Благодеяние

Глава 1. Прибытие

Добро мы ищем словно панацею,

но знать не знаем, как его найти.

До приюта «Святой розы» оставалось не больше ста метров. По вытоптанной тропинке холма, на вершине которого уже виднелась пошарпанная, местами залатанная серая крыша небольшой двухэтажной «коробки», похрамывая на правую ногу, шёл мужчина лет тридцати пяти в коричневой мешковатой, похожей на военную, куртке. В правой руке его покоился новенький дорожный чемодан, а в левой потрёпанный чёрный дипломат с множеством тетрадок, чуть меньшим количеством учебников и отдельных листов. Промозглый ноябрьский ветер, беснующийся на пустоши без единого кустика или деревца, раздувал тонкие, напоминающие солому волосы и беззастенчиво ласкал щёки, уделяя особенное внимание свежему порезу от бритвы на скуле. Чем ближе мужчина становился к приюту, тем слабее была его уверенность в возникшей не так давно возвышенной идеи принятия в себе безграничной человеческой доброты. Эта мысль, несомненно, была до ужаса нереалистичной, поскольку никакой добротой мужчина не обладал, а если и обладал, то было это так давно, что и не вспомнить. К тому же пришла такая идейка в сонном бреду недельного безбожного пьянства.

— Унылая же дыра… — буркнул мужчина перед прутьями закрытых ворот, покрепче сжимая ручку чемодана, будто в следующую секунду из-за спины мог выскочить какой-нибудь нечистый на руку мальчишка, позарившийся на скудные пожитки.

Приют «Святой розы» был основан во время правления королевы Виктории и стал одним из самых позабытых приютов по всему западному побережью Англии. Несмотря на немалый приток сирот после Второй Мировой войны, он насчитывал не больше ста мальчиков и девочек всех возрастов, социальных слоёв и вероисповеданий. В самом своём начале приют яро следовал идеям высокого англиканства, оттого чуть ли ни каждый его воспитанник, пришедший на службу в церковь, не только знал о существовании Книги общих молитв, но и мог процитировать десятки строчек оттуда. Во время Первой Мировой войны, как это обычно бывает в нестабильные периоды, местная англиканская церковь была упразднена, и теперь в том же здании на месте, где совсем недавно висел флаг с изображённым на нём крестом Святого Георгия, расположился четвероконечный католический крест. «Святой розе», идеалами которой всегда были вера в Бога и привитие этой веры оставшимся без родителей детям, не осталось иного выбора, как смириться и принять изменения.

Оглядевшись по сторонам, мужчина убедился, что никто не планировал его встречать — территория за забором была подозрительно пуста. Казалось, что ничего, кроме вблизи заметно просевшего в землю здания, там не было. Поставив чемодан на высохшую траву, мужчина дёрнул за ручку ворот, но та не сдвинулась и на миллиметр. Убеждаясь в глупости идеи который раз за день, он начал вертеть, выкручивать, трясти чугунную ручку, и, как итог, ворота и прилегающий к ним забор с громогласным рёвом заскрипели, завыли, будто подстреленный медведь, но не открылись. Мужчина быстро смутился, ощущая себя непозволительно глупым для человека с высшим образованием, поднял с земли чемодан и хотел было уйти, как вдруг из-за угла приюта выбежало четверо мальчишек. Смеясь и дразня догоняющую их молодую женщину, мальчишки остановились у кованого забора в паре шагов слева от мужчины и присели на корточки, разглядывая сквозь прутья незамеченный до этого момента терновый куст. Выглядевшие всего несколько секунд назад как самые настоящие хулиганы, к которым у мужчины была особая неприязнь, ребята теперь походили на прекрасных ангелов, любующихся каждой красной колючкой, каждым скрюченным листочком и веточкой, словно те были величайшими божьим творениями. Догнав негодников, молодая женщина не стала ругаться или как-либо отчитывать мальчишек, как это обычно было заведено у учителей и воспитателей, а лишь встала позади и, сложив руки в молитве, так же благоговейно смотрела на куст, не замечая за воротами гостя.

—Эй! — раздражённо крикнул мужчина, оскорблённый игнорированием его присутствия, и сразу же сдержанно добавил, как только к нему обратились пять пар испуганных глаз: — Прошу прощения, меня кто-то сможет сегодня принять?

Один мальчик лет пяти-шести, по видимости самый младший из компании, чьи большие глаза напоминали бездонный океан, подскочил и трусливо вжался в юбку женщины — вероятно, его напугал низкий командный голос гостя или же его огромный рост, а, может, всё вместе.

— Он похож на сатану… — пискнул мальчик, забавно жмурясь и зарываясь лицом в складки ткани.

— Ничего подобного, Лен, — успокаивала женщина, ласково потеребив русую макушку. — Нельзя судить о человеке только по тому, как он выглядит.

Её речь была такой простой и непринуждённой, а голос настолько чистый, что всякие переживания юного Леонарда тут же сменились обычной подозрительностью. И даже скептичный ко всякому чуду гость, ещё не разглядев как следует обладательницу столь редкой для слуха красоты, решил, что речь её предназначалась вовсе не для ушей, а для сердец, что очерствели и сбились с верного пути.

"Она может быть полезной для меня", - подметил для себя мужчина.

— Добрый день. Вы — учитель из Линкольна? — уточнила молодая женщина, подойдя к ручке ворот и ожидая ответа. Лен и ребята остались у куста, наблюдая за дальнейшими событиями с расстояния. Не будет ложью сказать, что незнакомец немного пугал их.

Однако прежде, чем женщина получила ответ, прошла томительная минута ожидания, в которую глаза потерявшего дар речи мужчины бегали по простенькому светлому личику, небольшому, но фактурному носу, тонким губам, сплетались с прямым карим взором и беззастенчиво исследовали всё, что располагалось ниже плеч. Он смотрел на женщину и не понимал, что именно заставило его сердце так часто биться. Может, та болотного цвета юбка в пол? Или те нелепые ботинки со скрюченными носами, которым на вид было больше, чем той, на ком они обуты? Как эта особа могла, обладая ничем не примечательной внешностью, вызывать столько эмоций? Тем не менее за ту безмолвную минуту молодая женщина, сама того не осознавая, не просто поставила гостя в тупик, но и ничуть не смутилась столь тщательному осмотру, словно то для неё было привычным делом.

Глава 2. Лиззи

Утро после дождя выдалось особенно холодным. Сдав смену напарнику, Пол, укутавшись в лёгкую куртку, спускался с холма, где возвышался приют, и, обхватив себя руками, растирал замёрзшими ладонями плечи, пытаясь согреться. Обычно маршрут до снимаемой им комнаты в Тихом переулке проходил вдоль железнодорожной станции, где каждый день в девять утра проезжал поезд из Линкольна — там Пол любил послушать свежие сплетни от путейца Марка — но сегодняшнее утро стало исключением. Во многих смыслах.

Будь погода чуть поприветливее, Пол, следуя привычке, пришёл бы к путям, вдохнул полной грудью запах угольного дыма и всё же узнал о таком же, как он, приезжем городском, лежащем сейчас на полу возле дивана в общей гостиной. В эту же минуту, когда охранник переступил порог дома и увидел мирно спящего незнакомца, со второго этажа быстро спустилась миссис Мёрфи, обрадовавшаяся его возвращению. Теребя морщинистыми пальцами края платка, она взволнованно зашептала трясущемуся от холода Полу о новом жильце и попросила поскорее того разбудить, так как сама она боялась это сделать — уж больно её пугали габариты мужчины. Имея простой и прямой нрав, Пол попросил миссис Мёрфи набрать тазик горячей воды, и хозяйка, наконец-то заметив, как сильно того пробрал озноб, без возражений скрылась в тени коридора.

—Эй, мистер, проснитесь, — сев на корточки и легко похлопав спящего по плечу, тихо заговорил Пол.

Мужчина буркнул что-то невнятное, отмахнувшись от Пола словно от надоедливой мухи, едва приоткрыл заплывший глаз, затем снова его закрыл, и через мгновение распахнул оба глаза, вытаращившись на будящего.

— Вам не стоит спать на полу, лучше поднимитесь к себе, — радушно посоветовал Пол.

Только внутренний голос говорил, что не стоит быть столь обходительным с некогда спящим человеком. Но почему? Что именно в этом незнакомце так сильно смущало? Являясь по своей природе безнадёжным оптимистом, Пол запретил себе делать ранние выводы и, протянув руку, помог мужчине подняться. На скуле его багровела корка запёкшейся крови.

— Спасибо, — холодно поблагодарил проснувшийся, однако после, нахмурившись, будто тон его голоса был не по нраву ему самому, спешно кривовато улыбнулся и попытался объясниться: — Прошу прощения за мою грубость — издержки войны. Понимаете, пришлось видеть столько смертей, — тут он горько усмехнулся, — что волей не волей очерствеешь.

Пол понимал. Он понимал этого мужчину как никто другой в Лаймстоне. Ни один камень на этой костлявой земле не был омыт кровью, ни одна песчинка не впитала в себя безутешность скорби и ни один житель не столкнулся с горем потери. Но чего точно Пол не мог понять, так это о каких издержках войны шла речь? Он был уверен, что ни одна увиденная смерть не сделала бы человека грубым, если тот изначально не являлся таковым. Или суждение это было таким же ошибочным, как и то первое, отнюдь не доброе впечатление о новом соседе?

— Меня зовут Александр Олдридж, — по-ребячески улыбаясь, представился мужчина.

Быстрая смена настроения соседа поражала. Пол нахмурился и произнёс:

— Пол Голдман. Приятно познакомиться с вами, мистер Олдридж.

— Мы можем обойтись без формальностей? Я был бы не против, если ты обращался ко мне по имени.

— Как я могу, мистер Олдридж? Боюсь, моё воспитание не позволит обращаться к вам так панибратски.

— Я настолько плохо выгляжу? — рассмеялся Александр, посчитав, что слова Пола указывали на его возраст. — Впрочем, наверное, ты прав. Сколько тебе лет?

— Мне двадцать восемь, сэр. Простите меня за прямоту, но за эти годы у меня было много приятелей-сослуживцев старше вас, но это не значит, что после войны я могу позволять себе такую небрежность.

Настала тяжелая пауза. Александр снял с себя куртку и аккуратно повесил её на спинку столового стула. Пол задумался. Что же не так с новым знакомым? Из дальней части коридора, где была ванная комната, послышался скрежет металла о металл, и прежде, чем в комнату вернулась обременённая утренними заботами миссис Мёрфи, послышалось мягкое шарканье её домашних тапок.

— Наконец-то вы проснулись! — воскликнула она, вскинув руками. — Вы заставили серьёзно поволноваться старую женщину, молодой человек. Впредь спите, пожалуйста, в своей кровати, а не на полу в мокрой куртке!

— Примите мои извинения, миссис Мёрфи.

— Что мне ваши извинения, мистер Олдридж? Знайте, как хозяйка этого дома, я более не потерплю такого рода поведение. А сейчас идите и немедленно умойтесь, — женщина прошла на кухню и, обернувшись, прибавила с мягкой улыбкой: — Ах да, Пол, возьмите тазик и спускайтесь через полчаса обратно — накормлю вас завтраком, — тут она вернула строгий тон, взглянув на Александра. — Вы тоже можете присоединиться.

Пройдясь вместе с мистером Олдриджем до ванной и более никак с ним не разговаривая, Пол забрал приготовленный таз, поднялся к себе и сел на кровать. Штанины гармошкой поползли вверх, кожаная куртка уже лежала на стёганом покрывале, а ботинки, снятые вместе с носками, были аккуратно поставлены возле ножек кровати. Одна за другой ступни погрузились в тёплую воду, и Пол, ссутулившись, довольно выдохнул. Мысли о новом соседе на время затихли, спрятавшись на задворках сознания. Кучерявую тёмную голову пригрел солнечный луч, пробившийся сквозь зашторенное окно, пока, двигая замёрзшими пальцами в воде и наслаждаясь её теплом, Пол умиротворённо закрыл глаза. В комнате было по-привычному тихо, и лишь лёгкий шум воды и едва слышное пение миссис Мёрфи внизу, на кухне, нарушали это спокойствие. Вскоре вода в тазе остыла, да и Пол уже давно не грел в ней ноги. Он стоял у стены, перед отрывным календарём, висящим возле двери, и почти не моргая смотрел на жирную цифру «5».