Божественный Сосуд

Пролог

Порядок. Часто ли вы задумывались о том, что это значит? Может быть для кого-то это сама последовательность вещей и событий, может быть их соответствие собственному виденью. Ну, а как по мне и то, и другое – ложь.

Баланс. Зачем он нужен и к чему в итоге приводит? Может быть это тогда, когда добро и зло, жизнь и смерть, созидание и разрушение и всё сущее в бытие и вне него находятся в равенстве. Одна сила забирает жизнь, пока другая её порождает. Это баланс? Всегда ли этот обмен равноценен? Правда в том, что он всегда безлик и непредвзят, и от того – несправедлив.

Предназначение. Вольны ли мы определять свою судьбу? Или кем-то, или чем-то когда-то была уже написана наша история, где всё уже давно предрешено? Может быть наша жизнь это всего лишь история, задуманная каким-то автором специально для нас, чтобы мы прожили её, воплотив чужую задумку, и сказали ему «спасибо» в самом конце пути. А возможно, даже если кто-то показал вам дорогу, решение шагнуть на неё принимаете лишь вы. Направлять кого-то – утомительно, направлять всех – невозможно. У Вселенной есть дела поважнее, уж поверьте.

Правила и законы. Они определяют нас? Сдерживают? Или спасают от самих себя? Может быть, именно они и рождают ту самую нужную всем справедливость. Играют роль весов и мерила, написанные так, чтобы всем всё было понятно, а значит – честно. И что тогда получается? Всякий кто не имеет внутренних правил подлец? Или подлец тот, кто имеет, но их нарушает? Можно долго об этом размышлять, но истина проста – всегда проще быть тем, кто эти правила создает, и он же их нарушает.

Ах да, чуть не забыла… наша история. Та, что началась с праздности и боли, вина и крови… Так, о чем же она? О порядке, балансе, предназначении или правилах и законах?

Истории, дорогие мои, всегда пишут о живых, а не о вещах, явлениях или понятиях. И всего бы этого не было, если бы не было тех, кто волен о том размышлять. Я расскажу вам эту историю, а вы решите в конце, о чем же она была…

Глава 1. Твоих молитв недостаточно.

Башня. Утренний луч света уходящей весны, достаточно горячий и яркий, чтобы греть и раздражать, коснулся её неестественно длинных и густых ресниц, напоминая о том, что она ещё здесь и, к сожалению, всё ещё жива. Она отвернулась на бок, чтобы скрыться в собственной тени, но все окна её клятой комнаты предусмотрительно были обращены на восток. А предательски искусно отполированные белые мраморные стены отражали каждый луч, от чего свет бесщадно наносил ей свои назойливые пинки со всех сторон… Делать было нечего. Придется вставать.

Она медленно и обречённо поднялась, отрывая своё тело от мягкой перины, что возлагалась на мраморной плите, считаясь её кроватью. Медленно и неохотно её глаза распахнулись и уставились своим изумрудным безразличием куда-то в белесую пустоту. Не было нужды осматриваться, в этом месте всё было ей знакомо и неизменно, будто само время застыло. В свои неполные девятнадцать лет она знала здесь всё наизусть – от камня до камня. Буквально.

Вся комната целиком высечена из белого мрамора. Выделяются лишь дубовые двери и окна; балки, что подпирают крышу; бронзовые метизы, что держат всё это на своих местах. Обстановка была изящной по меркам этих мест – бежевое белье из тонкого гладкого хлопка, прозрачные тканевые пологи под самым потолком, на полу шелк и овчина, вместо диванов и кресел – напольные подушки и пуфы. Всё остальное – мрамор: стол, стул и прикроватная тумба; вместо шкафа – сундук и полки, выточенные в стене. Уныло. Изобилие света и чистоты, отсутствие цвета и теплоты.

Хотя… Было в этой комнате кое-что яркое. Она, чьи волосы – извилистые реки крови, стекающие по её спине, на фоне всей этой белоснежной идиллии. Да и в тепле не было необходимости, ведь она – маг огня. Маг, что согревает сам себя, не нуждаясь ни в очаге, ни в теплых одеждах.

Резкий стук в дубовую дверь и лязг затвора заставили её подскочить с постели, раздраженно отбрасывая в сторону шерстяное одеяло. Босые ноги скользнули по холодному мрамору в сторону хранилища с однотипными платьями – шелк, хлопок и фатин; жемчуг, золото и горный хрусталь; воздушные, дорогие, белые и ещё белее.

— Пожалуй, надену белый, — прошептала она, тихо и устало усмехнувшись себе под нос, совершенно не надеясь, что её кто-то услышит. Шелк быстро и ловко обнял её стройное и гибкое тело. Второй резкий стук. Она торопливо давиться краюшкой пресного хлеба, дожевывая свой скромный завтрак, что состоит всегда из одного и того же: вода, хлеб, свежие овощи. Запивая сухость во рту, она делает последний штрих в своём образе – вплетает в волосы жемчужную заколку.

Третий стук и она уже топчется у двери, на ходу затягивая кожаный шнурок своего сандалия. Дверь отварилась грузно и неспешно, за ней – сестры. Их лица напоминают её мраморную обитель – такие же не выразительные, но от того не менее красивые. Та, что с персиковой кожей и рыжими волосами лишь звучно фыркнула, пропуская девушку вперед, вторая сделала вид, что вообще никого не видит. Обе – те ещё суки. Под звуки запирающего за её спиной затвора она уже спешно шагала вниз по витой мраморной лестнице, тонкими пальцами ласково поглаживая бронзовый поручень.

Коридоры. Снова мрамор, прозрачные пологи под потолком и невесомые шторы на резных окнах, одна и та же утомительно прекрасная картина. И сестры, сестры, сестры… Одна краше другой, все в белизне и злате, каждая – идеал, пышущий здоровьем и самой жизнью, как и положено верным почитательницам Богини-Матери. Её утешало лишь то, как их лица меняются, стоит ей озарить их своим присутствием.

Она шагала торопливо лишь до того момента, пока не переступила его – порог Великого Храма. Её грудь всё ещё глубоко вздымалась от спешки, вдыхая густой и липкий древесно-пряный аромат этого места, он обволакивал кожу и лип к губам, и каждый вдох требовал нового усилия. Лица её сестер, как и было положено, лишались своих ясных улыбок и становились серовато-осуждающими при виде её непокорного лика. Она же оставалась внешне спокойной, только её раздражение пальцами незаметно для всех сжимало воздушную юбку платья, крепко собирая ткань в кулак, ища хоть какой-то выход.

Великий Храм.Впечатлял. Вдоль центрального прохода плескались озера, наполненные неестественно яркими пятнами цветов. В них ниспадали неживые водопады со стен с методично-мелодичным журчанием, между ними позолоченные фрески – бегущие олени, распускающиеся лотосы, тяжёлые колосья. Всё это было красиво, но совершенно неподвижно. Всё здесь славило жизнь, выверенную и лишённую права на ошибку. Дар великой Богини-Матери, имя которой – Делора.

Ковров здесь не было, от чего её ноги небрежно шлепали по мрамору чавкающим кожаным звуком, предупреждая всех о её вынужденном прибытии, а значит и о начале службы. Она делала это специально. Её темно-зеленые глаза взмыли ввысь, осматривая лицо их богини, что как застывший в камне колосс, склонилась в ласковом жесте. Руки её были распахнуты к людям, а лицо, исполненное милосердия, светилось изнутри тёплым, всепрощающим светом. Идеально. Неестественно. Фальшиво.

Но именно такой видели они и видели Её. Не грозную владычицу, а всеобщую Богиню-Мать, дарящую жизнь и благодать. Для жительниц уединенного города-государства Иммира не существовало иных богов – лишь Она.