а воины Гарзо рубили женщин и стариков направо и налево. В стороне Дарго услышал приглушенные крики своей матери, побежав на звук, он увидел как она лежит на земле, истекая кровью из глубокой раны на боку, и из последних сил пытается отбиваться от пары наездников Гарзо, которые насиловали её с двух сторон. Обезумев от бессильной злобы Дарго накинулся на одного из воинов царапая и кусаясь как бешеная крыса, но уже через мгновение, мельком увидев наполненные ужасом глаза матери, он потерял сознание от удара кулаком в висок.

***

Удар отдался в голове Этого гулом медного диска – сменился ночной караул. Этот открыл глаза, вытер с лица проступивший пот, но повернулся на бок и приготовился уснуть вновь. В эту ночь ему не выпал жребий дежурить, Этот бросил имя в бочонок, а караульным положено носить имена до самого утра.