Я стояла около колонны, наблюдая за тем, как мой муж флиртует с некогда первой красавицей нашего института. Вернее, не так – я пряталась, украдкой подглядывая, как шикарная дама вызывающе смотрит на моего мужа. Прикусывает полные губы, выкрашенные в алый цвет. Поправляет вычурное колье на шее, приковывая взгляд к пышной груди. Мой муж приобнимает ее за тонкую талию, притягивает к себе. Дама картинно смеется, и я чувствую себя здесь совершенно лишней. Испытываю лишь обреченность и желание сбежать. Взять своих детей – и исчезнуть, будто меня и не было здесь вовсе.
Мой муж выглядит презентабельно, привлекает внимание. Плечист, высок, приятен внешне. Умеет красиво говорить, правильно подать себя, очаровать прекрасную половину. Но я знаю о нем еще кое –что. В последнее время он стал агрессивным. Срывается по пустякам. Эгоист, думает только о своем благополучии, и ему плевать даже на собственных детей. Еще у него больше двух лет нет постоянной работы. Он считает, что все ему должны. Если у него что –то не получается, то виноваты все вокруг, но не он. Он ведь умный, уверенный, талантливый, его гения попросту никто не может оценить по достоинству. Потому что его окружают убогие. И я – в их числе.
Меня все – таки передернуло от омерзения, но я взяла себя в руки, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Мысленно ругала себя за то, что согласилась на это сомнительное мероприятие – вечер выпускников в нашем местном экономическом институте. Находясь в этих стенах, претерпевших значительное улучшение, чувствовала себя вновь той 18 – летней девчонкой. Которую ломали и подчиняли. Лишали воли и выбора. Из которой делали удобную дочь и покорную жену.
Людей в зале было еще меньше, чем в прошлом году. В основном, пришли те, кто хотел похвастать друг перед другом. Тем, как устроились в жизни. Женщины, половину из которых я не могла узнать, благоухающие деньгами, с лицами идеальных кукол. Они пестрели небольшими стайками, сбиваясь в кучку. Были и те, кто выглядел поскромнее, как я. В неброском платье, приобретенном лет пять назад, когда мы еще жили обеспеченно. Мой ритм жизни не давал мне набирать вес. Иной раз, у меня не хватало времени на полноценный прием пищи. Я работала на износ, чтобы обеспечить своих детей. Муж два года назад уволился из фирмы, подающей надежды – очередной конфликт. Он заявил, что это – не его уровень. С тех пор сидел дома, уверяя, что работает удаленно. Не расставался со своим запароленным ноутбуком. Говорил, что развивает свой бизнес. К слову, он приносил раз в два – три месяца крупную сумму денег, но она таяла слишком быстро. Половину он тут же забирал на развитие «бизнеса». По началу я ругалась с ним. У нас двое детей – двойня- мальчик и девочка. Это лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь. Ради них я просыпаюсь по утрам, продолжаю жить и верить в лучшее. Мне всегда хотелось, что б у моих детей была полноценная семья. Но их отцу все время было некогда, он проводил время за ноутбуком. Временами отлучался на пару – тройку дней. Он уверял, что это командировки и деловые встречи. Мне было все равно. Я молила Бога о том, что бы он нашел себе женщину, влюбился в нее и ушел. Вернее, не так. Он не уйдет. Уйдем мы. Квартира – собственность его матери. А она никогда не оставит своего горячо любимого сыночка без удобств. Я и мои дети прописаны в скромной двушке моей бабули.
Год назад мы пересекли черту не возврата. Так я мысленно окрестила ужасную ситуацию, что произошла после Нового года. Мужу срочно понадобились деньги, якобы для вложения в его процветающее дело. Он знал, что я всегда откладывала некую сумму. Получив отказ, он вернулся в свою комнату – да, мы спали с ним раздельно. А на следующий день я обнаружила свои тайники опустошенными, хотя перепрятывала их несколько раз. Он посмел взять те немногочисленные крохи, что я откладывала для нужд детям. К слову, он был совершенно бестолков и ни черта не понимал в ведении бизнеса. Он угробил наше семейное дело примерно лет семь назад. У него никогда не было той самой деловой жилки, железной хватки и чуйки. Он хотел ничего не делать и при этом быть финансово обеспеченным.
В тот день я набралась смелости и высказала ему все, что накипело за много лет брака. И он меня ударил. Один раз, кулаком в лицо. Мне этого удара хватило с лихвой. Очнулась я в больнице, с сотрясением мозга. Хорошо, что еще ничего не сломал. Надо мной порхала его мать – властная и категоричная женщина. Она быстро обо всем договорилась, чтобы это происшествие осталось незамеченным. А дома меня ждала лекция о том, что я плохая жена, ужасная мать, довела мужа до таких действий. Еще две недели она налаживала наши отношения, намекнув, что если я задумаюсь о разводе, то у меня отберут детей. Она об этом позаботиться лично. Тогда у меня впервые начало крепнуть желание сбежать, уйти от мужа, исчезнуть. Теперь я хранила все накопления у бабули, единственного родного мне человека. Родители погибли в автокатастрофе десять лет назад вместе с отцом моего мужа. Мы били соседями. Мои родители совместно с его сколотили вполне неплохое свое дело. Они вкладывали все свои силы, накопления, развивались стремительно. Через пол года после моего совершеннолетия родители устроили скромную свадьбу, выдав замуж за него. Так взрослые скрепили свой бизнес родственными связями. Всех все устраивало, кроме меня. Я скандалила, сопротивлялась, пыталась убегать из дому, ревела как белуга и устраивала голодные забастовки. Но мои родители были жесткими людьми, видимо, поэтому и достаточно успешными. Они безжалостно подавляли меня, создавали все условия для того, чтобы моим единственным спасением стал навязанный брак. Чтобы я доверилась своему мужу. И они были уверены, что поступают правильно. Мой муж поначалу был ласков, не давил, говорил красиво, не навязывался. Втирался в доверие, стал мне другом. Затем – мужем. И я реально верила, что мы сможем ужиться, выстроить свой брак на доверии и взаимном уважении, симпатии и понимания друг друга. Он не скрыл своего разочарования, когда в нашу первую брачную ночь обнаружил, что я – не девственница. В постели он был груб, эгоистичен. Считал, если ему хорошо, то и мне должно быть тоже. Он не считал нужным возбуждать меня прелюдией – долгими поцелуями и ласками. Больное стискивание груди, ягодиц, он во мне. Чувствовала дискомфорт и боль, унижение и обиду. Поначалу я старалась, пыталась удовлетворять все его потребности. Он всегда был чем –то недоволен. Секс с ним был пыткой. Я чувствовала себя безвольной куклой, которой пользуются в свое удовольствие. Вскоре моему супругу надоело мое бездействие. Секс у нас был крайне редко и приносил мне лишь отрицательные эмоции. Когда мои родители погибли, я хотела развестись. Вмешалась его мать, оскорбляла и угрожала, что в случае развода я останусь без копейки. Я верила ей – эта женщина обладала определенными связями. Я продолжала жить в браке, учиться, потом нашла неплохую работу с дальнейшим развитием карьерного роста. Потом мне захотелось детей, и его мать настаивала на этом. Уверена, у нее были совсем другие мотивы. Муж был против, мы начали терпеть убытки, бизнес рушился со скоростью света. Всеми бумагами заведовали муж и свекровь. В двадцать четыре года я забеременела. Супруг уговаривал сделать аборт, особенно когда выяснилось, что будет двойня. Я решила рожать, предложив ему развод. И снова была свекровь, угрозы и обвинения. Когда дети родились, пришлось тяжело. Муж почти сразу съехал на длительное время к матери, потому что дети мешали ему работать. Мне помогала бабушка и соседка по лестничной клетке – тетя Тоня. Когда дети достигли года, муж вернулся. Я была полностью поглощена уходом и воспитанием детей, а он меня не трогал лишний раз.
10 лет назад.
- Эй, Санек, все будет хорошо, - робко тронула меня за плечо моя подруга и одногруппница – Женя Волгина.
Я лишь попыталась подавить очередной всхлип. Нормально уже не будет. Мне хотелось встать и заорать на всю аудиторию, поделиться своими печалями, чтобы мир услышал меня и помог. Но я молчаливо потопала в них. Чувствовала себя марионеткой, разменной монетой, безвольной куклой. Родители неделю назад поставили перед фактом – меня выдают замуж за Лопухина Лешку через пол года. Он был нашим соседом по лестничной клетке, сколько себя помню. Вместе росли, играли в одном дворе, учились в одной школе, поступили в один институт. Правда, он перешел на второй курс, а я была желторотой первокурсницей. Леша никогда не интересовал меня как парень, да и казался мне высокомерным. Кичился своей якобы княжеской фамилией, всем рассказывал, что их род берет свое начало еще со времен основания Киевской Руси. И они являлись дальней ветвью тех самых древних князей Лопухиных. Я не знала, правда это или всего лишь хвастовство, но Леша смотрел на большинство людей свысока. На меня – снисходительно. Мои родители, совместно с его, создали свое дело - магазин одежды. Он оказался довольно прибыльным. Наши отцы часто мотались за границу, покупали товар. Я всегда была хорошо одета, но никогда не гналась за модой. Меня это мало интересовало. Куда больше мне нравилась кулинария. Так и видела себя хозяйкой ресторана. Обожала готовить. Хотела поступить в местное кулинарное училище. Но у родителей на меня были другие планы. Они собирались выдать меня замуж за Лопухина – младшего, тем самым закрепить бизнес. Настояли, чтобы я поступила в институт и получила экономическое образование. Они свято верили, что, когда я стану взрослой, оценю старания и буду им благодарна. Они никогда не спрашивали, чего хочу я. Мама нравоучительно повторяла, что, мол, пока я на их попечении, под их крышей, я не имею права голоса. Они меня кормят, поят, одевают. Я должна быть благодарна им за это. Вот Светка Рябченко – моя одноклассница бывшая – живет с матерью – алкоголичкой. Отца у них нет, постоянно дружки сомнительные к матери захаживают. А сама Светка холодная - голодная ходит, по рынкам побирается с младшим братом. Скоро телом торговать начнет за бутылку, гены – они такие. А я на всем готовом живу, в тепле – добре, неблагодарная. Истерики устраиваю, голодовки, с дому убегаю. Позор! Что соседи скажут! У них, родителей, жизненный опыт есть, они лучше знают, как устроить меня в жизни. Но я отчаянно хотела свободы, избавиться от назидательного давления. Я плакала, скандалила – в итоге, мне запретили гулять. Нагрузили репетиторами. А мне и жить не хотелось…
- Не будет, Жек, - сглотнула ком в горле. – Не хочу за него замуж! Вообще не хочу. Противный он!
- Да ладно, - нахмурилась подруга. – Ничего страшного в это нет. Развестись можно ведь всегда.
- Да кто вообще сейчас в 18 лет замуж выходит! – отчаянно зашипела я. – Да еще и по решению родителей! По принуждению! Я и сюда поступила, потому что они так решили! А меня никто не спрашивал. А зачем?! Господи… А как с ним… Как с ним спать? Мне противно становится только об одной этой мысли! Что мы должны будем с ним… заниматься сексом!
- Между прочим, это очень приятный процесс, - заверила меня Волгина. – И за твоего Лопуха, между прочим, девки тоже шепчутся. Типа у него большой, и хорошо он …
- Это отвратительно! – к горлу подступила тошнота, во рту неприятно горчило - кажется, еще секунда, и я вырву. – Пожалуйста, Жека, не нагнетай!
Подруга нахмурилась.
- Знаешь, а если попробовать с кем –то другим? Лишиться девственности? Уже будешь опытная. И воспоминания останутся о первом мужчине приятные.
- С кем, Жек? Я же никуда не хожу, родители не пускают. Да и мама, если узнает, убьет меня, - прошептала я, смахивая слезу и особенно ощущая свою беспомощность.
- Ну что ты как дурочка, Сань? Кто ж о таком родителям говорит? – захихикала Женька.
- Калинина! Волгина! В чем дело? – запищала на нас преподаватель истории – полная дама с начесом и ярко - красной помадой на тонких губах. – Надеюсь, вы ведете беседу о причинах нападения Германии на Польшу.
- Калининой плохо! Можно в медпункт ее отвести? – страдальческим голосом произнесла подруга.
Преподаватель махнула рукой и мы вышли из кабинета. Проходя мимо зеркала, я увидела в отражении худощавую девушку, с красным носом и заплаканными глазами. Некогда яркие светлые кудри потускнели, сплетенные в растрепавшуюся косу. Голубые глаза поблекли, выцвели, как бывает у стариков.
- Самсонова Андрея знаешь? С 4 курса? – внезапно спросила Волгина.
Подруга была крашеной блондинкой, в отличие от меня. Глаза у нее были карие, в обрамлении густо накрашенных ресниц, отчего казались еще выразительнее. Женька была при теле, словно румяная булочка, так и манила.
- Не знаю… - пролепетала я, вспоминая, как одногруппницы шептались и хихикали, смотря на долговязого симпатичного парня, старше нас на пару курсов.
Как я была наслышана, он занимался какими – то боевыми искусствами, часто выступал в спортивных соревнованиях за наш институт и приносил победы, всегда находясь в тройке лидеров. Был эдаким популярным парнем, звездой нашего института. О нем реально ходили легенды. Рассказывали, что у него было тяжелое детство, отец – пил, бил мать и его. Когда он был дошкольного возраста, произошла трагедия – отец в пьяном угаре избил мать и его. В общем, маленького Андрея нашли в осколках стекла от серванта, изрезанного и окровавленного. Он долго находился на реабилитации, пошел в школу поздно – в девять лет. Из – за того, что почти три года не разговаривал. Мать ушла от пьяницы – отца, вкалывала на двух работах, но обеспечила своему ребенку достойный медицинский уход, и он снова заговорил. Затем начал заниматься в спортивных секциях, пока не остановился на плавании и боевых искусствах. Сейчас мать Самсонова снова вышла замуж и совсем недавно родила девочку.
10 лет назад
Женька притащила меня в спортзал. Мы скромно уселись около двери, на лавочку, наблюдали за парнями, играющими в баскетбол. Вот Лопухин – крупный, массивный, высокий, без футболки. Бегает по огромной площади спортзала. Меня передернуло, едва сдержала всхлип. Он двигался напролом, как медведь. А вот и тот самый Самсонов. Такой же высокий, как и Леша, худее. Красная футболка с длинным рукавом взмокла, облепила торс как вторая кожа, обрисовывая рельеф мышц. Руки жилистые, с литыми перекатывающимися мышцами под кожей. Он двигался мягко, плавно, словно скользил по льду, а не по полу спортзала. Он напоминал мне …тигра. Именно тигра, огромного хищника семейства кошачьих. Такой же грациозный, завораживающий и приковывающий взгляд. Он с легкостью отобрал мяч у Лопухина – медведя, без труда закинул в корзину – четким, выверенным движением. Леша высокомерно передернул плечами, с видом оскорбленного аристократа отошел в середину поля. Девчонки визжали, радуясь очередному забитому голу. Самсонов лишь улыбнулся уголком губ и снова погрузился в игру.
- Он красивый… - обреченно протянула я, понимая, что никогда не смогу заговорить первой с таким парнем.
Меня воспитывали слишком строго, всегда ограничивали в общении, особенно, как я стала постарше. Господи, да вся моя жизнь проходила как в клетке, со сводом правил. Разочарование и безысходность жгли грудную клетку похлеще кислоты.
- Он идеальный, - выдохнула подруга. – Девчонки говорят, он очень ласков с ними. Никогда слова грубого не скажет. И творит чудеса в постели… Я бы та-а-ак хотела с ним…
Словно почувствовав, что мы обсуждаем именно его, парень обернулся в нашу сторону. Мое сердце пропустило удар, а щеки начали гореть под его пронзительным взглядом. Он едва заметно улыбнулся и снова погрузился в игру. Прошла всего лишь пара секунд, как наши взгляды пересеклись, но его образ, кажется, отпечатался на обратной стороне моих век. Что – то было невероятное и магически притягательное в этом парне.
- Нет, я не смогу… - выпалила я. – Как вообще к нему подойти! Да еще с таким предложением… Наташка вон какая. А я… серая мышь, заучка. Синий чулок! Кажется, я понимаю, почему родители решили выдать меня замуж так рано и насильно…
- Дурочка ты, - захихикала Волгина. – Жди тогда, когда до тебя доберется Лопух. Он будет рад, что ему досталась девочка. Еще больше распетушиться.
Выхватила взглядом медвежью фигуру Леши. Меня снова передернуло, волна неприятия поднималась во мне, обещая когда – нибудь трансформироваться в смертельное цунами. Больше мы не возвращались к этому разговору. Я игнорировала Лопухина, как могла. Однажды он зажал меня на физкультуре, пытаясь поцеловать. Было гадко и противно. Он своими влажными большими губами лишь размазал слюни по моему подбородку и щекам. Я вырывалась изо всех сил, пока не получилось извернуться и укусить его в плече. Леша не ожидал такого напора с моей стороны, опешил и отпустил, озадачено крякнув. А я убежала. С того момента Лопухин больше не приставал, вел себя сдержанно, но каждый раз напоминал о том, что скоро мы станем мужем и женой. Кажется, я стала тенью самой себя. Исхудавшая, с залегшими темными кругами под глазами, слишком бледная. С потухшим взглядом. Опущенными плечами. Успеваемость значительно снизилась. Это не осталось не замеченным моими родителями. Они потащили меня в частную клинику, где я безропотно сдала все анализы, что от меня требовались. Мои предки подумали, что я – наркоманка. Едва удалось сдерживать нервный смешок, что накатывал на меня. Мной управляли, будто оболочкой, закладывали туда свои мысли и действия. Я должна исполнять то, что они хотели – сидеть ровно, идти степенно, разговаривать, когда спросят. Идти, куда сказали. Делать, что требуют. И не выдумывать глупостей – что у меня нет свободы.
А однажды я стала свидетелем неприятного разговора между родителями Лопухина, что врезался в мою память навсегда. Его изысканная и надменная мамаша высказывалась обо мне и предстоящем браке. Моя мать хлопотала в гостиной, сервируя стол, что б все было как в высшем обществе и даже не могла подумать о том, что происходило в кухне.
- Петруша-а-а, - тихо говорила Софья Мироновна, а я подслушивала, стоя в коридоре, около кухни, где она разлаживала салаты. – Я все понимаю – бизнес, доход… Но наш мальчик! Он достоин большего, чем эта посредственная девочка! У нас имя, порода… А она … Она – дворняжка! Петр…
- Прекрати, Софья! Все уже решено! – осадил Петр Степанович супругу. – Ему не картины с нее писать, а наследников делать.
- А вот ты и подумай, Петруша! Подумай! Какие получаться монстры от столь неравного союза! – всхлипнула Софья Мироновна.
- Софа, девочка не так уж и плоха. Не красавица, но довольно приятна внешне и мила, - голос мужчины смягчился, а всхлипы Софьи стали приглушеннее.
- Ох, Петруша… чует мое сердце, не к добру все это. Ох, не к добру… - я скользнула по длинному коридору, стараясь не издавать звуков. Очутившись в своей комнате, уткнулась в подушку и заревела.
Дни сменяли друг друга. Осень осталась в памяти лишь серым размытым пятном. Первые дни зимы встретили всех морозами и снегом. Лопухин радовался, что скоро свадьба. Он все время крутился рядом, но я упорно продолжала игнорировать его. Когда нужно было поддержать разговор, особенно перед нашими родителями, я говорила. Но в моей интонации сквозили лишь лед и фальшь. Обычно мать неодобрительно поглядывала в мою сторону и едва заметно качала головой. Но я игнорировала и ее. В один из таких вечеров я сослалась на головную боль и ускользнула из такой наигранной и излишне напускной приятельской обстановки. Оказавшись в своей комнате, в своей крепости, сидела в темноте и тишине. Но Лопухин – младший бесцеремонно ворвался в комнату. Включил свет. Ухмылка на его лице не предвещала ничего хорошего. Но я уже давно не обращала внимания на слова их семейки.
10 лет назад
Лопухин же открыто заявлял права на меня, окрестив Снежинкой. Ко мне прицепилось это прозвище. Ощущала себя жертвой, которую загоняют. И то превосходство, с которым смотрел на меня Леша все чаще и чаще, дело тот самый, так необходимый, и окончательный толчок. Я решилась действовать. По средам Самсонов особенно долго занимался в спорт зале. За пару недель до этого я специально записалась на дополнительные занятия по языкам, которые проходили в среду и пятницу. Чтобы у родителей не возникло вопросов, почему я задержалась. Институт почти опустел, стал темным, тихим и холодным. Прямо отображение моей сущности в последние месяцы. Я сто раз прокручивала в голове, что сказать Самсонову и как склонить его к сексу. Одно я знала точно – болтать он не будет, чем бы ни закончилась наша встреча. Внутри все горело от раздираемых чувств, и я впервые за череду серых безликих дней ощутила, что живу и дышу полной грудью. Выглянула из – за двери, ведущей в небольшой коридорчик, где находились раздевалки. Самсонов мягкой поступью скользнул в раздевалку мальчиков. Боязливо оглядывалась по сторонам, с гулко бьющимся сердцем, я мелкими шагами засеменила следом. Запрыгнула в раздевалку, закрыв дверь на щеколду. Немного помедлив, повернулась. Андрей стоял, внимательно смотря на меня. Его красивое лицо было спокойным, он лишь слегка изогнул бровь идеальной формы в немом вопросе. Он стоял в одних шортах, низко сидевших на бедрах. Босиком. Широкоплечий. Торс будто вылеплен из стали, перетянут крепкими мышцами, выделяющимися под кожей. Вся грудь и часть живота были испещрены небольшими, но отчетливо выделяющимися шрамами. Белесыми, некогда глубокими, виднеющимися на светлой коже. Из моей груди вырвался протяжный выдох. Вот почему он никогда не снимает футболку, даже во время игры, как это делает большинство студентов. Сглотнула ком в горле. Ладони вспотели. Старалась, чтобы мой голос звучал уверенно:
- Я хочу переспать с тобой.
Самсонов слегка нахмурился, сканируя меня взглядом.
- Говорят, у тебя скоро свадьба, - спокойно заговорил парень, продолжая смотреть на меня. – Не лучше ли это проделать с женихом?
Мои щеки горели, но я упрямо не отводила взгляд. Меня охватили дрожь и отчаяние.
- Говорят много чего… Ты переспишь со мной? – снова спросила я, голос дрогнул.
Чувствовала себя ужасно. Проституткой, торгующей телом. Но лучше тело, чем растоптанная душа.
-Это так не работает, Снежинка, - прищурился Самсонов.
- Не называй меня так! – истеричные нотки прорезали давящую тишину.
Чего он тянет… Господи, я ведь понимала, что мужчина должен хотеть женщину… А я походила на синюшное чучело, на котором уже висела вся одежда как на тремпеле. Осознание этой простой истины пронзило внезапно. Он не хочет меня. Я бы тоже не захотела такую, как я. Выбежала из раздевалки. Не помню, как добралась домой. Чувствовала себя униженной вдвойне. Через два дня я попала в больницу. Простудилась, приняла таблетки и у меня пошла аллергия на лекарства. В итоге, я провела в больнице почти весь декабрь. Мои родители были слишком заняты, чтобы проведывать меня. Как и мой будущий муж. Навещала меня лишь Женька, передавала последние новости и задания. Вдали от родичей, института, того окружения, я стала поправляться. Отдыхала душой и телом; находясь в своей палате, я будто очутилась в коконе, скрывающем меня от всего мира. И это было чудесно. Мне казалось, я могу начать новую жизнь. Я набрала немного в весе, стала больше походить на 18 – летнюю девушку, нежели на привидение.
В конце декабря в институте состоялся зимний бал. Концерт с активными студентами, поздравлением преподавателей с Новым годом, а потом – небольшая дискотека. Меня к тому времени выписали. Мне хотелось присутствовать на этом вечере. Будто я делаю последний глоток свободы перед полным погружением в мрак глубины. Впервые за долгое время мне нравилось, как я выгляжу. И, похоже, не только мне… Лопухин все время терся рядом, но я старалась ускользать от его навязчивого внимания и цепких лап. Он по прежнему не вызывал во мне никаких чувств, кроме омерзения. Особенно, когда я увидела, как он зажимает Лену Кирсанову. Ревности не было, только облегчение, что он переключил свое внимание на нечто другое. Метнувшись к выходу, я впечаталась в чью – то каменную грудь. Самсонов. Неприятные воспоминания о моем провале резанули по сердцу и самолюбию, я резко дернулась в сторону, чтобы выбежать к лестнице. Андрей крепко ухватил меня за предплечья. Рассматривал меня, словно я – диковинная зверушка.
- Снежинка, - тихо проговорил он.
- Пусти, - я воинственно задрала подбородок; его голубые глаза сверлили меня, будто что – то высматривая, обдумывая, как поступить.
- Ты мне кое – что должна, - улыбнулся. – Ты видела меня без футболки. Я тебя - нет.
Сердце пропустило пару ударов. Щеки мучительно медленно начинали гореть. Оглянулась назад, на актовый зал, где среди студентов затесался мой будущий муж. Андрей отпустил меня, в его глазах появился странный блеск, пугающий меня до глубины души. Он протянул свою крепкую ладонь, с длинными красивыми пальцами. Он давал мне выбор – пойти с ним или нет. Решать только мне. И я вложила свою ладонь, дрожащую, в его. Его пальцы обвили мои, слегка сдавив, и он повел меня по темному коридору, где уже в разных уголках жались парочки.
- Куда мы идем? – едва слышно пролепетала я, семеня за ним; даже не пыталась скрыть волнение и дрожь в голосе и теле.
10 лет назад
- Ты можешь остановить меня в любой момент. Я прекращу, - тихо проговорил Самсонов, рассматривая мое лицо, скользнув взглядом по губам, груди, ногам.
Я задышала сильнее. Он мягко приблизился ко мне, неслышно. Невероятно красивый, высокий, сильный и … горячий. Меня обдало жаром его тела. Он горел жизнью, переливался красками. Кажется, я с жадностью вдыхала его легкий аромат хвои, вместе с тем напитываясь его энергией, живой и мощной. Проникающей в мою кровь и расползающейся по венам, растопляя лед. Облизала губы, вмиг пересохшие от такой будоражащей близости. Самсонов расценил это по – своему – как приглашение. Горячие твердые губы накрыли мои, действуя уверенно. Его язык слился с моим. Парень сильнее вжал меня в стену, давая ощутить всю свою мощь, почувствовать его литые мышцы. Сердце неистово колотилось в моей груди о ребра, невыносимо жгло кожу от его умелых пальцев, поглаживающих, слегка шероховатых. Утопала в новизне эмоций, разрывающих меня, возрождающих из темных льдов. И мне хотелось большего. Будто уловив мои мысли, Андрей углубил поцелуй. Мое тело будто плавилось, растеклось повторяя контуры его тела, каждую его выпуклую часть, каждый рельеф – узор его мышц. Он медленно оглаживал меня, кружа около груди, едва затрагивая небольшие полушария. Дернулась от мимолетной ласки, захныкав ему в рот. Мое тело томилось, плавилось, трепетало, требовало его рук.
- Не спеши, Снежинка… - мягко проворковал парень, покусывая шею в самых чувствительных местах, зализывая и чередуя с поцелуями.
Внизу живота потягивало, становилось горячо и невыносимо одновременно. Хотелось унять то странное чувство, доставляющее дискомфорт. Но Андрей не спешил, все сильнее распаляя меня. Его точные касания жалили, вызывали массу ощущений – эйфорию, несмелые стоны с придыханием. Хотелось тереться об него, поддаваясь древнейшему инстинкту.
В какой – то момент дверь потянули с той стороны, послышалась возня и тихое хихиканье. Я знала, что здесь нам никто не помешает. Отстранившись, Самсонов посмотрел на меня блестящими глазами, в тусклом свете переливающимися, словно ртуть.
- Не так все должно быть с тобой, Снежинка, - тихо заговорил он, все еще сжимая в своих объятиях; он будто сомневался в чем –то, готов был отступить. Вглядывался в мое лицо, ища там ответ, который бы его устроил. Он хотел меня, я чувствовала его возбуждение, упирающееся мне в бедро.
- Все должно быть именно так, - уверила я, заливаясь краской и не отводя взгляда.
Он кивнул сам себе. Потянулся рукой ко мне, его пальцы огладили мои скулы, очертили контур губ, спустись ниже, стягивая платье и освобождая мою грудь из плена кружев. Холодный воздух чиркнул по коже. Он накрыл грудь рукой, перекатывая сосок меж пальцев, ущипнул, вырывая всхлип. Я растворялась в его руках, очередной раз. Он покусывал, втягивал в рот мои соски, обжигая и терзая грудь, заставляя мое тело выгибаться, сильнее сжимать его широкие плечи. Его руки неумолимо спускались вниз, оглаживали бедра. Инстинктивно подалась вперед – хотелось, чтобы узел между моих ног, наконец, ослаб и развязался. Сжала ноги, когда он добрался до сокровенного местечка. Он без труда втиснулся меж ними, оглаживая мою промежность. Приглушенный всхлип, буря эмоций. Ноги подкосились, но я была в крепких руках. Меня никто никогда не касался там. Мы переступали черту. Дороги назад не будет. Внизу все горело, было слишком мокро. Он скользнул пальцами по моим складочкам, нашел чувствительную точку, ощутимо нажимал и растирал влагу. Затем его палец вошел внутрь, принося необычность чувств, давление. Попыталась отстраниться, но Андрей остановил меня.
- Это абсолютно естественно, - хрипловато проговорил он, закрывая мне рот поцелуем.
Еще один палец. Он аккуратно двигал ими внутри, растягивая меня, подготавливая. Снова поцелуи, горячие, сводящие с ума, напористые. Он приподнял меня под попу, мои ноги обхватили его торс. Член уткнулся в мое лоно. Всхлипнула, когда он толкнулся внутрь – давление усиливалось, но никакой сильной боли я не ощутила. Дискомфорт от того, что меня распирает изнутри. Ухватилась за его плечи, вдыхая запах хвои, упиваясь жаром его тела, сильными руками, тихим хриплым голосом. Он медленно задвигался, я замерла, напряглась, прислушиваясь к своим ощущениям – внизу живота саднило, давление было не таким сильным, но и того, что пишут в книгах, я не чувствовала.
- Расслабься, Снежинка, - прошептал Андрей; он начал толкаться активнее.
Я не могла расслабиться до конца и отпустить свои мысли, ураганом кружившие в мозгу. Последние толчки были особенно глубоки, где – то очень далеко внутри меня отзывались его движения, обещавшие когда – нибудь перерасти в кое – что удивительное. Он вышел из меня, аккуратно ставя на ноги, пару раз передернул рукой свой член и кончил в кулак. А я, словно зачарованная, смотрела на его действия. Вот и все, я больше не девственна. От этой мысли мне стало легче. Он выудил платок из кармана приспущенных штанов, абсолютно не стесняясь своей наготы. А я жадно рассматривала его член, большой, с узорами вен, почти опавший и уходящий своим основанием в курчавые волосы. Ноги сильные, переплетенные литыми мышцами. Привел себя в порядок, застегнул штаны. Он вытер свою руку, затем сложил платок пополам, подошел ко мне. Опустился вниз, несмотря на мои протесты, начал осторожно вытирать между моих ног. А я сгорала от стыда и смущения. Выдохнула с облегчением, когда он закончил. Опустила платье, поспешно натягивая трусики и колготки.
- Еще не все, - хрипловато остановил меня Андрей, невозмутимо следя за моими сбивчивыми манипуляциями. – Ты тоже должна кончить.