Глава 1. Ян

Так пускай наступает холодным рассветом на нас новый день.

Всё останется в этой Вселенной,

всё вращается в этой Вселенной

Возвращается к нам, запуская круги на воде.

Ничего не проходит бесследно.

Ничего не проходит бесследно...

«Круги на воде», автор Д.Ставрович

Привет, я Ян, мне 28 лет. Я диджей. Каждый звук в этом мире для меня особенный.

Мои родители до сих пор до конца не понимают, чем я занимаюсь. Для них электронная музыка – это «тыц-тыц-тыц», а я – великовозрастный ребёнок, который пропустил все стадии взросления. Они не видят бессонных ночей за пультом, бесконечных переговоров, юридических документов и финансовых отчётов. Не понимают, что это давно перестало быть просто хобби.

Начиналось всё непросто. С самого детства отец готовил из меня программиста.

– Ян, это твое будущее, – говорил он, даря очередной набор робота-конструктора на день рождения.

Когда мне исполнилось двенадцать, отец записал меня в кружок программирования. Я ходил туда как на каторгу. Пока другие дети увлеченно писали свой первый код, я представлял, как превращу эти строчки в музыку. Каждый символ в моей голове обретал свое звучание. Точки и запятые становились паузами, циклы - повторяющимися битами, функции - мелодическими переходами. Преподаватель хвалил мою логику, а я просто слышал программирование иначе.

Дома у меня была тайная жизнь. Под кроватью я прятал потрепанные журналы о музыкальном оборудовании, которые выменивал у старшеклассников. По ночам, когда родители спали, я надевал наушники и часами слушал электронную музыку, техно, эмбиент, все, что мог найти.

Первый серьезный конфликт с отцом случился, когда мне исполнилось пятнадцать. Отец подарил мне мощный игровой компьютер «для программирования», как он сказал. А я мечтал о простеньком синтезаторе, который видел в музыкальном магазине. В тот вечер что-то во мне сломалось. Я швырнул новенький системный блок об стену. Мы поругались серьезно с отцом, но он не сдавался и купил мне новый компьютер.

Мама молча наблюдала за нашими ссорами. Иногда мне казалось, что она понимает меня, но боится встать на мою сторону. По ночам она заходила ко мне в комнату и, думая, что я сплю, гладила меня по голове.

Я начал подрабатывать, где только мог: раздавал флаеры, мыл машины, помогал соседям с компьютерами. Каждую заработанную копейку откладывал на свою мечту - драм-машину. Отец, узнав про мои подработки, обрадовался: «Молодец, сын, учишься зарабатывать!». Если бы он только знал...

Когда на моем счету появилась нужная сумма, я купил подержанную драм-машину. Спрятал ее у друга, потому что дома для нее не было места. После школы я бежал к нему, и мы часами экспериментировали со звуками. Первые биты были неуклюжими, но для меня они звучали прекраснее симфонического оркестра.

В выпускном классе отец начал активно готовить меня к поступлению на факультет информационных технологий. Я согласился, но параллельно отправил документы в музыкальный колледж на отделение электронной музыки. Когда пришли результаты, я был принят в оба учебных заведения.

Разговор с отцом был тяжелым. Он кричал о том, что я предал его мечты, что музыка - это несерьезно, что я буду всю жизнь прозябать в нищете. А я впервые в жизни спокойно сказал ему: «Папа, ты слышишь, как бьется твое сердце? Это ритм. Ты слышишь, как дышишь? Это мелодия. Вся наша жизнь - это музыка, и я хочу создавать свою».

Он замолчал. Потом повернулся ко мне и тихо спросил: «А ты можешь показать мне что-нибудь из того, что создаешь?».

В тот вечер я впервые включил ему свои треки. Несовершенные, сырые, но искренние. Отец слушал молча, и я видел, как менялось его лицо. Он словно впервые услышал меня - не как сына, которого нужно направить на правильный путь, а как человека со своим внутренним миром. Отец принял мой выбор. Недавно он подарил мне профессиональный MIDI-контроллер. «Для программирования музыки», - сказал он с легкой улыбкой.

Сейчас я смотрю на свою студию: дорогое оборудование, акустическая отделка, винтажные синтезаторы. Иногда не верится, что всё это давно моя реальность и дело уже кажущейся рутиной жизни. Каждое утро начинается одинаково. Около полудня я просыпаюсь с неизменной головной болью, глотаю таблетку и иду варить кофе. Вчерашний сет в "Pulse" затянулся до шести утра, не обошлось без афтепати у Тима.

Тим – талантливый засранец и по совместительству наш саунд-продюсер. Если поймает правильное «вдохновение», легко создаёт хит за пару часов. Я давно перестал его осуждать. У каждого свои демоны. В нашей индустрии наркотики и алкоголь – обычное дело. Я сам не святой, но стараюсь держаться в рамках. По крайней мере, когда речь идёт о работе.
На лейбле сейчас пятеро артистов. Двое реально перспективных, остальные подписаны за связи. Музыкальный бизнес – это зачастую не только про талант. Процентов восемьдесят - это бартер и бесконечно плетущиеся связи. К примеру, Лиза,наша новая вокалистка, со средним дарованием голоса и артистизма в целом. Дочь достаточно известного владельца сети клубов. Для таких артистов Тим и создаёт свои стремительные хиты, зато реально талантливые ребята, получая все ресурсы, имеют возможность творить и развиваться в своем темпе.
Если вы подумали, что голова по утрам болит от количества веселья и принятого, то «вечеринка» у владельца собственного лейбла бывает куда задорнее многих. Вчера, к примеру, пришлось разгребать очередной скандал. Один из наших диджеев накидался на фестивале, устроил драку с промоутером и исчез в якобы никому неизвестном направлении. Теперь придётся выплачивать неустойку, искать замену на ближайшие выступления и самое противное – разбираться с прессой. Эти акулы чуют любой скандал начинающего артиста, съедают тонны моего терпения, денег и веры в человечность.
Студия – это мой escape. Здесь я могу закрыться от всего этого дерьма и просто делать музыку. Новый трек почти готов. Минималистичное техно с acid-элементами. Работаю над ним уже неделю. Все довольны, но лейбл-менеджер постоянно зудит о более коммерческом звучании. Ненавижу эти игры в "давай сделаем попсовее".
Днями телефон разрывается от сообщений. Букинг-агент требует подтвердить даты тура, дистрибьютор жалуется на задержку релиза, какой-то блогер просит комментарий про "новую волну в электронной музыке". Игнорирую всех. Закончить трек и вывести его в свет всегда важнее.
Вечером встреча с инвесторами. Надо быть трезвым и адекватным, что, понятное дел, удается с трудом. Они хотят вложиться в расширение лейбла: открыть филиал в Европе, добавить финансирование в существующие проекты. Заманчиво, но я буду отстаивать свою независимость. Не хочу превращать своё детище в конвейер по производству коммерческого дерьма.
Между сведением треков и встречами приходится решать обычные проблемы: студийное оборудование требует ремонта, арендодатель поднял цены, один из артистов снова сорвался и нуждается в реабилитации. А ещё впереди большой фестиваль и надо самому готовиться к выступлению. Облажаться нельзя.
Иногда подумывааю всё бросить. Вернуться к работе в клубах, без всей этой лишней суеты и кучи административных проблем. Потом слышу трек, который родился за последние дни, и понимаю, что будет это будет стопроцентный хит, успех, адреналин, новое звучание моих артистов, популярность и желание творить...

Глава 1.1 Маша


Солнце поднимается над пустыней, окрашивая все вокруг в золотистые тона. Я щурюсь, глядя на горизонт, где арт-объекты уже купаются в утреннем свете. Мой старенький велосипед скрипит под ногами, колеса медленно вращаются по мягкому песку. Пять утра на Burning Man самое лучшее время суток. Тишина, прохлада, и ощущение, что ты наедине со вселенной. Даже музыка не мешает.

Я уже не похожа на ту девочку, что была раньше. Пять лет в эмиграции меняют человека до неузнаваемости. Помню, как мы с Леей сбежали с круизного лайнера. Морские визы, в карманах — все наши накомления, а в глазах – страх и надежда. Так началась моя американская жизнь.

Лея не выдержала. Она вернулась в Россию, вернулась потому что не смогла без любимого человека. Мы созваниваемся, у Лее все прекрасно. А я осталась здесь, в стране возможностей, где каждая возможность дается потом и кровью.

Родители вообще не понимают, как я тут живу, переживают постоянно. Я стараюсь им отправлять подарки, звонить, но часовые пояса, да сами понимаете... Времени свободного нет, с одной работы бегу на другую. Утром я работаю в кофейне, вечером в баре, а в выходные подрабатываю в службе доставки еды. Когда мама спрашивает, счастлива ли я, всегда отвечаю "да". Что ей еще сказать?

Это не сказка. Здесь каждый день ты в движении. Здесь ты заботишься сам о себе. Нет времени болеть, нет времени грустить, нет времени останавливаться. Но я не жалуюсь и не жалею. Мне в кайф моя жизнь, я живу только сегодняшним днем, далекоидущих планов не строю. Надеюсь, мне скоро дадут визу.

Останавливаю велосипед и сажусь на песок. Впереди возвышается гигантская деревянная фигура человека, которую сожгут через пару дней. Вокруг уже просыпается временный город, состоящий из сотен палаток, трейлеров и самодельных конструкций. Достаю из кармана блокнот и ручку. Пишу одно слово: "Влюбиться". Складываю этот листок и запихиваю в фигуру в огонь.. Глупо, наверное, это все. Ну и пусть.

Постоянно катаюсь по разным фестивалям, точнее стараюсь вырываться из графика работа-дом-платежи. На Burning Man мечтала попасть все пять лет, но только сейчас смогла накопить. Точнее, потратила все накопления на билет, трейлер и припасы. Завтра нужно возвращаться. Никого не волнует, что у меня тут прозрение или духовный опыт.

Здесь,на фестивале я уже успела подработать. Помогала ребятам из соседнего лагеря устанавливать солнечные панели. Здесь не платят, только волонтерство, но мне дали бутылку воды и бутерброд. В пустыне это ценнее денег. Burning Man работает на принципе дарения. Здесь нет денег, только обмен и подарки. Приехав сюда с материальными ценностями, уезжаешь с духовными. По крайней мере, так говорят старожилы.

Друзей особо у меня нет, в Америке трудно дружить, когда ты постоянно работаешь. Есть хорошие знакомые, с которыми можно посидеть в баре и просто поболтать. В душу никто не лезет. Американцы вообще мастера поверхностного общения. Все улыбаются, спрашивают "How are you?", но никто не ждет честного ответа. И это удобно, когда не хочешь делиться своими проблемами.

Отношений серьезных тоже не было, так пара-тройка интрижек. Один был фотографом, уехал в Италию по контракту. Еще был айтишник из Сан-Франциско, две недели страсти, а потом он просто перестал отвечать на сообщения. Да и пофиг, хотя мне, как и любой девочке, хочется любви. Но пофиг.

Моя жизнь в трейлере на время фестиваля мой самый большой себе подарок. Трейлер здесь роскошь.
Песчаные бури здесь не редкость, и уже вчера пришлось пережидать одну, закрывшись наглухо и вдыхая горячий спертый воздух. Я не пожалела денег на это жилище. Некоторые бёрнеры спят прямо под открытым небом, но я еще не настолько отчаянная.

Пустыня Блэк-Рок безжалостна и прекрасна одновременно. Днем это испепеляющий зной, ночью ждет пронизывающий холод. Горизонт здесь кажется бесконечным, а небо ближе, чем где-либо еще. Пыль забивается во все щели, в волосы, в еду, в душу. Через день все становятся одинаково серыми, покрытыми этой белесой пылью. Демократия пыли: она не разбирает, богат ты или беден.

Через час фестиваль бурлит вокруг меня. Обнаженные тела, раскрашенные во все цвета радуги, арт-машины в виде драконов, кораблей и других фантастических существ, музыка из десятков источников одновременно. Здесь нет правил, кроме уважения и осознанности. Каждый самовыражается как хочет, и никто не осуждает. В первый день это шокирует, на второй восхищает, на третий становится нормой.

Вечером иду в бар недалеко от моего трейлера. Здесь наливают самодельные коктейли всем желающим, опять же, бесплатно. Это одна из тысяч подобных точек по всему временному городу. Играет какой-то парень, симпатичный, но дело не в этом, а в его музыке. Электронные звуки смешиваются с живыми инструментами, создавая что-то невероятное, проникает в каждую клетку моей души.

Я закрываю глаза и просто наслаждаюсь. В этот момент забываю о визах, о деньгах, о трех работах, о родителях, которые не понимают моего выбора. Забываю о своем одиночестве в толпе нью-йоркского метро. Здесь и сейчас есть только музыка, пульсация басов и ощущение абсолютного счастья..


Глава 2. Ян

Ударяясь о зеркальный шар под потолком, вспышки света пронзают темноту и рассыпаются дроблёным стеклом по людскому морю. Пальцы скользят по фейдерам, колёсикам эквалайзера, нажимаю на кнопки, вызывая к жизни биты, которые ещё несколько секунд назад существовали только в моей голове. Это происходит. Черт возьми, это действительно происходит!

Я стою за пультом на разогреве Burning Man. Не фестиваля в России с таким же названием, а самого настоящего, легендарного Burning Man в Неваде. Это не просто фестиваль, это уникальный социальный и культурный эксперимент. Сюда едут не за развлечениями, а за опытом, который невозможно получить где-либо ещё. Пустыня Блэк-Рок, где днём пекло, а ночью прохлада, где ветер несёт тучи пыли, а люди создают временный город, чтобы через неделю от него не осталось и следа. Нет интернета, магазинов и рекламы. Всё, что происходит – результат творчества и инициативы участников. Каждый самовыражается, как может: кто-то ходит в костюме космонавта, другие –медитируют на вершине арт-инсталляции, третьи – устраивают стимпанк-церемонию. Здесь время течет иначе – то мучительно медленно под палящим солнцем, то стремительными вспышками в калейдоскопе ночных приключений. Это параллельная вселенная, где действуют иные законы, где граница между искусством и жизнью, между реальностью и фантазией растворяется в пыльных бурях и танцующем пламени. Это место, где ты можешь потерять себя, чтобы найти что-то новое внутри.

А когда все заканчивается и временный город исчезает, оставляя пустыню нетронутой, как будто его никогда не существовало, ты уносишь с собой частичку этого волшебства – вместе с мельчайшими крупицами плайя-пыли, которая еще долго будет напоминать о себе в самых неожиданных местах.
Здесь искусство живёт, двигается, горит, разрушается – и при этом создаётся заново каждый год. Это поворотный момент в жизни – переосмысление ценностей, взглядов и ощущение единства с людьми. Путешествие не для каждого.

А я в этом путешествии прямо сейчас. Я в самом центре движения, я создаю ритм. Музыка течёт сквозь меня. Я вижу, как толпа движется в такт, как люди поднимают руки в моменты кульминации. Они чувствуют и знают обо мне в этот момент все. Слышат мои мысли, переведённые на универсальный язык ритма.

– You're killing it, man! – кричит мне техник, пробегая мимо. Киваю. Разговаривать сейчас невозможно и не нужно. Я говорю через музыку.

Следующий трек авторский. Мой, ещё не выпущенный. Рискую, но я в эпицентре Burning Man! А это значит – создавать, экспериментировать, рисковать. Я включаю его и, толпа продолжает двигаться вместе со мной. Кто-то даже кричит: "ID! ID!" Они хотят знать название. Я улыбаюсь. Это мой момент.
Часы на сцене показывают, что моё время подходит к концу. Ставлю последний трек. Идеальный для перехода к следующему диджею. Что-то мелодичное, но сильно ритмичное. Толпа аплодирует, кто-то свистит, кто-то кричит "encore". Кланяюсь, снимаю наушники, вытираю пот со лба. Руки немного дрожат, но это приятная дрожь. Адреналин, эйфория и осознание того, что ты только что дал лучший сет в своей жизни.
Спускаюсь со сцены, меня обнимают незнакомые люди, хлопают по плечу. Меня просят сделать селфи, соглашаюсь, улыбаюсь в камеры. Но сейчас мне нужно найти Тима. Он должен был быть где-то в толпе.
Пробираюсь через людей, многие из которых сейчас совсем не хотят быть людьми. Повсюду фантастические костюмы или практически раздетые, покрытые только боди-артом тела. Концентрат красоты и доброжелательности.

Впереди возвышается фигура деревянного человека. Символ фестиваля, который сожгут через три дня. Люди бросают в специальный ящик записки: свои мечты, страхи, надежды. Всё это сгорит вместе с гигантской фигурой. Достаю из кармана измятый клочок бумаги. "Влюбиться". Тупо, банально, но честно. Складываю записку и бросаю в ящик, чувствуя себя подростком, загадывающим желание на падающую звезду.

Барная зона, думаю я. Тим, скорее всего, там. Иду к открытому пространству под навесом, заставленному временными барными стойками. Людей здесь не меньше, чем на танцполе. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти знакомое лицо.
И тут я замечаю её. Она сидит на высоком барном стуле, одной рукой держит стакан с чем-то, похожим на виски, тонкими пальцами другой отбивает ритм по стойке. На ней чёрный топ, открывающий живот, на котором виднеется татуировка – какое-то геометрическое изображение, не могу чётко разглядеть. В носу кольцо, в ушах множество серебряных серёжек. Среди всей нарядной толпы хочется смотреть только на неё.
Подхожу к бару, заказать что-нибудь выпить, и оказываюсь рядом с ней. Она смотрит на меня, и я замечаю, что у неё разные глаза – один карий, другой зелёный. Это завораживает.

– Неплохой сет, – говорит она, и я чуть не роняю только что полученный стакан пива.

– Спасибо, – отвечаю я, все ещё удивленный тем, что она заговорила.

– Тот последний трек, с гитарным сэмплом на бэкграунде, чей это?

– Мой, вообще-то. Ещё не выпущен.

– Серьёзно? – она удивлённо поднимает брови, а потом вдруг широко улыбается. –Охуенно звучит.

Я почти давлюсь пивом. Русский мат в Неваде? Серьёзно?

– Ты из России? –спрашиваю я по-русски.

Она тонко и звонко смеётся.

– Нет,блин, из Швеции! Конечно из России, откуда ещё такой акцент.

– Ян, – представляюсь и протягиваю руку.

– Маша, – она крепко пожимает мою ладонь, и я замечаю плетёный браслет на её запястье. –Ты откуда? Питер? Москва? Ставлю на Питер.

– Угадала. А ты?

– А это важно? Я уже 5 лет в Штатах. Родной город уже неродной.

Мы выпиваем, и разговор течёт так легко, словно мы знакомы много лет. Она рассказывает о своей жизни в Штатах. И для неё это нелёгкая прогулка, но она проговаривает все с улыбкой. Я рассказываю о своём пути в музыке, о том, что привело меня на Burning Man. И вдруг, она склонилась ко мне и тихо, но довольно отчётливо спрашивает:

Загрузка...