Нищета в наследство

Наташа проснулась от настойчивого стука в дверь. «Нужно починить звонок, там хоть пение птиц звучит», — сонно подумала она. Опустив ноги с кровати, она наступила на что-то липкое. «Чёрт, опять наблевали, или не наблевали...» — обтерла пятку об сухое место на полу и двинулась к выходу.

— Наташка, открывай! — прозвенел голос соседки за дверью.

— Иду я! — пробурчала девушка, берясь за ручку и открывая замок.

За порогом стояла тётя Неля, тучная пожилая женщина, жившая напротив. Её полные руки, упёртые в бока, резко вскинулись вверх и закрыли нос ладонями.

— Чем ты вообще тут дышишь?! В общественном туалете воздух свежее! Быстро иди, убирай подъезд за своим зоопарком!

— А я при чём? Мои кошки домофоном не пользуются! Пусть ваша Лиля убирает за своими кобелями, весь подъезд пометили!

— Ах, так?! Ну, жди СЭС! Они-то быстро разберутся, кто тут гадит! Лилины сикоку получше тебя воспитаны, засранка! Да и стоят как вся твоя убогая однушка!

Наташа сжала губы и медленно закрыла дверь, провожая взглядом сердито вытянутую спину соседки.

— Сикоку-сикоку... Видела я ваших воспитанных сикоку! Придумают же название для собаки. Фу! — протопала она в кухню, обходя миски, игрушки, разорванные в клочья котятами шлепанцы. Отцепила двоих малышей от штанин пижамы, согнала старика Базю со стола, где он любил поспать, и уставилась на двух беременных Ласку и Марго, сидевших на подоконнике. Открыла окно, в миллионный раз порадовавшись первому этажу. Иначе гулять питомцам было бы проблематично. Кошки степенно пропустили влетевшего чёрной лохматой кляксой Демона и отправились в заросли сирени под окном.

— К нам приедет СЭС! — озвучила новость Наташа. — Так что за уборку! Правильно мама говорила — от богачей добра не жди!

***

Сотрудники санэпидемстанции явились через три с половиной часа. Наташа успела помыть и проветрить квартиру, заплести тёмные волосы в косу, чтобы не сильно было заметно, что голова не мыта; натянула потёртый джинсовый комбинезон поверх выцветшей голубой футболки и с удовлетворением осмотрела себя в зеркале. Ну и что, что одежда старая, главное — чистая. Мама всегда говорила, что не по одежке нужно судить человека…

Проветривание не очень помогло: кошачьи дела просочились под потрескавшийся старый линолеум. Поэтому двое сотрудников СЭС в белых халатах и медицинских масках демонстративно обмахивались листами бумаги, вероятно, взятыми для протокола. Представились. Антонина Витальевна, лет сорока, начала задавать вопросы и заполнять протокол ответами, посмотрела паспорт, документы на квартиру. Её коллега Алексей Евгеньевич, молодой человек немногим старше двадцати (наверное, только после института), внимательно осматривал жилище, прижимая контейнер с пробирками к груди.

У входа на тумбочке стояла коробка для выхода с котятами на рынок. С внешней стороны коробки были закреплены табличка с надписью «Отдам в добрые руки милое пушистое счастье» и пластиковая банка с надписью «Помощь на содержание питомцев», на дне которой блестела золотым ободком старая десятирублёвая монета.

Молодой человек поправил очки на переносице, снял их, протёр платком, надел и снова посмотрел на коробку. Хмыкнул и перевёл взгляд на хозяйку квартиры. На вид девушке не больше двадцати. Маленькая, стройная… нет, тощая; живые карие глаза, нервно покусанные аккуратной формы губы. Странная, — подумал Алексей и неспешно прошёл в кухню, затем осмотрел комнату и санузел. Мебель старая и изрядно изношенная, кровать и громоздкий диван укутаны клетчатыми пледами, похоже, горе-хозяйка постаралась скрыть следы кошачьих когтей. На мойке в кухне и на раковине в ванной привлекли внимание прямоугольные кусочки хозяйственного мыла, видимо, отпиленные от большого куска.

— И как вы, Наталья Александровна, к тридцати годам докатились до такой жизни? Пьёте? — вопрошала Антонина Витальевна.

— Ну-у-у, пиво изредка, — потупилась девушка, косясь на пустую бутылку из-под «Невского» на окне за занавеской. Затем вскинулась и гордо подняла подбородок: — А при чём тут это? Я никому жить не мешаю!

— Это мы сейчас и выясним! Алёша, возьмите смывы с кошачьих мисок, лотка и пола в прихожей, — и снова обратилась к Наташе: — Судя по запаху, ваше жилище может быть источником опасных инфекций.

Девушка покраснела то ли от смущения, то ли от гнева и с вызовом расправила плечи:

— Судя по запаху, здесь просто старый, прогнивший пол. А мои кошки здоровы! У них есть прививки, могу показать!

— Ну-ну, посмотрим, кто тут здоров...

В это время Алексей Евгеньевич, по всей видимости, наспех выполнив распоряжение старшей коллеги, подал голос:

— Антонина Витальевна, я всё сделал. Мне бы на вебинар успеть...

— Да, Алёшенька! — засуетилась женщина. — Нам ни к чему задерживаться в этом клоповнике. Сделаем анализы и передадим в полицию. Пусть привлекают эту кошатницу к ответственности за создание угрозы окружающим!

— Эй! А подъезд!? Вы в подъезде взяли ваши смывы? — возмутилась Наташа.

— Надо будет — возьмём! — лицо грозной женщины начало багроветь неровными пятнами. — Подпишите акты во всех местах, где галочки.

— Ничего я не буду подписывать! Я вас не звала!

Услышав это, молодой человек выдохнул словно с облегчением и расслабил плечи.

***

Наташа тихо плакала, опустив лицо в подрагивающие ладони. Незваные гости оставили после себя чувство унижения и опустошённости. Демон сидел рядом, тыкался лобастой головой ей в локоть — то ли успокаивая, то ли напрашиваясь на ласку. Послышался звук открываемого замка входной двери, и через пару секунд негодующий мамин голос заставил девушку вжаться в кресло.

— Наталья! Что ты тут вытворяешь?! Почему мне звонят соседи и жалуются на тебя?! Я как знала, что бабка твоя зря квартиру тебе отписала — устроила тут помойку! Ну и вонь!

Пожилая сухонькая женщина с коротко стрижеными седыми волосами в скромном сером платье, шурша пакетами, прошла к столу и грохнула на него свою ношу.

Я не гей.

На мониторе сменился эпизод и Кирилл замедлил движение руки под краем длинной футболки. Разрядка близко. Выключил звук и вновь уставился на экран. Роскошная обнаженная девушка распласталась на белых простынях с широко разведенными ногами, красные волосы разметались по подушкам как пламенный цветок. Лицо крупным планом. Пушистые длинные ресницы с трепетом прикрывают глаза, розовый язык облизнул пухлые алые губы. Снова общий план. Она тянет руки к своему мускулистому партнеру. Его мощный орган упирается ей между ног и замирает...

– Ну... Давай же... Сделай это со мной...– шепчет Кирилл одними губами, – Да!!! ДА!!! А-а-а... – и мир разлетелся на миллиарды осколков...

Использованные салфетки отправились в нижний ящик стола к огрызкам, фантикам и пустым банкам от пепси. Дыхание постепенно успокоилось, сердце перестало пытаться пробить грудную клетку. И Кирилл вновь посмотрел на экран.

– Нет... – вскочил, заходил по комнате, отбросил кресло и оно с грохотом перевернулось у кровати. – Нет, сука! НЕТ! – кулак впечатался в стену над монитором. – Я опять представил себя на ЕЁ месте. – бормотал парень, – Я не гей. Я же почти три года этого не делал. Бл@-ааааадь! – завыл он в голос. Год работы с психологом, три года уверенности, что он в порядке, и все коту под хвост?

– Нет. Нужно успокоиться. Как там говорила психолог? Могут быть срывы. Выпадение в женское... Со многими бывает. Нужно понять причину. Нужно успокоиться. Успокоиться. Дышать. Дышать. Дышать.

Защелкала замком и затем хлопнула входная дверь. Пришли родители. Отец, шурша пакетами прошел на кухню.

– Кирюша, помоги папе разобрать сумки, мне нужно еще... – мамин голос замер и она сама застыла в дверях комнаты. Кирилл сидел на полу, баюкая ушибленную руку. На костяшках проступила кровь. Кресло так и валялось перевернутым у кровати.– Ты... Ты что, опять доигрался до психов?

Заглянул отец. Бегло оценил обстановку. Сжал зубы, задвигал желваками. А мама быстро затараторила:

– Коля не надо, не трожь его! Я сама разберусь.

– Доразбиралась уже! – рявкнул отец, – вон тунеядца и игромана воспитала. Радуйся! – и вышел, хлопнув дверью. И так всегда, подумал при этом Кирилл, гаркнет что-нибудь и на свой диван, а мама, как всегда, вооруженная моралями и нотациями, трендит часами, вызывая только злость и тошноту.

– Ма, я у деда хочу пожить до универа. Сегодня уеду.

– Деду нервы портить? Да он тебя погонит в первый же день! Хватит выдумывать. Ты все хвосты сдал? Или ждёшь пока отчислят?

– Мне две контрольных осталось и теория по физре. Оттуда отправлю. – настаивал Кирилл. Встал, взял со стола ноутбук, достал из шкафа рюкзак.

– Отец не повезет тебя. Его сейчас лучше не трогать. – мама преградила выход из комнаты, – Ты никуда не поедешь. Пока не сдашь хвосты, пока не начнешь себя вести по человечески, никуда не поедешь! И пока живешь за наш с отцом счет, будешь делать то, что тебе говорят! Всего два года осталось доучиться, а ответственности как не было, так и нет!

Кирилл успел закинуть в рюкзак пару футболок, шорты, плавки и легкие штаны. Хорошо, что жара, много одежды не нужно. Тем более в деревне. Подошел к двери, аккуратно взял мать за плечи и отодвинул ее в сторону, освобождая выход.

– Я на автобусе доеду. Деньги есть, крестная на днюху подкинула. – проговорил сдавленно. Приходилось держаться изо всех сил, чтобы не заорать на нее, не послать куда подальше. А маму нельзя обидеть, она всегда как лучше хочет, на ней одной всё и держится... Только вот почему так?

***

– Кирка! Приехал, шалопай? Мать звонила, сказала гнать тебя. – дед хрипло и скрипуче рассмеялся .

– Привет, дедушка! – Кирилл широко улыбнулся и обнял старика, мимолетно удивившись его крепости. – Я помогать буду. Хочу у тебя пожить до конца лета. Можно?

– Так я ж не батька твой, чтоб мамку твою слушаться?! Проходь. Кролей покормлю, та ужинать будем. А завтра поглядим, какой из тебя помощник вырос.

После простого ужина из жареной на сале картошки с огурцами прямиком с грядки Кирилл отправился в бабушкину комнату. В ней все осталось таким же, как и при ее жизни. Старенькая деревянная кровать, покрытая цветастым покрывалом, над ней шерстяной ковер с лебедями и кувшинками, рядом маленький столик украшенный вязаной салфеткой, а в углу под потолком несколько икон, накрытых рушником. Парень присел на край кровати и уставился на иконы. Я порочный, может проклят, может Бог накажет меня..., думал он. Может в церковь сходить? Потряс головой, словно сбрасывая наваждение, быстро разделся и забрался в постель, зарывшись с головой под одеяло и начал размышлять обо всем, что сегодня произошло. Дед весь вечер больше молчал, сопел, жевал причмокивая вставными челюстями, изредка бросал на внука изучающие взгляды.

– Дед, а у вас с бабулей кто был главный? Ты? – внезапно спросил парень.

– Ясно ж дело, я! – хмыкнул дед.

– А бабушка не обижалась?

– Шо, и тебе батька вдолбил, што я его мамку в могилу свел?

– Да нет, – растерялся Кирилл.

– Не обижалась она. Потому как все одно для нее все делалось. Болезная она была с малочку, сколько смогла, столько и пожила. – Дед вытер рот рукавом, хлебнул морса из кружки, гулко поставил ее на стол и поднялся. – Хорош лясы точить. Пораньше ложись спать. Подниму в пять, до жары управимся. На бане крышу править нужно, вот и поможешь.

Заснул Кирилл далеко не сразу. Долго ворочался. Под одеялом стало жарко, укрылся покрывалом. Думал, вспоминал все, что проходили с психологом. Жалел, что избавился от записей, боялся, что родители найдут и поймут над каким таким кризисом ведется работа. Нельзя допустить перевеса в женское. Хорошо, что у деда мужских дел хоть отбавляй. А игры в танки-стрелялки, похоже не только не помогают, а наоборот, после каждой потери жизни вызывают тупое принятие того, что меня поимели. Так размышлял парень, уже засыпая. Ах да, и нейрографика сейчас должна помочь. Завтра нужно купить маркеры, карандаши...

Загрузка...