Блеск чужих созвездий

Пролог.

— Подвал? Вы серьезно?

Это и вправду был подвал. Глубокий, сырой и холодный. Огонь в кривоногой жаровне бросал тревожные отблески на неровные стены. Сквозь камни сочилась вода и отсвечивала желтым, под подошвами сапог хлюпала размокшая глина. Потолка видно не было — он терялся в темноте. Еще выше, прямо над головой, ездили экипажи и тверамобили, открывались рестораны и богато одетая публика спешила занять зарезервированные столики, а в холл театра “Мол-Трегор” стекались знатоки и любители оперы. Отделённый от них всего десятком метров земли, Свирл был в то же время бесконечно далеко. Он брезгливо приподнял полы мантии, боясь испачкать дорогую ткань и мечтая оказаться наверху, на свежем воздухе, за столиком Шант-Росе с бокалом вина в руке. Но работа есть работа.

— Я рассчитывал на уединенный кабинет. Темные времена остались в прошлом, в конце концов. Но, видимо, не для вас. Ох, тут еще и кандалы, — его подвижное вытянутое лицо сморщилось, будто в подвале вдруг засмердело. Впрочем, пахло здесь действительно не как в городском розарии, а плесенью, глиной и затхлым духом.

— Зато здесь нас никто не найдет, — хихикнул бургомистр Амин и нервно погладил аккуратную бородку. — Дело-то такое…

— Обычное, — ответил Свирл. — Дело техники. Кстати, о ней. Надеюсь, вам не хватило глупости поставить прибор в какую-нибудь лужу? — он сдвинул брови, две черные полоски под значительно выдающимися надбровными дугами.

“Они как живые”, — подумал бургомистр, наблюдая, как легко движутся брови мага, то сходятся над самыми глазами, но взлетают высоко на лоб, а сам сказал:

— Нет-нет, я велел соорудить подмости. Пройдемте.

Он выкрутил вентиль на лампе, и та вспыхнула нездоровым желтым. Таинственный свет выхватил из темноты дверь и проход, вырубленный в дальней стене.

— Сюда, пожалуйста.

Свирл шлепал за бургомистром, придерживая полы мантии и тщетно пытаясь разглядеть лужи на глиняном полу до того, как измажет в них новые сапоги.

— Это будет стоить вам дополнительных денег, — пробормотал он.

— Что вы говорите? — переспросил бургомистр, возясь с ключами. Ему было сложно и держать фонарь, и отпирать дверь одновременно, но техномаг не спешил помочь. Вместо этого он заявил:

— Моя одежда. Вам придётся заплатить за ее чистку в прачечной.

— Да-да, как скажете. Только помогите с делом.

Бургомистр наконец справился с дверью, распахнул ее и с театральным жестом пропустил Свирла вперед. Маг ступил внутрь.

— Амин, Бурунд вас побери! Здесь же ничего не видно!

Бургомистр подскочил, весь будто подобрался и юркнул вслед за магом в черный проем.

— И правда, что это я… Вот, пожалуйста, — он чиркнул зажигалкой, и масло в жаровне весело затрещало. — Тут нет освещения. Зачем оно, подумал я. Только дополнительные траты, — на это Свирл закатил глаза. Амин шел вокруг постамента, зажигая одну жаровню за другой. Всего их было пять. — Я же не мог подумать, что мне понадобится этот подвал. Ну все. Вот он, ваш аппарат.

На грубо сколоченном деревянном постаменте стояло медное колесо, обмотанное проводами. Наверху, внизу и с двух сторон к нему было прикручено четыре больших мутных зеленых камня. Само колесо покоилось на распорках, между которыми был проложен желоб. Предполагалось, что колесо будет вращаться по желобу без центральной оси. Центр Свирлу еще понадобится.

От колеса шла толстая скрутка проводов, которая упиралась в постамент с тремя колбами и одним рычагом.

— Вам повезло, что для этого прибора не нужно топливо, — сказал Свирл, внимательно осматривая колесо. — На первый взгляд все в порядке. Ну что, вы готовы? Уверены?

Бургомистр потер бороду.

— Как все будет происходить?

— В ином мире откроется портал, создав предмет-магнит, — скучающим тоном стал объяснять маг. — Я не знаю, что это будет, потому что не знаю того мира. И когда мимо него пройдет девчонка, которая подходит под ваши запросы, портал - хлоп! — он хлопнул, будто поймал муху. — Затянет ее сюда.

— А что, если что-то пойдет не так?

— Тогда девчонка умрет. А вам придется заказывать новый дорогой аппарат. Не волнуйтесь, Амин, — голос Свирла стал елейным, — лично вам и вашему дому ничего не грозит. Это же самое главное?

— Так-то да, — согласился бургомистр. Он смотрел в огонь жаровни и не видел, что маг улыбнулся, торжествующе и презрительно одновременно. — Начинайте, мастер.

Свирл еще улыбался пару мгновений, а потом стал серьезным. Он подошел к колбам, распахнул верхнюю мантию из тяжелой черной ткани и положил руку на сумку, которая все это время пряталась под ней. Из сумки он невероятно бережно, почти нежно, стал извлекать камни: синие, зеленые и красные, по три каждого цвета. Сейчас они были тусклыми, темными, и их цвета было сложно различить в дрожащем свете огня, но всему свое время. Свирл аккуратно опускал камни в колбы, каждый в свою. Неосторожное движение было способно нанести вред камням, а то и самому магистру.

Когда все было готово, Свирл достал из сумки пузатый стеклянный сосуд с голубой едва светящейся в полумраке жидкостью и разлил ее по камням.

— Вы готовы? — спросил он еще раз.

Амин посмотрел на мага снизу вверх. Ему показалось, что и так высокий Свирл будто стал еще больше, что он возвышался в комнатке, словно жердь с накинутым сверху плащом. Длинный, худой, отвратительный гигант в черном балахоне. Огни жаровен отражались в его раскосых глазах, как падающие звезды, уголки губ были чуть приподняты. Неужели он улыбался?

— Да, — хрипло выдавил бургомистр, мечтая побыстрее отвести взгляд от страшного лица.

— Да будет так, — эхом отозвался Свирл и резко дернул за рычаг.

Первой изменилась голубая жидкость. Она потеряла свой цвет и стала прозрачной, зато камни ярко вспыхнули в своих колбах: зеленые, синие, красные. Свирл заглядывал в сосуды, осматривал их снаружи, оценивая реакцию, затем достал из сумки порошок и бросил щепоть к красным камням, заставив их гореть еще ярче, и удовлетворенно кивнул. Внутри ожили искры, задвигались и затем рванули к скрутке проводов. Несколько секунд невидимого путешествия разряда, и вот колесо дернулось, ожило. Загорелись зеленым камни на его окружности. Сначала слабо, потом пару раз мигнули и вспыхнули отчаянным зеленым. Колесо начало вращаться, медленно, затем быстрее и быстрее. Шуршали скрытые в раме ролики, натужно свистел спертый подвальный воздух. Жужжание становилось громче, насыщеннее, опора колеса начала шататься от большой скорости вращения.

Глава 1. Непреодолимое влечение

В тот год сентябрь выдался на удивление жарким. Днем с безоблачного неба палило солнце, на газонах распустились нежданные одуванчики, а москвичи осенним курткам предпочитали футболки и шорты. Беспечные студенты, спокойные от того, что до сессии еще далеко, спешили после пар в парки и на набережные, громко смеялись, обнимались, наслаждались теплыми днями, не понимая в полной мере, что молодость растворяется в прошлом так же быстро, как лето. Дети бегали друг за другом и выпрашивали у родителей мороженое, которое стекало шоколадными каплями на их белые маечки и штанишки. Но как только подкрадывался вечер, он выдавал сентябрь с головой. Едва солнце пряталось за крыши многоэтажек, стремительно холодало и поднимался ветер. Несильный, но стылый, дававший однозначно понять: осень уже здесь, она готовит красно-желтое платье, разглаживает складки, машет улетающим птицам.

В тот сентябрьский вечер Таня шла домой с тренировки. Короткая кожаная курточка надежно защищала ее от холодных пальцев осеннего ветра. Мышцы ног приятно тянуло после насыщенных упражнений, настроение было прекрасным, да и жизнь в общем-то тоже. Рядом топал Антон, невысокого роста, но плотный и сильный, простой добрый парень, которого Таня помнила столько же, сколько себя. Они выросли в одном дворе, и когда Таня решила найти спортзал, Антон позвал ее в свой: вместе веселее и сподручнее.

— Танюх, ты куда сейчас? — спросил парень, засовывая руки глубже в карманы.

— Домой.

— А чего так сразу? Давай погуляем немного?

— Нет, Антох, не сегодня. Папу из больницы выписали, — улыбнулась Таня. Она выглядела счастливой. — Хочу приготовить что-нибудь вкусное и посмотреть вместе фильм.

— Ну, батя — это святое, оно понятно, — Антон разочарованно опустил взгляд вниз. — Чего готовить будешь?

— Не знаю пока. Денег не особо много, наверное, курицу куплю. И сделаю что-нибудь… Этакое. Включим сериал, его любимый, про полицейскую собаку. Обычно я не смотрю такое, но сейчас готова ради папы хоть про Глашу и миллионера смотреть.

— Ты хорошая, Танька.

Таня пожала плечами. Она не видела отца почти три недели, и все это время он провел в больнице. Врачи не могли его совсем избавить от болезни, но обещали помочь сосудам, чтобы те не угробили его так рано. Таня переживала за отца и чувствовала ответственность за него, будто он был хрупким, несмотря на внушительную фигуру, и мог сломаться.

Фиолетовые сумерки укутывали город покрывалом, клубились в подворотнях и неохотно отползали от ярких вывесок кафе и магазинов. Большая буква “М” горела радостным красным, сообщая, что усталый путник асфальта может наконец сесть в поезд и уткнуться в телефон.

— Мне нужно еще в центр съездить, — сказал Антон, указывая на вход в метро.

— Ну, а я домой. До завтра, Антох.

— До завтра… — он хотел отвернуться, но передумал. Лицо раскраснелось и стало почти несчастным. — Слушай, а давай сходим куда-нибудь, когда время у тебя будет?

— Да, конечно, — удивленно ответила Таня. Они часто ходили в небольшие кафе или кино, с чего бы Антону так волноваться?

— Не как обычно. А как парень и, знаешь, ну, девушка.

Повисло неловкое молчание, во время которого Антон пожалел о своем предложении и страстно возжелал провалиться в подземку, а Таня разглядывала его, пытаясь понять, серьезно он или издевается.

— Антох, ну чего ты начинаешь?

— Ладно, я все понял. До встречи, — он махнул рукой и поспешно направился к переходу, будто попытался сбежать. Таню обожгло раскаяние, промелькнула мысль, может, поспешила? И она схватила друга за рукав куртки.

— Постой. Я просто удивилась, — Таня запустила пальцы в свои короткие светлые волосы и несильно дернула за них. — Может, и правда стоит попробовать.

— Ты чего, согласна что ли? — нахмурился Антон.

— Согласна что ли, — улыбаясь, передразнила Таня, и он тоже улыбнулся, счастливо и немного глупо.

— Я тогда напишу тебе вечером, ладно?

Таня кивнула, и друг, окрыленный первой влюбленностью, бегом спустился в светящееся нутро перехода. А Таня поправила на плече спортивную сумку, засунула руки в карманы короткой кожаной куртки и продолжила путь домой.

Когда Таня свернула с проспекта и нырнула в спальный район, она как раз думала, а не совершает ли глупость. Ее беззаботный мир, который существовал всего двадцать лет, еще не сталкивался с большими трудностями, поэтому этот вопрос казался архиважным, почти судьбоносным. Вот Антоха. Он добрый и знакомый до мелочей, как старая любимая песня. Таня согласилась на свидание с ним потому, что он ей и правда нравился, или потому, что боялась обидеть? В юном сердечке переливались такие противоречивые чувства, что найти правильный ответ было невозможно. Ей было и радостно, и волнительно, она была смущена и странным образом раздражена, будто Антон без предупреждения нарушил важные правила. К этим ощущениям незаметно примешалась странная, потусторонняя тоска, которая выплыла из разрыва между мирами и начала свое отравляющее действие. Тоска разрасталась, и в какой-то момент Тане показалось, будто из ее сердца вырвали кусок, оставив на его месте ноющую рану. Это чувство было настолько внезапным и так не вязалось с событиями теплого сентябрьского вечера, что Таня остановилась от неожиданности, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. Огляделась. Обычный двор, который совсем недавно стал считаться московским, тонул в сумерках и зелени. Сегодня здесь было на удивление пустынно. Типичные подъезды панелек, плотно припаркованные машины, качели, лавочка…

Едва взгляд упал на лавочку, Танино сердце радостно сжалось, будто это было единственное на свете место, которое способно излечить ее от хандры. Странно, безумно, но Таня была уверена, что старая деревянная лавочка под тополем способна спасти ее жизнь.

Скамейка стояла посреди старого двора и повидала многое на своем веку. Синяя краска выцвела до голубой, покрылась сетью трещин и облупилась. В некоторых местах виднелись черные неряшливые кругляши, точно раны, — следы от сигарет. Ножками ее служили два чурбана, посеревшие от времени, с большими трещинами вдоль волокон. Землю вокруг утоптали сотни ног желающих отдохнуть, перекурить и пообщаться на важные темы, такие как личная жизнь соседа и политический курс государства. Несмотря на благоустроенный двор, новые площадки и красивые скамьи с гнутыми ножками, этой лавке удалось выжить благодаря тому, какое место она занимала в сердцах местных жителей.

Глава 2. Незаметная и незаменимая

В кабинете Амина царил беспорядок. Хаос был здесь истинным серым кардиналом, он проявлял свою злою волю, стоило только отвернуться: вещи сразу оказывались на местах, совершенно для них не предназначенных, бумаги падали, планируя, на пол, недочитанные книги лежали на полках, столах и тумбочках, а свободные поверхности тут же украшались кругами от чая или вина. Амин искренне любил порядок, наслаждался чистотой и имел выдающийся талант по их уничтожению. Впрочем, Росалинда не жаловалась. Пока бургомистр устраивал хаос везде, где появлялся, у нее была работа, причем намного лучшая, чем у многих бедных девушек, приехавших в столицу искать лучшую долю. Ей не приходилось мыть уборные на вокзале, разделывать мясо или стирать одежду в ледяной воде, знай себе раскладывай вещи по местам и убирай пыль. Если подумать, работа была замечательная, а перспективы — самые радужные.

Росси вздохнула и присела на край дивана. Она представила, как, должно быть, мило выглядит со стороны: ее кожа была ровного оливкового цвета, носик чуть вздернут, но не настолько, чтобы напоминать пятачок, а шикарные волнистые волосы собраны в свободную косу, и некоторые пряди небрежно упали на лоб. Они лезли в глаза и мешали работать, зато как, должно быть, очаровательно выглядели. Росси представила, почти наяву, как какой-нибудь уважаемый человек — молодой, конечно, не старше двадцати пяти лет, потому что старики ей не интересны — заглянет в кабинет в поисках хозяина, а она тут сидит, задумчивая и прекрасная, и он, конечно, влюбится в нее с первого взгляда. Росси воображала, как смутится, тот час вскочит и сообщит, что дэстор Амин изволит обедать, а уважаемый человек не сможет забыть ее прекрасного голоса и будет умолять ее о тайном свидании в саду. А она, так и быть, согласится.

— Какой смысл работать, если хозяин не видит, верно?

Росалинда вздрогнула от неожиданности и обернулась. В дверях стоял дэстор Ястин, уважаемый молодой человек, который насмешливо кривил губы и, конечно, не собирался падать к ногам обычной служанки. Сердце на мгновение остановилось, как у воровки, которую поймали с поличным, Росси тут же вскочила с диванчика и почтительно склонила голову.

— Прошу прощения, дэстор, я присела на минуту отдохнуть и задумалась, — безнадежно запинаясь, сказала Росси, и ей показалось, что голос ее больше напоминал невнятный писк, нежели журчание родника. Увы, реальность оказалась жестче, чем мечты. — Хотя это не оправдывает меня. Простите, господин.

— О чем ты, — Ястин прошел в кабинет, упал на диван и, по-хозяйски развалившись на нем, закинул ногу на ногу. — Я и не думал укорять тебя. Если честно, прекрасно тебя понимаю, я бы и сам не стал лишний раз тереть полки. Какой в этом смысл, если тебя никто не видит, а завтра пыль снова покроет все поверхности. Кстати, ты знаешь… Как тебя зовут?

— Росалинда, дэстор, — ответила Росси, краснея под насмешливым взглядом Ястина, который смотрел на нее снизу вверх.

— Знаешь ли ты, Росалинда, что пыль на пятую часть состоит из человеческой кожи? Каждый день ты стираешь с пола и шкафов частички самого Амина. Тебе не кажется, что это довольно мерзко?

Росси не знала, а оттого внутренне содрогнулась, но выдавила:

— Нет, дэстор. Это моя работа.

Ястин искренне расхохотался.

— Хороший ответ, Росалинда, я уверен, Амин ценит твою услужливость. Обязательно напомню ему об этом. Кстати, о старом неряхе, где он?

Росси была сбита с толку внезапным появлением уважаемого дэстора и его насмешками, но от природы ей была дарована та бытовая смекалка, которая позволяет женщинам занимать в обществе самые теплые места, поэтому она кротко поинтересовалась:

— О ком вы спрашиваете?

— Хороша, хороша, — снова развеселился Ястин. — Я говорю о твоем господине, бургомистре Амине. Где он?

— Дэстор изволит обедать.

— Конечно, я мог бы догадаться. Пойду поищу его тогда. Думается, мы вскоре вернемся сюда, поэтому будь умницей, сотри частички Амина отовсюду, откуда еще не стерла. Эта мысль о пыли не дает мне покоя, она совершенно омерзительна, — с этими словами Ястин покинул кабинет, и голос его еще некоторое время глухо доносился из коридора.

Когда все стихло, Росси наконец выдохнула и опустилась на диван.

— Вот это я чуть не угодила. И с чего ему взбрело в голову болтать со мной?

Вспомнив о просьбе Ястина, она вскочила и принялась убирать кабинет, но в мыслях снова и снова возвращалась к недавнему разговору с уважаемым дэстором. Он был высок и красив, носил дорогую одежду, застегивал рукава запонками, а запах его парфюма чувствовался легкой нотой в воздухе даже после того, как он ушел. Ястин оказался прекрасным кандидатом для мечтаний, его насмешливость и грубость были быстро отброшены и забыты, и воображение рисовало сцены исключительно приятные.

Через некоторое время дверь распахнулась снова, и в кабинет вошел Амин в компании гостя. Он не обратил на Росси никакого внимания, а вот Ястин заговорчески подмигнул ей, заставив смутиться.

— Вы хотя бы попробуйте, дорогой Ястин, я прошу вас.

— Я бы с удовольствием, Карр, но я не могу знать всех языков в мире. Вы мне сказали хотя бы, откуда ваша гостья.

— Она из дальних земель, — после небольшой паузы сказал Амин. — Очень дальних.

— Тем более. Вы понимаете, что вероятность того, что я знаю ее язык, стремится к нулю?

— Вы хотя бы попробуйте, дорогой. Вы же говорите на… Скольких?

— Одиннадцати, — как бы между прочим ответил Ястин. — Не считая диалектов.

— Одиннадцати языках! Бедняжка что-то лопочет, хватает меня и моих слуг за одежду, разбила о дверь мебель…

— Прямо мебель в дверь кинула?

— Ну да, — грустно подтвердил Амин. — Стул. И лампу. А еще вазу и чайник. Не смешно, Ястин, — нахмурился он, глядя, как веселится его гость. — Я не знаю, то ли жалеть девчонку, то ли высечь.

— Гостей бить нельзя, Карр, — с лукавой укоризной сказал Ястин.

— Да знаю я. Тем более тех, кто принадлежит Мангону, — проговорил Амин и тут же испуганно вскинул взгляд на собеседника, поняв, что сболтнул то, что не имел права никому говорить. Он надеялся, что Ястин прослушал его слова, но куда там. Его гость весь напрягся, словно борзая, почуявшая след зайца, прищурился и спросил:

Глава 3. Вечеринка в доме бургомистра

С тех пор, как она проснулась в незнакомом доме, прошло двадцать дней. До ужаса однообразных, надо сказать. Каждое утро к Тане врывалась Росси с неизменным:

— Доброе утро, Северянка!

Провожала в ванную (и больше не порывалась тереть спину, принимая новые правила общения), помогала одеться, приносила еду или провожала в сад, где накрывала небольшой столик. В столовую, если она и была в доме, Таню ни разу не позвали. И она бы умерла со скуки, если бы не выпросила у Росси подарок, на мысли о котором ее натолкнули воспоминания о встрече с Амином и Ястином в кабинете.

— Что вам надо? Квадратный… Кирпич? Книгу? Мммм… Диагностический экран? — она искренне пыталась понять, что ей так увлеченно показывает Северянка. — Вы будете рисовать? Писать? Оооо, бумага! И автоперо? Вы так здорово показываете! Нам надо поиграть в шарады!

Так Таня стала счастливой обладательницей кипы плотной бумаги, блокнота в кожаной обложке, прошитого вощеной нитью, автопера и нескольких карандашей. Первое, что записала Таня, было слово “вода” на драконьем. Конечно, русскими буквами, но всему свое время, она была в этом убеждена.

— Это что? — спрашивала она во время каждой прогулки.

— Де-ре-во, — Росси уже знала смысл вопроса, хоть язык, на котором говорила Северянка, и был ей незнаком, и даже не переспрашивала. — О, а это бабочка.

— Оаэтобабочка? — старательно переспросила Таня.

— Бабочка, — рассмеялась девчонка. — Вы смешная.

В блокноте тотчас появился рисунок насекомого с соответствующей подписью.

В один из дней Таня с помощницей сидели в саду на траве и пели друг другу любимые песни: на русском и драконьем языках. День выдался погожим, в высоком синем небе самозабвенно сияло солнце, мимо него проплывали облачка удушливого дыма, поднимавшегося из городских труб, которые торчали желтыми уродливыми палками между величественными небоскребами и куполами крыш. На деревья садились маленькие ярко-голубые птички и щебетали тонкими голосами.

— Ах, злая любовь моя, любовь драконья, — мурлыкала Росси слова на довольно простой мотивчик, не иначе, как местную популярную песню, когда полянку накрыла тень.

— Что это, птица? Или самолет? — Таня приложила ладонь ко лбу, чтобы не слепило солнце, и с ее губ сорвался изумленный возглас.

Потому что в небе летел дракон.

Он вытянулся струной, хвост с треугольным концом напоминал копье, лапы зверюга поджала к животу, который покрывали бледные чешуйки. Судить снизу было сложно, но дракон показался ей немного непропорциональным, слишком длинным и коротколапым, будто точно не решил, с какой мифологии он относится, западной или восточной, и остался где-то посередине. Летел он довольно быстро, и буквально за несколько секунд скрылся за крышами домов.

— Ты видела, видела?! — Таня схватила помощницу за руку и нещадно теребила ее. — Это снова дракон, так его разэдак!

Пусть это был не первый случай, когда она видела летающего ящера, но его вид по-прежнему внушал ей суеверный трепет. Росси смотрела на Северянку снисходительно, почти нежно.

— Это же просто дракон, — сказала она. — Уэлл, хранитель Великой Библиотеки.

— Дракон, — потрясенно повторила Таня на чужом языке. По спокойной реакции Росси было ясно, что драконы в этих краях не редкость. Никто не выбегал на улицы, не хватался за голову и не кричал, призывая спасать имущество, семью и кота. Ну подумаешь, огромная крылатая ящерица пролетела. Эка невидаль.

Тем же вечером Таня криво-косо нарисовала в своем блокноте дракона и подписала, как он зовется на местном языке. Заснула она, видя перед внутренним взором светящиеся глубокой голубизной бока существа и лапы, прижатые к бледному животу.

Ящер занимал Таню ближайшие несколько дней. Ровно до того момента, когда Росси сообщила, что с гостьей кто-то хочет увидеться. Она показала руками пузо, волосы на лице(хозяин дома, догадалась Таня), потом покачала воображаемого ребенка. Они хотят, чтобы Таня была нянькой? Росси радостно закивала головой.

Конечно, никто бы таинственной гостье ребенка не доверил. Просто дочь Амина хотела посмотреть на нее, как на диковинку или циркового уродца. И вот Таня стояла посреди просторной залы, прохладной благодаря фонтанчику в центре и узким каналам с водой, в которой отражался теплый свет ламп. На другом конце комнаты высокомерная девица пыталась раздавить ее весом своего презрения.

Дочь Амина стояла в противоположном конце залы и рассматривала Таню со смесью пренебрежения и любопытства. На ней было шикарное платье из дорогих тканей, которые падали тяжелыми складками до самого пола, но не блестели, как слюда, а томно отливали глубоким цветом. На вкус Тани, расшито многослойное одеяние было чересчур пестро, а сама девушка была увешана слишком большим количеством крупных украшений, но носить это все она привыкла и определенно умела. У нее было круглое смуглое личико, которое можно было бы назвать милым, если бы она не морщила брезгливо носик и не задирала его так высоко, и шикарные черные волосы, уложенные аккуратными волнами и украшенные драгоценными цепочками. Таня смело отвечала на ее презрительные взгляды и даже позволила себе ухмыляться, не видя в ней никакой угрозы.

“Я теряю здесь время, — с раздражением думала Таня, — лучше бы выучила новые слова или съела что-нибудь”.

В это время многочисленные юбки двинулись вперед, влекомые девицей. Она подошла ближе, и Таня почувствовала ненавязчивый цветочный аромат, исходящий от ее кожи. Незнакомка настолько естественно и грациозно смотрелась в пышном платье, была настолько красивой, томной и самоуверенной, что Таня почувствовала себя нелепой овцой в балетной пачке.

“Проклятые юбки!” — подумала Таня, чувствуя, как щеки заливает румянец смущения. Она ничего не могла с этим поделать, злилась на себя, на молчаливую девушку и на весь этот дом. Таня сложила руки на груди в тщетной попытке защититься. Девица самодовольно ухмыльнулась. Она-то тут была, как рыба в воде.