Безвременье. Постапокалипсис

Глава I. Анжела

Когда я вернулась, дома уже никого не было. Я поставила обе бутылки с водой на пол у прохладной стены – прямо под Майкиными каракулями, села за стол и взяла из большой миски яблоко. Несмотря на все свои клятвенные обещания подождать меня к завтраку, эти двое уже, конечно, поели и куда-то убежали. Я взяла туповатый Майкин нож, валявшийся на столе, разрезала яблоко на тонкие дольки, чтобы было вкуснее есть, и стала завтракать. Кисловатый сок мякоти был приятным и очень освежающим.
Нет, я не хочу сказать, что они такие уж плохие, но в последнее время у меня почему-то складывается ощущение, что из нас троих только я стараюсь поступать по-честному и выполнять свои обещания. Взять хотя бы эту воду. Мы ходим за ней по очереди. Но я приношу сразу две бутылки, чтобы хватило на пять-шесть дней сразу, а они приносят по одной. Но зачем часто таскаться в такую даль к ручью, когда можно принести воды сразу на несколько дней? «Свежая вода вкуснее!» – всегда оправдывается это рыжее недоразумение. Врешь, веснушчатая, скажи просто, что тебе просто скучно подолгу сидеть у ручья и набирать вторую бутылку. Мне вот тоже скучно, но я же это делаю. Опять же, ходить за водой два раза подряд никто из этих двоих не хочет. Что эта Гроза Ящериц, что Дитя Солнца – обе в один голос кричат, что справедливо ходить по очереди, и что кто сколько воды приносит – это неважно, главное, чтобы не меньше бутылки, чтобы на два дня точно хватило. А еще эта рыжая ящерица, забывая о том, что «свежая вода вкуснее» часто ходит в один день с Лаки, чтобы потом не тащиться к ручью одной.
Я скромно закончила завтрак в гордом одиночестве, и отправилась на поиски этих обманщиц.
Я шла к озеру, ступая босиком по листьям, веткам и прочей мелкой ерунде, чувствуя приятную щекотку. Никак не привыкну к тому, что кожа на ступнях перестала грубеть. Раньше я иногда натирала мозоли даже в сапогах. А теперь – можно сколько угодно ходить босиком хоть по лесу, хоть по городу, а ноги остаются такими, будто ты всю жизнь только и делала, что валялась в кровати и каждый день купалась в озере. Да разве только это? А остальное? Если бы я раньше, например, походила денек без капюшона под таким солнцем, то изжарилась бы заживо. А сейчас – вроде бы и чувствуешь его палящие лучи, но тебе совсем не жарко. Уму непостижимо, как все изменилось после холодов. А еще – кожа. Она же у меня раньше была намного темнее. И у этих двоих – тоже. Помню, когда эту рыжую бестию впервые увидела, так она вообще чуть не коричневой была от загара. Да и Лаки тоже. А сейчас? Целыми днями валяемся то в лесу, то на пляже, и – все равно все белые, будто никогда из дома не выходили. И Майкины веснушки на лице сейчас намного заметнее. Так тебе и надо, коза! Мне, конечно, глубоко плевать, что там у нее на носу и вокруг носа. На мой взгляд, Майка с ними выглядит даже еще симпатичнее. Да и Лаки такого же мнения. Но сама Майка очень не любит свои веснушки, и не любит, когда ей о них напоминают. Так ее даже можно вогнать в полное уныние и это очень действенное оружие. Главное, не пользоваться им слишком часто, чтобы у Майки не выработался иммунитет…
Эти двое нашлись довольно быстро – они лежали на песке у озера. Лежали на спине, глядели в безоблачное небо и болтали о какой-то ерунде. Майка при этом болтала еще и поднятыми верх ногами. Мое присутствие они, несомненно, почувствовали, но притворились, будто не замечают меня. Я подошла поближе и, подцепив ногой немного песка, бросила его на их головы. Рыжая бестия тут же поперхнулась и стала отплевываться. А вот белобрысую всегда было нелегко пронять – Лаки засмеялась, глядя на меня довольными глазами. Умеет она выходить из таких ситуаций победителем. Майка, конечно, сразу же вскочила на ноги с горящими праведным гневом зелеными своими глазищами. Прям оскорбленная невинность. Сейчас обзовет ящерицей и, может быть, даже станет распускать руки. Ничего, с одной Майкой я уж как-нибудь управлюсь, главное, чтобы не подключилось Дитя Солнца. Лаки частенько приходит на помощь в самые неподходящие моменты, следуя каким-то своим невообразимым и только одной ей известным правилам. Не может она, видите ли, спокойно посидеть в сторонке, если какой-нибудь вконец обнаглевшей Грозе Ящериц приходится слишком туго. Но, конечно, не стоит кривить душой – мне она тоже всегда помогала, когда Майка совсем уж безнадежно скручивала меня и начинала насмехаться, как она это любит. Честно говоря, уже несколько дней чешутся руки проучить рыжую сучку за мое последнее позорное поражение, и сейчас, кажется, очень удачный момент… Какие же все-таки у нее глазищи. Даже завидно как-то.
- Ящерица! – выдохнула Майка, сверкая глазами.
Ну вот, я же говорила.
Майка шагнула ко мне – прямая, с растрепанной рыжей гривой, с гордо поднятой головой и с грозным вызовом на красивом веснушчатом лице.
Сейчас надо смотреть ей в глаза, но очень внимательно следить за ее ногами. Любит она делать подсечку, а потом бросаться на лежачего… Ага, попалась!
Я вовремя среагировала на стремительное Майкино движение, и ее нога попала в мой блок. Если бы я не успела отставить ногу и защититься, мне бы точно пришел конец на ближайшие несколько минут. Но ноги мои, наученные горьким опытом многих поражений, смогли отразить этот коварный удар, и я устояла. А в это время мои руки, воспользовавшись неустойчивым Майкиным положением, уже сами собой, на одних только рефлексах тянули ее в сторону и валили на землю. Майка грохнулась на песок всем телом, и я тут же положила ее на спину и обездвижила ее руки. Обретя под собой опору, Гроза ящериц тут же рванулась, пытаясь высвободиться, рванулась яростно и отчаянно, как раненый зверь, но – было поздно. Да, моя рыжая веснушчатая ящерица, можешь больше не брыкаться. Теперь ты полностью в моей власти и я буду делать с тобой все, что захочу. Главное, чтобы Дитя Солнца не вмешивалось.
- Ящерица! – возмущенно, но уже совсем не так грозно прорычала Майка, поняв, что дело ее дрянь, и слишком уж сильно выделываться не стоит.
- Сучка рыжая! – не осталась в долгу я. – Ну что и что теперь с тобой делать? Может, взять и отлупить тебя так, чтобы сопли потекли? Как думаешь, стоит?
- Может не надо?.. - с надеждой во взгляде попросила Майка поникшим голосом, сразу приняв вид глубочайшей покорности и смирения.
- А почему же не надо? – удивилась я. – Уж ты бы, наверное, неплохо оторвалась бы на мне, поменяйся мы сейчас местами.
Майка молча глядела на меня огромными растерянными и жалобными глазами, губы ее были слегка приоткрыты и подрагивали. Мое твердое намерение успеть хоть немного всыпать ей перед тем, как вмешается Лаки, быстро улетучивалось. Вот ведь рыжая коза. Ведь точно знаю, что будь она сейчас на моем месте, то ядовитым издевкам из ее уст и насмешкам не было бы конца. И потом я вся ходила бы побитая и исцарапанная. Сейчас, конечно, любые раны заживают очень быстро, через минуту уже и следа не остается, но все равно обидно. Да и боль никто не отменял. А уж делать больно Майка умеет, особенно заламывать руки. И несмотря на все это, я не могу сейчас заставить себя выдать ей на орехи. Просто рука не поднимается дать подзатыльник этому веснушчатому беспомощному существу, которое смотрит на тебя такими большими и доверчивыми глазами. Эх ты, Анжела!.. Тоже мне – воительница. Гроза рыжих и белобрысых... А Майка, конечно, уже сообразила, вернее, не сообразила, а почувствовала каким-то своим сверхразвитым шестым чувством, что я уже раскисла, и сейчас будет меня добивать. Ну, так и есть – жалобно заморгала на меня ресницами и шмыгнула носом. Вот притворщица. А, к черту все! В следующий раз ее отлуплю.
Коварная Гроза Ящериц, уже полностью уверившись, что я в ее власти, коварно и обольстительно улыбалась. Тогда я, не в силах больше сопротивляться ее невероятному обаянию, наклонилась к Майкиному лицу и чмокнула ее в нос. Огромные глаза Майки смотрели прямо в мои с ехидными искорками, но в общем-то вполне себе дружелюбно.
- Мир? – с улыбкой спросила Майка.
- Мир, мир, - усмехнулась я.
Конечно, я знала, через несколько минут от Майкиной покорности и кротости не останется и следа, и очень скоро она снова будет дерзить, обзываться и задирать нос.
- Майка, - проникновенно сказала я, - вот почему ты так редко бываешь такой хорошей?
- Я всегда хорошая, - ответила Майка, жалобно поглядев на меня, и поджала губы.
Видимо она все еще немного опасалась за свою участь.
- Переигрываешь, - вздохнула я с грустью и отпустила ее руки.
- Если вы еще не закончили переговоры, - сказала вдруг Лаки весело, - то лучше бы вам поторопиться. Кажется, у нас гости.
Я быстро слезла с Майки и вопросительно глянула на Лаки. Спокойный взор ее серых глаз был устремлен вдаль, через озеро, в сторону города. Я посмотрела в том же направлении и увидела вдалеке за озером четыре маленьких пятнышка. Они были еще очень далеко, но уже было определенно ясно, что это люди. И люди эти шли сюда.
- Ну, что там еще? – недовольно проговорила Майка, приподнимаясь на локте.
Она уже полностью пришла в себя и, скривив губы в недоброй усмешке и прищурив глаза, рассматривала маленькие фигурки.
- Что-то часто они стали появляться, - проговорила Лаки задумчиво. – Уже вторая компания за последний год.
- Давайте хотя бы этих отлупим! – с хищным энтузиазмом предложила Майка.
- Зачем? – меланхолично пожало плечами доброе Дитя Солнца. – Пусть идут на все четыре стороны. Пойдемте лучше домой, пока нас не заметили.
- Нас заметили, - сказала я, приглядевшись. – У одного из них бинокль и он смотрит прямо сюда.
- Вот черт! – прошептала Лаки, щурясь. – Действительно. Теперь спрятаться будет сложнее.
А Майка вдруг встала в полный рост, выставив вперед ногу и уперев руки в бока. Глаза этой рыжей дьяволицы светились азартом. На секунду мне показалось, что наши гости ускорили шаг. Майка всегда была не прочь подраться, но кроме меня и Лаки противников у нее было немного. К тому же и Лаки, и я всегда с удовольствием давали ей сдачи в наших полушуточных, полувсамоделишных сражениях. А вот с обычными людьми дело обстояло совсем иначе.
Надо сказать, около года назад на нашем озере как-то раз объявилась довольно большая, человек в пятнадцать, компания кошмарных типов. Женщин среди них не было и нормальных людей, кажется, тоже. Были они все злые и угрюмые и часто конфликтовали и дрались между собой. Только не так, как мы, например, друг с другом дурачимся, а по-настоящему. Одного из них в злобной ссоре даже проткнули огромным тесаком, когда мы наблюдали за ними из-за деревьев. Скорее всего, они рассчитывали задержаться у озера надолго, так как кроме ручейка это единственное место в окрестностях, где есть вода. К тому же в лесу попадаются плодовые деревья и водятся всякие белки-кролики, а в озере есть рыба. Не то чтобы эти люди сильно мешали нам жить, нет, они в жизни бы не нашли наше укрытие под холмом, но их присутствие раздражало, и было даже как-то в тягость. Не говоря уже о том, что теперь мы не могли ходить купаться и разводить огонь. Стирать одежду мы отправлялись к ручью, и каждую ночь на всякий случай устраивали поочередное дежурство у входа в наше жилище. Все это быстро нам надоело. И мы стали придумывать, как отделаться от этой компании. Помнится, я тогда безумно боялась, что все остальные люди так же, как и мы, стали намного сильнее после холодов. Если бы это было так, то в схватке у нас не было бы шансов. Что мы могли противопоставить целой банде головорезов – два ножа и меч? Я умоляла Лаки и Майку не связываться с ними и не показываться им на глаза, потому что больше всего на свете боялась потерять их. И мы не показывались, уныло сидя дома, и лишь под покровом ночи иногда выходили наружу. Но потом Лаки, эта умница, это бесподобное Дитя Солнца, придя с очередной разведки, сказала, что нет, что что-то тут не так и что этих людей изменения к лучшему, по всей видимости, точно не коснулись. Что ходят и двигаются они совсем не так, как мы, нередко спотыкаются, а иногда даже падают. Что едят они каждый день слишком много, а сами – кожа да кости. А один вообще чем-то заболел, лежит весь красный под деревом, и выздоравливать, кажется, совсем не собирается. И тогда мы решились и, трясясь от страха, пошли к ним. Попрощались даже друг с другом на всякий случай, дурочки. Помнится, Майка все те дни была вся такая хорошая, послушная, кроткая и понимающая, что мы с Лаки даже засомневались, а стоит ли вообще пытаться прогнать этих типов с нашего озера. Но все-таки мы пошли с ними разбираться. Пошли днем, не ночью, потому что нападать ночью врасплох – это подло, как сказала Лаки. Эти слова, конечно же, могли бы быть камнем в мой огород, но вряд ли Лаки думала о моем нападении, когда произносила их. Просто она действительно считала, что нельзя нападать на беззащитных и спящих. Да и к тому же, Дитя Солнца очень хотело уладить дело миром и обойтись без крови. Но обойтись без крови, конечно же, не получилось. Какое там! Нас и слушать никто не захотел. Едва только нас увидели, как сразу стало абсолютно ясно, что договориться миром не получится. Да и чего еще можно было ожидать от этой толпы головорезов, убежденных в том, что мнение других людей не стоит брать в расчет, да и вообще можно делать с ними все, что угодно, особенно, если их в пять раз меньше. И тогда мы оставили свои наивные мечты о переговорах и стали драться. И сразу же выяснилось, что в бою эти люди не представляют для нас совершенно никакой опасности. Хотя все они и были вооружены ножами и другим холодным оружием, но ни один из них, так и не сумел к нам прикоснуться. До того дня я уже около полугода жила вместе с Лаки и Майкой, и с Майкой мы довольно часто дрались. Не совсем всерьез, конечно, понарошку, но все-таки. А когда мы еще и поняли, что ушибов и синяков на нас больше не остается, и даже случайные порезы от ножа заживают за считанные секунды, то тут уж мы с Майкой и вовсе перестали друг дружку жалеть. Да и с Лаки мы иногда схватывались, когда она слишком уж много умничала и ехидничала или когда во мне слишком уж сильно играла дерзость, а в Лаки – гордость. Она частенько отсыпала мне на орехи, и иногда – я ей. В общем, в компании Грозы Ящериц и Дитя Солнца я не чувствовала себя слишком уж умелым бойцом. А теперь, когда мне пришлось сражаться со всеми этими дикими озверевшими людьми, я увидела, что все их движения, взмахи и удары намного медленнее, в несколько раз медленнее, чем у Майки или Лаки, и избежать их ничего не стоит. Драться с одной Майкой для меня было намного труднее, чем со всей этой бандой в целом. Они не могли нас ударить, потому что были слишком медленные, и не могли защититься от наших ударов, потому что не видели их. Они даже не могли вовремя реагировать на любые наши действия, не в силах заметить наши движения. Прошло, наверное, всего несколько секунд, а на песке у наших ног уже лежало полтора десятка мертвых и умирающих тел и мы не знали, что теперь с ними делать. И не знаю, как Лаки с Майкой, а я ощущала какую-то горькую досаду, словно совершили мы очень глупый, никому ненужный и абсолютно бессмысленный и злой поступок. Конечно, все наши противники были негодяями, головорезами, ни во что не ставящими жизнь другого человека, но все-таки… Все-таки, это были люди… С тех пор мы больше ни с кем не дрались и ни с кем не пытались договариваться по-хорошему. Да и не с кем было, по большому счету. За последние пару лет мы видели людей несколько раз, но они не надолго задерживались у озера.
- Ну, и что нам теперь делать? – поинтересовалась я, обращаясь в основном к Лаки, так как мнение Майки я знала, и оно меня не особо успокаивало. – Таким шагом они будут здесь еще до полудня. Спрячемся?
- Они будут нас искать, - проговорила Лаки, разглядывая людей за озером и рассеянно вертя в пальцах вечно болтающуюся пуговицу на воротнике своей рубашки. – Они же нас видели. Один, вон, и сейчас, кажется, смотрит в бинокль. А теперь другой… Нет, они обязательно станут нас искать. Притом, мы легко одеты. Они сообразят, что мы живем где-то поблизости. А если они станут прочесывать кленовую рощу, то, скорее всего, обнаружат наш дом. И тогда в любом случае придется драться.
- Даже если они найдут наше жилище, они же с ним ничего не сделают, - неуверенно проговорила я. – Мы можем просто переждать где-нибудь еще, забрав свои вещи. Не останутся же они здесь навечно…
Лаки открыла рот, чтобы что-то ответить, но не успела.
- Нет, - вмешалась вдруг Майка. Голос ее был твердый и какой-то очень серьезный, взрослый. Такое с ней бывало крайне редко. – Никто из них не переступит порог нашего дома. Можете переждать в другом месте, если хотите, а я буду драться с ними, пусть только попробуют сунуться.
- Драться, - с грустной улыбкой повторила Лаки, глядя в песок. – Для нас драка означает убийство. Убийство тех, кто намного слабее нас. Несоизмеримо слабее. Но ты, Майя, конечно, права. Это твой, а теперь и наш общий дом, и мы должны защищать его от кого бы то ни было. – Лаки поднялась с песка и, оставив пуговицу в покое, отряхнула шорты. – Давайте пока спрячемся в роще и понаблюдаем из-за деревьев. В любом случае, не стоит лезть в драку первыми.
Я тоже поднялась на ноги, повернулась спиной к озеру и сделала несколько шагов в сторону дома. Майка, кажется, что-то сказала Лаки, шедшей впереди, но я вдруг перестала слышать ее голос, да и вообще почти полностью перестала обращать внимание на окружающий мир и воспринимать его, потому что в животе у меня внезапно возникло какое-то странное незнакомое ощущение. Словно ткнули меня в живот какой-то палкой. И тут же, вслед за этим ощущением, я услышала донесшийся далеко из-за спины, очевидно, с противоположного берега озера, какой-то громкий хлопок. Я инстинктивно попыталась оглянуться и посмотреть, что это за шум, но почему-то не смогла этого сделать, а вместо этого невольно упала на песок на одно колено. Лаки и Майка тоже быстро оглянулись, ища глазами что-то вдали, но, едва я попала в их поле зрения, как на лицах их проступил смертельный ужас. А в следующий миг я почувствовала, как что-то горячее поползло по моему животу, и услышала безумный и жуткий Майкин крик, прокатившийся, наверное, над всем озером. Я наконец-то опустила глаза и посмотрела на свой живот. В животе моем, видневшимся из-под расстегнутой куртки, чуть повыше пупка каким-то непонятным образом появилась небольшая, но, очевидно, очень глубокая рана, из которой теперь толчками выплескивалась темная кровь и стекала вниз по штанам, тут же впитываясь в песок. И еще мне показалось, что по спине моей тоже что-то течет. Я кое-как провела дрожащей рукой по пояснице и поднесла ладонь к лицу. Пальцы оказались испачканы кровью.
- Анжела! – оглушительно закричала Майка прямо над ухом, выводя меня из ступора.
Она была уже рядом и металась вокруг меня, обезумевшая, до смерти перепуганная и не знающая, что делать. Лаки тоже была рядом, она держала мою руку и что-то кричала Майке про то, чтобы Майка подхватила меня под другую руку. Но Майка не слушала Лаки, она по-прежнему отчаянно заглядывала мне в глаза и трясущимися губами повторяла мое имя. Тогда Лаки схватила Майку за плечи, сильно встряхнула, так, что у нее даже зубы клацнули, и отвесила ей оглушительную пощечину. Это помогло. Если бы Лаки дала Майке такую затрещину в любое другое время, то от наказания она бы точно не ушла. Но сейчас, получив на орехи от своей дорогой Златовласки, Гроза ящериц сразу же успокоилась и, глядя на Лаки послушными и испуганными глазами, стала беспрекословно выполнять все ее приказы.
- Постарайся зажать рукой рану на животе! – сказала мне Лаки.
Голос ее дрожал, но был достаточно спокоен. Я повиновалась и прижала ладонь к тому месту, откуда текла кровь.
Лаки с Майкой подхватили меня и быстро понесли к ближайшим деревьям на краю леса. Особо сильной боли я не чувствовала. Было, конечно, какое-то неприятное болезненное ощущение в том месте, где была рана, но оно и близко не стояло с тем ужасом, который испытываешь, когда в тебя впиваются зубы какой-нибудь обнаглевшей веснушчатой бестии. Я хотела спросить у Лаки, не знает ли она, что случилось и почему я истекаю кровью. Но, только я попыталась произнести слово, как кровь хлынула из моих губ. Получилось что-то, вроде бульканья. С таким же бульканьем Лаки иногда полощет водой горло по утрам. Увидев, как кровь вытекает у меня изо рта, Майка совсем побледнела, веснушки под ее огромными зелеными глазами стали видны отчетливо, как никогда. Она до крови закусила нижнюю губу, наверное, чтобы сдержать крик, и с отчаянной мольбой во взгляде посмотрела на Лаки.
- Не разговаривай! – сурово приказало мне Дитя Солнца. – Держись, Анжела, еще чуть-чуть! – прибавило оно шепотом.
Мы находились уже почти у самых деревьев, когда Лаки вдруг негромко, словно удивленно, вскрикнула и, споткнувшись, чуть не упала. Я уже, честно говоря, и забыла, когда кто-нибудь из нас спотыкался последний раз. Наверное, это было еще до холодов. А через секунду мы опять услышали громкий сухой хлопок, донесшийся с дальнего берега озера, со стороны людей.
- Не останавливаться! – проговорила Лаки с какой-то странной, напряженной интонацией. – За деревьями они не смогут нас видеть.
Я не совсем поняла, в чем тут дело, но, кажется, Дитя Солнца считало, что в лесу мы будем в безопасности. А уж если Лаки в чем-то уверена, то можно быть спокойной. И я была спокойна. Но все равно, на душе было как-то паршиво. Неуютно как-то. Страшновато. Ноги мои, волочащиеся по земле, дрожали. Да и вся я дрожала. Наверное, мне было бы намного страшнее, если бы я не видела ежесекундно уверенный и устремленный вперед взгляд серых глаз Лаки под ее нахмуренными бровями. Похоже, она считала, что все обойдется, и что я выкарабкаюсь. И я верила Лаки и держалась.
Кровь из живота била уже не так сильно, наверное, большая ее часть из меня уже вытекла. То, что подступало к горлу, я глотала. А над головой моей уже проносились назад высокие кроны деревьев, и прохладная трава приятно щекотала ступни.
- Держи к ручью, Майка! – приказала Лаки.
- Анжеле надо в постель! – умоляющим голосом проговорила Майка, чуть не плача.
Я и сама чуть не расплакалась от счастья, когда услышала ее тон. Может ведь быть доброй и заботливой, когда захочет.
- Нет, - отрезала Лаки. – Постель или трава – без разницы, где лежать. Главное – покой. Из дома нам будет тяжелее уйти в случае необходимости. И нас могут там зажать. Сейчас доберемся до ручья, спрячем Анжелу в овраге, а сами разберемся с этими скотами. – И говоря это, Лаки снова споткнулась, хотя мы уже были на нашем обычном пути к ручью, и путь этот был знакомый и очень легкий.
- Что они сделали, Лаки? – с дрожью в голосе спросила вдруг Майка.
- Не знаю, - отрывисто ответила Лаки. – То есть, понятно, что это были выстрелы. Но я не понимаю, как они сумели так точно попасть с такого огромного расстояния. Да и не могут ружья и пистолеты стрелять так далеко.
Ах, вот оно что! Значит это и есть то, о чем мне как-то раз рассказывало Дитя Солнца – какие-то железные штуки, которые могут прошивать человека куском металла на расстоянии. Никогда таких не видела. А Лаки и Майка вот видели. Эта рыжая дуреха когда-то даже чуть не убила сама себя из такого оружия, чтобы не заставлять Лаки погибать вместе с ней, как она сама мне рассказывала. Значит, мне довелось на собственной шкуре почувствовать, что это такое, когда через тебя насквозь проходит маленький кусочек металла…
Лаки с Майкой уже притащили меня к ручью и, миновав его, мы спустились в небольшой овраг, весь заросший высокой травой. Меня осторожно положили на спину, и Лаки, быстро наломав большую охапку травы, подложила ее мне под голову. После этого она повернулась к Майке.
- Слушай внимательно, Майя, - сказала она. – Сейчас же беги со всех ног домой, быстро сложи в рюкзак нашу обувь, покрывала, пару пустых бутылок и все наше оружие и бегом неси все это сюда, понятно? Майя! Поняла?
- Да, да! – бормотала Майка где-то за моей головой. – Поняла я. Лаки! – неожиданно закричала она. – Твоя нога!
- Ничего, - спокойным и твердым голосом проговорила Лаки. – Когда ты вернешься, все уже заживет. Беги скорее!
- Хорошо! – всхлипнула Майка и жалобно посмотрела на меня на прощанье. – Только не умирай, Анжела, миленькая, я больше никогда…
- Мне самой сбегать? – повысив голос, спросило Дитя Солнца.
Это подействовало. Майка тут же сорвалась с места и помчалась из оврага в сторону дома. Я повернула голову к Лаки, и увидела, что ее правая голень сильно перепачкана кровью. Сначала я подумала, что это моя кровь, но потом заметила, что из ноги у нее, чуть выше колена, тоже лениво сочится тоненькая струйка.
- Лаки… - проговорила я.
Голос мой был на удивление слабым, но кровь больше не поднималась из моего горла, когда я говорила.
- Тише, Анжела, - сказала Лаки ласково. – Не говори много.
Она опустилась возле меня на колени и, просунув под меня руку, стала осторожно ощупывать мою спину. Другой рукой она зажимала рану в моем животе. Мне почему-то сильно захотелось спать.
- Ничего, - пробормотала я, - мне уже лучше… Слабость только. У тебя тоже идет кровь, Лаки.
- Знаю, знаю, - тепло улыбнулось Дитя Солнца, поглядев на меня своими большими и добрыми серыми глазами. – Это ерунда, сейчас заживет. Было бы плохо, если бы попали в колено. У тебя все намного серьезнее. Но, кажется, рана на спине уже затянулась. Спереди, наверное, тоже, но я еще подержу, на всякий случай. Я не очень больно давлю?
- Нет, - кое-как улыбнулась я и положила свою ладонь поверх ее руки. – Какая ты все-таки добрая, Лаки. Всегда обо всех заботишься. А с нами тебе одна морока…
- Что за глупости, - мягко возразила Лаки. – Мы все друг о друге заботимся. И давай-ка помолчи пока. Ты потеряла очень много крови.
- Я знаю, - прошептала я, борясь со сном. – А зачем ты попросила Майку принести все наше оружие? Я, наверное, не смогу махать мечом.
- На всякий случай, - ответила Лаки, помолчав. – Если придется уходить, незачем оставлять им наши вещи.
- А что, если они поймают Майку? – осмелилась я, наконец, задать мучающий меня вопрос.
- Не поймают, - успокаивающе улыбнулась мне Лаки. – Даже если они побежали сразу после выстрелов, им потребуется много времени, чтобы обогнуть озеро. Да и не смогут они все время бежать, они же не такие, как мы. И потом – путь до дома лежит по лесу, и с берега они Майку не увидят, а вход очень трудно найти, если не знаешь, где искать. Нет, она в безопасности. Она десять раз успеет вернуться, пока они обогнут озеро. Уже скоро Майя вернется.
Но Майка все не возвращалась. Мы с Лаки ждали в полном молчании. Даже я уже была уверена, что за это время можно сбегать от ручья к дому и вернуться обратно. Лаки выглядела спокойной, но я почти физически ощущала исходящее от нее напряжение. Прождав еще несколько мучительно долгих минут, Лаки молча встала и, посмотрев мне в глаза, хотела, кажется, что-то сказать, но едва она открыла рот, как со стороны озера донесся звук выстрела и он был гораздо громче и отчетливее, чем те, которые мы слышали ранее.
- Будь здесь, что бы не случилось, и постарайся укрыться в траве! – каким-то не своим, севшим голосом приказала мне Лаки и, не дожидаясь моего ответа, со всех ног бросилась к озеру.
В другое время у меня и мысли бы не возникло о том, чтобы нарушить приказ Лаки, но сейчас мне уже было плевать на все и на себя в том числе. Едва я подумала о том, что в Майку стреляли, слезы сами потекли из моих глаз. Я кое-как поднялась на ноги и, чуть не падая от слабости и спотыкаясь почти на каждом шагу, как могла, побежала вслед за Лаки, плача и проклиная все на свете, и молясь, чтобы с Майкой и с Лаки не случилось ничего плохого. Сейчас я, наверное, без раздумий отдала бы свою жизнь за то, чтобы они обе остались живы.
Когда я, наконец, увидела Лаки, она стояла на опушке леса и глядела на левый берег озера, а по этому берегу шла в нашу сторону Майка и, кажется, волочила по земле мой меч, держа его в левой руке. Ее яркие волосы отчетливо выделялись на фоне леса и песка, и ее белая кожа на правой руке была вся испачкана чем-то темным, и я не сразу сообразила, что это кровь. А шагах в трехстах за ее спиной лежали на берегу озера четыре черных неподвижных тела.
Лаки судорожно дышала и не отрывала глаз от Майки. Мне даже показалось, что у бесстрашного Дитя Солнца дрожат колени. Я подошла ближе и сразу села на траву у ее ног. Меня сильно мутило, и мир перед глазами то и дело норовил завалиться то на один, то на другой бок. Но теперь я уже могла выдержать что угодно, потому что Майка была жива.
- Сучка! – проговорила вдруг Лаки дрожащим и каким-то слишком уж искренним и совсем не добрым голосом. Я с удивлением воззрилась на нее снизу вверх. – Изобью до полусмерти – так, что встать не сможет! Даже если разноется и будет сквозь сопли просить прощения, все равно буду бить. Прямо под ребра. Чтобы даже выдохнуть не могла.
Я очень удивилась такой перемене в поведении всепонимающего и всепрощающего Дитя Солнца и сначала даже подумала, что она так шутит, чтобы разрядить обстановку и сбросить собственное напряжение. Но, увидев, как у Лаки дрожат губы и как судорожно она сжимает и разжимает кулаки, я поняла, что настроена она серьезно.
Я никогда не дралась с Лаки всерьез, и даже думать не хочу о том, чтобы нам с ней схватиться по-настоящему. Но, наверное, если бы это произошло, то мне пришлось бы худо. Один раз, много лет назад, отчаявшись, я хотела драться с ней насмерть. Тогда мы еще, конечно, не были друзьями, и вообще все было по-другому. Но тогда мне хватило лишь одного взгляда в ее спокойные серые глаза, чтобы отказаться от боя. В глазах ее я увидела и полное безразличие к себе, и отрешенность от мира, и заранее принятое согласие на смерть. И я поняла, что если такого человека довести до крайности, то он способен на самую последнюю степень жестокости и смелости, только чтобы защитить то, что ему дорого, даже ценой собственной жизни. И я струсила в тот день и склонила перед ней голову. И хорошо, что струсила, иначе, наверное, не сидела бы сейчас на этой травке и никогда не испытала бы столько счастья, сколько испытала его здесь. А сейчас Лаки намеревалась всерьез драться с Майкой, и от этой мысли меня бросало в дрожь.
- Может быть, не надо… - осмелилась робко вымолвить я. – Все-таки она спасла нас всех…
Лаки не ответила мне. Даже не обратила на меня внимания. Она и предыдущую тираду обращала, скорее всего, не ко мне, а, наверное, просто неосознанно проговаривала вслух свои мысли, чтобы лучше их уяснить. Ох, не завидую я Майке. Обычно, Лаки всегда поддается. Ей, по-моему, получать гораздо приятнее, чем побеждать кого-то. Чувствует она себя, наверное, этакой благородной душою, когда поддается. Но если Лаки действительно всерьез настроилась избить кого-то до полусмерти…
А Майка между тем подходила все ближе. Она еще заметила нас еще издалека и теперь шагала прямо к нам. И когда она была уже совсем близко, я увидела, что из ее правого плеча течет кровь и, стекая по безвольно повисшей руке и пальцам, тоненькой прерывистой струйкой падает на песок, делая его черным.
Лаки снова с силой сжала кулак. Мне стало безумно жаль Майку, но у меня даже на секунду не возникло мысли о том, чтобы вмешаться, когда Дитя Солнца начнет вершить свою кару. Сейчас я была настолько слаба, что полетела бы кувырком от одного Лакиного тычка. Все, что я могла сейчас сделать, это подождать, пока все не закончится, а потом подползти к избитой Майке и пожалеть ее, выслушивая ее страшные угрозы поквитаться с обнаглевшей Златовлаской и участливо поддакивая. Да, наверное, так все и будет.
Но я ошиблась – все получилось совсем не так.
Майка подошла к нам и первым делом положила на траву рядом со мной мой меч.
- Прости, Анжела, - сказала она, тепло и немного виновато глядя на меня сверху вниз, - я затупила его о какую-то длинную железную палку.
Я вымученно улыбнулась ей в ответ и помотала головой, желая дать ей понять, что все это сейчас совсем не важно. Говорить вслух мне было страшно. Смотреть на Лаки тоже было страшно, но я все-таки смотрела. Лицо Лаки словно окаменело, лишь ее серые глаза, казалось, готовы были испепелить Майку своим взором. Пальцы ее правой руки, которая была недалеко от моего носа, были сжаты в кулак. Если броситься на этот кулак и изо всех сил схватить за руку… Нет, бесполезно, куда мне…
Майка повернулась к Лаки и, выпрямившись, встала прямо перед ней. Лицо ее не выражало ни вызова, ни сожаления. Это было лицо обычной Майки. Той Майки, которая приносит всего одну бутылку воды, когда приходит ее очередь идти к ручью, и той Майки, которая зовет всех вернуться домой и поиграть в слова, когда на улице начинается дождь.
- Если хочешь, можешь меня избить, - сказала Майка Лаки своим обычным и даже каким-то скучноватым голосом, глядя ей в глаза. – Я не буду сопротивляться. Не из-за руки, а вообще. Даже если бы меня не ранили, я бы все равно не сопротивлялась тебе. И я не обижусь, даже если ты меня весь день будешь бить. Ты имеешь на это полное право, потому что я знаю, как больно бы вам было, если бы меня там убили, и что боль эта намного страшнее любых ударов, которые ты можешь мне нанести. Но я не жалею о том, что сделала. Потому что я сама безумно боюсь этой боли, и если бы они убили вас, я бы… Я бы… - Майка умолкла, опустив голову. – Давай уже, - прошептала она сдавленно.
И Лаки подняла руку. Я чуть не зажмурилась от страха, но тут увидела, что кулак Лаки разжался. Не говоря ни слова, она обняла Майку и прижала к себе. Они стояли так какое-то время. Потом я почувствовала, что мне стало немного лучше и, поднявшись, подошла к ним. Они, не глядя, заключили меня в свои объятия и мы еще очень долго стояли так втроем, закрыв глаза. Я бы согласилась стоять так вечно, слушая легкий шелест листвы над головой, далекое щебетание каких-то птиц и тихий стук наших сердец. Но вечного ничего нет. Когда солнце поднялось уже совсем высоко, Лаки погладила меня и Майку по голове и слегка отстранилась.
- Пойдемте, - тихо сказала она. – Надо унести отсюда тела.
Я посмотрела на Майку. Майка понимающе кивнула, глядя мне в глаза. И показалось мне, что она стала чуть-чуть взрослее. Да и я, наверное, тоже.

Глава II. Майка

Ненавижу проигрывать. Вернее, ненавижу, проигрывать этой синеглазой ящерице. Проиграть Златовласке еще ладно – она хоть не издевается над тобой, прижав к земле. Ну, может быть, чуть-чуть иногда подержит, да и отпускает, чтобы не сильно обидно было. А часто и вовсе поддается. Да потом еще и похвалит так, что просто таешь от счастья и гордости. Сплошное удовольствие, а не противник. Даже и не знаю, что приятнее – проиграть Лаки или одержать над ней верх. Сплошное удовольствие – с ней драться.
А эта синеглазая ящерица – совсем другое дело. В жизни не поддастся. И дерется жестко, расчетливо, хитро и иногда даже подло. А выхватив победу, еще долго не отпускает и издевается. Может, все-таки, получится высвободиться, если рвануться посильнее? Ну-ка… Ай! Больно-то как! Нет, держит крепко. Ладно бы еще на спине лежала, тогда, может быть, хоть зубами смогла бы до нее дотянуться. А так – руки мои заломлены и зажаты в ее руках, ноги прижаты к земле. Безнадега.
- Лучше не дергайся, Майенька, - прозвучал слащавый голос Анжелы над самым моим ухом. – Ты же не хочешь, чтобы стало еще больнее.
Конечно, не хочу. Но терпеть это тоже не особо хочется.
- Я убью тебя, Анжела, - пообещала я, но, скорее, для приличия, чтобы не выглядеть совсем уж проигравшей и смирившийся неудачницей.
- Конечно, убьешь, - вкрадчиво проговорила Анжела, едва не касаясь кончика моего уха своими губами. – Только случится это еще не скоро. Для того, чтобы попытаться меня убить, тебе надо хотя бы освободиться, а сделать это у тебя не получится, потому что я совсем не хочу тебя отпускать. Единственной твоей надеждой на спасение могла бы стать Лаки, но наше лучезарное Дитя Солнца совсем недавно ушло и вернется оно, надо думать, еще нескоро. И судя по тому, что из шкафа исчезла самая большая миска, оно пошло собирать клубнику на твой День Рождения, ты ведь ее так любишь. Как раз будет, чем скрасить горечь твоего позорного поражения. Поэтому – готовься! На День Рождения у тебя будет целая миска клубники со вкусом слез!
И Анжела, довольная своей выдумкой, громко и обидно засмеялась.
Я чуть не взвыла от бессилия и досады.
А эта ящерица даже прищелкнула от наслаждения своим ящеричным языком. И вдруг на землю прямо перед моим лицом упали ее длинные черные волосы. И я, не раздумывая ни секунды, схватила побольше этих волос зубами и рванула как можно дальше в сторону.
- Ааа! – завопила синеглазая сучка и выпустила мои руки.
Это была ее ошибка. Она могла бы стерпеть боль и просто наклонить голову вниз, а потом начать жестоко мстить. Но, видимо, моя атака оказалась настолько необычной и неожиданной, что Анжела на мгновение растерялась. И этого мгновения оказалось достаточно.
Я тут же уперлась одной рукой в землю, а другой рывком сбросила с себя эту ящерицу и, перекатившись подальше, сразу же вскочила на ноги, едва не запутавшись в меховых куртках, лежавших на полу. Особого преимущества я не получила, но теперь я, по крайней мере, была свободна.
Анжела стояла в пяти шагах от меня, у кровати, и ослепительно улыбалась. Высокая, дерзкая, очень стройная в своих черных штанах и легкой куртке, с прямыми черными волосами и неестественно белой кожей без единой веснушки. На всякий случай я приготовилась.
- Да ладно тебе, Майка! – с улыбкой проговорила вдруг Анжела, разведя руками и засунув их в карманы куртки. – Будем считать, что я проиграла. Меня так удивила твоя атака, что я даже не могу сдержать восхищения. Давай больше не драться сегодня. Мир? – и она вытащила правую руку из кармана и протянула мне ладонь.
Мое сердце сладко защемило от приторного чувства собственного превосходства, а лицо Анжелы казалось таким искренним, таким честным и открытым, что я, как самая последняя ящерица, купилась на эти слова и снисходительно вложила свою руку в ее.
Меня в мгновение ока скрутили и заломили обе руки за спину. Глупая доверчивая ящерица. Так тебе и надо, будешь знать, как мириться с этой подлой лгуньей.
- Лгунья! – презрительно процедила я.
- Ничего и не лгунья! – проговорил довольный голос Анжелы рядом с моим ухом. – Ты же сама говорила, что если скрестить пальцы, то обман не считается обманом. Вот я их и скрестила у себя в кармане. Ну и что бы мне теперь с тобой сделать за твою дерзкую выходку? Давай-ка подумаем…
Как же хочется ее сейчас отлупить! Потаскать за волосы, чтобы завизжала от боли, а потом со всей силы дать в живот, чтобы свалилась, подтянула ноги и кашляла, а как начнет отпускать, дать еще раз, чтобы опять кашляла и не могла дышать. И так – пока не попросит прощения. И не так, как обычно, замышляя месть при первой же возможности, а по-настоящему, со слезами и искренними клятвами.
- Эй! – слегка потрясла меня Анжела, по-прежнему держа мои руки стальной хваткой. – Чего притихла, Майка?
- Думаю, как буду тебя лупить, - мрачно ответила я.
- Ну и как? Придумала что-нибудь интересное? – рассмеялась она.
- Да нет. Все как обычно. Получишь в живот, и будешь валяться, скорчившись на полу.
- Как грубо! – притворно обиделась Анжела. – Меня нельзя бить в живот, в меня же стреляли, помнишь?
- Ты уже сто раз выздоровела! – возмутилась я, пытаясь повернуть к ней лицо, чтобы посмотреть в ее бесстыжие синие глаза. – На следующий день уже как лошадь скакала!
- Сама ты лошадь! – непритворно обиделась Синеглазка. – Сучка рыжая! Знаешь, как это мерзко, когда в тебя стреляют?
Ненавижу, когда меня так обзывают!
- Знаю! – теряя самообладание, крикнула я.
- Ах, да, тебя ведь тоже ранили тогда… - проговорила Анжела своим обычным, немного печальным голосом, и у меня сразу же появилась надежда, что сейчас все и закончится. – Куда тебе попали, Май? Сюда ведь, - и она положила подбородок на мое правое плечо, где месяц назад была сквозная дыра от выстрела из огромного оружия, к которому было примотано что-то вроде половины бинокля, чтобы точно попадать в цель с очень большого расстояния.
- Спасибо, Волчонок, - сказала я. – Мир?
- Ну нет! – возразила Анжела. – Сейчас уже совсем другая история, не касающаяся прошлого. Если хочешь оказаться на свободе, то тебе придется самой отвоевать эту свободу. Или заплатить… - Я почувствовала, как губы ее растянулись в слащавой ухмылке.
- Чем заплатить? У меня ничего нет, - сказала я, уже о многом догадываясь.
- Ничего, мы что-нибудь придумаем, - растягивая слова, проговорила Анжела. – Знаешь, я давно хотела испытать на ком-нибудь одну штуку, которую ты мне как-то раз продемонстрировала и из-за которой я в тот день была вынуждена просить у тебя пощады. Помнится, я прямо-таки умоляла тебя меня отпустить, стоя на коленях, а ты смеялась за моей спиной и требовала, чтобы я повторяла это снова и снова, и давила все сильнее. И это было очень больно, должна сказать. Мне даже вспоминать не хочется, насколько невыносимо больно это было. А ну-ка!..
И внезапно Анжела отпустила меня, но это было уже неважно, потому что в тот же миг ее руки образовали захват вокруг моей шеи, тот самый, из которого невозможно было вырваться без посторонней помощи. И сейчас здесь не было Лаки, которая могла бы мне помочь, как это иногда бывало.
- Ну, с Днем Рождения, Майя! – приторно проговорила Анжела и надавила рукой на мой затылок.
Это было невероятно больно. Конечно, я и раньше испытывала что-то подобное, но никогда это не длилось так долго. Ведь из других захватов мне обычно всегда удавалось вырваться через несколько мгновений. А сейчас Анжела держала меня так, что я даже голову повернуть не могла. Стараясь спастись от невыносимой муки, я все ниже наклоняла голову, пока не уперлась подбородком в руку Анжелы на моей шее. Тогда я упала на колени, но эта безумная пытка болью все не кончалась. А хуже всего было то, что этому захвату научила ее я, по своей собственной воле, после того, как она мне продула. И от этой мысли мне стало еще обиднее.
- Анжела, хватит! Я сдаюсь! – удалось простонать мне сквозь неимоверную боль и невольные слезы. – Отпусти меня! Умоляю! Анжела!..
Но Анжела не обращала на мои мольбы никакого внимания, ее рука давила на меня все сильнее. В моем сознании не осталось ничего, кроме дикой боли, заполонившей все вокруг. Мне показалось, что с начала этой жуткой пытки прошло уже очень много времени, хотя, наверное, только показалось. И еще показалось мне, что Анжела на самом деле вовсе не Анжела. То есть, что она совсем не та Анжела, которую я знаю, и, в общем-то, люблю, хоть и не показываю вида; что она только притворялась такой простой и знакомой, а на самом деле никакая она не своя, а совсем-совсем чужая, и нет ей дела до меня, до моих страданий, и вообще ни до чего, что мне близко и дорого. И от этой мысли мне вдруг стало так невыносимо обидно, что я разревелась. То есть, слезы от нестерпимой боли уже и так давно текли из моих глаз, но пока я еще продолжала бороться, их можно было не брать в расчет. А теперь я сдалась, и к моим слезам добавился еще и безудержный рев. Я заныла, как самый последняя ящерица, и губы мои искривились и задрожали. Я даже не помню, когда последний раз так ныла. Когда умирала Лаки? Или когда я сама потерялась под землей?.. Помню только, что это было очень давно. И Анжела таких слез еще не видела, и это могло бы стать неплохим оружием против нее. Но сейчас мне уже не хотелось об этом думать. Мне хотелось просто реветь в голос, потому что было очень больно и очень обидно. И я заревела.
И Анжела тут же отпустила мою шею, да и вообще всю меня, и мгновенно оказалась передо мной. Рыдая, я увидела сквозь слезы ее испуганный взгляд. Если бы я сейчас собралась и использовала бы этот момент, то, вполне возможно, смогла бы обратить ее замешательство в свою безоговорочную победу.
Но драться мне уже не хотелось. И мстить не хотелось. Ничего мне больше не хотелось, кроме, как сидеть на полу и плакать. И чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел, особенно, Анжела. Только не эта Анжела, которой меня совсем не жалко, а наша обычная, хорошая и добрая Анжела, которая хоть, бывает, и смеется надо мной, но все-таки меня любит и часто чистит для меня яблоки, потому что без кожуры вкуснее, и иногда ходит вместо меня за водой…
- Май, ты что? – с неподдельной тревогой пролепетала Анжела, заглядывая в мои глаза. Она торопливо опустилась на колени рядом со мной и взяла мою безвольную руку в свои. – Майя, я же ничего, я же только!.. Ну, не надо, Май, не плачь!..
От ее слов я разревелась еще сильнее. И тогда Анжела, наверное, поняла, что сломала меня, и ее красивое лицо сразу стало растерянным и даже каким-то жалким. Конечно же, это была никакая не чужая, а своя, наша, такая хорошая и знакомая Анжела. Ну, забылась и перегнула палку, с кем не бывает? И на сердце у меня сразу стало намного легче. Мне захотелось, чтобы Анжела и дальше уговаривала меня не плакать, держала мою руку в своих, гладила меня по волосам, и я постепенно успокоилась бы и сидела рядом, положив голову на ее плечо. И потом мы сидели бы так долго-долго, до самого прихода Лаки. А потом пришла бы Лаки с целой миской клубники, и мы все вместе сели бы ее есть…
Но Анжела не стала меня больше утешать. Она безмолвно встала, выпустив мою руку, подошла к шкафу и взяла свой длинный чуть изогнутый меч, заточенный с одной стороны. У меня замерло сердце, и мысли мои сразу потекли совсем в другую сторону. Неужели, она решила пригрозить мне оружием, чтобы я перестала реветь?
У меня даже рот приоткрылся от удивления и обиды.
Ну и пусть! Пусть хоть всю меня изобьет и изрежет! Плевать!
От таких предположений я совсем разрыдалась и мне даже показалось, что я уже действительно хочу, чтобы Анжела меня убила, а потом всю жизнь жалела бы об этом и мучалась. Пусть приходит потом каждый день на мою могилу под большой ивой на холме и плачет, ненавидя себя. И Лаки тоже будет приходить вместе с ней, и молча стоять рядом, не говоря Анжеле ни слова. И Анжела будет знать, до конца своей никчемной ящеричной жизни будет знать, что виновата во всем только она сама. И каждую секунду до конца ее дней ее сердце будет разрываться от боли, но уже ничего нельзя будет изменить, потому что рыжей зеленоглазой девчонки с веснушками, такой кроткой и наивной, такой доброй и веселой, уже не будет в этом мире, хотя она могла бы жить в нем еще много-много лет, если бы не Анжела…
Такие мысли о моей безвременной кончине и о связанных с ней душевных терзаниях Анжелы оказались почему-то очень приятными, хотя и вызывали еще больше слез. Но долго придаваться этому наслаждению у меня не получилось.
Не глядя на меня, Анжела вдруг приставила острие меча к своему животу и резким движением пронзила себя насквозь. Я едва не потеряла сознание, когда увидела, как конец лезвия вышел у нее из спины. Я дернулась в ее сторону, задохнулась от ужаса и, кажется, потеряла дар речи и способность двигаться. Я хотела закричать, но только какой-то сиплый хрип вырвался из моего вмиг пересохшего горла. А Анжела без единого звука вытащила меч из своего живота и, переставив его острие в другое место, чуть выше, проткнула себя снова, уже не так резко и с видимым усилием, и затем, вытащив его вновь, она хотела вонзить его в себя третий раз, но уже не смогла. Меч выпал из ее разжавшихся пальцев и с глухим стуком ударился о пол, а Анжела покачнулась и рухнула на колени. Она подняла на меня взгляд, как-то жалко и виновато улыбнулась и хотела что-то сказать, но из губ ее вырвался лишь сдавленный стон, а следом полилась темная кровь, испачкав подбородок и проливаясь на грудь. И еще кровь вытекала из ран на животе и спине Анжелы. Она отвернулась от меня и поникла головой, оставшись сидеть на коленях.
И тут ко мне вернулись и способность двигаться, и способность орать и вообще все на свете.
- Анжела! – закричала я и бросилась к ней, а потом мимо нее, к шкафу.
Я схватила свою самую длинную полосу материи из тех, что я использовала, как одежду, и, подлетев к Анжеле, стала дрожащими руками в несколько слоев перетягивать ее тело поверх промокшей от крови тряпичной курточки. Когда полоса закончилась, я закрепила ее тугим узлом и только теперь дала волю своим чувствам.
- Ты что?! – заорала я прямо в лицо Анжеле, обрызгав ее слюной. – Совсем сдурела?! Помереть хочешь?!
- Хочу… - прошептала Анжела, не поднимая головы, и изо рта ее опять вытекло немного крови.
Я оторопела.
- Что ты, Анжела? – пролепетала я испуганно. – Почему? – И тут до меня дошло – почему. – Ты что? Это из-за того, что я расплакалась, да? Я больше не буду плакать, Анжела! Видишь, ни одной слезинки! И Лаки ничего не узнает, я не скажу ей, честно! Не бойся! Тебе очень больно, Анжела? Пожалуйста, скажи мне!
Анжела подняла голову и посмотрела на меня каким-то непривычным, очень добрым и нежным взглядом.
- Я сделала это не для того, чтобы ты перестала плакать, - тихо проговорила она, - а для того чтобы хоть как-то попросить у тебя прощения. Прости меня, Май. Я очень виновата. Я забылась и хватила лишнего. И я очень хочу, чтобы ты меня простила, потому что очень сильно дорожу твоей дружбой и хочу, чтобы мы всегда оставались друзьями. Если хочешь, в наказание я буду каждый день пронзать себя мечом. Только прости меня.
- Что ты, Анжела!.. – прошептала я, ошарашенная ее поступком и смущенная ее словами.
Никогда еще у меня так не просили прощения. Особенно Анжела. Чувствуя какую-то приятную неловкость, смешанную со страхом за Анжелу, я села на пол рядом с ней и очень бережно обняла ее.
- Не надо мне ничего, Волчонок! – прошептала я. – Ты же тоже дорога мне. И мы всегда будем друзьями, что бы не случилось. Дурочка! Разве можно с собой такое делать?
- Можно, - тихо ответила Анжела, - если перед этим причинил кому-то очень сильную боль, то можно.
- Ну, что за глупости! – сказала я шепотом, и мне показалось, что мой голос тонет в бешеном стуке моего сердца. – Мне, конечно, было больно, когда ты меня держала, но моей жизни такая боль не угрожает.
- Я говорила не про боль от захвата, - покачала головой Анжела. – Ты ведь заплакала не из-за боли, а от беспомощности и отчаяния, от бессилия что-либо сделать. И я знала, что ты беспомощна, но продолжала мучить тебя и даже наслаждалась этой твоей беспомощностью, и мне было приятно это чувство. Я поставила себя выше тебя, хотя не должна была этого делать. Прости меня, Майя.
Я тут же хотела сказать, что все это ерунда и что я ее прощаю, но не смогла сказать это так легко. Наверное, потому, что это была не ерунда. Но, конечно, я уже простила Анжелу. Иначе я бы не сидела рядом с ней и не прижимала бы к себе ее милую и бестолковую голову, гладя по шелковистым черным волосам.
- Я не держу на тебя зла, Анжела, - сказала я тихо. – Но умоляю, не делай так больше. Я хочу, чтобы ты всегда была такой, какой я тебя знаю – доброй и честной. И я тоже хочу, чтобы мы всегда оставались друзьями.
- Спасибо, Майя, - прошептала Анжела и вдруг всхлипнула. – Ничего, это я от счастья, - грустно улыбнулась она, увидев мой встревоженный взгляд. – Я очень боялась, что ты меня не простишь.
В ответ, я лишь еще сильнее прижалась к ней.
Так мы сидели и молчали очень долго, а потом в комнату вошла Лаки, держа в руках нашу самую большую миску, доверху наполненную клубникой. Я увидела, как взгляд ее скользнул по нам, по перемотанной талии Анжелы, задержался на лежащем на полу мече, который я, глупая ящерица, забыла вытереть, и снова вернулся к нашим лицам.
- Что это вы тут устроили? – спросила Лаки, нахмурившись.
- Мы решили потренироваться с оружием, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал, как можно более беспечно, - и я нечаянно задела Анжелу слишком сильно.
- Это неправда, - сказала Анжела, высвободившись из моих объятий и медленно и тяжело поднявшись на ноги. – Я сильно обидела Майку и приняла за это наказание.
Лаки ничего не ответила. Она подошла к столу и поставила на него клубнику.
- Вы уже помирились? – спросила Лаки, кладя свой нож в шкаф и не глядя на нас.
- Да, - ответила я.
- Да, - сказала Анжела.
- Тогда пойдемте под деревья есть клубнику. Денек сегодня хороший.
И мы пошли к озеру и расположились под нашим самым любимым и самым большим деревом недалеко от берега, и стали есть клубнику. Клубника была как на подбор – вся крупная и спелая. Наверное, Лаки специально собирала такую, а не рвала всю подряд, как, например, я или Анжела. Должно быть, поэтому ее и не было так долго. А Анжела выбирала самые лучшие ягоды, откусывала белые носики, а остальное – самую вкусную и сладкую часть – подносила к моим губам, и мне было очень приятно и радостно. А еще я ощущала какую-то невероятную гордость оттого, что теперь и мне, как и Лаки с Анжелой – целых двадцать пять лет.