Битва за Люмерию: Тьма рядом

Глава 1. Предупреждение Миоса Эрмине

Северное побережье Араукании. Торговый порт Вана-Бери

Соларис неумолимо стремился к своему ночному ложу, и небосвод продолжал хранить остатки дневной лазури. На восточном горизонте, плавно и темнея, перетекал в океан, почти сливаясь с ним – для тех, кто ничего не смыслил в этом и был небрежен в уважении к оттенкам этого мира, некогда созданного небесными крылатыми богами.

Алекха-дан, пятидесятилетний старший управляющий торговым портом Вана-Бери, стоя у окна своего кабинета, задумчиво наблюдал за погрузкой очередного корабля. И, очевидно, в этом процессе присутствовало нечто особенное, не дающее покоя начальнику, что удерживало его от возвращения к столу, на котором нагревался от комнатного зноя прохладный раф, принесённый помощником с полсахти назад.

Третий день подряд отправлялось торговое судно с похожим грузом. На документах чернела раскинутыми крыльями печать Совета, что исключало обязательную процедуру проверки груза портовыми служащими. Так раньше бывало только в одном случае – кто-то наверху пользовался должностью, чтобы сбыть конфискованный товар по выгодной цене, вместо его передачи в государственную казну. И пусть три дня назад на стол к Алекха-дану привычно лёг «закрывающий глаза на неудобства» мешочек с монетами, в этот раз три корабля – это было слишком жирно даже для чиновника высокого ранга.

Первую погрузку Алекха-дан пропустил, не придав особого значения упаковке груза. На следующий день призадумался, и только сегодня сообразил: нечто важное проплывало мимо его носа. Точнее, уплывало в Арнаахал.

Сейчас в кабинете никого, кроме самого Алекха-дана, не было. Наконец, он побарабанил пальцами по оконной раме и с досадой отвернулся от надоевшего зрелища: далеко внизу по трапу продолжали таскать ящики с товаром, если верить описи, с шерстью, выделанной кожей и свежим зинижибили – ядрёными корнеплодами, из которых в Арнаахале изготавливали приправы, чернила и отраву для вредоносных насекомых. Арнаахальские друиды при всём своём желании до сих пор не умели выращивать эти клубни, либо не хотели связываться, ибо при очистке зинижибили (логичном синониме зубной боли, при которой страдалец не может открыть рта) кожа облезала с пальцев неосторожного работника.

«Ну, ладно зинижибили, но шерсть-то за каким шархалом не в тюках, как обычно, а в ковчегах? – разговаривал сам с собой Алекха-дан. – Ты только посмотри: размер у ящиков такой, что в них по два взрослых человека поместится. Таскать неудобно, тюк же взвалил на спину – и потащил…»

Алекха-дан взял кружку, и лишь когда отпил половину, опомнился, морщась: кажется, в такие знойные сахти хуже пойла, чем тёплый раф, не существовало. Пшеничный напиток словно начинал отдавать мочой. Однако мужчина не стал вызывать помощника ради куска льда, взял кружку и вернулся к окну. Там взболтал раф, пристально на него глядя, пока деревянные стенки кружки не покрылись инеем, покачал кружку, охлаждая напиток, и сделал глоток – так пить ещё можно было. Прохлада потекла по горлу, мужчина с облегчением вздохнул и вернулся к прерванному занятию. Можно было, конечно, спуститься и ненароком проверить груз, но уж слишком обидчивые в Совете воры. Донесут на подозрительного портовика – потом доверие восстанавливать…

И вдруг рядом с повозками, доставлявшими ящики, промелькнула знакомая фигура с ярко-красной полоской-лентой – советник Сандарам? Алекха-дан открыл окно и, высовываясь, облокотился о подоконник, чтобы убедиться в увиденном. Родственничек и, в одном лице, хозяин взятки самолично провожал груз! Невероятно!

Забыв про зной и однажды усвоенный этикет высокомерных арауканцев, старший управляющий закрыл окно, поставил кружку на первую попавшуюся плоскость и, торопливо застёгивая на груди рубашку, метнулся к стулу, на котором висел мундир, подхватил его и отправился удовлетворять любопытство.

Но, будучи у двери, замер, наклонив голову и обдумывая мелькнувшую мысль:

– Действительно! – сказал сам себе, одобряя возникшую идею.

Из шкафа с документацией, нижнего ящика со сваленными как попало бумагами, вытащил пакет. Отодрал приклеенный лист с адресом, а поверх с помощью механического стилуса начертал имя знакомого из Арнаахала и его адрес.

– Донни, буду через сахти или два, если спросят. Отправлю пакет лично, – за дверьми кабинета показал подскочившему со стула помощнику, двадцатипятилетнему парню, свёрток и зашагал к лестнице, продолжая застёгивать на ходу пуговицы тесного мундира и ответно кивая редким встречным портовым, мелким служащим.

*****

*****

Советник Касиф-дан Сандарам, сложив руки на груди, внимательно следил за переноской ящиков и даже один раз снизошёл до гневного окрика, когда в руках уставших матросов поехал вниз очередной груз с шерстью.

– Арау-ка, Касиф-дан! – подходя к советнику, старший управляющий изобразил на лице приятное удивление от встречи. – Ваша скрупулёзность и умение контролировать любую мелочь всегда меня вдохновляла. Не желаете ли подняться ко мне и отдохнуть за рафом? Только сегодня доставили бочонок самого свежего с мятной ноткой.

– Не сегодня, дан, – промелькнувшее недовольство сменилось на лёгкую досаду: что возьмёшь с этого бестолкового болтуна-портовщика? – Арау-ка. Слишком много дел. Вас-то какая причина выманила под соларис?

Спросил так, словно портовый чиновник не имел права перемещаться по вверенной ему территории, когда вздумается. Но Алекха-дан проглотил оскорбляющий намёк и глазом не моргнул, довольно ответствовал, хихикнув:

Глава 2. Наваждения Кайи Делоне

Люмерия. Лабасс. Замок Делоне

В лабасском замке, принадлежащем семейству Делоне, лениво отдыхала глубокая ночь. После шумного весёлого дня спали и хозяева, и прислуга. В хозяйственной части на конюшнях дремотно фыркали лошади, а убаюканные монотонным шумом начавшегося недавно дождя пулли неохотно курлыкали, просыпаясь на короткие минуты (приближалось время для очередного оглашения глухого тёмного часа, природа требовала своё), чтобы потом снова уснуть и на этот раз до утра.

Глухо и почти неслышно из-за барабанящего дождя крутились винты на сторожевых башнях, превращая осенний ночной ветер в энергию, которая питала электрические лампы во дворе и в замке. Много лет назад эту конструкцию придумал сам молодой хозяин замка – профессор королевской Академии и выдающийся учёный Арман Делоне. Благодаря механизму сейчас, в мирной тьме, замок, построенный на горе и раскинувший на восток и запад свои щупальца из светящихся точек, казался очередным источником магии.

Но от того, что даже в безлюдное время у Делоне хватало света, вряд ли кто-нибудь из наблюдателей обратил бы внимание на приглушённо желтоватое окно на втором этаже, где жили хозяева и временами их именитые гости.

Не спала пятнадцатилетняя Кайя, дочь Армана и Мариэль Делоне. На широком, сделанном по её личной просьбе, подоконнике (ибо в изначальной конструкции замка Делоне их не было) девушка сидела, завернувшись в мягкое покрывало, и вглядывалась в темноту, разливающуюся непроглядными чернилами за пределами освещаемой части замка.

Единственным источником света в комнате служила свеча, оплывшая почти до самой розетки подсвечника, – на столе, возле раскрытой тетради и покоящегося в бумажной ложбинке меж страниц механического стилуса. Чернилами и перьями у Делоне пользовались в основном будущие студиозусы Рэймонд и Рене, семнадцатилетние братья Кайи, – для развития руки (по уверениям отца и дедушек) и аккуратности.

Запись не была завершена: писать о том же, что и вчера, не хотелось, а просто заполнить словами листы, чтобы стало легче – этот способ давно не помогал. На душе стелилась такая Тьма, что хоть вой аргириусом – ни надежды, ни облегчения Кайя не предвидела.

«Сегодня у нас был большой праздник, из-за которого меня, Лавенид и братьев позавчера привезли из эколь, но я писала об этом. Было много гостей, и наши именинники остались довольными. Бабушке Тринилии уже 82, дедушке Марсию – 65, а Лавенид 18. Бабушка такая старая, если задуматься о цифрах! В этом году будем ждать белых октагонов для Лавенид. Она наверняка получит дар воды, как бабушки Элла и мой отец. Кем же ещё могут быть хранители Лонии? А на следующий год – очередь за Рэем и Рене… Как же долго мне ждать!

Но главное - сегодня ОН был у нас. Я не видела его две недели, а кажется – целую вечность. Пока взрослые обсуждали Сеянец, до которого осталась всего неделя, я делала вид, что рисую дядюшку Марвела… Но мне кажется, ОН чувствовал, что я постоянно пялюсь на него, а не на дядюшку. И то, что с нами была его жена, меня ужасно раздражало. Нет, я, конечно, люблю тётушку Катрин и Арлайса… как брата… и Маришу, но… Нет, мне не хватает сил и слов, чтобы описать эту боль.

Почему, ну, почему Владычица наградила меня этим чувством???? Матушка говорит, что вначале её любовь к папе тоже была безответной… Почему «тоже»? Разве это можно сравнивать? Хотя… папа тоже любил другую… Но у него ведь не было детей и официальной супруги – это же разные вещи…

Сегодня мне пришла в голову спасительная идея! Я поеду в Арнаахал. Сначала, конечно, все будут думать, что я еду туда учиться. У тётушки Эйлинед там живут её родители. Они очень скучают без внуков, и, думаю, я смогу им понравиться. Дядя Анчи и тётушка Эйлинед сами, конечно, никогда не отправят туда своих детей, потому что надеются на получение магического дара. А у меня впереди ещё целых три года, как минимум, так что родители меня отпустят, я на это очень надеюсь.

Я постараюсь изо всех сил полюбить кого-нибудь в Арнаахале и, возможно, никогда больше сюда не вернусь. А зачем мне магия? Даже если бы я получила портальный дар, всё равно толку не будет. ОН женат и даже скоро исполнит своё предназначение и предсказание Владычицы, в которое я не вписываюсь. Совсем. Если точнее, то я отрабатываю чужое проклятие. И за что мне это? Чем я провинилась, скажи мне, Пресветлая Матерь?????...»

Запись была прервана на череде вопросительных знаков, и не существовало ответа, судя по тому, насколько долго Кайя сидела у окна, то выводя пальчиком на стеклянной мозаике невидимыми чернилами любимое имя, то поглаживая невидимое существо, лежащее на её коленях.

В конце концов, усталость взяла своё. Где-то далеко, в хозяйственной части замка, заголосили ночные позывные пулли.

– Отпусти меня в Арнаахал, пожалуйста! – обращаясь к невидимому собеседнику, Кайя упёрлась лбом о холодное тёмное стекло. – Мурчед, они меня должны отпустить, понимаешь?.. Прости, тебя туда я не смогу взять…

В ответ, услышав своё имя, невидимое существо то ли хрюкнуло, то ли всхрапнуло.

– Белая Владычица, услышь меня!.. Сделай так, чтобы родители меня отпустили в Арнаахал! Хочу забыть его… прошу тебя!..

Кайя неслышно заплакала. До того стало жалко себя, и родителей, с которыми придётся расстаться, и с братьями, и этим замком, Мурчедом, аргириусами…

Глава 3. Королева Хетуин Роланд

Королева Хетуин по обыкновению быстрым и решительным шагом миновала главную часть дворца и свернула в восточное крыло. Там, в самой дальней, угловой, части последние года два располагалась молельня – место для сосредоточения мыслей королевских особ.

Выбор места для благочестивых мыслей, конечно, сам по себе мог показаться странным, если учесть слишком длинный путь до него из жилой части дворца. Но, если подумать, то приватной королевской молельни до этой не было и вовсе.

Храм Владычицы располагался в центре Люмоса, король и его семья бывали там на больших праздниках, а по будням религиозного рвения у царствующей семьи не замечалось. И только в последние два года на короля и его супругу сошла особая благодать, очевидно, связанная с почтенным возрастом – Его величеству Генриху Третьему в прошлом году исполнился седьмой десяток (немало для правителя Люмерии), а Её величество была младше супруга на десяток лет.

Как бы то ни было, бывать в уединённых покоях, оформленных лишь картинами с ликами Белой Матери и небольшим шкафом с копиями двух десятков священных книг, каждый день стало особой потребностью Его величества. Королева Хетуин здесь бывала реже, предпочитая благочестивое чтение в своих покоях.

И всё же именно здесь, как утверждали льстивые придворные, которым выпало счастье помолиться вместе с Его величеством, разливалась особая магия. Дело в том, что через панорамное окно можно было увидеть королевский Ирминсуль – главный Источник магии Люмерии. Имея ограждение, ирминсулиум не позволял узреть всю красоту древа Основательницы ни из столицы, ни с восточной стороны Тихого Озера. И только из окна молельни можно было с восхищённым благоговением рассмотреть всю крону целиком, площадь вокруг него и домик Хранительницы.

За королевой, успевая перебирать длинными натренированными ногами, цокали двое вооружённых охранников-инквизиторов. Сопроводив госпожу до дверей молельни, они замерли по обе стороны.

– Не беспокоить и никого не пускать! – ровным тоном приказала королева и, наконец, осталась наедине со своими намерениями.

Первым делом она вытащила из рукава записку, положила её на стол и провела рукой сверху – записка исчезла. Для чего, собственно, и было придумано это место: здесь отсутствовала портальная защита. Но знали про это лишь посвящённые: сам Генрих, Хетуин и, не исключено, пара доверенных лиц короля, которые периодически тоже «молились» здесь – строили портал, чтобы выполнить какое-нибудь тайное поручение, ибо остальная территория дворца находилась под антипортальной защитой.

Было время, когда Генрих перемещался прямо из своего кабинета. И в этом случае мало кто подозревал, что под многочасовой работой Его величества подразумеваются его путешествия инкогнито по всей стране. Король работал и велел не беспокоить – этого приказа было достаточно для официальной версии тишины в кабинете.

Однако в последнее время его параноидальность в отношении безопасности Люмерии и дворца в частности набрала немыслимые обороты. Перед тем, как попросить супругу официально открыть королевскую молельню, он объяснил:

– Я не могу более подвергать дворец опасности. Если арауканцы пронюхают, что в него можно попасть через мой кабинет – я себе этого никогда не прощу. А восточное крыло, случись нападение, мы быстро завалим…

Арауканцы! Арауканцы! Все в Совете помешались на этих арауканцах. И вроде бы, ничего особенного: политическое напряжение между Люмерией и Арауканией существовало всех, то искрило, то снова затихало на годы. Подумаешь, в этот раз к власти пришёл новый король Асвальдх, зато на юге спокойно, инквизиторы не могут найти доказательства присутствия соседских шпионов в Люмосе, как будто тем уже не интересно происходящее в стране света… И всё же тревога Генриха растёт. А теперь, передавшись Хетуин, тоже.

Стоя возле окна, королева наблюдала, как пара, кажущаяся отсюда двумя точками, преодолевает пространство от сердца ирминсулиума до ворот. За ними двигалась знакомая тёмно-зелёная фигура-пятно – Хранительница Изель, верная своему любимому цвету и сдержанному покрою одежды.

Хетуин выждала, когда Изель вернётся и замрёт посредине открытой площадки, только тогда построила портал и шагнула в него, чтобы в следующие мгновения появиться рядом с Хранительницей.

– Ваше величество, – привычным лёгким наклоном головы приветствовала гостью Изель, – как ты себя чувствуешь?

– Отвратительно, дорогая, – Хетуин взяла подругу под руку, и они вместе неторопливо двинулись к зелёным кустам, служившим последние пятнадцать лет забором для королевского Ирминсуля. Прежнюю каменную кладку снесли, вокруг посадили много цветов. И во всём этом чувствовалась женская рука Изель, а также влияние капризного Лабасского ирминсулиума, откуда прибыли в своё время, вместе с Хранительницей, свободолюбивые новшества.

Действительно, свобода пошла Ирминсулю на пользу. Почувствовав много свободного пространства вокруг себя, ветви стали вытягиваться вширь и через несколько лет достали до домика Хранителя, поэтому хижину пришлось снести и строить поодаль новую, зато новое жилище возводили с учётом пожеланий Изель, принявшей должность. А Белоглазого, знаменитого своим высокомерным отношением к посетителям, отправили в Лабасс, где требовалась дисциплина и твёрдая мужская рука – священное древо было слишком молодо для громкой славы и нескончаемого ежедневного потока просителей, норовивших то унести с собой листья, то незаметно отрезать кусочек коры для изготовления целебной настойки.