Боль, выведенная пеплом на крови

Примечание автора

Всем привет, это снова я, с новым, очередным текстом. Надеюсь, вам понравится сие творение. В конце концов, очените его по достоинству: каково оно, хорошее или плохое?

На момент начала выкладки на сайте, полностью написана и находится в процессе медленной редактуры первая часть книги, вторая в процессе написания. Поэтому сразу прошу прощения, главы будут выходить достаточно редко, надеюсь на понимание. Все-таки 4 курс, много учебы и стремительно приближающийся диплом. Но я очень стараюсь написать и отредачить поскорее, чтобы выложить сюда.

Ладно, много расписывать не буду, все равно мало кто это откроет. Надеюсь, вам понравится то, что вы прочитаете, и оцените справедливой реакцией.

Приятного чтения!

Пролог

Я очнулся совсем один посреди разрушенного замка. В голове гулял непонятный белый туман, нещадно стиравший воспоминания прошедших дней и оставлявший после себя лишь белёсую дымку пустоты. То тут, то там в памяти кратко всплывали обрывки мыслей, разговоров, но сколько бы я ни силился вспомнить оппонента или хотя бы приблизительную тему, о чем шла речь, белый туман заметал все следы, оставляя меня в ненавистном неведении.

Лежать без дела не имело смысла, следовало осмотреться. К тому же, конечности, по-видимому, оставшиеся на долгое время без движения, затекли и стали ватными. Было бы неплохо их размять. Я медленно, каждые несколько секунд прерываясь на отдых, поднялся из импровизированного гнезда, что невольно сложилось из развалин, и огляделся по сторонам. Рядом лежала обугленная балка, отливавшая грозной чернотой в нежно-розовых лучах заходящего солнца. Мозг отозвался вялой мыслью, от которой я бы нервно рассмеялся, будь у меня на это силы: «хорошо, что не придавило».

Хотя, может, рядом все-таки кто-то остался в живых? Может быть, я погорячился с выводом, что остался в этих развалинах один? Должен же здесь быть хоть кто-то, кроме меня? Кто-то, кто мог бы помочь разогнать в голове седину безмолвного тумана.

Осторожно переставляя ноги через прогоревшие до рассыпчатых углей доски, я побрёл куда глаза глядят, выискивая в руинах и медленно, но неумолимо опускавшихся потёмках хоть намёк на чьё-то тело. Мёртвое или живое, не имело значения. Пока что я преследовал только одну цель: убедиться, что здесь до случившегося, чем бы они ни являлось, был не один. Понять, что в этом мрачном безмолвии кто-то затерялся ровно также, как и я.

И результаты поиска не заставили себя долго ждать: стоило мне пройти чуть поодаль, как из-под завалов острый взгляд периодически начал вылавливать то женскую руку, обгоревшая и израненная плоть которой торчала из-под обвалившихся балок, то детскую ножку, обутую в кожаный башмачок и вывернутую под неестественным углом, то чьё-то переломанное крыло, перья которого черным флагом развевались на гулявшем по месту разрухи ветру. И перечислять можно было долго. От увиденного меня замутило. Невозможно… столько погибших, и я не видел им конца. На этом пепелище не лишённым возможности дышать оказался лишь я…

Едва успел спрыгнуть с остатков некогда величественного, деревянного замка, как меня вывернуло на траву, зелёную и сочную, не затронутую жадным пламенем огня, дышавшую жизнью, в отличие от тех, кто остался за моей спиной. Рвать было нечем, очевидно, я давно не ел, но организм упорно пытался исторгнуть из себя увиденные картины, избавиться от липкого ощущения беспомощности, прочно засевшего внутри, где-то в районе сердца, что продолжало мерно отсчитывать удары. Впрочем, я и так знал, что все равно никогда не забуду увиденные трупы, кто и сколько бы ни старался стереть память. Жертвы неведомой мне битвы отпечатались на веках, и стоило хоть на мгновение прикрыть глаза, утихомиривая очередной подступающий порыв, как изуродованные конечности вставали перед мысленным взором, вызывая новый приступ тошноты. И белый туман, не желавший покидать недра разума, не стремился забирать эти воспоминания, словно насмехался надо мной. Мол, эту картину тебе следует запомнить. Мне такие изуверства не нужны.

Наконец я нашёл в себе силы повернуться к пепелищу и широким, размашистым шагом двинулся назад. Надрывая мышцы, сбрасывал с мёртвых тел обугленные доски, вытаскивал, кого мог, и складывал в ровные ряды рядом с бывшим пепелищем. Предать их земле у меня не было ни сил, ни возможности, но и так оставлять, погребёнными под все ещё тёплыми от охватившего некогда пожара брусьями, тоже казалось чем-то неправильным. Противоестественным.

Прикосновение к изуродованным мертвецам, к хладеющей и коченеющей коже поначалу вызывало отвращение, но постепенно оно отступило, уступая место холодному спокойствию. Я был занят делом, в котором работа мозга не требовалась, да и думать было не о чем. Я не хотел верить, что среди тех, кого вытаскивал из-под завала, была моя семья, мои сородичи, те, кого я любил больше всех в этой жизни. Я не знал. Не помнил. Белый туман забирал все, до чего мог дотянуть свои цепкие щупальца…

* * *

Наконец мышцы не выдержали напряжения, и я упал прямо на распластанные на земле трупы, больно ударившись о чью-то обезображенную и успевшую порядком окоченеть конечность. Терпеть больше не было сил, и я расплакался. Горько, навзрыд, словно маленькая девчонка. Но стыдиться собственной слабости не было сил. Я устал. Как же я устал… Нужно было двигаться дальше, узнавать, что случилось, но что-то не давало мне покинуть развалины, что-то, словно невидимая, но прочная нить, удерживало тело здесь, привязывая его. Какое-то чувство долга окутало меня, будто объятия матушки в детстве. Но проклятый туман опять не давал уловить смысл, поэтому действовать приходилось по наитию.

Смешивая слезы с черной копотью, я попытался стереть с лица следы недавней слабости и с новыми силами остервенело принялся вытаскивать тела погребённых под прогоревшими стенами некогда, как мне думалось, величественного замка. Руки уже давно покрыла корка сухой, заскорузлой крови, но я упорно продолжал начатое дело, не обращая внимания ни на усталость и жуткий голод, ни на белый морок, вольным хозяином гулявший по просторам моей памяти и забиравший все, что встречал на своём пути.

И только наступившие сумерки заставили меня прекратить это неблагодарное дело. Я больше не видел тела, скрытые потёмками и черными, как сама ночь, балками. Даже острое зрение не помогало увидеть тех, чьё сердце уже давно перестало биться, отдаваясь природе на гниение. Но и тех, кого я успел вытащить, было немало.

Повернулся к ним и всмотрелся в изуродованные черты лиц под слабым светом едва взошедшей луны, силясь вспомнить хоть что-то. Почему я оказался среди них? Почему я выжил, а они – нет? Вопросы полонили голову, но ответов не было, и здесь, среди мертвецов, мне их не найти. Лишь шальной ветер, гуляя по пепелищу, пел свою траурную песню по погибшим, завывая в вышине тёмного небосвода.

Глава 1

Покинув разрушенный замок, я пошёл сквозь сожжённый дотла город. Некогда богато отделанные дома ныне блестели выбитыми пиками стёкол, а покрывшиеся копотью срубы домиков попроще, казалось, удерживались от разрухи на последней воле своих хозяев.

Я исступлённо рванул к одному из таких домов, разбрасывая доски, куда придётся, в надежде понять, остались ли трупы здесь, или местные жители успели спастись от неизвестного мне пока что врага? И заброшенные и уничтоженные жилища действительно не стали последним пристанищем мертвецов, после чего от души сразу же отлегло.

Дальше ноги вели куда глядели глаза. В мышцах осталось совсем немного мощи, и скоро предстояло сделать привал. Но я наконец покинул опустевший город, выходя на пустынную равнину. Ветер тут же подхватил не собранные в хвост волосы, взметнул их, бросая непослушные пряди в глаза. Я смахнул их и осмотрелся по сторонам. Но сколько ни силился увидеть хоть что-то, вдаль простиралась только непроглядная гладь коричневых песков вперемешку с плодородной почвой. И даже если вдалеке что-то и было, тьма, опустившаяся на землю, успешно это скрывала. Где же найти пристанище? Вдруг враги, что сожгли целый город и убили всех в замке, пока не успели уйти далеко? Ведь я не знал, сколько пробыл в отключке. Вероятность наткнуться на недоброжелателей, особенно на ровной местности была очень высока, а оружия, чтобы дать достойный отпор сопернику, кем бы он ни стал, у меня не было. Что-то я не позаботился, пока рыскал в развалинах, об оружии. Ведь где-то там, под завалами, обязательно должно было остаться хоть что-то.

Но тут туман, вольготно продолжавший гулять по просторам разума, благосклонно уступил ещё один кусочек памяти. У меня тоже были крылья, как у тех, чьи тела остались лежать рядом с разобранными завалами! Неужели заклинание, чьему действию я подвергся, а это было именно оно, я в этом уверен, было способно стирать даже память о собственных способностях?

Едва воспоминание всплыло в голове, я тут же с наслаждением развернул крылья, даруя им долгожданную свободу, и начал разминать затёкшие без движения лопатки. Но тут возник другой, не менее важный вопрос: а куда идти? В какой стороне есть обитатели, к которым можно безопасно прийти, и где можно обрести спокойный ночлег? После увиденной в городе картины разрухи каждый возможный встречный казался врагом.

Внутреннее чутье, смазанное проклятым белым туманом, смутно подсказывало направление движения, но добираться пешком было долго и опасно, а не воспользоваться возможностью передвигаться по воздуху – кощунством. Я пару раз подпрыгнул, проверяя способность к полётам, и наконец взмыл в воздух, оставляя позади разрушенное и печально красивое в своём трауре пепелище. Нужно было двигаться дальше, узнавать ответы на роившиеся в голове вопросы. Выяснять, кто и с какой целью истребил целый город? И почему в живых остался я, случайно это произошло или намеренно?

* * *

Крылья и полет в небесной вышине давали пусть и небольшой, но очень долгожданный отдых гудящим от усталости и перенапряжения конечностям. Взмывая к самым облакам и скрываясь в их мягкой невесомости, я надеялся, что тьма, окутавшая землю в свои липкие объятия, и кучевая пелена скроют мою фигуру от глаз возможных преследователей. Уберегут от такой ненужной сейчас схватки.

Не знаю, сколько довелось провести в воздухе, однако взмахивать крыльями с каждой минутой становилось все тяжелее, и тут наконец глаза смогли выловить в лесной чаще, что сменила оказавшуюся непродолжительной, как мне показалось, равнину, заветные огоньки какого-то захолустного поселения, спрятавшегося прямо в глубине чащобы. И ровно в этот момент, словно вспышка, пришло долгожданное озарение, что, пусть я и в какой-то степени особенный, раз умею летать, силы тоже не безграничны, и крылья более не способны меня нести. Нужно передохнуть, и как можно скорее, иначе я рисковал без сил рухнуть на макушки деревьев и запросто сломать позвоночник.

Завернув крутой вираж, я пошёл на снижение, внутренне готовясь к худшему, а именно, рукопашному бою с недоброжелателями, ведь я не знал, куда летел, кто меня ждал внизу: друзья или враги? Но отчаяние от усталости, словно камень, навалившееся сверху, достигло наивысшей точки, и уже было плевать, что готовила мне судьба там, на земле. Я хотел отдохнуть, пусть даже и в чаще далеко не безопасного леса.

Приземление вышло не из лёгких: когда до поверхности осталось совсем ничего, я неосторожно зацепился крылом за одну из шально выступивших веток и потерял равновесие. Последние пару метров кубарем летел с высоты, цепляясь за пролетавшие мимо ветви и пытаясь затормозить падение, но только безуспешно сдирал кожу на ладонях до мяса. И наконец долгожданная земля. Лес любил фейри: ласковая трава, раскинув свои сочные листочки, постаралась смягчить падение с высоты, но я все равно больно ударился лопатками о землю, успев в последнее мгновение свернуть крылья за спиной, иначе не избежать мне было переломов. Из груди будто вышибли весь воздух, и первые мгновения я бессмысленно лежал с открытым ртом, пытаясь сделать хотя бы небольшой глоток спасительного воздуха, наполнить кислородом лёгкие.

В кустах послышался какой-то шорох, словно тот, кто шёл, не желал оставаться незамеченным. Наоборот, он двигался так, будто являлся хозяином этого леса. Впрочем, возможно, так и было. Я не знал, куда чутье и крылья привели меня, и даже не догадывался, кому принадлежала эта территория.

Дымка, стёршая воспоминания, с уходом из разрушенного города, вопреки ожиданиям, никуда не делась. Наоборот, взяла разум в жёсткие, железные тиски, и от этого голова грозила в любой момент разлететься от невозможной боли. Тут в глаза ударил яркий, режущий свет факела, в невыносимом сиянии которого я смог разглядеть три очень высокие и уродливые фигуры. Остроконечные уши выделялись в пламени огня, а черные глаза блестели подозрением и полной готовностью дать отпор чужаку в случае опасности. Только я им никакой угрозы не представлял, а потому лишь закрылся рукой от нестерпимого света и попытался вскочить на ноги, но обессиленное разборами никому не нужных завалов тело не желало двигаться. Не успев сделать даже движение, я вновь ничком упал на землю. Голова кружилась, и стоявшие рядом со мной незнакомцы, безмолвно наблюдавшие за моими потугами, расплывались в нечёткие силуэты, вызывая ещё большую тревогу от неизвестности.

Глава 2

Закатное солнце, игриво грозя скрыться за темным горизонтом и верхушками деревьев, нестерпимо слепило глаза, привыкшие к приятному полумраку старушечьей хижины. Я прикрыл лицо ладонью на манер козырька и оглядел поселение, куда волей все той же проклятой судьбы, о которой неоднократно доводилось слышать в течение последних нескольких дней, меня занесли чутье и вусмерть уставшие от перелёта крылья.

Поселение багберов выглядело довольно цивилизованным и несомненно отличалось от того, что я представлял, очевидно, в своей жизни не выбираясь дальше дворцовой площади или каменных стен столицы. Вдоль вытоптанных и усыпанных мелким гравием тропинок стояли аккуратные землянки: швы между добротными брёвнами были промазаны густой, уже давно засохшей грязью, а крыша покрыта зелёным и местами зацветшим от сырости мхом, вылезшим на месте прелой и оставшейся, по-видимому, на месте прошлогодней листвы. Около домов стояли котелки, почти в каждом из которых что-то кипело, бурлило, а шальной порыв ветра разносил пряные ароматы по поселению, заставляя мой желудок, изголодавшийся по нормальной, сытной похлёбке, недовольно урчать. Все дни, что провёл тут, Изебил отпаивала меня декоктом, почти насильно вливая очередную порцию горького отвара в рот. Отчаянно хотелось поесть обыкновенной пищи, но я прекрасно понимал, что это была вынужденная мера, чтобы выгнать тот самый злосчастный туман из своей головы, а потому не очень сопротивлялся её навязчивым попыткам. Хотя отпор все же иногда давал. Точнее, пытался, но старуха тут же ставила меня на место метко брошенным и колким словом, делая почти послушной овечкой.

И наконец дни моего заточения в хижине окончены! Ближе к вечеру Изебил сняла с израненных ладоней всё ещё издававшие слабый аромат полыни и тысячелистника тряпицы и отпустила на улицу. Пришло время знакомиться с посёлком и теми, кто меня спас.

Но ветер неожиданно сменил направление, сдувая запахи еды куда-то вбок, заставляя мой желудок взвыть от досады, и принёс со стороны леса воздух, так и дышащий сочностью берёзовых листьев, древесной коры и слегка прелого мха после недавно прошедшего дождя. Глубоко вдохнул, наполняя лёгкие ароматной свежестью девственной природы, и только начал наслаждаться жизнью во всех её проявлениях, как вдруг меня наглым образом прервали. Тишину мнимого уединения прервал громкий рык, что в прошлый раз напугал меня, бывшего на грани обморока.

- Пррринц! – словно раскат грома, прозвучал голос, и я наконец увидел своего спасителя, широкими шагами преодолевавшего разделявшее нас расстояние. Точнее, как стоит полагать, одного из них. – Наконец я вижу вас воочию, живого и, надеюсь, здорррового!

- Спасибо, что спасли меня, - сказал я, прижимая правую руку, сжатую в кулак, к сердцу в знак признательности. Багбер отмахнулся, улыбнувшись, и обнажил длинные, острые, как кинжалы, клыки.

- Было честью спасти вас, пррринц, - прорычал тот.

- Можно просто Ринд, - улыбнулся я, протягивая руку в честь знакомства.

- Бигги, - пробасил он, пожимая протянутую ладонь своей, что была в разы шире моей, с длинными, заострёнными когтями. Да уж, фейри могли выглядеть совершенно по-разному.

- Помнится мне, вас было трое, - произнёс я, с нескрываемым интересом разглядывая своего оппонента. Тот выглядел поистине огромным. И как только я не разглядел это тогда, в темноте? Выше двух метров ростом, покрытый шерстью, которую не скроешь одеждой. Да и одеяния, откровенно говоря, отличались от той, что я привык видеть: выделанная кожа была обёрнута вокруг широких бёдер и закреплена скрытой где-то в недрах шкур застёжкой. Уши, как мне и помнилось, удлинённые и заострённые, а нос небольшой, похожий на медвежий. Внешний вид и вправду казался нелепым, но багберы были прирождёнными воинами, чуть ли не рождавшимися с оружием в руке. Им природная красота была ни к чему, они прекрасно компенсировали её отсутствие своими навыками битвы. Это я тоже вспомнил благодаря кусочку памяти, снова отвоёванному спасительным декоктом у проклятого тумана. Вся остальная картина и история жизни были покрыты густым непроглядным мраком. По крайней мере, хотелось верить, что в будущем память соизволит вернуться. Без неё мне придётся совсем туго.

Тут на ум пришла не столь давно покинутая Изебил и её облик. Острые кончики ушей грубо срезаны, обычный крючковатый нос не имел ничего общего с породой, обитавшей в этом посёлке. Да и зубы, почерневшие от времени, не были похожи на те клыки, что я увидел у Бигги. Кто она такая? Целительница ли? И почему багберы, если она не их расы, вообще решились держать старуху при себе? Она ведь выглядела не так, как все остальные обитатели! Очередные вопросы, на которые у меня пока что не было ответа.

- Да, нас было трое, - подтвердил здоровяк. – Они мои братья, Багги и Бугги.

- У вас очень интересные имена, - лукаво улыбнулся я, на что Бигги безразлично пожал могучими плечами.

- Мы из одного помета, - пояснил он. – У нас так принято называть детей, родившихся вместе.

- А где же твои братья? – поинтересовался я, не обращая внимания на изменившуюся вокруг обстановку и почти физически резавшее слух слово «помет», которое в обычной жизни я привык применять разве что к щенкам, которых старшие братья по обыкновению держали в дворцовых псарнях в качестве развлечения. Удивительно, как эта горькая жижа цвета зацветшего болота воздействовала на заклятие, чьему действию я имел несчастье подвергнуться: память возвращалась, пусть и рваными отрывками! И это не могло не радовать моё израненное нутро.

Если до этого жители поселения смотрели на меня безразлично, почти с презрением, почти не стараясь разглядеть пришлого, то после громких заявлений о том, что я принц, многие стали придвигаться ближе, желая узреть того самого, кого так опрометчиво кликали будущим владыкой трона. И мне подобное поведение толпы не нравилось. Это моего старшего брата готовили на роль правителя, его приучали к роли всеобщего любимца и объекта внимания. Я же всегда был в тени старших братьев, Аарона и Арефа, будущего могущественного короля и его сильной правой руки.

Глава 3

Пришло время наконец покидать тёплую обитель, за последнюю неделю ставшую мне домом взамен утерянного. Туман больше не подарил ни кусочка желанных воспоминаний, и память сейчас напоминала выжженную пустошь с парой зелёных растений, кем-то опрометчиво высаженных в неблагодарную почву и чудом пока выживавших. Как в жизни, оставленное в пустыне растение без подпитки долго не протянет, так и в моем разуме, без новых воспоминаний старые грозили затереться и стать лишь песком в необъятном море тяжёлой пыли. Хватит откладывать неизбежное, пора начинать путь кропотливого знакомства с собственным народом. С нуля, с самого начала, как если я хотел стать настоящим правителем. И сейчас мне оставалось сделать один-единственный, первый шаг, ступить на тернистый путь, исполненный трудностей, колких слов, недовольства народа своим же королём. Но никто и не обещал, что этот путь будет лёгким.

Восстановившись после долгого отдыха, я наконец смог почувствовать ту магию, которой дышал лес и жили все его обитатели. Я мог почувствовать сердце каждого, даже того фейри, что находился в самом отдалённом месте Ангслули. Но пока что их сердца бились не для меня. И первостепенной задачей в той череде задач, цель которых я пока не до конца осознавал в силу лишения памяти, стояло повернуть ныне сложившийся порядок дел в свою сторону. Склонить на свою сторону тех, кто её ещё не принял или вообще не был готов принять.

Все то время, что я провёл с Изебил, я пытал её на предмет первоочередной цели своей миссии, того, ради чего всё затевалось? Неужели все её увещевания, разговоры загадками были лишь для того, чтобы законный наследник занял законный трон? Или все-таки крылась какая-то иная, более глубокая причина, по которой старуха так настаивала на своём? Я не понимал расстановку фигур, основных сил на доске, но прекрасно осознавал, что играл во всем этом отнюдь не последнюю роль. И то, что мне предстояло увидеть, обходя Ангслули, было необходимо для понимания той самой «первоочередной цели», ради которой, как уверяла Изебил, меня и оставили в живых. Верить этой полубезумной старухе не очень-то и хотелось, но, если разобраться по существу, не верить ей тоже не было оснований. В отличие от меня, она знала хоть что-то, что позволяло делать ей выводы. Я же не знал ничего и лишь полагался на то, что память когда-то вернётся или наполнится новым знанием.

В трудное и, несомненно, полное опасностей путешествие хотели снарядить парочку добровольцев, но я отнекивался как только мог. Рисковать чужими жизнями не хотелось, нести за них ответственность – ещё больше, перед глазами все стояло изуродованное чёрное крыло кого-то из членов моей семьи, то ли отца, то ли одного из братьев, перья которого развевались на ветру, словно траурный флаг. Я не мог допустить гибели ни в чем не повинных фейри, но в глубине души, даже лишившись памяти, осознавал, что жертвы будут, и притом, немалые. Причём сам толком не понимал, откуда вообще брались эти мысли, ведь прошлое, в котором я очевидно знал причины того, почему на меня сейчас возлагались такие надежды, было скрыто непроглядной пеленой тумана, что своим присутствием в голове уже начал порядком раздражать.

И когда жители посёлка наконец проводили меня к опушке леса, за которой заканчивалась их вотчина, комично размахивая платочками на прощание, вперёд вышли Бигги, Багги и Бугги. Я в очередной раз поклонился им, прижимая руку к сердцу и благодаря за чудесное спасение. Теперь, после проведённого здесь времени, я понимал, что в этих существах, выглядевших настолько уродливо, что долго выносить их вид попросту не выходило, крылись доброта, сострадание и готовность всегда прийти на помощь. Те самые качества, которые так редко сейчас можно было встретить в существах, не выглядевших столь страшно. Наверное, в этом был смысл: чем красивее ты выглядишь, тем вероятнее всего окажется, что твоя душа давным-давно прогнила. И наоборот, чем страшнее лицо, тем сострадательнее душа. Ведь если ты красив лицом, никто не будет смотреть в твою душу, все будут довольствоваться внешностью, но и судить личность по красивым глазкам, не смотря на нутро, тоже довольно глупый и заранее обречённый на провал опыт. Впрочем, я мог заблуждаться, ведь в каждом правиле, даже самом, казалось бы, простом и прописном, было своё, особенное исключение.

- Не пристало будущему королю кланяться сельскому старосте, - пробасил Багги, стоя рядом с братом и довольно улыбаясь. Очевидно, подобное отношение со стороны королевской крови льстило обычному багберу, что и не чаял в своей жизни воочию увидеть представителя династии. Но в отличие от братьев, я не был избалован вниманием подданных и не привык разделять себя и собственный народ, чувствуя всех вместе единым целым.

- Вы спасли меня, - напомнил я, впрочем, пряча лукавую улыбку. – Как же мне вас не благодарить? Как мне не благодарить всех вас, что без раздумий приютили меня, обычного оборванца, грязного, голодного? Дали кров, тёплую похлёбку, а главное, внимание и поддержку. Я не могу забыть это и не перестану благодарить вас за то гостеприимство, которое мне было здесь оказано. Более того, я клянусь отплатить вам тем же, когда придёт время.

Женщины, стоявшие за спинами мужей, кокетливо прижали грязные передники к щекам, утаивая пылавший на них румянец. Да и сами мужчины не скрывали довольных улыбок, обнажив острые зубы. Но тут инициативу перехватил Бигги, и радостная атмосфера вокруг мгновенно изменилась.

- Мы можем сколь угодно переливать из пустого в порожнее, - прорычал он, выходя вперёд. – Все присутствующие прекрасно знают, мы не могли поступить иначе, даже окажитесь вы на деле обыкновенным оборванцем, решившим испытать нашу доброжелательность. Несмотря на наш откровенно воинственный вид, в груди каждого бьётся доброе сердце, всегда готовое помочь. И которое ожесточается только тогда, когда обидели нашего близкого.

Я понимающе покачал головой, прекрасно осознавая правдивость произносимых слов, в коих за прошедшее время была возможность убедиться.

Глава 4

Вскоре мы действительно остановились на привал. Уже стемнело, и в густых кронах кое-где мелькали белые точки звёзд, приветливо мигавшие в недосягаемой вышине. С наступлением ночи знойная жара уступила место ласковой прохладе, хотя кое-где все ещё прослеживалась духота, оставшаяся с солнцепёка.

Еды мы из посёлка не взяли, и в наших животах весь день неприятно урчало, давая нерадивому хозяину чётко понять: нужно покормить, иначе завтра не будет сил на элементарные вещи. Например, на продвижение дальше, по лесным тропам.

Костер мы с Бигги разводить боялись. Мало ли, что могло крыться в чёрной мгле. Неизвестно, кто бродил по проторённым дорогам, кто скрывался в лесной чаще, покрытой мраком ночи. Но без костра еды нормальной не приготовишь, а сырым мясом питаться – такое себе удовольствие. Мы хоть и фейри, существа отличные от пресловутых людей, но сырое мясо тоже давно отвыкли есть. И как мне наивно казалось, это касалось всех видов фейри. Но выяснилось, нет, не всех.

Без каких-либо объяснений Бигги скрылся среди деревьев, лишь шелест раздвигаемых кустов вторил его удалявшимся шагам. А я остался совсем один. Не ориентировавшийся на местности, боявшийся далеко отойти от хоженой дороги. Вдруг где-то заблужусь? Как потом нам с моим спутником находиться среди изобилия деревьев? А живот все также настойчиво напоминал о своём плачевном состоянии, отчаянно требуя его побаловать чем-то вкусненьким.

Я растерянно осмотрелся по сторонам, пытаясь выловить острым нюхом сладкий аромат малины или ежевики, терпкие фруктовые нотки черники или голубики, но все попытки оказались тщетны. В зоне досягаемости моего обоняния ягодные кусты не росли, болота тоже не наблюдалось, а ветер, как всегда предательски и невовремя решивший отдохнуть, не приносил со стороны чащобы заветные ароматы. Скорее, наоборот, разносил мой запах по лесу, давая окружавшим, если таковые были, понять, что лёгкая добыча недалеко. Впрочем, теперь у меня было оружие, и я уже перестал быть такой легкодоступной жертвой, коей был неделю назад. Однако, деваться было некуда. Оставалось лишь ждать своего провожатого, стоя на месте, где меня бросили.

Время томительно тянулось, словно медовая нуга, а каждый шорох, разносившийся в лесной тишине, мерещился мне неведомым врагом, до чёртиков пугая. Каждый раз я вскидывал меч, готовясь отразить атаку, ведь если даже не успею вытащить его, хотя бы смогу врезать ножнами. Но вскоре и эта «игра» мне опостылела. То, что моё воспалённое пережитым стрессом и нервами воображение выдавало в образе врага, на деле оказывалось обычной лисой, прошмыгнувшей мимо и торопившейся по своим делам на лесную опушку, или беззащитным ёжиком, что смотрел на меня с точно таким же страхом, что и я на него.

Время неумолимо продолжало свой бег, а мой провожатый не спешил возвращаться. Тут, в глубине леса раздался душераздирающий вопль, заставивший меня, как и остальных обитателей, оказавшихся поблизости от источника шума, вскинуть головы в тревожной истоме. Вскоре послышался хруст кем-то неосторожно ломаемых веток и чей-то неразборчивый говор, будто кто-то что-то проклинал. И звук неумолимо приближался ко мне! Я вскинул наконец меч, достав его из ножен, и встал в боевую стойку, внутренне готовясь к худшему. Голос замолчал, ругательства стихли, лишь треск раздавался все ближе и ближе… И тут, когда на дороге, чуть левее от меня возникла внушительного вида тёмная из-за сгустившихся сумерек фигура, я прижал меч, направив клинок в сторону незнакомца, и смежил веки, боясь вот так позорно принять собственную кончину…

Но тут раздался голос, от звука которого мои колени предательски подкосились, оставив мне, обессилевшему, возможность лишь убрать меч в болтавшиеся на поясе бесполезные ножны и упасть на колени, испустив жалобный вздох облегчения.

- Ринд, я немного ягод тебе набрал, - пробасил Бигги, подходя ближе, и я разглядел начавшие подсыхать тёмные пятна на его шерсти. В воздухе тут же разлился железистый запах крови, ядом осевший на языке. А с рук багбера кое-где та продолжала капать, разливаясь черными кляксами на траве под ногами.

- Это что? Кровь? – трясущимся от пережитых переживаний голосом пробормотал я, оглядывая того. – Кого ты убил?!

- Я? – переспросил тот озадаченно и осмотрелся по сторонам, словно в поисках пресловутого трупа. – Да вроде бы никого. Зайца вот только успел поймать. Так, на перекус, червячка заморить. А завтра, с утра можно и костёр развести, его отблески не так в чаще виднеться будут. Можно и еды нормальной сварганить, перепёлку поймать да похлёбку сварить, а если повезёт какой-нибудь источник найти – утку выловить и на костре обжарить. Правда вот я не помню, есть тут что-то поблизости? И как назло, карту не взял…

Багбер так вкусно описывал открывшиеся нам лесные гастрономические изыски, что рот невольно наполнился вязкой от голода слюной, которую я тут же проглотил, прогоняя из головы всплывшие фантазии, которые довольно подхватил туман и унёс в небытие. Или не унёс? Ведь вопреки присутствию оного, я прекрасно помнил последний разговор и мысли, во время него возникшие. Я сделал это! Маленькая победа над злыднем!

- А где ягоды? – воскликнул я, окрылённый новым осознанием и совершенно забывший о своих недавних страхах. Спутник вернулся, принёс еду, растравил предстоящими вкусностями душу, в округе никого, кроме нас, нет, бояться нечего, и даже проклятый белый туман более не имел надо мною прежней власти. Жизнь налаживалась!

Бигги протянул небольшую котомку, что ранее я видел у него на плече, доверху заполненную ягодами и источавшую такой аромат, что голова от голода начала кружиться. Едва стоило мне открыть сумку, как в нос ударило настойчивое ассорти ягод. Обоняние вылавливало и кислинку слегка недозревшей от недостатка солнца малины, и маслянистость черники, каким-то чудом найденную здесь, в лесу, и горьковатую прелесть жимолости, что я, наверное, лет пять не пробовал, и даже мускусную сладость вожделенной клубники.

Глава 5

Не понял, когда меня успело сморить, только проснулся я с первыми яркими лучами солнца, чьи шаловливые пальчики щекотали тонкую кожу век. Медленно открыл глаза и попытался пошевелить любой конечностью, но сморщился от боли во всем теле. Огляделся по сторонам и увидел неподалёку выглядевшего утомлённым Бигги, сидевшего на огромном валуне и потрошившего куропатку. Рядом с багбером уже лежала пара освежёванных тушек, а в воздухе витал удушающий металлический запах свежей крови.

- Долго же ты спишь, - усмехаясь и отрываясь от своего занятия, произнёс спутник. – Я уж думал будить тебя.

- Сколько времени? – пробормотал я охрипшим от жажды голосом.

- Солнце пару часов, как показалось над горизонтом. Вставать пора.

- Воды… - прошептал я обессиленно. Бигги натужно поднялся с места, бросая в кучку тельце, и подошёл ближе, присаживаясь рядом на корточки.

- Что? – пробасил тот, переспрашивая, но я слышал его словно сквозь плотную пелену.

- Воды… - едва двигая губами, из последних сил произнёс я. Голова кружилась, словно кто-то решил прокатить меня по кругу, а остановить вращение забыл. И тут в глазах потемнело, окончательно утаскивая меня в бессознательное состояние.

* * *

Этот задохлик что-то бессвязно бормотал, пока я тщетно пытался понять хоть слово из его речи. Впрочем, это было невозможно, и я смирился. Все, что смог вычленить – Ринд, этот замухрышик, хотел пить и, судя по всему, потерял сознание от обезвоживания. Воистину, эти особи королевских кровей – такие слабые существа. Не то, что багберы, сильные и могучие защитники долины.

Я нехотя отстегнул с пояса маленькую фляжку, на дне которой плескалось совсем немного живительной жидкости. Солнце все выше вставало над горизонтом, и спасительная тень от густых крон деревьев больше не укрывала от палящих лучей. Закономерно было полагать, что остатки воды сейчас уйдут, а значит, в самом ближайшем будущем нужно пополнить запасы. А в разы лучше будет, если удастся смастерить из подручных материалов ещё пару фляжек. С одной такой мы далеко не уйдём. Сейчас разгар вечного лета, самое пекло. Немудрено, что не закалённому светилом фейри мгновенно поплохело.

Я перевернул парнишку на спину, оттянул большим пальцем нижнюю губу и начал тоненькой струйкой вливать воду в обессилевшее тело. Пара капель, что организм принимать не хотел, стекла по щеке и упала на землю, тут же впитываясь в разогретую, дышащую жаром почву. Я сдавленно зарычал, разгневанный на собственную неловкость, и сглотнул ставшую вязкой от мучившей жажды слюну, подавил желание бросить этого мальца на произвол судьбы и выпить остаток самим. Я прекрасно понимал, моя жизнь – ничто по сравнению с тем, кто лежал передо мной. И даже ценой собственного существования я должен был спасти его.

Влага слишком быстро иссякла, и прошли долгие, мучительные мгновения ожидания прежде, чем парень наконец оклемался. Замедленные движения, мутный взгляд, подёрнутый пеленой, но он был жив, и это главное!

В баклаге осталось буквально несколько капель, не пожелавших вытекать вместе с остальными, и я остервенело стряхнул их в рот. Этого хватило лишь на то, чтобы намочить кончик языка, но о большем я пока и мечтать не смел. Конечности понемногу начинало потрясывать, намекая о скором наступлении последней степени обезвоживания. Нужно срочно найти любой, даже самый захудалый родник и наконец вдоволь напиться, наполнить хотя бы одну имеющуюся фляжку. Хоть и тело у меня больше, выносливее, но без воды всяк живой долго не протянет.

* * *

- Очнулся? – хмуро поинтересовался Бигги, едва стоило мне открыть глаза. Солнце успело подняться выше, нещадно припекая своими обжигающими лучами. – Хватит валяться, нужно двигаться дальше. У нас больше нет воды, а без неё мы на такой жаре долго не продержимся.

Я обессиленно поднялся на локтях и протёр мокрое от выступившего пота лицо.

- Что случилось? – спросил я, оглядывая измождённое лицо спутника в обрамлении мокрой, спутавшейся в колтуны шерсти.

- Тебе стало плохо на жаре, - терпеливо, словно маленькому ребёнку, стал разжёвывать багбер, - ты упал в обморок, и мне пришлось пожертвовать остатками наших и без того небольших запасов воды. Сейчас первостепенная задача – найти любой источник и вволю удовлетворить жажду. Ещё было бы неплохо найти, из чего можно сделать фляжки, но боюсь, в лесу из обсидиана или дерева мы её не соорудим.

- С этим проблем не будет, - мрачно сказал я. – Главное, найди что угодно: реку, озеро, ручей, захудалую лужу. А запасами позволь заняться мне. Заодно проверим границы распространения тумана. Авось, что и вспомню.

Ответом стал громкий, раскатистый, хоть и изрядно измотанный смех.

- Я и забыл, что среди нас двоих есть чаровник. Я всё на свою силу привык полагаться.

- Я тоже привык пользоваться сугубо грубой, рукотворной силой, - не остался я в долгу, чувствуя, как внутри из-за усиливавшихся жажды и голода начинало расти неконтролируемое недовольство. – Но, когда есть и другие, не менее полезные таланты, грех ими не воспользоваться. Хоть я пока и не вспомнил свою истинную природу, попытаться все же стоит. За попытки жизни не лишают.

- Воистину, - подытожил багбер, подбирая давно брошенные и освежёванные туши куропаток и складывая их в котомку, в которой ещё вчера лежали приготовленные для меня ягоды. Я мысленно сделал пометку больше не принимать пищу, принесённую в сумке. Мало ли, что до этого в ней лежало. Брезгливым я, конечно, не был, но лучше переволноваться, чем допустить обратное.

Я аккуратно, постепенно растирая затёкшие без движения конечности, поднялся с земли и отряхнул порядком пропылившуюся, слегка мешковатую одежду от налипших к ней сухих комочков земли. И наконец мы двинулись вперёд, уверенно углубляясь под прохладные своды лесной чащи.

- А почему мы не могли заночевать здесь, в лесу? – задал я вопрос, едва поспевая за довольно размашистым, нетерпеливым шагом своего спутника. – Здесь и прохладно, и найти нас было бы труднее в глуши, нежели на дороге.

Глава 6

Добираться до того самого вожделенного посёлка пришлось ещё довольно долго: целых двое суток мы с Бигги провели в пути, петляя только ему известными лесными тропками и шарахаясь от каждого подозрительного звука, не желая проливать кровь на священной земле без особой на то нужды.

Как багбер и обещал, как только представилась возможность, он выделил мне небольшой ножик, чтобы я смог придать отрубленным веткам мало-мальски похожий на оружие вид. И как только упала последняя щепка с обструганной палки, мы тут же приступили к тренировкам, в ходе которых мой теперешний наставник показывал всевозможные приёмы: прямые, обманные, которыми можно было воспользоваться в пока неравном бою.

Мышцы постоянно ныли от перенапряжения, но жаловаться я не привык. Наоборот, старался с удвоенным усердием, пытаясь нагнать прозёванное за десяток пропущенных лет тренировок. И к исходу второго дня, когда багбер наконец сказал, что за следующей опушкой покажется вожделенное пристанище синих шляпок, я, обессилевший после особенно изнурительной тренировки, осел на землю, отказываясь двигаться дальше. Всё, что угодно, но только дайте немного отдохнуть.

Спутник привычно скрылся в глубине леса в поисках съестного и хвороста для костра, не доверяя тонкое дело охоты мне. Но я и не требовал от него подобной чести. Толку среди деревьев во мне не было. Охотиться я действительно не умел. Разве что мог отличить ядовитую ягоду от неядовитой, но в этом умении особой нужды не возникало. Ягодами долго сыт не будешь, хотелось более колоритной пищи, нежели обыкновенная кислая смородина или жимолость.

Белый туман пока что тоже больше не беспокоил. Не забирал новые, приобретённые пласты памяти, но и не спешил делиться старыми. Я ощущал его присутствие внутри, где-то в голове: он, словно змий, свернулся кольцами и ждал удобного часа. Для чего, оставалось загадкой. Стоило лишь надеяться, что путешествие по Ангслули развеет остатки колдовства и позволит вдохнуть полной грудью, без боязни потерять самое дорогое воспоминание: кто я?

Да и магия, даже самые слабые воспоминания о ней, не желали возвращаться. Я не помнил её природу, а значит, даже предположить не мог, в чем заключалась моя сила? И именно это осознание тяготило меня больше всего. Что я мог? Как я вообще смог поднять воду и направить её в своих врагов? Вопросов закономерно роилось больше, чем ответов, но получить их сейчас мне всё равно было не суждено. Нужно встретиться с тем, кто знал нашу породу лучше, чем кто бы то ни было, и помог вернуть забытые знания о себе.

Но надолго погрузиться в мысли мне не дали: из-за кустов выскочил взъерошенный багбер с горящими от страха и боли глазами.

- Бегом! – закричал он, хватая меня за руку и утягивая в сторону не столь давно указанного направления. – Шевелись ты уже! Что ты какой медлительный!

- Что случилось? – непонимающе вопрошал я, пытаясь успеть за размашистым шагом спутника. В воздухе разлилось гнетущее чувство тревоги, давящее своим непреподъёмным грузом на грудь.

- Нет времени объяснять! – последовал скупой ответ. Вскоре я стал улавливать в воздухе застарелый запах гари, от которого по загривку пробежали предательски крупные мурашки, а тревога многократно усилилась. От быстрого бега ножны больно били по бедру, но я, поглощённый дурными предчувствиями, едва ли это замечал.

И вот наконец стали вырисовываться очертания поселения, которое мы так долго стремились найти. От увиденного я поначалу опешил и не заметил выступивший из-под земли толстый корень, споткнулся о него, упав и содрав кожу на ладонях в кровь, но не обратил на это ровным счётом никакого внимания. Воздуха резко перестало хватать, потому что распростёртое перед нашим взором зрелище до боли напомнило то, что я уже видел. Разрушенные деревянные дома, стоявшие на вырубленной от деревьев полянке, были сожжены дотла, разломанные сараи сиротливо ютились среди пожарища, деля место со сгоревшими амбарами некогда припасённого урожая. Разорённые улочки деревни стояли мертвенно пустыми, на дорожках, усыпанных гравием, не было свежих следов. По ним никто не гулял. Некому.

Рядом со мной на колени упал Бигги, вцепившись когтями в косматую бороду и нещадно её деря. Пепел, что успело разнести шальным ветром, жалобно скрипел под его ногами. На глаза багбера навернулись слезы, но тот не спешил их смахивать. Он их вообще не замечал. Я сам не понял, когда заплакал, пока не почувствовал на губах характерный солёный привкус.

- Неслыханная дерзость… - потерянно прошептал он, опираясь на выставленные перед собой руки и тупо смотря в землю. – Они добрались даже досюда…

Я медленно поднялся на ноги, отряхивая ладони от вонзившихся колючек, перемешавшихся с кровью, и осмелился продвинуться дальше. Под подошвами ботинок натужно хрустели хлопья трухи, поведывая о случившейся трагедии. И я внимал её шёпоту, осторожно ступая по рассыпанному по ветру пеплу.

«Они их увели…»

«Они…»

«Увели…»

«Их увели!…»

Шёпот, постепенно нарастая, становился более похожим на вой, раздаваясь уже со всех сторон. Визги обиженных, разозлённых душ, а не, как мне показалось поначалу, голосов пепла. Я зажмурился и в исступлении прижал руки к ушам, чтобы крик агонии не достигал ушных перепонок, но голоса звучали не снаружи, они завывали в голове.

- ЧТО ВАМ НУЖНО?! – вскричал я, не в силах больше терпеть эту муку. – Что вы от меня хотите?!

«Возмездия…»

«Возмездия, король…»

«Мести, наш правитель!»

Я не верил своим ушам. Эти безумцы уже величали меня королём!

- Кто вы? – снова последовал вопрос в никуда. Я не видел своего собеседника, а потому чувствовал себя полным дураком, разговаривая с воздухом. Но ответ не заставил себя долго ждать.

«Мы те, кого они не смогли поймать…»

«Мы синие шляпки…»

«Они пользуются нашими способностями, а платить не хотят, заставляя работать задаром…»

«А мы были недовольны…»

Наконец меня осенило: туман уступил очередной крохотный кусочек памяти, и я вспомнил, почему синие шляпки неразрывно были связаны с теми, кого я ненавидел всеми фибрами своей души. В голове всплыл некогда подслушанный разговор отца с одним из генералов. Эти маленькие фейри были совсем невысокого роста, взрослые едва переходили отметку в метр, однако всё-таки были исключения, а внешностью походили на нас, обычных фей, правда, кожа их отливала всеми оттенками голубого: от аквамаринового или бирюзового до лазурного и даже кобальтового, однако к людям те предпочитали являться в виде маленьких огоньков небесного оттенка, чтобы провожать шахтеров к местам наибольших залежей руды и благих металлов. Но за свою работу проводники требовали совсем немного: крохотную плату, равную обычно одному юри. Одна махонькая монетка из мира людей была для шляпок дороже любого золота, и те помогали практически безвозмездно, но алчные держатели шахт не хотели расставаться даже с малой толикой своих накоплений, не желая платить за честно выполненную работу.

Глава 7

И вот наконец, после недолгого петляния по вымощенным дорожкам, мы вышли в центр поселения, на расчищенную от сорной травы полянку. Точно посередине, на костре разместился огромный медный котёл, в котором кипело варево, издававшее приятный аромат на всю округу, а вокруг расселись оставшиеся жители деревни, оставив два места для опоздавших. Синие шляпки держали в левой руке деревянную тарелку, а в правой – такую же деревянную ложку, и били ей по посудине, издавая призывной глухой стук.

Зир мгновенно подскочил к одному из свободных пеньков, подхватил свою посуду и присоединился к ритуалу. Я же замешкался, разглядывая присутствующих, и не без толики удивления заметил среди прочих Бигги, также самозабвенно бившего ложкой по тарелке. Мне ничего не оставалось, как только взять свои столовые приборы и притулиться на последнем свободном месте, издавая посудой только шляпкам понятные звуки. И тут один из них запел, легко и непринуждённо:

«О мать земель наших,

Кормилица всевышняя.

Помоги урожаям нашим,

Найтись всем родным»

И хоть это слабо было похоже на песню, тем более, ту, в которой были бы темп и ритм, остальные резво подхватили пение, вплетая свои мелодичные голоса в общую нить. Образы обрели почти физическую весомость.

«Кормилица всевышняя,

Сжалься над нашими жертвами,

Верни родных домой

Живыми и невредимыми.

Остави детей нетронутыми,

Наше счастье во плоти.

Все ради тебя сделаем,

Только помоги!»

И тут хор умолк, оставив самую высокую ноту висеть в воздухе. Дальше под аккомпанемент сородичей и их жуткой мелодии одна из синих шляпок продолжила напев:

«Матерь наша всевышняя,

Всемилостивая и всенародная!

Услышь наши мольбы.

Благослови короля названного,

Миазавой наречённого,

Ринда, защитника нашего.

Благослови его на священный бой,

На священное избавление от ига людского,

Ненависти раздирающей.

Даруй ему силу и смелость,

Удачу и уверенность.

Соратников верных и любовь,

Что можно сквозь года пронести!»

«Когда это уже закончится?» - гадал я, не забывая стучать деревяшкой в такт. В животе требовательно урчало, и сидеть напротив исходящего паром котла было настоящей пыткой. Шляпки продолжали бормотать несвязный набор слов, то вскрикивая, то опускаясь до едва различимого шёпота. Грохот тоже то нарастал, противно стуча по барабанным перепонкам, то стихал до ласкового шелеста дерева о дерево. А я чувствовал лишь нарастание недовольства собственного организма, которого от поедания горячего жидкого блюда отделял только этот маскарад.

Но наконец пение прервалось, лишь рокот по тарелкам нарастал, размах ложки до посуды становился все меньше и меньше. И вот, кульминация! Импровизированная музыка достигла своего долгожданного апогея и, как и прежде пение, прервалась, но больше уже не начиналась. Певшая последней девушка подмигнула мне и скрылась в толпе. И именно окончание своеобразной молитвы послужило сигналом к приёму пищи.

Все шумно выдохнули, когда наконец один из шляпок поднялся со своего места и подался к котлу, опустил туда ложку, зачерпывая себе похлёбки, и вылил содержимое в тарелку. Попробовал и повернулся ко мне с улыбкой до остроконечных ушей. Еда не отравлена, вот что хотел он показать этим жестом.

- Можно накладывать, - возвестил он, но никто не шелохнулся. Я недоуменно огляделся по сторонам, ожидая хоть какого-то движения, и тогда слово молвил Сеорвилль, со снисходительной усмешкой смотря на меня.

- Первыми, по нашей традиции, еду накладывают пришедшие ко двору. А поскольку настолько высокопоставленные гости в наших краях бывают очень редко, они без очереди удостаиваются подобной чести. Уж вам ли не знать, разве во дворце не преподавали правила этикета разных рас фейри? – усмешка переросла в едкую ухмылку, но я не повёлся. К сожалению для шляпки, меня не пронять такими дешёвыми провокациями. Пусть я и был слишком молод по меркам фейри, даже не достиг возраста зрелости, обычно наступавшего после сорока пяти лет, жизнь научила держать лицо и в полной мере показала, зачем это. Хотя подначка была чересчур откровенна. Даже Бигги, быстрее меня сориентировавшийся и сейчас накладывавший в миску еды, оторвался от своего занятия и недоуменно воззрился на главу посёлка. Сеорвиллю не было известно, что я, в отличие от своей семьи, хоть и не попал чудом в плен и выжил, но подвергся воздействию сильнодействующего заклятия и потерял память. Но он прекрасно знал, что никакому этикету меня никто не обучал, а потому бил в больные точки, видимо, желая отыграться за мою дерзость, порочившую его авторитет перед остальными шляпками. Только я не понимал, какой во всём этом был толк?

Я пожал плечами. В этот момент белый туман вновь благожелательно уступил мне кусочек воспоминаний, позволяя поставить заигравшегося зазнайку на место.

- Насколько мне известно, - нарочито скучающе улыбнулся я и поднялся со своего места, чтобы тоже наложить еды и не заставлять остальных ждать, - этикету других рас обычно учат только главного наследника престола. Для остальных это не является необходимым, поскольку все надежды возлагаются лишь на старшего. Но только в том случае, если первый наследник не способен занять причитающееся ему место, этикету начнут обучать второго и даже третьего в очереди. Если мне не изменяет память, Аарон был совершенно здоров, а потому, в моем обучении как запасного наследника не было столь явной необходимости.

- Как несправедливо, - прозвучал из толпы женский голосок, а я лишь хмыкнул, отвернувшись к котлу. Конечно, несправедливо, когда про твоё существование забывают практически все, но самое главное, собственная семья. Становится вообще не до изучения этикета, ведь ты думаешь лишь о том, как выжить и не быть съеденным ядовитым клубком змей.

Да и вообще, жизнь сама по себе чертовски несправедливая штука.

Наложив пищи, я вновь сел на отведённое место и принялся есть. Едва мне стоило отойти, как этот маленький народец гурьбой ринулся к котлу, наперебой макая ложки в пряное варево. Я посмотрел в тарелку и внимательнее вгляделся в её содержимое. В деревянной плашке плавали нежные кусочки красной рыбы, грубо порубленные четвертинки молодого картофеля, крупные кусочки разварившегося лука и сладкой моркови, а в капельках жира, барахтавшихся на поверхности бульона, мелькали пёрышки ароматной петрушки и палочки душистого укропа. Именно они давали то пряное благоухание, которое я успел уловить ранее.