Благословенно оружие

Глава 1. Скандал в столице

Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте.

Марк выбрал самое удачное место в зале: у стола, так, чтобы видеть и входящих, и танцующих. Привычка держать перед глазами как можно больше, точно он все еще на войне, не исчезла за несколько месяцев в лазарете.

И, в конце концов, под рукой — его здоровой рукой — оказались закуски, и это было даже важнее, чем обозревание диспозиций. Марк забыл вкус креветок, несмотря даже на то, что его полевой мундир пропитался рыбным запахом настолько, что его удалось бы найти в закрытом шкафу с зажмуренными глазами.

Впрочем, у позиции нашлись и минусы: стой Марк иначе, он смог бы сделать вид, что не заметил Гаго Праха, баронета. Однако тот двигался к столам, точно улыбающийся, радушный линкор, идущий на таран. Марк испытал острое желание вжаться в стол, но побоялся случайно сесть в супницу.

— Рад видеть тебя в добром здравии и хорошем мундире, дружище Стил. Кто завязывал твой галстук? Мама? А, служанка. Надеюсь, ты наградил ее, негодник?

Ладони Гаго обрушились на плечи Марка, отчего тот сдавленно пискнул, уповая, что свидетельство его слабости заглушили великодушные звуки оркестра. Гаго прислонился бедром к столешнице, глядя на Марка сверху вниз — хотя они были одного роста, вплоть до дюйма — с явным намерением вести долгую беседу.

— Как ты находишь музыку на вечере? Мне кажется, до войны я слышал все то же самое. Ничего не поменялось.

— По крайней мере, от этого невольно чувствуешь себя не просто дома, а будто бы в том самом дне, пока… пока буря еще не разразилась. — Марк поймал себя на мысли, что говорит осторожно. Гаго Прах себя тем же не утруждал.

— Ну, я воевал уж точно не за то, чтобы пять лет слушать одни и те же гавоты, друг.

Гаго успел вернуть себе столичный лоск, если не сказать больше: слишком увлекся приведением себя в соответствие с понятиями о моде и приличии. Марк привык видеть командира в серой шинели, прорванной тут и там, сейчас же Прах вспомнил, что он, в конце концов, баронет: скроенный по последней моде сюртук сглаживал решительную прямоту его плеч, и казалось, что Гаго несколько более грузен, чем должен был бы быть, пройдя войну. Хотя приходилось признать, что длинные ноги баронета выглядят в черных брюках на зависть великолепно.

— Вам неуютно, поручик? — Спросил Гаго, чувствуя, что собеседник не так весел, как от него ожидалось.

— Да нет, просто… Война закончилась, а я все еще чувствую напряжение, точно перемирия не состоялось. Как будто нам скоро предстоят еще потрясения, быть может, еще более жестокие.

— Что ж, мой друг, в столице это совершенно обыденное ощущение. Может быть, этому способствует воздух, однако уверяю Вас, в этой зале все, за исключением, пожалуй, только Вашей разлюбезной баронессы, чувствуют то же. Таковы уж внутренние токи Эльзила в целом и столицы в частности.

Гаго взглянул вдаль, явно высматривая кого-то определенного. Но, поблуждав по толпе гостей без пользы, взгляд баронета вернулся к Марку.

— То, что не решают на войне, мой друг, решают на балах и приемах. Поверьте моему опыту.

Марк скривился: действительно, пока он скулил, точно получивший сапогом щенок, лелея свое ранение в лазарете, Гаго Прах, небрежно повязав платком голову, мчался в столицу. Стил представлял себе эту достойную картины сцену: алая кровь проступает сквозь белую ткань, тонкие губы плотно и сурово сжаты, а прямой нос Гаго на фоне багряного заката начинает походить на воинственный орлиный клюв.

Другой Гаго, настоящий, с куда более миролюбиво выглядящим носом, не тот, что скакал на великолепном вороном в воображении поручика, налил два бокала и протянул один Марку.

— Прекрасное лекарство от боли в наших ранах.

— О, рука уже давно не болит!

— Я имел в виду сердце. — Гаго выразительно повернул голову, точно собрался посмотреть вбок, однако его глаза остались прикованы к Марку. — Леди Кларинда, так?

Марк ответил сдержанным пожатием плеч, однако явственно выражающем смущение, а не равнодушие.

— Тебе стоит пригласить ее на танец или попрощаться с матримониальными планами. Леди Кларинду, определенно, папенька вскорости начнет выпихивать замуж, чтобы птенчик, наконец, покинул гнездо. И если ты не окажешься в числе первых претендентов на ее руку, — Гаго сделал глоток, мучительно долгий для Марка: хотя он и так понимал, как Прах закончит фразу. — Пиши пропало.

— Леди Кларинда не танцует. Да и я тоже. — Марк указал на перевязь здоровой рукой. — По крайней мере, так мне удается скрывать, что я вовсе не умею…

— В таком случае, тебе стоит попрактиковаться… почему бы не с другой баронессой?

Марк смущенно улыбнулся, и Гаго покачал головой, глядя на него. Кого-то война закаляет, но кого-то разбивает в осколки. Оставалось надеяться, что юный поручик еще способен собраться воедино.

Поручик выглядел предназначенным для этой — мирной — жизни. Однако, выглядеть не значит являться, и Гаго размышлял, какие сюрпризы способен преподнести обществу в целом и бывшему командиру в частности этот молодой человек, едва распрощавшийся с юношеством. Нет, не так: все детское война выдрала из него, выкусила мощными клыками. Прах помнил Марка Стила наглым юнцом, а теперь тот не был ни тем, ни другим. Какая потеря, подумал Гаго и снова пошарил глазами по толпе, на сей раз — не впустую.

— Леди Лилли Гиббс, я вытащил ее из грязи какого-то затрапезного ньёслийского графства и уз обедневшего рода, и вот теперь она — достойный цветок в букете придворных дам. Ее даже уже окрестили милым прозвищем — Золотая лилия. Как ты ее находишь?

Марк склонил голову набок, рассматривая девушку, точно Гаго спросил его мнения о приобретенной втридорога картине для гостиной.

Глава 2. Невыносимые женщины наносят визиты

Марк задержался, покупая у лоточника сосиску. Конечно, будь обе его руки здоровы, управиться удалось бы вдвое, если не втрое быстрее: по крайней мере, он не уронил бы кошелек. Один раз просто себе под ноги, второй — так, что пришлось выбирать из грязи монеты. Какой стыд для офицера жандармерии!

Впрочем, поручик быстро обтер пальцы о горчичного цвета штаны и уже вгрызался в пересоленное мясо, так что жизнь начала казаться ему вовсе не такой плохой. По крайней мере, у его теперь была работа, и какая! Жандармерия занималась непосредственно устроением дел, связанных с членами королевской семьи, не важно, в каком колене. Марк подозревал, что это означает лично для него, что областью его работ еще долго будут аристократишки, далекие от трона, как пятка от лба, однако и в этом он находил для себя немало выгод. По крайней мере, это значило, что ему не придется так уж стараться.

Возможно, именно поэтому Марк изыскал в себе в тот день кроху великодушия.

Он успел сжевать сосиску наполовину, прежде чем его нагнал нарастающий шум ссоры. В первое мгновение Марк не понял, отчего обратил внимание на эти крики, однако его осенило: один из голосов ему знаком! Марк обернулся, уже зная, кого увидит.

Леди Лилли Гиббс шагала по тротуару, стиснув в руках хлыстик, одетая для верховой езды, однако вместо лошади рядом с ней топал неопрятный бугай самого подозрительного вида. И они кричали друг на друга, совершенно не стесняясь.

— Кажется, я ясно выразилась, сэр Глинд! — Лилли умела говорить тем особенным громким голосом, которым удобно проводить перекличку солдат. — Вам следует оставить меня в покое, по крайней мере, сейчас: я очень спешу.

В отличие от нее, Глинд орал, напрягая легкие, так что воздуха ему постоянно не хватало. Марк даже на расстоянии видел, как блестит на солнце вылетающая из его рта слюна.

— Я сам решу, крошка. Я же сказал: ты мне… — Бугай вдохнул поглубже. — Нужна! И раз уж… я тебя поймал, то не отпущу!

Глинд попытался ухватить Лилли за руку повыше локтя, но она проворно отскочила в сторону.

— Ничем не могу помочь!

— Я заплачу, сколько ты потребуешь.

— Ты не наскребешь и трети, даже если продашь свои кишки мяснику.

Лилли стояла так близко к проезжей части, что Марку представилось дальнейшее: Глинд толкает ее, и юная леди летит под копыта ближайшего коня… Печальный и, несомненно, болезненный конец. Марк безжалостно выбросил сосиску и направился к спорщикам.

Тем более, что Глинд все же схватил девушку за руку, и теперь Лилли, с вздернутым в неудобное положение локтем недружелюбно надув губы, смотрела на обидчика. Марк чувствовал, что должен вмешаться: и потому, что полагал это своим долгом — предупреждать происшествия на улицах… и потому, что такой нежный цветочек, как Лилли Гиббс, не может остаться лежать растоптанным. Ни в одном из смыслов.

— Если ты будешь упрямиться, я буду с тобой груб.

— Сила — не то, что способно меня убедить, золотце.

Теперь они не кричали, а шипели друг на друга, как встретившиеся на одной крыше коты, но Марк приблизился достаточно, чтобы слышать каждое слово.

— Все в порядке, мисс Гиббс? — Спросил он, подойдя на такое расстояние, что мог бы и сам кого-то ухватить за рукав: девушку или ее обидчика.

Лилли глубоко вздохнула, очевидно, утишая гнев, прежде, чем ответить Марку. Глаз на него она не перевела, продолжая смотреть в лицо Глинда.

— О, мистер Стил. Какая удача, а я как раз направлялась в жандармерию. И хотела повидать именно Вас.

Пальцы Глинда разжались, точно по команде. Он неловко, будто ему свело от холода все тело, откозырял Марку и даме, бросил последний выразительный взгляд на Лилли и поспешил удалиться. Дважды обернувшись, пока не скрылся за ближайшим углом.

Лилли облегченно вздохнула и обмахнулась шляпкой. Они с Марком стояли так близко, что он видел оплетающие тугой пучок ее волос искусственные крохотные ненюфары. Так вот какого сорта лилии она предпочитает, подумал Марк. Его размышления готовы были потечь в разных направлениях, выстраиваясь в схемы и теории, но тут Лилли положила руку ему на локоть, и Марк вздрогнул. Не польщенный: от боли. Девушка коснулась еще ноющей раны.

— Простите! — Лилли с тревогой отдернула ладонь. — Я просто хотела Вас поблагодарить. Ох, как неловко, а ведь я действительно намеревалась найти Вас и попросить об услуге!

Марк, поскрипев зубами, пока боль не уляжется, показал здоровой рукой на здание жандармерии неподалеку.

— Пойдемте, я налью Вам чаю. — В воображении Стила неопрятный хулиган за углом только и ждал, как снова броситься в погоню за жертвой. — Но, сказать по правде, дело не мое, приставалами, даже опасными… в особенности, опасными должна заниматься полиция.

— Ах, Глинд? Да забудьте о нем. — Лилли нырнула перед Марком и подхватила его под локоть здоровой руки. — Дело совсем в другом, и мне поможете только Вы!

Марк готов был спросить, каким образом вхожей в салон принцессы даме удалось связаться со столь грубым типом, как Глинд, но тоненькое плечико Лилли касалось его руки, мешая думать. Для нее, возможно, в этом не было ничего “эдакого”, Марк же был воспитан так, что с другой девушкой счел бы подобную близость за неприличный флирт. И потом, Лилли шагала так размашисто, покачиваясь на высоких каблуках, что вовлекала жандарма в свои грациозные колебания. Он то и дело напрягал больную руку, которой хотелось махнуть, чтобы подстроиться под шаг спутницы.

Но сделать замечание благородной даме? Для этого у Марка были слишком хорошие манеры.

Память о Глинде начисто испарилась из его памяти, когда они с Лилли вошли в просторный холодный холл. Из-за конторки прянул дежурный:

— Ваше благородие, записка! — Юноша протянул Марку сложенный вдвое листок плотной бумаги. — На Ваше имя. Какая-то старая дева из библиотеки. Она обещала вернуться: осторожнее, она, кажется, бешеная. Может, ее покусал гримуар.

Марк с кивком взял бумагу и пробежал ее глазами, поднимаясь в кабинет. Отпустившая его локоть Лилли семенила следом.

Глава 3. Шевалье д’Облесть и паучиха

Дежурный сообщил, что конь госпожи Гиббс найден, пойман и, скучая, дожидается ее в компании служивых лошадок, а в кабинете Стила те же чувства, с великой долей вероятности, испытывает королевская книжница. Дежурный отрапортовал, что просительница поднялась в кабинет поручика, и замялся, не желая объяснять, почему не воспрепятствовал непротокольному вторжению. Впрочем, когда Лилли и Стил сами прошли в кабинет, все стало предельно ясно. Марк ожидал увидеть нечто иссохшее, чопорное, бледное. Книжница, несмотря на то, что ей действительно было около тридцати или чуть за — то есть, в таком возрасте, оставаясь незамужней, она не могла именоваться иначе, чем старой девой… Книжница оказалась сдержанной, но не больше. Глаза ее внимательно и цепко исследовали кабинет.

Что еще ожидал от нее Марк, так это стенаний и полуобморочной паники. Гостья же выглядела готовой сражаться за свое право воспользоваться помощью жандармерии. Она сжала кулак и выставила плечо, точно собиралась действительно броситься на Марка, как бралентийская воительница. Сложена она была для того вполне подходяще: плавно-пышнотелая, но при том напряженная, точно тугая пружина. Волосы и веснушки ее горели огнем в послеполуденном солнце, щедро льющем свет через распахнутое окно.

— Дэлит Вальдес, книжница Его Величества. — Дама протянула руку для пожатия, не поцелуя, и Стил растерялся.

Лилли ответила на приветствие вместо него, улыбаясь, и про себя отметила, что пожатие Дэлит оказалось сухим, как книжная страница, не уверенно-твердым и не мягким, когда кажется, что ты вот-вот раздавишь хрупкие, точно карандашный грифель, пальчики. Дэлит словно формировала ладонью жесткий каркас, куда впускала чужую руку, и охватывала ее не менявшимся годами движением, единым для крохотных лапок и огромных лапищ.

— Лорд Прах говорил о Вас, госпожа Вальдес.

Книжница на мгновение вскинула брови, затем кивнула. Она тоже должна была быть наслышана о Золотой лилии. Несомненно, Дэлит также составила свое мнение о манере Лилли пожимать руки. Тем не менее, сюда она пришла не ради светских знакомств и расшаркиваний.

— Ваше благородие, вот в чем суть. — Дэлит рубила ладонью воздух, точно так ей было легче говорить. — Позавчера я закрыла студию в одиннадцать, отпустила Лёри домой. На следующий день он не явился на работу, я подумала, что он болен, и не удивилась бы, не открой он мне, но…

— Так, так, так! — Марк воздел здоровую руку, прерывая книжницу. — Никаких Лёри. С этим — в полицию.

— Они сказали, что не будут этим заниматься. Якобы мой помощник мог загулять…

— И я скажу Вам то же, мисс.

— Ему одиннадцать! — Дэлит достала из кармана юбки свернутый вчетверо листок и протянула его Марку. — Позавчера. Я закрыла студию в одиннадцать. Отпустила Лёри…

Слишком много невыносимых женщин на один суматошный день, не без досады подумал Стил, беря листок. А после развернул его и замер. Положил на стол, так что стало видно и стоящей рядом, уперев бедро в столешницу, Лилли.

— Ого, превосходный рисунок! — Ахнула та.

И действительно, с листа, казалось, смотрел живой мальчишка. Всего несколько карандашных штрихов заставили его зрачки лучиться, а курчавый чуб, казалось, вот-вот затрепещет от ветра. Это была поразительно талантливая работа, однако Марк впечатлился отнюдь не художественным мастерством Дэлит.

— Бастард?

— Не знаю: сирота. Бывший беспризорник, сэр. Состоит при мне на попечении библиотеки. До совершеннолетия.

Марк не отказался от мысли, что книжница пыталась прикрыть грех, но теперь искренне пеклась о плоде своей любви с каким-то заезжим кисивачетцем — либо так или иначе несвободным. Официально в Эльзиле не было рабства ни в каком виде — если не считать ритуальных слов в молениях Демиургу, в которых каждый называл себя самого рабом Высшего. Но на деле за долг или через оговор в кабалу попадали как темнокожие кисивачетцы, так и бледные блондины из Ньеслу. Принц Эйд века назад прекрасно потрудился и убедил-таки подданных не судить по цвету кожи. Теперь эльзильцы равно презирали всех, кто не родился в их стране. От попадания в кабалу тебя отделяли лишь запас изворотливости и дарованная Демиургом удача.

Тем не менее, все это действительно значило, что в полиции не станут искать пострела, каким бы ценным он ни казался Дэлит. Единственное, на что она сможет рассчитывать, так это на совет приобрести нового помощника. Красивые на бумаге слова в Эльзиле слишком часто значили нечто весьма неприглядное. Малыш Лёри по закону был и оставался вещью для любой инстанции в Эльзиле.

— Я не уверен, что… О, Уризен, я могу разве что оформить его пропажу по форме утраченной утвари… — Марк покраснел и поспешил согнуться над столом, чтобы ненароком не поймать взгляды обеих девушек. — И это… это потребует времени.

За которое Лёри может быть переправлен на корабль работорговцев или убит, разом подумали все трое присутствующих.

— Я полагала, будет хоть какая-то польза от того, что некоторые люди у нас считаются собственностью. — Произнесла Дэлит с иронией такой горькой, что ее губы невольно скривились, будто произнесенная фраза обожгла их. — Но, видимо, большего, чем бумажка с печатью, мне не добиться.

Лилли моргнула, медленно кивая. В голове у нее явно бушевал вихрь мыслей, зрачки трепетали, точно девушка пыталась прочесть хоть слово на неких стремительно перелистываемых ветром страницах. И вот, спустя несколько секунд, с решительным вздохом она замерла, поворачиваясь к Дэлит. Легкий намек на улыбку показывал, как Лилли, несмотря на надежду, не уверена в успехе.

— Что скажете, если я возьмусь за это? Конечно, в жандармерии я не служу, но… пару раз была в доках и могу пройтись по ним еще раз, если понадобится. Порасспрашивать рабочих.

Глинд, мгновенно подумал Марк, вспоминая недавнюю сцену. Преследователь и грубиян. Тот вел себя с развязностью любовника, однако Марк не мог вообразить, что такая девушка, как Лилли — неискушенная, бесспорно, но при том невинная, с несомненным чувством собственного достоинства — сошлась бы с оборванцем из доков. У нее не имелось ни единой причины сделать это, Стил побился бы об заклад.