Богач, шикарен и горяч

Пролог

Лирическое отступление

Кто-то потом скажет, что все последующие события высосаны из пальца, кто-то заметит при этом, что палец был большой и принадлежал правой ноге тролля. Кто-то подумает, что тролль был зелёный, злой и голодный. И что у него в жиденьких, лоснящихся от жира волосах завелись блохи размером с кулак. Кулак при этом тихо оскорбится из-за сравнения с блохой и уйдёт со сцены, не прощаясь.

Всё вышеописанное, конечно же, не имеет абсолютно никакого отношения к моей книге, но тем не менее я вас честно предупредила и в этой связи за последствия не отвечаю.

Итак.

Смелым читателям посвящается.

Барабанная дробь…

Уютный домик счетовода курортного города Нанс.

Миссис Оберхолен любовно оглядывала собственную спальню, надушенную запахом роз и георгинов, кровать была застелена ярко-алым покрывалом. Цветочные лепестки, выложенные в форме сердечка, в полной мере отражали любвеобильную натуру жены счетовода.

Сухой, жёсткий нрав её супруга совершенно не подходил низенькой брюнетке, одарённой от природы сексапильными формами и большим сердцем, способным вместить даже маленькие зачатки любви для такого сухаря, как её муж-счетовод. Много лет они хранили тайны друг от друга, но буквально неделю назад наконец излили душу и договорились не препятствовать собственным «маленьким» увлечениям.

Местный обувщик, мужчина в полном расцвете сил, должен был стать очередным приобретеньем в череде любовных побед увлечённой романтичной дамы — она встретила его в дверях и поскорее проводила в спальню, где предполагалось провести несколько часов за крайне увлекательным для них занятием, как вдруг в планы новоиспечённой пары вмешался не иначе как злой рок. Точнее, гроза всех изменников курортного городка под названием Нанс — Эбигайль Кросс, сотрудница полиции нравов, будучи при полном параде, как и при исполнении своих прямых служебных обязанностей.

Она нагрянула в самый разгар чувственного поцелуя, который обещал стать началом тайных романтических отношений, но вместо этого обернулся настоящим кошмаром, позором, штрафом и громким судебным разбирательством.

Трое свиделей смиренно стояли в дверях комнаты и слушали зачитывание прав и свобод для несостоявшихся любовников, как вдруг в дом неожиданно прибыло новое действующее лицо. Этим самым лицом, искривлённым недовольной гримасой, оказался мистер Оберхолен, которому предполагалось в скором времени стать в очередной раз счастливым обладателем красивых витиеватых рогов, о существовании которых он, кстати, знал, так как и сам не без греха. Любовница его — особа крайне состоятельная и уважаемая, хоть и одинокая, — в этот раз оказалась занята разбором нового судебного дела между супругами, прожившими в браке более тридцати лет и решившими вдруг развестись по причине несовпадения характеров. Поэтому мистер Оберхолен вернулся домой раньше положенного, о чём и спешил сообщить Кесси, чтобы она перенесла своё свидание на другой день, ибо у него совершенно не было никакого желания терпеть присутствие в доме «третьего лишнего».

Но каково же было его изумление, что вместо предполагаемой пары новоиспечённых влюблённых он встретил ещё и местную занозу-моралистку, Эби собственной персоной.

— Итак, дамы и господа, — Эбигайль Кросс расхаживала по комнате, задрапированной в кричащие цвета, красный, синий и даже изумрудно-зелёный, — вы стали свидетелями преступления, которое в обязательном порядке должно быть зарегистрировано и отправлено в гражданский суд на рассмотрение в ближайшем будущем.

— Но... — Кесси, а точнее, миссис Оберхолен, дрожащим голосом молвила, — как же так? Ведь мы закрыли дверь…

— Это не освобождает вас от ответственности за совершённое правонарушение, — безапелляционно бросила довольная Эби. — Наоборот, это лишь свидетельствует о том, что вы препятствуете правосудию.

— По-вашему, она должна была прийти к вам в полицию и честным образом испросить разрешение? — раздражённо бросил счетовод.

Свидетели — двое мужчин и одна женщина из числа соседей — изумлённо вскинули брови, каждый на свой манер.

— Изначально вашей супруге нужно было подать прошение о разводе, ходатайствовать о скорейшем рассмотрении дела, разделить совместно нажитое имущество и уже после получения соответствующего штампа в паспорте вступать в новые романтические отношения.

— А как же пошляк Друззи? — обиженно припомнил вдруг обувщик, которому совершенно надоело прикидываться мебелью, сидя на кровати в неудобной позе, сгибая спину, чтобы быть ниже к своей зазнобе.

— Да будет вам известно, его случай к делу не относится.

— Как удобно, не правда ли? — поддакнула Кассандра Оберхолен. — Так и скажите, что вам не удалось его поймать!

— Он покинул город раньше, чем нам удалось допросить всех женщин, оскорблённых его извращённым, поистине вопиющим поведением. Это действительно так. А дальше городской черты юрисдикция нашего отдела, к сожалению, не распространяется.

— Получается, — мистер Оберхолен развивал тему, — если есть непреодолимое желание нарушить устои нашего общества, нужно всего лишь выехать за город? А где, вы утверждаете, проходит линия?

— Табличка на въезде в город, — охотно подсказал свидетель.

Однако, поняв, какую оплошность совершил, быстро замолчал, краснея ушами. От бдительной Эби не укрылась подобная реакция на сказанное, и она тотчас пометила в уме проверить слухи и об этом доблестном гражданине.

Глава 1. Не нашего поля ягода

На следующий день

— Как она могла так поступи-и-ить! — выл мистер Оберхолен.

После каждой фразы он изрядно прикладывался к квадратному стакану, наполненному почти до краёв янтарной жидкостью, и громко вздыхал.

— Вот же паразитка!

— Кто?

В этаком мужском уголке первоклассного отеля впервые за весь летний сезон показался молодой кутила, сын владельца заведения. Он смерил пьяницу у барной стойки скептическим взглядом и предпочёл пройти в дальний угол полупустой комнаты, чтобы на всякий случай не стать объектом агрессии пьянчуги, если тому взбредёт в голову подраться. Райену Эттенгофу и за прошлые три месяца скандалов было предостаточно. Из-за чего отец грозился отправить его в самый дальний уголок света без денег и содержания, чтобы сын наконец хлебнул горя сполна и научился уважать труд других людей. А в нынешнем сезоне местный кутила предпочитал отдохнуть от сомнительной славы и тихо-мирно наслаждаться красотами курортного городка на берегу лазурного океана.

— Она!

Ответ напивающегося почётного гражданина Нанса ничуть не внёс ясности.

— Мне как всегда.

Эттенгоф-младший кивнул бармену с грацией настоящего аристократа, хотя сам являлся ярким представителем нуворишей — быстро разбогатевших граждан из низшей прослойки общества. Он уселся поудобнее, намереваясь стать очевидцем маленького представления, и аккуратно уточнил у безмерно страдающего визави:

— Кто конкретно?

— Эби! — зло выдохнул мистер Оберхолен. Столь ненавистное имя далось ему крайне легко: — Эбигайль Кросс!

— А, повёрнутая из полиции нравов?

— Она самая!

Страдающий счетовод поднял взгляд к рядам бутылок за спиной бармена и невменяемо уставился в пустоту.

— Я знал, что жена мне изменяет... Чёрт возьми! Я тоже не без греха! Да мы… мы обо всём уже давно договорились, но эта… Эта!

Слюна так и сочилась из его рта сквозь стиснутые зубы.

— Эта? — заинтригованно уточнил Райен.

— Она заявилась в спальню к Кесси и всё испортила! Мою жену посадили под арест! И теперь нам следует ходить на заседания и слушать нотации судьи и присяжных!

— Нерадужная перспектива.

— Ага… — удручённо выдохнул мистер Оберхолен. — Будь она проклята, эта правильная дурррочка. Она же даже жжжизни не вкусила, живёт под крылышком заботливой семейки моралистов. Тьфу!

Официант скривился, но не стал делать замечание господину из-за плевка прямо на блестящую мраморную стойку. Ведь клиент оставлял щедрые чаевые.

— Девица не нашего поля ягода, — послышалось хриплое из дальнего угла помещения. — Нам с ней не тягаться.

— Сто! — выкрикнул вдруг мистер Оберхолен. — Даю сто тысяч тулонов тому, кто её соблазнит и посадит на скамью подсудимых, как она — мою жену.

После столь провокационного заявления завсегдатаи мужского уголка отеля сильно оживились.

— Я не могу, — послышалось с разных сторон. — Она даже не взглянет в мою сторону.

— А я счастлив в браке и не горю желанием вносить разлад в нашу идиллию, — вторил ему другой, крепкий мужчина средних лет.

— Как по мне, то это глупая затея, — фыркнул третий.

— Это ещё почему? — заупрямился мистер Оберхолен.

— Да потому что это Эби, — послышалось с разных сторон.

Тотчас, не сговариваясь, сразу несколько посетителей затянули на один лад местную песенку-считалочку:

"Раз-два-три-четыре-пять.

Эби вышла погулять.

В каждом доме по скелету

Нужно девочке достать!

Раз-два-три-четыре-пять.

Эби будет вас искать.

Обозлённая страшила

Хочет всех арестовать.

Раз-два-три-четыре-пять.

Эби будет вас пугать.

На пощаду не надейтесь,

Эби станет обвинять".

Райен дождался, когда официант подаст ему напиток со льдом, сделал несколько глотков и только тогда высказался:

— Я согласен.

Явное желание не попадать в скандалы в один лишь миг было отодвинуто на второй план, потому что на первый план вышли сразу два сильных чувства: азарт и жажда мести. Эби, сама того не подозревая, в прошлом изрядно потрепала ему нервы и ухудшила отношения с отцом, из-за чего тот отправил сына учиться за границу. Но и там Райен умудрился снискать дурную славу, а заодно подпортить репутацию всей семьи Эттенгоф.

В наступившей тишине был слышен лишь негромкий гул, доносящийся из лобби отеля.

— Идёт, — растерянно согласился мистер Оберхолен. — Но сразу оговорим сроки…

— Нет, — Райен поспешил перебить. — Я не хочу, чтобы меня стесняли при выполнении весьма сложной задачи. И деньги мне не нужны. Я сделаю это, чтобы отомстить за всё население нашего райского уголка света, так или иначе пострадавшего из-за строгих убеждений этой ханжи.

Глава 2. Обычный завтрак

— Глядите, глядите!

Младший непоседа из семьи Кросс, едва научившись читать, первым делом пристрастился к местным газетам и взял за правило делиться новостями со всем многочисленным семейством адвокатов, барристеров и солиситоров.

— Наша Эби опять отличилась.

— Да брось! — Со второго этажа послышался недовольный возглас молоденькой девушки. — Я всего-то лишь смотрю в оба и подмечаю детали.

Джером, старший брат Эбигайль, хмыкнул:

— Знали бы, какая Эби у нас копуша, умерли бы со смеху.

— Не унижай свою сестру. — Глава семейства пожёвывал бутерброд с маслом и быстро скользил взглядом по строчкам газеты. — Что там у нас, семья Оберхолен?

В столовой небольшого, но обжитого и довольно уютного домика уважаемого семейства Кросс настала зловещая тишина.

— Фу, он же главный счетовод города… — Собранная и застёгнутая на все пуговицы белоснежной рубашки адвокат по имени Джеки Кросс надменно скривилась.

Она уже успела позавтракать, так как первая спустилась вниз, и сейчас сидела, медленно попивая кофе.

— Хватит вам сплетничать. — Мать четверых взрослых детей, несмотря на свой возраст, стройная и экстравагантная женщина, протянула руку и забрала газету у младшего Кросса. — Завтрак — не время для обсуждения жёлтой прессы.

— Как скажешь, дорогая. — Муж спорить не стал. Зато Фил насупился и скрестил руки перед собой.

— Позже прочтёшь, и не за столом, — сжалилась матушка.

Она быстро сложила газету ровным квадратом и примостила её сбоку от чайной чашки сына.

— Ла-а-адно, — согласился Фил.

Секунду спустя он уже вновь принялся уплетать за обе щёки яичницу с беконом.

Тем временем сверху доносился громкий топот множества ног, стуки, щелчки, шелест. Привычные к подобному домочадцы даже внимание не обращали до тех пор, пока Эби не спустилась по лестнице настоящим ураганом.

— Я уже тут!

Растрёпанная. Рубашка была не заправлена в чёрную юбку, а сама девушка весело смотрела перед собой и в руках держала недостающий носок и тапочки, иными словами, выглядела крайне неряшливо.

— Приведи себя в порядок, — строго пожурила её матушка. — Иначе не сядешь за стол и уйдешь голодная.

Эбигайль недовольно скривилась.

— Ну, мама!

— Тебе уже давно пора научиться самостоятельности. — Джеки надменно приподняла брови. — Иногда мне кажется, что аист нечаянно промахнулся, подкинув в наше семейство такую невежду.

— Джес! — Старшая из семьи Кросс бросила на дочь строгий взгляд.

— Но это же правда. — Джеки в ответ лишь надменно улыбнулась. — Из всех Кроссов только Эби постоянно опаздывает и не может нормально одеться без чужой помощи.

— Идём, я тебе помогу, — за спиной Эбигайль очутилась добрая нянюшка-экономка, которая отчасти занималась воспитанием всех детей дружной семьи адвокатов.

— Вы просто её разбаловали, — поумничал Фил. — Я вон в восемь лет уже сам одеваюсь и умею готовить завтраки.

— За что мы тебе очень благодарны. — Джером одобрительно посмотрел на младшего брата.

Тот был одет в клетчатую рубашку с коротким рукавом и длинные шорты на подтяжках. Идеально белые носки подняты на середину голени, а тапочки, как и положено, надеты на обе стопы.

— Бери пример с Фила, Эби.

— Ага, щас! — огрызнулась виновница обсуждения. — Я, между прочим, создаю вам работу. Вчерашний арест миссис Оберхолен — это моя заслуга. Поэтому папа сегодня будет представлять интересы города.

— Я бы был тебе благодарен, если бы ты меня ставила в известность о подобных делах, — тихонько попросил её отец. — Потому что эта многоуважаемая семья платит нам заработную плату из казны.

— Не так, дорогой, — не согласилась матушка. — Они лишь сидят на своих должностях и подписывают бумаги. А Эбигайль поступила правильно. В нашем городе нет места разврату и изменникам.

— И это говорит мать четверых детей, — тихонько проворчала экономка за спинами хозяев.

— Спасибо, Гремма, я всё слышу, — по-доброму ответила ей мама Эбигайль.

— Не все люди сильные и волевые, как вы, — позволила себе высказаться экономка. — И они порой совершают ошибки. Не надо их за это наказывать. Иначе на свете не останется ни одного человека, который не отсидит на скамье подсудимых благодаря стараниям Эби.

— Но есть те, кто нарушают законы, — молодая девушка упрямо уставилась на экономку. — Их не я придумала. Я лишь им следую.

Громкий вздох послышался отчётливо.

— Дорогой? — уточнила супруга у главного Кросса в семье. — Что не так?

— Я лишь понял: мне в очередной раз придётся ходить по краю, как в тот раз, когда Эби чуть не посадила мэра за решётку.

В столовой дома знаменитых адвокатов Нанса нависла гнетущая тишина.

— Будь с ними помягче, и всё обойдётся, — посоветовала старшая дочь отцу. — Или, если хочешь, я возьму это дело на себя.

Глава 3. Конкурентка

Высокие стопки бумаг опасливо покачивались под собственным весом, то и дело грозясь упасть на пол и похоронить под собой ту немногочисленную мебель, которая была наставлена в некогда популярном помещении полиции нравов — слуховой комнате. Каверзно исковерканное, выдуманное название от однокоренного слова «слухи» в полной мере отражало смысл происходящего за её дверями. Ныне в этой комнате складировали все выпуски газет, которые имели хоть какую-то ценность в расследовании мелких правонарушений, по обыкновению сильно интересующих немногочисленный штат сотрудников, которых иной раз сами горожане Нанса называли не иначе как бездельниками или, помягче, моралистами.

«Тише-тише, моралист идёт», — частая фраза, звучащая тут и там среди любителей слухов и сплетен, была настолько привычной, что стала крылатой за какой-то месяц после первого резонансного дела с пошляком Друззи.

Невезучему мужчине пришлось спешно собрать свои пожитки и уехать из города, не дожидаясь заключения под стражу из-за подглядывания в местной купальне. С тех самых пор непопулярный отдел полиции обзавёлся аж пятью новыми сотрудниками в дополнение к прежним трём и был гордо назван полицией нравов.

Эбигайль Кросс была одной из тех, кто записался на работу в первых рядах. Ведь с детских лет она искренне старалась быть эталоном нравственности, чтобы не посрамить неподобающим поведением доброе имя своих родителей — доблестных служителей и защитников закона всего Нанса, четы известных адвокатов. К сожалению, её попытки поступить на юридическую службу успехом не увенчались, потому что младшая дочь адвокатов была напрочь лишена необходимых навыков и умений: она не умела скрупулёзно изучать факты и отодвигать на второй план личные эмоции.

Эмоции.

В этом Эбигайль была полным противовесом своим братьям и старшей сестре. Она являла собой настоящий комок эмоций, сжатый до критического состояния. Тронь его — выстрелит в разные стороны, разрушая всё на своём пути. Поэтому изо дня в день она жгуче переживала любые нападки в свой адрес и, как следствие, плохо засыпала ночью. Однако уже утром чувствовала, что энергия бьёт ключом, а острая необходимость причинять обществу пользу и только пользу толкала вышеозначенную личность на новые великие, по её мнению, свершения.

Эби хотела доказать всем и каждому, что может быть полезной. Что достойна своих родителей, что полиция нравов — это не бездельники и уж тем более не просто моралисты, не знающие горечи разочарований.

Но увы. Мнение простых граждан Нанса было диаметрально противоположным. Отчасти поэтому большую половину времени Эбигайль проводила, прячась за масками, париками и плащами, чтобы быть вхожей в те места, где обычно встречались любители почесать языком.

Поначалу руководство в лице принципиального и весьма консервативного Харенса Госта, неулыбчивого, скупого на эмоции, закрытого и молчаливого старичка, не понимало причин столь экстравагантного поведения сотрудницы, одной из лучших по показателям раскрываемости дел. Но со временем Эбигайль стала своего рода эталоном для подражания среди коллег, чему ничуть не гордилась. Ведь она чувствовала, будто ей наступают на пятки. Молодая и энергичная Эби острее других переживала проблемы, связанные с конкуренцией, и бесконечно злилась, когда её костюмами пользовался кто-то, кроме неё самой.

— Говорю вам, — прошептал младший нештатный сотрудник полиции нравов. — Эби напросилась.

— Не поняла?

В слуховой комнате, придя с утречка пораньше на работу, ныне сплетничало сразу четверо. Рика Колски — одна из них.

— Да что непонятного-то! — фыркнул рассказчик. — Сердцеед нашего городка взялся за её соблазнение.

— И зачем ему это? — Рика не спешила верить новичку, явно старающемуся выслужиться. — Может быть, брякнул по пьяни, и слухи разлетелись, а назавтра он и сам забудет, что говорил нечто подобное.

— Э, не, — не согласился тот, — он был трезв.

В слуховой комнате ненадолго воцарилась мёртвая тишина.

— Во всяком случае, он только-только заказал себе выпивку и ещё не успел приложиться к стакану, — новичок чуть менее уверенно добавил к уже сказанному.

— Это, конечно, отрадно, — гнусаво протянул коллега Рики по имени Вольф Мадеус.

Он картинно закатил глазки к потолку и демонстративно подбоченился. Его длинные блестящие волосы спадали по плечам, а чёлка против воли хозяина лезла на глаза. Из-за чего тот был вынужден постоянно дёргать головой или заправлять непослушные пряди за уши.

— Не начинай, — отмахнулась Рика. Она знала Мада, как его прозвали с ранних лет, уже давно. — Я пытаюсь понять, как мы можем использовать эту новость в своих целях.

— Как-как, — пухляш по имени Винистер злорадно дёрнул уголками губ, — просто свести этих двоих вместе, скомпрометировать, а слухи сделают остальное.

— Нет дыма без огня, не так ли? — Мадеус включился в игру и тоже ухмыльнулся.

— Погодите, — Рика задумчиво махнула рукой, — прежде чем рисковать, нужно хорошенько всё осмыслить и составить план.

— Да какой план? — Винистер громко почесал подмышку, а затем, будто так и надо, понюхал кончики пальцев. — Нужно действовать по обстоятельствам. Всего не предугадаешь.

— Дело говорит! — воскликнул источник новой информации. — Точно ведь!

Глава 4. Воротила

Мистер Эттенгоф-старший любил в людях пунктуальность, хотя сам себя подобной привычкой не утруждал. Но именно в этот день он встал ни свет ни заря и к настоящему моменту уже сидел над пачкой писем и счетов, попивал горячий кофе и ждал прихода нерадивого секретаря, который и не подумал о том, что его шеф может проснуться спозаранку. Поэтому, по обыкновению, он наверняка заглянул в местное почтовое отделение, чтобы передать туда вчерашнюю корреспонденцию, а заодно забрать новую: отчёты из разных уголков света, так или иначе высылаемые по единому адресу — в курортный отель «Метрополь» города Нанс на южном побережье лазурного океана. К слову сказать, названного не иначе как Синим.

— Тётушка Клепфеди, — бормотал Харви, просматривая внушительный список выставленных счетов на его имя. — Да будь она проклята, старая транжира!

Отбросив в сторонку настоящую простыню, а не бумагу, длиной и белизной напоминающую подвенечное платье, Харви Эттенгоф замер, подсчитывая в уме итоговую сумму годовых трат родни.

— В сущности, одна десятая от годового дохода одного моего отеля класса «Гранд», — пробормотал он, подбив в уме цифры. А заодно сокрушённо выдохнул: — Вот поэтому я и поручаю все мелочи, связанные с тётушками и сыном, секретарю, чтобы лишний раз с утра не расстраиваться.

Он встал из-за стола и прошёл к окну за его спиной, резким движением раздвинул воздушные тонкие занавески и раздражённо уставился на светло-бежевую полоску идеального пляжа, усеянного шезлонгами и зонтиками, на рядок финиковых пальм, высаженных исключительно ради тени, а не сбора урожая. Но увы, нет-нет, а кто-то из постояльцев вздумает полезть наверх, чтобы испытать судьбу на прочность, а заодно собственный затылок, а для кого-то хотя бы копчик.

— Да где же черти носят Винивига!

Словно отвечая на зов начальства, дверь скрипнула, и на пороге возникла очкастая столь ожидаемая личность.

— Винвига, — поправил секретарь руководство. — Я устал слышать это прозвище из ваших уст.

— Не важно, Вин! — Харви встал вполоборота и махнул на бумагу-простыню. — Забери это и уладь. А заодно телеграфируй в Эмерсет, чтобы тетушка Клепфеди затянула пояса. Скоро я перестану принимать подобные чеки. Тоже мне, нашли благотворителя.

— Я понял, сэр.

Одетый с иголочки, собранный, худой, в костюме-тройке с белоснежной сорочкой, Винвиг воплощал в себе все те качества, которые так нравились знаменитому воротиле Харви, прославившегося на весь континент звериной хваткой и безупречным чутьём.

— Вы уже видели новостной выпуск? — секретарь достал из-под мышки свёрнутую рулоном утреннюю газету.

— Что там? — неостывший после тётушкиных счетов Эттенгоф-старший бросил раздражённо: — Давай короче. Кто-то из постояльцев учудил?

— Нет, — Вин хитро улыбнулся. — Во всяком случае, пока не учудил.

— Вот умеешь же ты нагнать интригу.

Харви развернулся на пятках, звонко бряцая набойками по деревянному лакированному полу без ковров, прошёл к помощнику, схватил газету и первым делом заглянул на первую полосу.

— Хо-хо, — известный воротила заметно повеселел, — так эта грязная история семейки Оберхоленов стала достоянием общественности? А я всё ждал, когда же выстрелит. И кто первый пойдёт под суд — он или она? Так. А кому выдать премию за старания?

Он сощурился, быстро пробегая глазами по строчкам газеты.

— Если журналисты ничего не напутали, то это опять Эби постаралась, — секретарь упростил работу Харви.

Но, несмотря на это, он продолжил читать бульварную прессу.

— Ах, Эби? Та самая? — Эттенгоф-старший многозначительно приподнял брови, когда оторвал взгляд от газеты. Недолгое время он невменяемо смотрел перед собой. Однако быстро собрался и махнул головой, прогоняя глупые фантазии.

— Да, Эбигайль Кросс из полиции нравов.

— Что ж, это её работа. Значит, обойдётся.

Скупо поджав губы, высокий, худоватый, однако на вид внушительный и плечистый, Харви Эттенгоф быстро сменил тему разговора. Эффективность — вот что волновало владельца сети отелей в первую очередь, во вторую — деньги, в третью — первое и второе вместе взятые. Личную жизнь Эттенгоф, как бывало в случаях крайней увлечённости, задвинул на задние ряды и давненько не доставал. Потому что эта самая личная жизнь, наоборот, изрядно доставала его, а не доставляла удовольствие, как должна была бы, согласно мнению общественности. По крайней мере, он искренне в это верил первое время, когда женился на местной красавице, матери Райена.

Но увы, они не сошлись характерами. И как итог, трёхлетнего сына Харви оставил себе, а жену отослал вместе с внушительными отступными с глаз долой, лишив опекунских прав. В оправдание ему сказать, сама Сибиэла не сильно горевала из-за разлуки с сыном, потому что выходила замуж не за личность, а за «денежный мешок», как она призналась мужу в одной из громких ссор, предваряющих неминуемый развод.

Что не мешало ей впоследствии слёзно просить о продолжении содержания, после того как крупная сумма денег наконец закончилась из-за беспрерывного бессовестного кутежа годы и годы напролёт. Следует сказать, в ход шло всё: и материнские чувства, проснувшиеся вдруг после очень долгой разлуки с сыном, и предложение возобновить отношения. А в последний раз Сибиэла угрожала статьёй в газете, обещала учинить грандиозный скандал ради привлечения внимания широкой публики, а заодно ради внушительного гонорара, обещанного яркими представителями жёлтой прессы из числа конкурентов Харви.

Глава 5. Не тот номер

Проснувшись этим утром раньше обычного, Райен не сразу понял, где очутился. Он посверлил взглядом воздушные занавески на окнах и неприятно скривился от солнечного луча, намеренно заглянувшего к нему в спальню, чтобы поиздеваться над постояльцем шикарных апартаментов. Потому что голова у него гудела сильнее обычного в этот раз. Опытный сердцеед поморщился и поспешил перекатиться на теневую сторону кровати, чтобы уже оттуда подняться на ноги, пошатываясь. Надолго засидевшись в баре, он слушал излияния страдающего счетовода до тех пор, пока его общество не начало изрядно досаждать.

Младший Эттенгоф застыл на месте, вперив взгляд в зеркало, висящее на стене сбоку, когда припомнил обещанное им в многолюдном лобби отеля «Метрополь» накануне вечером. Отеля, принадлежащего его отцу. Отеля, где всюду, за каждым углом есть глаза, уши, а иногда даже и руки служащих Харви, если брать во внимание труд безупречно одетых швейцаров в белых перчатках.

И вообще, что это за мода такая — открывать перед людьми дверь?

Один только поход до спальни обошёлся Райену в сто тулонов, потому что на пути он раздавал четвертаки на чаевые. И сделал это ровно четыре раза.

Теперь ему стало ясно как белый день, зачем отец поселил его в этой части здания, подальше от собственного кабинета, чтобы показать, насколько он зависим от чужих денег. И потому должен слушаться беспрекословно, чтобы не быть выброшенным на улицу.

Райен скривился и продолжил свой путь в ванную комнату, чтобы уже там досадно промычать и зачерпнуть холодной воды из крана. Он плеснул её себе прямо в лицо, чтобы окончательно проснуться и прийти в себя.

Острый колючий холод ударил кожу с неприятным жжением.

— О да! — простонал Йен. — Я умудрился отказаться от ста тысяч тулонов. Ну что за расточительство!

Стук в дверь отвлёк его от дальнейшего самобичевания, когда он, не смущаясь, будучи в одних подштанниках, отправился открывать парадную дверь апартаментов.

— Уборка номера, — смущённо пролепетала служанка, едва увидела знаменитого сердцееда в полный рост и почти без одежды.

Носы чёрных закрытых туфель вдруг стали настолько ей интересны, что она приклеила к ним взгляд, боясь смотреть куда-то ещё.

— Ну так заходи и занимайся.

Райен махнул рукой, абсолютно не замечая, какой эффект этот жест произвёл на работницу в чёрной, аккуратно выглаженной форме.

— Я… то есть зайду попозже, когда вы уйдёте.

— А, ну ладно.

Сын владельца отеля бесцеремонно закрыл дверь и не придал никакого значения ехидной улыбке, проскользнувшей на лице смущённой служащей. Ему попросту было не до того. Прохладные капли по-прежнему стекали по лицу и подбородку, а за ним к шее и даже ниже.

Ему отчаянно захотелось вытереть лицо, что он и сделал, едва подошёл к кровати и дёрнул на себя кусок аккуратно заправленной простыни. Жгучее желание завалиться обратно в кровать, чтобы поспать ещё немного, чуть было не победило, но Эттенгофа-младшего тревожила иная мысль, которая и помешала сделать именно так.

Он ломал голову над тем вопросом, как теперь выкрутиться из ситуации, в которую он сам себя загнал? Причём совершенно забесплатно!

— Определённо, надо найти Оберхолена и отказаться от столь абсурдной затеи, или хотя бы обговорить новую цену для пари. Придумать отговорку, новое условие, да что угодно, лишь бы не ввязываться в эту авантюру по самые уши, если не выше.

Выпустив из рук смятую простынку, он поискал взглядом одежду и понял с неудовольствием — она грязная и провоняла табачным дымом. Всё-таки лобби «Метрополя» — излюбленное местечко именно мужского населения Нанса. И сигаретный дым там — частое явление.

— Пф-ф-ф, — недовольно выдохнул Йен, когда понюхал свою рубашку ещё раз.

Нет, определённо, он не желал надевать воняющий костюм повторно. Поэтому прошёл к шкафу, открыл его и с удивлением обнаружил пустоту и одиноко висящий на вешалке белый банный халат. Который, к счастью постояльца, был чистым и свежим, пах сиренью и другими ароматическими отдушками.

«Допустим, я надену его, вооружусь тапочками и спущусь вниз в прачечную», — подумалось ему.

Но тут он припомнил смущённую служанку и поспешил к двери, чтобы её остановить и передать ей одежду вместе с чаевыми. Открыл дверь, а там она. Стоит, будто не шелохнувшись.

— Вы ещё здесь? — он удивлённо приподнял брови.

Что-то определённо было не так с этой девушкой. Однако Йен не желал утруждать себя лишними идеями на сей счёт, а воспользовался случаем и приказал, словно начальник:

— В общем, так даже лучше. Вот моя рубашка, а возле кровати вы найдёте другие вещи. Отнесите в прачечную, а я пока прогуляюсь на пляж, дождусь, пока мой костюм приведут в надлежащий вид.

Словно не веря происходящему, девушка поначалу удивлённо выпучилась, но по мере поступления всё новых и новых указаний быстро успокоилась и стала утвердительно кивать головой, как и положено служанкам.

«Новенькая? — запоздало подумалось Эттенгофу-младшему. — Но тогда почему не спросила про оплату? Или она сразу поняла, кто я такой, и затраты запишут на имя отца?»

Спустившись вниз, будучи в белом халате и тапочках, Райен невозмутимо прошествовал в сторону бокового выхода на пляж и поскорее отмёл непрошенные мысли, намереваясь немного подремать, лёжа на шезлонге в тени широкого зонта.

Глава 6. Умельцы

Немногим ранее

Четвёрка тайных заговорщиков собралась в рабочей кладовке отеля «Метрополь» при молчаливом согласии служащих нулевого этажа — лишь бы их не привлекли за различные прегрешения, которые наверняка можно было с лёгкостью откопать, стоит лишь приложить немного усилий человеку при исполнении.

Едва узкая дверь узкой комнаты закрылась со скрипом, Рика Колски начала без предисловий:

— Таков план, — достала из сумки шкатулку и заговорщицки подмигнула, — я тут припомнила, что у моей прапрабабки, опытной куртизанки, была одна задорная вещица. Песню русалок исполняет.

— М-м-м? — Винистер охотно схватил артефакт и потряс его в воздухе.

— Ты в своём уме? — вскричала взволнованная девушка. — Это же настоящая реликвия!

Она перехватила назад свою шкатулку и уже шёпотом продолжила:

— Шкатулка дурманит разум и помогает человеку, который слушает песню русалок, раскрепоститься и исполнить самое заветное желание.

— И как она нам поможет? — новичок туго соображал.

— А вот как.

Рика спрятала шкатулку и подняла палец вверх.

— Райен Эттенгоф у нас кто?

— Мужчина.

— И?

— Сын хозяина отеля, — надменно прогнусавил Мад. До того он молча подпирал стену кладовки и не вмешивался в разговор.

— А дальше?

— Ну, он красивый, — нехотя заметил Винистер.

— Да вы все не о том думаете, — вознегодовала Рика. — Он — сердцеед. Бабник, который только и делает, что думает о тех самых делах.

— Тех самых? — новичок запутался. — Каких?

— Мне, что ли, вам всё объяснять?

Рика сокрушённо всплеснула руками. А Мадеус наконец пришёл ей на помощь:

— Да поняли мы, к чему ты клонишь. Он под действием шкатулки соблазнит нашу недотрогу. А что, если она пожелает сбежать?

— Вот для этого один из нас должен будет встать под дверью и не дать этому случиться.

Не сговариваясь, сразу трое посмотрели на Винистера.

— Что сразу я? — недовольно буркнул он.

— Тебе выпадет самая простая роль, — Рика приступила к умелым уговорам. — Переодеться швейцаром и подняться наверх, к апартаментам сердцееда, как только эта парочка туда зайдет. Ты самый сильный из нас. Подопрёшь дверь, и никто точно выбраться не сможет.

— А, ну если так...

— А мне что делать? — новичок воспылал энтузиазмом, едва понял, что план по устранению Эбигайль Кросс со службы в полиции нравов может выгореть так легко. — Что мне сделать?

— Ты пойдешь искать Эби и добьёшься того, чтобы она никуда не сворачивала на пути к отелю.

— И как я это сделаю?

— Не знаю, придумаешь. Или, во всяком случае, скажешь, что мистер Гост приказал ей сегодня целый день дежурить возле входа на женскую половину пляжа.

— Хм.

Возражать новичок не рискнул. А Рика продолжала раздавать указания:

— Мад будет у нас зазывалой. Когда всё случится, он поднимет шум, чтобы это вопиющее событие не прошло незамеченным.

— Допустим, — согласился коллега. — Но как объяснить тот факт, что Винистер будет подпирать дверь?

— Так он оденет форму швейцара. Притворится, что дежурит. А когда толпа начнёт подниматься по лестнице, отойдёт. Дверь распахнётся, а там любвеобильный сердцеед и она вся в истерике и, наверное, полураздетая. Зрелище будет знатное. Скандал гарантирован!

— Но что, если её оправдают? Что, если всю вину возложат на Эттенгофа?

— Для этого мы добавим пикантности, как её коллеги.

Рика сделала вид, будто плачет.

— Она так хотела с ним встретиться! Высказать ему, как сильно влюблена в него. А он... он...

— Ну, может, наоборот? Сказать о пари? И о сговоре? Будто эти двое желали разделить деньги?

— Но молодой Эттенгоф же признался мистеру Оберхолену, что деньги ему не нужны, — вмешался новичок.

— Да уж...

Вся «дружная» четверка призадумалась, нахмурив лбы. Первой нарушила зловещую тишину Рика Колски:

— В любом случае, будем действовать по обстоятельствам. Гадать заранее, что выдумают репортёры в этой связи, совершенно бессмысленно.

— Это верно, — поддакнул Мад.

— Тогда решено.

— Подожди, — Винистер обиженно насупился. — А что будешь делать ты в этой истории?

— Я?

— Ага, — голос пухляша звучал обиженно. — Ты, ты. Нас подставляешь, а сама белая-пушистая?

— Я, да будет вам известно, исполню главную роль. Я переоденусь служанкой и подкину Райену шкатулку в номер. Обставлю всё так, чтобы, когда они вошли, артефакт открылся и начал играть. Вам ясно?

Заговорщики смолкли, восхищаясь отведённой ролью для главного действующего лица нынешнего представления.

Глава 7. Конфуз

Это утро сложно было назвать удачным для обитателей фешенебельных джунглей под названием отель «Метрополь», усеянного пальмами в кадках подобно необитаемому острову, но многие из них тешили себя надеждой, что оно быстро пройдёт и наступит чуть более удачливый день. Который, в свою очередь, уступит место приятному вечеру и интригующей ночи, и так до следующего утра. Изо дня в день. Снова и снова.

Улыбчивый консьерж обязательно встретит вас, лениво бредущего к пляжу, приветливым взглядом, пожелает отличного настроения и снова займётся немаловажными делами по расселению новых измученных приездом постояльцев. Добродушная прислуга будет рада видеть вас и ответить на любой вопрос, который вообще полагается задавать туристам в этой связи, и было бы странно, будь в элитном заведении иначе.

Но это утро стало совершенно вопиюще неудачным для многих, проживающих на втором этаже главного корпуса отельного комплекса, занятого семью Гранд-люксовыми номерами, расположенными вдоль длинного коридора. Широкая лестница справа вела к первым трем номерам и помещению, отведённому для Музея Искусств. Левая — четырём апартаментам, ныне пустующим в ожидании скорейшего заселения. В центре главного здания, занимая пространство до самого потолка, располагался холл, украшенный маленьким фонтаном, множеством пальм а-ля живой уголок. Завершал это великолепие красивый, абсолютно круглый стеклянный купол, освещающий помещение до самого вечера естественным образом.

Итак, дверь третьего Гранд-люкса открылась. Опытный сердцеед пропустил сотрудницу полиции нравов вперёд и тотчас плотно закрыл за собой дверь, не забыв о тайной бесшумной щеколде на случай острой необходимости репортёров заглянуть к нему с неожиданным визитом неизвестно зачем. На самом деле Райен Эттенгоф ещё раздумывал над недавним пари и не спешил соблазнять девушку, чтобы поскорее отделаться от щекотливого обещания.

Увы. Едва эти двое вошли, ловушка захлопнулась, и шкатулка опытной куртизанки под действием сложного верёвочного механизма, привязанного к ручке двери, открыла крышку. Песня русалок заиграла в следующий миг.

Секунда на изумлённое созерцание артефакта. Две — на растерянное осознание происходящего, три — на попытку сопротивления тайным, дремлющим в каждом из них чувствам. Вопреки ожиданиям многих, Эбигайль Кросс взяла инициативу в свои нежные, но от этого не менее волевые руки. Она растрепала волосы и призывно прикусила губу.

Фьють!

С громким стуком по полу запрыгали стилизованные под жемчужины пуговицы белоснежной рубашки. Оторопевший от подобного поведения Райен быстро нашёлся и тоже приступил к демонстративному раздеванию. Себя в первую очередь. Он скинул халат и шагнул к невероятно пылкой и безумно красивой девушке.

Соблазняющая мелодия приторным голоском зазвучала в уме, напрочь лишая обоих самообладания. А едва юбка упала на пол, Эби запрыгнула на опытного сердцееда, словно тигрица, и повалила бы его на пол, если бы не встреченная его спиной стена.

— Оу!

Яркая вспышка боли от столкновения кожи с металлическими крючками на гардеробной доске вмиг прошла, будто и не было, а приятное оцепенение вернуло его лицу мечтательное выражение.

Эбигайль была в ударе. Она захватила его губы неистовым поцелуем. Словно путник, истосковавшийся по влаге, прижалась сильнее к его поджарому полуголому телу и испустила громкий стон удовольствия. А мелодия шкатулки всё продолжала и продолжала играть, отзываясь в ушах сладкой речью на непонятном певучем языке.

Последующие события происходили столь бурно и столь громко, что помимо стоящего в дверях ряженого швейцара по имени Винистер собралось целое столпотворение соседей-постояльцев и их изумлённых жён. Даже зазывала Мадеус явно растерялся, поднимаясь наверх вместе с тремя репортёрами, вооружёнными фотоаппаратами для верности и ради красивой картинки с места события. Никто из здешней публики и не подумал прекратить происходящее за дверьми безумство, всем было интересно слушать: «Бум!», «Хрясь», «Ох!», «М-м-м» в разных сочетаниях и разной степени громкости.

— Всё бы отдал, чтобы посмотреть воочию, что там происходит, — проворчал тихонько мужчина средних лет.

— О, это мы щас, — Винистер взялся за ручку двери, дёрнул один раз — закрыто. Второй раз — тоже закрыто.

Он бы дёрнул ещё сильнее и в третий раз в надежде вырвать замок с корнем, чтобы бесцеремонно вломиться в чужие апартаменты, если бы не явление нового действующего лица, секретаря владельца отеля.

Одетый с иголочки, тощий и вооружённый выразительным строгим взглядом Винвиг был зол, это ему чертовски шло и добавляло представительности.

— Что здесь происходит? — послышалось за спинами смущённых подслушивающих. — Кто вы все такие и что забыли под чужими дверьми?

Репортёры тотчас опомнились и принялись за дело.

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

Яркие вспышки фотокамер создали на толстых очках секретаря белоснежные блики.

— Скажите, а вы знаете, кто живёт за этой дверью?

— Конечно же я знаю, кто живёт в отеле моего хозяина!

— И кто же? — допытывался другой репортёр, жилистый мужчина со впалыми щеками. — Будьте добры...

— Нет уж, вы будьте добры, предъявите свои пропуски, которые бы позволили вам находиться на этом этаже. И вообще, Винистер, что на тебе надето? Что ты здесь забыл?