Библиотека теней

Библиотека теней

Пролог

Из дневника Марии Омутовской

Сентябрь, 15е, 1893 год

Отец сегодня вновь говорил о Вечном Возвращении. О том, что плоть - лишь прах и тлен, а воля, заключенная в знании, - нетленна. Говорил, глядя на меня так, будто я - чистый холст для его великих замыслов. В его глазах горит огонь, иногда мне кажется, я вижу в этом огне и свое отражение - искаженное и пугающее. Он завершил «Стезю». Книга переплетена в кожу жертвенного ягненка, страницы наполнены чернилами, в которые он замешал пепел прадедовых свитков и собственную кровь. Она живая. Она дышит в сумерках, и мне слышен ее шепот, словно шорох сухих крыльев под полом. Отец говорит,она - ключ. Ключ ко всем дверям, что разделяют миры.

Октябрь, 4е 1893 год

Сегодня ночью я проснулась от крика, нечеловеческого, пронзительного, будто рвется металл. Я бросилась к окну. Во тьме, у старого колодца, металась фигура в белом. Бабка-повитуха, что когда-то принимала меня. Она что-то кричала отцу, стоявшему неподвижно, как идол. Потом свет фонаря выхватил из мрака ее лицо, искаженное ужасом. Она смотрела на меня. Смотрела так, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Утром отца не было. И бабки - тоже. Отец вернулся на закате, бледный, но с тем же огнем в очах. «Она была не готова стать сосудом», - сказал он, отряхивая с рукавов не то землю, не то пепел. - «Слишком старая глина лопается в огне». Я не спросила, о каком огне он говорит. Я боюсь спрашивать.

Ноябрь, 10е 1893 год

Приходили мужики из деревни. Говорили грубо и громко. Кричали, чтобы мы «убирались отсюда к чертовой матери». Отец вышел к ним на крыльцо с одной лишь своей тростью. Он не сказал ни слова. Только посмотрел. И они ушли, как побитые псы, спотыкаясь и не оборачиваясь. Теперь они крестятся, глядя на наш дом и обходят его стороной. Отец запер «Стезю» в железный сундук и спустил его в подполье. «Ее час еще не пробил», - произнес он. - «И мой тоже. Ключ спрятан. Он будет ждать».

Последняя запись, без даты

Он сказал мне сегодня страшное. Сказал, что мое тело - лишь первая одежда души. Что его можно сменить. Что он нашел путь. Что мы будем вместе всегда - отец и дочь. Но для него нужен новый, сильный сосуд. А мой... мой слишком хрупок для того, что грядет. Я чувствую, как что-то тяжелое и холодное подбирается к дому. Оно дышит под окнами. Оно смотрит на меня из темноты. Я боюсь. Но больше всего я боюсь не темноты, не шепота из подполья и не деревенских. Я боюсь того дня... (на этом рукопись обрывается)

Глава 1. Новое начало

Автобус, фыркнув на прощание чёрным дымом, развернулся на пыльной площадке, служившей конечной остановкой, и укатил обратно в райцентр. Алёна осталась одна посреди тишины, нарушаемой лишь кудахтаньем кур где-то за забором да гулом в собственных ушах после долгой дороги.

Деревня Омутовка оказалась именно такой, как на фотографиях в объявлении: заброшенной, но живописной. Потемневшие от времени и дождей избы с резными наличниками, покосившиеся заборы, буйные заросли крапивы у колодца. Воздух, густой и сладковатый от запаха нагретой за день пыли и цветущего где-то шиповника, был непривычно чистым после городской гари. Тишина давила, но это был не мертвый гнет, она была живой, наполненной шелестом листьев, жужжанием насекомых и незримым дыханием земли.

«Идеальное место, чтобы всё забыть», - подумала Алёна, сжимая ручку своего чемодана. Сменить обстановку после болезненного разрыва с Артёмом и увольнения с работы было её навязчивой идеей. Вакансия библиотекаря в глухой деревне показалась ей знаком свыше. Или побегом.

Её размышления прервал скрип калитки из ближайшего дома. На улицу вышла полная женщина в цветастом халате, с лицом круглым и добрым, как пышная сдобная булка.

- Вы, значит, наша новая библиотекарша? - голос у женщины был хрипловатым, словно простуженным. - Я Людмила, тётя Люда. Заведующая клубом, там у нас рядом и библиотека.

- Алёна, - кивнула девушка. - Очень приятно.

Тётя Люда внимательно, чуть прищурясь, оглядела её с ног до головы. В её взгляде не было враждебности, скорее - настороженное любопытство, будто она рассматривала редкую бабочку, неожиданно залетевшую в огород.

- Ну, проходи, Алёнушка, не стой на солнцепёке. Домой тебя провожу, ключи вручу. Они пошли по пыльной улице, обочины которой поросли травой. Из-за занавесок на них косили глаза. Алёна чувствовала себя экспонатом, которого ведут на выставку.

- Народ у нас тихий, - болтала тётя Люда, словно отвечая на её невысказанную мысль. - Читатели в основном бабушки, да младшеклассники. Работы у тебя не много летом. Пока у нас библиотекарши не было, я тут по-соседски приглядывала, ключ-то у меня. Кому «Роман-газету», кому детективчик новый - я выдавала, учёт в тетрадочке вела, всё как полагается.

- А насчёт порядка не беспокойся, мы с бабками тут перед твоим приездом генеральную устроили. Пауков повыметали, полы помыли, в твоей комнате наверху тоже прибрались. Постельное бельё чистое постелила, подушки на солнышке выбила, чтоб спалось сладко. Так что заходи и живи.

Тётя Люда снова улыбнулась своей сдобной улыбкой, но в глазах её мелькнула капля неуверенности.

- Дом, где библиотека, старый, но крепкий. Ещё купцом Тарасовым строен, потом... - она запнулась, подбирая слова, - ...другие хозяева были. Но всё там цело. И ты не стесняйся, если что. Молока свежего надо или яиц - заходи, у меня своё хозяйство. По хозяйству помочь надо - мужиков попрошу, народ у нас отзывчивый. Всегда рады помочь, особенно своей.

В её словах сквозила неподдельная, простая забота, та самая, что заставляла деревенских держаться вместе. И в то же время в этой заботе читалось ненавязчивое желание присмотреть, быть в курсе. Здесь ты никогда не был полностью один - это было и утешением, и испытанием.

Они остановились перед двухэтажным особняком. Он и правда был крепким, хоть и потрёпанным. Резные наличники, обрамлявшие окна, были покрыты паутиной трещин, но в их причудливых узорах угадывалась былая красота. Дом стоял чуть в стороне от остальных, под сенью двух старых, раскидистых сосен, и смотрел на мир тёмными, словно слепыми, стёклами.