Бланш следы и сердца.

Глава 1.

Глава 1

Жильё, которое в ведомственных бумагах значилось как «квартира временного пользования для сотрудников органов внутренних дел», в реальности выглядело так, будто его готовили к съёмкам фильма о постапокалипсисе. Стены, ободранные до бетона, потолок, на котором кто-то пытался вывести орнаменты грибком, и полы, покрытые линолеумом, помнившим, кажется, ещё рассвет социализма.

Но Бланш, или, если уж официально, Екатерина Алексеевна Бланш, глядя на это убожество, чувствовала не отчаяние, а облегчение.
По крайней мере, здесь была крыша над головой. Пусть и с тараканами, которые весело пробегали по кухонной тумбочке, когда она открыла дверцу в поисках хоть какого-то чайника.

— Мама, — раздалось сзади, тонкое, настороженное, — мы что, правда здесь будем жить?

Она обернулась. На пороге, придерживая за руку младшего, стояла её дочь — Вера. Шестнадцать лет, волосы, выкрашенные в красный, будто выцветший после бури закат, джинсовая куртка, увешанная значками аниме, и выражение лица, в котором уместились презрение, уныние и привычная родительская вина.

— Да, Вера, будем, — спокойно ответила Екатерина, снимая куртку и вешая её на ржавый крючок. — Это лучше, чем улица. Хочешь — можешь остаться жить с папой.

Ответом ей был тяжёлый, полный бунтарской гордости вздох.

— Я лучше в общаге, чем с ним. Пусть подавится своей новой курицей, — выплюнула девчонка.

— Вера, не говори так, — устало попросила Бланш, зная, что эти слова всё равно останутся в воздухе, как пыль.

Мальчик, с огромными, ясными глазами, крепче вцепился в руку сестры.

— Мам, тут пахнет... невкусно, — шепнул он. Его звали Илюша. Пять лет, самый солнечный ребёнок, каким бы ни было их настоящее.

— Сейчас проветрим, малыш. Не волнуйся, — она наклонилась, погладила его по мягким светлым волосам. — Будет пахнуть лучше.

Да, с запахом придётся бороться. И с тараканами. И с плесенью.
Но у неё есть комната, где можно поставить старый диван, на котором она будет спать с Илюшей, и комнатка побольше для Веры, где помещаются кровать, шкаф и её вечно перепачканный красками стол.

Работа спасла её в самый последний момент. Когда бывший муж, громко хлопнув дверью, ушёл в закат с молодой официанткой и кредитами, Екатерина оказалась на грани. С двумя детьми, с мизерными алиментами, с зарплатой, которая не покрывала даже половины съёма нормальной квартиры.
Но начальник — Валерий Николаевич, гроза всех райотделов, но человек, умеющий ценить профессионалов — не оставил.

— Бланш, — сказал он, вызывая её в кабинет, — вы на хорошем счету. Я знаю, что вам сейчас тяжело. У нас есть место в ведомственном жилье. Согласны?

Она согласилась. Не ради себя — ради детей.

---

На новой кухне, где стол качался на трёх ногах, они устроили первый ужин. Сухие макароны, залитые кипятком из чайника, и сосиски. Гастрономический бал тех, кто живёт на грани бюджета.

— Мам, а почему мы вообще сюда переехали? — спросила Вера, ковыряя вилкой еду.

— Потому что здесь дешево и ближе к моей работе, — ответила она.

— Твоя работа... — Вера закатила глаза. — Всё как всегда. Только и знаешь, что про неё думать.

— Вера, я работаю, чтобы у нас была еда. Чтобы мы могли жить.

— А ты вообще жить умеешь? Кроме как с преступниками общаться? — колко бросила дочь.

Илюша в этот момент уронил ложку на пол, расплескав компот. Глаза его тут же наполнились слезами.

— Мам, я не хотел! Честно!

— Всё нормально, Илюшенька, — она тут же поднялась, взяла тряпку и вытерла липкое пятно, — это всего лишь компот.

Мальчик быстро утёр носик рукавом и улыбнулся.

— Мам, а я сегодня в садике рисовал! Смотри! — он побежал к своему рюкзачку, достал мятый рисунок и вручил ей.

На нём был нарисован дом. Сильно кривой, с дымом из трубы и тремя фигурками на фоне солнца.

— Это мы. А это — наш новый дом! — гордо заявил он.

Екатерина, чувствуя, как подступает ком к горлу, улыбнулась.

— Очень красиво, Илюшенька.

— А у меня завтра фотосессия, между прочим, — не удержалась Вера, лениво покачивая ножкой. — У нас в клубе будет косплей-встреча. Мне надо платье отгладить.

— Вера, у нас даже утюга нет, — напомнила Бланш.

— Я найду! — фыркнула дочь, в её голосе зазвучала сталь. — Не переживай, сама справлюсь. Ты ведь вечно занята.

После ужина Вера хлопнула дверью своей комнаты, Илюша улёгся с игрушечным зайцем под боком, а Екатерина осталась сидеть на кухне в темноте.

Работа.
Как бы ни ворчала Вера, она знала, что без неё они бы уже ночевали на вокзале.
Весь город знал Бланш — следователь по особо тяжким, та самая, что умеет выудить правду даже из самых хитрых. Характер у неё был стальной, но снаружи — спокойствие.
Она шла в отдел каждое утро, как на войну, но возвращалась как обычная мама — с сумками, с мелкими обидами и усталостью в глазах.

Завтра снова придётся разрываться между садиком, школой, клубом дочери и новым делом.

---

Утром их подъезд встретил запахом кошачьей мочи и криками соседей.

— А это у нас что за девица вонючая приехала? — раздавался визг за дверью напротив.

Вера закатила глаза:

— Великолепно. Район мечты.

На улице было серо и мокро, мартовская слякоть размазывалась по ботинкам, как злая шутка погоды. Илюша бодро шлёпал по лужам, размахивая ярким рюкзачком.

— Мам, а ты сегодня преступников поймаешь? — спросил он с восторгом.

— Постараюсь, зайчик, — улыбнулась она.

Дочери эта фраза была как ножом по сердцу.

— Конечно. Главное, чтобы преступники довольны были, а не твои дети, — пробурчала Вера, пряча руки в карманы.

В голове Бланш уже складывался список дел:
— Завезти Илюшу в сад;
— Оставить Веру в школе (хотя та явно сбежит на свою фотосессию);
— Успеть на оперативку;
— Вернуться домой, чтобы снова понять, что она застряла между двух жизней — прошлой, которая рухнула, и этой новой, в общаге.

Глава 2.

Глава 2

Есть такие моменты в жизни, когда ты понимаешь: всё пошло не просто не так, а совсем не туда. Вот ты стоишь, усталая, с пакетами из ближайшего дискаунтера, думаешь, как выкрутиться до следующей получки, а на пороге твоей съёмной развалюхи материализуется мужчина в пальто, которое явно видело лучшее время где-то между царствованием Николая II и первым импортом чая из Китая.

И что ты сделаешь?
Конечно, пошлёшь подальше, закроешь дверь и будешь надеяться, что он исчезнет, как сон дурной.

Но Бланш не была бы Бланш, если бы просто так отмахнулась от такой странности.

— Вы куда, батенька, в музей сбежали? — выдала она, прищурившись, глядя на гостя.

Мужчина молча протянул конверт. Пальцы у него были в перчатках — кожаных, но явно не с «Алиэкспресса». Ручная работа, и запах от кожи шёл такой, как будто её дубили где-то в подвале антикварной лавки вместе с мхом и старинными книгами.

Она машинально взяла конверт.

Сургуч был настоящий. С монограммой. Буквы переплетались в вычурный узор: «К.К.П.»

— Какая к чёрту ККП? Комиссия Капитально Перемотанных? — пробормотала она, вертя в руках нелепую находку.

— Вам будет лучше открыть это внутри, мадам, — наконец заговорил мужчина. Голос у него был низкий, глуховатый, будто он годами не разговаривал, а только слушал, как капает в подвале вода.

— Ну всё, приехали, — хмыкнула Бланш и захлопнула дверь.

Дети выглядывали из-за спин.

— Мам, кто это был? — шёпотом спросил Илюша.

— Косплеер, видимо. Перепутал адрес. Или портал открыл, — пожала плечами она, но уже чувствовала внутри холодок.

Её пальцы, с виду уверенные, вдруг дрогнули, когда она аккуратно отрывала сургуч.
Внутри оказалось письмо. Настоящее. На желтоватой бумаге, с тонкими чернилами, так и пахнущее временем.

"Екатерине Алексеевне Бланш.
Вам надлежит прибыть незамедлительно по указанному адресу.
Время — подлежит уточнению.
Проезд обеспечен.
Семья включена в список сопровождаемых."

Адрес был — ирония судьбы! — «Гостиница "Англетер", Невский проспект, Санкт-Петербург».
Смешно, да? Вот только ноги у неё стали ватными.

— Мам, у тебя такое лицо, будто ты сейчас на Марс полетишь, — удивлённо заметила Вера, уже с телефоном в руках.
— Ага, и с тобой заодно, — буркнула Екатерина, пряча конверт.
— Мама, а кто такой Сургуч? — с надеждой спросил Илюша, которому слово «сургуч» явно показалось именем сказочного героя.

— Герой страшной сказки. Спать будешь плохо — придёт.
— Мам!

---

Вечером, когда дети угомонились, Бланш сидела на кухне и рассматривала письмо.
Она ведь не глупая. Такие штуки просто так не появляются. Да и мужчина тот... исчез.

Исчез буквально. Она выглянула в окно сразу после того, как закрыла дверь, — и ни души. Ни в подъезде, ни во дворе. Только скользкая мартовская грязь и вездесущие бабки, обсуждающие, кто в их общаге опять пьёт.

"Проезд обеспечен."
И как понимать? Метро бесплатное или сани подъедут?

Часы на плите показывали полночь, когда она окончательно решила: завтра проверю адрес. Хотя бы ради того, чтобы убедиться, что это чья-то шутка.
А утром всё завертелось как обычно.
Илюшу собрать, Вере напомнить про фотосессию — та ушла, громко хлопнув дверью, в плаще и с пластиковым мечом наперевес.

— Мама, я буду рыцарем на фотке! — гордо заявил Илюша, размахивая ложкой с кашей.

— Ты у меня и так герой, зайчик, — улыбнулась она.

---

Она зашла в «Англетер» после обеда. В этой гостинице было всё, как в фильмах: ковры, тяжёлые шторы, позолота на стенах. И воздух — густой, пропитанный дорогим табаком и неизменным запахом старого дерева.

Администраторша в винтажной форме — не косплей, а прям как из прошлого века — лишь глянула на неё и кивнула:

— Вас ждут.

И не спросила ни паспорта, ни имени.

Поднявшись по скрипучей лестнице, Екатерина оказалась в коридоре, освещённом тусклыми лампами.
Шаги её гулко отдавались под высокими потолками. Стены украшали картины, от которых веяло тревогой — сюжеты странные, будто сны с температурой: бал в тумане, люди в масках, улицы, завёрнутые в дым.

— Могли бы хотя бы ремонт сделать, — пробурчала она, поправляя ремень сумки.

У двери с номером 217 она замерла.

---

Внутри было просторно. И слишком... старо.
Тяжёлые шторы, камин с живым огнём, мебель эпохи, которую она могла опознать разве что по фильмам про купцов и революции.

Но главное — в комнате сидели люди.

Их было трое. Мужчины, в одежде явно дореволюционной: сюртуки, жилеты, галстуки-ленты. Лица — серьёзные, будто они обсуждали судьбу всего мира.

— Екатерина Алексеевна Бланш? — спросил один, с лёгким акцентом, возможно, прибалтийским.

Она кивнула, на всякий случай сжав в руке баллончик перцового газа.

— Позвольте вам объяснить ситуацию, — продолжил мужчина. — Вы приглашены на государственное задание. Временное перемещение. Дата: март 1902 года. Место: Санкт-Петербург.

Она моргнула. Потом ещё раз.

— Простите, но у нас тут не вечеринка сумасшедших. Я не участвую в квестах, особенно с детьми на руках.

— Ваши дети будут отправлены вместе с вами. Все необходимые меры безопасности приняты.
— Ага, и школьный проездной уже оплатили, — скептически хмыкнула она. — Вы кто вообще?

Мужчина достал папку и не спеша положил на стол фотографию.

На ней была она.
В компании детей.
Но… не в их времени.
На фотографии был Петербург. Тот самый, дореволюционный. Фасады, извозчики, люди в цилиндрах.

Их троица стояла у кареты, а она — в платье с высоким воротом, на голове шляпка, на лице выражение полного отчаяния.

— Это... подделка, — выдавила она, но голос её дрогнул.

— Екатерина Алексеевна, вы уже были там. Это — доказательство.

Мужчина подался вперёд.

— Либо вы добровольно согласитесь помочь нам раскрыть дело о серии загадочных убийств, угрожающих государственной безопасности, либо…
Он замолчал, позволяя воображению закончить за него.

Глава 3.

Глава 3

Есть вещи, к которым невозможно подготовиться.
К примеру, невозможно заранее смириться с корсетом. Вот хоть ты тресни.

— Вы серьёзно? — Екатерина пыталась не задохнуться, наблюдая, как служанка, прыткая дамочка в чепце, затягивает на ней всё, что можно. — Это вообще законно? В смысле, санитарно допустимо?

— Прошу вас не шевелиться, мадам, — с профессиональной холодностью проговорила та, затягивая шнуровку так, будто мстила за всех женщин мира сразу.

Бланш ловила ртом воздух и мысленно клялась: если после этого останутся хоть какие-то органы, способные функционировать, она подаст в суд на само время.

— Ох, как же вас затягивать приходится… — проворчала служанка. — Уж не в немецких ли краях вы так вольготно ели?

Немецкие края… Да, конечно. Москва, середина двухтысячных, лучшая шаверма у метро — эталон «немецких краёв».

Она бросила взгляд на детей.

Вера, облачённая в слоистые юбки, кружево и кофту с высоким воротом, вертела перед зеркалом плечами и с видимой гордостью крутила пояс.

— Мам, ты посмотри! У меня талия, как у фарфоровой куклы!
— Это потому, что ты и так полдня ничего не ешь, — хрипло выдохнула Екатерина, пытаясь втянуть живот. — Не радуйся раньше времени, завтра ты этот корсет возненавидишь.

Илюша же с восторгом рассматривал свои штанишки с подтяжками и белоснежную рубашку с кружевным воротником. На ногах у него красовались лакированные ботиночки.

— Я похож на принца!
— Принц на выданье, — усмехнулась Екатерина, утирая пот со лба.

Служанка, закончив свои пытки, отступила, с удовольствием оглядев результат.

— Вот теперь — барышня! Сразу видно, благородная особа.

Да, благородная.
Особенно в душе, где хотелось сесть на пол и заорать: «Верните мой спортивный костюм и тапки, мрази!»

Но снаружи Бланш держала лицо. Она вообще мастер держать лицо.
Когда тебя разводит муж, когда у тебя на руках двое детей и работы — как у трёх человек, не такое научишься скрывать.

Она подошла к зеркалу.

Женщина в отражении смотрела на неё с плохо скрываемым шоком.
Платье из густого зелёного шёлка, длинные рукава, манжеты с вышивкой, корсет, подчёркивающий талию. Волосы — уложены, с лёгким намёком на небрежность, но строго по моде.

Только глаза выдавали всё.

Скепсис.
И то самое "вы там вообще охренели".

— Ну и что дальше? — спросила она, разглядывая себя, как экспонат.

— Дальше — визит к начальству, — ответила служанка, поклонившись. — Вас ждёт господин инспектор.

О, это уже знакомо. Инспекторов она видала. Они, знаете ли, даже через сто лет одинаковые.

---

Петербург 1902 года встретил их как положено.

Сыростью, мостовыми, где извозчики злобно поглядывали на прохожих, запахами дыма и угля, криками торговцев и нескончаемым шорохом колёс по брусчатке.

Город был прекрасен.
Но по-своему, как старинная карта: величественный, но в каждом углу — подвох.

На улицах витали ароматы кондитерских, тут же перемешиваясь с дурнопахнущими стоками.
Небо свинцовое, на Неве — промозглая сырость, в воздухе — предчувствие снежной каши под ногами.

Их посадили в закрытую карету с мягкими сиденьями. Илюша, в восторге, прилип к окну, Вера с независимым видом забралась в угол, закинула ногу на ногу (чем тут же заработала взгляд служанки, как будто лично оскорбила мораль всей империи), а Бланш молча рассматривала город.

— Мам, а нам тут жить придётся? — спросил Илюша, выдохнув на стекло и начав рисовать пальцем сердечко.

— Похоже на то, зайчик, — усмехнулась она, натягивая перчатки. — Вот только я пока не поняла, в дурдоме мы или в музее.

---

Они прибыли в дом, где располагалось местное отделение полиции. Дворец, если честно. Огромные двери, лестницы с коврами, резные перила.

И она сразу поняла: тут, видимо, за шпионами следят не хуже, чем за котлетами на рынке.

— Вас ждёт господин Корвин-Круковский, — сообщила им сопровождающая, жестом показывая на дверь.

— Корвин-Круковский, — повторила Екатерина, чуть качнув бровью. — Звучит так, будто этот господин рождается в цилиндре и со шпагой.

Она вошла первой.
Вера покатила глазами, но пошла следом, таща за руку Илюшу.

---

Кабинет поражал размахом: тёмное дерево, стеклянный шкаф с делами, в центре — огромный стол, заваленный бумагами. У окна стоял мужчина.

Высокий, плечистый, с волосами чуть темнее пшеницы, в форме, идеально подчёркивающей военную выправку. Короткая борода, ухоженные усы и взгляд, который, кажется, прожигает насквозь.

Он медленно обернулся, и Екатерина мысленно выругалась.

Ну вот он, конечно. Начальство.

— Екатерина Алексеевна Бланш, полагаю? — голос у него был низкий, чуть хрипловатый, с растягиванием слов, как у тех, кто привык, что его слушают внимательно.

— Ага. Живая, здравая, слегка охреневшая. Всё как положено.

Он не улыбнулся. Совсем.

— Меня зовут Алексей Артемьевич Корвин-Круковский. Я — руководитель тайного отдела при Главном управлении полиции. Ваш куратор на время пребывания здесь.

— Как мило. А где тут записываются обратно домой? — она сощурилась, с вызовом глядя в его глаза.

— Домой? — он чуть склонил голову. — Домой вы вернётесь только после выполнения задания.
Или… — он не договорил, но взгляд у него был такой, что она поняла: вариант «или» обсуждать не стоит.

Вера фыркнула, Илюша нервно сжал её руку.

— Так что же за задание такое важное, что вы из будущего людей таскаете? — спросила она с издевкой, хотя внутри уже всё стыло.

Корвин-Круковский подошёл ближе, положил перед ней папку.

— Убийства, мадам Бланш.
Серия. Ужасные по жестокости. Три жертвы за два месяца.
И все — дамы из высшего общества.

Он раскрыл папку.
Фотографии были нарисованы — никаких тебе снимков, но детализация была пугающая. Лица обезображены, тела… Екатерина вздрогнула.

— Кто-то очень хочет оставить след.
— Именно, — подтвердил он. — И мы считаем, что преступник — не из нашего времени.

Глава 4.

Глава 4

Первое правило попаданки в прошлом: никогда не доверяй людям в форме, особенно если форма сидит на них подозрительно хорошо.

Екатерина Алексеевна Бланш, теперь официально мама-детектив из будущего и специалист по особо опасным попаданцам, усвоила это мгновенно.
Ведь у Корвин-Круковского форма была такая, что мысли у неё отвлекались куда угодно, но только не на дело.
Пуговицы поблёскивали, воротник сидел идеально, перчатки — точь-в-точь по руке.
А уж взгляд его, уверенный и слегка насмешливый, раздражал до зубного скрежета.

— Вам необходимо как можно быстрее войти в светский круг, — сообщил он, удобно устроившись в кресле, пока Екатерина боролась с очередным внутренним диалогом на тему "корсет или смерть".

— А если я туда не хочу? — с вызовом уточнила она, поудобнее усаживаясь, хотя в корсете «поудобнее» означало «как угодно, лишь бы не потерять сознание».

— Это не обсуждается, мадам, — холодно ответил Корвин-Круковский. — Вы здесь не как туристка. Вас отправили работать.

Екатерина закатила глаза:

— Ясно. Рабство с бонусом в виде бала. Удивительно, что мне ещё инструкцию по танцам не выдали.

— Она у вас будет, — невозмутимо отозвался он, и по лицу было видно: это не шутка.

Боже, ну почему мне не приснилось, что я лечу на Бали с молодым миллионером? Нет же. Я, как всегда, выигрываю в лотерею идиотов.

Тем временем Корвин-Круковский продолжал, словно читал меню:

— Вас представят как вдову мелкопоместного дворянина из Прибалтики.
Имя и фамилия остаются те же: Екатерина Алексеевна Бланш.
Ваш супруг якобы умер при загадочных обстоятельствах. Вы прибыли в Петербург по делам наследства.

— То есть теперь я ещё и вдова? Чудесно. С таким послужным списком я скоро и до казначейства дослужусь, — хмыкнула она, скрестив руки.

— Детям уже оформлены документы. Ваша дочь — Вера Бланш, официально — воспитанница пансиона, приехала на каникулы. Сын — Илья Бланш, причислен к приходской школе. Для них это безопасный статус.

Она окинула его взглядом.

— У вас там, в этой вашей "канцелярии времени", случайно нет вакансий для нормальных матерей? А то я уже чувствую, что мне скоро придётся выносить мозг не только маньяку, но и вам.

Он спокойно выдержал её взгляд.

— Вам не обязательно меня любить, мадам Бланш. Достаточно того, что вы будете выполнять свою работу.

Ага. Это он ещё моё утро с детьми не видел.

---

Квартиру им предоставили в доходном доме на Васильевском острове — с высокими потолками, лепниной, скрипучими полами и прекрасным видом на канал, где по утрам проносились извозчики, разгоняя уток.

Честно говоря, Екатерина ждала от квартиры какого-нибудь фокуса — ну там, привидений или портала в унитаз. Но, видимо, её лимит абсурда на сегодня уже был исчерпан.

Вера, осмотрев интерьеры, выдала:

— Мам, я чувствую себя как в готическом романе. Ещё немного — и тут начнёт летать безголовый призрак с чайником на шее.

— Если он заварит чай — пусть летает, — отрезала Екатерина, рассматривая кухню.

Кухня выглядела как кулиса из театра: массивная плита, на которой можно пожарить мамонта, громадный самовар, стены, увешанные медными кастрюлями. В воздухе пахло воском и чем-то вроде лаврового листа.

Илюша, не теряя времени, забрался на подоконник и с восторгом объявил:

— Мам! Смотри, у нас на крыше голуби! Я их буду кормить!

— Прекрасно. Ты ещё воронам обед начни раздавать — они тут, говорят, главные в иерархии, — усмехнулась она.

Пока дети исследовали квартиру, Екатерина разглядывала себя в старинное зеркало.
В отражении была она — с тонкими перчатками, в платье, подчёркивающем осиную талию (и удушающее настроение), с причёской, в которой торжественно заседала дюжина шпилек.

Выгляжу как гостья с чужого бала.
Хотя, по факту, так оно и было.

Вечером их ждал ужин в доме какой-то графини, на котором Екатерина должна была "показаться обществу" — иначе говоря, стать частью большого светского террариума, где каждая улыбка стоит дороже колье.

---

Ужин оказался роскошным и одновременно нервирующим.

В доме пахло розовой водой, дорогими духами и миндалём. Люди в зале были словно сошедшими с дореволюционных открыток: дамы в платьях с кринолинами, мужчины с моноклями и усами, словно специально завитыми для устрашения слабых духом.

Екатерина шла по залу, цепляясь взглядом за каждый предмет: позолоченные канделябры, тончайший фарфор, портреты предков, которые, кажется, ещё вчера лично подавали Петру Первому парики.

— Мам, а у них тут… слишком всё блестит, — шёпотом сказала Вера, крутя головой. — Я чувствую себя как в цирке.

— Это и есть цирк. Только здесь звери в корсетах, — с таким же шёпотом ответила Екатерина, натянув улыбку.

Илюша тем временем ловко прятал в карманах конфеты со стола, и никто, кроме неё, этого даже не замечал.
Маленький жулик. Свой в доску.

---

Графиня оказалась миловидной дамой с глазами, вечно ищущими новую жертву для сплетен. Она подошла первой, улыбаясь на все тридцать два зуба.

— Ах, мадам Бланш! Какая редкость — видеть столь очаровательную вдову с такими прелестными детьми! Вы просто украшение нашего скромного собрания!

Екатерина учтиво кивнула, но мысленно уже прокручивала список потенциальных угроз, потому что тон графини был сладок, как приторный марципан.

— Должно быть, вы скучаете по мужу, — продолжала графиня, с намёком заглядывая ей в декольте, будто там мог прятаться тайный ответ.

— О, несказанно, — с ледяной улыбкой подтвердила Екатерина. — Но знаете, жить без мужа оказалось… как бы это сказать… удивительно экономно.

Графиня захихикала, не зная, куда себя деть.

---

Вечер шёл своим чередом. Екатерина с достоинством выдержала десяток попыток разговоров про мужа, наследство и "ах, как вы с детьми справляетесь, мадам", одновременно отмечая, кто на кого как смотрит, кто с кем шепчется и кто явно что-то скрывает.

Глава 5.

Глава 5

Есть разные способы завести знакомство на приёме.
Некоторые падают в обморок, чтобы их подхватил статный кавалер.
Некоторые проливают шампанское на платье богатой дамы, чтоб привлечь к себе внимание.
А Екатерина Алексеевна Бланш предпочитала метод рабоче-крестьянский:
Поставить бокал, поднять подбородок и в лоб сказать то, что думаешь.

Поэтому, пока Вера с Илюшей увлечённо смотрели на живую музыку, она неспешно подошла к подозрительному господину Рябинину.

— Удивительный гобелен, не так ли? — холодно бросила Екатерина, останавливаясь рядом.

Мужчина медленно повернул к ней голову, и в его глазах на секунду мелькнула искра интереса.

— Прекрасный. Старинная работа. Французская школа, если не ошибаюсь, — ответил он сухо, но голос у него был низкий, глухой, будто шепчущий из-под земли.

— Ах, как вы разбираетесь в таких вещах! — притворно восхитилась она. — Неужели вы коллекционер?

Рябинин чуть склонил голову, и на его губах появилась тень улыбки.

— Скорее, собиратель историй, мадам Бланш.

Ох, вот оно началось, — мысленно застонала она, но снаружи осталась воплощением светской любезности.

— Екатерина Бланш, — представилась она, протягивая руку в длинной перчатке, точно зная, что эти перчатки — идеальный способ спрятать электрошокер… ну, если бы он тут был.

Он осторожно коснулся её пальцев.

— Виктор Рябинин.

— Вдовец, коллекционер, собиратель историй… — Екатерина слегка улыбнулась, наблюдая, как он вздёрнул бровь. — Вы весьма загадочная личность, сударь.

— Иногда загадки — лучшее украшение, мадам, — ответил он с лёгкой усмешкой.

И тут её внутренний детектив взвыл от восторга.
Такой типаж она знала прекрасно: тихий, холодный, самодовольный. Те, кто никогда не скажет прямо, что скрывают, но в каждом слове оставят ровно столько нитей, чтобы ты сам их начал разматывать.

— Вы правы. Загадки куда интереснее жемчуга, — с намёком согласилась она, позволяя себе чуть-чуть приблизиться, будто доверяя ему тайну.

Его глаза сузились.

— А вы, мадам Бланш, похоже, тоже не простая особа.

Бинго.
Екатерина улыбнулась уголком губ, медленно поднимая бокал к губам.

— Разве простая вдова стала бы обсуждать с вами гобелены, а не хрусталь и кринолины?

Он чуть склонился, и она почувствовала, как по коже пробежал холодок.

— Вы любите разгадывать загадки, мадам?

Люблю? Я этим зарабатываю на хлеб, гад ты усатый.

Но вслух она только мягко ответила:

— Временами. А кто их не любит?

Рябинин медленно отступил на шаг и, чуть склонив голову, произнёс:

— Что ж, надеюсь, наш город предложит вам достаточно загадок, чтобы удовлетворить вашу любознательность.

И, ни на секунду не теряя ледяного спокойствия, исчез в толпе.

---

Корвин-Круковский, естественно, подскочил к ней мгновенно, как только Рябинин растворился за колонной.

— И как впечатления? — его голос был тих, но глаза при этом были остры, как бритвы.

Екатерина отпила глоток и пожала плечом.

— Впечатления? Всё по классике, Алексей Артемьевич.
Хищник. Привык прятаться за словами. Скользкий, как угорь в масле. Но чувствуется — он что-то знает. Причём знает больше, чем положено.

— Он вас запомнил, — заметил Корвин-Круковский, следя за ней исподлобья. — А это может быть как удачей, так и ловушкой.

Екатерина развернулась к нему, чуть наклонившись, чтобы их разговор был совершенно незаметен посторонним.

— Вы что думаете, я сюда на пирожные пришла? Пусть запомнит.
Чем крепче он меня запомнит, тем ближе я буду к разгадке.

Корвин-Круковский одобрительно склонил голову.

— Вы начинаете мне нравиться, мадам Бланш.

Она смерила его насмешливым взглядом:

— Вот только этого мне и не хватало. Начальства, которому я нравлюсь.

И демонстративно пошла прочь, оставив его с еле заметной улыбкой.

---

Домой они вернулись за полночь, все измученные, но с разными эмоциями.
Илюша, наивный ребёнок, радостно обсуждал, как угощался пирожными и как видел живого скрипача.

Вера, закатив глаза, бросила:

— Мам, этот вечер — худшая часть моего косплея. Они все как из музея вылезли.

— Вера, дорогая, мы здесь надолго, — мрачно заметила Екатерина, сбрасывая с себя туфли, которые за вечер превратились в орудие пыток.

— Ну тогда я требую выделить мне личного кучера и вторую порцию лимонных пирожных, — огрызнулась дочь.

— Вот подрастёшь — будешь требовать. А сейчас — марш в постель, принцесса эпохи модерн, — хмыкнула Екатерина.

Илюша тут же полез с ней обниматься:

— Мам, а ты теперь сыщик? Как Шерлок Холмс?

Она устало рассмеялась и притянула его к себе:

— Наверное, зайчик. Только у меня вместо трубки — дети на руках, а вместо лупы — инстинкт матери-одиночки.
И поверь, он намного страшнее.

---

Когда дети уснули, Екатерина вышла на балкон, где пахло снегом и дымом, и глянула на тёмные крыши Петербурга.

Город жил своей жизнью, шептал тайны во тьме, и где-то там, в этих окнах, бродил маньяк-попаданец.

Она медленно выдохнула в ночной воздух и усмехнулась:

— Ну что, Петербург, держись.
Мама Бланш идёт по твою душу.

И внутри у неё было только одно чувство —
Чёрт, как же ей это всё нравится.

Глава 6.

Глава 6

Петербург утром — это отдельная форма издевательства.
Промозглый ветер, шершавый снег под ногами, лошадиное эхо на мостовых и непроснувшиеся лица прохожих, которым до тебя нет дела.

Екатерина Бланш, натянув на голову платок (боже, как же неудобно без шапки с помпончиком, на которую она раньше так плевалась), шла по набережной, уводя за собой Илюшу.
Вера осталась в пансионе — "временно в целях конспирации", как выразился Корвин-Круковский, но на деле — чтобы дочь не сожгла весь дом экспериментами с костюмами.

— Мам, а ты куда? — наивно спросил Илюша, уютно устроившийся в шерстяном пальтишке и шапке-ушанке (да-да, в такой здесь дети — как положено, по моде).

— На разведку, Илюшенька, — хмыкнула Екатерина, сжимая в кармане тонкие перчатки, словно пистолет.

---

Дом Виктора Рябинина оказался не столько домом, сколько замком.
Высокие кованые ворота, два этажа с мансардой, окна, прячущие взгляды за тяжёлыми шторами, и запах старого дерева, даже с улицы чувствующийся через щели.

Екатерина задумчиво осматривала фасад, прикидывая, где тут лучше проникнуть, но её размышления прервал скрип калитки.

— Простите, сударыня, что вы здесь забыли? — строгий голос за спиной, и Екатерина резко обернулась.

Перед ней стоял дворецкий. Классический, будто его нарисовал сам Гоголь: худой, высокий, с лицом, будто вырезанным из дерева, и взглядом, в котором читалась вечная усталость от глупости окружающих.

Она мгновенно состроила наивную улыбку.

— Ах, простите! Я новенькая в этом районе, а мне сказали, что именно здесь живёт известный коллекционер, господин Рябинин. Не удержалась — захотела полюбоваться на особняк.

Глаз дворецкого подозрительно прищурился.

— Господин Рябинин не принимает посторонних без приглашения, сударыня.

— О, конечно, конечно! — с подчеркнутым восхищением затараторила Екатерина, изображая глуповатую вдову. — Я ведь и не надеялась попасть внутрь! Просто… — она кокетливо вздохнула, — такая красота, ах! Пожалуй, в следующий раз отправлю муж… то есть, брата своего, чтобы он попросил разрешения на экскурсию.

Вежливо кивнув, она развернулась, потянув за собой Илюшу.

Но, уходя, всё же бросила через плечо:

— Какой замечательный дворецкий у господина Рябинина! У вас, должно быть, здесь самая интересная работа в Петербурге.

И, не дожидаясь ответа, бодро зашагала прочь, пока Илюша не спросил шёпотом:

— Мам, ты опять шпионила?

— Нет, зайчик. Я работала, — усмехнулась Екатерина. — А ты только смотри по сторонам внимательнее.

— Мам, а ты прям как Бэтмен, — мечтательно выдал Илюша.

Она рассмеялась:

— Ну, Бэтмен — это громко. Скорее, Женщина-Плащ-Пенсионный-Фонд.

---

Вернувшись домой, Екатерина застала у дверей не кого-нибудь, а Корвин-Круковского.

В своей форме, будто нарочно вычищенной до блеска, с ледяным выражением лица.

— Я вас ждал, мадам Бланш, — без лишних предисловий сказал он, когда она отперла дверь.

— А я-то думаю, отчего у подъезда так похолодало, — пробурчала она себе под нос, впуская его внутрь.

Он прошёл, осмотрел их гостиную, сдержанно кивнул, будто лично проверял порядок.

— Мне доложили, что вы интересовались домом Рябинина, — начал он, и Екатерина вскинула бровь.

— У вас тут что, "серые воробьи" в каждом дворе сидят?

— В Петербурге — всегда, — холодно заметил он.

Чёрт, его бы в мой отдел... Там половина таких же.

— Да, интересовалась, — честно призналась она, снимая пальто. — Хочу знать, с кем имею дело.

— Вы — слишком заметная фигура, чтобы устраивать самодеятельность, мадам, — его голос стал ещё холоднее.

Она сложила руки на груди и смерила его взглядом.

— А вы, простите, предпочитаете сидеть на попе ровно и ждать, пока он сам нам на чай заявится?

Он чуть прищурился.

— Вы выходите за рамки допустимого.

— Я всегда за ними, Алексей Артемьевич, — усмехнулась Екатерина. — Иначе давно бы с ума сошла.

И вдруг, с неожиданной теплотой добавила:

— Поверьте, я знаю, что делаю. Я не играю в шпионов. Я просто делаю то, что умею лучше всего.
Чую. Копаю. Достаю.

Корвин-Круковский долго смотрел на неё, потом вдруг чуть склонил голову.

— Хорошо.
Тогда давайте играть по-крупному.

Она напряглась, ожидая подвоха.

— Сегодня вечером у Рябинина — частный вечер. Для избранных. Вход только по приглашениям. Я могу достать вам пропуск… но идти туда придётся одной. Без детей, без охраны.
Вы справитесь?

Екатерина чуть улыбнулась, с вызовом глядя ему в глаза.

— Справлюсь. Главное — чтобы платье подходящее нашли. Я ж не могу туда в халате.

Он впервые за всё время позволил себе едва заметную улыбку.

— Платье будет.
Но вы должны помнить, мадам Бланш, этот вечер может стать последним.

Она рассмеялась легко, хрипловато:

— Для кого именно, Алексей Артемьевич, — вот это хороший вопрос.

И мысленно добавила, глядя на его строгий профиль:

А вы мне начинаете нравиться, гад такой.

---

Вечер приближался.
И Екатерина знала только одно:
Пахнет жареным.
Но, черт возьми, она уже предвкушала этот запах.

Глава 7.

Глава 7

Вечерний Петербург выглядел так, будто сам дьявол подкинул его архитекторам — город был прекрасен, мрачен и одновременно чертовски интригующий. Огни газовых фонарей, тени, скользящие по фасадам, узкие переулки, где шёпот разносился, словно ветер.

Екатерина Алексеевна Бланш, теперь официально "та самая вдова с характером", стояла у зеркала и почти не узнавала себя.

Платье — серебристо-серое, с лёгким холодным отливом, будто его сшили из самого тумана. Корсет уже не казался орудием пыток — он стал оружием, подчёркивающим фигуру так, что впору самой на себя в протокол рапорт писать.

Волосы уложены высоко, с перламутровыми шпильками, кожа подсвечена лёгкой пудрой, губы чуть тронуты розовым бальзамом.
Готовый портрет роковой женщины, способной как минимум погубить парочку сердец за вечер.

Она критически окинула отражение взглядом.

— Ну что, Бланш, пошла штурмовать цитадель врага, — проворчала она себе под нос. — Слегка нервная, слегка в корсете, но зато с прекрасной самооценкой.

— Мам, ты как принцесса из мультика, только с лицом, как у нашего физрука, когда он "мразь, не сдашь норматив" говорит, — мрачно выдала Вера, которая тайком наблюдала за сбором матери.

Екатерина ухмыльнулась:

— Запомни, дочь. Это не лицо физрука. Это лицо женщины, которая знает, что вечер её ждёт долгий и подозрительно без ужина.

Илюша подбежал, обнял её за талию (насколько смог, конечно, при всём этом шёлково-корсетном великолепии) и шёпотом спросил:

— Мам, а ты вернёшься?

Екатерина опустилась к нему, притянула ближе и ответила так серьёзно, что у Веры волосы на затылке встали дыбом:

— Вернусь. Всегда возвращаюсь. У меня тут слишком много народу на шее, чтобы исчезнуть.

И с улыбкой, как ни в чём не бывало, добавила:

— А вы слушайтесь тётку-смотрительницу, иначе я вам потом такие нравоучения устрою, что в хрониках города о них напишут.

---

Карета была подана ровно в срок. Лакей с лицом, будто его вырубили топором, помог ей подняться.
Путь к дому Рябинина занял не больше пятнадцати минут, но каждый из них был пропитан напряжением.

Ну всё. Игрушки кончились. Пора играть по-взрослому.

Особняк Рябинина на этот раз встречал гостей в полной красе: освещённый, сверкающий от отражений в окнах, он напоминал ледяной замок, в котором собирались далеко не добрые волшебники.

Слуга у входа молча взял приглашение и кивнул, пропуская её внутрь.

---

Первое, что её ударило — запах. Смесь дорогого ладана, старых книг, воска и чего-то ещё, тонкого, тревожного, напоминающего ртуть и металл.

Гости были нарядны до безобразия. Мужчины — в смокингах и фраках, дамы — как новогодние ёлки, с бриллиантами в ушах и на шее.

Но атмосфера…
Она была другой.

Тут не пили шампанское с весельем.
Тут обменивались взглядами, полными скрытых вопросов.
Тут разговоры были не о погоде, а о вещах, которые обычно шёпотом обсуждают за тяжёлыми портьерами.

Екатерина уверенно прошла в зал, зная, что за ней следят десятки глаз.

И, конечно, она сразу увидела его.

Виктор Рябинин стоял у камина, в идеально сшитом фраке, с бокалом в руке, словно он здесь был не хозяином, а дирижёром этого бала теней.

— Мадам Бланш, — его голос прозвучал рядом, хотя секунду назад он был в другом конце комнаты.

Вот мерзавец, плавно перемещается, как змея.

Она повернулась, одарив его лёгкой улыбкой:

— Господин Рябинин. Какая честь быть приглашённой в столь изысканное общество.

Он внимательно смотрел на неё, как будто изучал под микроскопом.

— Вы опасная женщина, мадам Бланш, — тихо сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Екатерина подняла бровь.

— Почему же? Только потому, что умею держать бокал и не падать в обморок от каждого взгляда?

Рябинин усмехнулся.

— Потому что вы умеете играть. И я не уверен, кто из нас сегодня выиграет.

Она чуть склонила голову, намеренно делая голос мягче, почти ласковым:

— А может, выиграет тот, кто сумеет удивить?

Он замолчал, внимательно её изучая. И вдруг, к её удивлению, предложил руку:

— Хотите, я покажу вам то, что удивляет всех?

Ох ты ж мать честная, что ты задумал, коллекционер чертов!

Но Екатерина лишь улыбнулась и положила ладонь на его руку — ладонь холодную, как мрамор.

— Покажите, Виктор Семёнович. Удивите меня.

---

Он провёл её сквозь зал, мимо шёпотов и настороженных взглядов, к узкой двери, что почти сливалась со стеной.

— Это моя личная коллекция, — пояснил он, открывая её. — Сюда допускаются только избранные.

— Мне льстит ваша откровенность, — усмехнулась она, хотя внутри всё было собрано в тугую пружину.

За дверью обнаружилась комната, уставленная витринами и шкафами, в которых сверкали странные предметы.

Екатерина замерла.

Это не были обычные старинные вещи.
Это было… что-то не отсюда.

Металлические механизмы, похожие на часы, но явно не для измерения времени.
Предметы, напоминающие то ли лампы, то ли какие-то аппараты с кристаллами.
В одной из витрин под стеклом — нечто вроде браслета, подозрительно похожего на устройство для сканирования.

Это же… чёрт возьми, это хлам из будущего!

Рябинин, заметив её взгляд, сказал тихо, почти шёпотом:

— Некоторые вещи, мадам Бланш, способны пережить века. Главное — уметь их найти.

Она медленно обернулась, смотря ему прямо в глаза.

— А вы умеете, как я вижу.

Он склонил голову, взгляд его блестел, как у хищника.

— Я собираю редкости.
Но самое редкое — это люди, которые чувствуют время.

Она молчала, хотя сердце бешено колотилось.

— Вы издалека, мадам Бланш, — продолжал он, с явным намёком. — Я чувствую это.

Екатерина чуть улыбнулась, играя до конца:

— А может, мы с вами из одного далёкого края, Виктор Семёнович?

Он чуть прищурился и, подойдя ближе, прошептал ей прямо в ухо: