Справедливости не существует, когда дело доходит до катастрофы. Сколько бы ни сделал добра или зла, как бы хорошо ни учился, как бы усердно ни работал, скольких бы людей ни спас раньше, скольких бы ни погубил – твои шансы на выживание одинаковы с детским онкологом и заядлым преступником.
Когда речь идет о выживании – это всегда о везении, о правильном или неверном моменте, который никогда не зависит только от тебя, а еще – о выборе.
Нет смысла стараться быть лучшим, заботиться о репутации и чужом мнении: когда вопрос жизни и смерти стоит ребром, стоит сначала постарться выжить, и, только если получится, помочь выжить другому.
Вперед гонит чувство голода и всепоглощающий страх за собственную шкуру. Он пожирает изнутри желание оглянуться, любопытство и беспокойство о тех, кто буквально минуту назад бежал рядом, а теперь я даже боковым зрением не могу заметить их тени.
Оружие было только у мужчин. Эти идиоты… От возмущения, пробившего туман ужаса в сознании, перехватило дыхание, и я чуть не сбилась с темпа. Нельзя. Те, кто нас преследуют, не остановятся. Им всё равно даже на пули, жалобными криками их тем более не проймешь. Хотя кто-то, как я слышала, пытался. Такие долго не живут.
Я успеваю добежать до Базы, и ровно за мной Адам закрывает дверь клетки, от чего спину прошибает холодный пот. Значит не показалось, остальные не отстали. Они не добежали.
Десять месяцев назад
Бешенство никогда не было сюрпризом в нашей реальности. Животные, зараженные этой дрянью, встречаются в каждом уголке мира. Люди тоже иногда заражались. Инфекция, без должного лечения приводящая к летальному исходу, забирала жизни животных намного чаще, чем людские, а потому не так сильно привлекала внимание. Это считалось чем-то не столь значительным и вполне решаемым в развитых странах, вроде США и Великобритании, да и у нас в России прививки от бешенства успешно выполняли свои функции.
До, чёрт бы его вообще побрал, 27 марта этого года.
Людям, особенно излишне умным, всегда не сидится на месте. Зоозащитники добились, чтобы вакциной от бешенства занялась лаборатория под руководством ВОЗ[1]. Что могло пойти не так, верно? Конечно, мать его, всё!
Не знаю, что они намешали в этой своей штуке, но распроданная в виде специальных спреев новая вакцина от бешенства для домашних любимцев работала. Да-да, и еще как.
Только мы все это не сразу поняли. Первым, что не удивительно, спохватился Китай. Границы закрыты, люди посажены на карантин, но никто не сообщил почему. Это могло бы спасти многих… Но и их, пожалуй, можно понять, свои люди превыше всего, ведь так?
Как бы оно ни было, вакцина вышла в продажу в начале весны, как раз перед сезоном клещей и грядущим потеплением – меняющийся климат обещал раннюю весну. К середине марта растаял почти весь снег, и многие решили обезопасить своих четвероногих от печальной участи. Моя семья не стала исключением. У бабушки на даче жила чудесная беспородная собака и два чертовски грозных кота. По инструкции спрей нельзя было использовать в помещении и в бòльшем количестве, нежели указанное в инструкции.
Выполнять почетную миссию по объяснению бабушке, как пользоваться спреем без нашего присутствия, досталось отцу, так как я закрывала свою выпускную практику, чтобы досрочно защитить диплом – меня ждала служба в… Впрочем, какая разница, если, так или иначе, рассчитывать на что-то большее, чем работа по перекладыванию бумажек, я не могла. Физические данные, несмотря на неплохую спортивную форму, у меня всегда хромали, даром, что в свои двадцать четыре вроде выносливая и уж очень упрямая. А мама была в очередной командировке на севере Дальневосточного региона. Не представляю, как она там может находиться так долго и получать удовольствие от работы в практически постоянном холоде. Хотя занятие любимым делом и не до такого доведет.
В любом случае, первыми в нашей стране Это ощутили дачники. О том, что с бабушкой что-то не так, мы узнали из-за звонка ее соседки-инвалида, предпочитавшей гулять на балконе своего дачного домика, вместо того чтобы месить весеннюю грязь в компании счастливых обладателей собак и прочих дивных созданий, требовавших выгула и ухода. В общем-то, это ее и спасло. А вот бабушку, к сожалению, не спасло бы ничего.
Полную историю нам рассказал полицейский, приведший нас с папой на опознание. Бабушку застрелили. Как бешеную собаку, сорвавшуюся с цепи. Она напала на соседа, сломав ему рёбра своим весом, а потом выжрала горло как голодающий хищник, набредший на добычу. Когда она кинулась на представителя закона, буквально оторвав ему кисть от руки, его напарник, стоявший сейчас с нами над телом, выстрелил ей в висок. Судя по голосу, не особо об этом жалел.
Ее рот был в еле заметных потёках крови, видимо работники местного морга пытались привести ее тело в менее пугающий вид. Но как вообще можно сделать труп твоего близкого человека менее пугающим? Сам факт смерти пробирает до дрожи. Мы с бабушкой не были близки.
Она, недовольная ранней беременностью мамы и ее рабочими поездками, перенесла свою неприязнь и на внучку, так что это для меня не стало таким уж ударом, хотя, смотреть на нее, наполовину скрытую медицинской простыней, было тяжело. Что же отец…
Он рядом мелко трясся от беззвучных рыданий, обнимая меня за плечи. Эта женщина, загрызшая прошлым утром одного мужчину и покалечившая другого, была его матерью, и я, честно говоря, даже думать не хотела, каково оказаться на его месте.
Разрешение на вскрытие дало нам шанс узнать, что у бабушки – да вы что?! – было бешенство. Странное, нетипичное для людей, передающееся через слюну и укус, и совершенно не действовавшее на животных. Хотя именно от них, вернее, от шерсти своих домашних любимцев она заразилась.
Когда выяснилось, что по всей стране участились вспышки кровопролитного насилия, спровоцированного новым видом бешенства, а у каждого зараженного оказались домашние питомцы и флакончик с популярной вакциной, что-то притормозить стало уже поздно.
За три месяца зараза выкосила несколько городов. Вы же помните фильмы о зомби? Мёртвые, бездушные и бездумные, умирают от выстрела в голову, но до этого выкосят весь дом и создадут себе сотню соплеменников.
Так вот, это было в сотню раз хуже. Бешенство не всегда проявлялось в виде очевидной агрессии: твой сосед по парте, деловой партнер или прохожий на улице могли внезапно начать есть траву, документы или уши рядом сидящего коллеги, и что-то делать к этому моменту становилось уже поздно. Те, кто не успевал добраться до стадии каннибализма, умирали сравнительно быстро, остальные зараженные становились практически неубиваемыми. Сильные, злые и совершенно непредсказуемые, они всё еще походили на людей, которых мы знали, любили и о которых беспокоились, и кем они больше не являлись. Новости старались концентрироваться на первых, ведь, в противном случае, пришлось бы признать, что всё безвозвратно полетело к чертям.
Сейчас
Я очнулась от воспоминаний, когда в клеть за моей спиной врезался один из бесов. Когда-то это был мужчина в деловом костюме, судя по обрывкам висевшей на нем одежды, вперемешку со снежными комьями. Возможно, несколько месяцев назад он занимался финансами, или спешил на собеседование, одетый в свой лучший пиджак, но здесь и сейчас продолжал с рычанием и тонкой струйкой пены изо рта кидаться на ограждение, сотрясая металлическую преграду между ним и живой едой.
Бешеные, бесы... Сейчас это немного ироничное наименование зараженных казалось полностью оправданным. В конце концов, именно от него пошло изначальное название заболевания. Жестокие и действующие на одном единственном инстинкте – съесть что-то, что их больной разум принимает за новый деликатес. Сколько бы за ними ни следили, общей цели у бесов не было. Они не кучковались, но быстро находили друг друга, если один из зараженных подавал голос.
Так было и сегодня… Думать о том, что из шестерых, отправленных за лекарством для болеющей Риты, вернулась только я, не хотелось. Но и прежнего ужаса мысли о смерти тех, с кем ещё утром обменивалась шутками и делила еду, не вызывали – мой организм, находящийся в постоянном стрессе, выбрал приспособиться, нежели страдать. Жаль, это работало не у всех.
Перевела взгляд на Адама. Он уже успел пройти часть металлического коридора, и теперь смотрел на меня через прорези балаклавы с вышивкой «АД» на лбу. Моё творчество. Это заставило грустно ухмыльнуться.
Даже сейчас, чувствуя остатки адреналина, мысли уже заняли подсчеты: сколько теперь еды и медикаментов получится отложить, на сколько хватит Рите того лекарства, что было у меня в сумке, и когда снова придётся делать вылазку, чтобы найти то, что осталось от Анны и одного из солдат, и, если повезет, от запасов, что были в их сумках. Найденное старались разделить между самыми быстрыми, чтобы хоть что-то могло попасть на Базу в случае таких поворотов судьбы как внезапная встреча с бесами, а потому в моей была лишь треть от добытого сегодня.
Холод начал хватать за ляжки, поэтому пришлось ускорить шаг, догоняя мужчину. Говорить не хотелось. Да и сказать особо было нечего. Адам был одним из тех солдат, что добрались до школы в первую волну заражения. Это его люди остались за изгородью, растащенные на части или ставшие новыми зараженными. Что тут можно сказать?
Однако, у Адама нашлась пара слов для меня:
— Зайди к Рите, ей стало лучше.
Эта новость вызвала слабую улыбку, стершуюся бесследно после следующей фразы.
— Завтра ты снова идёшь в рейд. Из бегунов ты осталась единственной на ногах, так что попробуй поспать. Стон и Герман Валентинович пойдут с тобой, больше не дам.
Я кивнула, снова не издав ни звука. Понимала, что из взвода в пятьдесят человек и так осталось лишь семеро. Что ж, значит нужно будет как следует отдохнуть. Мы уже почти разошлись каждый в своё крыло, когда Адам снова меня окликнул.
— К Герману не подходи. Яна заметила, как он глотал камни из цветочного горшка сегодня за обедом, когда думал, что его никто не видит.
Значит рейд не столько за продовольствием, сколько ради того, чтобы не пугать остальных новостью. Необходимость снова сдавать кровь на проверку отозвалась в груди болезненным спазмом. Алый буквально стал цветом года.
Что ж, сегодня меня ждала ночь, полная очередных кошмаров с лицами тех, кто остался за пределами клети. Иногда кажется, что я выжила зря.
Утро наступило слишком быстро. Казалось, что я лишь прикрыла веки, и вот уже меня тихонько толкают в плечо. Переворачиваюсь на спину и пытаюсь открыть глаза, а когда получается, немного шарахаюсь в сторону от стоящего рядом. Меня будил Герман, и мозг, несмотря на еще не спавшую дремоту, помнил вчерашнее предупреждение. Обидеть мужчину не хотелось, мы прошли бок о бок столь много, что я не задумываясь подставила бы ему спину даже сейчас.
— Доброе утро. – Попытка улыбнуться с треском провалилась, когда я увидела его понимающий взгляд. Он знал, откуда взялась моя реакция и не осуждал. Стало противно от самой себя.
— Мы выходим через полчаса, сегодня метель, есть шанс пройти незамеченными. Стон ждет нас внизу. – Глубокий голос бывшего радиоведущего, а ныне связного и уже— почти— беш одного из самых близких мне людей в этом здании, звучал глухо, но по-прежнему тепло. Мы оба знали, что этот завтрак будет последним, Адам не станет рисковать остальными подопечными, несмотря на медленно развивающиеся симптомы. И мы тянули время как могли. – Я подожду тебя в коридоре.
Дверь в комнату, когда-то бывшую учительской, закрылась.
Пока я одевалась, в голове мелькали мысли о нашем знакомстве с Германом Валентиновичем. Удивительным, сильным и чутким мужчиной. Еще одной немыслимой потерей в этой преисподней…
Полгода назад. Сентябрь
Не терплю несправедливость, и мне хотелось разорваться на части от ощущения беспомощности при взгляде за границы территории школы. Клетка, База и мой единственный дом последние пол месяца кромешного Ада.
Территория школы, куда меня, еле живую от усталости и страха, несколько недель назад привёл мужчина, назвавшийся Германом, была окружена железным куполом. «Это наша первая защита от самых резвых бешенных.» — сказал Герман, но тогда я не совсем поняла, что он имел в виду под первой.
Сооружение выглядело внушительно. Купола из переплавленного металлолома разработали и установили для каждой третьей школы в регионах в первые несколько месяцев, вместе с коридорами-клетками, позволившими продолжить обучение тем, кто не пострадал от вируса и не боялся выйти из дома.
Когда стало понятно, что бесов больше, чем здоровых людей, некоторые школы уже использовались как базы для укрытия. Здесь есть вода, еда и немного лекарств, тепло- и электрогенераторы, маленькие и автономные, позволяющие укрыться от царящего вне стен школы хаоса и хотя бы представить, что всё... Нормально?
Нормально.
Привкус у этого слова дерьмовый. И если кто-нибудь может подумать, что сидеть под железной грудой пока еще не проржавевшего купола и ждать непонятно чего, изредка выбираясь на поиск лекарств и других здоровых людей – настоящее приключение, то ни черта подобного. Страшно до усрачки!
С ладоней от страха капает так, что умыться можно. А в прошлую пятницу (если я не ошиблась с подсчетами дней) после такой вылазки глаз неделю дёргался. Но мне повезло, просто пропорола штанину веткой во время бега.
Одного из бывших учителей пришлось хоронить прямо на территории. Делать это после того, как его пристрелили (бесам всё равно кого кусать или лизать, даже если они кажутся дружелюбными. Любой контакт слизистой с ними, и ты пропал, это мы выяснили быстро. Но старому Лео было по барабану, он впервые за полгода увидел жену, пожелавшую сделать из него свой новый обед) казалось немного лицемерным. Но труп во дворе быстро бы начал вонять, осень в этих краях тёплая, особенно ранняя.
До сих пор помню, как Герман увёл меня от стрельбища, куда, во время очередного рейда, загнали Лео и двух ребят, зараженных по его милости.
_____
Сейчас
От иррациональной ненависти к давно мёртвому старику аж зубами скрипнула. Это привело в чувство. За дверью ждёт человек, являющийся намного более важным, чем лелеемая мысль о справедливости, лишь усугубляющая и без того паскудное настроение.
— Гер, так что у нас на завтрак? – Наглый тон и ухмылка от уха до уха заставили мужчину, ранее подпиравшего плечом стену, ухмыльнуться. На вид ему было лет тридцать пять, но настоящий возраст он никогда не называл, хотя я делала ставки на то, что ему точно было за сорок. Его чёрные волосы были убраны в хвост, и даже проглядывающая седина не портила образ воина, будто нарочно переодетого из старинных лат в современную одежду.
Герман всегда был таким, впечатляющим, но уютным. Как море, которое я вряд ли еще увижу. В горле образовался комок, и я поняла, что стоит рискнуть. Терять особо было нечего, а моя жизнь стоила не больше, чем его.
Быстрый шаг вперед, пока глаза отмечают отсутствие возможных свидетелей моего безрассудства, и я крепко сжимаю мужчину в объятиях. Из груди вырывается всхлип, когда большие горячие руки обнимают меня в ответ, прижимая крепче.
— Дуришь, мелкая, ой, дуришь. – Тихий шепот куда-то в волосы. Даже сейчас он старается не касаться меня голыми участками кожи, благо, что мой и его костюмы скрывают тело практически полностью, за исключением головы – всё же не зря мы тогда обокрали магазин для сноубордистов. – Я тоже буду тебя помнить, пока смогу.
— И я, Герман, и я.
Никогда до и никогда после слова не продирались сквозь моё горло с такой болью.